Трещина

      Июль – август 2000 год
   
   Подо мной раскрывшаяся пасть бездонной трещины. Зацепившись буром за ее ледяные края, я повис над открывшимся провалом. Любое неосторожное движение грозит новым обвалом снежного наста, и тогда я рухну вниз. Осторожно поворачиваю голову в сторону, где шёл Мишка. Ледяная поверхность пустынно блестит в солнечных лучах. И только в том месте, где шел мой друг, раскрылась жуткая «улыбка» укрывавшейся под снегом трещины… 

  Накануне
 
  В ту ночь она не осталась со мной в палатке. Может это было и к лучшему, но тогда я на нее обиделся. Да и заснуть после  сумбурного, полного неожиданностей, дня было сложно.
  Почти месяц мы проводили исследования высокогорного озера. Пробы донных отложений, сбор гербария, геодезическая съемка – научная сторона; с другой же неоднозначное общение с местными жителями и рыбаками, расположившимися с нами по соседству. Хотя это мы разбили лагерь на горбатой косе, где их юрта уже почти месяц одиноко белела на берегу озера.

  Рыбацкая артель состояла из русских жителей Кызыла (столицы Тувы), и у каждого без исключений за плечами был нелегкий жизненный путь.
   Их «вожак» Валера - могучий сибиряк, был человеком столь же необычным, как и вся природа вокруг. В суровую зиму несколькими годами ранее он провалился под воду, переезжая озеро на снегоходе. Сколько нужно было сил, чтоб в одиночку вытащить этот снегоход из-под воды и добраться до жилья, мы даже не могли представить. Вот только не прошло для него даром ни купание в холодной воде, ни многокилометровый бросок в лютый мороз с промокшими ногами – началась гангрена, и врачи ампутировали ему обе ноги. Теперь он неторопливо вышагивал на протезах, а чаще ездил в своей машине ГАЗ–66, используя её проходимость. Он вызывал уважение и непонятное расположение, которое свойственно истинным сибирякам, хоть мы и знали его всего несколько недель. Мощь его тела сочеталась с мудростью, во много повидавших синевато-серых глазах.
 
 Примерно так же к нему относились и сами члены артели, и местные жители из соседних юрт, с которыми мы виделись довольно часто.
 
 Сначала помогли напилить и вывезти им из леса дрова. Потом нам в благодарность устроили обед. Там мы и познакомились с местной молодежью, среди которых выделялись Чейнеш и Чойган девушки, почти не говорившие по-русски, но при этом прекрасно понимавшие нас.

 После помощи с дровами и ответного обеда отношения между нами стали более теплыми и дружественными. Мы несколько раз приходили к ним за хлебом, они же, в основном молодые, приходили к нам в лагерь, с любопытством наблюдая за полевой исследовательской жизнью.
 
 День нашего отъезда приближался, когда между нами и рыбаками зашел разговор о дальнейших планах.

 Выслушав, что мы собираемся отправиться к подножью высочайшей горной вершины Тувы – Монгун Тайге, Валера серьезно предупредил нас о том, что для местных жителей эта гора священна, и, как водится в таких случаях, на посещение священных мест вводится табу. Наш руководитель, неоднократно бывавшая в этих местах, с улыбкой сказала, что нас суеверия не касаются, тем более что она уже принимала участие в экспедиции к Монгун Тайге, и её участники безболезненно для себя поднимались на вершину. Валера пожал плечами: мое дело предупредить. Впрочем, планы не поменяли бы всё равно – еще в Петербурге мы договорились с руководителем параллельной нам гляциологической (исследование ледников) экспедиции о встрече в условном месте неподалеку от вершины.   

 Местные жители, узнав о нашем отъезде, устроили «прощальный банкет», на котором выложили все яства местного стола. Здесь были и питательный талган – перемолотый и пережаренный овес, залитый кипятком; и патока – перетопленный творог, залитый маслом. Стал уже традиционным вкус зеленого чая с молоком, солью и сахаром. Но особой экзотикой для нас была арака – молочная водка. В ней было около двадцати градусов, и пилась она очень легко, расслабляя тело и веселя душу.

Настало время подарков: каждому по литровой бутылке топленого масла и по полуторалитровой бутылке араки. Гостеприимству хозяев не было предела.
Наверняка и они знали о цели нашего маршрута, но разговор на эту тему не заводили, лишь вежливо улыбались и подкладывали еду в опустевшие миски, да не давали оскудеть нашим чашкам, подливая араку.

 После очередной чарки мне было трудно отвести глаз от Чейнеш, что не укрылось от нее.

 Потихоньку все покидали юрту разгоряченные принятой дозой спиртного. Рома – самый младший участник экспедиции со свойственным ему задором договорился с тувинским парнишкой покататься на его мотоцикле.

 Потихоньку все собирались у машины готовясь отправляться. Чойган и Чейнеш тоже появились у машины одетые в куртки, и только когда мы усаживались в кунг, стало ясно, что они решили проводить нас.

 Водитель и руководитель экспедиции сели в кабину. А мы, помахав из кунга на прощанье гостеприимным жителям озерной долины, заваленные запасами араки, продолжили банкет. Веселье становилось все жарче, и девушки, севшие к нам в машину, не стали высаживаться на границе долины, махнув неопределенно водителю – едем дальше. Постепенно всё происходящее стало восприниматься как в тумане.

 Рома подарил Чойган книжку Юрия Никулина, которую вслух читал всю дорогу, вырывая нас из тувинской степи в мир московских цирков. Чейнеш которая становилась мне все ближе с каждой минутой, я не нашел ничего лучше чем подарить часы. В ответ на моем пальце оказалось маленькое медное колечко, которое до этого украшало ее пальчик. Понимая значимость подарка мне ничего не оставалось, как поцеловать её в благодарность.

 Еще несколько часов пути, и впереди вырос огромный горный массив украшенный снежной шапкой – мы прибыли к месту встречи. Спустя несколько минут навстречу машине выбежал мой однокурсник Михаил – теперь уже аспирант Петербургского Университета.

 Экспедиции встретились у подножия Монгун-Тайги. И хотя встреча была запланирована еще в городе, тем не менее, необычно смотрелись знакомые лица за тысячи километров от родного дома.

 Конечно, они были удивлены как нашим состоянием, под влиянием выпитой араки, так и нашими необыкновенными спутницами. Шатёр – кухню мы ставили сорок минут, хотя в обычное время нам на это хватало пятнадцати. Ночевали мы в кунге, но с учетом неожиданных гостей пришлось поставить маленькую двухместную палатку, в которой, само собой получилось, оказались мы с девушкой, отправившейся за десятки километров от дома ради молодого человека. Однако её подруга нарушила нашу идиллию. Воспитанная в строгих правилах она отказалась ночевать одна среди мужчин, и Чейнеш отправилась к ней. Мне оставалось лишь закутаться теплее в спальник и, ворочаясь, в одиночку отправиться в царство Морфея, чтобы восстановить потраченные за день силы и подготовится к испытаниям, которые нам готовил наступающий день.
 
