Парень из пригорода

Алексею очень редко везло.
Он спотыкался на ровном месте, терял кошельки, попадал в глупые ситуации. Разбивал чашки, задевал пальцами сотни острых предметов, становился жертвой машин, проезжающих по лужам. И смотрел, постоянно, равнодушно смотрел, как дорогу переходят черные кошки. До переезда в северный квартал Алексей не верил в приметы, но теперь задумывался: а правда ли они вымысел?
Вот и сегодня удача повернулась к нему спиной. Ночью кто-то злой и коварный отключил на линии электричество, из-за чего не получилось зарядить телефон. Парень старался им не пользоваться, но чертова техника под утро все равно вырубилась, и будильник, соответственно, не сработал. Алексей не сильно опаздывал и сумел бы добраться до университета прежде, чем начнутся занятия, — если бы ходили трамваи или, на худой конец, автобусы. Но и те, и другие не вдохновились проливным дождем, и группы людей на остановках проклинали на чем свет стоит водителей и погоду.
Последнюю Алексей тоже проклинал. Стоять среди десятков раздраженных лиц было ужасно скучно, а чтобы уйти в мир очередной книги, надо было попасть под навес. Парень с тоской покосился на отряд бабушек, женщин и детей школьного возраста. Никого из них, конечно же, не прогонишь.
 Он посмотрел на края зонтика. С них быстро, сплошным маленьким ручейком, стекала вода. Под ногами давно зародилась лужа, и старые рваные ботинки были не в силах совладать с ее натиском. Алексей мрачно осознал, что правый носок промок сильнее левого, а затем наконец-то увидел чертов трамвай. Он величественно подъехал к остановке, распахнул двери — эдакие стилизованные врата Ада, — и все тут же начали впихиваться в салон. Именно впихиваться, настойчиво и грубо.
Парень решил, что ему там делать нечего, и шмыгнул под навес. Там продолжала сидеть невысокая девушка в черной кожаной куртке. Ее уши закрывали наушники, сквозь которые пробивался мотив современной, но вряд ли модной песни. Стоило Алексею сесть на другой конец лавки, как девушка нахмурилась и подалась вперед. Ее бледное лицо закрыли пряди волос.
Студент пожал плечами и вытащил из сумки книгу. Бросил печальный взгляд на яркую обложку, нащупал уголок закладки и открыл двести шестнадцатую страницу.
Первые два абзаца он дважды перечитывал, но на третьем удачно ушел в чужой, полный грусти и смертей мир. На фоне страданий эльфийского народа Алексей не сразу заметил, что странная девушка пошевелилась. Он обратил на нее внимание, лишь когда незнакомка коснулась его плеча. Дернулся, отодвинулся и спросил:
— Что?
— Это «Сильмариллион»? — вопросом на вопрос ответила она.
— Что? — тупо повторил парень. И кивнул: — А, ну да.
Девушка поджала губы. Она явно чувствовала себя неловко. Буркнула: «хорошая книга» и взялась за наушники, жалея, что вообще заговорила с посторонним.
Но Алексей принадлежал к иной породе личностей.
— Как тебя зовут? — поинтересовался он. — Мы нигде раньше не встречались?
— Встречались, — очень тихо сказала незнакомка. — Ты учишься на третьем курсе. Я — на втором. Ты часто ходишь по коридору третьего этажа в компании Виктора Соколова.
— Ого, — удивился парень. — Ты следила за мной?
— Нет. Просто там есть хорошее окно. Мне нравится на нем сидеть и слушать, как листья шелестят. А зимой... — она запнулась и поежилась: — Ничего.
Алексей моргнул. Такие угрюмые девушки ему еще не попадались. Он мог притвориться, будто разговор завершен, но почему-то сообщил:
— Я — Лёша. Лёша Филатов.
— Приятно познакомиться, — без тени улыбки отозвалась та.
Студент заключил, что, раз она не хочет называть свое имя, то настаивать бесполезно, и жизнерадостно уточнил:
— А ты читала еще какие-нибудь книги Профессора?
Незнакомка встала и вытащила из кармана помятый билет.
— Да, конечно. Ты извини, Лёша, но мне пора.
Учитывая, что трамвай на этой линии все равно был лишь одной марки, прощание выглядело глупо. Алексей пронаблюдал, как девушка убегает к первому, самому дальнему от него, входу, и воспользовался третьим. Пусть нелюдимое существо побудет наедине с собой.
Парень встал за последним боковым сиденьем, у окна, и краем глаза продолжал отмечать, чем занята девушка. Она вцепилась бледной тонкой рукой в поручень, как в спасательный круг. Опустила веки, погружаясь в музыку.
Что-то с ней было не так. Алексея напрягали не только реакции и манера речи — вроде бы вполне осмысленная, логичная, но испуганная и излишне дерганая. Будто незнакомке влетало за общительность, и она старалась не иметь ни с кем дела.
