У нас всё хорошо 2. Динка

Выбор первый. Динка

Олег не просто озяб, он заледенел. Но встать или хотя бы потянуться за одеялом не мог -  так и лежал, боясь пошевелиться.

Солнечные лучи, которым по всем статьям уже следовало бы показаться, где-то запаздывали. Вместо них из открытого окна тянул прохладный ветерок. Олег ещё больше скукожился. От холода, страха или отвращения – было непонятно. Ему казалось сейчас, что он вообще ничего не знает: кто он, что он и зачем всё это. 
Когда же в комнату заглянуло восходящее солнце, почувствовал наконец, что у него хватит сил подняться. Он с большим трудом смог оторвать себя от дивана, встал и побрёл в ванную. Очень долго стоял под обжигающей горячей струёй. Обычно, принимая душ, разводил её почти напополам, но сейчас ему требовалась более высокая температура.

Совершив омовение, побрёл на кухню. Организовал чаёк, который также употребил максимально горячим. Хотелось испепелить, выжечь из себя калёным железом всё, что мешало жить, дышать на полную и чувствовать себя свободным. Захотелось вдруг к тем дикарям, которые приснились ему сегодня. Стараясь не думать о вчерашней трагедии, Олег попробовал представить, как бы он жил в те далёкие времена, о которых напомнил ему сон. Он включил компьютер. Зашёл в интернет. Пройдясь по всем своим почтовым ящикам, топовым новостям и каким-то гороскопам, которые предрекали ему перемены в личной жизни, Олег решил всё-таки поинтересоваться древними людьми, судьбы которых стали ему вдруг небезразличны.

Информации оказалось море. Он, писавший обо всём на свете, начиная от удобрений для цветов и заканчивая суперпродвинутой техникой, даже не подозревал, как много людей интересуется своим происхождением. Чего тут только не было. Оказывается, история про Адама и Еву – далеко не самый популярный сценарий возникновения человека. И небезызвестный всем Дарвин со своей теорией тоже не в большой чести у тех, кто считает себя сведущими в столь сложном вопросе. С ними, кстати, Олег был абсолютно солидарен, полагая, что сей учёный муж хоть и познал какие-то внутривидовые секреты, но фантазии был лишён напрочь.

Пришельцы, неандертальцы, кроманьонцы, тридцатиметровые гиганты – кого только не называли нашими предками, которые, между прочим, не тысячи, а целые миллионы лет сновали по Земле. У Олега даже голова кругом пошла от переизбытка информации. Но во всём этом потоке данных, цифр и подробных описаний не было главного, того, что он искал: ему хотелось узнать, чем жил его далёкий предок, о чём думал и что чувствовал. Не мог же он тысячи лет забивать свои мозги одними только мыслями про то, как изловчиться и обеспечить себе на ужин мамонта. Или тем, чтоб самому не стать для этого мамонта едой. Впрочем, нет – мамонты мясо не ели. Но ело другое зверьё, и человеку приходилось от него защищаться. А, может, это и не требовалось? Может, раньше всё как-то иначе было? Никто никого не ел, и все дружно щипали травку, мило улыбаясь друг другу.
 
Олег потёр лоб. Да, крепко его вчера приложило. Может, он уже того, тронулся умишком и даже не заметил? Представил себе, как сидит такой с пустым бессмысленным взором, изо рта течёт слюнка, а он делает пи-пи прямо в штанишки и улыбается. Похолодел от ужаса. И тут же обрадовался: раз так отреагировал, значит ещё пока в норме. Пока. Пока. Зацепился на этом слове, повторил его вслух. И понял вдруг, что он не так далёк от всего этого, как ему казалось прежде. Боже.
Вспомнил почему-то посиделки свои с дядей Вовой много лет назад, когда тот говорил про грань, что тонкая она очень. Дядя Вова, правда, не по этой теме тогда выступал, и Олег даже не очень проникся, а вот сейчас понял: действительно тонкая. Один неверный шаг, и ты уже там, где тишина и покой, где нет потерь и разочарований. Удивительно, но это именно то, к чему он вроде бы всегда стремился. Нет уж, не надо ему такое счастье. Увольте. Оставьте. Помилуйте.
Будто голос с небес, тишину разрезал телефонный звонок. Олег испугался, дёрнулся, но прислушавшись к звуку, по давней своей привычке диагностировал, что бояться нечего – звонил кто-то неопасный. Кто-то свой.
 
«Миша», - сообщал экран телефона. Олег облегчённо вздохнул.
Их свёл тот самый школьный инцидент, открывший в тринадцатилетнем Олеге способность к социальному протесту. Миша был как раз тем мальчиком, которому выпала несчастливая карта стать объектом для Вадикового самоутверждения. Не чаявший отделаться лёгким испугом, он проникся тогда самыми искренними чувствами к своему спасителю. Олег виделся ему настоящим героем, на которого он взирал с восхищением и даже подобострастием. Никто прежде не оказывал Мише такой поддержки, и он даже представить себе не мог, что найдётся хоть один человек, который станет так рисковать из-за него, поэтому страстно возжелал свести с Олегом дружбу, которая – он был в этом уверен – станет самой крепкой, самой настоящей дружбой на свете.
 
Но Олега, который, по правде говоря, рисковал скорее ради себя, такие порывы спасённого совершенно не интересовали: Миша был типичным ботаником, которого в классе никто особенно не жаловал. Олег же, вознамерившийся в тот момент стать не таким, как все, в случае с Мишей предпочёл придерживаться общепринятой позиции и не спешил в объятия к своему обожателю. Но потом как-то незаметно для себя начал ценить Мишину преданность, искренность и даже терпение, поэтому в один прекрасный день решил всё-таки снизойти. И хоть он искренне привязался к Мише, время от времени позволял себе высокомерничать, поучать и критиковать своего друга. Тот не обижался – напротив, принимал всё безропотно, с почти библейским смирением. Олег его жалел и привязывался ещё больше.

После школы каждый из них пошёл своей дорогой, но дружба от этого никак не пострадала. Серьёзным препятствием для неё стали перемены в личной жизни Миши. Но об этом чуть позже.

Позвонил старый друг неспроста, да и вовремя, надо сказать.
- С тобой всё в порядке? – забеспокоился он, услышав невнятный лепет Олега.
- Как тебе сказать… - потянул задумчиво тот.
Что он мог ответить Мише? Что жизнь пошла под откос, а сам он рассыпался на части и не знает, как их собрать воедино?

