Горохов Андрей Юрьевич Пенистый след от винтов

В гибели больших кораблей, равно как в исходе морских сражений всегда присутствует какая-то нелогичность, стойкий аромат иррационального, который не могут развеять самые скрупулезные исследования, подкрепленные многократно проверенными свидетельствами очевидцев и самым тщательным хронометражем произошедших событий. Все они, как правило, дают лишь самые простые, доступные пониманию каждого школьника объяснения случившемуся. Однако после ознакомления с ними вновь и вновь возникают одни и те же вопросы. Почему во мгновение ока скрывается в пучине корабль, который никогда, ни при каких обстоятельствах не должен был погибнуть именно так? Почему тактически выигранный бой внезапно оборачивается страшным, чудовищным поражением? Почему командиров во время сражения порой охватывает странное состояние, граничащее с безумием, в результате чего они принимают решения, оказывающиеся роковыми для тысяч людей?
Специалисты обычно объясняют такие вещи, следуя традиционной, залатанной до дыр схеме, согласно которой то или иное историческое событие является следствием наложения друг на друга объективных обстоятельств, и в этом наложении, безусловно, присутствует определенный, хотя и незначительный, элемент «незапрограммированного». Такие объяснения, если разобраться, применимы к любому маломальскому происшествию, независимо от того, где и когда оно произошло. Из них может быть сделан скучный и избитый вывод о том, что история – это всего лишь унылая цепь закономерностей с редкими вкраплениями случайностей.
Вместе с тем даже поверхностное ознакомление с трагедиями, имевшими место на серых океанских равнинах, заставляют усомниться в правильности подобных построений. Невольно возникает ощущение, что на море случайности подминают под себя закономерности, что там все происходит иначе, чем на суше, и, главное, что люди, оказавшиеся на бесконечном удалении от берегов, кажется, уже теряют возможность выбора и, отягощенные грузом собственных грехов, не будучи в силах уже ничего изменить, оказываются на той грани, за которой проступает огромная смутная тень Божественного престола. Не потому ли души погибших в соленой купели так часто напоминают о себе, воплощаясь в неясные контуры кораблей, кочующих по пустынным водам и одним своим появлением зарождая в сердцах тех, кому довелось их увидеть, предостережение, страх и раскаяние?
Морские летописи пестрят рассказами о кораблях-призраках, но ни в одном из таких повествований не содержится ответа, почему эти фантомы возникают из ночной тьмы и что заставляет их, в конце концов, навсегда исчезать с морской глади и, тем самым, из людской памяти. Чаще всего такие истории связаны с кораблями, чья гибель была установлена доподлинно или же они считались пропавшими без вести при невыясненных обстоятельствах. Иногда, однако, в этих легендах речь идет о судах, внезапно оказавшихся за сотни миль от мест, в которых они находились на самом деле и представшими перед наблюдателями в совершенно ином облике.
В конце 1940-х годов британский журналист Джонатан Форрестер опубликовал в газете «Эдинбург Обсервер» серию статей, которые поначалу вызвали немалый интерес публики и были перепечатаны в ряде других изданий. В первой их этих статей Форрестер приводит свидетельство капитана третьего ранга Брума, командира эсминца «Кеппел».
В начале июня 1942 г. «Кеппел» в сопровождении еще двух эсминцев и двух тральщиков вышел из Скапа-Флоу в направлении Исландии к месту формирования направлявшегося в Россию крупного конвоя. Утром следующего дня с «Кеппела» на горизонте был замечен большой корабль, следовавшим пересекающимся курсом в юго-западном направлении. Когда неизвестный корабль приблизился к эскадре на расстояние прямого визуального наблюдения, Брум смог идентифицировать его как немецкий линкор. Брум был опытным офицером, хорошо знавшим основные типы судов германского флота, конфигурации, отличительные особенности и тактико-технические данные крупнейших боевых кораблей. Он немедленно сообщил не только на базу, но и непосредственно в Адмиралтейство, что видит перед собой линкор «Тирпиц» - самого опасного противника, с которым английские и американские моряки в то время могли столкнуться в Северной Атлантике.
