В погоне за длинною гривною

"В коридоре к уходящему Бендеру подошел застенчивый Альхен и дал ему червонец.
— Это сто четырнадцатая статья Уголовного кодекса,— сказал Остап,— дача взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей.
Но деньги взял и, не попрощавшись с Александром Яковлевичем, направился к выходу."
И. Ильф и Е. Петров
«Двенадцать стульев»

Новелла 1.

В последний свой войсковой отпуск я ехал с женой, семилетним сыном и племянником, которому только что стукнуло восемь. Поскольку предстояло пересекать российско-украинскую границу, мы постарались, чтобы все документики были в полном порядке: даже доверенность от родителей племянника, заверенную нотариусом, с собой взяли.
 
Решили путешествовать поездом, так как невестка наша работала на железной дороге и билеты сыну она выхлопотала бесплатные.

Надо сказать, я люблю железную дорогу с детства, жена к таким поездкам была равнодушна, а двум пацанам это обещало стать незабываемым приключением.
 
Прихватив в дорогу фотоаппарат, я старался запечатлеть всё сколько-нибудь интересное и памятное.

Племяш Аркадий впервые увидал Москву, чего не скажешь о сыне Владике, который с нами уже ездил, и с удовольствием исполнял роль этакого гуру-гида для своего кузена.

Неприятности, неожиданно для нас, начались ещё в столице. Причём там, где никак их не предвиделось: мы в ожидании Бердянского-скорого несколько часов толклись на Курском вокзале, всячески контролируя своих неугомонных подопечных, чтобы их куда-нибудь из зала ожидания не унесло. Наконец, оставив вещи в камере хранения, решили дружно прогуляться по привокзальной площади, пройти по магазинчикам (Лена заметила крохотный бутик «Сувениры» и ей захотелось что-нибудь привезти родственникам).

Я шёл впереди с сыном. В двух-трёх шагах сзади, не торопясь, дефилировала жена, держа левой рукой племянника. Тот рассеянно глазел по сторонам.
 
Дойдя до дверей торгового заведения, мы с Владом нырнули в него и стали рассматривать витрины. Лена несколько минут не появлялась в дверном проёме, хотя шла следом. Потом зашла, пропустив Аркашу вперёд. Вид у неё был несколько возбуждённый, и когда я спросил, где она задержалась, она вдруг, не скрывая волнения выпалила:

– Да, Аркашку сейчас чуть не увели!..

– Не понял, как это? – недоумённо спросил я.

– А вот так, – и она стала рассказывать: перед тем как я с сыном свернул в магазинчик, к ним сзади ускоренным шагом подошёл какой-то невзрачный тип в светло-сером костюме и взял Аркадия за руку. Тот совершенно безвольно вдруг отпустил тёткину ладонь и пошёл вместе с этим мужичком куда-то в сторону. Не растерявшись, Лена бросилась вдогонку и рывком «оторвала» племянника от, как оказалось позднее, киднепера-гипнотизёра, обругав его, а заодно и Аркашку (конечно же, ни за что, но, главным образом, для привлечения внимания окружающих).
 
Мужикашка этот тут же «испарился», исчез без следа.

С усилием поборов приступ страха за ребёнка, мы забыли про сувениры и вернулись на второй этаж вокзала. То, что мы увидели дальше, повергло нас в тихий шок: по залу шёл сотрудник милиции, слушая сбивчивый рассказ полноватой женщины в лёгком летнем платье, босоножках на высоком каблучке и светлом жакете; лицо её было зарёванное и опухшее. В одной руке она держала дамскую сумочку и смятый носовой платок, а другой «грела» мобильник.

Мы слышали, как женщина говорила, что у неё только что увели двухлетнего сынишку на улице прямо из рук. Мы с женой тяжело и сумрачно переглянулись, затем «пригвоздили» глазами к жёстким сиденьям занимающихся раскрасками пацанов.

– Может пойдём заявим? – предложил я.

– Не надо, – «чугунным» голосом, не разжимая зубов, «вылепила» она в ответ вязкую, как пластилин, фразу и добавила: – Ты уверен, что милиция с ними не заодно?!

Я пожал плечами.

– Вот и сиди, не рыпайся – нам ехать через час. А я этого хмыря даже не запомнила.

Поздней ночью, часа в три с половиной, нас разбудила какая-то сутолока в плацкартном вагоне. «На границе тучи ходят хмуро», пропел я про себя и сонно и бестолково полез в наружный карман чемодана за документами. Было 16 июля. На следующий день у меня были «именины» – 45 лет, которые мы отметили в доме у моей любимой сестрёнки почти что у самого Азовского побережья.
 
А пока строгий прапорщик внимательно изучал наши «ксивы».
 
Он, почему-то, даже не глянул на важную доверенность на провоз племянника, но выписывал данные из миграционных карт и паспортов к себе в портативный компьютер. Поставив «штемпселя» и пожелав нам счастливого пути, он прошёл в глубь вагона.

