СБ. Пролог

Пролог
Тик-так. Тик-так. Грохочет сердце.
Натянутые мысли - открыты дверцы:
Безумие влезает, плетя из боли
Немые сети убитой воли.

Остыло тело. Остались кости.
Ушла душа, сгорев от злости.

И вера детская в удачу
Спустила дух - уже не плачу.
Слезам нет места там, где стужа.
Надежда мертвая - она не нужна.

И гений мира, придумал всё,
Что в сути равно - "ничего".
А то, что жаждет сердце вечно,
Осталось дохлым и беспечным.

И время вспять не повернуть.
И не пройти нам снова путь.
Все, кто ушли - ушли навеки.
И не раскрыть им свои веки.

Не слышать смех, не слышать крики.
И их улыбку оживляют блики,
Играющие на немом овале,
Гранитном сером покрывале.

Жизнь, как девица, неприступна.
И за короткую улыбку - плата крупна.
Ой, не нужны ей уговоры!
Мы для нее - лишь только воры.

Крадем у жадной свои судьбы.
Мы глупо ждем "авось" и "тут бы"
Чужие силы, чужое горе.
А нам - лишь радость, счастья море.

Мы злим, красивую, грехами,
Не понимая, что виновны сами.
Чего хотели - получили.
Что уж смогли - то утащили.

Но скоро лица занемеют,
И, как душа, глаза запреют.
И, может, кто-то и всплакнет.
Но ветер память заметет.

И нас забудут. Мы растаем.
Уже другой здесь грезит раем.
И вновь виток - и вновь надежды,
Рассыпанные по земле...
                небрежно.

Резниченко Dexo О. А., 2013г.



***
Август, 2005 г.

Год. Сегодня ровно год… как суд окончательно поставил точку в этом долгом, жутком… в конечном счете, нудном (как бы ужасно это не звучало… но своей безысходностью, явностью… на чьей стороне «правда», да и вина - то именно так, нудном) деле относительно Рогожина Федора Романовича, 1986 г.р. Он же Рожа, двоюродный мой брат, друг, товарищ… душа моя.
Лет шесть мне было, когда Ее не стало. Мамы… Болезнь забрала. Увы, в живую Ее почти не помню: лицо – только с фото. Чего не скажешь про сам… чертов, «черный» день – вспышками, психопатический привет детскому сознанию общими образами… как блик на мокрой ладони, как явь вчера, идущая отныне по пятам за мной.
Отец? Отец же почти сразу после моего рождения от нас ушел. Оставив по себе на память лишь только фотографию, фамилию и долги (еще одна… фотография для моей жуткой коллекции). А после - и вовсе, как ходят слухи, благополучно скончался, отошел в мир иной, не поделив территорию али понятия с товарищами-собу… политологами-философами. Грустила, скучала ли я по… ? По отцу – нет: то ли всеобщее мнение так меня подковало, убедило, то ли личная обида, но… факт есть факт, и я особо не заморачивалась. А вот по маме… Тут да: не простила я жизнь даже со временем… не смогла… за такую пощечину. Подставу. Предательство. Нельзя так, нельзя!.. Не в столь юном возрасте… Пусть даже… если и воспоминаний почти не осталось. Нельзя…

Но мир не без добрых людей, а потому… мой родной дядька по матери, Рогожин Роман Викторович, батя Федьки и Ритки, со своей женой забрали меня к себе – «третей недотепой» до кучи… Там я и нашла свое пристанище, веру, надежду… и мечту. Они и стали моей семьей. Познала вместе с ними и радости, и беды. Дружбу, родительскую, братскую любовь… и в то же время - горькое разочарование. Очередное…  горькое разочарование.

Рожа… Если со своей близкой родней у него не сложились отношения, даже с матерью общего языка не смог найти, то со мной – напротив.
Будто чудо… будто какой-то Вселенский Разум разделил наше естество напополам и всучил в два разных флакона: в меня, Нику, Веронику Бирюкову, и в Рожу, Рогожина Федьку.
Понимать с полуслова? Угадывать желания? Более того – почти всегда желать одно и то же? Это про нас.
Мы - как сиамские близнецы, только  что я на годок младше. Не беда! Мы даже в школу пошли одновременно, в один класс!
Никогда разница в возрасте не коробила Федьку, а уж тем более… меня. Я тянулась к нему, как дитя к матери. А он ко мне – как к самому верному и любимому другу.
Некит. Я не была Никой, девчонкой сцыкливой. Я была – НЕКИТОМ, дружбаном, братаном Рожи. И даже когда мы подросли и стали возиться с остальными ребятами во дворе (чаще всего такими же забияками, как и мы с Рожей) – то никто не смел ставить под сомнение, что я им всем ровня. А если кто из новеньких или «чужих» и зал*пался, то тут же получал в жбан. От меня. Лично. И хоть чесались у Федьки руки каждый раз  «вставить свои пять копеек» в дело, везде и всегда я заступалась сама за себя, несмотря на то, что чувствовала за спиной дюжее прикрытие (четко знала: даже если солнце на землю упадет, Рожа меня непременно прикроет и спасет).

