Свет далекой звезды. Книга 4 Глава 13

СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ

Книга 4: "Ландыши растут не только на Земле"

Глава 13. Пламя дракона

   Король Владимеж ходил мрачнее тучи. Этот высокий мужчина со светлыми волосами, вольготно рассыпавшимися по широким плечам, обычно был спокоен и невозмутим. В юном возрасте его лица не покидала улыбка, а пронзительные голубые глаза так и стреляли в сторону придворных дам; молодых и не очень. Потому король с королевой поспешили найти ему достойную пару, которая быстро родила ему четверых детей. Но это не очень повлияло на его веселый нрав; не отвадило от милых шуточных розыгрышей, на которые он был великим мастером. А рядом всегда был друг детства, Гром. Немногие помнили трагическую историю этого приемыша королевской семьи. Парень был почти полной противоположностью Владимежа – низеньким, хотя и крепким телом, темноволосым и черноглазым. А еще – таким же любителем разыграть ближнего. Только вот шуточки предложенные, или исполненные им, часто носили мрачный оттенок. Но на любимца королевской семьи мало кто смел пожаловаться. Тот, кто был посвящен в тайну друга королевича, только вздыхали тайком, предполагая, что так его отметил своим прикосновением сам Двухголовый. Вслух, конечно, такое произнести никто не смел.
   Только когда тяжелый золотой обруч, который служил короной королям Барундии уже несколько веков, опустился на приглаженные волосы Владимежа, он наконец остепенился. Нет, не так! Огонь озорства по-прежнему бушевал в его груди, но его  скрывал тот груз ответственности, что теперь чувствовал на своих плечах молодой король каждое мгновение. А Гром затерялся где-то на третьих, и даже четвертых ролях, что никак не поднимало ему настроения. И хотя он – по требованию самого короля – мог подойти к нему в любую минуту, Владимеж чувствовал, как отдаляется от него человек, с которым он провел все детские годы.
   А может, все дело было в том, что Грому, который имел теперь титул барона и владел обширными владениями, что когда-то давно были реквизированы у казненного последователя Двухглавого, отказали в руке младшей принцессы, дочери короля Климента и Весны? Всего у королевской четы было четыре общих ребенка – все дочери. Трое старших уже сами имели детей; жили далеко от Старграда. Четвертая – совсем юная Рогнада – о замужестве пока не помышляла, хотя и была всегда окружена множеством поклонников.
    Совсем недавно Гром все-таки воспользовался дарованным правом, напросился к Владимежу на поздний ужин. Два друга выпили  вина; король заметно меньше, потому что его, несмотря на часы, что уже пробили полночь, еще ждали дела. А заметно набравшийся Гром умолял короля воздействовать на сестру; дать согласие на брак.
    - Пойми, друг, - наполнил очередной кубок барон, - не могу без нее. Вижу ее в каждой девке, что проходит мимо. А когда подумаю, что она достанется какому-то прыщавому юнцу… на части готов порвать любого.
   Короли грустно улыбнулся, отвернувшись в сторону, чтобы не видел охмелевший Гром.
   - Вот именно, - совсем по-другому посмотрел он на барона, - для тебя она девка, которая может «достаться» другому.
   Вслух же он спросил, уже догадываясь, какой будет ответ:
   - А что говорит сама Рогнада?
   - Что может сказать девчонка, которой не исполнилось и восемнадцати? - пожал плечами Гром, - смеется, и говорит, что ей еще не хочется замуж. Но если ей скажет король…
   Барон с надеждой глянул на Владимежа, и тот еще раз вздохнул. Потому что понял, что ответ старому  другу дать придется. И он посмотрел прямо в глаза барону
  - Я был бы рад породниться с тобой, Гром. Но король не будет заставлять принцессу говорить «да» против ее согласия. Ты мой друг. Но свое счастье Рогнада должна найти сама.
   - Понятно, - барон протрезвел одним мгновением.
   Он встал, с грохотом отодвинув тяжелый стул, и низко поклонился Владимежу.
