ДАМЫ. Деревенские будни

Мама и Сонечка частенько заглядывали к Валентине Фёдоровне.
Старушка жила одна, в большом доме напротив, и всегда была рада гостям, а Сонечке особенно. А мама и Сонечка не просто так заходили, а заходили помогать.  Сядут на лавочку перед домом и помогают.  Вот и тут зашли помочь  старушке складывать дрова. Валентина Фёдоровна не удержалась и подсела к помощницам. Сидят на лавочке, радуются хорошей погоде, солнышку. Сонечка любила разговоры, а Валентина Фёдоровна любила поговорить.
И предалась она воспоминаниям.
Всю войну проработала санитаркой в детском санатории, что на берегу Исети. Его хорошо видно, когда проходишь по плотине. Было ей тогда шестнадцать лет. Тятенька ушёл на фронт, и пришлось девочке пойти работать. Вскоре в деревню приехали эвакуированные из Одессы. Приехали со своим медперсоналом и со своими больными. Санаторий переоборудовали под госпиталь. И стала Валюша работать в новом коллективе.
 - Такие все хорошие люди были, - бормочет старушка.
- А куда ваш персонал делся? – спрашивает мама.
Старушка удивлённо смотрит на маму и говорит:
- Так ведь на фронт все ушли.  Ох, и потаскала я на себе гипсовых кукол.  Однажды так устала, что прямо на посту и уснула. Главный врач, Мосей Мосеич,  добрый был. Даже не заругался, а отправил меня домой, чтобы выспалась.
Задумалась Валентина Фёдоровна, словно ушла в то время.
- Ну, а дальше, - не вытерпела мама.
- А, что дальше. Освободили Одессу, они все и уехали домой.
- А ваши? - не унималась мама.
- А наши-то? Да почти все погибли, и тятенька мой тоже.
Валентина Фёдоровна поднялась было, чтобы пойти к поленнице, но так и осела.
По другой стороне  улицы шёл высокий, элегантно одетый мужчина. Коричневый бостоновый костюм,  при галстуке, неизменная шляпа и чуни. Это Николай Васильевич, в просторечии Николаша, муж недавно умершей Анны Петровны.
Работала Анна Петровна  главным бухгалтером на Изоляционном заводе. 
Да почти вся деревня работала там.
 Это видно было по заборам –   многие заборы  из текстолитовых обрезков. Дворы устланы текстолитовыми плитами.
Все и всё в свой дом.
Не оставляли без внимания и совхозные поля. Скотина ведь в каждом дворе.
 Всё успевала Анна Петровна. Работящая была.
Бывало, уберут совхозное поле рабочие, комбайн ещё не отъехал, а Николаша и Анна Петровна грабли через  плечо,  на мотоцикл и в поле.
Через часок возвращаются обратно.
Мотоцикл трещит, а ни Анны Петровны, ни мотоциклиста не видно. Огромный мешок, словно воздушный шар, набитый силосной крошкой проплывает мимо окон. И так до глубокой ночи.
Не отстают и остальные,  скребут и скребут эту крошку.
Завтра, в шесть утра придут трактора и всё перепашут.
Хорошее молоко у Анны Петровны, а сметану можно намазывать на кусок ножом.
В те годы никто и понятия не имел, что такое пальмовое масло.
Мама и Сонечка покупали у неё молоко, творог, сметану.
Всё прямо из-под коровы.
Ванечка, младший мамин племянник, гостивший всё лето у Сонечки,  удивлённо спрашивал:
  - И творог прямо из-под коровы?!
Мама и Сонечка хитро переглядывались и кивали головой.
 – Прямо из-под коровы.
Остался Николаша один-одинёшенек и начал постепенно пропивать нажитое.
То с ковром через плечо, то  с меховым манто подмышкой пробегает мимо наших окон.
А накануне обменял он цветной телевизор на 15 бутылок.
В ту пору появились в деревне  «благодетели» с гор, принимали всё.
Сняли «благодетели» рядом с нами домик, что напротив колодца, и полилось рекой «палёное» производство.
Приезжает огромная фура ещё в темноте, что-то выгружают, что-то загружают, и глядишь, с утра потянулись жаждущие и страждущие…
Поравнявшись с домом, где на лавочке сидели Сонечка,  мама и Валентина Фёдоровна, Николай Васильевич приподнял шляпу, поклонился и вежливо спросил:
- Дамы, у вас есть, - он щёлкнул пальцами себя по горлу, - выпить?
Дамы, опешив, чуть не свалились под лавку.
- Можете себе представить, - чистосердечно продолжил он,  – выпил  вчера пятнадцать бутылок  и ни в одном глазу!
Увидев, что от онемевших дам никакого толку, Николаша юркнул в заветные воротцы «благодетелей».