У нас всё хорошо. Раунд второй. В плену страстей

Олег взрослел, крепчала его потребность в сопротивлении. Он всё чаще замечал человеческую глупость, неправоту и категорическое нежелание заблудших свои ошибки признавать. Страшно раздражался из-за этого, но, как и положено мальчику из приличной семьи, недовольства своего не выказывал. Точнее не говорил ничего тем, кто был причиной его недовольства, а с другими охотно делился своими соображениями по поводу, потому как ни секунды не сомневался в том, что именно они есть истина в последней инстанции.
 
Список людей, вещей и явлений, которых Олег на дух не переносил, становился всё больше и больше. Причём бывало так, что многие из них поначалу вызывали у него симпатию, а потом по разным причинам попадали вдруг в немилость. Случалось ему увлекаться идеями всякими, да так крепко, что он буквально заболевал ими: как лихорадочный, горел, метался и даже бредил, словно в беспамятстве. Но впоследствии, поостыв маленько, неизбежно разочаровывался, сокрушаясь из-за утраченной веры и обманутых надежд. Идеи эти характер имели разный: одни вертелись более вокруг дел насущных, другие уносили Олега в далёкие философические дали, увлекая своим размахом, сложностью и глубиной. Порой они каким-то чудом пересекались, смешивая в одном котле высокое и низкое, обыкновенное и непостижимое, и от этого варева головушка шла кругом, будто раскачивало Олега на большой карусели, где захватывающие дух виражи сопровождались порой лёгкой тошнотой. И хоть сетовал он на такую жизнь иногда, но, похоже, благоволил ей и никакого спокойствия, которым якобы грезил, на самом деле не желал. Могло даже показаться, будто только они, все эти бесконечные поиски смысла своей и вообще человеческой жизни были его настоящей отрадой, а обнаружение искомых объектов в его планы на самом деле и не входило. Впрочем, возможно, это была только кажущаяся видимость, а в реальности Олег пусть и не очень ясно, но всё же видел свою цель и шёл именно к ней своим не самым простым путём.
 
К окончанию школы он обозначил свои жизненные приоритеты одним только словом – успех. Оно казалось более ярким и значимым, чем расхожее счастье, например. Счастье виделось ему лишь составляющей успеха, который объединял в себе не только личные радости, но и общественное признание. Одного только собственного удовлетворения достигнутым ему казалось маловато: важно, чтобы его достижения были непременно замечены и оценены по достоинству другими. Это и был настоящий успех, к которому он отчаянно стремился. Поэтому Олег тщательно подошёл к выбору будущей профессии, которая должна была стать делом его жизни, обязательно интересным, нужным для общества и, как сегодня многозначительно говорят, с перспективой карьерного роста. Олегу очень нравилась эта фраза, и, делая свой непростой выбор, он всё время прокручивал её в голове, на разные лады примеряя возможности, открывающиеся на том или ином поприще. Он долго присматривался к обретшей популярность экономической стезе, взвешивал все за и против и наконец решился двинуть именно туда.
 
Василиса Аркадьевна одобрила, Пётр Николаевич пообещал финансовое содействие. Став студентом, Олег яростно вгрызался в Адама Смита, силясь уразуметь мудрёную науку про прибавочную стоимость и про то, что с этой стоимостью надо делать,  а самое главное, почему в его отечестве с ней настоящая беда.
 
Годика через полтора Смит и все его наперсники были порядком позабыты: на задний план этих господ отодвинула нежданная любовь. Нельзя сказать, что она явилась громом среди ясного неба – Олег давно её жаждал и, пока всё это не нагрянуло, сильно беспокоился, ведь у других уже было, а его как-то обходило стороной. Почему обходило, не понимал. И парень он неглупый, честный опять же, порядочный. Внешне тоже вроде ничего – так заключил он после долгих исследований своей наружности. Правда, однажды, услышав, как за спиной его назвали красавчиком, немного растерялся. Сначала даже подумал, что это было сказано в адрес другого, но потом, оглянувшись, понял, что говорили девушки именно о нём.  Странное чувство посетило его в тот момент: захотелось замахать руками и сказать: «Да что вы, что вы!  Какой же я красавчик? Симпатичный, может, немного». И если бы этот первый в жизни комплимент был сказан ему прямо в лицо, то непременно именно так он бы и отреагировал.