И вдруг яркой вспышкой мозг прошила мысль, что Миша не раз уже объявлялся именно в моменты больших Олеговых негараздов. И даже если не мог ничем помочь, то как-то одним только фактом своего звонка и парой душевных слов вселял надежду, так необходимую в сложных житейских ситуациях.
 
Мало кто может обходиться без этого: если не хватает веры, решимости, если одолевают сомнения и страхи, шагать по жизни твёрдой уверенной походкой не получается – нужен костыль. Для кого-то это натуральная палка, а кому-то нужно чьё-то плечо. У иного эта вера настолько слаба, что ему подавайте непременно какое-нибудь общественное признание. А другой делает себе опорой знание, идею или служение. Без всего этого слабому, перепуганному человеку страшно в этом мире.
 
- Что-то серьёзное?
Олег не знал, что ответить. Пожалуй, да, серьёзное. Но как это объяснить Мише?
- Все живы? – поинтересовался тот.
Олег опять озадачился. Как сказать? Вроде бы да, а с другой стороны…
- Ясно, загрузился по полной, - резюмировал Миша замешательство друга. – Я так и понял, когда ты меня с днём рождения не поздравил.
«Чёрт!» - спохватился оконфузившийся Олег и даже малость оживился. Позавчера, да позавчера, пятнадцатого августа. А ровно через месяц, пятнадцатого сентября, у него. Да… Такого с ним ещё не случалось: уж кого-кого, а не поздравить Мишу… Совсем зарапортовался.
 
- Прости, друг, - поспешил объясниться, - тут такое…
- У тебя всегда такое… Не обижайся только.
- Я и не обижаюсь. Это ты не обижайся, что забыл …
- У тебя есть шанс реабилитироваться. Подъезжай ко мне на работу. Посидим тут немного с коллегами – раньше не получилось у нас, а сегодня пятница, спешить некуда. А потом домой ко мне. Динка уже готовит что-то там…
Олега всколыхнула волна внутреннего протеста. Выбираться сейчас из дома, в незнакомую компанию, а потом ещё Динка эта, которую он терпеть не мог.
«Ты смерти моей хочешь, друг?» - возопило всё Олегово нутро.
- Можешь сразу домой ко мне, часикам к девяти, если не успеваешь, - Миша, обычно чуткий ко всем душевным движениям своего друга, сейчас, похоже, решил его действительно доконать.

Олег рассердился.
«Нет уж, только не домой, - решил он, - лучше пойду на работу, отмечусь там, а потом сошлюсь на какие-то срочные дела и свалю».
- Я приеду к тебе в офис. Во сколько вы там начинаете?
- После шести. Но если опоздаешь немного, не страшно.
- Договорились.

Собирался Олег неспешно: пребывая в крайне растрёпанных чувствах, он не находил в себе ни малейшего желания показываться на люди. Стал злиться немного на Мишу, а ещё больше на Динку, которую категорически не хотел видеть. Олегу казалось, она вмиг распознает его паскудное состояние, даже причины этого состояния вычислит и непременно нанесёт парочку хороших ударов. В самый неподходящий момент, когда он совершенно не будет к этому готов, она врежет ему под дых каким-нибудь хуком справа и будет, довольная, наблюдать, как он, корчась от боли, станет жадно глотать воздух и харкать кровью.
 
«Эх, Миша-Миша, как же тебя угораздило?» - Олег твердил про себя вопрос, ответ на который он отлично знал. Впрочем, вся эта, с позволения сказать, история любви была ему известна до мельчайших подробностей. Он хорошо помнил, как отговаривал в своё время Мишу от свадьбы, как советовал не делать шаг, который раз и навсегда изменит его жизнь. Но, к сожалению, этому шагу предшествовал ещё один, совершённый по пьяной глупой неосторожности, после чего Миша как порядочный человек попросту не имел выбора. Олег твердил тогда ему, что выбор есть, что он не обязан расплачиваться всей своей жизнью за одну-единственную ошибку, что Динка может сделать аборт хотя бы потому, что им в принципе рано ещё и жениться, и тем более обзаводиться детьми. Они ещё не закончили учёбу, с трудом представляли себе, куда приткнутся со своими дипломами, и ни малейшего понятия не имели о том, на какие шиши смогут обустроить семейное гнёздышко.
 
Но свадьба, на удивление весёлая, всё-таки состоялась. Олегу казалось, что только он, посаженный на почётное место свидетеля, был недоволен происходящим. Не успевший зализать сердечные раны, нанесённые Наташей, он крепко тогда набрался, повздорил со свидетельницей, а потом в сердцах что-то такое брякнул даже Мише.
Впоследствии, конечно, долго извинялся перед ним, но тот, как всегда, совсем не обиделся: решил просто, что Олег хватил лишнего за праздничным столом. С кем не бывает. Инцидентик сам собой замялся, но осадочек остался, по крайней мере у Динки – Олег это чувствовал. Она ведь услышала всё, что он наговорил Мише, и всякий раз после этого, натыкаясь на её холодный немигающий, как у рыбы, взгляд, он читал в этом взгляде сильное желание истребить его каким-нибудь особо изощрённым и мучительным способом.

Из-за всего этого дружить Олегу с Мишей стало сложнее. Они, конечно, поддерживали отношения, созванивались время от времени, но встречались всё реже и реже. Последний раз Олег видел Мишу года полтора назад, а дома у него не был и того больше. Его дочке исполнилось тогда два. Сейчас ей уже пять, наверное. А старшему? Двенадцать? Или тринадцать? Ого.
Как ни тянул Олег время, но возле большой синюшной высотки нарисовался аккурат без десяти шесть, чему несказанно удивился: приходить куда-то вовремя, даже когда этого требовала безотлагательная жизненная необходимость, у него хронически не получалось. А тут на тебе. Чудеса, да и только.
 