Парень дал себе обещание, что расспросит обо всем Виктора — ведь, судя по всему, девушка его знает, — и на время выбросил ее из мозгов. Вспомнил о философе, давно и с радостью упоминавшем экзамен, и вздохнул. С этим предметом у студента не ладилось — поди разберись в бесконечных глупых теориях, предположениях и названиях...
До университета Алексей добрался в несколько помятом виде. Какая-то бабка умудрилась заехать ему по колену тростью, а потом еще и отругала — мол, старым людям надо уступать дорогу. Парень промолчал, хотя шел на почтительном расстоянии от старой женщины — а тростью огреб, когда ей пришло на ум взмахнуть ею, чтобы стряхнуть то ли паука, то ли сороконожку... по сдавленным стонам было не очень понятно.
В аудитории студента подстерегала очередная пакость: за его партой — последней в третьем ряду, — сидел сердитый юноша лет двадцати. На него таращилась половина группы, а девушки хитро перешептывались и смеялись. Преподаватель тем временем читал что-то из своей безразмерной тетради, но, едва Алексей переступил порог, отвлекся.
— Филатов! — рыкнул он. — Где тебя носило?!
— Эм, — неуверенно начал парень. И, набравшись смелости, пояснил: — Там погода плохая.
— Ну конечно, погода, — передразнил учитель, поправляя большие очки с толстыми стеклами. — Садись и не создавай суматохи.
— Что вы, какая суматоха, — обиделся студент. — Вы меня спросили, я  вам ответил. Можете дальше бубнить о великих мыслителях прошлого.
— Филатов! — обозлился мужчина. — Немедленно сядь на место!
Алексей скривился и повиновался. Его новый сосед хмыкнул:
— Зачем ты его задел? Он же не виноват, у него работа такая.
— Не люблю, когда кто-то считает себя выше и умнее других, — тихо отозвался парень. — А ты, кстати, кто? И почему тут сидишь?
— Я — Андрей, — представился юноша. — Недавно приехал и перевелся к вам.
— Вот как, — пробормотал Алексей, с любопытством его разглядывая.
В Андрее было много странного. Например, заостренные уши. В правом торчали кольца восьми сережек и один розовый камень продолговатой формы, оправленный в золото. Левое оставалось чистым. На темно-зеленые глаза падали завитки черных прядей, то ли от природы, то ли от влаги волнистых и довольно длинных — пусть и короче, чем у самого Алексея.
Андрей, в свою очередь, вежливо изучил коллегу-студента. Глаза голубые, волосы светло-русые. Ничего примечательного.
— А откуда ты приехал? — краешком рта полюбопытствовал парень, выпрямившись и притворяясь, будто слушает учителя.
— Из пригорода. Там довольно мерзко. Все уверены, что жизнь уже известила их о плюсах и минусах, способных случиться. Наивные. Верят какому-то шарлатану-предсказателю, а у него колдовства — с крохотную пылинку.
— В Ортэхлеарте таких много, — согласился Алексей. — На каждом углу вывески: мол, гадаю. Недорого. Или предсказываю судьбу по картам. Тоже недорого. А на днях я проходил мимо... ой, прости.
Он отвернулся от собеседника и поймал скомканный лист бумаги. Переглянулся с невысоким женственным однокурсником, развернул его послание и прочитал: «Сегодня пойдем на мост? Будут Машка и Олег».
— Почерк у него кривой, — шепотом оценил Андрей.
— Какой есть, — улыбнулся его сосед. — Ты с нами не хочешь? Оттуда весь город, как на ладони.
Новенький засомневался, но спустя минуту кивнул:
— Можно. А что за мост?
— Недостроенный, — буркнул парень, выводя на листке «да, конечно». — Мэр собирался соединить южный и северный берега канала — дескать, будет удобнее, чем постоянно ездить на метро, — но потом плюнул и в новом интервью заявил, что прекратили финансирование. Опять наши налоги проел, — с иронией закончил он. И бросил белый комок обратно.
— Эй, Соколов, — обратился преподаватель к студенту, поймавшему записку.
Тот состроил невинное лицо:
— Да, Анатолий Сергеевич?
— Что там тебе Филатов написал? Прочти вслух, мы все сгораем от любопытства.
— О, — глубокомысленно протянул Соколов. — Это очень возвышенная тема. Она доступна немногим. В нашей аудитории никому не удастся выяснить, что за шифр используем мы с Лёшей. Сами Боги спустились с небес на землю, желая сообщить его нам, ибо мы — достойные отпрыски человечества и принимаем все сверхъестественное, в отличие от ограниченных типов вроде Вики, — он махнул рукой в сторону пухлой девушки, сидевшей за первой партой. — Таким образом...
— Заткнись, Соколов, — велел Анатолий Сергеевич. — Просто встань и принеси мне листок.
