Арктическая повесть Нины Демме

(краеведческий очерк)

Глава 1

Биографии одной из первых в мире полярниц, костромички Нины Демме (1902-1977) хватит на несколько книг. Тут тебе и «Два капитана», и «Динка прощается с детством». А еще фильм – «Семеро смелых», снятый, кстати, в местах, которые исследовала Демме, – на Земле Франца Иосифа. Нина Петровна была из той же редкой породы людей - сильных духом, отважных, свободолюбивых. Таким привычные рамки тесны. И они их раздвигали, тем самым двигая вперед эпоху. Удивительно, но о судьбе этой легендарной женщины сегодня в Костроме мало кто знает…

 
Он – немецкий барон, но в крестьянку влюблен

Дом, который когда-то был в Костроме на Пастуховской, 23, построил Людвиг Федорович Демме – отец Нины Петровны. Петровны – потому что ее мать Мария Ивановна Рябцова с Людвигом Федоровичем не были венчаны: он католик, она – христианка. Трое их детей носили отчества своих крестных.
Много лет спустя родня узнала от человека, имевшего доступ к архивам КГБ: Людвиг Федорович был вовсе и не Демме, а барон фон Медем, принадлежал к древнему, титулованному роду, имел чин коллежского асессора. Новая фамилия получилась от перестановки слогов, а вот зачем в 19 веке это понадобилось  барону – загадка.
Приехав из Германии, Медем-Демме сначала поселился в Галиче, продавал велосипеды. Известно также, что он владел землями в Чухломском уезде. В Костроме у него появилась другая семья. Мария Рябцова - из крестьян, всю жизнь была домохозяйкой, поднимала детей, слыла мастерицей на все руки. Хозяйство, которое ей приходилось вести, было немалым. По семейной легенде ее первый муж, тоже немец, по фамилии Губер, выстроил пивзавод и подарил его и дачу в Глазкове Марии Ивановне. 
Обосновавшись в России, Демме выписал к себе из Германии и первую семью. Сначала жили в доме, где сейчас Пушкинская библиотека. Верх снимал Людвиг Федорович для своей семьи с Марией, а часть каменного дома во дворе - для первой жены и детей. Позднее Людвиг Федорович построил дом на Пастуховской, и обе его семьи переехали туда. У Марии Ивановны от Губера были Варя и Коля, от Демме – Нина, Юля и Сережа. А в первом браке у Людвига Федоровича было 9 детей. Удивительно, но все вместе они жили очень дружно. В советское время большинство членов первой семьи Демме Кострому покинуло – кто-то по своей воле, кого-то репрессировали. Людвиг Демме до репрессий не дожил,  умер раньше, от диабета.


Дом с голубятней

В областном архиве новейшей истории есть воспоминания Нины Демме 1959-го года. В них и о жизни на Пастуховской: «При доме… был создан сад при участии членов первой семьи отца: матери, семи братьев и двух сестер. Таким образом, в обеих семьях было 14 человек детей, что придавало жизни колорит веселья, дружбы и взаимопомощи».
Семья вела промышленное садоводство и птицеводство. В саду росли плодовые деревья, роскошные цветы. И еще было большое хозяйство – дом, огород, скотина... Дети с малолетства помогали взрослым. Отец не ограничивал их общение, росли они вольно. Н. Демме вспоминала, как с ватагой девчонок 12-15 человек они совершали рискованные походы по окрестным лесам и Волге. Зимой гоняли на лыжах. Однажды Нина разорвала губу, за что подруги в шутку прозвали ее «Индя - рваная губа».
Людвиг Демме был страстным голубятником, имел редкие породы этих птиц. На Пастуховскую к нему приезжали такие же любители голубей из разных городов России, из-за границы – обменивались птицами, поддерживали связи, переписывались. Старожилы вспоминали Демме именно как первого голубятника города, а не как владельца первого в Костроме магазина пишущих машинок и велосипедов. Очень он был увлечен птицами.

