Капли стекла. 1 - Как ломаются люди

Знаете, есть один тип людей, которых я ненавижу, ненавижу всем сердцем. Моя жена постоянно говорит мне, что ненависть слишком сильное слово, слишком тяжелое, слишком опасное. Такими словами не стоит просто так кидаться направо и налево. Вселенная – она все видит и все понимает, и все в себя впитывает. Однажды неловко брошенное в нее слово ненависти вернется к тебе с троицей.

Как к этому отношусь я? Ну я всегда знал, что моя жена с придурью, даже когда делал ей предложение. Я заметил, что не ответил на ваш вопрос. Скажем так – я не верю в это с такой же силой, как в то, что и в следующем году акции «Apple» будут расти, но если вам постоянно о чем-то твердят, то ты невольно начинаешь к этому прислушиваться. Это как в истории с тем верблюдом.

Потому скажу так – я недолюбливаю один тип людей. Людей, которые вечно жалуются на то, как несправедливо с ними обошлась судьба. Уволили с работы – «несправедливо». Ушла жена – «за что мне это». Ребенок вырос бестолочью и наркоманом – «мир меня ненавидит».

У меня для тебя новость, дружище, - миру плевать на тебя.

Я придерживаюсь других взглядов на нашу жизнь. Считаю сейчас и всегда считал, что только ты в ответе за свою жизнь и за свое будущее, а уж точно не какая-то мифическая судьба. Только ты властен над собой, только тебе решать какой будет твоя жизнь.

У меня прекрасная жизнь. Восхитительная жизнь. Жизнь-мечта, если хотите.

Я работаю главным дизайнером в компании «ДайКорп» - одном из мировых лидеров в области интернет технологий и передаче данных, а так же разработке современного железа и софта. И кто бы мог подумать, что центром развития беспроводных технологий станет город в сердце Сибири. Уж точно не я. И не фондовики с аналитиками. Вот шуму-то было.

Это именно я занимался разработкой дизайна современной операционной системы blueberryOS, ее младшей сестры redberryOS. Версия Блу постепенно откусила знатную долю рынка у Microsoft, а Ред медленно, но верно теснила мобильные операционные системы. Как вы понимаете, получал я за свои труды немало, но отдавать приходилось соответственно.

В «ДайКорп»(или «Даймонд Корпорейшенс», а так же просто «Ди Си») я был на хорошем счету и со временем стал одним из столпов на который опирается компания. Думаете, в этом мне благоволила судьба? Нет. Всего этого я добился адским трудом до головной боли и нервного срыва. Я работал днями и ночами на разрыв сердечной жилы, вкладывал в работу все свои силы и свою душу. Да, только такое усердие приносит свои плоды.

Свою жену Марину я разве что на руках не носил. Я всегда был внимателен к ней и всегда участлив. Я ухаживал за ней и никогда не забывал о важных датах. Я часто выводил ее в свет, а после устраивал ей ночь воплощения желаний. Я дарил ей подарки по поводу и без и поддерживал во всех ее сомнительных авантюрах.

Наша жизнь была похожа на сказку.

После на свет появилась милая дочка-обезьянка, которая конечно добавила мне хлопот, но сделала мою жизнь еще ярче - если такое вообще возможно, - наполнила ее смыслом.

Так к чему я все это веду?

А дело в том, что чтобы жизнь твоя не дала трещину, и ты не стал пенять судьбу, просто возьми все в свои руки. Просто делай как я. Выкладывайся на работе и тогда тебя не уволят внезапно и, казалось бы, ни за что. Уделяй внимание своей жене, как днем, так и ночью, и не забывай о том, что ты не один в постели. Занимайся своей дочкой. Играй с ней, иногда балуй. Слушай, что она говорит и улыбайся. И вот тогда-то судьба не вмешается в твои дела и не разрушит твой милый карточный домик накрытый иллюзией нерушимости.

Но и в нашей идеальной жизни бывают проблемы – ну а куда без них? Проблемы и разногласия лишь подтверждают ваш статус семьи, показывают, что вы не чужие люди.

В последнее время мы соримся лишь по поводу нашей дочки, что все больше и больше уходит в себя, отгораживаясь от нас наушниками и утыкаясь в монитор. Она как ненормальная стала поглощать все, что может нам предложить японская анимация. Я думаю, вы понимаете, о чем я.