Солидный, с зеркалами, лифт, резко вздрогнув на подъёме, неспешно поволок Олега на седьмой этаж. Вот она, солидная IT-контора, в которой Миша занимал, между прочим, далеко не последнее место. Перепуганная девчушка на ресепшене указала на полуоткрытую дверь, откуда вырывался наружу бойкий компанейский смех.
Олегу это не очень понравилось. Хоть он и намеренно запаздывал, но сейчас, прибыв на место в нужное время, оказался вдруг недоволен тем, что начали без него. С ним бывало такое и прежде: когда случалось попадать куда-нибудь в самый что ни на есть разгар веселья, Олегу порой казалось, будто самое лучшее на этом мероприятии уже отзвучало до его прихода, и он застал лишь последние аккорды.
 
Заметив своего унылого друга, Миша растянул игравшую на губах улыбку ещё шире и помахал рукой, предлагая присоединиться к сгрудившейся у одного из компьютеров компании. Праздничный стол, на который успел бросить взгляд Олег, стоял нетронутым. Малость отлегло.

Забавлялся народ, как оказалось, разглядывая фото побывавшего в недавней поездке на Ближний Восток щупленького паренька, которого называли все Аркашкой. Тот, видимо, не так давно начал вояжировать по свету, поэтому многому удивлялся и на радостях запечатлевал чуть ли не каждую минуту своего пребывания в далёких странах.
 
Приблизившись, Олег успел рассмотреть фото, сделанные на берегу Мёртвого моря, на которых перепачканный лечебной грязью герой корчил разные гримасы. Дальше - он в воде с газетой. На следующем фото в ту же композицию добавили незажжённую сигарету. Не хватало только чашечки с кофе. Потом была Петра - высеченный из розоватого камня древний загадочный город. И дальше то же самое. Аркашка на фоне храма. Аркашка на ослике. Рядом с осликом. Держит ослика за хвост.
Приправляя это банальное, в общем, зрелище разными шутками, народ резвился, как мог.

Потом пошли изображения столицы Иордании Аммана – белого города в жёлтой пустыне.
- А теперь посмотрите, - многозначительно предварил Аркашка следующие фото, - что это вам напоминает?

И представил на суд публики пару знакомых каждому со школьной скамьи картинок с полуразрушенными римскими храмами. Всё те же колонны, одна часть из которых ещё стоит, а другая - лежит аккуратненько рядом.
 
- Тут тоже были римляне! - с непонятной гордостью сообщил Аркашка и показал на следующем фото остатки полуразрушенного амфитеатра.
«Здесь был Вася», - родилось в голове Олега.
Дальше были фото с Аркашкой. Рядом со стоячей колонной. Рядом с упавшей. За колонной.
- Здесь был Вася, - раздался комментарий из толпы.
 
Опять смех.
Удивлённый Олег резко повернул голову вправо, чтобы посмотреть на того, кто это сказал, но обнаружил другое: невероятной голубизны глаза, бездонные, как небо. Окунувшись в эту голубизну, он даже не понял сразу, кому они принадлежат: мужчине или женщине. У чу;дных глаз обнаружилась хозяйка, которая, кстати, могла похвастать и другими частями тела, включая грудь – Олег это особенно полюблял. Кроме всего прочего было в этом удивительном создании что-то такое необъяснимо влекущее, сексуальное, и Олегу потребовались некоторые усилия, чтоб оторвать свой взгляд.
 
Когда сели за стол, он не без радости обнаружил напротив те самые глаза, так быстро его пленившие. Даже подивился тому, как быстро смог обратить внимание на другую женщину: он был уверен, что образ Аллы будет преследовать его повсюду и безоговорочно торжествовать на фоне реальных и даже вполне привлекательных женщин. Но вышло иначе: свет на ней, как говорят, клином не сошёлся.
Конечно, случилось такое исключительно благодаря той, что сидела сейчас напротив него, - невероятной, даже мистической женщине, от которой шла волна, вызывающая в мужчинах совершенно определённый настрой. Олег заметил, как росло это возбуждение с каждой выпитой рюмкой и в какой-то момент вылилось в разговоры из категории «про это».

Он даже не понял как, но заспорили вдруг о том, стоит ли заниматься сексом на первом свидании, а если не стоит, то на каком тогда это дело было бы уместней. Назывались самые разные цифры, кто-то отсчитывал от первой встречи какой-то срок, к примеру,  в месяц или больше, по окончании которого можно было переходить к близости. А некоторые, большей частью мужчины, настаивали на том, что в этом деле никаких правил не существует, и если загорелось вдруг как-то сразу у обоих, то нечего тянуть, ведь жизнь коротка, а радостей в ней не так много, как хотелось бы.

- А вот Лена наша не согласна с этим. Она считает, что секс возможен только после свадьбы. Правда, дорогая? – вопрос этот, прозвучавший с некоторой ехидцей, адресован был  именно ей, той самой голубоглазой прелестнице, и задал его какой-то лысый, крепко сбитый парень с круглым лицом.
«Вылитый  Колобок», - решил про себя Олег.
 
Все дружно уставились на Лену. Понятно было, что Колобок решил просто покуражиться, но собравшимся вдруг стало интересно, как она выпутается.
- Да, это правда, - прозвучал негромкий, но уверенный ответ.
Она не шутила.
-Ты серьёзно? – удивился Колобок.
- Абсолютно.
- Ну, ты даёшь…

- Я ничего тебе не даю, - также негромко сообщила ему Лена.
Заинтригованная публика дождалась наконец пикантного момента и начала смеяться. Колобок обиделся, но не успокоился.
- А до свадьбы что же тогда делать?
- Узнавать друг друга получше, - таков был её ответ.
Он явно не понравился Колобку, но продолжать дискуссию тот не захотел. Пробормотал что-то невнятное, а потом потребовал, чтоб наполняли бокалы – пора было говорить тост.

- Весело тут у вас… - заметил Олег Мише, когда они через какое-то время покинули застолье и направлялись в комнату Миши.
- Да… - улыбнулся тот. – Бывает и покруче. Я поэтому не очень это всё люблю, стараюсь отметиться и пораньше уйти. А кто хочет продолжать, пусть резвится – я для этого там не нужен. Ты подожди меня минут пять, мне надо одну вещь закончить.
Миша подсел к компьютеру и, как это бывает у всех матёрых компьютерщиков, с головой ушёл в область виртуальных задач.

- Я в туалет, - сообщил Олег непонятно кому и направился  к двери.
Оказавшись в коридоре, он посмотрел по сторонам и решил пойти налево: подумал, что искомый объект находится в том направлении. В одной из комнат дверь была приоткрытой. Олег услышал голоса и поспешил туда в надежде выяснить, в какой стороне ему следует вести свои поиски. Подойдя поближе, Олег узнал голоса Колобка и Лены.

