В Нормандии вовсю цвела весна

В предместье  славного Руана,
В Нормандию, цветущую весной,
Вояку,  старого Бертрана,
Вёз старый конь из  Сирии домой.
 
О, сколько лет он дома не был,
Годам давно уж потерял он счёт,
И та, кому дарил победы,
Навряд ли возвращенья его ждёт.

Пять лет в плену у сарацинов,
Затем побег, и столько же в пути,
Забыл лицо жены и сына,
На меч молился, только бы дойти.

Так, движимый  мечтой о встрече,
Коня наш рыцарь торопил, как мог,
И где-то к ночи, уж под вечер,
Свернул он в лес, где не было дорог.

Там, меж деревьев, вдоль ложбинки,
Давно, когда-то много лет назад,               
Лежала узкая тропинка,
Ведущая к поместью, в чудный  сад.

И вот он, лес, знакомый с детства,
Бертран был встрече несказанно  рад,
Вот старый дуб, а по соседству
Змеёю вьётся дикий виноград.

Здесь всё на месте, всё как прежде,
Вот и тропинка  так же  вглубь зовёт,
Влекомый смутною надеждой,
Коня  наш рыцарь под уздцы ведёт. 

Всё ближе к дому божий ратник,
Он полон чувств, вот-вот заплачет,
Вдруг  видит: по тропинке всадник
С копьём  и в латах  резво скачет.

– Старик, дай рыцарю дорогу,
Не для тебя проложена тропа.
Бертран поставил в стремя ногу –
О, юность, ты нахальна и глупа.

– Невежлив  ты, смотрю, и молод,
А значит,  глуп,  хоть,  безусловно  смел.
А может,  просто ищешь повод,
Коль незнакомцу так дерзить посмел.

Но,  дерзость я тебе прощаю,
Как не простить, когда я сам таков,
Дорог другим не уступаю,
Однако ж,  драться я всегда готов.

– Да ты, старик, никак обижен,
Коль  предлагаешь поединок здесь.
Увы,  противника не вижу,
Тебя убить – какая в этом честь?

– Ну что ж,  про честь ты вспомнил кстати,
Девиз  знакомый вижу на груди:
«Бесчестным  нету  благодати» –
Честь не гора, её не обойти.
За честь я постоять сумею,
Не так уж стар, коль меч держать могу,
А  и умру, не пожалею,
Пред богом не остался я в долгу.

Болтать  я больше не намерен,
Коль честь вам, рыцарь, дорога, как мне,
Коль  в правоте своей уверен,
Разъедемся – я к дубу, вы к сосне.

Вздохнула старая лошадка,
Обоим им пора уж на покой,
Хозяин руку трёт украдкой –
Тебе б в постель, какой там нынче бой.

Но был Бертран упрям безмерно,
Всего превыше ставил свою честь,
И где есть спор, Бертран там первый,
Для драки повод в каждом споре есть.

Поднял копьё  тяжеловато,
Дрожит рука  и слёзы застят глаз,
В том  верно старость виновата,
Про старость зря, про старость не сейчас.

А молодой коня направил,
Пустил в намёт, сверкнуло остриё,
Тупым концом  он в щит ударил –
И выронил старик своё копьё.

Был бой заведомо неравный,
И старый рыцарь, лишь взмахнув рукой,
Упал как будто бездыханный,
Ударившись о землю головой.

– Ну что, ты своего добился? –
С коня слезая, юноша спросил.
Над телом павшим наклонился:
Не может быть, неужто же  убил?   
 
– Ты жив, старик? Скажи хоть что-то,
Убить тебя я вовсе не хотел,
Была бы убивать охота,
Того, кто в битвах прошлых постарел.

 – Да, жив я, как тот пёс облезлый,
Вот  только уж подняться  нету сил,
Убил меня ты не железом,
Ты жалостью своей меня убил.

Я рыцарь в третьем поколении,
Поверь, не так хотел я умереть,
И жалость здесь сродни  презрения,
Не надо было старика жалеть.

Зачем судьба меня хранила?
Друзья мои лежат в святой земле,
Там, в Палестине, их могилы,
Там, по-хорошему б, лежать и мне.

Ну, всё, устал я, рыцарь, от речей,
К  таким я с детства не привычный,
Послушай, там внизу течёт ручей,
И вкус воды в нём необычный.

Я много лет прожил в пустыне,
Пришлось там поневоле попоститься,
Но,  думал я всегда о сыне,
Да  про ручей,  чтоб  из него напиться.

Но  не могу к ручью спуститься.
О, славный рыцарь, не сочти за труд,
Ты принеси глоток водицы…
Хотя, постой.  Ты слышишь звуки труб?
 
– Да ты, старик, похоже, бредишь,
Иль в трубы те архангелы трубят?
А как же сын, его не встретишь,
Ведь дома ждут, наверное, тебя?

Бертран его уже не слышал,
Привычно повинуясь зову труб,
Из тела бренного он вышел,
Лишь слово «пить» слетело с бледных губ.

Душа взлетела, отдышалась,
Не слишком торопясь на божий суд,
Над телом мертвым задержалась,
Как будто позабыла что-то тут.

Печально сверху наблюдая,
Как льётся влага мимо мертвых губ,
Напрасно оживить пытаясь,
Тряс юноша его недвижный труп.

Уже темнело, вечер наступал,
«Бесчестным  нету благодати», –
Юнец  на ржавых латах прочитал.
И,  тело  заключив в объятья,

«Вернись, отец!»,  –  со стоном прокричал.
Душа печально улыбнулась:
Ну, вот, Бертран, сбылось, о чём мечтал?
И в тело нехотя вернулась.

Был тот Бертран упрям безмерно,
И никогда другим не уступал,
Кто знает, прав ли он? Наверно,
Я что-то пропустил, недосказал.

…В предместье славного Руана,
В Нормандии  вовсю цвела весна.
Вояку старого Бертрана
Встречала в замке верная жена.