В такие моменты моя жена поджимает губы. О, как я ненавижу эту ее особенность. Она просто сжимает их, превращая в тоненькую белую полоску и все – в остальном выражение ее лица остается неизменным. Но ты точно знаешь, что за этим последует буря.

Она винит меня в том, что наша дочурка увлеклась аниме, ведь это я ей показал первый «мультик», я передал ей свою «болезнь». Да, может и так. Может я в этом и виноват. А может и виноваты гены. Но в себя уходить она стала точно не из-за этого. Все началось года три назад. И мы уже даже подумывали о психологе.

Но знаете, если Марина меня винила в том, что я был причиной помешательства нашей дочки, то я ее винил в выборе имени. Да-да. Когда дело доходит до имен, то мужчина превращается в серое жужжащее ничто, лишь мерно колышущееся где-то на самой грани видимого мира. Его слово ничего не значит. Мое слово ничего не значит.

Вот потому-то дочку и назвали – Джессика. Я дам вам минуту собраться с мыслями.

Джессика, мать ее. Джессика! «Как Джессика Альба», - верещала моя жена. А по мне, так как одна из тех Джессик, что стоят в ультракоротких мини, колготках сеточкой и меховых курточках у тонированных фургонов и предлагают хорошо провести время за «штуку» и выше. Я старался об этом не думать.

Джессика Сергеевна. Да, моей мороженке будет трудновато в жизни. Ну ничего, для того я и пашу как проклятый.

Вот и все. В остальном у нас восхитительная жизнь. Чудесная жизнь. Жизнь-сказка, если хотите.









День сегодня был прекрасный. Солнце светило ярко, пробиваясь сквозь плотные едкие тучи городского смога, а стрелка термометра замерла на отметке в двадцать пять градусов. Легкий приятный ветерок разгонял духоту свойственную большим мегаполисам, а запахи свежезаваренного кофе разливались по улицам подобно любимой мелодии оживляя души и разгоняя сердца.

Сегодня у меня был выходной. Моя работа над системой diamondOS была давно завершена и проект перешел в статус закрытого бета-тестирования. Конечно, я получил допуск.

Мы всей семьей: я, Марина и Джесс, отправились в одно из этих чудных кафешек где подают мороженое в хрустальных чашечках на длинных ножках, снабжая их изрядной порцией сиропа и взбитых сливок. Маринка что-то увлеченно рассказывала о распродаже в бутике с трудно произносимым названием и недвусмысленно на меня косилась, а я же смотрел только на свою мороженку.

Джесс шагала чуть впереди, как и все дети, что хотят отгородиться от своих предков, и не отрывала взгляда от экрана телефона. Ее длинные светлые волосы полностью закрывали принт на черной футболке с изображением Гасаи Юно, а ядовито-розовые кеды заставляли мои глаза плавиться.

Джесс оглянулась. Взгляд ее голубых глаз скользнул по фигуре матери, а затем замер на мне.

Ну, улыбнись мне, мороженка, улыбнись, прошу тебя. Улыбнись и я сделаю для тебя все. Ты хотела полосатый Лес Пол? Улыбнись и мы сейчас же за ним пойдем. Только улыбнись.

Губы Джессики дернулись. Но затем продольная складка пролегла меж ее бровей и девочка отвернулась.

Слишком рано, думал я. Еще слишком радо для таких выражений на лице моей одиннадцатилетней дочери.

- Алле, прием, ты слышал, что я тебе сказала? – пощелкала пальцами у моего лица Марина. – Бирюзовое! Как я всегда хотела.

- Джесс, ты рада, что мы выбрались всей семьей? – спросил я, игнорируя жену.

- Пофиг, - ответила девочка.

Я мельком взглянул на жену. Губы дрогнули, но пресловутая полоса не появилась.

- Джессика! – Боже, как же это имя резало уши, а ведь уже одиннадцать лет прошло. – Ты не должна так отвечать отцу.

Марина топнула ножкой, и оглушительное эхо от ее оббитого каблука разлетелось по полупустой улице. Редкие посетители кофейни на углу бросили на нас ленивые сонные взгляды, но, не заметив ничего любопытного, быстро потеряли к нам интерес.

- Посмотри на меня, Джессика, - требовала Марина, продолжая постукивать каблучком. – Смотри на меня, когда я к тебе обращаюсь.