   - Спасибо за угощение, Ваше Величество, - громко, совершенно трезвым голосом провозгласил он, и круто развернулся, так что король не успел поймать его взгляда.
   А может, это и было к лучшему, потому что вряд ли бы ему удалось заснуть этой ночью, загляни он в глаза, полные злости. Король так и не понял, что за порог вышел уже не друг; что одним врагом не только у него, но и у его королевства стало больше…
   Сейчас Владимеж стоял посреди тенистого сада; его лицо, и без того хмурое от вестей, что шли от тайных соглядатаев из сопредельного государства, сейчас совсем потемнело. Почти так же, как черный ствол высохшего  недавно дерева. Почему его до сих пор не спилили, не убрали, чтобы этот труп растительного мира не царапал взгляда, королю было понятно. Этот дубок они посадили вместе с Громом еще в раннем детстве, и он рос вместе с ними, быстро обогнав обоих. А вот почему он высох? Ведь все вокруг, как и всегда в этом саду, не знавшем, что такое зима, буйно зеленело и цвело…
   Совсем рядом была маленькая полянка, где можно было отдохнуть на массивной скамье. Король тяжело опустился на нее и задумался. Он знал, что за спиной почтительно замер старший садовник, который ждал его приказа относительно дерева. А Владимеж думал о том, что оно стало звеном – пусть незначительным, но весьма показательном, в той цепи странных, и даже страшных событий, что сжимались вокруг Старграда. Одним из них было исчезновение Грома. Король знал, что барон сейчас в своем замке; объезжает владения и тренирует стражу. Похвальное занятие. Только вот ни один гонец, посланный королем Грому в последний месяц, не вернулся. Вместе с вестями, что в соседнем государстве объявился опальный герцог Эргейм, это наводило на очень нехорошие выводы.
   На короля упала тень и он вскочил, постаравшись разгладить морщины на лбу. Рядом совершенно бесшумно для задумавшегося Владимежа остановилась королева Весна.
   - Здравствуй, матушка, - король прижал ее к груди, на мгновенье пожалев, что ушли безвозвратно те времена, когда можно было самому зарыться в эти объятия, в полной уверенности, что казавшиеся только что неразрешимыми проблемы тут же растают.
   Теперь все проблемы легли на его широкие плечи, и перекладывать их на мать он не собирался.
   - Здравствуй, сынок, - Весна отступила на шаг, любуясь сыном.
   Он сейчас очень напоминал отца – родного по крови отца, Света – только повзрослевшего. Вот именно с таким выражение затаенной тревоги уезжал от нее охотник из замка Гардена – страшно подумать сколько лет назад. Весна постаралась прогнать, отложить на потом всплывшее вдруг в памяти воспоминание. Потому что сейчас надо было думать о том, почему король сидит здесь в одиночестве и отчего такое хмурое у него сегодня лицо – как бы тщательно он не хотел скрыть это от матери.
   - Что-то случилось? – Весна присела рядом, и только теперь увидела засохший дуб.
   Король заметил ее порыв и незаметно выдохнул, решив, что нашел хороший повод объяснить и свой тревожный вид, и ту напряженную атмосферу ожидания грядущих неприятностей, что  сопровождала его в последнее время.
   - Да, матушка, - поднес он руку королевы к губам, - как не грустить, когда засох этот дуб. Ты помнишь, как мы с Громом сажали его.
   - Конечно помню, - засмеялась Весна, - я много что помню.
   - Только не надо обо всем говорить, - так же облегчено захохотал король, - а то Борифан весь превратился в слух.
   Борифаном звали старшего садовника, который действительно вслушивался в каждое слово, однако исключительно – как он сам искренне верил – чтобы не пропустить распоряжения насчет злополучного дерева. Он даже немного кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие. Однако гораздо громче его обозначил другой подданный – тот, что отвечал за безопасность в государстве. Старый барон Борис командовал тайной стражей больше сорока лет. Но таким встревоженным, как сейчас, невозмутимого обычно барона Владимеж не видел.
   - Ваши Величества, - Борис привычно склонился в поклоне, застыв на мгновение.