Придя домой в тот вечер, опять подошёл к зеркалу и стал внимательно себя изучать. Ему показалось, что он действительно хорош. Похож немного на главного героя в фильме «Человек-амфибия». Олег не помнил, как зовут этого актёра. Он повертел головой. Действительно похож. Глаза, правда, другие. Потемнее. И причёска, конечно. «Надо, наверное, в парикмахерскую сходить», - заключил он, обозрев свою наружность. На следующий день пришёл в салон, занял первое попавшееся место и опять внимательно посмотрел на себя. В этом зеркале он выглядел как-то иначе – не так, как  дома. Может, свет по-другому падал – неизвестно. Но Олегу это отражение ещё больше понравилось, и он даже заулыбался ему.

- Да хорош, хорош! – лукаво заметила ему парикмахерша, которая занялась его головой.

Её коллега, работавшая по соседству, глянув на Олега, даже захихикала. Он растерялся: решил было, что над ним смеются. Глянул на соседку – та была моложе той тётки, что стригла его. Кокетливый взгляд, отражавшийся в зеркале, говорил обратное: им явно заинтересовались. Он растерялся ещё больше.
 
В общем, с наружностью всё обстояло непросто: временами Олег начинал мнить себя чуть ли не Аполлоном каким-то там безведерским, но при этом, если замечал подобную реакцию от других, начинал теряться, подозревая этих людей в неискренности и даже недобрых намерениях. А случалось и другое, совсем уже непонятное: если при нём слишком хорошо отзывались о чьей-то внешности, то он начинал вдруг прямо клокотать от злости и на хвалившего, и на того, кому причитались комплименты. Что со всем этим делать, он не знал, но в своей привлекательности для слабого пола порой очень сильно сомневался. Возможно, дело было и не во внешности – подозревал он – или не только в ней. Но что с ним не так, в упор не понимал. От этого очень страдал и боялся, что так и проживёт свой век, не познав ни женской ласки, ни тепла, ни настоящего счастья.
 
Загоревал, перестал ждать и надеяться. И вдруг – на тебе. Пришло. Пожаловало и к нему. Без предупреждения. Обрушилось, как лавина. И он погиб. Растворился. Утонул. Сгорел, что называется, в горниле страсти роковой. И если у других всё шло как-то степенно, с охами и вздохами, ухаживаниями, то Олега закружило в бешеном водовороте буквально с первого взгляда.

Надо признать, взгляд этот случился при обстоятельствах самых что ни на есть банальных и далёких от большой любви, которой он так жаждал. Но случилось то, что случилось: попав как-то на одну из общежитских посиделок, Олег диагностировал у себя особый интерес к не знакомой ему доселе девушке, которая, как оказалось впоследствии, училась на другом факультете, но проживала почему-то вместе с будущими экономистами. Собственно, интерес этот возник сразу, как только она вошла в комнату и присоединилась к набиравшему обороты мероприятию. Олег на тот момент ещё трезвый, выпал вдруг из застольного веселья, начал думать о ней и смотреть только на неё. Понимал, что делает неправильно, но никак не мог справиться с собой. Ему стало неловко, а когда же она пару раз поймала его взгляд, он совсем растерялся и, не зная, куда себя деть, решил усиленно накачиваться горячительным.

Пил, но краем глаза всё равно поглядывал. Её удивительный, словно сошедший с каких-то романтичных полотен лик по мере его опьянения не терял своей отчётливости и ясности: те же милые светлые кудри, большие зелёные глаза и припухлые розовые губки, на которые за счастье было даже смотреть, а представить себе поцелуй…

Чуткая к гормональным всплескам общественность уловила особые вибрации, исходившие от Олега, без труда выявила их причину и начала разными шутками и намёками подогревать разгоравшуюся в его душе страсть. Непонятно, для чего это делалось, для потехи или всё-таки для счастья образовавшейся вдруг пары, но энтузиазм компании не прошёл даром: волнительная девушка, носившая вполне заурядное имя Наташа, оказалась не в силах проигнорировать ни Олегово внимание, ни общественное движение,  вокруг него образовавшееся.