Джесс лениво повернулась и уставилась на мать. Во взгляде была сталь. Тепло голубого летнего неба обернулось пронизывающим холодом полярных ледников.

- Хватит вести себя как взбалмошная маленькая девочка, Джессика. Ты уже давно не ребенок. Мы знаем, что ты особенная, знаем от твоих учителей. Они постоянно нам говорят, что года через два ты можешь смело закончить школу, что им уже сейчас нечему тебя учить. – Маринка принялась размахивать руками, как всегда, когда хотела придать своим словам значимости. – Но твое поведение! Твоя манера одеваться! Твое безразличие ко всему, что тебя окружает! Пойми, это все до добра не доведет!

Где-то на середине этой бравады Джесс натянула на голову розовые наушники. До меня долетели первые ноты знакомой мне песни, а уже через секунду из наушников полились мощные гитарные рифы сопровождаемые целым симфоническим оркестром и гребанным церковным хором. Я не знаю, действительно ли Within Temptation пригласили церковный хор или это обычные певцы, но отчего-то это меня очень заинтересовало.

Марина застыла. Ее рот закрылся. Очень медленно. Губы дрогнули.

На меня повеяло холодом. Предчувствие беды навалилось подобно снежной лавине: залепило рот, забилось в легкие – не вдохнуть и не выдохнуть – и лишило зрения. Липкое, серое, гнилое окружило меня со всех сторон.

- Марин? – промямлил я.

Она стояла ко мне спиной, и потому я не мог видеть ее лица, но богом клянусь, я увидел эту пресловутую бледную полоску ее губ. Появилась ли она на самом деле? Исказила ли лицо моей жены? Пока не увижу, узнать я никак не могу. Идеальное состояние суперпозиции. Котяра Шредингера бы позеленел от зависти. Я даже увидел, как он выгнул спину, трубою вскинул хвост, услышал, как он тихо зашипел. Гребанный кот Шредингера всю нашу совместную жизнь маячит у меня на горизонте.

- Знаешь, Сережа, - спокойно начала Марина, поворачиваясь, - это все твоя вина. – Губы сложились в тонкую линию. Побелели. - Сколько раз я тебе говорила не показывать ей этот китайский бред?!

- Японский, - хрипло вставил я.

- Сколько я тебе говорила не дарить ей весь этот электронный хлам? Не баловать ее! Быть с ней строгим! – Она не слышала меня. Она вероятно даже не видела меня. Просто говорила прямо в лицо, постепенно выкручивая регулятор громкости.

- Но нет, - продолжала Марина. – Ты все носился с ней, как в жопу ужаленный. Моя малышка, моя мороженка, хочешь, папочка покажет тебе «Калитку Шейна»? – кривлялась она, очень достоверно пародируя мои сюсюканья.

- «Врата Штейна», - поправил я.

- Неважно!

Ее крик стал привлекать людей. Глаза за столиками обратились к нам и теперь взирали они с любопытством. Семейная ссора – чем не бесплатная мыльная опера?

Я начал было открывать рот.

- Молчи, Сергей, лучше молчи! – взвизгнула Марина. – Ты и так уже сказал достаточно. Я каждый вечер проклинаю тот день, когда ты впервые произнес при дочери это слово – аниме. Я ведь знала, что ты фрик, и какого черта я пошла за тебя? Должна была ведь дура понять, что ты испортишь нашего ребенка, что будешь плохо на нее влиять. Это все ты виноват! Ты! Ты! Ты! – Острый наманикюренный пальчик трижды пронзил мою грудь с левой стороны. – Она стала такой из-за тебя. – Рука взлетела в воздух, указывая на Джесс. – Она замкнулась в себе из-за твоих дебильных мультиков для дебилов. Ты сам дебил и из дочки нашей сделал дебилку. Как же я...

- Заткнись! – прервал ее внезапно пронзительный возглас.

Мы обернулись. Джесс стояла стиснув кулаки, костяшки пальцев побелели. Она с несвойственной двенадцатилетним девочкам яростью смотрела на мать.

- Джессика... - Марина выглядела как человек, которого на полной скорости сбил грузовик.

- Закрой свой поганый рот! – снова завопила Джесс. Выходило не хуже чем у ее мамы.