«Дочь крестьянской девицы»

Обманным путем Людвигу Федоровичу удалось дать одной своей внебрачной дочери – Нине – свою фамилию, а Юлия и Сергей были Рябцовыми. «Моя семья находилась на положении «побочной», что препятствовало поступлению детей в гимназии, - рассказывала Н.П. Демме, - исключением являлась только я. По окончании начальной школы я была принята в дворянскую Григоровскую гимназию, на том основании, что в моих документах значилось Демме-Рябцева Нина Петровна, но все же и по фальшивым документам я числилась «дочерью крестьянской девицы», что шокировало гимназисток и самую гимназию, и это я чувствовала все время пребывания в ней».
Живой и независимый характер девочке-сорванцу в гимназии, конечно, мешал. Как Нина сама говорила, приходилось «затаиваться», потому что за шалость могли отчислить, а она хотела учиться. И училась в основном на «отлично». 

Из гимназисток – в комсомолки

 Летом 1917-го «пастуховские» были на общественных покосах, организованных землячеством  на острове  у Красного-на-Волге. Узнав, что односельчанин Степан «прибег с фронта», мужики рванули на лодках в Красное,  а девчонки - за ними вплавь. От Степана Нина впервые и услышала о волнениях среди солдат, о большевиках.
«Осенью 17-го, - вспоминала она, - гимназистки бегали по собраниям и митингам, критиковали начальство, учителей и особенно классных дам, так отравлявших нам жизнь своими нравоучениями и замечаниями». В первые дни революции Нина пришла в гимназию не в форме, а в юбке и кофте, подпоясанной мужским ремнем с большой бляхой. «Мадам Морен, подойдя ко мне и дыша возмущением, спросила: «Чо вы – о! – солдат?», и влепила мне четверку поведения. Но теперь это мало волновало: «Теперь-то вы меня не выставите, теперь наша взяла»», - рассказывала Демме.
В революцию она вошла, как дышала – легко и естественно. Это было ее время – когда все менялось, когда все мечты могли осуществиться. Характер лидера привели Нину в комсомол. В Костроме она была в числе его основателей. Два года входила в состав губкома комсомола. В 1919-м была первая запись добровольцев на фронт. Ушли друзья-комсомольцы В. Весновский, П. Мотенков, И. Кириллов, И. Чистяков, братья Захаровы, Н. Сорокин…
Юная комсомолка выступала вместе с П. Бляхиным (будущим автором "Красных дьяволят"), другими коммунистами на фабриках, в клубах, кинотеатрах, школах Костромы, Галича, Нерехты, Шарьи. Рассказывала о трудностях борьбы за социализм, о потерях партии и комсомола, многие женщины плакали.

Ленин, Крупская, Арманд

В 1920-м Демме отправили в Москву, на курсы внешкольных работников, которые курировала Надежда Крупская, а лекции читали Михаил Калинин, Инесса Арманд. Товарищ Инесса вела курс по литературе и как-то предложила учащимся написать свой рассказ. Нинин назывался «Мы». В нем - о все побеждающей силе коллективизма. Приезжал на курсы и В. И. Ленин. Демме поручили его встретить, проводить в аудиторию. Идя по длинному коридору, вождь что-то спрашивал, девушка, волнуясь, отвечала. В своей лекции Ильич говорил о значимости на современном этапе культмассовой работы.
После курсов двигать эту самую культуру в массы Нину отправили на Урал. Читала лекции, вела разъяснительную работу на вокзалах, пароходах, ввела агитацию среди дезертиров. Иногда и удирать приходилось, сталкиваясь с агрессией…

