Миниатюры на тему

     Инструкция



Итак, тебе девятнадцать лет и ты западаешь на дядечек за сорок.
Увеличить
Первый совет: не стыдись этого

Понятно, что тебе хотелось бы западать на кого-нибудь другого или, вообще, на баб, но, поверь, у тебя не худший вариант. Ты ведь не животных предпочитаешь, не копрофил, младенцы и трупы оставляют тебя абсолютно равнодушными. Так и пиши в анкете: от 30 до 50, береги свое и чужое время. А, если надо, то и от 40 до 65, такое тоже бывает, какой смысл себя стесняться. Да, похоронишь и нового заведешь, ну и? Другие вон заводят себе нового без всяких похорон. И да, дядечки, которые предпочитают таких, как ты, тоже с удовольствием предпочитали бы кого-нибудь повзрослее, поуравновешеннее, побогаче, но вот западают на тебя ****юка, такая вот жизнь и мы берем от нее, что дает.

Совет номер два: гигиена

Понятно, что после одиннадцати часов работы за кофейным автоматом тебе неохота тащиться к себе на окраину в душ и потом обратно в центр. Понятно, что носки пахнут, ты не ангел, у тебя плоть, кровь, грех. Тем не менее, совсем не впадлу, а, скорее даже, наоборот, будет спросить, войдя к нему домой, где душ. Бабы моются перед этим, а ты чем хуже? Ну и лучше - тоже однако ничем.

Три:

не забывай, кому из вас девятнадцать, а кому сорок. Он состоявшийся человек и ты его не поменяешь уже, скорее, все-таки - он тебя, ты гибче, ты согласен меняться, а он - может и согласен, но трудно. Он хочет, чтобы ты полюбил мультик про капитана Врунгеля, ну посмотри, сделай вид. Ему твои компьютерные игры полюбить реально сложнее.

Четыре

Ты боишься, что ты кукла для него, поиграет - и в помойку. Поверь, он тоже много чего боится: зряшных инвестиций - души, времени, денег тоже. То есть, он как бы знает, что ты не будешь катать его через 30 лет в инвалидном кресле и менять памперсы, но все ж надеется и каждый раз верит, что лет пять или может даже десять ты с ним протянешь и, главное, что тебе от него нужны не только деньги. Ну а потом, ближе к памперсам, ты будешь его навещать, делиться проблемами, знакомить со своими молоденькими бойфрендиками, сувать мелочь медсестрам.

Еще пара наблюдений

Среди папиков существует довольно обширный класс подсознательно не верящих, что их можно вообще любить (видимо, их мама в детстве слишком сильно критиковала); определить их легко: они на первом же свидании суют тебе деньги, наркотики, ведут в самое дорогое место и всю дорогу пускают тебе в глаза серебряную пыль. Учти, с такими не сваришь вкусной каши. То есть каша будет, с маслом и серебряной пылью, но невкусная. С человеком, не любящим самого себя, не может быть хорошо. То, что он чувствует к тебе - не любовь. Тобой он затыкает свою детскую рану, однако эта его ситуация, когда мама не любит, она у него - как улица, по которой он бегал в школу - родная до боли, он не может идти в школу в обход, поэтому любить его нельзя, даже если тебе захочется. Как только он почувствует твою слабость, он потеряет интригу, заскучает, скапустится, начнет изменять, говниться, станет мудаком. Отношения с такой особью - как работа: он постоянно требует любви, но любить его противопоказано, причем для него же.
Понятно, что каждому из нас есть, что рассказать психоаналитику. И про наших родителей тоже. И нашим детям про нас. Не бывает детства без детских травм, ибо "не дано предугадать, как слово наше отзовется", и молчание тоже. И даже дети психоаналитиков не счастливее остальных. И все же, среди папиков есть более, а есть менее загруженные комплексами. Выбирать следует, как ты сам понимаешь, тех, которые менее.

Уравновешенный, близкий к нормальному, папик, прежде всего, не **** тебе мозг:

не спрашивает тебя 15 раз кряду, на сколько лет он выглядит (сам ему польсти, жалко тебе, что ли);
не добивается от тебя признания, что ты западаешь исключительно на от 45 (скажи ему, что от 28, тем приятнее ему будет, что ты все-таки именно с ним пошел пить кофе в прошлую пятницу);
не предлагает тебе сегодня же остаться у него навсегда (ни в коем случае не оставайся у него в первую же ночь, он ведь привык жить один и утром ему захочется независимости, ты увидишь его усталый взгляд, опухшие веки и тебе придется уйти, уже с позором и, в общем, с проигрышем. Дай ему соскучиться, дай ему захотеть сделать кому-нибудь, кроме себя, яичницу, дай запланировать поехать с тобой на колесо обозрения, не торопись, имей терпение);
не скрывается внезапно в спальне и не выходит оттуда в чулках на босу жопу, не выползает оттуда раком по ламинату (иди домой, просто иди домой);
не говорит о любви за первым чаем (и ты не говори).

Вы оба пока что свободные люди, у тебя есть еще варианты, есть они и у него. Завтра ты занят, курсы, джава-скрипт, сможешь в среду, в среду смоги, раз обещал, следи за его взглядом, говори не слишком много, дай ему сказать, он больше прожил. Дальше по обстоятельствам, не мне тебя учить.

И теперь - о главном

Малыш, не требуй сразу новый айфон. Это начало конца, даже если купит. Будет относиться, как к кукле с айфоном. Новый айфон проси через месяц, не раньше. Хорошо, если у тебя будет уже накоплена хоть какая-то собственная сумма, хоть сто баксов, это вызывает уважение, ты ведь хочешь, чтоб он тебя уважал?
Понятно, что тебе стыдно ходить с пятым, что все вокруг смеются, ты плачешь вечерами в подушку, в любимого плюшевого слона, что у всех восьмой или, вообще, десятый, а твой весь в трещинах и садится на морозе. Продержись контрольный период, ведь он тоже боится, что им пользуются, не только ты.

У тебя все получится, не ссы               






 Трамвай в Венеции
 
Увидел в трамвае мальчика. Мальчик был такой, что за окном закружилась Венеция и потянуло умирать.
Он стоял совсем близко, мы держались за соседние поручни на задней площадке. Трамвай щелкал и дрожал.
-Чего пялитесь? Пидор, что ли? -спросил мальчик, оторвавшись от телефона.
-На баб пялятся и ты переживешь. Да, пидор.
Мальчик огляделся, ища поддержки. В вагоне сидели разного рода бабули, некоторые крестились - мы щелкали и дрожали мимо церкви.
-Но я-то не ваш, чего на меня смотреть? Смысл?
-Есть такой, знаешь писатель, Томас Манн, -разговор выходил несколько еврейским, с поворотами.
-Тоже из этих?
-Подозревается. Классик, нобелевка и все такое. У него рассказ есть, самый известный, про парня одного, Тадзио. Тебя, конечно, не так зовут, -я усмехнулся.
-Тадзио?
-Ага. На этого Тадзио там тоже дядька один смотрел. Смотрел, смотрел, да так и помер. И кино есть, такой же блокбастер, как и рассказ.
-Тадзио-***дзио. Японец, что ли? А меня вам кадрить, без пользы. Хотите смотреть - смотрите, раз обиженный, еще две целых остановки можете. Я у филармонии выхожу.
-Я, вообще-то, тоже.
-Э! Меня там девушка ждет. Дядя, давайте мы лучше - потеряемся как-то.
-Но я там живу.
-Че, прямо в филармонии?
-Ага. В оркестровой яме. Нотами укрываюсь и ссу в тромбон.
-Ну я, короче, из передней выйду. А вы - тут.
-Да ок. Я что, похож на сумасшедшего? Выходи хоть через крышу, если так боишься.
-Да не боюсь я. Просто, тут как-то в маршрутке давка была и мне короче один дед яйца трогать начал. Чуть не блеванул. С виду, дед как дед, обычный пенсионер. Тадзио блин.
 
Мальчик посмотрел на меня оценивающе. Казалось, его беспокоит какой-то важный вопрос.
-Дядя, а у вас можно тысчонку одолжить? В кафе сходить надо. Я отдам! Мы же увидимся еще, тут, в трамвае, я честно отдам.
-Тысчонку за посмотреть четыре остановки? Многовато будет.
Я вытащил из кошелька пятьсот рублей и протянул мальчику.
-Я отдам, вот увидите, отдам, нам просто зарплату задержали в этом месяце.
Он схватил деньги и, не оглядываясь, пошел к передней двери.