Я смотрел на дочку, не отрываясь, силясь понять, чем же вызван этот ее внезапный срыв. Можно было бы предположить, что частые ссоры в семье могли неблагоприятно сказаться на ребенке, но все дело в том, что ссор-то как таковых не было. Были лишь плотно сжатые губы.

- А ты не думала ли, мамочка, - две слезинки сорвались с лица Джесс и упали на горячий асфальт, - что мое поведение связано с твоими поступками?

- Что? Я? – Сама мысль об этом была для Марины дикой.

- Ты думала я еще маленькая... слишком маленькая, чтобы все понимать? – кричала Джес и вместе с ней, казалось, кричала вся улица. Ревели двигатели пролетающих автомобилей, визжали тормоза, клаксоны били по ушам своей внезапностью. Удары каблуков о брусчатку, звонкие застежки кейсов, бесконечное гудение голосов. Все это составляло отличную композицию для разыгрывающейся у кофейни драмы.

- Джессика.

- Но ты сама говорила, мамочка, что я особенная, помнишь? – В голосе Джесс проскакивали истеричные нотки, глаза полыхали безумием. – Может быть, в шесть я еще ничего не понимала, но мамочка, теперь-то я понимаю все!

Марина отчаянно качала головой, рот лишь беззвучно открывался. Я удивленно крутил головой, переводя взгляд с жены на дочку. Кажется только один актер этой нелепой драмы не получил сценария, не знал своих реплик.

- Поэтому хватить винить во всем папочку! – Удар ножкой об асфальт – совсем как мама. Еще две слезинки сорвались с подбородка. – И начни винить во всем себя!.. Или тех мужиков, что ты водила в наш дом!

Сцена, камера, мотор! Крики улицы стихли. Машины замолкли. Быстрый выстрел в голову. Боль. Падение. Темнота. Идеальная жизнь? Идеальная жизнь, мать вашу – это лишь стекло. Хрупкое, незаметное, пока на него не налетишь с размаху. И тогда, лежа на земле с простреленной головой и болью, отчего-то в груди, в падающих на тебя осколках ты увидишь, как спадает иллюзия нерушимости и как рушится твой карточный домик. Стекло живет, пока не налетает на преграду, имя которой – реальность.

Сцена вышла удачной. Актеры играли великолепно. Эмоции словно настоящие. А публика застыла в предвкушении.

Марина перевела на меня взгляд остекленевших глаз.

- Сережа.

- Мужиков? – Губы словно смазаны клеем. Слова даются с туром. Легкие со свистом выплюнули горячий воздух.

- Сережа, - на лице невинная улыбка, - она выдумывает. Ну, каких мужиков? Что ты. Насмотрелась своих мультиков...

Рядом тихо всхлипнула Джесс. Я опустил взгляд. Телефон в кармане. В руках сжимает тоненький планшет. Слезы высохли. Она всегда была очень крепкой.

- В наше время, мамочка, спальня дочери не самое надежное место, - тихо выдохнула она, протягивая мне планшет.

Я молча взял устройство и взглянул на экран. Это больно. Чертовски больно. А у этих современных лэптопов отличные камеры и микрофоны весьма чувствительны.

- Мороженка, - обратился я к дочери. – Иди в кафе, сядь за столик в дальнем углу и позвони Даше. Скажи, что я оплачу ей в тройном размере, если она приедет в течение пятнадцати минут. Надень наушники и дождись ее.

Кажется, мой голос был пустым и блеклым. Так вероятно говорили бы мертвецы, если бы вообще могли говорить.

Джесс подняла на меня взгляд и кивнула. Я не видел, как она ушла, слышал лишь приглушенный топот ее розовых кед по ступеням.

- Сережа. – Марина сделал шаг ко мне.

Я молчал. Ничего не отвечал. Лишь продолжал смотреть на экран, смотреть на то, как какой-то здоровенный мужик не прекращал вдавливать мою жену в кровать. Быстро, судорожно, конвульсивно. Смотрел, как старалась она. Как вскидывала берда ему на встречу, как выгибала спину. Как она закатывала глаза и впивалась ногтями в его плечи. Наманикюренный ногтями.

Я опустил планшет и взглянул на небо. Серое, безжизненное от затянувшего его смога. В нем не было сочувствия, лишь бесконечная пустота. Такая же темная и глухая, как и та, что сейчас открывалась в моем сердце.

