Лоскутки продолжение

28.04.05

     Некогда, просто некогда заниматься "Лоскутками". Дома полно дел, и все они очень интересны для меня.  Это ведь всё учёба, это всё открытия. Привычки к труду на земле у меня нет, нет и умения, но я надеюсь, что это придёт - всё же не боги горшки обжигают... Раз уж так случилось, что пришлось мне поселиться в деревенском доме; раз уж нет у меня надежды помолодеть и вернуться на работу - нужно учиться жить без работы, огородом и пенсией... А чем я лучше других?..   
     Сегодня погода изменилась, дождь идёт, и очень тянет к тетрадке. Тем более, что разговор с Димой, племянником, очень напомнил мне один момент из детства, много говорящий о моём отце.
     Это наши "семейные советы".
     Когда мне ещё было лет пять, я уже присутствовала на этих советах "с правом совещательного голоса". На них обсуждали всякие серьёзные дела и всякие перемены, которые должны были произойти в нашей семье. Совещались, собственно, папа и мама; Таня иногда вставляла словечко; а мы с Юрой - ну разве что вопросы задавали, в надежде понять, о чём вообще идёт речь.
     Мне больше нравилось, когда от серьёзных разговоров мы переходили к мечтам. Мы мечтали о том, как будем жить когда-нибудь. Как у нас будет большой раздвижной стол, за которым смогут размещаться все наши гости; и у бабци будет соломенное кресло, чтобы она могла сидеть на нём на веранде. А у мамы будет трюмо во весь рост и шкаф с зеркалом. И в саду будет очень много цветов. И будет у нас красивая ваза для цветов. А у папы - непременно, непременно! - будет хрустальная пепельница. Правду говоря, папа никогда этой пепельницей не интересовался; ему достаточно было любой банки, чтобы стряхивать туда пепел. Но мама - мама так любила мечту о хрустальной пепельнице!..
 - "Ага, и ещё канарейка! И герань на окошке!" - насмешливо говорила Таня.
- "В чём дело? Чем ты недовольна?" - интересовался папа.
- "А потому, что всё это мещанство! Все эти ваши соломенные кресла и хрустальные пепельницы!"
    Мама обижалась, папа защищался. Я переводила глупые глаза с одного на другого и думала о том, что хрустальная пепельница, сервиз и красивая ваза - вещи очень опасные. Мне представлялось, что кто-то из нас - то есть, не кто-то, а именно я - непременно разобью нечаянно эту пепельницу или эту вазу, или что-нибудь из сервиза, как я недавно раскокала блюдце, и как мне за это нагорит от мамы. И я была склонна согласиться с Таней, что это всё - мещанство. Слово было непонятное, но явно неодобрительное. Хотя соломенное кресло и канарейка мне казались достойной мечтой...
     Когда мамина обида и Танино негодование достигали вершины, папа смеялся и напоминал, что такое время, когда мы сможем действительно обзавестись этими вещами, наступит ещё очень нескоро; так что не стоит из-за этого ссориться. И он очень ловко переводил разговор на что-нибудь другое, более насущное - например, на то, что вот скоро наступит лето, и как мы поедем на рыбалку с тремя, а то и с четырьмя ночёвками; и мы начинали обсуждать, куда ехать, на моторке или на катере лучше, и брать ли с собой Куку... в таком вот духе завершались наши советы.

8.07.05

    Установилась жара, как и положено в июле. Изнемогают всё и всё, и мало хорошего в этой жаре для наших огородов. Я не успеваю обирать гусениц с капусты и колорадских жуков с картошки...
     Но движение листвы в синем с золотом воздухе, и тени их на пережаренных дорожках, и шевеление травинок, каждая из которых отбрасывает тень, - всё это доставляет мне огромное наслаждение, и оно превосходит даже удовольствие от клубники(собственной, между прочим!) и от лесной земляники; а я их очень люблю!
     Итак - лето, июль. Завтра я не буду работать в огороде, а пойду в деревню Партизанская на день рождения Вики. По этой причине мне пришлось сегодня побегать по магазинам, выбирая подарок. У нас в посёлке Ямм четыре продовольственных и два промтоварных магазина, и все витрины полны всяких хороших вещей, а продавщицы неизменно вежливы.
    И мне припомнились магазины моего детства, огромные очереди терпеливых (или, наоборот, нетерпеливых, когда "давали" что-нибудь редкое)покупателей с кошёлками в руках или авоськами в карманах. Полиэтиленовых пакетов тогда не существовало.
     Не было, между прочим, и тех пакетов, в которые современные продавщицы укладывают покупки. "Девушка" - как называют продавщиц независимо от возраста и толщины стана - сворачивала кулёк из обёрточной бумаги или из газеты. Левой рукой она держала бумагу за уголок, а правой ловко оборачивала лист вокруг левой руки с зажатым в пальцах уголком, и получался такой как бы рупор раструбом вверх. В него насыпался сахар или, там, крупа, всё это взвешивалось на неуклюжих весах, щёлкали костяшками счёты, и - получите, пожалуйста! И вот ваша сдача!.. Кассы появились позднее, ближе к шестидесятым.          
     Молоко в бутылках не продавалось; и никому вообще не пришло бы в голову, что молоко может быть в пакетах. Его разливали большим жестяным ковшом в банки и бидончики покупателей, зачерпывая из десяти- двадцатилитрового бидона. Про существование таких вещей, как, например, кефир, лично я узнала только в шестидесятых годах; а до этого кислое молоко было представлено исключительно простоквашей или ряженкой. Простоквашу делали сами из молока, с добавлением кусочка чёрного хлеба; а ряженку покупали на рынке.
    Сметану тоже разливали по банкам поварёшкой из большой кастрюли.
    Помню, в Тикси папа привозил из Якутска круги мороженного молока и мороженной сметаны; они были твёрдыми.
    Нечего и говорить о том, что все эти товары не существовали в природе постоянно, а лишь появлялись в магазинах, их надо было "ловить".  Впрочем, это касалось почти всех благ насущных.
     Зато была, помню, такая прекрасная вещь, как пластовый мармелад. Его отрезали от большого мармеладного куба и взвешивали на весах...
     Продавщицы бывали обычно сердитые, сильно кричали, и я их боялась.
     В очереди стояли все, и все были равны перед продавщицей - кроме той категории граждан, которые были "ровнее других"; но те в очередях не появлялись.
    Продавщица того времени не решилась бы отпустить товар кому-нибудь "по знакомству", без очереди: её бы просто стёрли в порошок. Вообще "лезть без очереди" было не принято, это считалось (и справедливо) верхом наглости: ведь кому-нибудь из-за этого могло чего-нибудь не достаться.
     К середине шестидесятых нравы стали меняться, как менялась сама жизнь; а к семидесятым "пролезть без очереди" казалось уже делом доблести и славы. Знакомство с продавцами начинали ценить.
     Когда появились "заказы" для фронтовиков - то есть пайки с добавленной сверх нормы колбасой или, там, сгущёнкой? Точно не помню; но, по-моему, где-то в середине семидесятых... Но это отдельная тема, и сейчас я её касаться не хочу. Да и писать мне сегодня уже некогда. Продолжу, когда снова появится время и настроение.

     (продолжение следует)