Лисы

Середина восьмидесятых.

Лис шел впереди, бледный, взмокший. В руках у него были две большие тяжелые сумки, он семенил мелкими шажками на полусогнутых ногах. За ним следом в двух-трех шагах – Лиса, она вела за руки двух Лисичек, которые притихли, не сопротивлялись, бантики на их головках изрядно подзавяли. Лиса что-то монотонно, назидательно выговаривали Лису и, судя по всему, пилила она его уже давно. Иногда она произносила какие-то очень сильные по смыслу, как мне казалось, слова, от которых Лис еще больше бледнел и уменьшался в размерах. И вот они поднимаются по ступенькам автовокзала.

- Ну, хватит! Хватит уже над ними издеваться! – говорит мне жена.

- Это же ты во всем виноват, а попадает Юрчику!

- Подожди, еще чуть-чуть, подожди! – отмахивался я от нее.

Мы стояли поодаль на таком расстоянии, чтобы им нас не было видно.
Лисы поднялись по ступенькам и вошли в здание фрунзенского автовокзала. Целью их поездки был Иссык-Куль. Позади у них была уже дорога длиною в сто километров на перекладных автобусах из родного Майли-Сая, до областного в те времена Оша и оттуда самолетом до столицы Киргизии - Фрунзе. А во фрунзенском аэропорту Манас мы должны были их встретить, довезти до автовокзала и вручить им купленные заранее билеты на автобус в Чолпон-Ату. Мы так с ними договорились. Договорились заранее. Все, все, все было обговорено. Тогда так совпало, что как раз во время их путешествия мы собирались отвозить наших детей на летние каникулы от жары нашей пустыни, где мы теперь проживали, в прохладу, в окрестности Фрунзе к бабушке.

Ну что со мной поделать, так уж я устроен - я могу начать собираться куда-нибудь задолго, но все равно опоздаю. Так получилось и сейчас. Поняв, что в аэропорт Манас не успеваем, мы с женой поехали сразу на автовокзал.

И так, Лисицыны уже несколько минут как вошли в автовокзал. Выждав еще некоторое время, чтобы оставаться незамеченными, мы с женой проследовали за ними. Жена очень сильно переживала за друзей и подталкивала меня подойти к Лисе-Ларисе, успокоить ее. Та сидела на скамейке рядом с багажом и попаивала водичкой Лисят. Юрчика не было видно. Я пошел искать его по залу. Людей много. Лето, все куда-то едут. Отыскал я окошко кассы, где продавались билеты на автобусы в сторону Иссык-Куля. К нему тянулась длинная очередь. Юрчик стоял уже второй или третий от конца. Впереди него было человек двадцать или даже тридцать. Думаю, что билетов на этот день на Чолпон-Ату уже не было. Нам удалось взять билеты Лисам на сегодняшнюю дату за несколько дней вперед. Даже представить себе невозможно, в каком они, Лисицыны, находились сейчас ступоре. Я подошел к Юрчику со спины.

- Мужик! Слышь, мужик! Билеты на Чолпон-Ату в этой очереди?- похлопывая его по плечу, спросил я.

- Да. – ответил Юрчик, не оборачиваясь.

Ответил и... замер. Он стоял несколько секунд не шевелясь, а затем, ничего не говоря, медленно-медленно повернулся. Что было на его лице? Радость, злость? Ничего. Зато щеки начали менять свой цвет с землисто-серого на розовый.

- Я дико извиняюсь, конечно! Ну, ты ж меня знаешь. Ну, прости засранца! – лукаво оправдывался я.

Мы обнялись. Юрчик, конечно же, не обижался. Мы направились к его семейству. По мере приближения к своему прайду, Юрчик становился все стройнее и стройнее, плечи его распрямились, голова поднялась выше, взгляд стал уверенным. Немного опережая меня, он подошел первым к своей обидчице.

- Ну, что? Я же говорил тебе, что Геллер не подведет! Я же говорил, что он всегда выполняет свои обещания? - Юрчик все выпускал и выпускал пар, скопившийся в нем за последние часа полтора.