Звука практически не было, но я все равно слышал каждый вздох, каждый надрывный стон.

- Сережа, - уже в который раз прошептала моя жена.

Моя ли?

- Сколько? – бросил я.

- Что?

- Сколько их было, Марин?

Улица для меня исчезла. Исчезла сцена и зрители. Исчезли все остальные актеры. Остались лишь мы. Мы и серая безжизненная гниль, заполнившая собой весь мир.

- Это было один раз, милый, я просто... - она принялась осматриваться по сторонам, словно пытаясь найти ответ, увидеть его в обращенных к ней лицах.

Я вновь взглянул на экран. Видео закрыл – насмотрелся на всю оставшуюся жизнь. Но их там было много. Я прокрутил экран вниз. Ползунок по правой стороне послушно сместился. Я сделал еще несколько движений. И еще. И еще. До нижней границы ему было еще очень далеко.

- Четыре года, - как загипнотизированный повторил я.

Ощущения болота, в которое я медленно проваливаюсь, накатило внезапно. Или мне просто так показалось. Ведь я мог уже давно ходить в нем по пояс и просто не замечать этого. Не ощущать склизкого дна и запаха гнили, что от него шел. Не замечать, как водоросли тянут меня на дно. Я не видел болота и не видел трупа, что плавал в нем. А если и видел, то не узнавал его. Странно, ведь я готов спорить на что угодно, лицо этого разложившегося мертвеца очень сильно напоминало наш брак.

- В комнате нашей дочки? – Я слышал свой голос со стороны, и он казался мне чужим. Весь мир казался мне чужим. – В кровати, в которой она спит?

Маринка нервно дернула плечом.

Ну да, я понимал логику ее действий. Наш дом был до жопы напичкан разной техникой, и вся она мало чем отличалась от тех компьютеров. Камерами в наше время обладало практически все. Даже кофеварки.

А вот спальня дочки – другое дело. Из техники, что она не таскает постоянно с собой – лишь старенький толстый лэптоп. Ну что он может сделать? Только вот не знала Марина того, что лэптоп лишь выглядел допотопным, а на деле был начинен так, что у Джобса бы волосы встали дыбом, узнай он каким путем пошла его компания.

- Ну а что ты хотел, - наконец выдавила из себя Марина и плена серости спала с моих глаз. Цвета и звуки вернулись. Вернулся и вкус. Ощущение было такое, словно я все утро хлебал содержимое общественного туалета.

Я взглянул на нее. Не через серую гниль, нет. Взглянул как раньше. Она скривилась и пожала плечами. Она смирилась.

- Мне было скучно, ты все время работал. – Снова плечо пошло вверх. Вроде того, что «ну а что ты хотел, так бывает».

- Выходит... это моя вина? – Я махнул планшетом в ее сторону.

Она снова пожала плечами.

- Ты сам отпускал меня с подругами в бары и клубы и должен был знать, чем все это закончится. Ты думал, меня можно купить безделушками? Удержать ребенком? Нет. Мне просто хотелось почувствовать, какого это быть с настоящим мужиком. – Она подняла в воздух сжатый кулак.

Я ударил наотмашь тыльной стороной ладони. Силы я не вкладывал, просто выкинул руку. Марина всхлипнула – что-то вроде «плюп» - и завалилась на левый бок, тут же ободрав локоть.

Вот так вот и ломаются люди. Еще десять минут назад я и представить себе не мог, что когда-либо смогу поднять руку на свою жену. На любимую женщину, с которой у нас чудесная дочь-обезьянка. С которой у нас чудесный дом. С которой у нас чудесная жизнь. Жизнь-мечта, если хотите.

Я больше не был собой. Я был никем. Не было чудесной жены и не было чудесной жизни. Быль лишь карточный домик, а теперь вся колода лежит смешавшись на земле, усыпанная осколками стекла.

Кто-то вскрикнул за стеклом кафе. Кажется женщина. Я не обратил внимания.

- Ты меня ударил, урод! – завопила Марина. – Ударил! Су-у-ука.

Она заткнулась, и ее губы сжались в тонкую линию. Хренову тонкую линию, что белой полосой перечеркнула всю нашу жизнь.