Венеция за окнами угасала, колеса скрежетали на стрелке, резвая бабуля с баулом готовилась к выходу.
Я не вышел - стоял и смотрел в стекло, на блики.
“Следующая остановка горсуд”, -мы тронулись, филармония качнулась и поплыла, Тадзио целовал на остановке свою кралю, украдкой провожая взглядом уходящий со мной на борту трамвай.
А ведь я еще довольно долго не умру, думал я, наслаждаясь острой печалью.
Была весна, блестело солнце, по вагону порхал тополиный пух и люди, в общем, улыбались.





                Заяц и Сонц


Январь

З. - Перестань так на всех мальчиков смотреть. Учти, я не буду это терпеть!
С. - Заяц, да я и не смотрю. Ну, может, автоматически.
З. - Да прям! Еще и взглядом провожаешь, думаешь, я не замечаю?
С. - С чего ты взял? Иду, о своем думаю. Или с тобой говорю.
З. - Ну да, со мной говоришь, а о своем думаешь. Ага. Иди ты знаешь куда!

Март

С. - У! Какой пупсик идет. Да, Заяц?
З. - Вдул бы?
С. - А че нет? Че б не присунуть.
З. - Слушай, я не буду больше с тобой рядом ходить. Противно просто.
С. - Заяц, ну перестань. Им бы всем я вдул, а тебя люблю. Живу-то я с тобой, а смотреть ведь не запрещено.
З. - Какая ж ты ****ь, это пипец просто! Все, иди дальше один и смотри на своих мальчиков, я - домой.
С. - Заяц, ну что ты, тебе ж не 15 лет. Хорошо, я буду вообще слепой.
(Надвигает шапку себе на глаза, крепко цепляется своему Зайцу за локоть)
- Веди меня. Только я реально ни хрена не вижу, ты предупреждай, если ступенька.

Июнь

С. - Заяц, видел пацана?
З. - В кепочке? Да ну, я реально лучше.
С. - Конечно лучше, Заяц! Кто ж спорит. А кепочка с пивком очень даже прокатила бы. Хе.
З. - А вот этот?
С. - Кто?
З. - Ну, сейчас мимо прошел.
С. - Мужик? Да ну, с бородой, я таких не люблю, мне нравятся - как ты, гладенькие.
З. - А мне - как он!
С. - Да? И что, дал бы такому?
З. - Ну, не знаю. Может и дал бы.
С. - В смысле, Заяц? Что реально дал бы?
З. - Нет. Успокойся. Но смотреть же не запрещено, да, Сонц?
С. - Ну ты смотри, да не засматривайся. Я-то вот смотрю, даже и вдуть могу, но все равно тебя буду любить. А ты так не сможешь.
З. - Ну, значит, не смогу...
С. - В смысле?
З. - Да шучу я, Сонц. Не буду я никому давать. Не ссы.

Ноябрь

З. - Сонц, вон видишь, там? Из машины вышел. Ухх, бля, горячий мужик.
С. - Чё, заяц, дал бы?
З. - Еще бы. Как такому не дать.
С. - А этому, в кроссовках? Дал бы?
З. - Да ну, Сонц, этот пускай сам тебе дает. Зеленый слишком.
С. - Хм. Ну, такое. Не совсем мое. Смотри, а этот? Черный, щетина, точно в твоем вкусе. Чеченец, что ли. Этому б ты точно дал. Ага?
З. - Он не чеченец. Лакец, Дагестан.
С. - В смысле? Заяц? Ты че, его знаешь?
З. (резко краснея). - Нууу... Знаю. И что? Ладно, забей. Мы же торопимся, пятнадцать минут осталось, нам же идти еще.
С. - Стой. Вы че, трахались?? Это когда я в Москву летал? Че реально? ****ец.
З. - Сонц, прости меня. Пожалуйста. Ну, так получилось, я его давно на сайте заприметил, а тут, тебя нет, так сильно захотелось. А мне, кстати, не понравилось! Он горячий такой, но, не совсем мое, не знаю, у него такой...
С. - Заткнись. Я домой пойду. Не хочу никуда, ни в кино, никуда.
З. - Сонц, ну, хочешь, трахни тоже кого-нибудь, из пидовок своих. На! Можно! Я разрешаю.
С. - Иди в жопу. Не хочу я никого. Молодец, что сказал. По-честному. Я один хочу побыть. Пока. 





                Случай на озере.


О. Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, обнаружил черненького чумазенького чертенка.
-Отдайся, чертенок!
-Отойди, о. Онуфрий.
-Отдайся, чумазенький, окрещу.
Чертенок отдался, Онуфрий обманул, ну куда ж такого чумазого крестить.
Да и вообще, Онуфрию не понравилось - хвост мешал.
Чертенок у церкви потоптался да и ушел восвояси.
Потом черти в епархию жалобу накатали, мол вы всяких бандитов крестите, танки, убивства благословляете, а паренька чумазенького прямо вот не можете, он же не виноват, что таким родился. В епархии чертям не ответили, а о. Онуфрия перевели в другой город. “Совсем с катушек съехал” - сказал про него архиепископ, уже чертей е*ет.
А потом у чертенка обнаружили вич и подали в суд на о. Онуфрия, мол знал, наверное, что вирус в себе носит, а не сказал и презерватив не надел.
О. Онуфрий на суде говорил, что церковь не разрешает пользоваться презервативами.
Обвинитель тогда сказал, что странно это, чертей е*ать разрешает, а презервативы нет.
На это о. Онуфрий ответил, что, если человек не спрашивает о статусе, значит он, скорее всего, сам заражен и ему уже пофигу.
Черти отыскали через сайты знакомств свидетелей, которые подтвердили, что о. Онуфрий по темным комнатам хером своим ядовитым еще как махал и требовал bareback (т. е. без презика), и никому про свой статус не говорил.
Адвокат Онуфрия заявил, что, во-первых, никто и не спрашивал, а во-вторых его подзащитный получает терапию и у него вирусная нагрузка не определяется, так что чертика с Онежского озера, скорее всего, вообще не он и заразил.
Слово дали пострадавшему, он стучал копытцами о библию и клялся, что о. Онуфрий был у него единичный случай, остальные все женщины, чертихи, и что вообще он гетеросексуал, просто тогда на озере бес попутал. А насчет вирусной нагрузки, может о. Онуфрий накануне талбетки выпить забыл спьяну, вот вирусы и размножились.
На это о. Онуфрий ответствовал, что случилось сие происшествие, как сейчас помнит, в Петров пост, а в это время он не пьет. И перекрестился.
Обвинитель хотел было заметить, что, как же это, пить вам в пост нельзя, а чертей… но не стал ничего говорить, понял, что бесполезно.
В общем, отмазали Онуфрия, так он дальше и служит, и окрестности обходит.
А черт ведет довольно активную половую жизнь, таблетки ест нерегулярно, ибо за ними в областной центр ехать надо; постоянно сидит на сайтах знакомств, где имеет некоторый успех, черненький, волосатенький, есть любители, пишут ему. И никогда сам первым не сообщает, что болен.
“А зачем? Кто не спрашивает и не предохраняется, тот сам скорее всего плюс. Или идиот”.
Это он у о. Онуфрия научился, ну суде.





                Давид и свобода


Статуя Давида была готова в 1504 году, в январе.
Во Флоренции легкий морозец, Микеланджело, двадцативосьмилетний, усталый и довольный, представляет работу экспертам.
Главный вопрос: куда поставить.
Ботичелли предлагает у собора, ибо персонаж, слава тебе господи, ветхозаветный, странно, что не обрезан, ну ладно.
Леонардо возражает, что фигура вполне может символизировать флорентийскую незалежность и советует установить в горсовете.
В итоге ставят на площади Синьории, народ ликует и носит смущенного Микеланджело на руках.

Теперь представим себе, что пятиметровую необрезанную статую молодого еврейского парня установили, по совету известного эксперта Ботичелли, у входа в Успенский собор на Преображенской улице.
Тяжелая картина.
Верующие разделились на две партии: одна шарахается в ужасе, другая прикладывает к мраморным ступням больные места. Блогеры пишут, что таки да, правду сплетничают про митрополита нашего Агафангела, гей-пропаганда настигла город врасплох, выскочив из совсем неожиданного места.
ЛГБТ-активисты планирует начать летний прайд от входа в Успенский собор.
Туристы фотографируют, искусствоведы обсуждают, мол, с одной стороны, парень напряжен перед броском пращей в превосходящюю силу Голиафа (2,7 м. в холке, да с броней), а, с другой стороны, порнуха ж чистая, стоит себе жеманно, красуется, как на подиуме. Гениальная мол, противоречивость мастера.