«Мне было доподлинно известно, - рассказывал впоследствии Брум Форрестеру, - что в тот момент в указанном районе не могло находиться никаких других столь мощных единиц немецкого флота, таких, например, как линкоры “Шарнхорст” и “Гнейзенау” или тяжелый крейсер “Принц Ойген”. Это мог быть только «Тирпиц»; более того, что-то внутри подсказывало мне, что это был именно он. Находившиеся в это время на мостике офицеры были полностью согласны со мной». Появление «Тирпица» в этих водах могло означать только одно – то, что германское командование по известным только ему причинам решило использовать флагман своего флота в качестве рейдера, а это в корне меняло всю картину боевых действий не только в приполярной, но и во всей атлантической акватории.
Корабли эскадры начали перестроение в боевой ордер, рассчитывая в случае атаки противника если не потопить его (что представлялось почти невозможным), то нанести ему максимальные повреждения и задержать его до подлета самолетов морской авиации и подхода других кораблей британского флота из Скапа-Флоу. В это время была получена радиограмма из Адмиралтейства, в которой Бруму в весьма жесткой форме предписывалось «протереть глаза, огня не открывать и продолжать следовать своим курсом», поскольку, согласно перепроверенным данным воздушной разведки, еще два часа назад «Тирпиц» находился на базе в Тронхейме и за столь короткое время не мог преодолеть расстояние до Оркнейских островов.
Между тем «Тирпиц» (если это действительно был он) вел себя по меньшей мере странно. Он не открыл огонь (хотя мог сделать это на дистанции более трех десятков миль), не пытался маневрировать или скрыться из зоны видимости англичан. Он продолжал двигаться наперерез эскадре, прошел мимо нее на расстоянии двух миль и вскоре скрылся за горизонтом. Брум и его офицеры, равно как и командиры других кораблей могли видеть в бинокли, что надпалубные постройки и по крайней мере три из четырех башен главного калибра были серьезно повреждены. Создавалось впечатление, что «Тирпиц» только что вышел из тяжелого боя, в котором он потерял большую часть команды: на палубе, во всяком случае, не было замечено ни одного человека.
«Во всем этом было что-то ирреальное, - вспоминал Брум. – Не было слышно ни шума винтов, ни ударов волн о борта, ни свиста ветра. Все происходило в абсолютном, немыслимом молчании. Темная громада прошла мимо нас, как израненный медведь уходит умирать в чащобу мимо растерявшихся охотников. До сих пор меня не покидает ощущение завораживающего ужаса от увиденного нами».
По прибытии к месту сбора конвоя Бруму, его офицерам, а также командирам других кораблей было приказано подать рапорта с описанием имевшего места инцидента. Эти рапорта, однако, судя по всему, так и остались пылиться в архивах Адмиралтейства, а инцидент не получил сколько-нибудь внятного истолкования, поскольку последующие события просто не оставили времени для их детального рассмотрения. К числу таких событий, несомненно, относится печально знаменитая проводка конвоя PQ-17. Следует напомнить, что в трагической судьбе этого конвоя основную роль сыграл именно «Тирпиц», одним своим присутствием в Альта-фьорде вызвавший панику у адмиралтейских лордов, последующие действия которых обрекли на гибель более двух десятков судов с бесценным грузом для Восточного фронта.
Год спустя после описанных событий, в июле 1943 г. из Галифакса в Рейкьявик вышел караван транспортных судов в сопровождении американского легкого крейсера «Альбертино» и эсминца «Камберленд». Караван должен был влиться в состав конвоя, также предназначавшегося для отправки в Мурманск. Уже на подходе к Исландии, южнее выхода из Датского пролива командир «Альбертино» капитан Эдвард Флиндерс обнаружил на горизонте крупный корабль, двигавшийся в южном направлении со скоростью около 30 узлов. Как впоследствии установил Форрестер, Флиндерс и его офицеры ничего не знали об инциденте с «Кеппелом», однако их описание встречи с немецким линкором почти в точности совпадает с рассказом Брума.
«Вначале я решил, что один из английских линкоров, возможно, «Дьюк оф Йорк», - вспоминал Флиндерс, - однако находившийся рядом со мной в рубке лейтенант Олбани, уже участвовавший в сражениях в Атлантике, не отрывая глаз от бинокля, неожиданно воскликнул: «Это «Тирпиц», сэр! Будь я проклят, если это не так!». Действительно, по очертаниям и размерам корабль очень напоминал знаменитого германского монстра, в открытом бою против которого у нас не было абсолютно никаких шансов. Поэтом я немедленно отдал «купцам» приказ рассредоточиться и следовать в Исландию самостоятельно, благо, до нее было рукой подать. «Альбертино» и «Камберленд» тем временем легли на боевой курс и приготовились к отражению вражеской атаки. Удивительно, но у меня самого вдруг не осталось никаких сомнений в том, что перед нами «Тирпиц», хотя, судя по всем донесениям, он должен был находиться в Альта-фьорде за много сотен миль отсюда».