— Это невозможно, — помотал головой тот. И, не колеблясь ни секунды, запихал послание себе в рот.
— Соколов! — заорал преподаватель. — Ты что делаешь?!
— Нифево, — неразборчиво произнес парень. — Я пфосто говодный.
Андрей глухо расхохотался. Его примеру последовала половина аудитории, а Соколов шутливо поклонился и зажевал бумагу еще усерднее.
— Выплюнь, идиот! — продолжал беситься Анатолий Сергеевич. — Пойди и выплюнь эту дрянь в урну!
— Фак фкавете, — равнодушно кивнул студент, подмигнул Алексею и отправился в туалет.
Анатолий Сергеевич устало опустился на стул.
— А ты ничего не жаждешь нам рассказать, Филатов? — без особой надежды уточнил он.
Парень переглянулся с Андреем.
— Планета вертится, — убежденно сообщил он. — Безотказно. Ежедневно. Планета вертится, пока мы тут сидим.
— Полагаю, именно это ты и написал Соколову? — тяжело выдохнул учитель.
— Вполне вероятно, — вмешалась полная девушка, упомянутая в речи студента. — Виктор никогда не отличался особым умом. Вспомните прошлогодние экзамены. Вместо того чтобы выучить материал, он высунул свою тупую башку в окно общежития и начал громко призывать халяву...
Алексей с трудом подавил новый приступ смеха. Даже Анатолий Сергеевич не сдержался и фыркнул. На самом деле бесшабашный Соколов был ему по душе. К тому же халява действительно помогала — за три года обучения Виктор не завалил ни одного экзамена. Да, он жаловался, что предметы скучные, что университет для кретинов, но тем не менее подходил к обучению серьезно и основательно. Все верили, что ему известен некий особенный секрет — а может, он вообще киборг и вставляет карту памяти с необходимыми данными прямо себе в мозг.
Несколько помрачневший Соколов вернулся лишь в конце пары. Он был бледен и подозрительно молчалив.
— В чем дело? — изумился Анатолий Сергеевич. — Тебя стошнило?
— Нет, — тоном, полным страдания, ответил Виктор.
— А что случилось?
— Ничего непоправимого. — Печальная гримаса студента говорила об обратном. — Просто по дороге я встретил декана.
— И?
— Ну, видите ли, — слова давались Виктору нелегко, — это произошло по дороге туда. Я не смог нормально ему объяснить, почему хожу по коридору в учебное время, и он почему-то обиделся на мое «стфавстфуйте». Отчитал меня прямо перед...
— Мы поняли, Соколов. Садись и умолкни.
— Злой вы, — картинно всхлипнул студент и устроился за своей партой. Его соседка, симпатичная девушка по имени Катя, похлопала парня по плечу. В ее взгляде читалось искреннее сочувствие.
Анатолий Сергеевич снова начал что-то зачитывать, но его, к счастью, перебил звонок. Алексей тут же подхватил свою сумку, вскочил и побежал к Виктору, на ходу закатывая расстегнутый в целях развлечения рукав.
— Привет, — поздоровался он. — Слушай, ты знаком  с Олей?
— Какой Олей? — растерялся Соколов. И по старой привычке взлохматил свои же волосы — странного то ли черного, то ли серого цвета — будто копоть от костра. На вопрос, почему они такие, парень всегда смеялся и загадочно пожимал плечами.
— Ну, — задумался Алексей. — Она младше нас на курс. Одета в кожаную куртку и джинсы, любит книги. И еще она довольно... э-э... странная, — смущенно признался он.
— А-а, — сообразил Виктор. — Это Олька Белозёрова. Но ты с ней лучше того... не связывайся. У нее что-то не то с психикой. По слухам, Олькин отец работает на кладбище, а мать — в морге...
— Это вранье, — спокойно возразил подошедший к друзьям Андрей. — Ее мама — врач в кардиологическом отделении, а папа — стоматолог.
— Так вы знакомы? — не поверил Алексей. — Но ты же сам сказал, что приехал из пригорода, а Белозёрова тут давно.
— Не то чтобы знакомы, — почему-то смутился парень. И, уставившись в пол, объяснил: — Я просто знаю, и все.
— Как можно просто знать? — насторожился Виктор. — Ты шпион? Пришел из секретной службы?
— Сдалась она мне, — поморщился Андрей. — И вообще, я... эм... — он огляделся в поисках идей, а затем просиял и выдал: — Я читал ее анкету в социальной сети.
— Лгун, — оценил его старания парень. — Но ладно. А что у тебя за ник?
— «Shaeliin». С двумя «i». А у тебя?

После занятий Алексей вернулся домой, бросил вещи и пообедал. Мать увлеченно посвятила его в подробности своей встречи с бывшей одноклассницей — якобы в детстве они поссорились, а теперь увиделись и обрадовались друг другу, как ни в чем не бывало. Парень сосредоточенно выслушал, поулыбался и ускользнул. Уже в дверях мать вручила ему пару бутербродов, завернутых в голубой пакет.