 Работа

 Предложение Игоря Григорьевича, возглавлявшего гляциологические исследования, сходить «наверх», мы восприняли с энтузиазмом. 

 - … Всё просто. Зайти на ледник Левый Мугур. Забурить рейки на полтора метра. На следующий год по рейкам можно будет определить скорость стаивания ледника.

 Примерно так объяснял нам сегодняшнюю задачу Мишка.

 - Что одевать на восхождение? Ну, свитера хватит одного… Носки шерстяные обязательно… Шапку желательно возьмите. Это здесь, внизу, жарко, там все это понадобится. Короче, не маленькие, сообразите.

 Подъем на ледник наметили на десять утра. Времени как раз хватало на то, чтоб завтрак плотно обосновался в наших желудках, а мы успели одеться соответствующим образом. Утреннее солнце показало все немного в другом свете и тувинские девушки, почувствовав, что становятся «лишними», засобирались.

 Я не знал, как поступить и, смутившись, спрятал подаренное кольцо в карман, пообещав себе одеть его, если окажусь на вершине горы.

 Через полчаса Рома, с которым мы дважды посещали Водлозерье, Коля – старый полевой и общажный товарищ, и я присоединились к уже готовому Мишке. Со времени последней совместной практики, которую мы проходили в годы учебы в университете, он изменился. Сейчас он выглядел, как истинный географ – «полевик»: заросший и загорелый за месяц беспрерывных хождений в горы в потрепанной, видавшей виды куртке на широких плечах; в еще недавно новеньких, но теперь совершенно стоптанных ботинках. Очки на лице прибавляли его виду кабинетную интеллигентность ученого. За плечами висел рюкзак с экспедиционными мелочами: полевой дневник, рулетка, компас, высотомер и ряд других необходимых вещей.

 - Ну, что же! – обратился к нам подошедший Игорь Григорьевич. – Десять часов! Вы готовы?
 
 Мы утвердительно кивнули.

 - Тогда вперед! Михаил дорогу знает. Встретимся у ледника.
 - А как же вы?
 - Я вас догоню. Ваша первая задача догнать и перегнать вон ту девушку, - Игорь Григорьевич указал рукой на перевал, куда нам предстояло идти, – она ходит медленно, поэтому вышла раньше. На леднике же все должны быть вовремя!
 
 Легко сказать догнать. С нас сошло семь потов прежде, чем мы догнали Олю – участницу экспедиции Игоря Григорьевича. Самого руководителя, вышедшего позже, мы встретили уже рядом с ледником, где он надевал теплую одежду! Многолетний опыт хождения по горам, хорошее знание местности и колоссальная выносливость позволили ему с легкостью обогнать нас, каждые пять минут останавливавшихся перевести дыхание. Здесь с прошлого раза его группой  были оставлены алюминиевая снегомерная рейка, ледовый бур и несколько деревянных реек, которые нам предстояло воткнуть  в тело ледника. 

 - Михаил, передайте кому-нибудь из ребят рюкзак – пусть разомнутся, – сказал Игорь Григорьевич взглянув на Мишку.

 - Да, ладно, – Мишка отрицательно мотнул головой. – Я уже к нему привык.
 - Миша! Ты хоть в него заглядывал перед подъемом? - спросила Оля.
 - Никуда он не заглядывал, - не дал ответить Мишке Игорь Григорьевич. - У меня давно зреет идея положить в рюкзак кирпич. Он так, наверно, и притащит его на ледник.
 - А чего там смотреть, - Мишка под всеобщий хохот смущённо пожал плечами. – Раз положили, значит нужно.

 Первые забуры мы делали в части ледника, напоминавшей ковш, заканчивающийся обрывом. С двух сторон его ограничивали ледяные склоны, третью составляли огромные каменные валы.
 
 Вся поверхность льда была испещрена маленькими безобидными ручейками. Они весело бежали, сверкая в лучах восходящего Солнца, незаметно сливаясь, чтоб в долине превратиться в могучую горную реку.

 Реек следовало забуривать как можно больше с интервалом в сто метров по высоте. Бур несли по очереди. После четвертого бурения, взвалив на плечо железный коловорот, я пошел впереди всех по скользкому склону, становившемуся все круче и круче. Поднявшись на сто метров, я оглянулся на руководителя, но Григорич махнул рукой - продолжать движение. Бур с каждым шагом становился все тяжелее. Сзади послышалось прерывистое дыхание – меня догнал Мишка.
 
 - Долго… еще…идти? – спросил я, пытаясь отдышаться.    
 - Возможно…, - сказал он вполголоса. - …Григорич ведет нас к вершине!
 
 Глаза его сверкали. Еще бы! Стоять лагерем целую неделю возле высочайшей вершины Тувы, так и не побывав на ней.
 
 Высота Монгун-Тайги 3970 метров! Лагерь стоял на высоте две тысячи шестьсот метров. Таким образом, если Мишкины предположения верны, то за сегодняшний день нам предстояло подняться на высоту тысяча триста метров. Ну, и, соответственно, спуститься. Впечатляло!
 
 - … Сегодня мы должны достигнуть вершины Монгун-Тайги и забурить там рейку, - слова Игоря Григорьевича на ближайшем «перекуре», расставили точки над «i».
 
 Рома с Колей без энтузиазма восприняли эту новость. Мишка загорелся, он давно мечтал о покорении вершины. Я же не знал радоваться мне или впадать в отчаяние от предстоящих часов мучительного подъема. Я даже не смог восхититься великолепием долин и озер, открывшихся нам с высоты, просторами Монголии, расположившейся рядом и отлично просматривавшейся отсюда. Я только холодно смог констатировать – красиво. И все. Никакой эстетики. Никаких эмоций. Просто факт.

 Два пологих склона образовывали своеобразные плечи - ступеньки, ведущие к вершине. После первого плеча, на преодоление которого нам потребовалось чуть больше часа, остановок стало значительно больше. Физически восстанавливаться еще удавалось, а вот дыхание возвращаться в норму не желало. Сил передвигать ноги у нас с Колей хватало, но на Роме уже «не было лица».

  На втором плече, во время забуривания предпоследней рейки у нас сломался бур. Здесь подошедший последним Рома выдохся окончательно.

 - …Игорь… Григорьевич…, - прерывисто дыша, начал он. – Я больше… не могу… идти…
 - Роман! – твердо произнес Игорь Григорьевич. – Вас с собой никто не тянет на вершину. Но дело в том, что у вас просто нет выбора. Спустится по склону такой крутизны, по которому мы поднимались, практически невозможно! Ближайший же нормальный спуск находится за вершиной.   

 Это был единственно возможный способ привести Рому в чувство. Больше Роман на эту тему разговоров не заводил просто молча двигался вперед.

 Мокрые от пота ноги. Ослепительная белая поверхность вокруг. Звук собственного дыхания. Пятьдесят шагов – остановка. И вновь изнурительный подъем.
 