Линкор, однако, как и при встрече с «Кеппелом», не принял боя. Вместо того чтобы врезаться в центр конвоя и расстрелять его, используя всю мощь своих 380-миллиметровых орудий и вспомогательной артиллерии, он неожиданно отвернул к западу и исчез во внезапно сгустившемся над океаном тумане.
Этот эпизод так и не получил широкой огласки. По прибытии на рейд Рейкьявика, Флиндерс рассказал об увиденном знакомым офицерам, но те настоятельно посоветовали ему не обращаться с соответствующими донесениями по инстанциям, так как, по их словам, рассказ об очередном появлении «Тирпица» «не вызовет наверху ничего, кроме раздражения». Их этого Форрестер сделал вывод о том, наблюдения фантома «Тирпица» в приполярных водах (точнее будет сказать – слухи о таких наблюдениях) в этот период уже стали не таким уж необычным делом, и командование предпочло закрывать на это глаза во избежание ненужной паники, а также потому, что таинственные, якобы имевшие место рейды линкора не имели никаких реальных последствий и не поддавались каким-либо рациональным объяснениям.
Вместе с тем на самого Флиндерса и офицеров «Альбертино» и «Камберленда» явление корабля-призрака произвело весьма сильное впечатление. «У меня возникло стойкое ощущение, - рассказывал Флиндерс, - что мы прикоснулись к чему-то запретному, к тому, чего мы никогда не должны были видеть. Как будто мы на несколько минут оказались в другом мире, и, поверьте мне, в этом мире не слишком много радости и света. «Тирпиц» (или как еще прикажете его называть) шел на предельной скорости, с огромными пробоинами в левом борту, с искореженными орудийными башнями, со снесенной рубкой, без единого матроса на палубе. Он шел, словно не обращая на нас внимания, мы ему были не нужны, казалось, он шел умирать, он стремился в бездну, в мглистый туман, который и поглотил его на наших глазах. Я многое повидал на море, но ни с чем подобным мне сталкиваться не приходилось. Возможно, это просто эмоции, но, уверяю вас, я вряд ли когда-нибудь забуду это».
В своих статьях Форрестер ссылался на мнения некоторых английских и американских моряков, которые считали, что германский линкор действительно мог совершать «увеселительные морские прогулки», в то время как на месте его стоянки находился искусно сработанный муляж. По каким-то до сих пор не известным причинам немецкое командование, равно как и командование союзников, предпочло хранить молчание о целях и результатах этих «прогулок». Однако нет никаких сомнений в том, что зимой 1944 г. в Альта-фьорде был потоплен именно «Тирпиц», а не его двойник. К тому же последний из описанных Форрестером случаев появления линкора на глазах изумленной публики, похоже, окончательно ставит крест на этой версии.
В мае 1947 г. (то есть спустя два года после окончания войны и два с половиной года после гибели «Тирпица») с борта пассажирского парохода «Холиленд», следовавшего из Нью-Йорка в Амстердам, примерно на 8; западной долготы южнее Британских островов был замечен неизвестный корабль, двигавшийся почти параллельным «Холиленду» курсом на юго-восток. Корабль неожиданно вынырнул из полосы тумана в нескольких кабельтовых от «Холиленда», однако прямая угроза столкновения судов отсутствовала. Удивительно было другое: корабль шел под германским флагом времен Третьего рейха и имел видимые следы тяжелых повреждений от торпед, артиллерийских снарядов и авиабомб. Иными словами, картина была в точности такой, какую наблюдали члены экипажей «Кеппела» и «Альбертино».
