День Святого Георгия. Роман. Глава 1

Танцевал он хуже, чем оперировал, и уж, конечно, несравнимо с Николаичем, о чем Вика ему  тут же и сказала. Он  снова улыбнулся.

- А скажите, Андреич, почему вас тут всех по отчество зовут? Никого по имени.

- Ну, это такая… смешная история. Просто у нас все командиры батальонов  Юрии. Николаич – Юрий, Михалыч – Юрий. Там - на дальних заводах – Викторович – Юрий. Комбат ВДВ-эшник – Сергееич тоже Юрий.

- И вы – Юрий?

- Ну, в каком-то смысле…

- Это как?

- Ну, я - Игорь. Но Игорь же - тоже от Георгий.  Юрий – изначально - от Георгий, И Григорий. И  Егор. Ну, если так уж - все от Святой Георгий. Тем более что Святой Георгий был воин. И покровитель воинов.

- Обалдеть! Как вы это красиво перевернули! – засмеялась Вика.

    * * *

Отец пропал  в выходные, уехал на рыбалку. Никто, понятно, не беспокоился до понедельника. В понедельник мать погнала волну. Ваня пожал плечами и даже предположил сомнительную связь на стороне. Утром он ушел в институт. Вечером вернулся. Тот так и не объявлялся.
- Чует мое сердце – ваххабиты проклятые! – говорила мать, разогревая ужин – Сбежал, мерзавец!
Ваня и тогда не забеспокоился. Единственное, что его смутило, он не нашел свой десантный нож. Батя подарил на семнадцать лет. Иван им очень гордился. Вещь дорогая, стильная, опасная и редкая. И хоть с таким ни в поход не пойдешь, и в школу не потащишь, но пару раз похвастаться ему все же удалось. После этого он успокоился и положил его подальше, пока мелкая не нашла и не порезалась. И вот теперь нож исчез.
Мать истерила и он забеспокоился следом, и в какой-то день по-тихому провел ревизию снаряжения: ну, то, что спальника нет, там, палатки, котелка, всех этих походных причиндалов – это было нормально. Рыбалка. Но ватник был оставлен не по сезону, и как это уехать на рыбалку без бура для льда? При этом, кроме своих ботинок, забрал все кеды. Ладно бы свои, так ведь и Ванины тоже. Одним словом, экипировка тоже смутила. Потом еще там были нестыковки...


План был хорош тем, что был плох. Ехать бог знает куда, рисковать жизнью, ну, свободой точно – не имея достаточной подготовки, никакой подготовки( балетная студия тейк-ван-до – не считается), никакого опыта, никакой уверенности в том, кого он там найдет – обезумевшего Рембо, потерявшего голову фанатика. Или все таки отца. Заблудшего. Или наоборот, намеренно заблудившегося. Но отца.
Почему-то он верил. В него. В отца.
 В его детстве отец сильно фанател по «Зениту». Ничего удивительного, в Питере всего один клуб. А маленький и юркий Дамир все детство проигравший в футбол отдал «Зениту» сердце еще в далеком 84, когда «Зенит» мучительно рвался к чемпионству, и прорвался!  Оставив с носом и «Спартак», и московское «Динамо», а матч с «Динамо» Тбилиси  мог пересказать даже Ваня: за 10 минут до конца встречи «Зенит» проигрывал 0:2. А потом за десять последних минут наколотил три мяча и выиграл матч. Ура товарищи!
 Батя оставался болельщиком «Зенита» и дальше, когда он сдулся, хотя  что-то еще пытался изображать, и когда вылетал в первую лигу, и стадионы пустовали даже на значительных матчах. И Кержакова открыл раньше Морозова и прочил им с Аршавиным блестящий взлет, еще тогда, когда те были ровесниками Вани нынешнего. А имена Радимова,  Быстрова и Малафеева срывались с его уст чаще, чем имена родных детей.
Он еще застал те времена, когда фанаты были вежливыми, и не кидали дымовухи на поле и в игроков, не ходили на футбол с бейсбольными битами, не били лица болельщикам соперника. Но даже еще не орали матерных речевок в метро и не ходили строем по Невскому.
Вот тогда отец таскал с собой на все матчи. Покупал хотдоги, Кока-Колу и мороженное. И забывал о нем, как только сине-бело-голубые выходили на поле.
Ванч любил эти вылазки на футбол. То, что весь день с отцом. С мужиками. Эту энергетику трибун. Это опьянение всеобщим ликованием, или таким же всеобщим разочарованием. Эту страсть к одному мячу. Изобретательную брань болельщиков. Мужские разговоры в промежутках Запах табака, мужского пота и адреналина
 Хотя к поэзии офсайдов остался равнодушен на всю жизнь. Вообще к футболу. Так дети иногда мстят родителям, отменяя своим безразличием высокую страсть отцов.
Но у них с отцом тогда в детстве произошел случай, который сейчас, взрослому Ивану, давал основания строить на этом всю стратегию своего такого опасного путешествия.