- …Не могу я так… Я же люблю тебя, - горячо шептал тот. – Я всё сделаю… Я исполню все твои желания… Я хочу, чтобы…
- Не обманывай себя. Никого ты любишь. И любить ты не умеешь…
- А это что же, по-твоему, если не любовь? – Олег услышал звук расстёгивающейся молнии.

Через секунду Лена возникла в дверях, где столкнулась нос к носу с Олегом. 
В глубине её глаз, которые оказались очень близко, без труда читалось раздражение, возмущение и что-то ещё такое, от чего Олега прошил озноб. Без сомнения, всё это причиталось Колобку, но Олег почувствовал, что ему стало не по себе. Он решил, что должен сказать какие-то уместные сейчас слова, объяснить своё случайное появление здесь, но не успел: Лена развернулась и зашагала прочь.
 
По возвращении Олег, к немалому своему удивлению, обнаружил, что Миша уже выключил компьютер.
- Что, погнали? Динка уже ждёт, - напомнил он Олегу о том, что сюрпризы для него на сегодняшний день, возможно, ещё не кончились. 
Олегу очень хотелось узнать хоть что-нибудь про эту Лену, но чтоб скрыть это своё желание, он решил для начала проявить любопытство в отношении Колобка.
- Это Вовчик, менеджер по продажам наш, - объяснил Миша. – Его действительно Колобком называют. Хотя он и не толстый, в общем. Лицо просто круглое, коренастый такой… Неплохой парень… Жадноватый, правда. Всё на халявку норовит…
- А чего он так взъелся на неё, на эту… Лену, кажется?
Миша мало интересовался чужими делами: даже если какие-то вещи из личной жизни других лежали, что называется, под самым носом, он даже это умудрялся не замечать.

- Фиг его знает. Он, по-моему, поддал уже хорошо. А, может, что-то другое… 
Олег про это «другое» знал, судя по давешнему пассажу, больше Мишиного.
- Вообще, к ней многие клинья подбивают. Но она не ведётся.
- Верная жена? – Олег заволновался.
- Не знаю. О ней вообще никто ничего не знает. Она у нас в штате не числится. Делает время от времени что-то по дизайну. Бывает здесь редко. Даже в посиделках наших не участвует. Не знаю, как её занесло сегодня. Приходила зачем-то, видимо.
- И давно она у вас подрабатывает? – желая хоть что-нибудь выяснить про эту таинственную Лену, поинтересовался Олег.

Но ответить Миша не успел. У него зазвонил телефон. Настырно зазвонил, требовательно. Олег сразу понял, что это Динка: та, как и всякий контролёр, полюбляла бесконечные созвоны, жизненно необходимые для разных уточнений или подтверждений. Но как только Миша начал говорить, стало ясно, что звонила другая его головная боль – отец. Долгое время он судился с руководством уже давно почившего в бозе комбината, надеясь отвоевать права или хотя бы компенсацию за свою рационализаторскую идею, которой воспользовались когда-то без зазрения совести, а её автора оставили с носом. Дело это, вроде бы правое, крепко подкосило Мишиного родителя, и тот, сильно возроптав, направил все свои силы на борьбу со злом, которое, судя по предпринятому им размаху, вознамерился вывести на корню.

Олег знал про тяжбу не понаслышке, в свою журналистскую бытность детально с ней ознакомился и неоднократно старался протолкнуть в печать, но, к сожалению, безрезультатно. Как и Мишин отец, он тогда страшно негодовал по этому поводу, в который раз убеждаясь, что в жизни нет справедливости. Потом, сменив профессиональные ориентиры, желание нести знамя борьбы поутратил, с Мишиным отцом более не контактировал и сейчас, узнав, что за эти годы дело так и не сдвинулось с мёртвой точки, сильно удивился.

- А что ты хочешь? – не понял его удивления Миша. – Тут по-другому и быть не может.
- Почему же? – снова изумился Олег. – Закон ведь на его стороне?
Ответить Миша не успел: его телефон опять взорвался настойчивым нервным перезвоном.

«На этот раз точно Динка», - констатировал про себя Олег и не ошибся.
Чего-то ей не хватало для стола – надо было ещё заскочить в магазин. Вернуться к разговору про тяжбу так и не вышло: пару раз позвонили Мише с работы, а когда они пришли в магазин, Олег вдруг вспомнил, что идёт на именины без подарка. «Совсем уже…» - отругал он себя и сообразил, что надо бы и детям чего-то взять.

- А что Саня твой любит? – поинтересовался он.
- Его не будет. Он на соревнования сегодня уехал. Да ты брось суетиться, что ты надумал? – Миша попробовал остановить друга, который начал тянуть с прилавка коробки со сладостями.
- Ничего. На день рождения иду, - перебил его Олег и проследовал к полкам с алкоголем. Взял бутылку дорогущего виски и вернулся к Мише.
- А это тебе. Подарок.
- Мы его сейчас и раздавим.
- Да не. Я не буду. У меня и так на душе… - махнул рукой Олег.
 
В доме у Миши царили какие-то волшебные кулинарные запахи. Олег, перебивающийся вечными холостяцкими перекусами, подумал, что это, наверное, совсем даже неплохо – приходить после работы туда, где есть такая вот вкусно пахнущая, приготовленная с вдохновением и фантазией еда. Причём, не только по праздникам.
В прихожей возникла Динка, бросила на Олега самый приветливый взгляд, на какой была способна, и взяла у Миши пакет.
 
- Минут через пять я вас покормлю, - заверила она и понеслась на кухню.
Дочка Настёна гостей встречать не вышла: что-то сосредоточенно рисовала.
- Не смотри пока, - прикрыла она рукой лист, когда Миша приблизился к ней.
- Ладно, - согласился тот. – Как дела в садике?
- Всё нормально в садике. Па, не мешай.
- Ухожу-ухожу.
В комнату примчалась разгорячённая Динка.

- Освобождайте стол! – повелела она и рванула опять на кухню.
Олег кожей почувствовал повышение градуса напряжённости. «И чего они вечно носятся, как угорелые?» - подумал он, вспоминая, как всегда суетится перед приходом гостей Василиса Аркадьевна. Изведёт себя не столько готовкой, сколько беспокойством, а потом сидит за столом в полном неадеквате: руки трясутся, в тему разговора не попадает и заряжает своим диким напрягом других. Ужас. И Динка такая же.