 — Спасибо, мама, — покорно поблагодарил Алексей.
 — Не за что, дорогой, — рассмеялась та. — Будь осторожен. Ты взял таблетки?
 — Конечно. Я ведь не похож на дурака.
Женщина поцеловала его в щеку, отдала ключи и вернулась в кухню, весело что-то напевая.
Алексей прижал ладони к груди. Комок колючей боли пульсировал, бился и гонял кровь по жилам. Больше всего на свете хотелось лечь и замереть, не подавая признаков жизни, — но парень обещал помочь Виктору в каком-то серьезном деле. Что, собственно, за дело — взбалмошный друг умолчал.
Ради его проблем пришлось проехаться на метро и выйти на старой станции западного квартала. Там, прислонившись спиной к стене, стоял проклятый Соколов. Он по брови надвинул дедушкину фуражку и читал газету, притворяясь если не стариком, то хотя бы тридцатилетним мужчиной.
 — Привет, Вик, — окликнул его парень. — Что произошло?
Виктор приподнял козырек, посмотрел на приятеля серьезно.
 — Помнишь Машкиного кота?
 — Плюшку? — растерянно переспросил Алексей. — Конечно, помню. Чтобы забыть его хвост, надо страдать старческим склерозом. Красивый малыш.
 — Так вот он пропал, — огорошил его Соколов.
 — Как — пропал? — с недоумением выдал парень. — Я же только вчера его трогал. 
 — Ну вот так, — пожал плечами Виктор. — Машка плачет. Я терпеть не могу, когда она плачет, но сегодня и возмущаться стыдно. Она собирается вешать объявления. Вряд ли это что-то даст, но давай обойдем соседей. Если найдем, Машка нам по гроб жизни будет должна.
 — Ничего она не будет, — возразил Алексей. — Мы просто поможем. Не стоит наживаться на чужом горе.
Соколов насмешливо фыркнул. По его мнению, извлекать выгоду стоило из любой мелочи. Однако, поразмыслив, он отказался от спора и поправил высокий воротник:
 — Ладно. Пошли быстрее.
Они поднялись со станции наверх. Виктор обратил внимание на то, что друг шагает медленно и дышит ртом, отдавая предпочтение выдоху, а не вдоху.
 — Ты в порядке? — невозмутимо уточнил он.
 — Разумеется, — соврал Алексей.
 Соколов неодобрительно нахмурился. Наплевательское отношение к собственному здоровью он считал одним из смертных грехов.
 — Может, давай не пойдем? — предложил парень. — Я и сам поищу.
 — Нет-нет, — отмахнулся Алексей. — Все нормально.
Вместе они миновали несколько улиц — стиснутых высотками, замкнутых линиями тротуаров, — и пересекли границу частного сектора. Здесь дома были небольшими, аккуратно выбеленными. Почти каждый двор наполовину состоял из огорода, а местами рос виноград — сейчас он только начинал выбрасывать листики и первые молодые лозы.
Из третьего от угла двора то и дело доносился отчаянный крик:
 — Плюша-а-а! Плюша-а-а!
Виктор поморщился, будто случайно проглотил венок.
 — Ишь, как орет, — равнодушно заметил он. — Дурочка.
 — Заткнись, — огрызнулся Алексей. И спустился на соседнюю улицу — более закрытую, где за высокими каменными заборами ничего нельзя было разглядеть.
Он без колебаний постучал в первую же калитку:
 — Хозяева! Эй, хозяева!
 — Ау-у-у! — присоединился Виктор.
Хлопнула дверь, зашлепали подошвы галош. Створка приоткрылась, и на парней с опаской уставилась бабушка лет восьмидесяти. Она опиралась на крепкую деревянную трость, и Алексей с содроганием подумал об утренней своей знакомой.
 — Что вам надо? — зло осведомилась хозяйка.
 — Вам кот на глаза не попадался? — пошел в наступление студент. — Серый, полосатый, пушистый. Красивый и толстый — сразу ясно, что кормят хорошо.
 — Нет, — помотала головой бабушка. — Всего хорошего.
И с грохотом уединилась.
 — Ну, это тоже информация, — философски заключил Алексей. — Идем к следующим.
За полчаса он успел поговорить с двенадцатью людьми, а потом был вынужден отступить. Вряд ли Плюшка отошел бы так далеко от дома. Студент, понурившись, побрел назад, и тут тишину разорвал ликующий вопль Виктора:
 — Вон он! Держи-и-и-и!
Испуганный кот припал к асфальту у столба, не отрывая от друзей взгляда поразительных медовых глазищ. Соколов приблизился к нему, протягивая ладонь и шепча: "кис-кис-кис!", но Плюшка лишь зашипел и метнулся куда-то в переулок.