Мечты сбываются

Но дело жизни ждало ее впереди. В костромской газете прочитала о создании в ПЕтрограде Географического института. И поняла: это её! «Горизонты раскинулись в манящие дали, дух захватывало в мечтах о дальних путешествиях, об открытиях, подвигах, опасностях…», - писала она.
 В институте преподавали такие светила науки, как Ферсман, Берг, Федченко, Богораз-Тан и др. Там была великолепная библиотека и много практики  – экспедиции на Кавказ, в Крым. Ее скромную комнату в общежитии на канале Грибоедова украшала лишь одна литография «Порыв». На ней девушка, с лицом, обращенным к морю. Порыв –символичное и верное слово, характеризующее всю жизнь Нины Демме… Эта комнатка была "сборным пунктом" для костромских комсомольцев, учившихся в Ленинграде или бывавшим здесь по делам.
Вместе с мужем-студентом Нина искала карьеры при возведении автотрассы на Волховстрой, затем, поступив для дальнейшей специализации в Ленинградский университет, ездила три сезона подряд на практику в Среднюю Азию, где еще были сильны феодальные отношения, а в кишлаках никогда не видели русских женщин. «…басмачество не давало нам совершенно покоя. Прятались в песках. Басмачи …убивали советских работников», - вспоминала она.  Приходилось прятаться, отсиживаться в безопасных местах, а то и просто удирать, запутывая следы … Вот они, опасности, и приключения!

Далёкий север, край холодный

В 1929-м, окончив университет, и уже имея солидный опыт экспедиционной работы, Нина была направлена в Арктику научным работником-биологом.  Снаряжалась экспедиция в 1930 г. в Ленинграде и Архангельске более двух месяцев. Ее начальником был Отто Юльевич Шмидт. «Шмидт был прост и доступен. Заломив назад кепи, он сам был похож на комсомольца, так же дурачился в веселую минуту и не отставал от нас ни в озорстве, ни в остроумии», - вспоминала Демме.
«В конце июля в яркий полдень при многолюдном стечении провожающих ледокол «Георгий Седов» ушел в широкого рейда Северной Двины, держа курс на Землю Франца Иосифа. И развернулся перед нами студеный океан!  Вот и Новая земля… Не думала я тогда, что темные громады ее островов позднее будут исхожены мною и по суше и по воде, что так долго она мне будет служить «домом родным»… Объект моих исследований на скале Рубини Рок. Рубини Рок, вот где оставлено мое сердце!»
Их было 11 зимовщиков. Начальником станции был ее муж Иван Маркелович Иванов, участвовавший в знаменитом походе Красина по поиску Нобиле в 1928-м. Она – единственная женщина. И первая в мире полярница. «За рубежом, - писала Демме, считали такой эксперимент рискованным, выдумывали всякие небылицы, создавали из этого сенсацию, а нам некогда было думать о необычности нашей зимовки, и вся шумиха, поднятая вокруг нас, только раздражала. Мы жили обычной жизнью советских людей, порой забывая, что на нас «смотрит мир»».
На Земле Франца Иосифа Нина едва не погибла, провалившись в трещину ледника, когда проверяла рейки. Два часа выдалбливала зарубки рукояткой  нагана, чтобы выбраться на свет Божий.  «Здесь все было иное … на Большой земле обычно веселый месяц май, а здесь – унылый, серый… панически носятся птичьи стаи и чайки кричат простужено…» - вспоминала Демме.
Вернувшись из экспедиции, обрабатывала материалы, а в 1932-м уже плыла  «к еще более таинственной и неизвестной Северной Земле».

Тяжёлая зимовка

На Северной Земле их было четверо, она – опять единственная женщина и первая в мире женщина - начальник зимовки. Из-за небольшого состава экспедиции Демме часто приходилось выходить в длительные маршруты одной. Однажды из-за непогоды остановила упряжку, села на нарты, ожидая, когда рассеется туман. Тревожно залаяли собаки. И вдруг огромный медведь свалился прямо на нарты. «Собаки его окружили, он ревел, размахивал лапами над моей головой. Я увертывалась, стараясь вырвать винтовку из чехла, ранила медведя. У Османа было брюхо вспорото – вправила ему кишки, зашила, уложила на нарты и снова в путь. Через 11 дней Осман был снова в упряжке. Живучи собаки! Так же как и советский человек». Последняя фраза сегодня кажется нам странной, даже  смешной. Но они и, правда, так жили, так воспринимали действительность.
… Прекрасна Северная Земля, богата фауной: олени, медведи, песцы, тюлени, китообразные, рыбы, много птиц. Но как красива, так и сурова. Эта экспедиция сложилась не удачно. Осенью сильными штормами смыло продовольствие, топливо, саму избушку чуть не унесло. И вот при таких обстоятельствах они вынуждены были остаться на второй, незапланированный, год зимовки, потому что  Северную Землю задавило тяжелыми льдами, и ледоколы не смогли к ним пробиться. Самолет, пытавшийся их забрать, потерпел аварию, оставшиеся в живых летчики кое-как добрались до станции и зимовали с ними.  Еды не хватало, не говоря уж о витаминах. «Один из нас заболел цингой... Тяжелый это был год, - писала Демме, - собаки голодали, бегали бешеные песцы… Осенью 1934-го нашу зимовку снял летчик Алексеев, сев на узкое разводье». Они вывезли заболевшего товарища, но он умер на ледоколе.
Потом она еще не раз побывает в этих местах, будет обследовать острова, снимать их на карту, описывать колонии гаги. Часто одна. Коллеги оставляли ей продовольствие на три-четыре недели и уходили. «Вообще я не любила работать с помощниками - рисковать, так одной – были главные соображения, а наблюдения выигрывали всегда, если они производились одним лицом», - считала Демме. Природа Севера радовала, восхищала, вдохновляла ее: «Воздух чист и прозрачен, над землей вьются мелкие птахи, и веселая песенка их разливается нежными трелями, придавая всему вокруг колорит какого-то безмятежного мира и покоя».