   Король видел, что эта заминка вынужденная, что старый барон, как бы не спешил сейчас к сюзерену, собирается сейчас с духом подобно пловцу, ныряющему в холодную воду. Наконец Борис разогнул спину и выдохнул обращаясь теперь только к королю:
   - Война, сир!
   - Война! – охнула рядом королева; чуть дальше испуганно ойкнул Борифан.
   - Герцог Эргейм? - назвал Владимеж имя,  которое чаще других просилось на язык в последнее время.
   - Он, Ваше Величество, - кивнул барон, - во главе сторонников Двухглавого. И с ним…
   - Говори, - повысил голос король, видя, как мучительно не решается обрушить еще одно неприятное известие на их с королевой головы старик.
   - С ним барон Гром, Ваше Величество. Со всеми своими стражниками.
   Владимеж почему-то не удивился. Только в душе, где и так было невыносимо тяжело, добавился еще один камень.
    - Собирай Совет, барон – отпустил он старика и повернулся к матери
   - Иди сынок – опять прижалась к его груди на мгновение Весна, - я сама тут всем распоряжусь.
   - Хорошо, - король перевел взгляд на садовника, - дерево пока не трогать. Срубим его после победы.
   И столько спокойной уверенности было  в словах Владимежа, что Весна невольно уверилась – все будет хорошо.
   - Как если бы, - она опять вспомнила далекую юность, - эти слова сказал сейчас Свет…
   Совет, который собрался по воле короля, был немногочисленным. Самым старым в нем был Крон, который пережил своего воспитанника, короля Климента и успел приложит крепкую руку к воспитанию молодого монарха. Обычно он сидел позади остальных, в темном углу, и мерно посапывал, лишь изредка вставляя свои реплики. Теперь же он встал и шагнул из своего угла, останавливаясь перед человеком, которого привел с собой барон Борис. Это был один из его соглядатаев.
   - Я тебя помню, - кривой потемневший от возраста палец ткнулся в грудь ничем не приметного мужичка.
   Именно так, в представлении короля, и должен был выглядеть шпион. Последний к тому же был очень бледным, с лихорадочным блеском в глазах и ввалившимися щеками.
   - Да, - Ваша милость, - поклонился подчиненный Бориса, - я имел честь сопровождать вас с королем, тогда принцем Климентом, когда на него злодейски напали люди герцога Эргейма.
   - Однако, - восхитился про себя памятью старого наставника король, - это же сколько лет прошло с тех пор? Тридцать пять?
   Сам он той первой, и единственной встречи с приспешниками герцога помнить естественно не мог – кто помнит случайных людей, попавшихся на пути человека двух лет от роду? А Крон  еще раз продемонстрировал свою удивительную память:
   - Сопровождать, говоришь? – усмехнулся он, скривив и без того покрытое множеством морщин лицо, - а не ты ли был тем негодяем, от которого Волк откусил кусок мяса… вместе с изображением Проклятого?
   - И за это я до сих пор благодарен достопочтенному псу.
   Шпион действительно поклонился в сторону другого угла, где смутно белело громадное тело еще одного безмолвного слушателя. Это был Волк – чудовищно старый, поседевший до последнего волоска, но по-прежнему могучий и страшный для каждого, кто посмел бы даже косо глянуть на Весну и ее сына. Лишь они двое знали, почему пес так упорно цепляется за жизнь; какая сила заставляет его жить и жить, уже не первый собачий век. Большую часть времени громадный пес, который к старости еще погрузнел, лежал здесь, на шкуре такого же злобного полосатого зверя, которого сам когда-то и придушил. Сейчас он глухо заворчал, услышав свое имя. А может, он тоже узнал человека, который когда-то познакомился с его зубами?
    - Ну давай, ври дальше, - кивнул старый наставник, опять отступая к своему углу.
   Шпион на заслуженного ветерана не обиделся, и продолжил свой необычный, полный страшных подробностей рассказ:
   - Все они носят на груди знак Двухглавого, - содрогнулся при имени Проклятого шпион, - и процедуры этой не избежал никто – ни в замке, ни в его окрестностях. Барон Гром сам возил по деревням служителя Проклятого с клеймом. И сила заклятия в этом клейме много сильнее, чем прежде.