Конечно, не заглянешь в то время, в зиму 1504 года. Что видели те люди, когда смотрели на? Не было Фрейда, не было ничего, только чистая, голая вера и чистая голая красота. Скульптуры, женские или мужские, тогда еще не винили за то, что их кому-то хочется обнять. Детские тоже.
Сейчас мы знаем о себе столько дерьма, что боимся собственной сетчатки, собственных желаний, собственного бога внутри себя, хотя он, вроде как, помер уже больше ста лет назад.
Кто свободнее: они, в 1504-м, или мы, в 2017-м?
Они, для которых ветхозаветные цари были приятелями и собеседниками, или мы, у которых в собеседниках Ницше и Лабковский?
Хочется верить, что все-таки мы.





                Бурный поток. Роман из XV века

Василий Африканович Вельяминов роду знатного, возраста юного, служит постельничим у великого князя Афанасия Первого. Князь стар, дебел и смердит зело. Забот у постельничего много: следить, чтобы все было у князя под дланью, и подходящее к случаю платье, и скамеечка под ноги, и сиденье, и постель, и посуда, и иконы с крестами чтобы висеши одесную, везде, где бы князь себя не находише. Все это надобно латать по потребности, чистить да стирать, не самому, конечно, но отвечал за всё он, Василий.

Кроме того, князя надобно везде сопровождаши, в бане мыши, за трапезою присматриваши, даже почивает Василий с князем в одной палате, вдруг мало ли чего. Есть у Василия и подчиненные: стряпчие, спальники да мастеровые. Иногда князь желать изволиши, чтобы его переодевал Василий, иногда созывают для этого спальника Степана Шереметьева, паренька тако ж не из крестьян. Изо всех своих слуг более всего жалует Афанасий этих двоих, Ваську да Стеньку. Порой, как медовухи выпимши, грядеши князь в опочивальню и там приказываши, дабы разоблачились оные донага и уды свои друг у друга теребиши да в уста браши. Вообще-то, они и без князя этим часто занимаши, чего уж греха таиши. Днесь же призваши он к себе еще другого спальника, Федьку Бутурлина, да велеши ему себя раздеваши. Федька, исполнив требуемое, стояше в углу, дальнейших распоряжений ожидаши, а князь, откинувши балдахин, ся брякаши утробой на кровать, аки мешок, и хлопаши себе дланью по обвисшему заду.

Еть князя пора, добры молодцы, -молвит он Стеньке с Васькой, а Федьке наказывает всташи у главы своей да соваши удом в уста княжеские. При действе том князь муде Федьке норовит лизнуши да нюхаши. Стенька с Василием маются поочерёдно, пот выступаше на челах ихних жемчужными капелицами, а князь всё гнаше, псами ленивыми да бастардами называше. К концу сего дотяживаши князь десницею до чресел своих да починаши перстами их теребиши, покамест семя на дощи дубовые не изливаше. За ним и отрокам дозволяется чело княжеское оросиши, а ежели недонесуши - грозил казниши.

Конечно, не казнит никого, простит отроков, ибо любит их пуще супруги своей, Марфы Христиановны, в девичестве Анны Ульрики Хендехох, принцессы австрийской.
Княгиня Марфа Христиановна, бывает, при сём присутствует, стояше терпеливо с платочком белым вышитым, паки чресла супружеские утераши.
В перерывах между беременностями на кровати возлежаши сначала Марфа, поверху на оной князь Афанасий, а уж затем Стенька с Ваською.

Тяжело приходится Марфе на престоле московском, но сносише молча, ради укрепления монархических связей.
Сокольничий Иван Ноздря распустит позже слух, будто дети у Марфы на самом деле не от князя, а от Стеньки с Федькою, за что будет казнен на лобной площади, ныне площади Ильича, где ему отсекут руку, ногу, и, погодя, голову.

Православная церковь причислит в 2016 году Афанасия к лику святых и организует сбор подписей и денег на памятник. За посты в социальных сетях, рассказывающие подробности о князе Афанасии, в 2017 году будет заведено 14586 уголовных дел. Общественные организации «Горящая изба», «Русские косточки» и «Не дадим на поругание» выступят с совместным шествием в защиту доброго имени св. великомученика Афанасия.

Все это ещё будет, а пока князь собирается в поход на ненавистную Тверь. Федька, Стенька и Василий одевают его в броню, сверху натягивают кафтан с позолотой, да так, чтобы броню было видно; Федька подносит княжеские сапожки с оторочкой из соболя, рядом на стуле ждет шлем с вензелями и выпуклыми драгоценными каменьями.

Непросто живется князю Афанасию Первому, броня тяжела, править надо - приумножать, воссоединять, аннексировать - он старается для нас, и мы, вот уже много сотен лет, продолжаем его дело и всё никак не можем успокоиться.





                Штефан чел Маре


Парк Штефана чел Маре в Кишиневе в советские времена назывался имени Пушкина и там уютно располагалась главная городская гей-плешка. Старожилы рассказывают, что мимо сидящего на скамеечке понравившегося тебе мужчины надо было пройти несколько раз туда-сюда, потом встретиться с ним глазами и, если взгляды совпадали, полагалось попросить огня, папиросу или, на худой конец, сколько времени. Других методов найти единомышленников тогда не имелось.

Мне видится вполне героическим в те средневековые времена приглашать к себе домой человека, с которым я встретился глазами, и еще более смелым - идти к кому-то домой впервые в жизни, не имея представления, что он будет там со мной делать. Как жили люди без газовой плиты, мы сейчас хорошо можем себе представить, но как без интернета - гораздо хуже.
В парке Штефана чел Маре стоят бюсты румыноязычных культурных деятелей, бюст Пушкину тоже есть. У Пушкина делают селфи русскоязычные молдаване. При входе в парк румыны возвели в 1923 году памятник Штефану чел Маре, Великому, около него фотографируются румыноязычные. Раньше при входе стоял Александр второй, далеко не такой великий, румыны снесли его после первой империалистической.
Во вторую бедного Штефана эвакуировали в Румынию, но потом вернули назад. При советской власти его несколько раз задвигали все дальше вглубь парка, но оставили жить.

В парке есть танцплощадка, где по выходным танцуют старички под живую музыку. На афише написано по-румынски и по-русски: золотой возраст (вырста де аур), танцуйте с нами, вы нам нужны. Играют песни группы “Мираж”, Иона Суручану (я помню его в передаче “В рабочий полдень” году этак в 1978 и он жив еще, между прочим), даже “Ты ж мене пидманула” на румынском языке. Бабок подавляюще больше, дедки столько не живут. Они танцуют и танцуют, музыка звучит без перерыва, они почему-то не устают, некоторые просто семенят по кругу, стараясь в такт, но не сдаются, улыбаются, топают своими скрюченными подагрическими ногами, вот звучит самба, шаги бегут мельче и быстрее, наросты на ступнях вываливаются из босоножек. Почти все старухи низенькие, крепкие и плотные, как грибы, или сухие и жесткие, как ржавая проволока, лишь изредка полные, повыше, помедленнее, с отеками на щиколотках, перехваченных резинками от капроновых носков, с бесформенным шевелящимся салом под платьями.
Редкие старики в советских брюках и туфлях в дырочку держатся молодцами, те, кто может, а один потный дедок, в кепочке, даже выписывает некое подобие кренделей.
Я долго, долго смотрю на танцующий вырста де аур. Мне пятьдесят. Я тихо всхлипываю и тут же кашляю, чтобы никто ничего не заметил. Одна слеза все-таки выкатилась из под солнечных очков, я быстро снимаю ее ладонью. Время, время, ты еще не подошло ко мне, но я чувствую, как ты приближаешься, гороховыми, рассыпчатыми шажками, стрелки твои трясутся, как руки паркинсоника, но идут, идут, идут.
-Пошли уже, чего ты на них уставился.
-Пойдем.