Природа зовет

Нина Петровна, закончив ездить на Север, преподавала в ленинградском вузе биологию, зоологию. Кандидат биологических наук.  Ее диссертация называлась «Гнездовые колонии гаги обыкновенной на Новой земле и организация гагачьего хозяйства» (1946 г.). В 1949-м Демме стала доцентом.
Долгое время Нина Петровна работала в Сибири - выращивала на научной основе черно-бурых лисиц. Жила среди промысловиков – ханты, манси, ненцев. Там она встретила много замечательных людей, с которыми дружила, которые ей помогали. Много путешествовала, часто - одна, на маленькой лодке по рекам Сибири. Ничего не боялась. Ей нравилось оставаться один на один с дикой, первозданной природой, она чувствовала себя свободной и счастливой. Даже свое 50-летие встретила в походе на Северной Оби…
Автобиография Демме 1959 года кончается строками о том, что из-за хронического бронхита она вынуждена уйти на пенсию, но… «думаю, что мое настоящее безмятежное существование ненадолго. Север зовет!»
Нина Петровна была человеком скромным, о себе писала мало. На данных ее автобиографии и построены, в основном, немногочисленные статьи о полярнице. При их обсуждении в Интернете, пользователи поражались: первую в мире покорительницу Севера не знают даже  специалисты. «Вот почему Папанины со Шмидтами у всех на слуху, а ее никто не знает?», - возмущались одни. А другие давали волю фантазии, рассуждая, как, видимо, скучно, тяжело и одиноко доживала свой век Н.П. Демме в шумном, многолюдном Ленинграде, без любимого дела, не имея семьи. И как, вероятно, жалела она, что ради Севера, продвигая идеи эмансипации, пожертвовала своим женским счастьем…
Но эти предположения, оказалось, весьма далеки от реальности. Нам удалось отыскать костромских родственников Нины Петровны и узнать от них много новых, порой сенсационных фактов о жизни одной из первых в мире женщин-полярниц...

Глава 2


... Одна из первая в мире женщин-полярниц Нина Демме (1902-1977) родилась в Костроме. Этот факт общеизвестен. Однако мало кто знает, где обрела свой покой  отважная исследовательница Севера. Долгие годы она жила Ленинграде, но всегда считала себя костромичкой, часто сюда приезжала. Здесь у нее были подруги, друзья комсомольской юности, родственники. Они и выполнили последнюю волю Нины Петровны, похоронив ее в родном городе… Мы разыскали  родственников Демме, и узнали у них о жизни знаменитой полярницы.