 Шагая за Игорем Григорьевичем, я уткнул свой взгляд в его ноги. За мной шел Мишка с буром. Ни я, ни Коля, ни Рома с деревянной рейкой, которую он использовал в качестве посоха, нести бур уже не могли. Для меня этот подъем превратился в борьбу с самим собой. Во мне еще горел огонек интереса, выдержит ли мой организм это нелегкое испытание? Любопытство – неистребимый стимул путешественников поддерживал мои силы. Оля, Коля и Рома шли последними, периодически падая на ледяную поверхность - отдыхая. Я бы и сам с удовольствие свалился на снег, но чувствовал – стоит лечь, встать я уже не смогу. Игорь Григорьевич проходил ровно девяносто шагов, потом останавливался отдохнуть и продолжал подъем. Перед вершиной у меня появились силы прибавить ход, чтоб быстрее закончить подъем.   
 
 Вершина представляла собой снежное плоскогорье, в центре которого альпинисты, изредка наведывавшиеся сюда, вбили деревянный штырь, обозначающий самую высокую точку Тувы.

 Я закрыл глаза и присел на корточки, отдыхая в царстве непрерывного и сильного ветра, пока подходили ребята. Часы Игоря Григорьевича показывали пять часов.
 
 - Женя! Мы же с тобой на вершине!! Забраться на высочайшую гору этого края. Это рекорд!
 
 Я открыл глаза. Рядом со мной стоял Мишка. Мой утомленный вид заставил его добавить.
 
 - А за рекорды нужно платить.

 Тошнило от переутомления и высоты, поэтому меня больше занимало отпустить содержимое желудка на волю или оставить на месте, но я все-таки ответил.

  - Миша! Если рекорды мешают здоровью, то ну их… эти рекорды.

 Наконец, я пришел к выводу, что остатки пищи во мне представляют слишком большую ценность, чтоб её «выбрасывать». От принятого решения сразу стало легче и я огляделся. Облака, ставшие теперь совсем близко, угрожающе темнели прямо над головой. Разгоряченные подъемом тела начали охлаждаться. Пора было уходить. Все приободрились в предвкушении спуска.   
 
  - Евгений! – обратился ко мне Игорь Григорьевич. – Возьмите у Михаила бур.
 
 Я беспрекословно принял от Мишки тяжелую ношу, он и так протащил его за нескольких человек, чем помог всем нам достигнуть вершины.

 Я достал из кармана кольцо и одел на палец, пусть греет теплом человека, которому ты нужен. На улыбки и косые взгляды мне было уже наплевать.
 
 - Женя, устанешь – скажешь. Я тебя сменю, - обратился ко мне Коля, тоже потихоньку приходя в себя.
 
 Я не замедлил его «подколоть».
 - Уже устал…, - хмыкнул я, выжидающе глядя на него.
 - Ну, и неси сам, - не остался в долгу друг.

 Довольные друг другом, что еще не потеряли чувство юмора, мы потянулись вместе со всеми вниз по склону, вспахивая девственно чистую снежную поверхность. Дорога вниз буквально заставляла бежать. Да никто из нас и не противился всемогущей силе тяжести, пьянея от мысли, что идем обратно. Игорь Григорьевич даже одёрнул бегущего впереди Рому.
 
 - Роман не бегите. Нам предстоит не только спуск… Нужно будет преодолеть перевал. Не расслабляйтесь и рассчитывайте силы.   

 Впрочем, особо это никого не остановило. Апатия – родная дочь усталости, затмила внимание. Мир приобрел ирреальные черты. Совсем не кстати выглянуло Солнце, ослепляя снежной белизной ледников. Спуск привел нас к обрыву. Игорь Григорьевич с Олей отошли дальше от края обрыва, а мы, перепрыгнув сеть небольших смерзшихся трещин, двинулись метрах в ста от края обрыва. До конца ледниковой шапки оставалось около полукилометра.
 
  Падение

 Мы с Мишкой шли впереди, параллельно друг другу. Рома с Колей чуть отстали, о чем-то беседуя.   
 
 Путь нам преградила узенькая, не больше десяти сантиметров, змейка свежего снега, четко выделяющаяся на серовато-белой поверхности ледника, явный след притаившейся трещины.  «Не хватало еще ноги поломать», - подумалось мне.   

  - Мишка, впереди трещина! – предупредил я друга.  После чего прыгнул через нее, чтоб случайно не попасть в нее ногой.
 
 Мир изменился. В пространстве, что-то произошло.
 
 Снежный наст уходит из-под ног. Все вокруг рушится и приходит в движение.

 В течение секунды в голове проносится веер мыслей.
Первая с хвастовством: «Мужики! Прикиньте, я в трещину попал»!
Вторая: «Я же ВИШУ на БУРЕ, зацепившемся за края трещины!! Подо мной ее раскрывшаяся пасть…!!»

В уши проникает крик: «Ты жив?!!».
 
 Это голос Коли. На поверхности у меня осталась голова, рука вцепилась в спасительную палку бура. На безымянном пальце левой руки тускло блеснуло кольцо. Костяшки пальцев побелели, но рука мертвой хваткой вцепившаяся в бур не дала мне уйти под лед.  Поворачиваю голову влево, откуда донесся голос, чтобы ответить и вижу… Вижу Колю, лежащего перед трещиной, огромная пропасть которой скрывалась под маленькой снежной полоской. Тут меня прошибает третья – леденящая мысль – МИШКИ НА ПОВЕРХНОСТИ НЕТ!! Коля вопрошающе кричит в темный провал, в том месте, где прыгал Миша.
 
 - Мишка!? Ты жив?! Жив?!!
 
 Голос Мишки доносится откуда-то из-под меня.
 
 - Да… жив…, - голос приходящего в себя человека.
 
 В следующее же мгновение голос заглушает грохот и треск ломающегося льда внизу.
 
 Коля срывающимся голосом, просит ответить Мишку. Секунды, растянувшиеся до бесконечности. Молчание. Воздух ощутимо начинает сжиматься удушливой петлей непоправимого. Проходит полминуты. Коля продолжает безуспешно докричаться до Мишки.
 
 - …Да…мужики…мужики… Я здесь. Вытащите меня отсюда! – в невнятно донесшемся до нас голосе из черного чрева трещины отчетливо слышны нотки отчаяния и страха.
 - Сейчас, - отвечает Коля Мишке, который, судя по далекому голосу, провалился еще глубже.

 Теперь до меня начинает доходить опасность моей ситуации. Стоит только мне неправильно дернуться, и выступающие кромки льда, за которые зацепились края бура, обломятся, после чего я мгновенно присоединюсь к Мишке. Чтобы ослабить давление своей «спасительной соломинки» на казавшийся теперь таким непрочным лёд я уперся ногами в выступающую стенку трещины, перенеся часть своего веса с бура.    
 
 Сзади слышится голос подползшего ко мне Романа.
 - Ты как?
  - Вишу, - отвечаю, стараясь не делать резких движений.
 - Рейку сможешь взять? – он протянул мне из-за спины деревянную рейку.
 - Вряд ли…, - отпустить бур я не рискну.
  - Осторожно! – сзади подполз Коля. – Здесь все может рухнуть! Женя, сейчас мы тебя вытащим, ты только не двигайся.
Друзья схватили меня за шиворот, рывком вытащили из трещины и, подхватив под мышки, оттащили на безопасное расстояние.
 
