Скорлупа

В детстве мне сказали, что нельзя ходить в одном носке, а то всегда один будешь. Забавно, но меня это так сильно напугало, что я до сих пор не могу находиться в одном носке или в одном башмаке. Я стараюсь надеть второй как можно быстрее.

Кафе. Арбат. Один час до полночи. Я смотрю в ее глаза, и вижу свою ироническую улыбку. В каком качестве я сижу здесь, рядом с ней? С этой милой и красивой девушкой. Я пытаюсь казаться свободным, но на меня давит все. Особенно я.

ОН: "Мы: о чем-то непринужденно говорим, пьем кофе и кажется, что все хорошо, но время от времени я ловлю себя на том, что хочу разбить окно и выпрыгнуть из него. Почему когда я что-то чувствую, я становлюсь таким трусом?".

ОНА: "Во мне часто просыпалось желание подорвать его уверенность: заставить его засомневаться. Ведь сомнение – значит жизнь. Его "Со-мнение", и мое, вместе и вопреки".

ОН: "Я боюсь ей делать комплименты. Мне кажется, что этим я покажу ей, что от нее завишу, и ей сразу станет скучно. Хотя она и так все видит, и за это я начинаю ее ненавидеть или..."

ОНА: "Он сказал, что мне идет холод. Он ошибается, холод идет нам обоим. Потому что через него легче различить тепло фраз, импульсы и движения".

ОН: "Еще как-то можно было объяснить мое поведение, если бы это было наше первое свидание. Но ведь все, что могло быть, уже было. Странно только то, что я до сих пор не понимаю, кто я для нее. Можем ли мы вообще быть вместе, ведь мы те люди которые не склонны к доверию. До-верие это то, что послужило причиной веры и стало ее фундаментом", а мы сидим и кривляемся друг перед другом. Пытаясь быть самим собой, я становлюсь для себя совершенно незнакомым человеком.

Она: "Землетрясение. Он подошел и провел рукой по моим волосам, шее, ключице. Резко и сильно прижал меня к своему телу. Глубокий вдох, запах его тела. Качнулся пол, затем задрожали столы и стулья, чашки на столе стали кататься в разные стороны. Потом, по стенам вверх поползли линии трещин, ожили скамейки, окна, потолок, фортепьяно ездило от одной части комнаты к другой, издавая стонущие звуки. В темноте посыпалась штукатурка, стены постепенно вываливались кусками на улицу и разбивались на более мелкие части. Загремел оркестр звуков. В несколько мгновений, вздохов разрушилось здание; резкими штрихами «Нечто» наносило огромные, грубые и широкие полосы на асфальте. Фонари, светофоры, рекламные щиты, стоявшие у обочин машины и здания - все поползло в трещины: они всасывали все вокруг и расширялись еще больше. Весь мир превращался в руины, и если бы мы провалились, то мы вряд ли обратили бы на это внимание". Все что казалось таким прочным и надежным, в несколько минут превратилось в обломки. Мир растворился в космосе под усиленный ритм тех чашек со стола. Потом последовал горячий выдох. Ритм чашек становится реже. Все успокаивается. Становится так тихо, спокойно и торжественно. Только дыхание, только звук космоса, только ощущение что неважно, где верх, где низ. В космосе это неважно. Тут можно позволить себе сойти с ума. Или сойти с ума вместе… Но проходит немного времени и на улице снова фонари, машины – все стоит на своем месте, как будто ничего не было. Был ли этот "конец света", был ли этот неожиданный и резкий выход в космос? Как будто был и не был одновременно...

МЫ: Чувствуем то, что внутри нас. Мы думаем, что это любовь и мы любим конкретного человека. но однажды он нас покидает, и мы думаем, что любовь уходит вместе с ним. Но это не правда. Уходит лишь человек.

После того как мы обиделись на мир и заняли позицию жертвы, мы ждем компенсаций за полученные моральные травмы. Встретив другого человека, мы теперь требуем от него гарантий, как в магазине, или даже брачный контракт. Это не любовь, это скорее похоже на то как два труса сидящие в окопах на войне ждут, кто первый сорвется и побежит в атаку. Но любовь эта война где кто-то должен побежать в атаку, иначе это будет история о которой можно будет сказать "ничего не было".

ОН: "Поэтому "самоубийство", в данном случае спасение. Кажется именно на это и подталкивала меня она. Открываться даже не смотря на то, что тебя точно ударят по морде, тогда ты вряд ли упустишь того, самого. нужного человека, который не боится войны".