Далекое – близко

Найти родственников первой полярницы было непросто. Архивисты, у которых наводила справки, о них не знали. Помогла одна маленькая зацепка – нечетко написанная фамилия под документом, касающимся Демме. И  – ура! - поиск дал результат. «Да, - подтвердила на другом конце провода Ирина Яновна Водзинская, - я – племянница Нины Петровны». Но каково было удивление, когда на следующий день, зайдя в ближайшее от редакции турагентство, неожиданно услышала от сотрудницы фирмы Аси: «Это вы вчера звонили моей бабушке – Ирине Яновне?»  Удивительно: искала, искала, а родственница Демме, оказывается, работает по соседству. «Ну, это же Кострома!» - принято в таких случаях говорить в нашем городе.
И вот мы в их уютном доме на Мясницкой. Чудесные люди, одухотворенные лица, необыкновенная доброта и душевность. Здесь помнят и любят Нину Петровну. Посреди комнаты – ее старинное кресло-качалка, на стенах картины, которые, когда-то украшали ленинградскую комнату в коммуналке – неплохая копия васнецовской «Алёнушки», слегка потемневший от времени натюрморт с цветами, и большой портрет их прежней владелицы в северном одеянии работы художника Дм. Беляева …
«Я родилась в Иркутске,  но мама совсем маленькой привезла меня к своим родным, - рассказывает Ирина Яновна, - и с этого раннего возраста Нина Петровна меня удочерила. Я всю жизнь числилась ее дочерью, хотя на самом деле у Ниночки не было детей. Нину Петровну мы все звали Ниночкой. Мы с ней были очень близки, она мне была даже ближе мамы, и содержание, и воспитание мое - всё было на ней. Когда она возвращалась из экспедиций, в первую очередь приезжала в Кострому, останавливалась в  родовом доме на Пастуховской».

В питерской коммуналке

В Ленинграде Нина Петровна жила в районе станции «Технологический институт»  - ул. Бронницкая, 14 б, кв. 10.  Сейчас там общежитие. А тогда это был типичный питерский дом с двором-колодцем, черным ходом и парадным. Коммуналка на шесть соседей, большой общий холл, кухня с шестью столами, посредине - огромная плита. «У Нины была большая комната, - говорит И.Я. Водзинская, - но значительную часть ее занимал рояль, на полу лежала шкура белого медведя, которого она убила на Севере. Мы, когда приезжали в гости, спали на полу, под роялем».
Нина Петровна все время была за пишущей машинкой – работала, писала воспоминания, дневники. Что с ними стало, Ирина Яновна не знает: «Когда Нина умерла, нам с сестрой дали неделю, чтобы освободить комнату. Нам было тяжело все сделать. У нее под роялем стоял большой сундук, в нем была Большая Советская Энциклопедия и какие-то документы, их не разобрали, так они там и остались…»

Любовь, комсомол и весна

О своей личной жизни Нина Петровна в автобиографии почти ничего не сообщила. Только о самых первых, робких и светлых чувствах.  Коля Сорокин! Первая любовь Нины, хоть она и не хотела в этом признаваться. Он учился в техническом училище, был в числе первых комсомольцев Костромы.
«С Николаем Петровичем Сорокиным у нас были отношения весьма оригинальные, - вспоминала Демме, - может быть потому, что мои многочисленные братья вечно поддразнивали нас с подругами – у нас установились враждебные отношения ко всей мужской молодежи. Мы не хотели примириться с тем, что детство кончилось, и были убеждены, что любовь - низменное чувство, «порабощающее женщину», и стойко держались особняком. Николай Петрович был старше меня и умней, и это крайне раздражало. Встречаясь, мы бесконечно спорили, причем свидания происходили на березе во дворе против окон дома. Соседи, проходя мимо, роняли: «Ну, вороны слетелись на ночлег! Только вороны будут спать, а эти - каркать до утра" … На рассвете мама открывала окно и говорила: «Молодежь, что вы все спорите!.. И что за место вы выбрали для разговоров? Нина всегда что-нибудь придумаешь!» Последний раз мы виделись с Колей на Волге. Была сильная гроза и плот, на котором мы сидели, оборвало и понесло вниз по реке. Думала ли я тогда, что Колю впоследствии убьет молнией?..»