Кто побил местную шпану? Рожа с Некитом. Кто в школе разбил окно? Некит с Рожею. Кого сторож на территории соседнего завода поздно вечером чуть не подстрелил? Кто чуть не спалил раздевалку в школе? Кто нахамил учительнице и обидел ее сынка? Кого в сотый раз вызывают к директору? Ну, вы поняли…
Честно, поначалу… этот наш «школьный батя» даже обалдел, когда узнал, что перед ним… не два парня, а…
Долгая, муторная речь о «взяться за ум», «ты же будущая мать», «оба закончите на нарах или в подворотне…»
Ничего нового, в общем-то, он и не сказал: повторил лишь нудные нравоучения дядьки Романа… Да толку? Что с гуся вода… Батя Рожи, "наш" батя, давно уже бросил эту затею – ждет только, когда мы окончательно размозжимся, чтоб уже на собственных кровавых шишках дошло, что хорошо, а что - плохо. Хотя поначалу не раз рвался, пытался разогнать нашу «шайку», «тандем беспредельщиков». Как только ярким заревом небосвод окропился первыми нашими выходками… (а-ля подожгли покрышку и закинули под окна брюзге-соседу (вечно сетующему, что шумим, что надоедаем, что вишни его святые (невольно) ломаем, когда ягоды тырим; и который уже не раз нас уксусом поливал) или залили краской клумбу постоянно, бешено на нас орущей, веником гоняющей по подъезду, бабки с первого этажа) – так и начал составлять коварные планы «разлучить» взрывную смесь и привести каждого по отдельности в чувства, в нормальное, адекватное, разумом, а не «опой» контролирующееся, состояние, сознание. Конечно же, дядька не верил бабкам (что вечно под окнами кости всем, а не только нам, перемывали), что зачастую это я зачинщик всех этих «хождений по мукам». А потому влетало исключительно Роже – меня же лишь напутствовал словом, да так… что однажды, дабы спасти (!), несчастную, отправил к бабушке жить, в деревню. Хотя бы… «лето перекуковать, а там видно будет…» - невнятная речь, явно пахнущая ложью.
Ну да. Здрасте. И пусть Роже ток четырнадцать, но этот «говнюк» пронюхал всю историю (что, куда: что не в детдоме я, как грозился батя, а у бабули), умудрился раздобыть денег (тачки мыл, бутылки собирал, макулатуру сдавал), купил билет и рванул за мной… никому ничего не сказав. Долго родители его искали, в ментовку даже заяву написали. Местную округу с волонтерами прочесывали…
А этот индюк – два дня – и у меня. Видели бы вы мою рожу от явки этой Рожи! И никакой принц не нужен!
На танцы вечером пошли уже вместе. Стоит ли говорить, что кое-где кое-что странным образом заполыхало, прибежал участковый, и не только бабулю, но и всё село на уши поставил. А уже следующим утром – Рогожины старшие получили телеграмму о том, чтоб «срочно приезжали и забирали своих… хороших деток обратно».
Весело было… Очень весело. Чудили… Жестоко порой, безрассудно, бесстыдно, но без фанатизма. Всегда знали, когда остановиться, чтобы не наделать беды и чтоб сильно кого не задеть, не обидеть. Если кому и влетало от нас – то только за дело. Как грится, «зло должно быть наказано»… и вот тут-то мы брали разгул, как верные «Всадники Апокалипсиса»...
Ритка… Ритка же была словно из другой вселенной. Если мы гоняли собак по двору или мяч, то она с другими девчонками – в куклы играла. Мы в казаков-разбойников или по крышам, а она – книги, песни, плакаты…
Не срослась ни наша дружба, ни взгляды на жизнь.
Так и теперь.
Рожи нет – и для меня всего того мира… больше не стало. Поистине, сиротой себя впервые отчетливо почувствовала…
С Риткой общение натянуто, нехотя… да и то, когда приезжаю к родителям на каникулы. В остальном же – живу здесь, в областном центре, где и учусь в университете. С подругой (с одного факультета: она – журналистика, я – перевод) снимаем на двоих квартиру.

Черт... год. ГОД… как я уже окончательно одна.
Хотя, чего таить? Дороги наши с Рожей разошлись гораздо раньше… (просто, что окончательная точка поставлена лишь теперь). А так… да. Повзрослели – и тучи заслали наш горизонт: ему где-то шестнадцать, мне - пятнадцать… Я - к нему, а он – от меня. У него новые друзья, серьезные дела… Даже не знакомил ни с кем из них: запретная зона.  А вот дома все, как прежде, Рожа – мой Рожа: обнимет, по-братски приласкает, поцелует, с учебой поможет, советом где… Но, как только за порог, - словно и не мы… делили беды и радость напополам, «защищали друг друга от шальной, бандитской пули», словно не мы кровь проливали вместе… и носы ломали врагам.
Черт, я до сих пор не пойму… Как так? Буквально в один миг, в один вечер. Новая компания, новые варианты… и всё – Некит, отойди в сторонку, не для твоих ушей, ума, понятий.

Так я и зависла с тех пор. Вот уже и восемнадцать мне стукнуло, а я всё еще стою в сторонке… и жду Его. ЖДУ, пока он придет и снова позовет, заберет, пустит в свой мир дружбы и братства. В душу. Да только – глупо. Отныне – глупо: закрыли его за разбой. Статья 162 УК ч. 2 и 3: «…нападение, в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, совершенный группой лиц по предварительному сговору… с применением оружия… и с незаконным проникновением в «иное хранилище»». Семь лет. Как с куста… С*КА, СЕМЬ ЛЕТ! Минус полгода… отбытых в СИЗО – и вот он… срок на двоих, который так любезно заработал нам Рожа. Он – там, за решеткой. Я – здесь, «в стороне»… под серым, пустым небом.
Ничего даже не объяснил, не сказал. Только… «прости».
На суды не ходила – не смогла, но и Федька не хотел: говорил матери, что тяжело ему их, всех нас, видеть. Просил не являться – что мы покорно, как те тупые амебы, и исполнили…
Жалею ли? Жалею… Сейчас жалею, что так поступила. Но верни время обратно – и опять бы не пошла. Да что там? Я и писем-то не пишу. Как и он уже мне…
Не могу… Не могу его простить. СЕМЬ ЛЕТ!
…РОЖА! ЗА ЧТО?!!