 Время вновь потекло нормально и я увидел, что на противоположной стороне трещине стоит Игорь Григорьевич. До меня дошло, что ни он, ни Оля помочь нам просто не могут. Попытки перебраться к нам чреваты новыми обвалами. Мы оказались разделенными на две группы.
 
 - Игорь Григорьевич! Верёвка есть? – Коля, в отличие от меня, уже вполне пришел в себя – сказался опыт занятий спелеологией, и все его действия направлены на спасение Мишки.   
 - Да, в рюкзаке… Как там Мишка?
 - Жив вроде…
 
 Последние километры рюкзак нес я. Скидываю его с плеч и начинаю искать.
 - Мужики!… - из трещины вновь доносится голос Мишки.
 Коля подползает к краю.
 - Да?
 - Вытащите меня отсюда! Здесь холодно…
 - Сейчас Мишка.

 Верёвку я не нашел.
 - В другом отделении, - кричит Ольга.
 Нахожу моток какой-то верёвки.
 - Это не та, - увидев верёвку, сказал Игорь Григорьевич. – Была большая.
 
 В рюкзаке больше ничего нет, но для порядка я все-таки проверяю. Никаких верёвок там больше нет.
 
 - Он её выложил, - подразумевая Мишку, говорит Ольга. В её глазах слезы.

 В голове обрывки мыслей: «… он туда вообще не заглядывает… хоть кирпичи клади».
 Коля продолжает поддерживать разговор с Мишкой.
 - Мишка! Ты глубоко? Свет видишь?
 - Свет… вижу. А вот глубина… Ну, метров десять…
 
 Глядя на нас, Коля качает головой – вряд ли это возможно – не разбиться при падении с такой высоты?!
- У тебя есть паника?

 В голову пришла мысль: «Что за вопрос?... Хотя не такая уж и глупость. Надо же как-то выводить человека из шока».
 - Да, нет. Я курю, - отвечает из глубины Мишка, после некоторой паузы. Голос относительно спокойный.

 Это простое выражение немного сняло нервное напряжение.
 - Ну, если курит, - говорит Игорь Григорьевич. – Значит в порядке.

 И крикнул в темный провал.
- Миша! Попробуй упереться ногами в стенки и вылезти.

 Снизу до нас донесся крик.
- Нет, не могу … больно…спина…

 Спускаем в трещину верёвку, предварительно её измерив. Длина Мишкиного спасения не превышает семи метров.
- Миш? Ты верёвку видишь.
- Вижу…
- Ты можешь за нее ухватиться? – спросил Коля, опустив верёвку полностью.
- Нет. До нее еще метра три.

 Все молча переглянулись. Непроизвольно моя рука тянется к карману на брюках. Карманы забиты всевозможным барахлом: ножи, спички, нитки, карандаш, компас...
 
 Привычка, которая у многих вызывает улыбку. Но сейчас не до смеха, тем более что в кармане у меня лежит десятиметровая верёвка, которая раньше скрепляла надутую автомобильную камеру с деревянной палубой плота. На нём мы изучали озера.

 - Не выдержит, - сказал Коля, осмотрев веревку. – Если только попробовать сложить вчетверо.
Коля слоняется над трещиной.
 - Мишка! Нужно подождать минут двадцать. Нам понадобится время, чтоб все подготовить и тебя вытащить.
- Быстрее мужики…, - после паузы доносится снизу голос. И интонации в нём заставляют сжиматься сердце – как ему там?!
Коля требует от нас ремни. К веревке нужно сделать обвязку.
- Может мой рюкзак использовать в качестве обвязки? - предлагает Игорь Григорьевич.
Коля быстро осмотрел перекинутый рюкзак: лямки, пояс, пластмассовые защелки…
- Нет! Не выдержит. Лучше ремни, желательно кожаные.
Ремней нашлось два: мой, старый солдатский с бляхой и Ромин – самодельный. Оба ремня Коля закрепляет на сложенной вчетверо верёвке. Затем связывает две веревки в одну. Опускает ремни в трещину.
Мишины слова звучат как приговор.
- Нет, мне не достать… Вытащите меня отсюда!
Все обдумывают сложившуюся ситуацию.
- Игорь Григорьевич, сколько времени вам понадобится, чтобы дойти до лагеря? – Коля опять среагировал первым.
Пару секунд гляциолог прикидывал.
- Часа два туда и назад столько же.
- Назад же с подъемом? – Коля посмотрел вопросительно. – Наверное, обратно часа три – три с половиной?
Игорь Григорьевич кивком согласился.
- Тогда, может, вы пойдете за помощью? А мы сделаем еще несколько попыток достать Мишку.
До лагеря должен был идти самый быстрый человек, а быстрее Григорьича из нас никто не ходил. Кроме того, он единственный из нас знал путь к лагерю.
- В конце–концов, - продолжал Коля. – Я попробую спуститься туда. И если мы сами вытащим Мишку, то пойдем в лагерь. Он знает путь?
- Знает.
Игорь Григорьевич и Оля, которая пошла с ним, оставили из своего снаряжения все вещи, которые могли нам пригодиться:  варежки, свитер, куртку, часы. Когда они уходили часы показывали половину шестого.

   Из ледяной гробницы

 А нам приходилось рисковать: Коля сложил тонкую веревку вдвое и, перевязав спасательную конструкцию, скинул ремни вниз.
- Мишка! Цепляйся за ремни.

 Через несколько минут выяснилось, что боли в спине не позволяют поднять Мишку на ремнях.
- Вытащите меня… мужики!!

 Я старался не думать, что должен испытывать человек так зовущий на помощь.
- Сейчас, Миша…

 Коля отрешенным взглядом смотрел на нас.
- Ну…, я полез к нему.
- Он там не замерзнет? – спросил Рома, помогая Коле затянуть ремни.
- Возможно, ему теплее, чем нам. Ветра там все-таки нет…

 На Колю мы одели еще одну куртку и свитер. Часть одежды он должен отдать внизу Мишке.
- Ну, с богом!

 Теперь Коля был готов к спуску. Я подполз к трещине, и упираясь в рейки, положенные вдоль неё, чтобы снизить давление на край, держал верёвку. Рома страховал в трёх метрах от края трещины. Кто знает, на сколько могут еще расшириться её края, со стен всё интенсивнее начинали капать сосульки. Более тёплый воздух, проникая с поверхности в трещину, способствовал таянию ледяных стен, увеличивая опасность их обвала.

 Коля исчез в трещине. Веревка под его тяжестью разрезала выступающий край и уперлась в рейки. Тридцать сантиметров слежавшегося снега, в который врезалась веревка, могут рухнуть вниз, захватив попутно и меня, но выбора нет.