Мы направляемся в кафе, где нас ждет зама и чорба - кисловатые молдавские супы, вертуты с брынзой и плачинты с картофелем.
За едой я рассказываю о гей-плешке в городе Кельне, в университетском парке. Там, где заросли погуще, по извилистой тропинке бродят ветераны, с лицами, похожими на старые сандалии, ищут молодость. Иногда им везет и на пути попадается кто-нибудь более или менее свежий. Свежий ищет тоже посвежее, чем они, раскает по тропе, заворачивает в кусты. За кустами белеет поляна, там жизнь, студенты играют в бадминтон, гуляют мамочки с колясками, а тут, в зарослях, обратная сторона луны. Ветераны крадутся за свежим неотступно, как зомби, свежий находит, наконец, себе пару, они устраиваются в кустах, один из них опускается коленями на редкую траву и расстегивает другому штаны. Ветераны стоят вокруг, и не выгонишь ведь, морщат свои сандалии в мерзких гримасах, вытаскивают из ширинок былую гордость, судорожно мучают ее грязными пальцами, тянут неожиданно гибкие шеи и заглядывают, заглядывают, соблюдая дистанцию, заискивающе и нежно, как собака на поглощающего свой обед хозяина. Долго на это невозможно смотреть, уходишь и не хочется возвращаться.

Кишиневская гей-плешка существует теперь в скверике невдалеке от американского посольства. Туалет посреди скверика полузакопан в землю, как блиндаж. По периметру ходит парень с шизофреническими глазами, мне рассказывают, что он сосет в этом туалете у всех подряд. Ближе к вечеру на скамеечках собираются группки ничем не примечательных мужичков, они обсуждают новости - громкие разводы и тихие замужества.

В одной из компаний я узнаю бодрого деда в кепочке, который час назад выписывал кренделя на танцплощадке вырста де аур.
Интересно, а кто-то из тех зомби в Кельне тоже расправляет по субботам свою печальную рожу и идет танцевать танго с бабушками?
Эх, жизнь, ты то, что я люблю.




                Таинство.


Ты разыскиваешь на сайте знакомств приятную рожу. Заговариваешь ей зубы, добиваясь, чтобы она пошла пить с тобой кофе. Пья кофе, задавая стандартные вопросы, ты про себя отмечаешь, хочешь ты эту рожу трахать или нет. Если да, ты заговариваешь ей зубы, уговаривая пойти к тебе, туда, где ты уже перестал менять простыни после каждой новой приятной.
Ты трахаешь, лижешь, сосешь, целуешь, отправляешь домой на такси. Утром ты просыпаешься и ждешь от своего организма любви или хотя бы влюбленности, ну хотя бы чтоб он по кому-то из них скучал, твой организм. Но таинства не происходит. Любилка застопорилась. Все будет хорошо, утешаешь ты себя, все получится, и разыскиваешь на сайте знакомств приятную рожу...




                Шарики

Умер мой киевский кореш Юрка.
Прожил полвека, недостаточно, конечно, но не так, чтобы совсем уж мало. Когда Юрке было лет восемнадцать, в него был влюблен мужчина, которому в то время было пятьдесят, он уже умер, а вот теперь умер и Юрка.
Похороны организовали его бывшие бойфренды, им тоже давно не восемнадцать и они сами уже думают про вечное. С каждым из них он провел годы и был счастлив.

Юрка вел нездоровый образ жизни, знал, что финиш не за горами, но не рассчитывал, конечно, что так быстро. Когда мы выпивали, он касался темы смерти, она его притягивала, говорил, что лично его лучше сжечь, хорошо бы под музыку любимого диджея, и потом веселитесь, суки, на моих поминках и не смейте плакать.

Мы стояли у входа в крематорий, ждали автобус из морга, курили и радовались встрече с людьми, с которыми бы вряд ли увиделись бы без такого серьезного повода. Все постарели. С кем-то я пил последний раз в прошлом году, когда был в гостях в Киеве у Юрки, с кем-то пять, а то и больше лет назад.
Приехал автобус с юркиной улыбающейся фотографией под стеклом.
Белоснежный, как свадьба, гроб вытащили из автобуса дядьки в черном и распорядитель с совершенно сизым носом пригласил нас внутрь.
Мы побрасали в кустики сигареты и нестройно вошли.

Белый гроб поставили на постамент, распорядитель респоряжался своим слишком хорошо поставленным, мнимо доверительным идиотским голосом. Друзья, пел он, если вы хотите проститься с покойным, вы можете поцеловать его, проходите, пожалуйста, вдоль гроба, к изголовью, целовать нужно в зону лба, над бровями, а в другие зоны, пожалуйста, не целуйте. И он показал на себе, куда целовать, проведя там пальцами. Он открыл папочку и прочел речь, про то, что помним и что любим, не переврав ни имя, ни дату рождения, ни годы поступления в институт. Его мхатовский баритон был близок к рыданию. Наверное, эта профессия тоже нужна, как часть траурной работы, отвлечение от горя итд. но, слушая, какой наш Юрка был передовик производства и не слезал с доски почета с самого детства, я чувствовал себя уже совершенно один со своими печальными мыслями. Я прошу, не надо нанимать подобного ****абола на мои похороны и, вобще, не надо речей.

Юрка выглядел в гробу совсем не аппетитно и целовать его не хотелось. Я отошел в уголок, вспомнил его любимые фразочки, в ушах снова зашуршал его тембр, "нет, сегодня не приезжай, хочу побыть один" или "давай к нам, тут N в гостях, купи по дороге коньячку". Я привозил к нему всех своих мальчиков, знакомил, некоторые ему нравились, некоторые нет, он никогда не спорил о вкусах. Некоторым он писал потом в подпитии на фэйсбук, чтобы они переходили к нему, мол все равно со мной они каши не сварят. Юрка был в профессиональном смысле мастером своего дела, но в жизни - вполне обычным человеком, к тому же алкашом, однако все мы любили его, любили его прокуренную кухню, его кота, его спальню, где всегда можно было заночевать, его насмешливый, наблюдающий, желающий добра взгляд.
Мхатовский ****абол наконец заткнулся, включили музыку, в ритуальном зале киевского крематория зазвучал диджей Тиесто. Побежали слезы.

Пару лет назад Юрка ездил по работе в Одессу и познакомился там у меня на вечеринке с одним милым пареньком. Паренек уехал к нему в Киев, вел себя хорошо, не требовал денег, но через пару месяцев ушел к другому. У Юрки наступил после этого тяжелый период. С этим другим паренек уехал потом в америку, но там оставил и этого другого, влюбился в кого-то. Другой написал Юрке из америки письмо, в котором он просил прощения, тяжелый период наступил теперь у него. Юрка рассказывал об этом гостям теплым пьяным голосом.

Поминки в ресторанчике. Тут висит экран, на нем Юркины бойфренды крутят видухи из его земной жизни, включают его детские фотки. На одной фотке, пятнадцатилетней давности, я вижу себя. Там я у Юрки в гостях со своим бойфрендом, который раньше лет шесть был его бойфрендом. Этому нашему по-очереди-бойфренду тогда было двадцать пять лет, он был необыкновенно харизматичен, его нельзя было нигде оставить одного, кто-нибудь тут же подсаживался, заговаривал. Они разошлись с Юркой до меня, я не был ни в чем виноват, харизматичный бойфренд привел меня в гости к Юрке - они с ним навсегда остались друзьями - нас познакомили, Юрке было не очень комфортно, но он пил себе, шутил и не подавал виду.
На фотографии меня не узнают, я кричу, уже пьяный, смотрите, это же я, неужели не видите?  А, ты, ну да, конечно, надо же, действительно ты. Нашему по-очереди-бойфренду уже сорок, он все еще хорош, хотя и пьян больше всех, восклицает чего-то, но уже не договаривает фраз, забывает, с чего начал. Рядом сидит его следующий бойфренд со своим теперешним, после-него-бойфрендом. Мы все дружим, особенно сейчас.

В конце поминок мы, по сценарию, выходим наружу и пускаем в небо белые шарики. Кто-то шутит, что они похожи на сперматозоиды.
Юркина душа улетела, но нет, не улетучилась насовсем, его тембр все еще ерзает по извилинам мозга, тихо, как при жизни, в телефонной трубке, "сегодня не приходи, хочу побыть один".




Дети

Вчера я ходил в туалет по-серьезному и, как обычно, включил музыку, поставив планшет на крышу кошачьего туалета. На широко известной, с первых аккордов, песне певицы Шер "Велкам ту Бурлеск" я начал немного приплясывать, слегка заерзал и тихонько замахал, оставаясь, впрочем, в строго сидячем положении. На самой цыганистой коде я представил себе, что на груди моей висит монисто, и не одно, задрожал бюстом, как актриса в "Таборе уходит в небо" и понял, что попал какашкой по мошонке. С задней, естественно, стороны. Музыка перестала радовать.