Стоявший на вахте старший помощник вызвал в рубку капитана Фреда Уорнси. Между тем появление «из ниоткуда» немецкого боевого корабля вызвало у многочисленных пассажиров, находившихся на палубе, скорее радостное удивление, чем панику. Мужчины, женщины и дети столпились у борта и махали руками, предположив, по всей видимости, что они видят трофейный корабль, перегоняемый в один из портов Средиземноморья. В это самое время вахтенный матрос доложил прибывшему в рубку капитану Уорнси, что его хочет немедленно видеть кто-то из пассажиров. Войдя в помещение, мужчина представился:
- Я Артур Мэллори, бывший мичман американского флота. Воевал в Северной Атлантике. Вы знаете, что это за корабль, сэр?
- Понятия не имею, - ответил Уорнси. – Я полагаю, что это будущий музейный экспонат, предназначенный для киносъемок.
- Перед нами «Тирпиц», сэр, - сказал Мэллори чуть дрогнувшим голосом. – Пожалуй, это самое страшное чудовище, которое когда-либо плавало по морским волнам. Говорят, по боевой мощи его превосходил разве что японский линкор «Ямато». К слову сказать, «Тирпиц» был потоплен англичанами еще в самом конце войны. Мы видим корабль-мертвец, сэр.
- Как прикажете это понимать? – спросил Уорнси. – И что нам теперь делать?
Мэллори пожал плечами.
- По моему разумению, нам не мешало бы помолиться, сэр.
И с этими словами он покинул рубку.
«Нельзя сказать, что я очень сильно испугался, - приводит Форрестер слова Уорнси, - но все-таки я последовал его совету. Во всем этом было нечто... скажем так, ненормальное. Море было... каким-то другим. На несколько мгновений мне показалось, что я не вижу солнца – оно светило как бы отовсюду, хотя облачность была не слишком густой. Воздух вокруг сильно уплотнился, стал вязким, но при этом не затруднял дыхания. «Тирпиц» обгонял нас по левому борту, и с расстояния в несколько кабельтовых мы могли видеть, насколько был изуродован этот, наверное, прекрасный некогда корабль. Похоже, он совсем недавно побывал в адском пекле, и только что вырвался оттуда или, наоборот, снова направлялся туда. С линкора не было подано ни одного сигнала, не доносилось ни единого звука. И лишь когда он оторвался от нас на несколько корпусов, и его вновь окутали длинные языки тумана, ползущего по океанской поверхности, он издал три протяжных гудка, словно навсегда прощаясь с нами. До сих пор мне кажется, что в этих прощальных гудках звенела глубокая, неведомая скорбь».
Форрестер собирался продолжить свои изыскания и сбор свидетельств о встречах с фантомами кораблей, погибших в годы великой войны, однако тяжелая болезнь помешала ему сделать это. Он умер в начале 1950-х годов, так и не успев придать своим исследованиям сколько-нибудь законченную форму. Тем не менее, по крайней мере один из выводов, сделанных Форрестером, представляется заслуживающим внимания.
По его мнению, Брум, Флиндерс, Уорнси и другие видели вовсе не «Тирпиц». На самом деле, как он считал, их глазам предстал его брат-близнец «Бисмарк», самый знаменитый, пожалуй, в мире линкор. Как известно, «Бисмарк» был потоплен 27 мая 1941 года к югу от Ирландии после массированной и яростной облавы, в которой участвовали едва ли не все английские боевые корабли, находившиеся в тот момент в Атлантическом океане к северу от экватора, в том числе корабли сопровождения, получившие приказ бросить конвои. За три дня до этого «Бисмарк» отправил на дно в Датском проливе силу и славу британского флота – линейный крейсер «Худ», на что ему потребовалось немногим более пяти минут и всего два залпа из орудий главного калибра.
Можно только догадываться, каким мрачным трагизмом были пропитаны последние часы «Бисмарка». Надо самому побывать в подобных переделках, чтобы представить себе тот ад, который творился на корабле. Менее чем за три часа боя по линкору было выпущено в общей сложности около четырех тысяч снарядов, не считая торпед и авиабомб, в том числе триста восемьдесят 406-миллиметровых глыб с линкора «Родней» и 340 снарядов калибра 356 мм с линкора «Кинг Джордж V». Превращенный в пылающий остров, лишенный возможности маневрировать, «Бисмарк» продолжал огрызаться выстрелами из палубных орудий, отгоняя от себя охрипшую от лая свору загонных псов. Лишь когда все его пушки замолкли, и крейсер «Дорсетшир» в упор расстрелял его четырьмя торпедами, кто-то из оставшихся в живых офицеров (возможно, сам адмирал Льютенс) отдал команде приказ открыть кингстоны, и линкор исчез в пучине, унеся с собой почти две тысячи человек экипажа.