Благодаря крепким напиткам и неутомимой группе поддержки Олег ощутил небывалую уверенность в себе, даже решимость, которой хватило, чтоб проводить Наташу до её комнаты и, воспользовавшись отсутствием соседок, настоять на том, чего так давно и мучительно желало его тело…

Он ликовал. Всё случившееся в ту незабываемую ночь вызывало у него дикий восторг. Ещё бы! Как всё круто. Во-первых, сам не сплоховал, хотя побаивался, зная про прецеденты печальные у других. Потом, конечно, Наташа: она была восхитительна, и её аппетитное, отзывчивое тело разожгло в Олеге немыслимый пожар. В своих самых смелых фантазиях он не мог представить такого.
 
Он совершенно потерял голову. Позабыл про всё на свете. Для него существовала только его возлюбленная - единственная, желанная, необыкновенная.
 
Такие глобальные перемены в личной жизни сына не остались без внимания Василисы Аркадьевны, которая, учуяв неладное, не на шутку забеспокоилась: ему ещё учиться и учиться, а он, понимаете ли, ударился непонятно во что. Но вразумить Олега она не смогла: чем крепче были её объятия, тем сильнее он рвался к своей возлюбленной, единственной и неповторимой. А все другие для него просто перестали существовать.

Ему ужасно хотелось, чтобы Наташа относилась к нему так же, но она, к великому его сожалению, не спешила столь отчаянно порывать с этим миром и уноситься вместе с Олегом в какие-то заоблачные дали. По всему было заметно, что Олег не совершил в её душе большого переворота: она продолжала жить так, как жила и до него, только теперь у неё была личная жизнь. Причём, как выяснилось, не первая. Этот факт крепко бил по взыгравшему донельзя мужскому самолюбию Олега и, возможно, со временем остудил бы безудержный пыл, но через какое-то время ему стали известны другие подробности Наташиного прошлого, которые разожгли этот пыл ещё сильнее. Тем более что преподнесли их ему в очень специфическом виде.
 
Прошло недели три после той самой ночи, ребята уже официально стали парой,  и как-то в одном из плохо освещённых университетских закоулков Олег столкнулся с крепким, боксёрского виду парнем, который отрекомендовался Наташиным первым. Но не бывшим – сразу же уточнил крепыш - ведь расстались они по недоразумению, а на самом деле созданы друг для друга, просто идеальная пара, которая вот-вот должна воссоединиться, и Олегу, если он не хочет неприятностей, лучше держаться от них, вернее от неё, подальше.
 
Олег, мир которого замкнулся на Наташе, неожиданно узнал, что обитают тут и другие люди, которые не просто ходят рядом и что-то делают, а позволяют себе вот так бесцеремонно врываться в его идиллию, говорить всякую ерунду и вдобавок ещё угрожать. От такого напора он малость трухнул, но тут же сообразил, что крепыш именно на это и рассчитывал. «Ничего не поделаешь»? Тут же дал о себе знать тот самый боевой дух, который уже пробуждался в нём. Ещё чего…

Ответ крепышу был короток и прост: Наташа выбрала Олега, и всем остальным о ней лучше позабыть. Крепыш нахохлился, но избранный не стал дожидаться ответа и поспешил ретироваться, потому как начиналась лекция, да и ситуация представлялась далеко не безопасной.
 
В тот же день Наташе был учинён строжайший допрос, который открыл для встревоженного Олега следующие факты. С крепышом, прозывавшимся Никитой, она училась в одном классе. Был он сынком далеко не бедных и хорошо известных в их городке родителей, ещё в школе начал подбивать к Наташе клинья, но встречаться они начали уже здесь, в университете. Оказалось, этот Никита серьёзно занимался борьбой, но ради своей возлюбленной решил завязать со спортивной карьерой и поступить вместе с ней на юрфак. Наташу не могла не тронуть такая жертва, она откликнулась на ухаживания и тут же пожалела об этом. Никита оказался жутко ревнивым.