Личное дело

 «Какая у нее была личная жизнь, если она всю жизнь ездила по зимовкам? – говорит Ирина Яновна, - Ниночка не больно-то распространялась о своих мужьях. Знаю лишь, что она четыре раза была замужем. Ее мужей звали Ганя, Ваня, Петя и Володя. Про Ганю она вообще ничего не говорила, я даже не знаю его полное имя. С Петром они долго жили, я его прекрасно помню. Владимир должен был ехать в Сибирь после окончания академии, но Нина с ним не поехала, она выбрала работу». Юлия Сергеевна, дочь И.Я. Водзинской: «Нина Петровна мечтала о детях, но не получилось. Очень любила детей и всех детей родственников у себя на юге привечала». А Ваня – это, предположительно, Иван Маркелович Иванов, известный полярник, отец актрисы Людмилы Ивановой, всем известной профсоюзной активистки Шурочки из «Служебного романа». В статьях о той знаменитой зимовке 1930-го как в советской, так и в зарубежной прессе Иванов назван мужем Нины Демме. А в анкете, которая хранится в архиве Арктического и антарктического института, пишет один из исследователей (Г. Аветисов, см. библиографию), Ниной Петровной указано: «Муж – студент Гидрографического института Скворцов Петр Гаврилович». 
А Отто Юльевич Шмидт был просто другом Нины Петровны. И влюблен он был – чисто платонически - в родную сестру Нины Юлию, маму Ирины Яновны, та была красивой, обаятельной женщиной, многим нравилась, работала  в Ленинграде на кондитерской фабрике.

«Змеиные припёки»

Рассказывает Юлия Водзинская: «Когда Нина Петровна ушла на пенсию, ей разрешили купить дачу в любом месте побережья Черного моря. У нее были простуженные легкие, как она говорила: «Бронхи подморожены». Много мест посмотрела, и, наконец, выбрала между Сочи и Туапсе - остановка Волконская, Монахова поляна. Там было домов семь в ту пору». Когда-то давно тут стоял монастырь, сохранились лишь развалины.  И воды там не было – во время Кавказской войны, покидая места, горцы забили колодцы конским волосом, и вода ушла навсегда. Ее приходилось носить из родника, что был у моря.
Нина Петровна построила в этом полудиком месте дачу: дом-мазанка, беседка, сад, разбитый террасами на скале. Называла ее «Змеиные припеки»,  потому что когда сюда идешь – вдоль тропы змейки-желтопузики греются на солнце. «Она вложила в этот участок и свои знания биолога, и свой труд, - говорит Юлия, - это у нее было в генах – ее отец любил землю, у него был великолепный розарий.  И Нина, всю жизнь прожившая, как она сама говорила, в белом безмолвии, обожала цветы. У нее там росли даже черные розы. Как-то она прислала нам фотографию: выпал снег, и на белом фоне – черная роза…  А вот полевые цветы она  не разрешала приносить на дачу, чтоб не было сорняков.  В саду у нее все было продуманно: росли орехи, сливы разных сортов, инжир, гранат, черешня, алыча. Самой ей не много надо было, она все раздавала. Более доброго и бескорыстного человека я не встречала! Там же все заросшее, так она выстригла кусты, и открылся чудесный живописный вид на железную дорогу, горы, море – мы это место называли «Горизонты».  В честь близких она сажала кипарисы и пальмы, так и говорила: «Под папиным кипарисом». Многие костромичи тут побывали. Кому не хватило места в доме, жили в палатках  в саду, спали в гамаках. Она засадила участок лавром, и все матрасы набивала лаврушкой. Какие они фитонциды выделяли!  Потому мы такие были крепкие и здоровые, а кожа чистая. Как сладко спалось после купанья на этих мягких перинах! А какие у нее там были сердечные друзья, равные ей по доброте! Она вообще притягивала к себе хороших людей… После смерти Нины Петровны ее друзья как бы по наследству достались нам, это были удивительные люди! Мама продержала дачу Нины Петровны еще лет 20. А потом нас попросили оттуда: «Вы в Костроме живете, тут не прописаны, эта земля - наша!»  Сейчас сад уничтожен, кипарисы вырублены. Все дома рядом заброшены, кроме одного. Хоть это первая линия у моря, но там не селятся, потому что никто не знает, как подвести воду». 
Особой цивилизации там никогда не было, добираться до дачи приходилось «козьими тропами». Но это и нравилось Нине Петровне. Здесь было приволье, простор, свобода! По саду, который все звали Эдемом, когда не было гостей, ходила нагишом, в одном переднике. С улицы из-за густой зелени ничего не видно. А если кто придет – перед входом - колокольчик, чтоб хозяйка успела одеться. И плавала всегда голая – берег тут пустынный, никого в округе нет. А морские просторы – столь же бескрайни, как у любимой ею скалы Рубини Рок. Юг оказался таким же завораживающим, как и Север. Хотя когда-то она писала: «… когда товарищи звали меня снова на юг, я им отвечала: «…шелест лишайников в северных скалах милей мне цветущих долин юга»»…