Какого *** вообще яйца - висят? Причем с возрастом все ниже и ниже! Чего бы им не оставаться внутри организма, вот как у кита или дельфина. Представьте себе кита с яйцами метров на пять вниз, волочащимися, подобно знаменам, корябающими за утонувшие корабли плюс акула откусит. Какого хрена они у нас вылезают наружу перед рождением? Сидели бы внутри.

Эволюционного смысла в этом мешающем танцевать на унитазе устройстве нет никакого, это ошибка товарищей Дарвина и Бога. Бредни про температуру на два градуса ниже, необходимую для созревания спермы млекопитающего мы все слышали, херня это, на самом деле сначала яйца в процессе эволюции вылезли, а уже потом охладились, ну не наоборот же. Слон может своим хером мух гонять с боков, опираться на него может, а яйца у него - внутри, и ничего, созревают, хоть и млекопитающее тоже. Видимо, спермы у него по дороге охлаждаются, вот мне бы так.

Я, собственно, не об этом хотел сказать, хотя темы связаны. Я вспомнил про детей. Детей у меня двое, живут они в Германии и у обеих имеется по бойфренду. И когда я веду с ними задушевные разговоры насчет того, что вот хотела бы ты с этим человеком провести типа жизнь, с детишками и тэдэ, они, обе, отвечают мне:-папульхен, ты что, с дерева упал? Мне сейчас с ним хорошо, а дальше откуда ж я знаю и зачем вообще планировать.
Я говорю, -ну как, вам же типа уже за двадцать обеим, в принципе, пора бы уже планировать-то.
-Папульхен, вот ты со своими бойфрендами и планируй, а нам этого пока не надо. Я, может, найду работу в другом городе - перееду, а он, ну это его дело.

-Погоди, дочь, а ты его любишь типа вообще?
-Ну как, мне с ним клево. Очень. Разве мало? Мы ездили на Крит, в Будапешт, на Тенериффу, это было незабываемо, романтиш ваще, закат и мы вдвоем, настоящее счастье. Мы еще такую травку в Будапеште курили, папа, это незабываемо.

-Так вы, дети, вы как бы уже заранее готовы к тому, что всякие отношения могут кончиться, поэтому уж так любить, чтоб "ну совсем без него не могу" (а я так любил, дети), вот так любить - нет смысла, и незачем тогда подвергать травме психику, рисковать, ja?
-Ну может и ja, папа.
-Но, дети, вы ведь живете в полнакала, дети, мне вас прямо-таки жаль.
-А ты, папульхен, когда своих мальчиков бросаешь, они плачут, небось, тебе их психику не жалко?
-Жалко, дети, и свою жалко, когда меня бросают, но это ж стоит того, есть, за что платить. Неужели вы не понимаете?

-Может и понимаем, папа. А зачем так жить? Вот это твое любимое "совсем без него не могу" - это ж болезнь типа. Нафиг это тебе? Надо могать и без него, ты ж сам взрослый человек.
-Мочь, дети. Смешной инфинитив, на мочу похож. И в кого вы такие умные? Как вам объяснить, я, конечно, не умираю без него, но эта вот тяга, ну, тоска по, да, по другому в общем-то человеку, она такая острая и сладкая, и когда он рядом, тебе прямо вот так хорошо... в общем, это я и называю, наверное, любовью, такую вот добровольную зависимость. Это не страсть, нет, это глубже и дольше, она может продолжаться многие годы и мне кажется, что ради этого я и живу. А заранее планировать разъезд, это ну не по-русски как-то, себя самого на лету стрелять.

-Эх, папульхен, тебе уже ничего не поможет. Ты просто воспитан в прошлом веке, сейчас наверняка и у вас там тоже к отношениям не так прямо серьезно относятся. Если дашь денег на билеты - прилетим к тебе в гости, съездим опять на Затоку, там у вас вроде вода почище была.





Душевная работа

Подруга рассказывала, что, любила, вроде, одного мужика, даже замуж за него вроде соглашалась, но как-то на морозе увидела у него маленькую прозрачную сопельку, свисающую из ноздри, и так ей стало вдруг противно, что разлюбила и обратно полюбить уже не смогла. А, говорят еще, что женщины любят ушами, а не за внешность. Женщина, говорят, вобще может постепенно полюбить того, кто ей сначала совсем не понравился: красавица медленно и со скрипом привыкает к чудовищу, привыкает, привыкает, а потом глядишь, и вроде даже уже и любит. Чудовище хер полюбит безобразную тетку, хоть до пенсии жди, ни через привычку, никак. Трахать как-то будет, если уж очень надо для снятия санкций, но страсть ему придется активно изображать.

Друг рассказывал, что отношения - это всегда душевная работа и, вообще, любить надо не за внешность, а за человеческие качества. Я отвечал ему, что за человеческие качества можно дружить, а любить - скорее вопреки (впрочем это как повезет). И про душевную работу я спорил, что если перестал ты любить свою красавицу или свое чудовище, то душевно можно хоть надорваться, хоть грыжу себе душевную защемить - хер ты обратно полюбишь, его или её, и не в сопельке на морозе будет дело, сопелька - повод и уловка подсознания, а причина-то в том, что свечка догорела, узелок развязался и тайна кончилась.

А друг меня стыдил, что я путаю страсть с любовью. А я говорил, мол ничего я не путаю, погляди вокруг, тысячи людей живут друг с другом по привычке, миллионы - ненавидя, только чтоб одной не быть или одному, нах эта твоя душевная работа.

Вот живет бубуля с дедулей, посмотришь на них - ужас, бабуль, зачем же ты с ним живешь, вы ж не разговариваете последние тридцать лет, а орете друг на друга, он же тебя раздражает на каждом квадратном сантиметре. Но бабуля душевно вкалывает, она привыкла вкалывать: что ты, это мы не ругаемся вовсе, так, обсуждаем общие проблемы и, вообще, другие вон еще и больше пьют, чем Вася мой.

И вот, Вася, наконец, подыхает, бабуля плачет дня три не останавляваясь, ах как же это я одна буду-то, ведь привыкла уже с Васей-то ораться круглые сутки. Проходит полгода-год и бабуля расцветает, ягодка-не ягодка, но что-то вроде второй молодости у нее начинается. И страшно признаться ей, самой себе, что так вот счастлива она еще никогда не была, ну, разве, в восемнадцать лет, беременная и полная надежд, да и то пока Вася её, косая сажень в плечах, все бабы завидовали, домой пьяный не вернется да и не блеванет в угол, обворожительно лыбясь, а ей убирать, на восьмом месяце.

Так что ж получается, спрашивал друг, по-твоему значит, сопельку увидал - и все?
Да, говорю - все.
Назовем это по Фромму, серийной моногамией: пока тебе с человеком хорошо - ты с ним, а когда хорошо быть перестает, будь один или ищи другого. Мы ж не на конкурсе "кто с другим человеком вместе дольше проживет", мы, скорее, на конкурсе "кто будет чаще счастлив".

Ну и кто из нас с тобой чаще счастлив? -спросил друг.
Не знаю, -ответил я.





БГ

Почему-то вспомнил БГ.
Надеюсь, у него все нормально.
Его факультет был в конце моей улицы, мы шептались об этом в школе, а как-то раз я видел, как он переходил Невский проспект, сначала на зеленый, но где-то на середине зажегся красный, однако молодой и гибкий БГ не остановился, а пер дальше, расталкивая машины, и пару раз оглянулся, проверить, узнаем ли мы его.
Еще был концерт на стадионе имени Ленина, "береги свой хой", это было гимном.

Потом я уехал с семьей. А году в девяносто шестом мы с женой побывали на его рок-концерте в Мюнстере, километров за сто от нашего городка.
Концерт был в дискотеке средней величины. На сцене стоял и орал БГ, в чем-то кожаном (поскольку все же рок), друзья его рвали струны, гремели барабанами и горели глазами, а русский народ стоял и безмолвствовал, слушал. Увы, ни одного слова БГ нельзя было разобрать.
Я тоже стоял и не двигался целый час, ожидая от кумира если не высшей правды, то хоть невнятного указания, вот как тогда: береги свой хой, или: сползает по крыше старик козлодоев, но, увы, пищи для ума не пуступало, ни крошки.

От скуки я смотрел на стойку бара, у которой обычно толпятся жаждущие пива и коктейлей посетители дискотек. Барменша стояла за стойкой, раскрыв рот от ужаса: никто вообще ничего не покупал. Такого на рок-концертах, видимо, еще не случалось. Мне стало, как водится на родине Достоевского, стыдно, но.
Но-во-первых, не хотелось выпендриваться, мол, все слушают, а я че за пивом-то попрусь. Во-вторых, я тогда вообще не понимал, на хрена платить за пиво в заведении три марки, если оно в магазине стоит одну. Если совсем честно, я и сейчас это не очень понимаю. Наверное, у остальных рок-зрителей роились в голове сходные мысли.