Миша сгрёб в охапку всю валявшуюся на журнальном столике прессу и определил её на пианино, где уже имелась небольшая бумажная стопка. Образовавшаяся конструкция вдруг накренилась и поползла вниз, рассыпавшись безудержным глянцевым  водопадом рекламных листков. Среди прочего в этом калейдоскопе красовались яркие буклетики каких-то религиозных аутсайдеров.
 
Олег наклонился, чтобы всё это собрать, но не успел - на пороге возникла Динка с большущей тарелкой жаркого. Завидев бумажки, она тут же изменилась в лице, побагровела и сердито заговорила в адрес мужа:
 
- Опять эти! Выкинь всё в мусор к чёртовой бабушке!
- Чего ты? – удивился Миша. - Подумаешь, бумажки какие-то…
- Совсем уже обнаглели, - раскладывая на столе приборы, огрызнулась Динка. – То по квартирам ходят, то так в дверь суют свою муть… Теперь и в ящик почтовый научились бросать… Выкинь сейчас же.
- Хорошо. Уже выбрасываю, - согласился с ней Миша и побрёл в кухню.
- Хлеб там порезанный на тарелке возьми! – вдогонку прокричала ему Динка.
Потом, видимо, вспомнила ещё о чём-то и помчалась вслед за ним. У Олега даже голова закружилась от её экспрессии.
- Настя, мыть руки и за стол! – напоследок скомандовала она.
- Мам, сейчас. Мне ещё чуть-чуть…
- Никаких чуть-чуть, - отрезала Динка, когда в мгновенье ока опять появилась в дверях со странными бутербродами на подносе. – Бегом за стол.
- Ну, мам… - заскулила Настёна.
- Не мамай. Давай. Потом дорисуешь.
- Ещё полминуточки… Пожалуйста…
В этот момент в комнату зашёл Миша.
- Пусть дорисует, - предложил он.
- Как это пусть? Остынет всё.
- За минуту не остынет…
- Эта минута растянется, знаешь, на сколько?
- Пусть ест тогда холодное. Ей сейчас важно дорисовать. Настёна, тебе правда, немного осталось?
- Да, пап. Минутку.
- Ладно, - смирилась Динка.
- А что это ты тут намастерила? – Миша поспешил сменить тему и кивнул в сторону таинственных бутербродов, напоминавших больше икебану, в которую навертели всю имеющуюся в доме съедобную растительность вкупе с творогом, помидорами, мясом и ещё непонятно чем.
- Да так, - зарделась Динка. – В интернете нашла рецепт. Решила попробовать. Сюда надо положить… А вообще попробуйте сначала.
Миша потянулся к подносу и взял подобие маленького перегруженного баркаса с полуспущенным парусом. Олег последовал его примеру. Обхватив двумя руками неведомый ему кулинарный шедевр, он какое-то время примерялся, с какого боку к нему лучше подкатить, а потом решительно приблизился и оторвал зубами бортовую часть.

- Вкусно… Очень, - проглотив почти не пережёванную массу, он заторопился с похвалой.

Слукавил: бутерброд ему показался не ахти, но причиной тому был не сам по себе рецепт или его реализация – просто Олег не очень приветствовал всякие кулинарные изыски со множеством ингредиентов, а больше полюблял простую и понятную еду. Но ему давно уже, как гостю, полагалось оценить рвение беспокойной хозяйки, поэтому он поспешил выполнить необходимую протокольную часть.
Дочка сдержала обещание и через пару минут села за стол, предварительно ознакомив всех собравшихся с результатом своих творческих мук. Точнее порыва – у детей творческих мук не бывает.

- Кто это? – Олег не признал изображённого на рисунке большого лохматого зверя.
- Это же мамонт, - обиделась Настёна.
- Что-то не похож, - прокомментировала Динка и глянула на Олега. 
- А, по-моему, похож, - заступился папа за дочкин талант.
- Похож, - согласился Олег, когда взял листок и ещё раз внимательно посмотрел. – А где ты видела мамонтов?
- В мультике… Ух ты, какие бутербродики! – заметила Настёна Динкину икебану. – Можно?
- Нет, давай сначала мяса с картошкой.
- Ну, мам, я потом картошку. Можно бутербродик… Он такой красивенький… - Динка повелась на комплимент и великодушно позволила нарушить очерёдность. Но доверить ребёнку самостоятельно поглощать своё затейливое творенье не решилась: кормила Настёну из собственных рук, при этом показывая, с какого боку надо кусать.
 
- Па, а это правда, что мамонтов нет сейчас на Земле?
- Правда.
- Жалко… А куда они делись?
- Вымерли.
- Это как? Поумирали все сразу?
- Да.
- А почему?
- Неизвестно. Это же давно было. И сегодня никто не знает, куда они все делись.
- А, может, они на другую планету улетели?
Миша рассмеялся.
- Может. Только как, у них же нет крыльев?
- В ракете, как же ещё?
- Так раньше ведь не было ракет. Они только в двадцатом веке появились, - пришёл на выручку Олег. - Меньше ста лет назад. А мамонты уже давно исчезли.
- А когда они исчезли? В каком это было веке?
- О-о, - потянул Олег, который с нынешнего утра стал считать себя экспертом в вопросах большой давности, - этого никто не знает. Может, сто тысяч лет назад, а, может, больше.
- А люди уже тогда были?
- Были.
- Так, может, это они всех мамонтов съели?
- Может, - развеселились взрослые от такой версии исчезновения мамонтов.
- Конечно, - продолжил тему Миша, - Красной книги не было, вот и не знали наши предки, что на мамонтов охотиться нельзя. А их мало было – это же не кролики.
- Жалко… - загрустила Настёна. – Они такие хорошенькие…
- Давай, бери картошку, - Динка подтолкнула ей тарелку.
Настёна глянула на гору еды перед собой, ковырнула там пару раз вилкой и отодвинула тарелку.
- Я уже не хочу.
- Ты же обещала, что после бутерброда будешь есть мясо и картошку! – посуровела Динка.
- Я поела немножко…
- Что ж ты там поела?
- Я не хочу больше… Ма… - Настёна потянулась за соком.
- Давай, я сама налью, - Динка выхватила из её рук пакет.
- А мы с мамой сегодня песню скачали в интернете. Сначала по радио её услышали, а потом нашли и скачали. Хочешь послушать? – обратилась она к Мише.
- Давай потом, - вытирая Настёне рот, проговорила Динка.
- Я сейчас включу, - Настёна вскочила со стула, попыталась развернуться и опрокинула в этот момент стакан, стоявший на краю стола.
Стакан не разбился, да и сока в нём не было – похоже, только это и сдержало Динку от взрыва.