Жизнь в деталях

Родственники Нины Петровны рассказали о некоторых удивительных фактах из ее биографии.
Оказывается,  Демме с юности страдала от порока сердца. И, зная это, ездила покорять Север. «Когда я спрашивала, как же медкомиссия ее пропускала, - говорит И.Я.Водзинская, - она отвечала: «Да какая у нас там комиссия! Я сама не обращала на это внимание и их внимание на этом не акцентировала». А иной раз попросит: «Ирочка, послушай у меня сердце! Скрипит?» Оно, действительно, работало с надрывом. И когда она в море далеко заплывала, где уже дельфины плещутся, душа болела за нее: «Ниночка, поскорее возвращайся!».
«Нина Петровна всегда была очень своевольная, - считает И.Я. Водзинская, - лидер везде и всюду – и в детстве, с подругами, и в зрелые годы. Это была Нинка, которой Боже упаси сказать что-то поперек. Все равно она все сделает по-своему! И при этом она была мягкая, добрая, чуткая. Как-то в  колодец упал крохотный цыпленок, она полезла за ним, спасла, выходила: посадила себе за пазуху, согревала и все приговаривала: «Миленький, хорошенький!»
«Север наложил отпечаток на ее облик, - говорит Юлия Водзинская, - в зрелости она даже стала похожа на коренных жителей тех мест. Когда к нам приходят в гости, многие спрашивают, глядя на портрет Нины Петровны: «А это что у вас за якут?»»
Нина Демме была настоящей бессеребренницей. Когда продали родительский дом на Пастуховской, она все деньги отдала сестре Юлии, потому что та осталась без жилплощади.
Демме  спала мало, четыре часа в сутки ей вполне хватало.
У нее были шикарные косы, она смазывала их … машинным маслом. Лишь в старости подстриглась.
Никогда не курила, отрицательно относилась к алкоголю, вообще была очень женственная. Не была большой модницей, но нарядные платья и костюмы носила. Не лишена была элегантности. Грубое слово из ее уст не воспринималось. Ирина Яновна рассказала: «Как-то Нина Петровна печатала. У нас был О.Ю. Шмидт. У Нины Петровны что-то не заладилось, и она ругнулась. Нина, сестра моя, укоризненно: «Нин, ты что?» А Отто Юльевич: «Ниночка, не слушай! Мало ли что говорит Нина, когда печатает!». Эта фраза стала нашей домашней цитатой».
Она очень серьезно относилась к своей работе, даже в мелочах была щепетильна, если это касалось дела. «Как-то писала ей письмо и сделала грамматическую ошибку. Она: «Ирочка, будь грамотной! Нигде не допускай ошибок! Потому что я из-за такой дурацкой ошибки чуть ни лишилась диссертации». Это я запомнила на всю жизнь», - рассказывает Ирина Яновна.
Несмотря на больное сердце, Демме была крепкой: на зимовке все мужчины переболели, она осталась здоровой. «Меня всегда просила, - говорит Юлия Сергеевна, - купи желтую пасту «Лесной бальзам», чтоб не было видно, что у нее белоснежные зубы, а то говорят, что они вставные».
Нина Петровна хорошо рисовала – все рисунки северных птиц в ее диссертации – выполнены ею. И даже писала маслом – сохранилась небольшая картина 1930 года – собственный силуэт среди льдов Земли Франца Иосифа.
Коллекционировала картины. У нее было много хороших работ. Огромную картину «Диоген и Александр Македонский», которую купила в плохом состоянии, сама отреставрировала.  Родственники после смерти Н.П.Демме продали эту работу за приличные деньги.
Демме спасала семью от испанки. Приехала в Кострому, когда тут была страшная эпидемия. Скручивала вату, мочила в марганцовке, зажигала,  обрабатывала помещения. «Так мы  спаслись, - уверена Ирина Яновна, - а в войну присылала нам рыбий жир, который помог выжить». 
И Нина, и ее сестра Юлия великолепно пели. Нина Петровна сама сочиняла музыку, прекрасно играла на рояле, была творчески одаренной личностью.
Еще она сочиняла замечательные сказки. «Когда на даче много детей собиралось, она рассказывала нам по вечерам в беседке удивительные истории, - вспоминает Ю. С. Водзинская, – это была фантазия напополам с реальной, сегодняшней жизнью. Там в необычных, экзотических странах жили дети, куклы, животные, которых спасали. Она почему-то всегда говорила про Индонезию, про страну, в которой никогда не бывала. И песню эту, популярную тогда, очень любила: «Морями теплыми омытая, веками древними покрытая, страна родная Индонезия, в сердцах любовь к тебе храним…». Нина Петровна идет с моря и эту песню поет – издалека слышно».