К барменше подошел бармен, они пошептались о чем-то, попожимали плечами и снова уставились на нас, как на богородицу. Почему никто из этих таких серьезных людей не сядет на пол, чего стоять-то? -шептались, возможно, они, -почему никто не дергается? не заводится? не зайдется в плясе? не ляжет, что ли, поперек всех? О чем же таком грустном и серьезном поет этот человек, что даже покурить никто не выйдет, про зож, что ли, прости госсподи?
Через какое-то время они плюнули на нас, налили себе по пиву и им стало легче.

Не так давно я видел БГ в уличном кафе на Дерибасовской улице, он сидел за столиком лицом к прохожим и внимательно проверял, узнаем ли мы его. Я хотел подойти к нему и объяснить, что да, узнаем, но увы: ничего интереснее, чем "береги свой хой" и еще нескольких песен из первых альбомов он за свою последующую жизнь так и не сказал, так что, в принципе, все остальное можно бы и выключить.

Но вместо этого я почему-то улыбнулся ему, сел за столик, не очень близко, заказал себе говенного украинского пива, выпил половину, прикрыл глаза и увидел стадион имени Ленина в восемьдесят седьмом или восьмом году, стройного и высокого БГ на сцене в вязаном свитере с высоким воротником, увидел орущую студенческую толпу, орущего себя, вместе со всеми, и хой, и город-вавилон, и козлодоев, и вообще все песни наизусть, и как хорошо тогда было-то, и не повторить больше.

Сейчас я уже легко могу сесть на пол на дискотеке или хоть лечь, могу потанцевать, купить пива, сходить поссать, хоть бы и в кусты, даже могу сесть и вдруг заплакать в уголке уличного кафе на Дерибасовской улице.




Газманов

Люблю ходить в караоке. И петь и культуру познавать. Вчера было весело: пьяные офисные работницы падали со шпилек, со звоном роняли на пол бокалы, выли в три микрофона, поправляли поначалу прически а потом перестали, одна заговорила со мной, спросила в каком стиле я одеваюсь, но тоже потом отвлеклась. Ей не было и сорока.
В каком стиле я одеваюсь? Хз.

За другим столом пели стильные нацгвардейцы с девушками. И форма им шла, и пели прилично, и не очень были пьяны, и девушки их были помоложе.
Пели они Газманова. Про господ офицеров. Вместо «за Россию» они вставляли «за Украину», вместо «тектоумервАфгане» - «тектоумервДонбассе». Экран показывал Красную площадь, русские флаги и одухоблятьтворенное лицо Газманова.
Они серьезно думали, что, поменяв в песенке два слова, они сделают ее не такой имперской. Офисные работницы тихо подпевали.

Мне хотелось уже встать и громко сказать Heil Hitler. И спеть уже „Mein F;hrer mein F;hrer mein F;hrer“, тем более что есть ведь и наш вариант «Все выше и выше и выше».
Мыши, конечно, не братья, хоть и песни одни на всех. Тут, на Украине, нет своего Газманова, которому никогда не будет стыдно за все, что делали господа офицеры по всему периметру границ и внутри страны тоже. Наверное, потому нет, что с совком идентифицировать себя людям тут не хочется, а больше пока не с чем, потому как все расхищено-предано-продано, уже по которому разу.

Потом нацгвардейцы пели песни про солдатское братство, путинской поры, потом отчалили офисные работницы, потом и мы.
А моей хорошей знакомой, известной одесской писательнице, издатель недавно сказал, что по-русски он ее издавать больше не будет, пусть пишет сразу по-украински.




Господин Н

Господин Н. имел отношения с девятью женщинами, иногда женщины у него были по очереди, иногда одновременно. Ни к одной из них он мог как следует привязаться. Как-то он прочитал в журнале, что, по всей видимости, он очень любит свою маму и настоящая, глубокая привязанность из-за этого затруднена, так как означала бы предательство по отношению к ней. И еще там было написано, что, возможно, таким людям, как он, будет проще организовать глубокую привязанность с женщиной, сильно уступающей маме по социальному положению или внешности, так как в этом случае мама останется на своем привычном пьедестале. Или вообще с мужчиной.

Он сделал эксперимент и попробовал полюбить уборщицу Валю, страшную и глупую, но добрую и сосет хорошо. Как Валя не старалась, глубокой привязанности не вышло.
Друг господина Н., Василий, сказал ему во время задушевного разговора за бутылочкой палёного коньяка Шустов, что мол ты че, брат, думаешь, у меня что ли к Ирке моей глубокая привязанность, да у меня сука к тебе привязанность глубже, а с Иркой у меня дети, хозяйство, секс вот и хватит с нее.
Господин Н. испытал катарсис решил попробовать другую возможность.

За последующие два года у него были отношения с девятью мужчинами. Один из этих мужчин уже успел стать женщиной, приделал себе сиськи, но член удалять не стал, сказал, что за экзотику больше платят. Его заказывают натуралы по сто пятьдесят долларов, часто без секса, а чтоб только ходил голая туда-сюда типа шоу устраивать на квартире. Он теперь хорошо одевается и нюхает кокаин.
Господин Н. подумал, что, наверное, слава богу, что он к нему в свое время глубоко не привязался, а то куда ж такую жену. С другой стороны он подумал, что мама с пъедестала точно бы не сдвинулась даже на миллиметр.
Он предложил этому своему бывшему мужчине с сиськами снова встретиться и начать может быть с чистого листа, но тот мужчина сказал, что кофе попить можно, но без ста пятидесяти долларов продолжения у них совершенно точно не будет.

А морали тут нет и не ждите, и счастья тоже.





Кишинев

Нахожусь в Кишиневе.
Это даже не Одесса. Маршрутки тут махонькие, размером с деревенскую скорую помощь, влезает туда молдаван по пятьдесят, водитель никак от них не защищен, я вчера несколько остановок висел над его ароматной лысиной, а на повороте даже обнял в попытке удержать равновесие.
Повсюду устроены дикие круговые развязки, где каждое перестраивание в другой ряд есть вопрос жизни и смерти. Ездят тут нервно, никому не уступая и требуя, чтоб уступили тебе.
Сорокаминутные пробки зависший в неудобных позах народ переносит вполне стоически, с безнадежностью приговоренных тут жить, люди едут в полусне. Лишь одна молдаванка сказала, как перед расстрелом: вот пусть сами так поездят. Тихо, без мата, без южного акцента, без эмоций. Говорят тут в основном по-русски, лишь иногда вставляя: варОк (пожалуйста).

Самое главное: законы здесь работают и водитель обязательно пристегнут.





***

Наверное, Чехов писал в перерывах между жизнью. А вот Толстой явно жил в перерывах между своими великими писаниями. Поэтому я терпеть не могу Толстого и обожаю Чехова.
(Паоло сука Коэльо)





Райкин

Вчера ко мне домой пришел мальчик из команды Стерненко.
-Однако ж не все там пидоры, -сказал я, расстегивая ему штаны, -есть и геи.
-Ты не понимаешь ничего, ватник, -ответил он, обнял мою голову ладонями и легонько потянул ее вниз.
У него были неплохие мышцы и несколько татуировок: профиль Гитлера, крылышки.
-Да уж куда мне понять. -Я опустился на колени. -Нашли врагов тоже, Лободу с Райкиным, и не стыдно. С бабушками в берэтах в Украинском театре боретесь. Борцы ****ь. Вы ж проплаченные все.
-Я проплаченный?? Что ты знаешь про нас? Заткнись лучше и соси, дядя.

Некоторое время я не мог говорить, но мысли роились.
Я освободил рот и прохрипел: они же денег требовали с Лободы, когда концерт срывали. Тонн двадцать баксов. Разве не так?
Он нагнулся и поцеловал меня в губы.
-Верите всяким фэйкам. Ну вот я участвовал в срыве концерта Лободы. Да, нам предлагали деньги, но Стерненко отказался. Мы за идею стоим. Честно. Хочешь меня трахнуть?

-За какую сука идею? -Я повернул его к себе спиной, обхватил спереди за тощую грудь, нашарил в столике презерватив. -Выискали интервью ****ь Райкина от четырнадцатого года, где он честно признавался, что часть его души радуется. Вы ж не поняли нихуя. Ему стыдно за эту радость свою было, но он искренний, честный художник, не считал возможным это скрывать. Это самообличение такое интеллигентское. Стадо.

