Мой обычный день
Начинался мой рабочий день с шести часов утра. Когда я еще работала в яслях, то, чтобы успеть вовремя добраться до них трамваем, спешила поскорее уйти из дома, даже без завтрака. Трамваев в Харькове было очень мало, и ходили они редко. На остановках ждала большая толпа. Трамвай еще на ходу брался буквально с боя, стоявшие сзади, ухватившись за ручки вагона, надавливали изо всех сил на передних и втискивались в него, наступая на падавших или сбитых с ног, то есть кто был сильнее, тот и влезал. При посадке не соблюдалась очередь, не уважалась старость и болезнь – всё сбивалось с ног или отталкивалось. Трамвай облепливался людьми, как липучка мухами, держались они снаружи за какой-либо выступ или крючок. Так устраивались здоровые парни-рабочие. Слабые и старые спешили отойти от трамвая, когда его атаковывали такие нахалы. Только немногие пользовались привилегией входа через переднюю площадку: члены горсовета, беременные женщины и женщины с грудным ребенком. У других же пассажиров, непривилегированных, в давке при посадке, по меньшей мере, отрывались пуговицы пальто и затаптывалась обувь.
Врачи в Советском Союзе работали в то время шесть часов в день, так как эта деятельность считалась тяжелой, но оплачивалась она очень низко, поэтому многие из них ушли на другую работу, оставив врачебное дело. Потом ставку врачам повысили до четырехсот рублей первоначально и пятисот пятидесяти рублей врачу – заведующему отделением. Многие врачи брали вторую службу по совместительству, так как на одну ставку было трудно прожить, особенно семейным. В те времена не давалось никакой помощи многодетным семействам. Совместительство заставляло врачей всегда спешить с одного места на другое, ибо часы прихода и ухода регистрировались. Конечно, постоянное напряжение очень изматывало.
Уходя из дома на работу, я должна была подумать о том, как достать продовольствие на сегодняшний день, чтобы накормить свою семью. Перед уходом спешно проверяла сумочку, все ли необходимое взяла: деньги, "авоську" – сетку из ниток, стетоскоп, медицинские вещи. На обратном пути пешком приходилось заходить в магазины на авось, нет ли в продаже чего съестного. Если находилось, то вытаскивалась авоська и наполнялась покупками.
Продовольственные магазины в городе были открыты с раннего утра до позднего вечера. Но в этих магазинах, как правило, ничего не было, кроме бутафории, то есть пустых коробок. Только изредка случайно что-либо подбрасывали в магазины. Тогда сразу, как из-под земли, вырастала большая очередь. Отпускали в одни руки очень немного: либо сто граммов сливочного масла, либо фунт сахару, либо один килограмм муки, одну рыбу и т. д. Некоторые заведующие магазинов старались всунуть в таких случаях – "спустить" – залежавшиеся товары: они принудительно заставляли к желаемому продукту покупать либо тапочки, либо гвозди или еще что-либо, никому не нужное. Сложился даже трафаретный оборот речи. Становившийся в конце очереди прежде всего спрашивал:
– Кто последний? – и добавлял: – Я за вами!
Закрепив за собою место в очереди, этот последний, наконец, спрашивал:
– Что дают?
В советских магазинах не продают, а "дают", "дают" за деньги. Сложилось даже насмешливое двустишие:
Кто последний? Я за вами.
Что дают? – Комсу с гвоздями!
Итак, уходя рано на работу, я возвращалась домой поздно вечером, беготня по магазинам отнимала много времени и не всегда бывала успешна: иногда выпадала удача, иногда ничего не удавалось достать. Дома приходилось приниматься за домашнюю работу: сначала приготовить поесть, а потом уже делать другое неотложное – то маленькая постирушка, то штопка чулок, пришивание пуговиц и т. д. Большая работа – стирка, тщательная уборка, шитье и т.д. – производилась в выходные дни или в воскресенье.