Дочь твоя, Кострома

«Она умерла от флегмоны – в больнице делали укол и занесли инфекцию, - говорит Ирина Яновна, - а положили ее туда с сердцем. Мы с сестрой Ниной целый год ездили к ней попеременно – она уезжала, я приезжала. И вот сестра уехала в четверг вечером, а я должна была в пятницу приехать. Я собиралась Ниночку в Кострому перевезти, взяла теплую одежду, договорилась в больнице, что моя приятельница - врач будет ее сопровождать в дороге… Приезжаю, а мне говорят: «Нины больше нет…»».  Ее повезли на перевязку, и в лифте сердце остановилось…
«Кремировали Нину Петровну в Питере, потом в Костроме отпевали, хоть она и не была верующей, - рассказала И.Я.Водзинская, - вынесли урну, мороз был страшный. Людей пришло немного – ее друзья по комсомолу, Варвара Григорьевна Сорокина, кто-то из обкома ВЛКСМ... Но когда я обратилась в горисполком с просьбой выделить мрамору на памятник, отказали. Хлопотала и друг семьи Г.П. Зеленцова: «Это же такая знаменитая женщина!». Ходила везде, но безрезультатно. Я б и сама купила мрамор, но тогда ничего не достать было. Просили хотя бы отдать надгробие, которое было на могиле нашего дела, как раз тогда ликвидировали кладбище, где он был похоронен, и памятники обтачивали и использовали  вторично. Эти плиты потом во многих дворах валялись. Но нам и этого не позволили…» 
Не очень-то добра бывает Кострома к людям, которые ее прославили. Похоронили Нину Демме на кладбище у аэропорта, направо от храма. Но кроме родных, на этой могиле мало кто бывает…

Зинаида НИКОЛАЕВА.

Фото из архива семьи Водзинских. Большинство снимков публикуются впервые. Фотокопии З.Ф. Николаевой.

Опубликовано в "Костромской народной газете", №№ 17 и 21 за 26 апреля и 24 мая 2017 г.
На снимке: портрет Н.П.Демме работы Д.Беляева.
Фото автора.

Использованные материалы:

1. Автобиография Н.П.Демме-Рябцовой, написанная в Ленинграде в январе 1959 года. ГУ "ГАНИКО", Ф.Р-3615, оп.1, д. 29, л.1.
2.  Аветисов Г.П. Нина Петровна Демме: первая женщина - начальник полярной станции. "Российские полярные исследования" № 2(16), 2014. стр. 52-54.
3. Аудиозапись беседы с И.Я. и Ю.С. Водзинскими, сделанная автором 11.03.2017 г. в г. Костроме (личный архив).
4. Беспалова Наталия. Королева льдов. "Северная правда", 30 декабря 2000 г.
5. Рябов М. Среди первых. "Северная правда",  23 апреля
 1977 г.