Первые моменты входа в человека возбуждают меня больше всего.
-Медленно, пожалуйста. У меня давно этого не было.
-Ужели заросла народная тропа, -я поцеловал его между лопатками, аккуратными, как у девушки.
-Чего?
-Та забей.
Я начал тихонько двигаться. Он постанывал и трогал меня ладонями за бедра, ограничивая амплитуду.
-Пойми, Витя, он наш враг, Райкин твой. Тихо! Медленно, я ж просил. Он не объяснился, не раскаялся, не извинился и приехал сюда выступать. Свинья он. Если наше государство его сюда пустило, все, уже не болит, можешь побыстрее, то государство у нас - говно. Кому-то надо же хоть что-то делать, если оно ничего не делает. Между прочим, если бы не мы, тут бы тоже ДНР была. На государство это ****ое надежды нет, надо самим все решать. Вот и с горсадом то же.

-Так и боритесь с государством! Райкин же стихи читал, Лобода песенки пела, они ведь не пропагандируют со сцены, что Крым их.
-Мне так больновато. Давай я сверху лучше буду.
-Давай. А то я устал уже. Ток осторожно, не сломи мне ничего. Э! Не прыгай так. И, вообще, как можно запрещать слова? Двадцать первый век, в сети все есть, любая инфа доступна, какой бы имперец что бы ни говорил.
-Пойми, ватник, у нас война, люди гибнут. -Он изогнулся и поцеловал меня, не переставая двигаться. -Если всех этих говноимперцев пускать, они же будут создавать иллюзию, что мы братья. А какие нахуй братья, это то же самое, как если бы немецкие актеры гастролировали бы в Москве в сорок первом году. Вообще никого пускать нельзя, вообще. Я щас кончу. Можно?

-Да кончай, чего там. Я тоже скоро. -Он затеребил себя мелко и быстро, как мартышка. -Наше правительство с ними торгует, уголь у них покупает, на войне наживается, вот и срывайте им заседания Верховной Рады, хули вы по воробьям стреляете?
-Да заткнись же ты, либерал вонючий. У нас митинг или секс?

Мы пили чай с маковым тортом. Я закурил.
-Ты вот их поддерживаешь, а, представь, они узнают, что ты пидор. Ведь побьют и выгонят. И Гитлер подмышкой не поможет.
-Нет. Не побьют. Мы ж друзья. Они не узнают!
-Гитлер тоже так начинал. Боролся вместо государства. Многие сначала думали, какой молодец, за правду стоит, концерты срывает.
-У него были ошибки. Крупные. Но в общем - такой человек порядок бы у нас навел. И всю б эту вату вышиб из твоей головы. А так, не страна, а печалька. Уеду я отсюда. Слушай, а ты можешь еще разок?






Одесса

И, все-таки, девочки и мальчики, кто кого?
Член красит человека или человек - член?
Сиськи женщину или она - их?
Бывает ведь, женщина такая вот ничего особенного, но сиси нестолько ух, что за них можно полюбить. Если она их, конечно, носить умеет.
Ну, или, обратно, за член.
Хм. Умею ли я его носить?
Еще трансы есть, у них и то и другое. К ним чувства вообще просто не утихают.

А за что я люблю Одессу?
За море?
Ну не только.
Море - это ее сиськи.
Умеет ли Одесса носить свое море?
Ну такое.
Внятного члена у Одессы нет. Так что море это и член тоже. Одесса - транс.
Есть жопа - Поскот. Добираться до жопы далеко, пока доберешься, весь пыл угаснет.
Но сиськи неплохие, манящие, волнительные. Хоть часто и в крошках и, короче, не смазывает она их ничем.
Центр - ароматная вагина, с закоулками.
Умеет ли Одесса носить свою вагину?
Такое.
Балконы со створок падают и, короче, моется она редко. Ладно, вагина большая, Одесса маленькая, не уследишь.

Понятно, что Одесса это не совокупность ее частей, а новая сущность.
Есть еще воздух, пыль, сонце через листву каштанов, пожилые одесситки, трамваи, люди. Все это красит Одессу и она красит это все, каждое по отдельности.

Так что, женщины с не очень сиськами и мужики с коротким членом - не унывайте.
Как Одесса.
Учитесь у нее.





Епать ли мальчика?

Двадцать шестого октября 1984 года предков не было дома и ко мне в гости пришла девочка Галя. Мы попили чай, поговорили про группу Бони М, сели рядом на диван и девочка Галя явственно и как будто даже торжественно замолчала. Я порассуждал еще о группе Кино и группе Аквариум, но споткнулся об странный взгляд девочки Гали и примолк. Взгляд как будто ждал от меня чего-то. Какое-то время мы сидели молча. Галя громко и отчетливо вздохнула, поднялась с дивана, выключила свет и снова села рядом со мной. Тишину распилили шаги соседки, топающей из кухни в свою комнату мимо нашей двери.

Я хотел рассказать Гале, что соседку другие жильцы за глаза именовали танком, из-за тяжелой походки, а сосед дядя Леша прозвал Низкосракой, но снова споткнулся об Галин строгий и уже как будто готовый во мне разочароваться взгляд и -передумал рассказывать.

Нучтотакибудемсидеть, - сказала Галя минут через десять. И тут я догадался, что Галю надо епать. До этого у меня уже были девочки, но я к ним сам за этим приходил и это они уже уступали или не уступали моим домогательствам. Я думал, что только так и полагается, я еще не знал о удивительном обычае белых людей: если к тебе пришла женщина - надо епать.

Странно, думал я, епя Галю. А если я, допустим, не хочу? Женщине можно не хотеть, почему мне нельзя? Почему я не могу просто пить чай и обсуждать с ней группу Машина Времени? Ну и что, что вдвоем и наедине.
Если бы я сейчас не епал - нам обоим было бы страшно неудобно. Не дать - можно. Не брать - нельзя.

Еще страннее было то, что секс с Галей прошел просто на ура. Она была глупа и не красавица, я подозревал, что больше ее не позову, я трахал ее на родительской кровати, стоя, у трюмо, где под зеркалом стоял тройной одеколон и духи Может Быть, и на моем письменный столе, подвинув в сторону медицинские учебники, я держал Галю какое-то время на весу, сколько мог. Галя довольно громко охала и соседка отчетливо притормаживала у нашей двери.

Мне рассказывали, что в послевоенные времена, когда соседка была еще вполне ничего, она прирабатывала проституткой по вызову и клиенты вызывали ее по нашему висящему в коридоре общественному телефону, так что я не очень стеснялся.
Это был один из лучших разов в моей жизни - с этой девочкой, которая мне не нравилась. Странно.

Лет через десять я понял, что, если бы у женщин был член, он стоял бы у них всю дорогу - они хотят трахаться еще больше, чем мы. Еще через десять я догадался, что вообще не очень хочу трахаться с женщинами.

Вчера, в 2017-м, ко мне в гости пришел мальчик Саша.
Мы поговорили о том, что певец Буйнов тоже наш, и политик Тигипко, и пианист Рихтер. Про них мальчик не знал, вернее, он вообще не знал, что были такие пианисты, певцы и политики, он был простоват и явно не интеллектуал.
Мальчик поговорил про певицу Лободу и замолчал, смотря на меня выжидательно. То, что мальчика надо будет епать, я понял еще по переписке.

Странно, думал я, епя Сашу. Странно, что я опять должен. Может, меня через десять лет переклинит назад, на женщин, и это - первый тревожный звоночек? Или вообще заклинит.
Сашу, про которого я знал, что больше его не позову, как и Галю в прошлом веке, я трахал, словно в последний раз, мотал его по всей квартире, ставил, клал (для одесских читателей: ложил), подвешивал, крутил и вертел. Под зеркалом у меня теперь дезики и духи Молекула, и учебники на столе другие - вроде как виден духовный рост. Мне было совершенно плевать, понравится ему или нет и ему, разумеется, все нравилось.

Вот когда я трахаю тех, в кого влюбился еще по переписке, чью кожу страшно трогать и пальцы дрожат - секс поначалу вовсе не так гладок и хорош. Понятно, из-за волнения, ведь хочется, чтобы ему понравилось.

Случайный секс, от слова случка, секс из вежливости, с человеком, которого ты явно больше не увидишь, с которым продолжения не будет, на которого тебе, в принципе, плевать, часто оказывается лучше, отвязнее, чем с тем, в ком не чаешь души.
Товарищ бох, а не свинство ли это?




