Анонимка

 

      Весна в этом году случилась ранняя. Как-то сразу потеплело по-летнему, правда, ночами еще морозило, зато днем было благодать. Пекло. Скворцы прилетели на две недели вперед, заработали. А на проталинах даже конотоп  проклюнулся.

     Петр Михайлович проснулся рано. Не спалось. Повозился с полчаса, думал заснет, ан нет – не спалось. Он нехотя встал, оделся, сбегал в нужник, поставил чайник на плиту, побрился. Настроение было какое-то паршивое, а если честно, то его вовсе не было. Заглянул в холодильник. На полке лежал кусочек сыра, вчерашний пакет молока, местного разлива ТО «Исток», штук пяток яиц, да начатая бутылка водки. Михалыч уже лет двадцать, как жил один. Жена бросила, уехала с залетным хахалем, детей у них не было. Он всю жизнь, до пенсии работал завхозом. Честно работал, добросовестно, как сам полагал. Хотя случалось приворовывал. Ну да это по большому счету так, для души.
 
     - Да, подумал он,  - придется яичницу жарить. Выключил чайник, поставил сковороду. Пока бил яйца, в окно кухни заметил, как сосед  Николай прошел в сарай.
     - Во, кержак, не спится ему,  и в выходной не спится …  М- да…


     Позавтракал. За завтраком просмотрел вчерашнюю газету. Писали о подготовке к посевной, о работе районной поликлиники, остановился на сводке ГАИ.
     - Ну, вот, - подумал вслух Петр Михайлович.
     - Раньше-то машин было меньше, и аварий было меньше, а сейчас у каждого второго машина, и откуда берут, на какие шиши, да иномарки все? Воруют козлы! Эх, не стало порядка, не стало.

    Напротив,  через улицу, на скамейку, выполз Прокоп, дедок лет восьмидесяти. Жил тоже бобылем, старуха померла. От скуки, как только солнышко стало пригревать, он стал выходить из избы на лавочку – погреться. Старичок был еще ничего, крепенький. Михалыч частенько с дедом общался, разговаривал про жизнь, про политику, про пенсию, и доплаты к ней.
     Михалыч набросил куртку, сапоги, шапку и вышел.
 
     - Здорово, Прокоп! Че, щуришься, как кот на сметану?
     Дед ощерился беззубым ртом, поздоровался, закурил.
      - Да, Петюнька, видно последняя весна моя-то пришла.  Уж больно ласковая, теплая, как баба с постели. Давно току не припомню. Солнце-то вон как жарит, а я чевой-то все мерзну, знобит.
    Дед был одет в старенький полушубок, шапку и валенки с калошами.

    Посидели.

    Сосед Николай таскал воду, задавал сено. Во дворе его мычали коровы, похрюкивали свиньи. Жена Николая выгнала гусей.
     - Вон как разбухтелся, - заметил Петр Михайлович, - одно слово «кулак». Раньше бы за это …


     - Не позволили бы… Бывало больше одной коровки-то ни-ни. А теперь, глянь…
     Он словно искал поддержки у Прокопа. Однако дед был настроен иначе.
     - Молодец, мужик, ешкина доля. Пока молодой – пусть робит. Водку зря не пьет, ребятишки справные, че еще надо?
     - Вот батька мой, крепко жил, да не дали, раскулачили, а пошто? Зачем? Кому польза-то?
    Он покряхтел, затоптал папироску, вздохнул.
     - Пасеку держал, колодок сорок было, - продолжал он. – Соседко у него был Егор, так вот, как мед качать, у батьки-то меда вдвое больше. Егорша-то как не вьется, как не старается, а все не так, не идет медок. Он за батькой наблюдал, подглядывал, вроде все, как он делат, а меда нет, как нет и все, ешкина доля. Ну дак вот, бился, бился, да и пришел, шапку  оземь хлопнул, - сказывай, пошто так-то? А батька ему, - да нет никакого секрета. Ну, да Егорша не отстает, -сказывай свой секрет. Батька ему и так и этак, а он все свое. Ну, хорошо, говорит, - скажу, только ты никому не сказывай. Тот божится – молчать буду, - как могила, токмо скажи. Ну, хорошо, слушай – я по прошлому году пчелок своих со светлячками скрестил. Вот они нынче-то, пока твои ночью спят, а мои – робят. Вот и посчитай теперь, сколько за ночь-то меду наберут. То-та! Прокоп тоненько захихикал.