Настёна в мгновенье ока исчезла в другой комнате. Динка со вздохом наклонилась, чтоб поднять стакан, но под столом она неожиданно обнаружила ещё один вражеский листик ненавистных сектантов и теперь уже зашлась в настоящем праведном гневе.
 
- Дин, чего ты кипешуешь? - попробовал успокоить её Миша. – Подумаешь, принесли свои бумажки, сунули в ящик… Что тут такого? Тебя же волоком никто туда не тянет? И потом, ты ведь тоже веришь в Бога…
- Да ты пойми, у этих сектантов даже Библия какая-то своя. Это вообще непонятно что такое. Просто ходят и пудрят людям мозги.
- А какая это другая Библия? – заинтересовался Олег. – В чём различие?
- Я не знаю точно, не видела. Но, говорят, они трактуют Святое Писание как-то иначе, не так, как надо.
- А как надо? – Олег силился было несколько раз освоить самую популярную в мире книгу, но очень быстро бросал это дело: слишком сложной, путаной она ему показалась. И вообще информации очень много. Он почему-то был уверен, что Божье слово должно быть понятнее, да и покороче.
- Как надо? Так, как наша церковь трактует. Там всё понятно, - объяснила Динка. – А ты вообще в храм ходишь?
- Да, честно говоря, давно там был последний раз. Как-то не выходит… Я, наверное, не очень правильный верующий, - как школьник, начал оправдываться Олег. При мысли, что Динка станет сейчас, подобно Зевсу-громовержцу, метать в него молнии, ему становилось не по себе. 
- Не ты один такой, - не оставил Миша товарища в беде. – У меня, например, вообще много вопросов к нашим священникам.
- Так пошёл бы и задал, - предчувствуя неприятный разговор, отчеканила сердито Динка.
- Да я пытался как-то одного батюшку поспрошать, но он ничего мне так и не объяснил.
- Может, ты просто не понял? А что ты у него спрашивал?
- Я ему сказал, что, с моей точки зрения, Божье слово изрядно переврали…
И не дав Динке опомниться, Миша поспешил уточнить:
- Или недопоняли что-то те, кто его записывал. Не может быть Бог таким немилосердным к людям, если он их любит.
- Что ты имеешь в виду?
- Я не понимаю, зачем говорить человеку про первородный грех? Чтоб отправной точкой его самопознания была мысль о том, что он ущербный, порочный, неполноценный? Даже если это действительно так, и этот грех Адама и Евы есть в каждом из нас, то я всё равно не пойму, зачем нам об этом знать?
- Я тоже об этом думал, - улыбнулся Олег. – Правда, непонятно. Нам  с самого начала внушают вину за то, чего мы не совершали.
- Как это зачем? – запротестовала Динка. – Чтоб человек очищался, освобождался от этого греха. Чтоб улучшал себя.

- Но чтоб человек улучшал себя, ему, может, достаточно только сказать, что для этого нужно делать, а не грузить его этим грехом родовым. Прямо проклятье какое-то выходит. Зачем всё это? – не успокаивался Миша.
- Как ты не поймёшь. Человек должен знать, что он не равен Богу, что несовершенен, хотя он должен стремиться к этому совершенству.
- Должен стремиться к тому, чего никогда не достигнет! Весёленькая перспектива. А смысл в таком стремлении? Где он?

- А смысл и есть в этом совершенствовании, - упорствовала Динка.
- Но если смысл в совершенствовании, то почему бы тогда Богу не сказать нам, что никакой грех на нас не висит и что мы классные на самом деле, но можем быть ещё лучше и должны стать ещё лучше, чтоб … я не знаю… Чтоб его не огорчать. Чтоб свою жизнь ещё лучше сделать.

- Да потому что если человеку сказать, что всё хорошо, то он не будет ничего делать. А так у него есть проблема, которую ему надо решать. Это задание, только не домашнее в школе, а постоянное задание на всю жизнь. И Бог послал сына своего Иисуса, чтоб Он помог это задание выполнить. Надо только Его принять.
- И для того, чтоб это задание выполнить, чтоб Христа принять, человеку надо обязательно объявить, что он полное дерьмо?

- Кто так сказал? Человек создан по образу и подобию Бога. Он не может быть дерьмом, - Динка затопала ногой.
Олег понял, что это не первый в доме разговор на религиозные темы.
- Тогда зачем поселять в нём чувство вины за то, чего он не совершал? – Миша не сдавался.
- Чтоб человек знал, что он не свят, что он подвержен греху, и если не станет жить с Богом в душе, то очень быстро скатится в грех.
- Значит, если, например, сыну какого-нибудь маньяка или убийцы рассказать о папе всю правду и объяснить, что ему это всё нужно знать исключительно для самоулучшения, то из этого ребёнка обязательно вырастет порядочный человек?
- При чём здесь это… - замялась Динка. - Тут другая ситуация. Конечно, не факт, что вырастет…
Олег, готовый до сего момента подписаться под каждым Мишиным словом, при таком повороте сильно засомневался в правоте своего друга и решил даже высказаться по поводу:
- Я тоже думаю, что это не совсем корректный пример того, о чём мы говорим, Сыну, конечно, не стоит про такого папу рассказывать. Но только потому, что мальчик будет сравнивать себя с другими детьми, у которых нормальные папы и, естественно, будет чувствовать себя не таким, как остальные. Из-за этого и пойдёт, скорее всего, по наклонной. Хотя тоже не факт.

Динка бросила на Олега взгляд, полный благодарности.