   -  Откуда знаешь? – опять сорвался со своего места Крон.
   - Потому что пробовал на своей шкуре оба – и прежнее, что выгрыз Волк, и нынешнее.
   Старик протянул руку вперед, готовый содрать с груди человека, отмеченного печатью Проклятого Двухглавого, его хламиду. Но тот уже сам лихорадочно рвал на себе пуговицы, обнажая незагорелое тело. Там общим взорам, прильнувшим к худой, не загорелой мужской груди, предстали два шрама, мало чем отличимых друг от друга.
   - Это, - вспомнил опять старый наставник, - след от зубов Волка, а это?
   Шпион скривился, словно опять испытал мучения, что сопровождали сначала появление клейм, а потом их исчезновение. Впрочем самое последнее действо, как оказалось, было вполне безболезненным.
   - Это, - второй зарубцевавшейся раны коснулся не такой корявый, как первый, палец, - место, где служитель Двухглавого приложил его клеймо. Оно было холодным – в первый момент.
   - А потом? – не выдержал кто-то из членов Совета.
   - А потом пришла такая боль, что я потерял сознание. Пришел в себя уже в общей казарме. Рану не показывал никому – особенно тогда, когда с нее стала осыпаться засохшая корочка, вместе с изображением Проклятого. Думаю, что третьего клейма я просто не переживу. Потому и бежал сюда, сломя голову, как только представилась возможность. Видел там наших (он повернулся теперь к своему непосредственному начальнику, барону Борису)… Только они теперь никакие не наши.
   - А сам барон Гром, - задал вопрос начальник тайной стражи, - он тоже носит знак на груди?
   -  Не знаю, - пожал плечами шпион, - он перед нами не обнажался.
   - Неважно, - прервал его король, отчего тот поспешно запахнул на груди одежку с остатками пуговиц и низко поклонился, - не важно, какую отметину он носит на груди. Главное, что свое клеймо Проклятый оставил в его сердце.
   Владимеж в который раз мысленно отвесил глубокий поклон Вседержащему, который отвел юную Рогнаду от страшного человека, точнее нелюдя, в которого превратился его прежний друг.
   - Тебе есть, что еще сказать? – Владимеж остановил тяжелый взгляд на склонившемся перед ним человеке.
   - Только то, что люди эти, отмеченные печатью Проклятого, не боятся ни боли, ни иных лишений. По зову своего господина они готовы идти в огонь и в воду; без сомнения пожертвовать все святым…
   - Не может быть у таких людей ничего святого! – перебил его король еще суровей нахмурив брови, - иди!
   Шпион поспешно шмыгнул за дверь, а монарх повернулся к членам Совета с безмолвным вопросом: "Что можно сделать еще; кроме того что мы осуждаем здесь уже третий час?". Казалось бы все было оговорено, все силы подчитаны, все варианты отражения вражеского нашествия рассмотрены. Каждый из присутствующих знал свой участок обороны города – за открытую битву за его пределами не высказался никто. И опять – неожиданно для многих, и даже для короля, из своего угла выступил старый наставник.