 - Всё мужики. Я внизу, - доносится снизу голос Коли. - …Привет Мишка! Мишка!! Да ты весь в крови. Ну, и раздолбал ты лицо себе…

 Дальше шли уже неразборчивые слова, не понятные сверху. Повернувшись к Роме я сказал.
- Коля внизу. У Мишки разбито лицо.
 
 В минуты ожидания мы расслабились и сразу же почувствовали холод. Больше всего мёрзли ноги. Это становилось мучением. Я смотрел, прыгая и притоптывая, на совершенно мрачного Рому и размышлял, куда делась та самая усталость, которая валила нас с ног у вершины. Стало немного легче, когда я представил, что вернувшись в лагерь можно будет съесть тарелку горячего супа и «хлопнуть» пару рюмок спирта из экспедиционных запасов, чтоб согреться и снять усталость. Наконец мы услышали долгожданный крик Коли.

  - Мужики!!! Потихоньку, полегоньку тяните!! 

 Начали мы бодро, но через несколько секунд услышали стон.
- Мужики, вниз!! Вниз стравливайте!! – рявкнул снизу Коля.
 
 Стравили. Оказывается, когда Мишку поднимали в воздух, веревки не давали ему дышать.
 
 Попробовали еще несколько раз. Одно и то же. Ноги у нас начали коченеть, веревка резала руки, да и Мишка был не очень легким в свои двадцать три.
Коля сделал ему ручку на веревке, чтоб он часть веса перенес на руку, но Мишке и это не помогло. Тогда Коля стал поднимать его на себе. Мишка забирался по Коле, как по лестнице, частично ослабляя давление веревки на грудь.
 
 В какой-то момент я понял, что мне может не хватить сил. Поменялись с Ромой местами. Теперь он, стоя на краю, вытягивал Мишку, и львиная доля нагрузки приходилась на него, а я подстраховывал и закреплял веревку.
 
 Но когда Мишка повис на веревке, сил не хватило и у Ромы. Пришлось рисковать – вдвоем встать у края трещины и тянуть… Когда до верха осталось совсем не много, где-то четверть расстояния, силы нас оставили. Их едва хватало на то, чтоб просто держать веревку с Мишей на достигнутой высоте. Мишка хрипел, зависнув в воздухе.
 Коля орал благим матом:
- Мужики!!! Мужики!!! Мать вашу! Тащите!! Тащите, чтоб вас!!!

 Сквозь сжатые зубы Рома сверху кричал.
- … Сил нет. Нету сил!!!

 Мы вцепились в веревку мертвой хваткой, застыв над трещиной. Долго так продолжаться не могло. От невозможности изменить ситуацию накатывало ощущение полной беспомощности. 

 К счастью Мишке удалось упереться в стену, ослабив давление веревки и дать нам немного передохнуть. Я поглядел на тяжело дышавшего Рому и вытер со лба пот.
- Ну что, еще пара рывков?
 
 Он молча кивнул и взялся за веревку. Раз, два, три и вот в расщелине показалась Мишкина шапка.  Пока я держал веревку, Рома положил рейки поперек трещины и Мишка, опираясь о них, высунул голову на поверхность.
 - А вот и я! – просто сказал он. 
 
 Мы схватили его за руки и волоком оттащили от трещины.
- Ну, как ты? – спросил Рома, отвязывая ремни от Мишки.
Мишка с залитым кровью лицом смотрел широко раскрытыми глазами сквозь разбитые очки.
- Холодно…, - не своим голосом ответил Мишка, стуча зубами. – Я весь сырой.
- Сейчас мы Колю вытащим и пойдем отсюда. Ляг пока отдохни.
- Да нет, я постою! – голос у Мишки был глухой, как будто он зажал нос пальцами.
- Что-нибудь болит Миш? – спросил я.
- Что-то под левой лопаткой, - он совершенно не двигался. Стоял и дрожал. – А так вроде ничего. Замерз только сильно.

 Колю тащить было не в пример легче, хоть он и весил больше. Забирался он, по сути, сам, почти не прибегая к помощи верёвки. Вылез весь мокрый, на носу кровоточила свежая царапина.

 Отвязывая от себя верёвку, Коля рассказывал.
- Спускаюсь, смотрю, стоит между стенок, не двигаясь и молчит. Потом поворачивается и на меня вроде как смотрит. Лицо в крови, очки разбиты. Молчит, но на звук повернулся. Я даже испугался, может он глаза повредил? Повезло ему, конечно, фантастически. Стоит на небольшой ледяной перемычке шириной метра полтора. Справа и слева трещина уходит на глубину. Дна не видно. Я туда сосульку кинул, через несколько секунд всплеск. Вода внизу. Сказочное везение. В рубашке родился… В трещине оказалось очень сыро и насквозь промокшая одежда не грела, так что отсутствие ветра мало, чем помогало… Откуда царапина? Мишка пока лез, сшиб несколько сосулек со стен. Чуть в голову не воткнулись – шапка спасла… Вы пока от Мишки верёвки отвязывали, такого там насмотрелся. Один сидишь и мысли разные в голову лезут: вытащить не смогут, верёвка лопнет, стена рухнет… Такая безысходность.
- Кстати, - сказал он мне. – Твой ремень не выдержал. Лопнул. Я вниз спустился. Смотрю – спускался то на одном ремне.
 
 Рома надел свой ремень, с честью выдержавший испытание. Накинув на трясущегося Мишку свою куртку, он посмотрел на нас.
- Долго еще стоять будете? Всё! Сваливаем отсюда.
- Я быстро идти не могу, - подал голос Миша.
- А мы и не пойдем быстро. Как сможешь, так и пойдем.
 

 Одного спасения мало

 Когда мы начали движение с ледника, от момента ухода Игоря Григорьевича минул час.

 Впереди шёл Рома со своей деревянной рейкой и простукивал перед собой снег. К счастью, сойти со снежной шапки удалось без приключений.
-           Мишка! Игорь Григорьевич сказал, что ты знаешь путь к лагерю.
- Ну, да…, - от Мишкиного глуховато-гундосого голоса становилось не по себе. – Вон там перевал.
 
 Его рука указала вперед. Перед нами расстилалась долина, с противоположной стороны которую ограждал хребет. Именно на нём и расположился перевал, который предстояло преодолеть. Предварительно нам надо было спуститься в долину и перейти её. А вот как спускаться отсюда, Мишка не знал.
 
  «Ну, ладно, - подумал я. – Как-нибудь спустимся. Через долину перейти не проблема. Главное – подняться на перевал, а там и до лагеря рукой подать». Знал бы я …

 Напоследок я взглянул в сторону ледника. Отсюда трещину нельзя было различить. Ледниковая шапка Монгун–Тайги ослепительно блестела в лучах начинавшего заходить Солнца. И во всем этом великолепии не было ничего угрожающего, как и дружественного. Природа была безразлична к нашим бедам и радостям. Это мы потревожили покой ледника и чуть не поплатились за это. Мы были гостями здесь, а гости должны соблюдать правила того дома, в который пришли.
-       Здорово здесь! Да? – Рома восхищенно оглядывался вокруг. – Жалко фотоаппарата нет.
 