- Да ну, некорректный… - Миша упорно не хотел соглашаться. – Если взять тогда не одного ребёнка, а, например, какую-то группу людей: общину, народность или даже нацию. И если ей навязывать такой вот комплекс неполноценности, напоминая денно и нощно про то, какие в их племени были душегубы и мучители, что тогда будет с этой нацией? Она будет гордиться собой и своим прошлым? Она будет верить в себя и в то, что заслуживает хорошей жизни? Будет ли она вообще при таком раскладе видеть какой-то смысл в самосовершенствовании, в развитии, да и вообще своём будущем?

- Так не бывает, - отрезала Динка.
- А, по-моему, очень даже бывает, - возразил ей Миша. – И думаю, тут моя аналогия вполне  уместна. Вы поймите, этот первородный грех как программа какая-то по дискриминации человека: только тут идёт не по расовому признаку, а по религиозному. Кто принял эту религию, тот автоматически на себя клеймо грешника повесил.
- Но это же правда. Не бывает людей безгрешных... – запротестовала Динка. – Нельзя, чтоб человек…
В это время Настёна, решив, видимо, что мама, увлечённая спором, забыла про оброненный ею стакан, включила ту самую песню, которую обещала дать папе послушать.
…Ангелы здесь больше не живут, ангелы.
Верю, всё простят и все поймут ангелы…
«Ангелы…» - подпевая, Настёна выскочила из комнаты и, довольная, забралась к Мише на колени.
- Па, тебе нравится? – когда прозвучал один куплет, спросила она.
- Нравится, - кивнул Миша.
…Ангелы здесь больше не живут, ангелы.
 
  Верю, всё простят, и всё поймут ангелы.
  Но зачем пронзает сердце боль стрелами?
  Предали любовь, ну что же мы  сделали?

Когда настало время припева, Настёна опять затянула дуэтом вместе с исполнительницей.
- Правда, классно!
- Классно-классно. Иди, сделай потише, - дёрнула её Динка, а сама, чтоб не продолжать дискуссию, поспешила на кухню ставить чайник.
Стрелка часов подбиралась к двенадцати, когда Миша с Олегом вышли на улицу. К концу посиделок Олег заметил, что прилично окосел и решил пройтись немного пешком, а потом поймать такси. Миша пошёл его провожать.
После душной квартиры освежающая ночная прохлада пришлась очень кстати – оба жадно вдыхали и наслаждались. Какое-то время шли молча.
- Так что там у тебя стряслось? – прервал паузу Миша.
- Да, ничего, - отмахнулся Олег. – Забыто уже. Ты расскажи лучше про отца. Я так и не понял, что ты имел в виду.
Миша помолчал немного.
- Понимаешь, юридически он прав, но дело не в законе. И даже не в правах этих авторских. Мне кажется, он просто хочет кому-то что-то доказать.
- Что доказать? – не понял Олег.
- Что он прав.
- Но он действительно прав! Я же видел материалы дела, там всё… - начал горячиться Олег.
- Я не про это.
- А про что? Я не пойму.
- Я вижу. Да ты успокойся. – Миша помолчал немного. - Не знаю, как тебе это объяснить. Суд не то место, где надо доказывать свою правоту.
- А где ж её надо доказывать?
- Да, в общем, нигде. Её не надо доказывать совсем. Ничего не надо никому доказывать.
- Как это?
- А вот так. Надо просто жить и всё. Заниматься своим делом и никому ничего не доказывать. Я думаю, доказать что-то кому-нибудь невозможно в принципе. Помнишь, как в детстве говорили? Чем докажешь?
- В зуб дам и ляжешь, - припомнил Олег и улыбнулся. 
- Вот-вот. Это, пожалуй, единственный убедительный аргумент. Только вряд ли кто-то хочет испытать его действие на себе.
- А как же тогда быть, если тебя обидели, обошлись с тобой незаконно… Как с несправедливостью быть?
- Никак. Борьба только приумножает зло, а не уничтожает. Для него это просто почва благодатная.
- Это ещё что за ерунда? Так что, прикажете терпеть? Щёку подставлять? – взвился Олег.
Наступили на его старую, всё ещё саднящую рану.
- Не знаю… Мне кажется, нет смысла бороться с тем, что пришло в твою жизнь.
- Почему?
- Потому что оно тебе зачем-то нужно, раз пришло.
- Я не понимаю, - занервничал Олег.
- Что тут непонятного? Раз пришло к тебе, значит, твоё. Нужно тебе. Ничего случайного не бывает.
- Но если меня тошнит от того, что пришло, воротит прямо? Если нет сил это видеть? Если оно убивает меня… Мне что, терпеть это всё прикажешь?
- Приказать я тебе ничего не могу. А потерпеть придётся, по крайней мере, пока не поймёшь, зачем тебе всё это.
- А если до самой смерти не смогу разобраться?
- Сможешь, если захочешь.
- Ты уверен в этом?
- Да. Если не будешь сопротивляться, сможешь. А будешь сопротивляться, бороться, то вряд ли сможешь чего-то добиться.
- Почему же?
- Потому что силой ничего нельзя добиться.
- Да прям. Посмотри вокруг. Только так и выходит.
- Ничего не выходит. Мы имеем то, во что верим. Получаем то, что сами создаём. Если хочешь иметь то, чего у тебя нет, что не создал, значит, ты хочешь это украсть, взять у другого. У того, кто создал. Можно, конечно, забрать – способов для этого есть много, но вряд ли тебя это сделает счастливым.
- Почему?
- Да потому что тебе это не нужно. Было бы нужно, ты бы получил это и так.
- Что значит «получил и так»? Так, знаешь ли, ничего с неба не падает, - Олегу начинал надоедать этот разговор.
- Я не говорю, что с неба падает. Просто, мне кажется, мы получаем ровно столько, сколько имеем в вере своей, сколько делали для того, чтоб утвердить эту веру. И всё. Ни больше, ни меньше. Можно сколько угодно махать шашкой, но получишь ты то, во что веришь.
- Ты хочешь сказать, что отец твой не верит в свою правоту? Что он зря добивается справедливости?
- Зря. Ведь мужик башковитый, мог бы много чего дельного понапридумывать, а он ударился в эту борьбу бессмысленную и потерял в ней себя. И  нас тоже потерял. Особенно мать. У неё же инсульт был.
- Когда? Я даже не знал.
- Год назад. Или чуть больше.
- Ты хоть бы позвонил.
- Зачем? Сами справились. Динка из больницы почти не выходила.
- Так это у матери из-за отца случилось?
- Да, она случайно узнала, что отцу в своё время предложили оформить авторское право, только коллективное.
- Так это же нечестно! Это же его идея!
- На самом деле не совсем. Он мне рассказал когда-то, что идею эту ему подкинул рабочий какой-то или механик – не помню. А отец её додумал, оформил.
- Надо же! – озадачился Олег. – Но в документах работяга этот не значился, конечно?
- Естественно. Там директор их был и ещё кто-то.
- И отец не согласился. Я его прекрасно понимаю!
- Да нет. Он как раз сначала согласился. Всё равно в авторах числился, деньги мог получить…
- Так почему отказался потом?
- Когда узнал, что его фамилия будет не первая, а последняя, упёрся и ни в какую. Думал, он их уломает. А они его просто выкинули и всё. Мать, когда узнала про это… В общем, плохо у них всё очень.
Олег задумался.
- Да, сложно...
- Несложно, если думать о последствиях.
- Легко сказать.
- Да, делать тяжелее.
Олегу послышался какой-то упрёк в словах друга.
- А ты сам-то всегда всё можешь предвидеть? – поспешил он реабилитироваться.
- Нет, конечно. Я тоже ошибаюсь, как и все. Только я всегда помню, что это был мой шаг, моё решение, и мне за него отвечать. Значит, мне не к кому предъявлять претензии.
- Всё на себя берёшь?
- Беру, но только своё. Чужого мне не надо.
Олег бросил на Мишу долгий, полный смешанных чувств взгляд. Ему казалось, что сейчас он видел перед собой совсем другого человека, которого не знал прежде. Или не понимал. Или не хотел знать и понимать. Он, привыкший козырять своими познаниями в жизни, бесконечно поучающий и жалеющий Мишу, понял вдруг, как сильно ошибся, когда взял на себя роль эдакого крутого знатока и решалы, способного называть вещи своими именами, протестовать и объявлять против каждого несогласного с ним крестовый поход. И чего он, привыкший геройствовать, добился в этой жизни? НИЧЕГО. А у Миши есть всё. Работа приличная. Семья. И главное, в нём, в этом общепризнанном когда-то хлюпике, чувствуется необыкновенная внутренняя сила, уверенность в себе и то особое знание, которого жаждет любой человек, озаботившийся вечными вопросами.
Жизнь забрасывала Олега пару раз на эту тропку, он вдохновенно читал что-то такое, встречался и общался со знающими людьми, а потом, правда, окунувшись с головой в мирское, сходил с тропы и терял её след. А Миша, оказываетсял, не сходил. Он, выходит, всё время на ней был. Шёл себе и шёл вперёд, не сильно по сторонам озираясь. Ведь если глядеть без конца на других, то обязательно с собственного пути собьёшься. Олег это хорошо знал. И сейчас понял, что многое из пережитого было совсем не его, не то, в чём он действительно нуждался. И женщины все, как на подбор, чужие были, кому-то другому принадлежащие. Бойфрендам, мужьям, родителям – кому угодно, но не ему. Поэтому и не складывалось… А Миша вот нашёл свою и живёт с ней. И, между прочим, ни разу слова плохого о ней не сказал. А ведь мог бы…
- Как ты терпишь её? – выплеснул он неожиданно для себя и испуганно глянул на Мишу.
- Кого? – не понял сначала тот.
Потом сообразил. Замолчал.
Олег начал торопливо извиняться.
- Я не терплю. Я живу с ней.
- Но она же… - заговорил Олег и тут же осёкся.
Надо было как-то выкрутиться. Не говорить же в самом деле, что Динка психованная, злая и вообще какая-то неадекватная.
- Я думаю, они все одинаковые, эти женщины, - Миша пришёл ему на помощь. - Закидоны разные только. А Динка просто боится многих вещей, поэтому и кипешует.
- А почему боится?
- Не знаю. Это у неё надо спрашивать. Её проблемы. Ей про них и думать.
- Но ты же муж?
- И что? Я за тараканов в её голове не отвечаю. Я вообще на них никак не реагирую.
- Мудро. И как ты до этого дошёл?
- У детей научился  - они тоже мимо ушей всё. А поначалу, конечно, трудно было. Но сейчас она уже меньше пылит. Упокоилась чуток.
- Ничего себе «меньше»! – опять не сдержался Олег, припомнив беседы о Боге.
- Это она на тебя так отреагировала. Нервничала. Она всё время боится, что ты скажешь опять какую-то фигню про неё. Как тогда на свадьбе.
- Надо же, - ухмыльнулся Олег, - а я её боюсь. Что она мне скажет.
- Вот теперь уже не будешь.
- Наверное.
Помолчали ещё.
- Я поеду, пожалуй, - Олег показал на стоявшую неподалёку от остановки машину с шашечками.
Миша кивнул.