   Теперь он представил перед Советом человека, при виде которого от  стола, за которым сидели вельможи и военачальники, раздались негромкие смешки. Сам Владимеж, место которого во главе стола отличалось разве что чуть большими размерами кресла, тоже едва сдержал усмешку. Главным достоинством того нескладного человечка, появившегося неизвестно откуда пару лет назад, были вечно всклокоченная бородка и странного вида стеклышки на носу, сквозь которые блестели его вечно изумленные глаза. А еще – чудовищное самомнение. Только выучив язык, на котором говорили барундийцы, он заявил, что является самым гениальным ученым всех времен и… миров. Про миры – это он зря. Лишь король, да его мать знали, что в бескрайнем космосе есть другие планеты, где тоже кипит, а может едва теплится жизнь. Из одного из таких они с Весной и Волком  и появились здесь – больше тридцати лет назад. Впрочем, Владимеж считал родным миром этот; несчастный мир, в котором все больше и больше расползалась зараза, источаемая Проклятым Двухглавым. Но в иноземность этого чудака, который сам себя называл Сергеем Котовским, а все остальные коротко и понятно – Котом – король верил. А во все остальное…
    Единственное, в чем проявилась его гениальность – в праздничном салюте, что организовал этот несчастный переселенец, которого из жалости прикормили во дворце, по случаю коронации Владимежа. Да – этот фейерверк, расцветивший ночное небо, достойно завершил тогда праздничную церемонию. Но в качестве награды Кота изгнали из дворца, и надолго. Потому что в поисках ингридиентов, которые пошли на сказочный салют, ему пришлось выгрести все городские отхожие места. С тех пор король Кота не видел. Один из остряков за столом опередил сейчас Владимежа:
   - Рановато ты явился, Кот. До победы еще далеко – так что можешь дальше просеивать дерьмо. Твоих «ракет» понадобится много!
   Король метнул недовольный взгляд на весельчака. Он понимал, что Крон привел этого нескладеху с какой-то целью, явно имевшей отношение к обороне города. Что Кот и подтвердил, направив злой взгляд сквозь стеклышки на отряка.
   - Представь себе, - без всякого почтения к барону, что влез со своими словами впереди короля, и к самому Владимежу, которому даже не поклонился, ответил он, - представь, что моя ракета, размером много больше тех, что радовали вас на празднике, залетела бы сюда. Что было бы со всеми вами?
    Бароны за столом едва не задохнулись от такой наглости – сначала от возмущения, а потом, задумавшись, от жаркого ветерка, что пронесся будто бы по этой вместительной зале. Король тоже едва не зажмурился, на миг ощутив как вокруг горят с криками боли люди, а потом плавится камень стен.
   - Ты сможешь устроить такое с врагами? – стиснул он ручки кресла, - сможешь направить свои «ракеты» точно туда, где будут наблюдать за битвой герцог Эргейм и… барон Гром?
   - Нет, - немного стушевался Кот, - ракетную установку сделать не смогу. Я ведь не металлург, и не… В общем (нехотя признал он), я мало что могу. Да и времени осталось маловато. Разве что мины…
   - Мины?
   - Да, мины. Это те же ракеты, только закопанные в землю. Враг оказывается над такой миной, и она взрывается.
   - И герцог взлетает к небу. Или то, что от него останется.
   - Именно так – взлетает к небу, - кивнул Кот.
   - Хорошо, - встал король, - ты получишь все, что нужно.
   - Так ему наверное опять нужники понадобятся, - выкрикнул опять тот же остряк.
   - Если понадобится, мы все спустимся в нужники, - сверкнул очами король, и весельчак заткнулся, низко склонив голову над столешницей; он очевидно догадался, кто из присутствующих первым полезет в выгребную яму…
   Король Владимеж стоял на  краю городской стены в самой высокой ее точке. Располагалась эта точка как раз над главными городскими воротами, и представляла собой площадку размером десять на десять саженей. Когда враг будет лезть на этот участок стены – если он доберется досюда – Владимеж будет биться рядом со стражниками, пока последний, включая его самого, не сложит голову. А вот остальным, что опасливо стояли сейчас рядом с королем, придется уйти отсюда, как бы и не хотелось им остаться. Он был сейчас безумно рад, что молодая королева - его жена - вместе с детьми уже вторую седмицу гостила у старшей дочери Весны. О том, что если заразу, которую несли с собой слуги Двухглавого, не остановить у высоких стен Старграда, она будет ползти дальше, - пока не доберется и до далекого замка, где сейчас были его близкие - он старался не думать.