Форрестер обратил внимание, что «Холиленд» повстречался с «Бисмарком» как раз в точке его гибели, а «Альбертино» и «Камберленд» - в районе его артиллерийской дуэли с «Худом» и крейсером «Принс оф Уэлс». При этом, однако, за время своего похода «Бисмарк» не пересекал линию Скапа-Флоу – Рейкьявик, на которой он якобы был замечен «Кеппелом», чему английский журналист не приводит вразумительных объяснений, и это оставляет в его аргументации досадный пробел.
Как бы то ни было, Форрестер в несколько экспрессивной манере высказал мнение, что гибель «Бисмарка» стала проявлением древнего духа тевтонского рыцарства и явила для Третьего рейха пример того, как подобает сражаться и встречать смерть. Германия же, с его точки зрения, отринула этот дух, предпочтя ему заплесневелую, в корне порочную идеологию и тем самым обрекла себя на страшное и унизительное поражение, обошедшееся ей и всему миру в миллионы безвинных жертв.
Эти рассуждения, наверное, имеют право на существование, однако Форрестер упустил из виду одну немаловажную деталь. Истинной причиной гибели «Бисмарка» явились отнюдь не слаженные действия и мужество англичан (хотя их никто и не собирается отрицать), а та самая «случайность», едва заметный логический сбой в ходе событий, о которых говорилось вначале. Несмотря на все усилия Королевского флота, «Бисмарк» легко уходил от погони и находился уже в непосредственной близости от зоны действия немецкой береговой авиации и в скором времени наверняка благополучно добрался бы до Бреста. Если бы... Если бы не та, нелепая с точки зрения здравого смысла, казалось бы, заранее обреченная на неудачу, последняя атака эскадрильи допотопных, устаревших морально и физически, бипланов «Суордфиш» с авианосца «Арк Роял», которые, наверное, представлялись Льютенсу не опаснее стаи мух. Но именно случайное (впрочем, случайное ли?) попадание торпеды «Суордфиша» привела к фатальному повреждению рулей и полной потере линкором способности управляться, в результате чего он закружился по поверхности океана подобно сломавшемуся детскому пароходику и стал легкой добычей разъяренных английских гончих.
Форрестер, как и другие подобные ему исследователи, разумеется, так и не ответил на вопрос о природе возникновения описанного им феномена. Интерес читательской публики к этой тем вскоре угас, потребители газетной продукции требовали новых, не испробованных доселе блюд, и те не замедлили появиться в виде захватывающих историй о Лох-Несском чудище, Бермудском треугольнике, инопланетной нечисти и прочей чертовщине, пришедшим на смену рассказам об опереточных привидениях. Впрочем, многие люди, в особенности глубоко верующие, считают все эти случаи, включая инциденты с «Бисмарком», явлениями одного порядка, призванными увести мысли людей в противоположном от Бога направлении. Возможно, что они совершенно правы, но все же нельзя не почувствовать разницу (хотя бы с точки зрения величия самой картины) между возникающими на фоне заката стремительными силуэтами погибших кораблей и, хотя и способным пощекотать нервы, но заурядным, «бытовым» полтергейстом, по-прежнему будоражащим умы домохозяек.
Другие, однако, убеждены, что ничто в мире не происходит без дозволения Божьего, и поэтому полагают, что такие морские видения – это призыв к покаянию и очищению для тех, кому было даровано видеть израненный, несущийся по волнам линкор, то ли взывающий к отмщению, то ли молящий небеса об упокоении скитающихся над морем душ.
Третьи... Третьи вообще не признают никаких тайн, которые время от времени исторгает из себя океан, так и оставляя их неразгаданными. Такие «тайны», полагают они, лишь проявления иной, скрытой от нас ипостаси реального мира, и поэтому попытки разгадать их по своей сути бессмысленны – они равносильны желанию поймать ветер ладонью или запечатлеть на холсте запах осенней листвы. И для них все эти красивые легенды не стоят нескольких строк, сочиненных созерцателем из храма Косёдзи:

Привязан к ветру, тянут волны в море
Заброшенный кораблик,
А над ним
В полночном небе
Застыла яркая луна.