Тогда в 2001 году они с отцом оказались в эпицентре не очень большой, но впечатляющей потасовки на трибуне. «Зенит» играл со «Спартаком», какой-то товарищески матч, но все равно со «Спартаком». Страсть она и есть страсть, даже если не проявляется. И то, что их болельщики попрут на наших - было объяснимо, по крайней мере, не удивительно. Но никто не ожидал этого уже здесь на зенитовской  трибуне.
Когда сверху посыпались люди, нижние поначалу вежливо матюгнулись, не отрываясь от матча. Но когда стало понятно, что их роняют специально, что вообще-то наших месят…, когда на отца упал крепкий парень в нокауте и с разбитым лицом, и его голубой шарф на глазах у маленького Ивана окрашивался алым… И пока Ваня наблюдал это миниатюрное подобие смерти, отец метнулся через ряды вверх…
- Дамир, бля…Стоять! – рыкнул, как лев дя Юра… Но тот уже мелькал в толпе этажом выше, раздавая хуки направо и налево. И его точеный и точный кулак безошибочно находил обладателей шарфиков другого цвета.
Крепкий парень, без признаков жизни, начал, наконец, эти признаки (жизни) проявлять. В глазах появилось понимание. Он сфокусировался на ванином хотдоге, взгляд как будто даже потеплел, потом он провел рукой по лицу, увидел кровь и глаза его в третий раз преобразились: они отразили гнев, потом полыхнули яростью и стали безумными. Он без подготовки вскочил, распрямился как пружина и метнулся вслед за отцом, невежливо оттолкнув дя Юру.
И Ваня наконец, смог проглотить то, что откусил еще в мирное время. В тот день он разлюбил футбол и полюбил отца.
- Дамир, сука, вернись! – еще раз рыкнул дя Юра, хватая Ваню поперек туловища и забрасывая на плечо.  Без суеты, но очень быстро он рванул в относительно безопасный проход. Ваня видел как отец оглянулся на них, мгновенно изменил направление движения, выдал на этом уже направление сокрушающий аперкот какому-то верзиле, и изящно перескакивая через скамейки, устремился в их сторону. Он нагнал их уже на спуске, в проходе между трибун. Ване с его места хорошо был виден весь амфитеатр. Шарфиков другой расцветки было как изюма в булочке. И было непонятно, почему все их так не любят, что даже бьют. Особенно папа. Он ведь их так бил, сильно! Хорошо что он их уже догонял, догнал.
 И Ваня почти совсем было успокоился, но тут, когда до земли оставался один полет, дя Юра обернулся. Видимо, чтобы найти папу. Лучше бы он этого не делал! Потому что Ваня увидел нечто ужасное!
Он увидел, что к тому месту, откуда они сейчас выбирались, неслась огромная толпа людей в тех, других шарфиках. И уже теперь папа с дя Юрой, в своих голубых, казались изюминками в большом батоне. Папа теперь бежал впереди дя Юры. А тот продолжат нести Ваню на руках. Поэтому Ваня опять видел трибуну, с которой они прорывались. Два раза мелькнул тот парень с признаками жизни. Еще несколько парней обращали на себя внимание, но главное, что шарфиков стало уже поровну. И те, другие, все прибывали… И было очень старшно обернуться, а вдруг папка тое уже с разбитым лицом! Потому что его такой знакомый и родной голос извергал мат с непривычной интенсивностью и страстью.
…Ну, конечно, пятилетний мальчик, подумал не так, и скорее всего совсем не мог думать в тот момент, а только чувствовал. Но если перевести с языка эмоций…