   Королева Весна и ее младшая дочь, принцесса Рогнада, вглядывались вместе с королем вдаль – туда, где клубы пыли показывали, что враг уже близок. Эти предвестники кровавой бури были видны даже за холмом, что возвышался совсем недалеко от городских стен. Легенды гласили что эта гора – единственная в окрестностях Старгада – была рукотворной; что ее за века насыпали сумами воины, что когда-то приходили домой с победой… или вестью о поражении. Тогда – гласили те же легенды – главным мерилом доблести была пядь чужой земли. Другие сказки, еще более древние, рассказывали о мрачных временах, о жутких культах и о обрядах, на которых рекой лилась кровь. Как раз на склоны этого холма.
   Теперь на этом холме никого не было. Последние стражники поспешили укрыться за толстыми стенами Старграда, а вместе с ними Кот, который тянул за собой какую-то бечеву, тщательно присыпая ее землей. Он обещал, что на вершине холма не останется ничего живого – когда он дернет за ту самую бечеву. Владимеж милостиво разрешил протянуть ее прямо на эту площадку. Даже подумывал самолично отправить к Проклятому тех, кто скоро окажется на нем. А в том, что там будут вожди армии Проклятого, он не сомневался.
   Но прежде, чем непризнанный никем гений оказался рядом с королевскими особами, раздался столь характерное царапанье когтей о камень, что Владимеж, а за ним и Весна и Рогнадой стремительно обернулись. К ним медленно, но очень величественно шел по стене Волк. Это было поистине королевское шествие. Владимежу еще надо было поучиться у пса, как следует нести свое тело, не обращая никакого видимого внимания на те знаки почтения, что оказывали ему окружающие. Бароны и стражники, отступившие, оставившие королевскую семью у края площадки, невольно подтягивались, а некоторые – заметил Владимеж – даже кланялись Волку, который с каждым шагом словно сбрасывал с себя по году жизни.
   Пес остановился там же, на краю стены, коротко рыкнул в приветствии и сел. В груди его стал зарождаться злобный вулкан, и король поспешно перевел до сих пор изумленный взгляд вдаль, к холму. Увы – на нем пока никого не было, а вот с обоих сторон кургана, не такого широкого, потекла вдруг живая человеческая река. Вражеские воины с блестевшими на солнце наконечниками копий выстраивались шеренгами, отрезая холм от города. И это вселяло в грудь Владимежа, и тех стражников, что знали о тайной миссии Кота, надежду – не зря враг выстроился прямо перед этим холмом, природой или руками людей превращенным в идеальный командный пункт для атакующих. Вершина холма представляла собой круглую площадку – конечно, не такую идеально ровную, как на городской стене, но мало в чем ей уступавшей в стратегическом плане. По крайней мере по высоте эти две площадки были практически равны.
   Позади раздалось чье-то хриплое дыхание; повеяло не совсем приятным ароматом, но король нее стал оглядываться; понял, что это со своей бечевой прибыл Кот. Гораздо более важные события происходили сейчас на поле – прямо перед воротами. Шеренги стояли сейчас не дальше, чем в двухстах саженях от стен. Идеально ровные, с копьями, нацеленными в небо, они невольно заставляли задать себе вопрос – а как же воины Проклятого собираются штурмовать стены Старграда. Никаких лестниц, таранов, иных устройств, без которых штурм высоких каменных стен был бессмысленным, скорее даже самоубийственным занятием, Владимеж не видел.
   Зато он увидел высокую, даже на расстоянии, фигуру в бесформенной коричневой хламиде, которую исторгла из себя передняя шеренга. Где он прятался до сих пор, король так и не понял, а потом и вовсе забыл об этом совсем неважном вопросе, когда жрец Проклятого (а именно они, наделенные силой Двухглавого, одевались так) не спеша поднял голову. Впрочем, под головной накидкой Владимеж  так и не увидел его лица, хотя взгляд служителя Проклятого ненадолго остановился на нем. А может, и на остальных на стене. Потому что Владимеж с ужасом почувствовал, как отрывается от древних камней его нога, а рядом и ноги Весны и Рогнады, и других стражников, имевших неосторожность подойти близко к краю стены, и…
   Рядом коротко рявкнул, а потом оглушительно залаял Волк, и наваждение растаяло; король поспешно утвердился обоими ногами на каменной площадке. Фигура чародея, от которого король не мог, а может не смел отвести взгляда, непостижимым образом выразила великое изумление, а потом такую же безграничную досаду. Мешковатый балахон, внутри которого пряталось само зло, медленно заворочался, и Владимеж почувствовал, как напряжение, что судорогой свело его тело, отпускает его, оставляя лишь тянущую сердце боль. Колдун между тем совсем отвернулся от Старграда и вскинул кверху свои руки. Только теперь король увидел его плоть – скользнувшая к плечам хламида обнажила скрюченные пальцы, тянувшие практически черные когти – иначе не скажешь – сначала к чистому небу, а затем все ниже и ниже, пока не простерлись в направлении вершины холма.