Он ревновал её ко всем на свете, запрещал делать кучу совсем безобидных вещей, постоянно контролировал и всегда находил, в чём упрекнуть.

- Поначалу всё это мне казалось признаком любви и желанием заботиться, защищать, - с дрожью в голосе говорила она, - я даже думала, что так и должно быть. Но потом стало ещё хуже – он мне просто жизни не давал. Кричал, обзывал, говорил постоянно, что никому я, кроме него, такая не нужна. Из-за него мне пришлось в другое общежитие переселиться…

- «Такая» – это какая? – Олег споткнулся об это слово.
- Не знаю… Такая, как есть. Он всё время убеждал меня, что сама по себе я ничего не значу, и только рядом с ним, благодаря его любви я что-то представляю из… - Наташа недоговорила и расплакалась.
 
Олег воспылал. Гневом  к Никите и огромной нежностью к Наташе.
 
«Бедненькая, сколько ей досталось», - думал  он, заключая её в свои объятия. Теперь рядом с ним ей нечего бояться, она будет по-настоящему счастлива.

Но сделать Наташу счастливой Олег как ни старался, так и не смог. За два года их бурного романа в нём было всё что угодно, но только не счастье. То лёгкое, прозрачное, ничем не обременительное ощущение радости, которого жаждут все влюблённые, к ним так и не пришло. Некоторое время их отношения сильно отравлял Никита, напоминая о себе и своих угрозах. Олег нервничал, злился, упрекал Наташу и тут же начинал её оправдывать – почему так происходило, он не понимал, но иначе реагировать не мог.

Только когда Никита перестал им досаждать, Олег расслабился и задышал полной грудью, не преминув возгордиться своей победой и полученным в её результате «трофеем». А «трофей» между тем вместо хвалебных од и ликования в честь победителя удумал вдруг капризничать и недовольство проявлять. Поначалу редко, но со временем эта невесть откуда взявшаяся у Наташи привычка стала набирать обороты. Когда же снявший свою корону победитель снизошёл до банального объяснения, то узнал, что Наташа, оказывается, не в восторге от его собственнических замашек, сильно смахивающих не те, которыми страдал Никита.
Олег был сражён. Даже в самом жутком кошмаре не мог представить себе такого. Да как она могла после всего, что он для неё сделал? Он дышал ею, трепетал, рисковал ради неё головой, а тут на тебе… Его прямо всколыхнуло от накатившей вдруг обиды. Даже слов не смог найти подходящих, чтоб урезонить и даже пристыдить. Надо было немедленно объяснить ей, как она не права. Захлёбываясь от распиравшей и клокотавшей в нём обиды, Олег ушёл тогда, громко хлопнув дверью. Это была их первая большая ссора. Потом эти ссоры повторялись с завидной регулярностью и стали своего рода проверкой отношений на крепость.
 
Проверку отношения не прошли: никто не желал рассматривать каждый новый конфликт как возможность узнать получше и себя, и другого, поэтому потери и разрушения стали верными спутниками их союза. Последней каплей стала случайно увиденная Олегом встреча Наташи и Никиты. Они стояли у входа в центральный корпус и мило болтали. Наташа улыбалась. Олег буквально вышел из себя и чудом удержался, чтоб не подойти к этим голубкам и не разметать их идиллию вдребезги.

Объяснения, представленные на этот счёт Наташей, его категорически не устроили: после всего, что творил этот чёртов Никита, она не должна была и на пушечный выстрел к нему приближаться. Всё это было давно – не признавала вину Наташа. Неважно – настаивал Олег, который в упор не понимал, какие такие разговоры у них могли быть. За что услышал очередное обвинение в беспричинной ревности, страшно озлился и выдвинул вполне обоснованную версию, что надумала она, по всему видать, возвращаться к Никите, у которого крутые папа с мамой, а Олега элементарно выставляет дураком. Наташа согласилась с дураком, а больше ничего пояснять не стала: крепко разобиделась и ушла.