Лариса не пыталась ему возражать. Она сидела счастливая и отрешенная от происходящего. Гора с плеч! Их путь свободен! Да, здравствует дружба и все такое.

А зачастили Лисы на Иссык-Куль в последние годы потому, что туда перебрался жить брат Ларисы Жора. Он влюбился в киргизскую луноликую красавицу, женился на ней и переехал жить в аул, неподалеку от Чолпон-Аты. Футболист и неутомимый рассказчик, мы с ним, как оказалось, учились даже вместе в первом классе. А потом опять встретились, но уже в Зарафшане, тогда я работал там мастером, а он на этом же участке слесарем, ремонтировали мы технологическое оборудование для золотоизвлекательного завода.

Пригласил Жора меня однажды к себе в гости. Жил он в пятнадцати метровой комнате, в двухкомнатной квартире с подселением. Я был очень удивлен, когда зашел к ним. Все дома в нашем молодом городе, расположенном вдали от цивилизации, были всего трех или четырех типов, соответственно и планировка в домах была одна и та же. Мебель тоже у всех походила одна на другую, да и какое могло быть разнообразие, если в городе был один-единственный мебельный магазин. Все у всех было одинаково. Но у Жоры было иначе. Обстановка была как в юрте – ковры на стенах и на полу. У стен были сложены одеяла, подушки, еще был сундук, посередине комнаты был достархан. Мы сидели без стульев на расстеленных курпачах, Жорина жена обслуживала нас.
Жора всегда и всем говорил:

- Моя Марджа, самая-самая красивая!

А Марджа была не только красавицей, но еще и умницей, она окончила педагогический институт во Фрунзе.
Жора не переставал ею любоваться, то погладит ей руку, то плечи, то прижмется к ней...

У киргизов было так заведено, что младший сын должен оставаться жить в родном доме. Он должен помогать по хозяйству и приглядывать за стареющими родителями. Марджа-Чолпон была младшей в семье, но она дочь, на нее это правило не распространялось. Ее старшие братья выучились и не захотели жить в ауле. Вот они-то и уговорили Жору перебраться жить к их родителям. Так Жора, городской парень, стал джигитом.

- Хорошо отдохнуть вам! – провожали мы Лисов. - Привет Жоре и его Мардже!

...

Три года до этого.

Мы с женой в последнее время часто бывали в родных краях. Живя в пустыне, мы старались отвозить наших детей в киргизскую прохладу. У нас в Кызыл-Кумах летом доходило и до 46° в тени, а по утрам самая низкая температура опускалась не ниже 32 градусов. Дети гостили у наших родителей – у моих на юге Киргизии в Майли-Сае или же на севере Киргизии, в окрестностях города Фрунзе, у родителей жены. Это как в какой год получится. На этот раз мы были на юге.
Портовый город Маданият. Конечно, никаким портом этот населенный пункт не являлся, просто он находился на перекрестке дорог. Отсюда, поехав на север через заоблачный перевал Сусамыр, можно было перемахнув через Тянь-Шанский хребет, добраться и до Фрунзе, и до Алма-Аты; на запад дорога вела в прекрасную, плодородную Ферганскую долину; отправившись на юг, через пару сотен километров доберешься до Памирских гор, а если ехать на восток, то через всего каких-то двадцать четыре километра извилистая дорога приведет в небольшой, в прошлом закрытый горняцкий городок, Майли-Сай. На автовокзале в Маданияте всегда было людно, тут же был и базар, и всякие маленькие магазинчики, и ресторан, и чайхана, и парикмахерская, и ремонт часов и много всего еще разного. Пестрая публика в различных национальных костюмах, говорящая на разных языках и, конечно же, на русском, порой и с сильным акцентом. Обстановка царила дружественная. Потом, позже, в эти края придет ледник, ледник - из далекой Беловежской пущи, ледник суверенитетов и похоронит он под собою и добрососедство, и дружбу народов. Киргизы перегородят и повернут речку Майли-сайку в свои сады и хлопковые поля, узбеки перережут для киргизов дороги через Маданият, киргизы построят новые объездные пути и на юг, и на север республики в объезд «портового города». И станет этот город просто захолустьем. Но это все будет потом. А пока еще пред ледниковый период, пока мы все еще дружим, пока все мы еще один народ и вся эта земля наша общая.
Лисы, всем семейством собрались в урочище Арслан-Боб. Ехали они не дикарями, а по путевке. Урочище Арслан-Боб - самый крупный в мире ореховый лес, которому уже многие-многие миллионы лет, есть там и водопады и озера, места очень-очень красивые.
Я привез их на автостанцию на нашем голубеньком Жигуленке задолго до отправления автобуса на Арслан-Боб. Но билетов не было. Автобус проходящий, так что места по прибытию. На базар я пока не пошел, вначале нужно было отправить Лисицыных. Время тянулось очень медленно. И вот подошел автобус ЛАЗ из Андижана с табличкой «Арслан-Боб». Несколько пассажиров вышли, водитель отправился отмечать путевку в диспетчерскую. Я за ним, но он даже и не захотел со мной разговаривать. Я вернулся к автобусу. Стал ждать возвращения водителя. Лисы пристроились тоже рядом. Стою облокотившись рукой на входную дверь автобуса, в другой руке кручу на пальце ключи от машины. Ко мне стал подходить народ с просьбой взять кого до Арслан-Боба, кого до промежуточных городов и поселков. Люди подумали, что я второй водитель. Я включился в эту игру и всем отвечал, что, мол, мест нет, что, даже и не уговаривайте. Через некоторое время смотрю, возвращается настоящий водитель, я к нему:

- Возьми, брат, семью с детьми, пожалуйста! Возьми, а? - Сую ему какую-то денежную бумажку, - мол, за дорогу они тебе еще сами заплатят.
Водитель подходит к автобусу и запускает Лисицыных. Юрчик, заходя в автобус, пропустив вперед Ларису и, подсадив свой приплод, наклоняется ко мне и шепотом с улыбкой говорит:

- Беги, Гера, бить будут!

Я последовал его совету и быстренько, быстренько между торговыми рядами смылся. Никто за мной не погнался, люди были заняты другим – они все еще пытались попасть в автобус.
Попрощаться с Лисами нормально, так и не получилось.

...

Много лет спустя, 1994 год...

В Майли-Сай мы приехали с женой в начале января, чтобы отвезти моим родителям и сестре вызов на переезд в Германию. Его мы получили полмесяца назад. Добирались к родителям совсем непросто. Почти тысяча километров по территории трех независимых теперь уже государств - Узбекистан, Таджикистан и Киргизия. Пораньше с утра выехать не удалось. До Джизака, а это более трети пути и уже всего в сотне километров от Таджикистана, добрались мы часов за пять-шесть. Там нам удалось немного заправить машину и у знакомого местного жителя оставить одну из двух взятых с собой канистр с бензином. Это был наш резерв на обратную дорогу. Прошли двойной контроль на границе Узбекистана с Таджикистаном у Бекабада и далее самый опасный участок дороги. Ночь, ни один фонарь, ни одно окно ни в одном из населенных пунктов не горит. Сто километров в кромешной тьме, по совершенно пустынным, безлюдным дорогам. Кое-где были слышны выстрелы. Главное было, чтобы не сбиться с пути и не заблудиться. Ну вот, наконец-то, и Канибадам. А за ним снова двойной контроль на границе. На Таджикской стороне, проверяющий мент, решил отобрать у нас канистру с бензином. Я ее прятал в салоне машины, но он ее нашел. Ни на какие уговоры капитан не соглашался. Откупился я узбекскими деньгами - сумами. Каких-то сто метров и мы снова в Узбекистане. И наш узбекский таможенник показался мне просто ангелом. Были снова проверка документов и обыск, но так, как бы для порядка. Часа через три - четыре пути – Маданият. В прошлом цветущий, гостеприимный перекресток, а нынче хмурый узбекско-киргизский кордон. Его мы прошли относительно спокойно, время было уже далеко-далеко за полночь, даже ближе к утру, возможно, бойцы уже устали и хотели спать.