Сайт знакомств

Молодежь пошла какая-то тормознутая.
-А как это ты на свидание с собакой придешь? Да ну, странно вообще.
-А как это будет вообще выглядеть, ведь ты же меня старше в два раза, как я тебя своим родителям представлю?
-Ты че, прямо так в фэйсбуке и пишешь, что ты гей? Данунах, больной что-ли.
-Я кофе пить не хочу. Хочу дорогу коки и трахаться часов 8-9.
-Я асексуал, учти. Нет влечения, ни к кому, вообще нет.
-Не, дядя, ты не сдюжишь. Меня вчера трое ****и, и то мне мало было.
-А ты можешь девушку найти? Я не гей, я втроем хочу, с девушкой.





Папульхен


Вчера я ходил в туалет по-серьезному и, как обычно, включил музыку, поставив планшет на крышу кошачьего туалета. На широко известной, с первых аккордов, песне певицы Шер "Велкам ту Бурлеск" я начал немного приплясывать, слегка заерзал и тихонько замахал, оставаясь, впрочем, в строго сидячем положении. На самой цыганистой коде я представил себе, что на груди моей висит монисто, и не одно, задрожал бюстом, как актриса в "Таборе уходит в небо" и понял, что попал какашкой по мошонке. С задней, естественно, стороны. Музыка перестала радовать.

Какого *** вообще яйца - висят? Причем с возрастом все ниже и ниже! Чего бы им не оставаться внутри организма, вот как у кита или дельфина. Представьте себе кита с яйцами метров на пять вниз, волочащимися, подобно знаменам, корябающими за утонувшие корабли плюс акула откусит. Какого хрена они у нас вылезают наружу перед рождением? Сидели бы внутри. 

Эволюционного смысла в этом мешающем танцевать на унитазе устройстве нет никакого, это ошибка товарищей Дарвина и Бога. Бредни про температуру на два градуса ниже, необходимую для созревания спермы млекопитающего мы все слышали, херня это, на самом деле сначала яйца в процессе эволюции вылезли, а уже потом охладились, ну не наоборот же. Слон может своим хером мух гонять с боков, опираться на него может, а яйца у него - внутри, и ничего, созревают, хоть и млекопитающее тоже. Видимо, спермы у него по дороге охлаждаются, вот мне бы так.

Я, собственно, не об этом хотел сказать, хотя темы связаны. Я вспомнил про детей. Детей у меня двое, живут они в Германии и у обеих имеется по бойфренду. И когда я веду с ними задушевные разговоры насчет того, что вот хотела бы ты с этим человеком провести типа жизнь, с детишками и тэдэ, они, обе, отвечают мне:-папульхен, ты что, с дерева упал? Мне сейчас с ним хорошо, а дальше откуда ж я знаю и зачем вообще планировать.
Я говорю, -ну как, вам же типа уже за двадцать обеим, в принципе, пора бы уже планировать-то.
-Папульхен, вот ты со своими бойфрендами и планируй, а нам этого пока не надо. Я, может, найду работу в другом городе - перееду, а он, ну это его дело.

-Погоди, дочь, а ты его любишь типа вообще?
-Ну как, мне с ним клево. Очень. Разве мало? Мы ездили на Крит, в Будапешт, на Тенериффу, это было незабываемо, романтиш ваще, закат и мы вдвоем, настоящее счастье. Мы еще такую травку в Будапеште курили, папа, это незабываемо.

-Так вы, дети, вы как бы уже заранее готовы к тому, что всякие отношения могут кончиться, поэтому уж так любить, чтоб "ну совсем без него не могу" (а я так любил, дети), вот так любить - нет смысла, и незачем тогда подвергать травме психику, рисковать, ja?
-Ну может и ja, папа.
-Но, дети, вы ведь живете в полнакала, дети, мне вас прямо-таки жаль.
-А ты, папульхен, когда своих мальчиков бросаешь, они плачут, небось, тебе их психику не жалко?
-Жалко, дети, и свою жалко, когда меня бросают, но это ж стоит того, есть, за что платить. Неужели вы не понимаете?

-Может и понимаем, папа. А зачем так жить? Вот это твое любимое "совсем без него не могу" - это ж болезнь типа. Нафиг это тебе? Надо могать и без него, ты ж сам взрослый человек.
-Мочь, дети. Смешной инфинитив, на мочу похож. И в кого вы такие умные? Как вам объяснить, я, конечно, не умираю без него, но эта вот тяга, ну, тоска по, да, по другому в общем-то человеку, она такая острая и сладкая, и когда он рядом, тебе прямо вот так хорошо... в общем, это я и называю, наверное, любовью, такую вот добровольную зависимость. Это не страсть, нет, это глубже и дольше, она может продолжаться многие годы и мне кажется, что ради этого я и живу. А заранее планировать разъезд, это ну не по-русски как-то, себя самого на лету стрелять.

-Эх, папульхен, тебе уже ничего не поможет. Ты просто воспитан в прошлом веке, сейчас наверняка и у вас там тоже к отношениям не так прямо серьезно относятся. Если дашь денег на билеты - прилетим к тебе в гости, съездим опять на Затоку, там у вас вроде вода почище была.




Сопелька


Подруга рассказывала, что, любила, вроде, одного мужика, даже замуж за него вроде соглашалась, но как-то на морозе увидела у него маленькую прозрачную сопельку, свисающую из ноздри, и так ей стало вдруг противно, что разлюбила и обратно полюбить уже не смогла. А, говорят еще, что женщины любят ушами, а не за внешность. Женщина, говорят, вобще может постепенно полюбить того, кто ей сначала совсем не понравился: красавица медленно и со скрипом привыкает к чудовищу, привыкает, привыкает, а потом глядишь, и вроде даже уже и любит. Чудовище хер полюбит безобразную тетку, хоть до пенсии жди, ни через привычку, никак. Трахать как-то будет, если уж очень надо для снятия санкций, но страсть ему придется активно изображать.

Друг рассказывал, что отношения - это всегда душевная работа и, вообще, любить надо не за внешность, а за человеческие качества. Я отвечал ему, что за человеческие качества можно дружить, а любить - скорее вопреки (впрочем это как повезет). И про душевную работу я спорил, что если перестал ты любить свою красавицу или свое чудовище, то душевно можно хоть надорваться, хоть грыжу  себе душевную защемить - хер ты обратно полюбишь, его или её, и не в сопельке на морозе будет дело, сопелька - повод и уловка подсознания, а причина-то в том, что свечка догорела, узелок развязался и тайна кончилась.

А друг меня стыдил, что я путаю страсть с любовью. А я говорил, мол ничего я не путаю, погляди вокруг, тысячи людей живут друг с другом по привычке, миллионы - ненавидя, только чтоб одной не быть или одному, нах эта твоя душевная работа.

Вот живет бубуля с дедулей, посмотришь на них - ужас, бабуль, зачем же ты с ним живешь, вы ж не разговариваете последние тридцать лет, а орете друг на друга, он же тебя раздражает на каждом квадратном сантиметре. Но бабуля душевно вкалывает, она привыкла вкалывать: что ты, это мы не ругаемся вовсе, так, обсуждаем общие проблемы и, вообще, другие вон еще и больше пьют, чем Вася мой.

И вот, Вася, наконец, подыхает, бабуля плачет дня три не останавляваясь, ах как же это я одна буду-то, ведь привыкла уже с Васей-то ораться круглые сутки. Проходит полгода-год и бабуля расцветает, ягодка-не ягодка, но что-то вроде второй молодости у нее начинается. И страшно признаться ей, самой себе, что так вот счастлива она еще никогда не была, ну, разве, в восемнадцать лет, беременная и полная надежд, да и то пока Вася её, косая сажень в плечах, все бабы завидовали, домой пьяный не вернется да и не блеванет в угол, обворожительно лыбясь, а ей убирать, на восьмом месяце.

Так что ж получается, спрашивал друг, по-твоему значит, сопельку увидал - и все?
Да, говорю - все.
Назовем это по Фромму, серийной моногамией: пока тебе с человеком хорошо - ты с ним, а когда хорошо быть перестает, будь один или ищи другого. Мы ж не на конкурсе "кто с другим человеком вместе дольше проживет", мы, скорее, на конкурсе "кто будет чаще счастлив".

Ну и кто из нас с тобой чаще счастлив? -спросил друг.
Не знаю, -ответил я.