 Пейзаж вокруг нас был действительно необычным. Огромные, до пяти метров в поперечнике валуны светло-желтого цвета, полуразвалившиеся, словно остатки древней крепости лежали на крупнозернистом песке.
- Останец! – прокомментировал местность Коля.
 
 Это необычное место находилось на вершине хребта, по которому мы шли в безуспешной попытке найти спуск. Со стороны склон кажется вполне проходимым. Смотришь на него сверху и становится ясно, что крутизна склона здесь спуститься не позволит.

 Путь вниз, выбранный нами, представлял собой гребень сложенный крупными камнями и валунами.

 Рома страховал Мишку на спуске, а мы с Колей побрели вперед, выбирая наиболее удобный маршрут. Чем ниже мы спускались, тем опаснее становилась дорога. Крутизна склона становилась всё больше, а камни становились всё менее устойчивыми.
 
  Несколько раз крутизна становилась такой, что казалось мы  зашли в тупик. Но облазив гребень, спуск всё же находили.
- Нет, ну как всё-таки Мишке повезло, - Коля озвучивал мысль, до сих пор кружившуюся у меня в голове.
- Если бы ты ещё туда попал… - сказал Коля, поворачиваясь ко мне. – «Кранты» и тебе и Мишке.

 Я остановился перевести дыхание. Бур, прижившийся на моем плече, выматывал остатки сил. Взгляд упал на перевал и на фоне неба мне показалось, что я вижу фигуру.
- Да…Похоже. Я даже две фигуры различаю, - подтвердил Коля, когда я обратил его внимание на перевал.
- У вас галлюцинации, ребята! – Рома как всегда непосредственно излагал свое мнение. Правда, через несколько минут он согласился с тем, что на перевале действительно кто-то есть.
 
 Часы показывали восемь. При удачном раскладе это мог быть Игорь Григорьевич на пути к нам.

 - Э–ге–ге–гей!!! – во всю глотку прокричал Коля. Несколько камней на расположившимся рядом с нами осыпном склоне, прошуршали вниз, увлекая за собой песок и валуны. Коля замолчал. Обвала нам только не хватало.

 - Он не протянул бы внутри трещины пять часов до прихода Игоря Григорьевича, - вполголоса сказал мне Коля, – максимум часа три и все. Вымерзаешь там очень быстро. Кругом сырость и холод…
- …и темнота, - добавил я.

 - Не совсем. Как таковой темноты там нет и от этого еще хуже. Сквозь толщу льда пробивается призрачный свет. Его как раз хватает, чтоб понять глазами, где ты находишься. Ощущение такое, будто бы вся эта масса льда вознамерилась тебя раздавить. В лед вмерзли маленькие мушки, их там тысячи. Впечатляющий пример…
 
 Подул холодный ветер, погода начала портится.
Меня все больше и больше тревожила одна мысль.
- Коля! Знаешь, кого мы видели на перевале? Мы видели действительно Игоря Григорьевича с Олей. Только они шли не к нам, а в лагерь!… Сам подумай. Идем мы уже больше двух часов, и сколько мы прошли? Мы даже еще не спустились. Пусть мы идем с Мишкой медленнее, но даже с учетом этого Григорьич по времени не успевает в лагерь. Кстати, ведь с ним еще и Оля.
- ...?
- Если, конечно он не нашел другой, более удобный спуск.
- Вряд ли. Судя по всему, это единственная дорога.
- Тогда это точно он. А это значит, что в ближайшее время помощи не будет.
 
 Рома с Мишкой спокойно встретили наши выводы. Они были слишком поглощены спуском. Не оступится. Не упасть. Каждый шаг – риск. Каждый камень – затаившаяся опасность. Я вновь ушел в себя, начав представлять, что придя в лагерь, выпью кружку сладкого горячего чаю и заем куском белого хлеба с сыром.
 
 Черная туча крышкой захлопнула над нами небо. Пошел град. Камни намокли и стали скользкими. В очередной раз нам повезло. Непогода застала нас в конце спуска, когда до долины остались десятки метров.
 
 Мы спустились. И тут же перед нами возникло первое препятствие ледниковой долины – стремительно несущийся горный ручей. В некоторых местах ручей нырял под ледяные арки, но перейти по ним вряд ли кто-нибудь из нас решился бы. Ухнуть в клокочущую стремнину потока, такая перспектива никого не устраивала.

 Пройдя вдоль ледяного «бобслея» (именно его напоминал ручей, бегущий в изворачивающемся ледяном ложе), мы нашли место, где расстояние между берегами было минимально. Из ручья торчал камень, по которому Коля перепрыгнул пенный поток. С помощью рейки, протянутой через «бобслей» мы с Колей помогли перебраться Мишке.

 Ледниковая долина оказалась не столь гостеприимной, какой казалась сверху. Языки льда чередовались с грядами мореных валов. Всё пространство долины было прорезано «бобслеями». Мы насчитали их больше пяти штук. Но вот и они остались позади.
Перед нами возвышался перевал.

- Я не смогу подняться.
 
 Все посмотрели на Мишку, хотя и так было очевидно, что перевал ему не по силам. Нам и то трудно было представить, где взять силы на подъем.
 
 Рома решительно посмотрел на меня.
- Идите вдвоем с Колей в лагерь, через перевал. Мы пойдем по долине в обход. Всё равно Мишке здесь не забраться. В лагере скажите, где мы идем, пусть вышлют навстречу машину.

 Идея всем показалась разумной, хотя не могло не тревожить предстоящее разделение.

 На часах было половина десятого вечера. Никто не рассчитывал, что прохождение долины займет столько времени. Уже никто не надеялся на отряд спасения. Даже не беря в расчеты реальное время передвижения к лагерю, пять часов, о которых говорили Игорь Григорьевич с Колей, были нереальной цифрой. К моменту прихода спасателей совершенно бы стемнело. Отряд спасения сам был бы вынужден бороться за свое выживание.

 Рассчитывать мы могли только на себя.
Мишке же действительно повезло, после всех препятствий становилось ясно: вынести на руках человека оттуда нашими силами было практически невозможно. Счастье, что он ходил!
 
 По крайней мере, в долине реки, по которой они пойдут им ничего не должно угрожать, а нам с Колей останется сделать последний рывок.
 

  Переход через «Капкан»

 Перед восхождением на перевал мы избавились от бура и рейки, положив их так, чтоб в последствии можно было найти у подножья .

 Переутомление сказалось на зрении: Коля в сумерках почти ничего не видел, а у меня в глазах при моргании возникали огненные всполохи.
- Будем чаще отдыхать, - предложил Коля.
 
 Мы бы и не смогли быстро идти. Тем не менее, до наступления темноты нам было необходимо достигнуть гребня перевала. Мы точно не знали ни где лагерь, ни как спускаться. Надо было торопиться.

 Я пробегал по песку и камням около десяти метров, падал и отдыхал. Сквозь мокрую от пота одежду чувствовались холодные камни. Но на возможность заболеть было уже плевать. Тем более что лежа было меньше шансов сползти вниз с сыпучим песком.