Алексей бросился за ним. Виктор — тоже, но отставая на пару метров. Кот нырнул в заросли одуванчиков — хилых, подкошенных непогодой, — и был изловлен за знаменитый пушистый хвост. Ради этого достижения студенту пришлось упасть, испачкавшись в грязи, и вытерпеть очередной приступ боли. Дыхание перехватило, и Алексей бормотал тихие ругательства в лужу, одновременно хватаясь свободной рукой за грудь.
 — Лёха, ты жив?! — дрожащим голосом позвал Виктор.
 — Ж-ж-ж... жив, — согласился парень. — В-вроде бы. Помоги удержать кота.
Плюшка шипел, атаковал своего врага когтями и цедил сквозь зубы глухое, зловещее рычание. Соколов перехватил его за пузико, поднял и сунул под куртку, крепко прижав к себе.
Алексей поднялся. Сначала — на четвереньки, дрожа всем телом, а затем — на ноги, едва ли не обнимая тонкую кленовую поросль.
 — Поймали, — гордо выдохнул он.
 — Поймали, — нервно захихикал Виктор. — А теперь надо скорую вызывать.
 — Не надо. — Парень пошарил по карманам. — У меня все есть. А перекись нам Машка одолжит. Ее и много, много, много любви.
 — После того, как расцелует кота, — усомнился Соколов, глядя на широкие царапины друга. Кот не поскупился на оскорбления и впервые исполосовал человека так, что кровь не желала останавливаться.
Впрочем, будь она единственной проблемой — Алексей бы ужасно радовался.
При поддержке Виктора он добрался до ворот Машкиного двора, обессиленно присел и попросил:
 — Вытащи ее сам.
 — Ой, да что там вытаскивать, — хмыкнул Соколов. И заорал: — Хэ-э-эй! Ма-а-а-ашка-а-а-а!
 — Чего тебе? — безо всякой радости прозвучало с порога.
 — Я в шоке, — обиделся Виктор. — Мы тут, значит, бегаем, ловим четвероногих тварей, терпим великие лишения и вообще... впусти нас, зараза, тут Филатову плохо!
 — Ловите четвероногих тварей? — сощурилась девушка.
 — Ну да, — подтвердил парень. — Или ты думаешь, что я просто вдруг потолстел?
Машка распахнула ворота, с надеждой покосилась на куртку Виктора. Но, прежде чем изучить ее содержимое, помогла встать Алексею — дрожащему, покрытому грязью и бледному, как стена.
 — Спасибо, — очень тихо пробормотал парень. — У тебя не найдется... перекиси водорода?
 — Найдется, — сказала девушка, провожая его в дом. — Садись. Сейчас принесу.
Алексей отметил, что лицо у нее красное. Серые глаза светились на нем, будто два озера, в обрамлении каштановых прядей. Тонкие губы дергались — Машка явно сдерживала плач.
 — Держи. — Она принесла из ванны баночку, вату и новый бинт. — Принести тебе воды?
 — Я и сам дотянусь, — отмахнулся парень. — Лучше взгляни, кого мы с Виктором недавно поймали.
Девушка перевела взгляд на Соколова. Тот расплылся в улыбке, расстегнул замок и вручил ей кота — перепуганного и сердитого. Впрочем, при виде хозяйки Плюшка подобрел, потянулся к ней и жалобно мяукнул.
Машка всхлипнула. По ее щекам покатились слезы, и она приняла своего питомца, заключив его в теплые объятия.
 — Плю-у-у-уша... Плюу-уу-у...
 — Ой, перестань, — скривился Виктор. — Ненавижу, когда ты стонешь. Я ловил его с расчетом, что ты обрадуешься и перестанешь портить себе здоровье. Все болезни от нервов.
 — Не все, — вмешался Алексей. — Моя, например, врожденная.
 — У-у-у... — рыдала девушка. — Плюша... господи, ребята, спасибо вам... спасибо. Я не знаю, как так получилось. Мама спросила, можно ли его выпустить... пошел дождь... он, должно быть, замерз и искал, где спрятаться, а потом заблудился...
 — Или наткнулся на какого-нибудь урода, — безжалостно добавил Виктор. — Мало ли в мире тех, кто ненавидит и без повода гоняет котов.
Машка с нежностью посмотрела на своего питомца.
 — Я больше его не выпущу, — заявила она. — Никогда. Разве что на поводке, чтобы он точно оставался рядом со мной.
— Правильно, — одобрил Алексей. — Я своего тоже не выпускаю. Сначала, правда, недоумевал — какого черта мне его принесли? Вряд ли он сам приперся, видно же, что домашний. Ухоженный. А потом мы отлично поладили, едва ли не лучшими друзьями стали.