Они расстались. Олег долго не находил себе места, тосковал, ломал голову в надежде всё вернуть. Пытался даже пару раз объясниться, но всё напрасно. Он хорошо понимал теперь, что значит выражение «Разбитую чашку не склеишь», скорбел над осколками и корил свою возлюбленную за небрежное обращение с тем сокровищем, что было в их руках. Почему она не поняла, не приняла и не прониклась его порывами? Не откликнулась, не оценила? Почему? Олег долго мучил себя этими вопросами, хотя ответ на них знал: она просто не любила его. Осознавать этот злополучный факт было ещё горше, и Олег, тоскуя и кручинясь, опять и опять скатывался в знакомое ему острое неприятие мира, устроенного донельзя глупо и несправедливо.

Когда же ему, опрокинувшему рюмку-другую, случалось сетовать на жизнь в компании друзей-приятелей, он неизменно делился своими соображениями по этому поводу и, обнаружив хотя бы некоторое понимание, засыпал благодатных слушателей всё теми же набившими оскомину вопросами. Разбередив до невозможности незаживающую рану, выплёскивал затем и самый болезненный свой вопрос: разве будет кто другой так любить её, как любил он? Вопрос, как говорится, был риторическим, и публика выражала стопроцентное согласие кивками или фразами из серии «Она ещё пожалеет». В такие минуты мятущаяся и измученная Олегова душа немного успокаивалась, согревалась и затихала, а он начинал испытывать немалый восторг, которым жадно упивался.

Но посиделки рано или поздно заканчивались, хмельной кураж и сопутствующее ему чувство локтя исчезало, и тогда Олег, к великому своему ужасу обнаруживал своих прежних демонов, напоминавших ему про его полную несостоятельность, которую он так страшился признавать. «Ты лох и никчема, -  пульсировало в где-то в глубинах его серого вещества, - таких, как ты, не любят, а презирают. И Наташа – ты прекрасно это знаешь - легко утешится с кем-то другим. Даже с тем же Никитой».
Олег соглашался с этим и начинал ещё больше горевать. Выхода он не видел. Разве покончить с этой чёртовой жизнью раз и навсегда. Всем только лучше будет…
Неизвестно, чего в этих рассуждениях было больше: жалости к себе или действительно желания поквитаться с этим миром, но Олег ничего такого совершить не успел. Пока думал, прикидывал, рассуждал, произошло то, чего он страшно не хотел, боялся, но всё же предвидел. Наташа вернулась к Никите. Олегу, как ни странно, этот шаг возлюбленной будто вплеснул в кровь дополнительную порцию жизни, которая взбодрила его и заставила шевелиться. Вся образовавшаяся энергия уходила теперь на то, чтобы сыпать в окружающий мир бесконечные обвинения не только в адрес той, что сломала ему жизнь, но и вообще всех женщин: беспросветных дур, которые не знают, чего хотят, а только пьют у несчастных мужчин кровь и выедают им все мозги.

При всяком удобном и неудобном случае Олег прямо подпрыгивал, предвкушая возможность пометать молнии в противоположный пол, который так наглядно и выразительно представила в его жизни Наташа. «Я же говорил! Я же знал!» - отчаянно жестикулируя, взмывал он ввысь и на особом эмоциональном накале посвящал всех и каждого в самые ужасные  детали женского коварства.
Сочувствие и понимание слушателей его ободряло, давало силы и уверенность в собственной правоте. Олегу казалось, чем больше он будет трубить о своём горе, тем легче с ним сможет справиться, тем быстрее оно забудется, но выходило как раз наоборот: убеждённость в собственной правоте, которую он тщательно вскармливал при помощи окружающих, никак не хотела расти и крепчать, а походила скорее на новорождённого, имеющего несовместимую с жизнью патологию. Олег отчаянно боролся за этого маленького пациента, но все усилия по какой-то злой иронии только ухудшали ситуацию, не оставляя умирающему никаких шансов.