 Цель: камень в семи метрах от меня. Встать. Бегом. Мышцы налиты свинцовой тяжестью. Сердце стучит в виски. Легкие как меха. Вот и камень. Упасть лицом вниз. Закрыть глаза. Отдышаться. Цель…

 С Колей мы друг друга в наступающей темноте не видели. Только периодически перекликались.
- Женя!!
- Да-а!
- У тебя как, нормально?
- Да. А у тебя?
- У меня тоже.
   Подъем продолжался.
 

 Стрелки на часах показали половину одиннадцатого, когда мы очутились на вершине.
 Ночь доедала остатки зари. Что из себя представляет спуск видно не было, не говоря уже о местоположении лагеря, затаившегося в темноте. Но удача, видимо решившая эти сутки провести с нами, улыбнулась нам вновь. Маленькая точка электрического света далеко внизу, как раз в том месте, где по мнению Коли располагался лагерь, указала нам путь.

 Во тьме мы начали очередной (какой по счету?) спуск. И буквально через двести метров уперлись в обрыв. Повернули в сторону – снова обрыв. Наконец нашли подходящий спуск, плавно подходящий к леднику.

 Постепенно склон превратился в песчаную осыпь. Идти по песку и камням постоянно осыпающимся было очень не удобно, особенно в темноте, а до ледника внизу осталось метров семь.
- Ну, что, идем на ледник? – мне не терпелось оказаться на ровной поверхности.
- Подожди, - Коля вглядывался в темное пятно на краю ледника. – Что это?
- Камень или трещина… Какая разница – обойдем!

 Коля кинул в темное пятно камень. Это был не валун, слишком уж долго летел камень. Звук ударяющегося камня как из глубокого колодца не позволял разобрать, достиг ли камень дна или ударился о стенку после пятисекундного полета. Второй камень стукнулся где-то еще глубже. Выходить на ледник с такой бездонной пропастью было безумием.

 Коля первым нарушил молчание.
- Пойдем по склону. Все равно обратной дороги нет.

 По сорокапятиградусному склону камни с песком легко сыпались на ледник.
Мы дошли до места, где склон спускался в ледниковую трещину. Камней здесь не было, удерживался только песок. Трещина воронкой вбирала в себя все, что не прочно держалось на склоне.
- Выбора нет, - Коля подошел к песчаной реке.
- А может всё же на ледник? – ледник в темноте выглядел не так устрашающе. – Ползком вокруг трещины? А?
- Нет! – в голосе Коли слышалась уверенность. – Если кто-нибудь из нас провалиться в трещину, то каюк…

 Коля пошел первым. Рванул и в два прыжка перелетел «сыпуху». Снесло его всего на полметра вниз.

 Я хотел прыгнуть сразу за ним, но песок потёк ручьями. Потревоженные человеческой ногой песчинки пытались восстановить устойчивое положение, но зацепиться было не за что, и на всем протяжении сыпучей реки слышалось шуршание движущего песка.
- Коля! Она течет! – мне казалось, что склон «поплыл» полностью и мне уже не перебраться. Страх холодком пробежал с головы до пят.
- Прыгай! Я тебя здесь подхвачу, - Коля стоял с другой стороны «песчаной реки», готовый протянуть руку.

 По сути один, два шага и все, но где гарантия, что этот шаг не приведет меня в ледяную гробницу.

 Два толчка и я, схватив Колину руку, оказался на теперь уже относительно твердой поверхности. Хотя и  здесь каждый камень норовил выскочить из-под ног. Перед следующей песчаной рекой, заканчивающейся ледниковой воронкой трещины, мы колебались меньше. «Перегорели» перед предыдущей, да и выбора уже не было. Выше нас склон становился отвесным, внизу притаился ледник, расставив капканы трещин, позади такая же «река». Дождаться рассвета? Об этом не было и речи – поблизости раздался грохот камнепада и затих где-то совсем рядом с нами. Стоять было не менее опасно, чем идти.

 Некоторое облегчение я испытал, когда мы вышли, наконец, к концу ледника, где брала начало река. Где-то в долине на ней стоял наш лагерь.
Здесь мы в захлеб пили, зачерпывая ладонями холодную и чистую воду.
Горячий чай из моей памяти ушел в прошлое. Теперь пределом моих мечтаний был стакан молока и бублик с маком перед сном.

 Река виделась нам «Нитью Ариадны», которая приведет нас домой.
Позади остался ледник, название которому было (как мы узнали позже) – Капкан.


   Вслепую по нити Ариадны

 Стояла кромешная тьма. Только иногда в рваные просветы облаков выгладывали звезды.

 На каждой остановке мы теперь пили воду, а останавливались каждые полсотни метров. Силы таяли. Чистота ледниковой воды сыграла с нами злую шутку. Она была настолько чистой, что в ней практически отсутствовали минеральные соли. Она вымывала соли из организма, обезвоживая его. Но «охота пуще неволи» мы всё равно ее пили.

 Долго наслаждаться водой нам не пришлось. Появились огромные валуны, до пяти-шести метров высотой. Речка разбилась на множество ручьев и исчезла среди камней.
 А нам пришлось довольствоваться выбранным направлением, да карабкаться, словно лилипутам, между огромных глыб.

 Камни различались с трудом, и приходилось прыгать на их неясные силуэты.
 Вероятность получить травму увеличилась до максимума. Падать стали очень часто. Особенно Коля. Каждые минуты две слышался стук падения его тела вместе с проклятиями.
- ...!
- Жив?!
- Вроде цел, - слышался усталый голос во тьме.

 «Какое счастье будет, если мы не подвернем и не сломаем здесь ноги» – размышлял я, совершая очередной прыжок в темноту. – «Шансов подвернуть ногу уже гораздо больше, чем не подвернуть».
- Нам просто повезет, если мы здесь ноги не поломаем.

 Я даже вздрогнул от Колиного голоса – думали мы одинаково. Я представил, какого сейчас Колиным ногам. Это у меня ноги плотно сидели в ботинках, а у него вообще одна пара носок. Наверно, и падает так часто из-за этого. К ботинкам я начал испытывать уважение, особенно к их прочности.

 Сорок минут прыжков вслепую и вдали вновь послышался шум бегущей воды, чудесной музыкой возвещавший о нашем приближении к лагерю.

 Мы стояли на огромном обвале – все эти валуны в неизвестное время завалили речку, но она нашла лазейку, и в ста метрах ниже возобновляла свой бег.

 Теперь уже можно было различить отдельные фонари машины в нашем лагере.

 Мы не знали, что нас ждет впереди. Реакцию людей в лагере предугадать нельзя. Может там волнуются больше, чем мы – неизвестность порой мучительнее всего. Может нас станут укорять в ошибках. Но нас не покидала уверенность – мы поступили правильно. Мы поступили наиболее рационально – в соответствии со сложившейся ситуацией. За такими мыслями я даже не сразу понял, что под подошвой моего ботинка не твердая ненадежная поверхность камня, а что-то упругое.
- Коля!! Земля!!! – я не верил своим ногам.