Виктор расхохотался:
— Ну да, друзьями! А то, что он тебя вечно кусает, не имеет значения?
— Не имеет, — спокойно ответил парень. — Причем никакого. Семён устраивает меня таким, какой есть, и я ни за что не променяю этот его характер на какой-то другой.
— Да к тебе же в дом заходить страшно, — упрекнул Соколов.
— Вот! — Алексей наставительно поднял палец. — Это же прекрасно! И собаку не надо заводить, и вообще — экономия.
— А тетя Женя не против? — хитро осведомился Виктор. — Она, вроде бы, животных на дух не переносит?
Алексей подошел к двери и поднял воротник рубашки.
— Мама приходит только по выходным, — пояснил он. — А Семён ее боится. Залезает под диван и шипит, как на демона.
— Он даже не подозревает, насколько близко подошел к истине, — сквозь смех выдавила Машка.
Ее отношения с Евгенией Васильевной не сложились с первого взгляда. Строгая, воспитанная и элегантная женщина посчитала девушку некрасивой и излишне похожей на мальчика-хулигана. К тому же ей не понравилось заметное сходство Машкиных увлечений с Лёшиными. Оба любили книги, с ума сходили по аниме и не могли отказать в любви представителям семейства кошачьих —  хотя Алексей высоко превозносил еще и крыс.
  — Да ладно вам, — смутился сын суровой матери. — Она хорошая, просто всегда себе на уме. Сегодня она приехала в превосходном расположении духа.
Виктор переглянулся с Машкой. Оба, судя по искаженным лицам, ощутили новый приступ веселья, но продолжать издеваться над другом постеснялись.
— Идемте на мост, — подумав, предложил Соколов. — Олег разозлится, если мы опоздаем.
Алексей натянуто улыбнулся. С новым приятелем Виктора — то ли соседом, то ли школьным знакомым, — он не находил общего языка. Олег был ужасно пунктуален, педантичен и надоедлив. Машка тоже не понимала, что Соколов — со своим-то ненормальным характером, — нашел в подобном зануде. Но Виктору, кажется, рядом с Олегом было вполне комфортно. Порой они выпадали из общества и обсуждали разного рода научные труды — в основном астрономические. Студент утверждал, что рано или поздно человечество найдет выход в космос и покинет Ортэхлеарту, а Олег подвергал его мнение колючему скептицизму. Он не загонял себя в рамки вежливости и открыто оскорблял Виктора, что, разумеется, его друзей изрядно бесило.
— Я, наверное, все-таки не пойду, — открестилась Машка. И погладила притихшего, все еще испуганного кота: — Не могу его бросить.
— Это всего лишь животное, — возмутился Виктор.
— Плюшка не «всего лишь». — Девушка покачала головой. — Он мой лучший друг и мой любимый ребенок. Если ты сам на дух не переносишь котов, это еще не повод цепляться ко мне.
— Ну все, успокойтесь, — Алексей встал и толкнул Соколова к выходу — в надежде избежать ссоры. — Машка, мы скрываемся. Я обещал зайти за Андреем.
— Это кто? — не поняла она.
— Новенький. Утверждает, что приехал из пригорода. А еще делает выводы о людях, исходя из их анкет в социальных сетях, — поморщился Виктор, затягивая шнурки. — Странный тип. Как и Лёшина мама — сам себе на уме. Одни уши чего стоят... интересно, сколько пластики он перенес, прежде чем достиг нынешнего результата?
Алексей пожал плечами и потянулся за ботинком.
— Может, это у него дефект от рождения. Мало ли, я пару раз подобные видел. Правда, там уши были, как лопухи, и заостренный кончик почти не заметен.
— С тем же успехом я могу назвать дефектом от рождения свою татуировку на заднице, — усмехнулся Соколов.
— А она у тебя есть? — заинтересовалась девушка.
— Предположим, что да.
— Елена Артуровна его убьет, — констатировал Алексей. — На месте. Одним ударом.
— Ой, да бросьте, — искренне удивился Виктор. — Она уже давно не смотрит на эту часть моего тела. Ее больше беспокоят прическа, нездоровая страсть к майкам и те красные шорты, которые вам так не понравились.
Машка покраснела и отвернулась. Алексей заподозрил, что ее снова тянет на немного истерический хохот, — поэтому он быстренько попрощался и вытолкал Соколова за дверь.
— Вечно ты ее защищаешь, — недовольно отметил тот. — А с Марией, между прочим, ругаться увлекательно.
— Ругайся с Олегом, — разрешил ему парень. — А девушек не трогай. Это высшая степень неуважения.