   Владимежа заполнила волна недоброго предчувствия, а потом почти мистического страха. Колдун начал говорить - напевно, негромко. Но странным образом его слова, которых ни сам король, ни его многочисленные подданные, собравшиеся на стенах, не понимали, достигали их ушей; заполняли тяжким грузом души. И душа короля наконец не выдержала, исторгла их вон под раскатистый лай Волка. Одновременно колдун резко выкрикнул что-то совсем непотребное, и в сторону холма, над головами замерших воинов полетели лучи, подобные молниям, только черного цвета. И тут же стены дрогнули, а перед глазами очарованного короля кверху взметнулся холм - так ему поначалу показалось. Но нет - силы тех "мин", от которых очевидно тоже изрядно попахивало, не хватило на такие масштабные разрушения. К нему взлетела только его верхушка; взлетела не тогда, когда это было нужно Барундии.
   Еще не осела на месте взрыва пыль, а сквозь нее уже раздался издевательский хохот врага, которого сам Владимеж не видел ни разу в жизни. Колдун по прежнему простирал руки к холму, от которого невесть откуда взявшийся ветер относил пыльную шапку, и это теперь позволяло мрачным фигурам, появившимся на несколько осевшей вершине, обращаться к горожанам так, словно они были на расстоянии вытянутой руки.
   - Ну что, жители Старграда, - почти весело обратился к бывшим согражданам герцог Эргейм, - не надоело вам жить под рукой самозванца?
   Владимеж  знал, что эти слова сейчас донеслись не только до него,  но и до всех в городе, кто хотел услышать их. В глубине души он признавал правоту герцога - формально. Ведь сам Владимеж не имел в жилах ни капли крови королевского рода; вообще не был барундийцем - не то что Эргейм, потомок королей. Но по сути герцог потерял все свои права, включая право на жизнь, как только кивнул в первый раз на предложение служителя Двухглавого. Так он и собирался ответить на язвительные слова герцога, но первая фраза застряла в его глотке, когда он увидел наконец того, кто стоял рядом с Эргеймом. На вершине толпилось не меньше десятка человек, или тех, кто раньше были людьми, но взгляд Владимежа не отрывался теперь от лица барона Грома, тоже отчетливо видном, несмотря на расстояние. И бывший друг не выдержал, опустил голову, вызвав злорадный смех герцога.
   - Барон! - почти вскричал он, заставив отшатнуться теперь Владимежа, - выше голову. Ее ведь ждет корона Барундии. А еще - рука самой прекрасной девушки, что рождалась в этом мире. Так ведь ты говорил?
   Теперь Рогнада не выдержала его взгляда. Она  коротко вскрикнула и  отступила за спину старшего брата.  Король открыл было рот, чтобы гневной отповедью пробудить хотя бы малейшую частицу того, что оставалось от прежнего Грома - хотя понимал, что это бесполезно. Но и эта его речь так и не прозвучала; Владимеж так и не узнал, действует ли магический рупор, что создал застывший посреди равнины колдун, в обратном направлении. Потому что смех Эргейма - язвительный, полный ожидания неизбежной гибели и этого выскочки, нацепившего на свою голову древнюю корону, и всех его сторонников - вдруг прервался на самой торжественной ноте. Вытаращенные от изумления глаза старика были обращены за спину Владимежа, и чуть в сторону.