 Да, это была земля. Мы с Колей упали, прижавшись к земле.
Мы земные жители. Прижимаясь к теплой земле, я полностью расслабился. Я уже чувствовал домашний уют лагеря. Похожие чувства я испытал пять лет назад, вылезая из пещеры. Она была несложная, но когда спустя два часа, я выкарабкался из нее на поверхность, мне показалось, что ничего прекраснее нашего мира нет и быть не может. Травы зеленели особо яркой краской. Солнце нежно ласкало светом и теплом…
- Женька вставай, - прервал мои грезы Коля. – Нужно идти в лагерь, они же ничего не знают о Мишке.

  С трудом оторвав себя от земли, я поплелся за ушедшим вперед другом. В голове вертелась неведомо откуда взявшаяся мысль.
- А зачем мы так боролись за жизнь? Кому это надо? Ведь нам проще было остаться там…

 Он не ответил. Да, и не нужен был мне этот ответ.

 Ради себя! Ради людей. Ради людей, которым мы нужны. Ради жизни. Которая всегда ближе, чем смерть. Слишком легко мы могли сегодня потерять Мишкину жизнь. Мы сохранили ее.
 
 Жизнь хрупка. И цена жизни всего одного человека не может сравнится ни с какой другой ценностью. Антуан Сент-Экзюпери говорил: «Хотя нет ничего более ценного, чем жизнь, мы живем так, как будто бы есть что-то более ценное, чем жизнь». Сегодняшний день показал нам, что когда на чашу весов поднимается жизнь человека, перевесить ее не в силах ничего.
 
 И в самые трудные моменты нам с Колей давала силы мысль о людях, близких людях, которым мы были нужны. Которые ждут нас. Ждут в лагере. Ждут в городе. Ждут люди, которым мы дороги.
 
 Шатаясь, словно пьяные, мы перешагивали через ручьи, на которые разливалась здесь река. Подходили к лагерю молча, сил как-то проявлять эмоции не было.

 Я, не понимая, смотрел на свет от фонариков, на удивленные лица людей…

 Я чувствовал, чьи-то объятия, слышал чьи-то вопросы…    
Часы показывали час ночи.

 Только после того, как мы ответили на все вопросы, главный: «как Мишка?», нас увели, чтобы напоить и накормить. Быстро собралась и уехала давно готовая спасательная группа к Мишке с Ромой.

 Нас согрели чаем с водкой и досыта накормили. Скинув с себя промокшую от пота одежду, я вернулся в палатку к оставшимся в лагере, но очень быстро покинул её.
Все они пытались обсудить, кто был больше всех виноват в произошедшем. Кто не правильнее всего вел себя  из руководства. Это было  непостижимо для меня: как можно о чем-то говорить, искать виноватого (?), после того как Мишка вопреки всему остался жив, после того, что мы пережили с Колей. Когда нет других чувств, кроме тихой радости, что не надо больше никуда идти, и можно наслаждаться элементарным уютом лагерного быта. И главное – Мишка жив!!

 И еще меня вдруг посетило непреодолимое желание увидеть её… После событий на леднике я понял, как дорога мне эта девушка. Одна из немногих живых существ, которым я в этот момент был нужен.

 Из темноты появился знакомый, ставший очень дорогим женский силуэт. Она не ушла из лагеря, не смотря на уговоры подруги. Я подошел к ней и различил в ее глазах влагу. А потом она взяла меня за руку и крепко обняла. Молча. Слова нам были не нужны.

 И всё же ночь я провёл в палатке один. Мне нужно было прийти в себя.
Утром привезли Мишу. По большому счету он пришел сам. Машина со спасателями в темноте разошлась с ребятами, и встретила Мишку в полукилометре от лагеря, уже возвращаясь.
 
 Через час пришел Рома.
- Мы с Мишкой не сориентировались. Я то вообще здесь впервые. Миша в таком состоянии, да ещё и в сумерках местность не узнал, и мы прошли нужный поворот к лагерю. Устали решили поспать. Холода особого не было, но очень не удобно. Костёр не развести - дров нет. В общем, поспать не удалось, а Миша всё в лагерь тянет, дескать, не порядок, что нас в лагере нет.

- Уже под утро вышли к юртам. Я предложил зайти выпить чаю… «Нет, - говорит. – Ты иди, а  я здесь тебя подожду». Ладно, зашел чаю попил, перекусил, взял еды Мишке, выхожу… Нет никого! Вот тогда мне не по себе стало… Один остался… Он, видать, на автомате, на чувстве долга в лагерь и пошел. Пришлось одному идти, туда, где по моим представлениям должен был быть лагерь. Угадал, к счастью...

 Человеческий организм обладает большим запасом прочности, как физическим, так и психологическим. Мы не сломались психически, и это помогло нам выжить.
Вглядываясь следующим утром из лагеря на перевал, откуда мы с Колей пришли, нам с трудом верилось, что оттуда возможно было спуститься. В темноте, сбившись с пути, мы прошли опаснейшим маршрутом.

 Миша отделался относительно легко (как сказали в больнице): отбитое легкое и почка (которая на следующий же день после спуска вернулась на место), незначительные ушибы, поврежденное стеклами разбитых очков лицо. Ему и здесь повезло – стёкла, разрезав веки, не затронули глаза.

 Два дня он провалялся в больнице ближайшего поселка. Местные жители относились к нему очень тепло. Только выпивший представитель местной милиции всё пытался дознаться, кто и где его побил. В историю о падении в трещину он не поверил.
Два дня мы приходили в себя в опустевшем после отъезда Мишкиной экспедиции лагере.

 У меня появилась стойкая неприязнь к каменно-песчаным горным склонам, по которым мы карабкались много часов. Я перестал восторгаться кристально чистой водой горных ручьев. Они «обманули» нас. Они не утоляли жажды, когда безумно хотелось пить.

 Колины ноги до бедер были синими от ударов, полученных во время ночного спуска с перевала.

 Роме не по нраву пришлись ледники, и он заявил, что на них больше не пойдет.

 Иногда я задаю себе вопрос, что такое везение? Так ли уж случаен случай?

 Число совпадений, которые сохранили жизнь Мишке, исчисляется добрым десятком.  Упал на десять метров, а не больше. Упал - не разбился. Мог двигаться. Нашелся дополнительный кусок веревки, которого не хватало. Ремни выдержали. Веревка не лопнула. Коля, человек, благодаря опыту и знаниям которого был спасен Мишка, оказался рядом. Количество участвовавших в спасении хватало, чтоб вытащить Мишку на ледник. И так можно еще долго продолжать…
 
 Позже нам повезло с Колей при спуске с перевала. За эти сутки каждый из нас прожил не одну жизнь.
 
 Но, конечно, больше всех повезло Мишке, и, дай Бог, чтобы ему как и каждому человеку, которому пересекает дорогу жизни глубокая трещина, хватило Терпения, Друзей и Любви, чтоб преодолеть её без потерь.