— Высшая или нет — мне плевать, — огорошил друга Виктор. Он аккуратно притворил за собой ворота, почесал затылок и изрек: — Главная человеческая черта — это умение защищаться. А оно вырабатывается в атмосфере постоянной осады. Признаю, у нас тут и так война, — он поднял руку, прося Алексея помолчать. — Но, знаешь, из всех тех качеств, что она приносит, наиболее важны боль и гнев. Только они способны нас вытащить из беды. Не слезы, не аккуратность и даже не твое любимое равнодушие. Именно гнев. Именно боль. Способность ощущать ее — величайший дар, оставленный нам Богами... если Боги, конечно, существуют, — с иронией добавил он.
Алексей посмотрел на серое небо. Тучи худо-бедно разошлись, пока друзья ловили кота, но теперь снова собирались — пусть и не такие черные, как с утра. Порывы холодного ветра безжалостно  трепали деревья, а редкие бродячие псы выглядели до того несчастными, что тут же хотелось забрать их к себе домой.
Парень красочно представил, как отреагирует на собаку Семён, и фыркнул. По сути, уже пора вешать перед домом табличку: «берегитесь, злой КОТ», чтобы никто по глупости не тянулся погладить это юное дитя Сатаны. Опыт показывал, что Семён без раздумий вонзит клыки в ладонь безмозглого человека, да еще и примется азартно рычать, воздействуя на жертву с помощью страха.
— Далеко еще? — осведомился Виктор, когда друг снова повернул. Частный сектор давно закончился, и вокруг тянулись пятиэтажки — старые, до дыр и трещин побитые временем, с простыми деревянными окнами и без домофонов.
— Нет,  где-то рядом, — рассеянно отозвался Алексей. — Нам нужен пятьдесят шестой дом. Вот пятьдесят второй... пятьдесят четвертый... Ага! Осторожно, здесь лужа на полу.
Он нырнул в полутемный, грязный подъезд и уверенно пошел вверх по лестнице.
— Я тут постою, — малодушно сообщил Соколов. Лестницы он на дух не переносил.
Алексей не отреагировал. Он застыл напротив дверей сто сорок восьмой квартиры. Очень странных, надо сказать, дверей — настолько черных, что их поверхность казалась неосязаемой, призрачной. Однако, протянув к ней кулак, парень выяснил — потрогать материал можно. Он постучал — и на костяшки пальцев перебрался невыносимый холод.
Андрей выглянул спустя минуту, растрепанный и сонный.
— О, привет, — поздоровался он. — Уже пора идти?
— Ага. — Голос Алексея стал неприятным, режущим слух и почти таким же холодным, как чертова загадочная дверь. В глубине души за последнюю пару минут студент успел пожалеть, что вообще познакомился с новым однокурсником. Но он заставил себя подавить это чувство, указал на тьму за проемом и спросил: — У тебя все в порядке?
— Да, — небрежно ответил Андрей. — А что тебя напрягает?
Алексей обшарил его взглядом. Остроухое создание выглядело нормально, хоть и вызывало ассоциации с вырванным из постели ребенком. Особенно забавными парню показались круги под нижними веками — синеватые, словно усталость копилась месяцами. Но Алексей точно помнил, что во время занятий ничего подобного не было.
— Идем, — проигнорировав вопрос Андрея, сказал он. — Иначе Соколов зачитает нам лекцию о пунктуальности и непунктуальности некоторых индивидов.
— Ладно, — подчинился тот, накинул куртку и зашнуровал кеды. Судя по всему, в квартире больше никого не было — Андрей невозмутимо вышел, повернул в замке ключ и поплелся по лестнице вниз. — Слушай, Филатов. Ты не мог бы посетить со мной одно... м-м... заведение? Я еще не освоился, вряд ли найду его без помощи местного.
— Это далеко? — полюбопытствовал Алексей.
Чем дальше он отходил от обители знакомого, тем легче становилось на душе.
— Думаю, не очень, — остроухий вытащил из кармана помятый лист, расправил его и пробормотал: — Тут написано — улица Январская, дом девяносто три.
— Где-то около станции. — Парень перепрыгнул через крысиный труп, и в его голубых глазах промелькнула жалость. — У вас их травят?
— Не знаю. — Андрей покосился на зверька безо всякого выражения, будто его за миг лишили эмоций. — Я в подобных акциях не участвую.
— Правильно делаешь. Убийц в Ортэхлеарте и так хватает. Хотя сегодня поразительно тихо, — заметил студент.
— Эй, улитки, — обратился к ним рассерженный Виктор. — Вы там стену вылизывали, что ли? Почему так долго? Я замерз!
— Твои проблемы, — огрызнулся Андрей. — Я тебя всего лишь день знаю, а уже ненавижу.
— Не сомневайся: я тебя тоже, — расхохотался парень. — Давайте уже, на выход. И было бы неплохо пробежаться. Лёха нас потом догонит.
— Сам себя и догоняй, — обиделся Алексей. — А я не железный, с меня сегодня достаточно.