Бердянск встречал нас ласковым южным солнцем и ароматами юга. Двадцать дней «без войны»!
 
Юлечка – моя сестрица, не мешкая, показала нам недорогую фабричную столовую и продуктовые магазинчики, где можно было отовариваться без особого напряжения для кошелька (это было очень мило с её стороны, потому что денег у нас было не особо густо, чтобы шиковать).

Основу отдыха, как мы и планировали, составляли: море, фрукты, варёные креветки, солнечный загар и шопинг «сэконд хэнд» прямо на пляже. Значительное время мы уделяли и культурному «отрыву», осматривая и фотографируя по пути к морю городские достопримечательности и себя на их фоне; заходя в музеи, посещая мемориалы и памятники.

Настало время отъезда. В моём бумажнике болтались две тысячи рублей, с которыми мы намеревались добраться обратным путём до Улан-Удэ. Билеты, купленные заранее, ждали своего часа в чемодане.

Поздней ночью (как будто назло, погранцы с таможней появляются в вагоне ночью, вроде бы желая застать нас «тёпленькими» и немного бестолковыми) я снова, сонно и заторможенно, выволок папку с документами и приготовился их продемонстрировать.

Новый, но такой же строгий прапорщик-пограничник стал по очереди рассматривать наши бумаги. На моём паспорте он вдруг «затормозил», а потом с металлом в голосе сказал, как будто вбивая каждую букву молотком в мой сонный череп:

– Гражданин, Ваш паспорт НЕДЕЙСТВИТЕЛЕН.

– Как «недействителен»? – и мой голос паскудно задрожал крупным «тремоло».
 
– Вам сорок пять лет. По закону в 45-ть паспорт подлежит замене. Поэтому сейчас, пока я обойду остальных пассажиров, вы должны собраться, взять вещи и документы и проследовать за мной.

Последние его слова я слышал, как вроде бы с заложенными ушами. Лицо моё стало пунцовым (хотя это было не очень заметно в полумраке вагона), пот буквально хлынул из всех пор и капал с кончика носа и подбородка на пол.

– А дальше что? – спросил я «ватным» языком.

– Дальше Вы проследуете в комендатуру. Вам придётся побыть в помещении для временно задержанных до понедельника (а была суббота); в понедельник состоится заседание суда (обыденно, как о планах на выходные «рассказывал» он), на него пригласят консула России. Вам назначат штраф и потом выдворят из Украины.

Не веря своим ушам, я вдруг представил весь ужас моего положения и рот мой по своей собственной инициативе вдруг стал лепетать, что-то вроде:

– Товарищ прапорщик, не губите! Нам ещё ехать с двумя детьми за Байкал.

Работа мысли «прикордонника» быстро сформулировала привычную для него в таких случаях фразу:

– Пройдёмте в тамбур.

Я послушно засеменил за стражем границы. Закрыв за мной дверь, он деловито сказал:

– Я вижу, что Вы попали в ОЧЕНЬ трудное положение. В общем, готовьте две тысячи рублей, и я сам постараюсь удалить Ваши данные из базы.

Окончательно деморализованный, я тускло и жалобно поведал «козырному», что у меня всего две тысячи, а ещё ехать через всю страну пять суток.

Демонстрировать свою твёрдость было не перед кем, а поэтому страж, махнув рукой, «приговорил»:

– Ладно. Давай хоть пятьсот и свободен.

Я бросился прочь, каким-то чудом разменял заветную «тыщу» и снова вернулся в холодный тамбур. Оборотившись ко мне, прапор снял фуражку, и моя пятисотенная упала на её дно. Напялив головной убор, пограничник сказал мне: «Ладно, иди» и открыл дверь вагона.

Новелла 2.

На тридцатилетие выпуска из училища мы, бывшие курсанты-артиллеристы, а ныне (в большинстве своём) – лысые и толстые полковники и подполковники, собирались целый год.

Я испытывал необычайное волнение и воодушевление, предвкушая встречу с бывшими однокашниками (хотя слово «бывшие» к этим взаимоотношениям вряд ли подходит).

Чтобы мой проект стал наименее затратным, я заранее заказал путёвки на себя и сына в санаторий. В этом случае после возвращения я мог получить компенсацию на проезд от Забайкалья до Крыма и обратно на себя и сына.

Отдых и лечение в Евпатории превзошли все мои самые смелые ожидания...

Вторым этапом была кратковременная поездка к родным в Севастополь. Там я должен был оставить Владика на попечение мамы, сестры и брата, а сам «прошвырнуться» в Сумы, чтобы в первый раз за много лет увидеть наконец тех, с кем провёл трудные, но самые счастливые курсантские годы.