- Ты только не пей больше, - бросил он на прощание, обнимая друга.
Олег не стал уточнять, что имелось в виду: сегодня не пить или вообще завязывать. Пока ехал домой, начал почему-то крепко злиться на Мишу: после общения с ним в его из без того растравленной душе добавилось какое-то новое, совершенно ненужное беспокойство.

Дома он умудрился приговорить где-то с полбутылки, а потом только лёг спать. После дорогущего виски – того самого, что он подарил Мише, - водка явно была лишней.

Во сне к нему нагрянули давешние дикари. Сцена была та же - будто заело плёнку. Только на этот раз, приближаясь друг к другу, они пели:
… Мамонты здесь больше не живут, мамонты…

Олег даже не проснулся, а встрепенулся. Привстал и тут же рухнул на диван, придавленный тяжестью своей похмельной головы. Ощущение было такое, словно парочка чудом выживших мамонтов устроила в его голове какие-то дикие пляски. Он замер, мамонты тоже притихли. Хотелось пить, но вставать было страшно: вдруг мамонты опять разгуляются. Когда жажда стала невыносимой, он сполз потихоньку на пол, привстал и, держась за стенку, на ватных ногах побрёл в ванную – она была ближе, чем кухня. Открыл кран, подставил ладонь и жадно стал хлебать живительную влагу.

Отполз назад. Полежал ещё. Подремал. Поднялся и сообразил чайку. Повалялся. Посмотрел телик. Поразмышлял. Выходило как-то не очень: мысли путались, и он начинал злиться. Оставил это дело до лучших времён.