Она: "Нет никакой игры, точнее, может она и есть, но правила задаю не я или он, правила задает некий внешний импульс. Когда приходит понимание, что поступить нужно так, как хочется, а не иначе. Какое счастье, когда твое желание совпадает с желанием другого человека. Значит так должно быть, значит так и будет. Поэтому к черту последствия, нужно открыть окно и впустить к себе, что бы за ним не было".

Он: "Вы стоите на старте, вы участвуете в соревнование по бегу на короткую дистанцию. Прозвучал выстрел, вы бежите, показываете, хорошее время и когда остается несколько метров до финиша, то вдруг вы влетаете лицом в стену! Она предложила мне дружбу! Трибуны воют! Судья машет мне, что бы я убирался с поля! Может раздеться и пробежать голым по полю!? Хотя с разбитым лицом это будет не самый умный поступок..." Когда я достал кольцо и сделал ей  предложение, взамен она предложила мне остаться друзьями.

Она: "Я дарю ему нечто драгоценное. Он отказывается. Он боится. Я предлагаю ему опыт, предлагаю ему изменить себе. Но он боится. Но ведь этим я возношу наше с ним общение, его жизнь и мою до уровня - не случайности, до уровня определенного величия. У нас было не совсем обычное знакомство. Да. Но, впрочем, невозможно утверждать, что дружба на такой основе строиться не может, это глупость".

МЫ: Между людьми и животными очень много общего. У нас одни и те же зоны безопасности, в которые мы пускаем далеко не всех. Мы знаем, насколько опасно подпускать к себе другого человека, так же как животное знает, насколько опасен, бывает хищник, пусть даже и сытый. Никогда не знаешь, когда он проголодается. И поэтому поцелуй, это в каком то роде, подставленное горло под лезвие. Потом что с животной точки зрения, во время поцелуя мы открыты на столько, что в любой момент нас могут убить, но именно от этой открытости мы испытываем счастье.

ОН: Нужно убить одного человека, всего лишь одного, что бы вы самим остались в живых и были счастливы… Вы сделали бы это? В большинстве случаев, скорее всего да. Тем более что речь идет не о смерти. В данном случае, нет ничего страшного. Она просто выходит замуж, за другого человека.

МЫ: "Маленькая планета доделала свой третий круг, и вышвырнула нас на улицу, с которой все начиналось, что бы сказать «Тебе направо, мне налево»".

Она: «Мне налево, тебе направо». Прямая разделилась и поползла по двум сторонам. Сторона «направо». Зазвучал вальс. Раз, два, три. Ярко мелькают фары машин, путь из магазина до общежития, по лестнице вверх как обычно, как отсчет назад. Дальше: Москва, Петербург, Ярославль; Москва, Петербург, Ярославль; Раз – Москва. Два – Петербург. Три - Ярославль; Раз, два, три. Эдакая балерина из шкатулки. Хрупкая, как наша планета. Сторона «налево» - мне не совсем знакома, но это не танец. Это живопись. Фреска Микеланджело «Сотворение Адама». Землетрясение сродни стихии. Его плечи точно достались ему от бога. Он – мужчина. Он Адам. Он вызывает мощное желание касаться его. Ладони, лицо, волосы, шея... В нем есть эта изначальная природа. Именно с ней я не могу спорить. Именно с ней я готова соглашаться.

Он: Ничего не закончилось, потому что ничего не начиналось. Все продолжается. Все вечно. Все зарифмовано. Все в музыке балерины вальсирующей по чужим клавишам, потому что она имеет на это право. Вносить свою гармонию, в мелодии, даже если это приносит хаос. Главное после ее музыки уходящих шагов, различить мелодию, которая говорит «так и должно быть».

Она: Ничего не закончилось, потому что ничего не начиналось. Все продолжается. Все вечно. Все зарифмовано. Его зрачки – печать космоса. Одна планета в разрезе. Две ее части. Одна правая, другая левая. Одна борется с другой, но в те моменты, когда у них перемирие – есть вероятность, что где-нибудь в маленькой точке этой планеты я поселюсь, вместе с чаем наполненным апельсиновыми дольками, чашками на столе, фонарями, туманом и последствиями землетрясения.

Все затихло. И обида и злость и разочарование. Осталось только забавное послевкусие, помогающие понять "что это было?". Страстишка? Нет. Любовь? Тоже нет. Да и истории никакой не было, как и не было никаких МЫ. Зато осталось "Он" и "Она", которые даже иногда общаются. Обиды нет потому что больше не страшно быть обманутым, и остаться одному, Ведь когда-нибудь мы все попрощаемся друг с другом и останется только радоваться тому что в твоей жизни были люди. Потому что любить это потребность и все равно что дадут взамен, ведь это не рынок. Может быть в этом и есть свобода.

Кафе. Арбат. Час до полночи. Я сижу в одном носке