   Туда и метнул свой взгляд король, а за ним все остальные. Многие, если не все сердца заполнили сейчас волны надежды, переходящие в безумную радостью. Потому что с неба стремительно пикировали драконы - прямо в отчаянно закричавшего колдуна. Их было много; даже в древних сказках не говорилось, что драконов и дракониц может быть сразу несколько десятков. Они закрывали уже все небо, бросая тень на Старград так, что закрыли  от солнца практически весь город. По крайней мере ту его часть, где так и не начался штурм, точно.
   Скорость летающих ящеров стремительно падала; теперь они планировали, продолжая снижаться. И король успел увидеть, что передним, самым крупным драконом управляет человек в сверкающих доспехах. А рядом гулко, теперь совсем радостно залаял Волк. Удивительно - драконий всадник услышал его и даже помахал ему рукой, прежде чем выхватить из за плеч сразу два меча, сверкнувших на солнце ослепительным пламенем. А может они   ярко блеснули, так что людям внизу пришлось отвести глаза, потому что приняли в себя чудовищную черную молнию, что вырвалась из костлявых рук служителя Двухглавого. Приняли, и полностью поглотили, чтобы тут же вернуть ее обратно, только уже в виде ослепительно-белого луча. И от этого оружия в виде чистой энергии защиты у колдуна не нашлось. Он не то что сгорел - буквально испарился в одно моргание глаз. Лишь слабый черный дымок от сгоревшей хламиды - вот что осталось от этого адепта кровавого культа.
   - Свет, - рядом с короле медленно осела на камень Весна.
   Точнее должна была осесть, но сильные руки Владимежа подхватили тело матери. Так - с драгоценным грузом на руках он и наблюдал за окончанием этой битвы. Король единственный здесь понял, что не яркий луч, разрезавший день надвое, вызвал этот негромкий возглас королевы. Сердце короля сжалось в предчувствии скорой встречи. Ему вдруг захотелось быть маленьким - таким, чтобы можно было броситься с разбегу на шею наклонившегося отца и замереть там в счастливом ощущении покоя и защищенности. Пока же он неотрывно смотрел, как драконы волной пролетели над холмом, обрушив на его вершину десятки столбов пламени. Второго захода не потребовалось. Когда стая громадных ящеров повернула, чтобы направить свой клин вокруг города, глазам потрясенных очевидцев страшной мощи драконьего пламени предстала картина апокалипсиса. Камень на вершине холма кипел и плевался огромными малиновыми каплями, достигавшими его подножия. Ничего живого конечно же там остаться не могло. И Владимеж невольно порадовался за друга детства.
    - Пусть такой конец, Гром, - прошептал он, - пусть твоя душа выкипела сейчас, чем если бы досталась Двухглавому!
   А драконы между тем завершили круг почета над городом, жители которого пока молчали, не в состоянии разразиться приветственными воплями; потом еще один малый круг - теперь уже над неподвижно замершим войском. Владимеж подумал было, что на эти несчастные существа, в которых уже не было ничего человеческого, тоже обрушится очищающее пламя; и это было бы избавлением для них. Но человек на драконе - его отец - сделал какое-то движение рукой, похлопав при этом по шее удивительного летающего создания, и король понял -  второго костра не будет. Свет хлопнул по сверкающей изумрудной коже еще раз, и дракон медленно спланировал на землю - прямо в то место, где совсем недавно стоял колдун. Рядом приземлялись другие разумные крылатые, а Свет уже шагал к воротам.
   Первым сообразил, что надо делать, конечно же Волк. Оглушительно залаяв, он помчался вниз по каменной лестнице с прытью, которой мог бы позавидовать любой щенок. Следом ринулись король с Весной на руках, Рогнада, потом остальные. Владимеж сам не заметил, как оказался внизу, у распахнутых ворот; как мать выскользнула из его рук, и как все они остановились в нескольких шагах от двух удивительных героев. Свет поднял голову к ним, словно не видя, кто подошел к ним с Волком. Он стоял сейчас на коленях, прижимая к груди громадную седую голову и шептал, счастливо улыбаясь: "Дождался!"...