 Ваня беспокоился и поэтому все-таки обернулся. Отец собранно, методично, жестко и неутомимо молотил наплывающие морды и продвигался. Хук слева, - шаг, хук справа – шаг. А дя Юра такой же собранный и жесткий, шел за ним, без рефлексии укрываясь сам, и укрывая свой бесценный груз, лишь иногда он технично уворачивался от шальных отморозков, только чуть подправляя их в полете.
Дя Юра взял его поудобнее, а он потянул дядьку за шарфик. Секунду тот думал. Потом быстро стащил с шеи шарф и протянул. Ваня свободной рукой затолкал шарф себе за пазуху. Папа  в этот момент мельком обернулся, оценил ситуацию, содрал свой, протянул и Ваня сунул и его туда же. Потом Дя Юра снял с него шапку. И она тоже отправилась вслед за шарфиками.
 К счастью они уже спустились с трибун. Без знаков отличия, или как там? - принадлежности, пробираться стало много легче. Отцу пришлось разбить не одну морду, пока они выбрались из толпы. И там уже они попали под защиту дяденек в черном в касках и с дубинками.
 И из-за этого кордона было видно  толпу, в которой теперь смешались поровну цвета и добавилось черных касок. Поубавилось воплей и шума… И Ваня почти успокоился, тогда-то точно успокоился. Но вот этот взгляд. С какой тоской отец смотрел на покинутую трибуну.

 У тебя пацан, понял?... И ты его чуть не угробил, понял?...И не дай бог Наташка узнает! Понял? И ты малой понял? Не дай бог мать узнает!
 Ваня кивнул. Отец поглядел, наконец, на него. Присел, потрепал по волосам, дал символического подзатыльника. Ваня старался не заплакать. Но не смог. Большие капли выкатились из глаз. Отец, наконец, обнял его, крепко… и можно было спрятать, наконец, лицо в его пропахшей табаком куртке.
- Ты у меня молодец! Настоящий мужик! Да, Юра?
- Мужик, да! Слушай, как он это с шарфами сообразил! Молодчина, Ванек! Слышь! Хорош реветь! Весь в папку. А ты блин! Ты че так заводишься?! Тебя будет всякое чмо задирать! И че?
- Все, Юрец! Кончай разбор полетов! – примирительно возбухнул отец.
- Да я еще не начал! Ты как со старшим по званию? Пошли вон пацана кормить. Он свою сосиську еще на трибуне потерял… Гы-гы-гы, ты бы видел парня, который к нам первый прилетел, он так хотел тую сосиску… - и они заржали как потерпевшие.
Потом они сидели в чебуречной где-то на Васильевском, мужики выпивали, Ваня обдирал тесто с чебурека, папка закусывал тем, что осталось. А дя Юра закусывал целым чебуреком. Ему тоже было хорошо, они так и разбирали полеты целый вечер.
 С того дня Ваня точно разлюбил футбол навсегда. Не то, что испугался до смерти… И не то чтобы раньше не любил…  Хотя и это тоже. Но уткнувшись в куртку пропахшую табаком, он понял, как его любит отец.