     - Как это? Не понял, Петр Михайлович, - он что в улей светлячков-то садил?
        Дед залился, согнулся пополам, закашлялся.
     - Вот и ты клюнул. Кха-кха-кха…- Дурак ты, Петька, хоть и грамотный.
 
     Петр Михайлович обиделся, надулся, вскочил.
     - Ты, Прокоп, того, совсем сбрендил. Сказки какие-то глупые рассказываешь… Светлячки…
 
      - Да ты, Петюнька, не серчай, ешкина доля, я же не со зла.

     Петр Михайлович плюнул, махнул рукой и пошел домой. – Вот старый хрыч,- думал он по дороге, - и откуда что берет, ведь врет же, врет, а как складно.
Зашел в избу. Настроение совсем испортилось. Он достал бутылку из холодильника, налил в стопку, выпил, закусил сыром. На душе было как-то пакостно.

     Сосед топил печку-времянку на улице, варил кашу для поросят.

     - Ишь, куркуль, - подумал Михайлович, - и где только корма берет. Ну, работает в крестьянском хозяйстве, так что? Нет, тут что-то нечисто. Раньше бы так не развернулся. Выписал бы центнер зерна  и все. А сейчас, избаловали. Эх…

     Включил телевизор. Шла какая-то передача, что-то пели. Полуголые девицы скакали на экране, как молодые телята.
 
      - Ну и жизнь пошла, горько подумал Михайлович, - раньше бы такой срам никогда не показали.



     Спустя полчаса Николай завел машину и всей семьей поехал в район.
 
     - На базар, - с завистью подумал Михайлович. С моей пенсией-то нешибко разбежишься. А надо сказать, пенсию он получал небольшую, но на хлеб с маслом одному хватало. А хозяйство он последние годы не держал. Был у него пай земли, который он передал в аренду крестьянскому хозяйству, за что получал уголь, дрова, муку.

     Михайлович надел очки, последние годы плохо видеть стал, читал и писал в очках, достал тетрадку и ручку и сел писать.

      - Уважаемая администрация! Пишет Вам житель села…. , ветеран труда, награжденный медалью за честный и добросовестный труд, по выходе на пенсию.     Из-за чистой совести своей, не могу спокойно глядеть на безобразие, которые творятся в нашем селе. Вот, например, Колька Сахаров, работая в крестьянском хозяйстве, умудряется держать трех дойных коров, более десятка поросят и прочую всякую живность. И как ему это удается – ума не приложу. Правда работает на хозяйстве сам, и жинка его помогает с ребятишками. Только все равно не понятно, зачем ему столько. Ведь так и избаловаться можно. Сегодня он, завтра другой, это что же будет. Вы уж, пожалуйста, разберитесь! С уважением к Вашему нелегкому труду, ветеран труда…


Здесь Михайлович  остановился, внимательно прочитал письмо, повздыхал и подписался. Аноним. Нашел чистый конверт, запечатал письмо, надписал.

     - Ну вот, подумал он, - а то понимаешь…

     Достал из холодильника бутылку, налил стопку, выпил. Подумал, - пойду в деревню, в магазин, подкупить кое-чего надо, да и прогуляюсь.

     Он вышел на улицу. Было уже совсем тепло, пели птички, дул теплый ветерок, настроение было отличное. Сосед Прокоп дремал на лавочке. Михайлович, весело насвистывая, прошел мимо…. 
       


Рецензии