Первое время сохранялись воскресенья как дни отдыха, то есть была семидневная неделя. Но все другие праздничные дни были упразднены, так как прежние церковные праздники не признавались, взамен их были установлены революционные праздники: "день октябрьской революции" (25 октября старого стиля или 7 ноября по новому стилю), "первое мая" и малозаметные другие, как "смерть Ленина", "расстрел рабочих 9 января". Короче говоря, свободных от работы дней стало значительно меньше.
Позже перешли на пятидневную неделю, упразднив все другие свободные дни, при этом считались не дни недели, а у каждого был свой выходной пятый день. Но это продолжалось недолго. Была непродолжительная попытка перехода на шестидневную неделю, но потом вернулись к старой нормальной семидневной неделе с днем отдыха в воскресенье.
Вот на эти-то свободные от работы дни ложилась вся тяжесть домашней работы. Времени вообще не хватало ни на что. Приходилось либо рано подниматься, чтобы успеть что-либо нужное сделать дома до ухода на работу, либо поздно ложиться спать, чтобы вечером закончить домашнюю работу. Кроме того, мне необходимо было выделить время для чтения медицинских книг и для научных конференций и докладов. Конечно, все это шло за счет здоровья. Весьма образно сравнил немецкий врач-гинеколог Август Майер женщину, работающую и дома и вне дома, со свечой, зажженной одновременно с двух концов.
Самым трудным и изматывающим было добывание продуктов. На частном рынке можно было все достать, но все стоило там много дороже, чем в магазинах, где продавали по твердым ценам. Как только кто-нибудь узнавал, что в таком-то магазине сейчас продается что-либо необходимое, сразу вся семья спешила занять места в очереди, потому что признавалась исключительно "живая" очередь и отпускалось в одни руки только положенное на одного человека.
Как-то раз в воскресенье позвонила нам наша знакомая Зинаида Николаевна, что около них в магазине отпускают кусковой сахар по килограмму в одни руки. Мы сразу же всей семьей поехали туда на трамвае и получили три килограмма сахара.
Вот случай, характеризующий настроение того времени: в группу мальчиков, где был мой сын, однажды пришел на занятия Рюрик М., очень возбужденный, и настойчиво и убедительно посоветовал всем:
– Ребята, в магазине около нас имеются "ходики", и их можно покупать, сколько хочешь. Я уже купил пять штук, ведь это редко бывает. Поспешите, а то их скоро все раскупят!
Мой мальчик, придя домой, поспешил рассказать об этой выгодной оказии. Мы невольно рассмеялись и спросили, что будет он делать с "ходиками", солить ведь их нельзя! "Ходиками" называли дешевые стенные часы с гирями. Наш насмешливый тон показал сыну, что спешить за такою вещью не стоит, без "ходиков" можно прожить. Мы долго помнили о случае Рюрика, как о всеобщем психозе – покупать все, что "дают".
Позже мы узнали, что в Москве чаще бывали в магазинах продукты и что выдавали в одни руки больше. Мы начали каждую поездку в Москву использовать для покупки там продовольствия. Когда не было предлога, кто-либо из нас ехал туда специально, чтобы получить хорошие продукты. Конечно, это обходилось дорого, но все же было лучше, чем ничего. Когда подрос сын, мы посылали его одного в Рождественские каникулы в Москву. Делалось это так: покупали билет на скорый поезд, в Москве кто-либо из родственников встречал его на вокзале и привозил к моей сестре Лене. Наряду с ознакомлением с достопримечательностями Москвы, он с помощью родственников покупал ценные продукты питания: сливочное масло, колбасы, сахар, крупы, консервы и т.п. В квартире у Лены все складывалось в холодный шкаф под окном, потом упаковывали все тщательно в чемодан, и он уезжал назад в Харьков. В Москве на вокзал провожала его обязательно Лена, а в Харькове встречал Яков, подхватывал чемодан, и мы направлялись с перрона к трамваю, не давая повода заподозрить, что чемодан набит продовольствием. Мы на некоторое время бывали таким образом обеспечены нужными продуктами и уже не стояли в больших очередях за малыми дозами. В Москве было много иностранцев, поэтому советское правительство заботилось о том, чтобы в магазинах было бы достаточно продуктов и не было бы больших очередей. Так мы "ловчились".
Свидетельство о публикации №217052301055