Она попыталась встать. Оперлась на руки, вскинула вверх свою обтянутую белыми брюками задницу, и во мне вновь полыхнул гнев. Яркий, ослепительный. Наверняка она так же подставляла зад и ему. Или им.

- Су-у-ука! – продолжала вопить Марина.

Я занес ногу, но в последний момент смог остановиться. Я сломался, но что-то во мне еще жило. Жило и грело. Билось яркой мыслью в розовых наушниках.

Ногой я выбил ее опорную руку, и Марина вновь рухнула на землю. Больше она не кричала. Больше она не пыталась подняться. Только сидела на карачках и выла в асфальт как старый пылесос длинными и продолжительными «ву-у-у-у-у».

Я бросил на нее последний взгляд и уселся на ступеньку крыльца, что вело в кофейню. Мыслей не было. Не было и желаний. Разве что одно.

Я достал сигарету из нагрудного кармана и закурил. Не курил одиннадцать лет. Как родилась Джесс. Носил всегда пачку в кармане, меняя ее каждый месяц, доказывая всем, и в первую очередь себе, что могу держаться несмотря ни на что. И даже в моменты срыва на работе, когда мозги кипели, а нервы скрипели от натуги, я не позволял себе этой спасительной затяжки. А вот теперь сломался.

- Сергей Васильевич?

Я поднял голову и затянулся. Передо мной стояла Даша – наша сиделка, с которой мы иногда оставляли Джесс. Она с нами уже сколько? Лет семь? Отличная девочка, ответственная. И Джесс ее любит.

Даша с ужасом смотрела то на меня, то на Марину. Это ее «ву-у-у-у» заглушало все звуки улицы, заглушало безразличный смех города.

- Джесс внутри, - кивнул я, выдыхая дым носом. – Уведи ее через другой выход и отвези к нам. Ключи у тебя есть. Сможешь посидеть до вечера?

Даша оглядела нас и тихо прошептала:

- Смогу и на ночь остаться.

Я кивнул. Девчонка молодец. Она все правильно оценила. Вряд ли кто-то из нас сможет вернуться сегодня домой.

Даша ушла. Я взглянул на Марину. Губа разбита. Кровь капает на тротуар. Во мне – пустота. Я ничего не чувствую. Я ничего не чувствую к ней. Только жгучую, ядовитую злобу. Но красная пелена спала. Я снова в себе, в своем уме. Или нет?

Мы все здесь сумасшедшие – и ты, и я.

- Я ведь делал для тебя все, - мрачно заметил я, глядя в пустоту перед собой и в пустоту внутри себя. – На руках тебя носил. Засыпал подарками. Исполнял все твои желания. Когда ты окончила институт, разве я тебя заставил идти работать? Нет, - я махнул сигаретой, словно вел с диалог с кем-то невидимым перед собой. – Я сказал: «Ты можешь отдыхать милая, ты создана лишь для любви».

Непрерывное «ву-у-у-у» в ответ.

- Я поддерживал все твои авантюры, все необдуманные начинания, даже если не видел в них никакого смысла, даже если в твоих действиях не было логики, - продолжал я свой диалог с пустотой. – Если у тебя не получалось, я всегда находил слова утешения. Всегда подбадривал тебя. «Ничего, милая, следующий раз точно получится». И этим ты ответила мне? Почему? Скажи почему? – я перевел на нее взгляд. – Скажи за что ты со мной так?

«Ву-у-у-у»

- ЗА ЧТО?! – закричал я, срывая голос.

В кафе кто-то завопил. Ну и пусть. Мне нет до них дела.

Я не ждал, что она ответит. Я знал ответ на свой вопрос. Просто мне никто не сказал, что к хорошему быстро привыкаешь. Люди перестают считать заботу и ласку, и знаки внимания чем-то особенным, чем-то важным и принимают все это за данность и начинаю думать, что ты должен им еще больше. Или больше не должен вообще. Слова вроде те же, но смысл другой.

Если бы я знал тогда, пятнадцать лет назад, когда только встретил Маринку на первом курсе института, во что выльется моя забота. Если бы я знал, что чем лучше ты относишься к женщине, тем хуже она начинает относиться к тебе. Если бы я знал, что порою сдержанное отношение крайне необходимо. Изменилась бы моя жизнь? Изменилась бы наша жизнь? Стала бы она жизнью-мечтой на самом деле?