Почва уходила из-под ног, мир, отнимающий самое ценное его приобретение, казался враждебным и жестоким, и Олег с ужасом осознал, что опять попал в тупик, из которого ему точно не выбраться, потому как выхода из него попросту нет.
- Выход всегда есть, - заговорщически сообщил ему один случайный собутыльник, с которым Олег по обыкновению поделился своим горем.

Они сидели в парке на траве и по очереди прикладывались к горлышку поллитровки. В тот день Олег, успевший поколесить со своей неизменной культурной программой по разным гостям, возвращался домой в сильном подпитии и в большой, пуще прежнего печали. В список повинных в его бедах включены были в тот день ещё и родители. Осознав вдруг размер причинённого ему морального ущерба, Олег определил их на первое место, а все прочие враги, включая Наташу, остались позади.
 
Случился такой переворот, конечно, не в одночасье: Олег давно уже копил претензии к предкам, особенно к матери, но боялся их не только высказать, но даже основательно сформулировать у себя голове. В тот самый день ему удалось озвучить некоторые из них в одной доверительной беседе. Визави Олега, приятель-однокурсник, как оказалось,  находился в жёстких контрах со своими родителями. Когда Олег забрёл к нему по какому-то незначительному делу, то стал свидетелем очень некрасивой сцены.

Объяснения на этот счёт, представленные однокурсником, оказались до боли знакомы: не ценят, не уважают, лишают свободы и везде суют свой нос. Только Олег, памятуя о своём сыновнем долге, это мученически терпел, а вот приятель, нисколько не тушуясь, выгружал своим обидчикам наболевшее по полной. Олег прямо встрепенулся: ведь это они, его родители, заложили в него такую несовместимую с жизнью программу, ведь это они его всегда шпыняли, критиковали и осуждали за малейшие промахи. Разве он слышал хоть когда-нибудь похвалу от них? Разве мог рассказать им о своей беде в расчёте получить понимание и поддержку? Разве видел он в отчем доме что-то другое, кроме недовольства и бесконечных требований?

Он буквально закипал от накатывающего гнева, который не смогло заглушить развесёлое застолье по случаю именин школьного друга. Весь вечер Олег был чернее тучи, неоднократно слышал дежурный вопрос про всё ли у него в порядке, а один, самый сердобольный из гостей, предложил даже облегчить душу и поведать всем о случившемся. Но в ответ Олег мрачнел ещё больше и, в конце концов, покинул мероприятие, так диссонирующее с его препаскудным настроением.
 
Тёплый летний вечер растворялся в подкрадывающихся сумерках, и Олег решил, что домой идти ещё рано: Василиса Аркадьевна вряд ли изволят почивать в такую рань. Именно так, с некоторой ехидцей, он подумал и понял, что с родительницей лучше ему сегодня не встречаться: риск выплеснуть всё, что накипело за долгие годы, был нынче велик, как никогда. Придёт домой позже, когда она наверняка будет спать.
Порывшись в карманах, Олег наскрёб на бутылку водки, не замедлил приобрести оную в ближайшем магазинчике и направился в парк, который оседающая на город ночь сделала вполне подходящим для распития местом. Устроившись под большим кустом, он открыл бутылку и сделал пару глотков. Ускользающее сознание зафиксировало последнюю ясную мысль, настойчиво твердившую, что бутылка эта определённо лишняя. «Лучше б пива купил с рыбкой», - посокрушался Олег на неразумную трату последних денег и с горя сделал ещё один большой глоток. Поёжился и брезгливо отставил бутылку.

- Не переводи продукт, - пророкотал откуда-то из-за кустов низкий сипловатый голос.

Олег повернул голову и узрел нечёткий силуэт.

- Не хочешь пить – не пей! - приближаясь к Олегу, сердито рявкнул силуэт. Он наклонился, взял бутылку и жадно припал к горлышку.

