Лыжи

- Какой номер? - кричит мне отмечающий.

- Со-со-рок... соо...рок шесть! – кричу я ему в ответ.

Вернее пытаюсь кричать. Дыхание сбито совсем. Я спускаюсь, как мне кажется, на огромной скорости с горки и пролетаю мимо него. Мой номер на поясе развязался и полощется на ветру.

- Ты ку-да? По-во-ра-чи-вай! – уже громче и удивленно кричит он мне вослед.

А вот поворачивать-то на лыжах я как раз и не умею. Я прокатился еще метров тридцать дальше после спуска, присел на пятую точку – затормозил. Встал, отряхнулся, развернулся и назад.

- Так номер-то у тебя - шестьдесят четыре! Откуда ты такой веселый, а? – приветствовал меня лыжник с тетрадкой и ручкой.

Тут, блин, совсем не до веселья! Ну, перепутал я номер, перепутал. Подумаешь, цифры местами переставил. А родом я с киргизских гор.               
 
Мне было совсем не до разговоров. Мне нужно было еще по параллельной лыжне, которая проходила уже совсем рядом с железной дорогой, вернуться к финишу. Отмечающий стоял как раз посередине дистанции на отметке два с половиной километра.

К старту я специально подошел попозже. Пойти вместе со всеми, это обречь себя на позор! Они, уральцы, родились, наверное, с лыжами. Они же бежали эти пять километров с радостью, с азартом, на перегонки. А мне просто нужно было преодолеть эту дистанцию и уложиться в норматив, чтобы получить зачет. Вот в бассейне, я бы их всех сделал! И сделал уже полгода назад, когда мы сдавали зачет по плаванью.               
 На нашей горной речке простора, конечно, маловато было, но попробуй посопротивляться ее течению, поиграй с наше в пятнашки в бурной ледяной воде, поныряй с крутого берега в волны и заплыви в пещерку против потока!

На старте препод согласился отправить меня одного. Я рванул как мог. Еще до лесопосадки, через небольшую полянку, я двигался, по моему мнению, прилично. А в царствии березок лыжня была уже на такой прямой. Лыжи, они сами-то не поворачивают. Палки втыкались то между лыжами, то в березки. Я постоянно падал, вставал, падал, вставал... И снова лыжня, березки, нехватка воздуха..

-  Как хорошо! – думал я, - что меня никто не видит. 
...

Киргизия, начало шестидесятых...
Когда Радик съехал из нашей квартиры, то он оставил мне в подарок свои лыжи. А, может,  даже и не в подарок вовсе, а просто оставил их в сарае за ненадобностью. Зачем они ему такие, с жестяною заплаткою на изгибе носка? Мне тогда было лет десять-одиннадцать и лыжи эти были раза в два больше меня ростом. Радик, молодой специалист-геолог из Ленинграда, занимал одну комнату в нашей общей трехкомнатной квартире. Молодой парень, стиляга. К нему частенько по выходным  приходили в гости такие же молодые, как он,  ребята в узеньких брюках , цветных носках, красивые девушки на шпильках и пахнущие вкусными духами. В комнате его становилось шумно. Играла музыка.

Ради нас
хоть на час
ты позабудь свой глупый джаз!                               

 Па-ру-ру-ра,               
 па-ру-ру-па-па.               
 Па-ру-ру-ра,               
 па-ру-ру-па-па.

Мне тогда казалось, нет, я в это был уверен, что в песенке поется не «ради нас», а «Радинас»! Те есть Радинас – это полное имя Радика!               
 
В коридоре нашей квартиры, прямо у дверей, периодически скапливалась куча камней, которые я приносил с гор. Я так надеялся, что отыщу что-то необыкновенное, может даже золото найду! Но Радик, просто мельком взглянув на мои находки, всякий раз разочаровывал меня. Даже самые мои красивые камушки, не представляли никакой ценности. Родители ругались, заставляли меня эти булыжники выбрасывать.               
 
А на Радикиных лыжах я, все-таки, пробовал кататься. Во дворе можно было пройтись на них метров двадцать, а по накатанной дороге они совсем не управлялись и катились куда хотели. Но однажды я рискнул пойти недалеко в горы. Метров пятьсот от нашего дома. Лыжи тащил на себе, пробираясь по узкой тропке, порой по колено в снегу. Там, под скалкой, нашелся более-менее пологий спуск. Я катился с него на такой бешенной скорости, глаза слезились, ветер свистел в ушах. Неуправляемые лыжи свернули влево в еще более крутой спуск. Снега на этом склоне было не очень много, повсюду торчали камни. И как только я не разбился? Я летел и летел кувырком, отсчитывая булыжники...               
 
- Все, больше я на лыжи никогда не встану, - так  решил я. 
...

Обратные два с половиной километра не показались мне проще. Я терял много сил, даже, несмотря на то, что теперь я двигался под гору. Постоянные мои падения из-за поворотов лыжни и подножек непослушных  палок, вымотали меня. И вот она, поляна. Я выехал из лесополосы. Последний рывок. До финиша оставалось еще каких-то десять метров и я опять рухнул. Подняться, увы, уже не смог и собравшись с силами, пополз.

- Ты там что, перекуривал? – говорил мне препод, издеваясь, когда я по-пластунски пересек финишную черту,               

- Шахтер в грунт  врубается быстрее, однако! Сейчас отдышишься и пойдешь снова.

А я не мог даже приподнять головы, я весь превратился в огромный барабан, вместе с моим сердцем стучала каждая моя клеточка. Я лежал уткнувшись лицом в снег, который мне казался красновато-темным и совсем не холодным,  мне не хватало воздуха, воздуха...
Отдышавшись, я встал, собрал свои вещички и ушел. Мне было совершенно все все равно - будет или не будет у меня зачет по лыжам, стану я шахтером или нет.               

 Мне все равно!               
 Па-ру-ру-па-па!               
 Мне все равно!               
 Па-ру-ру-па-па!               
 Мне... все... равно!
 Па-ру-ру-па!