Наверное, нет. Иногда это не паршивая жизнь. Иногда это паршивые люди.

Вой сирен я услышал давно. Ждал чего-то подобного. Не думал только, что за мной будут лететь как за мистером Капоне.

Сделав последнюю затяжку, я затушил сигарету о ступеньку и кинул бычок в урну, что стояла метрах в пяти от меня. Окурок попал точно в центр. Сегодня мой день.

Я истерично рассмеялся.

Бело голубой фокус затормозил метрах в десяти от нас. Из него вылезли двое полицейских в черном и уставились на меня.

- Это он! – крикнула женщина за моей спиной.

Я поднялся и раскинул руки.

- Привет, ребята, как дела? У меня паршиво.

- Это он тут бил свою жену! – продолжал кто-то орать.

- А что у вас такие кислые лица? – спросил я улыбаясь.

- Спокойно, опусти руки, приятель, - скомандовал один из ребят в черном, вытаскивая дубинку.

- Внушительная, - изумился я.

Дальше я плохо помню. Кажется, меня скрутили. Да, просто так, руками. Боец из меня тот еще. Но тогда отчего так раскалывается затылок?

Четыре крепкие руки прижали меня к форду. Прямо лицом. Руки заломили так, что слезы навернулись. Я чувствовал, как за запястьях застегиваются наручники. Затем последовал удар в печень. Я застонал.

- Что, мудила, это тебе не женщин бить, да? – проревели у меня над ухом.

Последовал еще один удар. До меня донеслось несколько одобрительных возгласов.

- У нас есть специальная камера для тех, кто любит поколачивать жен. Как тебе такое нравится?

Еще удар. Я сжал зубы.

- Молчишь?

- Эта шлюха мне изменяла... - прошептал я.

- Чего?

- Изменяла четыре года... в кровати моей малышки...

И тут я не сдержался. Слезы сами хлынули из глаз. Пришлось закусить губу, чтобы не завыть.

Хватка ослабла.

- Ладно, Сань, давай его в машину, - махнул тот, что бил меня.

- Ага.

Меня стали запихивать в салон и именно тогда прогремел первый странный электрический взрыв. Налетела ударная волна. Захлопнула дверцу автомобиля, сорвала фуражку с полицейского, согнула деревья, стеклами зазвенела в витринах.

Я поднял голову. Не было видно ни огня, ни задымления. Электрический режущий уши звон затих. Эпицентром явно была башня «ДайКорп».

- Сорок четвертый, вызывает дежурный, - ожила рация полицейского.

Тот, что сжимал мое запястье, резко меня отпустил – ну а куда я денусь в наручниках? - и ответил на вызов, отойдя от нас как можно дальше и поглядывая на напарника.

Я не знал точно, были ли они напарниками. Все мои познания о полицейских ограничивались сериалом «Гавайи пять-ноль».

- Дежурный, это сорок четвертый, - удалось расслышать мне.

Второй полицейский силой запихал меня на пассажирское сидение форда и захлопнул дверцу. Я сквозь грязное стекло (такое же грязное, как и моя жизнь) смотрел, как он подошел к напарнику и прислушался к разговору.

- Необходимо установить оцепление вокруг башни, - донеслось до меня искаженное помехами. - ... в радиусе двух кварталов... бросили все силы... никого не впускать и не выпускать... самим за... переходить...

Копы – пожалуй, буду называть их копами – переглянулись. Между ними состоялся короткий диалог. Я всматривался в их лица с любопытством, отчасти потому, что так я на время мог покинуть свое вонючее болото, а отчасти потому, что это как-то касалось моей работы – вероятно, моего последнего убежища, большого осколка той реальности, что теперь заменит мой рухнувший карточный домик.

Коп, который отвечал на вызов, забрался в машину и врубил сирену. Несколько раз сверкнули проблесковые маячки и, нарушая все правила движения, мы выкатили на дорогу с односторонним движением и все набирая скорость понеслись вперед, глядя как ловко сворачивают к обочине явно ошалевшие водители.

- Что случилось? – поинтересовался я, наклоняясь вперед. Скованные за спиной руки мешали двигаться.

Коп взглянул в зеркало заднего вида.

- Взрыв в «ДайКорп»?

- Заткнись! –рявкнул он, и отвел взгляд.