Когда же оторвался от него, смягчившись, доверительно сказал:
- Вот так надо пить.
Олег никак не отреагировал.
– Ты ж не против? – поинтересовался запоздало силуэт.
Опять молчание.
- Проблемы?
В ответ Олег только махнул рукой. Мол, да ну его всё…
- Ясно. Баба, - кивнул понимающе силуэт и ещё пригубил. – Обманула? Бросила? Изменила?

На каждый из этих вопросов полагалось ответить «да», и вконец опечаленного этим фактом Олега прорвало вдруг, как огромную плотину. Захлебываясь от слёз и переполнявших его эмоций, он начал сбивчиво повествовать про свою незадавшуюся любовь, про познанное им женское коварство и про то, что его никто не любит. Вокруг одни враги, а родители – самые первые. Последние различимые слова его были: «Выхода нет». После чего Олег разрыдался, как ребёнок.
 
- Выход всегда есть, - изрёк силуэт.

Когда всхлипывания чуть поутихли, повторил ещё раз:
 – Выход всегда есть.
Олег повернул к нему голову.
- Это только слова.
- А всё – только слова… 
Силуэт протянул ту самую бутылку, из которой так бесцеремонно одалживался:
 - На, полечись. 
Олег сделал глоток и действительно немного успокоился.
- И где же этот выход? – поинтересовался он после долгой паузы. 
- Там, где вход.
- То есть? – не понял Олег.
- Вернись туда, откуда начал, и всё поймёшь.
 
Олег снова озадачился, но повторять вопрос почему-то не стал, а вместо этого  начал присматриваться к силуэту, силясь понять, кто он: человек или привидение… А, может, бомж какой. Единственный имевшийся поблизости тусклый фонарь светил Олеговому собутыльнику в спину, оставляя в темноте его лицо, но по другим различимым деталям – спортивному телосложению, короткой стрижке, джинсам и футболке – можно было заключить, что это не бомж. Те, как заметил Олег, носили обычно на себе много одежды: видимо, всё, что имелось в их небогатом гардеробе. Лета; собутыльника определению не поддавались, но голос – низкий, с хрипотцой – определённо указывал на немолодой уже возраст, а замашки, лихие и грубоватые, выдавали человека, имеющего проблемы с законом. «Я сегодня – прямо Шерлок Холмс», - подумал, ухмыльнувшись, Олег и тут же решил, что все его наблюдения и выводы могут оказаться неверными. Выяснять же, что к чему, он не стал, вместо этого решил уточнить другое:
 
- Что значит: вернись, откуда начал?
- Если вляпался, то надо понять, как ты возле этой лужи оказался и почему не обошёл её.
- А как это понять?
- Не знаю. Думай.
Олег бросил на своего собеседника недоумённый взор. Тот молчал.
- А с родителями как же? Их тоже надо было обойти? Мама, роди меня обратно, да? – с вызовом спросил Олег.
- Христианство исповедуешь?
- При чём тут христианство? – Олег опять удивился. Он сейчас, кажется, впервые понял, что значит выражение: «Говорить на разных языках».
Силуэт помолчал, потом махнул рукой и устало резюмировал:
- А вообще, не парься… Тебе сколько лет?
- Двадцать один.
- Когда будет сорок, поймёшь, что нет смысла париться: всё пустое…
Явно не желая продолжать общение, он резко встал, взял недопитую бутылку и со словами «С тебя хватит» растворился в темноте.
Олег проводил его осоловелым взглядом и тут же выбросил из головы. Размышлять над невразумительными и где-то даже обидными вещами не хотелось. Желание было только одно – спать, и он поспешил домой.
 
Наутро, проснувшись и придя в себя, припомнил свои давешние похождения и снова озадачился поиском выхода. Долго так лежал и рассуждал, с трудом переворачивая затёкшее тело. И тут его осенило. Он просто съедет из родительского дома и будет жить по-другому. Будет сам себе хозяин. А всё, что тяготит его здесь, забудется, как страшный сон. Но для этого ему надо найти работу.  И тогда он справится, сможет. ОН ПОБЕДИТ.