Виктор махнул на него рукой и без стеснения умчался вперед. Ему вслед с недоумением смотрели редкие прохожие — в основном те, кто возвращался с рынка. Невысокую женщину с увесистыми пакетами Соколов обогнул за десять шагов. Алексей осознал причины его поступка, только когда она с ним поравнялась: от жительницы многоэтажки разило сигаретами, перегаром и немытой плотью одновременно. Парень закрыл нос внутренней стороной локтя и вдохнул запах стирального порошка. Лучше он, чем вот это ходячее недоразумение.
— Твой друг, — неожиданно мягко произнес Андрей. — Он бывает нормальным?
Студент честно попытался вспомнить, но несколько минут спустя был вынужден признать поражение:
— Нет. Но и сильно неуравновешенным я бы его не назвал. Просто слегка... эксцентричным, что ли. Виктор постоянно ведет себя так, будто его ничего в этом мире не волнует. Но однажды я стал свидетелем его гнева — к счастью, направленного не на меня. Тогда я понял, что Вик ненавидит злиться, потому что после того, как Данил капитулировал, он впал в такую истерику, что ого-го-го. Мне целый час пришлось его успокаивать. Виктор вопил, что жаждет умереть, что терпеть себя не может и что ему надоело жить в своем обществе.
— И что ты сделал? — вопросительно изогнул брови Андрей.
— Набрал в бутылку холодной воды и вылил ему на голову. Помогло. Вик любит об этом рассказывать, чтобы лишний раз окрестить меня бессердечным. Забавно, кстати, — Алексей улыбнулся. — Будь я и в самом деле таким, жить стало бы гораздо легче.
Остроухий смерил его внимательным взглядом. Промолчал и принялся рассматривать бедные трехэтажные домики. Возле них росли тополя — высокие и крепкие, они, казалось, могли прикоснуться к небу. Оно было серым, а на горизонте позади парней — вообще черным.
Андрей азартно принюхался — так, что дернулись крылья носа, — и сообщил тоном самого прожженного синоптика:
— В город идет гроза.
— Не страшно, — легкомысленно кивнул его спутник. — Мы и не собирались долго сидеть. Так, обменяемся новостями... возможно, подождем, пока Виктор с Олегом подерутся, и по домам. То есть на Январскую, — спохватился он. — Тебе туда сегодня надо?
— Да, — подтвердил Андрей. — Меня ждут.
— Кто? — поинтересовался Алексей.
Парень смутился, потер правую щеку и очень тихо ответил:
— Девушка.
Голубые глаза студента округлились:
— Не может быть. Ты же только приехал!
— И что? — В голосе Андрея зазвенели нотки нежности. Он, наверное, считал, что посторонний их не услышит, но Алексей выглядел вовсе не тем, кем на самом деле являлся. — Мы с ней обменивались письмами. Много лет. Она... она невероятно умная. И, оказавшись в Ортэхлеарте, я просто не мог не нанести ей визит. Понимаешь?
— Да.
Дорога давно шла в гору, но сейчас это было особенно заметно. Светловолосый парень запыхался, обхватил себя руками за плечи и помрачнел. На его лице проступило явное желание провалиться сквозь землю.
— Если бы я умел летать, — прохрипел он, — все было бы гораздо проще.
— Не уверен, — усомнился Андрей. — Крылья — это не просто способ полета. Они имеют вес, и этот вес весьма ощутим. С ним невозможно совладать, если ты не родился с крыльями сразу, а, допустим, пришил их к своей спине.
— А что, кто-то пробовал?
Парень усмехнулся:
— В нашем мире достаточно идиотов. Это и есть ваш мост?
— А? — растерялся Алексей. И, оглядевшись, гордо сказал: — Именно так. Что думаешь?
Остроухий помедлил.
— Мост — слишком громкое слово для такого места. Тут скорее подойдет «полмоста» или «огрызок моста», — решил он.
И был абсолютно прав.
Недостроенное сооружение опиралось на четыре колонны — высокие и жутковатые в своей незаконченности, — а его поверхность составляли дерево и металл. Перила — или, вернее, набросок перил, — казались обманчиво-легкими, будто одно прикосновение может сбросить их вниз, в пропасть, в пасть спокойной синей реки. Однако на них, свесив ноги, без опаски сидели двое — Виктор, после бега немного покрасневший, и Олег.
Этот невеселый юноша — а на вид и вовсе мальчишка, — был невысок. Виктор тоже, но Олег едва достигал ему до плеча. Короткие темно-русые волосы облепили высокий лоб, а карие радужки выглядывали из-под густых бровей, словно шляпки грибов. Андрей помотал головой, надеясь вытрясти из нее это нелепое сравнение, и протянул Олегу ладонь:
— Привет.
— Здравствуй, — враждебно пробормотал тот. — Меня зовут Лежек.
Остроухий героически сдержал смех.
— Приятно познакомиться, — солгал он. — Я — Андрей, Андрей Алексеевич Лещенко.