Несколько недель мотались мы с отцом по всевозможным учреждениям и в областном городе Джалал-Абаде тоже. Оформляли документы им с матерью на выезд. Заправлялись в пути мы каким-то суррогатом, который продавали местные жители прямо на обочинах дорог в двадцатилитровых стеклянных бутылях. Эта, плохо усваиваемая Жигуленком бурда, была разного цвета – от светло-желтого, до красно-коричневого. Еще мы у барыг меняли деньги - киргизские сомы на немецкие марки, распродавали вещи.

Покупатель. Высокий молодой человек, лет тридцати с небольшим, плотного телосложения, круглолицый с раскосыми глазами, сидел у торца стола в зале. Сидел так, как обычно сидит хозяин дома. Чай родители заварили в большом трехлитровом расписном чайнике. Огромные красные маки красовались на его боках. Угощали джигита как дорогого гостя. Он пил чай, рассматривал предлагаемые ему сервизы, хрусталь, столовые приборы и еще всяко-разно. Приценивался. Он был вежлив и почтителен к старикам. Это вам ни какой-нибудь замухрышка с базара, это представитель новой городской власти. Завязали ему, отобранное им в узел, в понравившуюся ему праздничную скатерть. Особо гость был рад этому самому расписному чайнику. Не беда, что денег у него тогда при себе не оказалось, он обещал заплатить за все сразу, когда будет забирать мебель. Несколько дней спустя, этот покупатель, но уже в форме и при офицерских погонах, совсем не узнал моего отца, очень возмущался и предупредил его, что если еще раз встретит, то посадит. Да, а малолетняя дочь этого мента, во время того визита к моим родителям, тоже кое-что прибрала к ручкам, прогуливаясь по комнатам. Такие наступили времена...

Машину свою мы загрузили с вечера и поставили во дворе у подъезда. Рисковали, конечно. Выехать обратно в Зарафшан собирались часов в пять утра, чтобы проскочить Таджикистан засветло. И чего еще так много мы могли натолкать в машину? Зачем нам, вообще, еще что-то было нужно. Помню, что загрузили мы немного книг, диаскоп (проектор для слайдов). Что еще? Ах, да – канистру с бензином, еще нашим узбекским
с заправки, а не коктейлем с ослиной мочой. Фотографии перебирали и процентов восемьдесят из них порвали и выбросили. Зачем?! Какие-то фото боялся брать отец, считал, что придерутся и не выпустят. А мы просто потому, что взять с собой в самолет, при отлете в Германию вместе с ручной кладью, дозволялось только по двадцать пять килограммов на человека. Фотки нам показались такими тяжелыми. А их было очень много, с десяток коробок из-под обуви. Я с четвертого класса занимался в фотокружке и столько понаделал классных снимков своим фотиком «Смена-6». Жаль. А что вообще могло было уместиться в эти двадцать пять килограммов?
Вся жизнь...

Вдруг, в свете фонаря в нашем дворе, я заметил два силуэта. Они выделялись на фоне белого снега. Кто это мог быть, ночью? Я выглянул в окно, а там - Лисы – Лариса и Юрчик. Мы же с ними не договаривались, мы же простились с ними еще вчера. Они озябли, перебирались с ноги на ногу на холоде. Не решались войти - крутой нрав моей матери останавливал их. Мама, мама - она так оберегала нас с сестрой от всего мира, что это, порой, нам больше вредило. Друзья моего детства опасались попадаться ей на глаза. Вот и сейчас эти взрослые сорокалетние люди вели себя как дети. Я позвал их. Им удалось в последний момент уберечь от уничтожения еще несколько наших фоток, которые они и взяли себе на хранение. Попили мы чайку на дорожку и вышли во двор. Прощались недолго. Нужно было ехать. Больше никогда, никогда мне не вернутся в этот город. Я понимал, что отрываюсь от этого магнита, который всегда притягивал меня к себе ото всюду, где бы и как далеко я не находился. Мои горы, моя речка, мой двор...

Все, в путь! Мы выехали со двора и направо, по накатанному снегу, медленно-медленно, небольшой подъем, слезы заливают глаза, я практически не вижу дороги, освещенной фонарями. Проехав еще метров пятьдесят, я остановился. Вышел из машины и побежал назад, навстречу Лисам.