Дорогой читатель, я искренне хотел уйти от «штампов», использованных мной в первой новелле, но никак не могу…

Первые мои неприятности начались в городе русской славы накануне отъезда. Было довольно позднее по севастопольским курортным меркам время для тех, кто решил добраться до дома на общественном транспорте, потому что он ходит до 22 часов. В это время на остановках скапливается большое количество отдыхающих, желающих уехать и, как оказалось, всякого рода жуликов, которые, пользуясь такой нетривиальной ситуацией, «потрошат» дамские сумочки и барсетки.

С немалым трудом я, наконец, попал в небольшой частный автобус и довольный тем, что не придётся несколько километров тащиться пешком, присев на корточки (свободных сидячих мест не было), созерцал окружающее.

Выйдя наконец из душного салона на свежий воздух, я пошёл в сторону перехода и бросил мимолётный взгляд на болтающуюся на бедре ремнём через плечо сумку с документами и деньгами.
 
Как молнией шибануло! Обе расстёгнутые застёжки-молнии предательски демонстрировали тёмные барсеточные недра. Опасение увидеть самое страшное сковало волю. Кровь бросилась к голове, подстёгнутая мгновенным выбросом адреналина из надпочечников. Слабость в ногах заставила меня присесть на скамейку. Заглянув вовнутрь, я увидел свой паспорт, в который должны были быть вставлены две тысячные купюры – последние наши с сыном деньги на обратную дорогу. Их не было.

– Мама! – сдавленным, каким-то рыдающим, голосом я кричал в мобильник. – У меня несчастье! Только что у меня на остановке вытащили последние деньги!

Мамочка, моя мамуля. Она в жизни для меня сделала всё. Она и сейчас, почувствовав моё отчаяние, успокоила меня. Она дала мне надежду, потому что у неё были какие-то пенсионерские деньги, с которыми она приехала погостить к детям. Она сказала мне, что я не один, это наш город и он нам обязательно поможет.

В общем, немного успокоившись, я подался на ночлег к брату. Утром мы встретились на вокзале. Мама дала мне немного гривен. Этого должно было хватить на поездку в училище.

Встреча, конечно, была незабываемой. Переночевав у друга, я невзначай поведал ему о вчерашнем происшествии.

Вот уж поистине, не имей сто рублей, а имей сто друзей! На другой день мои однокашники уже знали о моей проблеме…

Вернувшись в Севастополь, я не только смог вернуть матери то, что она мне ссудила, но и с лихвой оставить на обратную дорогу.

Дежавю. Оно посетило меня, когда поздней ночью в поезде «Севастополь-Москва» я полез в карман чемодана за документами для пана прапорщика «прикордонной стражи».

– Предъявите, пожалуйста, миграционную карту, – вежливо попросил он.

Я заглянул в паспорт, потом порылся в прозрачной пластиковой папочке на застёжке-кнопочке, в которой лежали все бумаги. Этого предательски маленького листка, почему-то нигде не было.
 
Дежавю!: «лицо моё стало пунцовым (хотя это было не очень заметно в полумраке вагона), пот буквально хлынул из всех пор и капал с кончика носа и подбородка на пол», однажды написал какой-то малоизвестный «классик».

Высокий молодой парень в пограничной военной форме выжидательно смотрел на меня из-под козырька фуражки своими светлыми глазами. Я ещё раз пролистал все свои санаторно-курортные документы, ещё раз перетряхнул паспорта – проклятая карточка со штемпелем как сквозь землю провалилась!
 
– Ничего не понимаю. Ничего не понимаю. – растерянно бормотал я.

– Гражданин, – сказал наконец пограничник более строгим голосом, – вы задерживаете осмотр. Или предъявите миграционную карту или собирайтесь – я Вас высаживаю из поезда.

Я даже не стал спрашивать, что дальше со мной будет. Я, на полном «автопилоте», пошёл «проторенной трассой»:

– Товарищ прапорщик, не губите! – я стоял такой жалкий и несчастный в шортах, футболке и резиновых тапочках, с совершенно затравленным взглядом пойманного нарушителя государственной границы. – Мне с сыном ещё ехать пять суток до Бурятии!!

– «Бурятии»? Это где? – «поплыл» козырной валет.

– За Байкалом. – затравленно промямлил я.

– Следуйте за мной. – твёрдо скомандовал страж и пошёл к выходу. Я послушно последовал, прихватив барсетку.

Дежавю!! Закрыв дверь в тамбур, прапорщик значительно сказал:

– …две тысячи рублей, и я сам постараюсь удалить Ваши данные из базы.

Я держал в руке две новенькие тысячные купюры. Он снял фуражку, и они с аппетитным шелестом опустились на её дно, обильно пропитанное служебным рвением. После чего форменный головной убор водрузился на своё место.
 
Я присел на диванчик плацкартного купе и посмотрел в проход вагона. Впереди маячила слабо освещённая спина пограничника.
 
В прозрачной пластиковой папке в кармане чемодана лежали, ожидая своей очереди, электронные билеты на самолёт «Москва – Улан-Удэ».