Капли стекла. 8 - Как падают стеклянные капли

- Папочка?! - Голос Джесс дрожал готовый в любую секунду сорваться на громкий плач. Из глаз уже катились крупные, сверкающие в свете разноцветных огней внешнего сервера, слезы. Губы дрожали, руки безостановочно мяли тунику. - Мы умрем, папочка?

Я подскочил и опустился на колени перед Джесс. Огни продолжали вспыхивать вокруг нас и гаснуть. Тьма все ближе подбиралась к нам, извиваясь и монотонно гудя на низких частотах.

- Джесс! - Я положил свои руки ей на плечи и заглянул в глаза. - Посмотри на меня, девочка моя. Я не могу обещать многого. Я не могу сказать, что мы снова все будем вместе. Не могу обещать, что все будет как раньше, будет по-прежнему. Но, доченька, я могу тебе обещать одно - сегодня ты не умрешь. Слышишь меня? Я сделаю все. Ты веришь мне?

Джесс смотрела на меня. На лице застыл страх. Крупные слезы капали на изображение Курта, оставляя мокрые следы.

- Джесс, ты веришь мне?

- Да, папочка.

- А теперь оглядись, девочка моя. Оглядись, и скажи, что ты видишь.

Черные тени подступали к нам все ближе. Я видел, как их длинные худые тела изгибаются и закручиваются дугами, вываливаясь из окон последнего этажа. Они мерцали, смещались в пространстве, словно не имели ни постоянной формы, ни постоянного местоположения. Словно они были бесплотными призраками.

- Парадокс, - тихо ответила Джесс. Мокрые дорожки слез медленно высыхали.

- Поясни.

Джесс огляделась. Вытерла глаза. Времени у нас не было. Совсем. Еще полминуты, может меньше, и нас накроет чернильная мгла. Но я не мог ее торопить. Иногда спешка - второй шаг в сторону бездны.

- Они приносят с собой свет, но они боятся света.

Я оглянулся. Из черных окон, пустынных подъездов, лишенных всякого света подворотен. Даже самые густые тени порождали новых тварей. Но все они сторонились света, заглушая, разрушая электронные приборы, которые реагировали на них как системы противопожарной безопасности на едкий дым. Они несли с собой свет, но именно света они сторонились.

Да, возможно.

- Джесс?

- Я не... - она снова протерла глазки, огляделась.

- Джесс!

Секунду она стояла с открытым ртом, словно только узнала, что получила оскара в номинации «Лучшая женская роль первого плана», а затем подскочила как ужаленная и выхватила свой телефон.

- Есть... есть идея, папочка.

- Я могу помочь?

- Нет... Я люблю тебя, папочка.

- И я люблю тебя, мороженка.

Лэптоп был бессилен ей помочь, и Джесс приходилось справляться посредством телефона. Но то, с какой скоростью летали ее пальчики по широкому экрану, говорило, что она отлично с этим справляется.

Я понял, что что-то начало происходить, когда к первому электрическому гулу, предвестнику теней, добавился второй, идущий от вышки ретранслятора.

- На вышке установлено множество прожекторов и сигнальных огней, для оповещения воздушных судов, - не отвлекаясь от работы, пояснила Джесс. - Нужно только перенаправить их и изменить алгоритм работы.

Первая черная тень возникла над краем крыши. Я не видел ее саму, увидел лишь, как черная дугообразная рука взлетела над крышей, а затем опустилась на компьютер Джесс. Удар. Искры. Маленький экран потух, на этот раз навсегда. В последней его вспышке я увидел как проломился пластик, прорвался метал и в корпусе возникло сразу четыре круглых отверстия. И только потом в этом месте возникла длинная рука мерцающей твари. Иногда она исчезала вновь, и я мог лицезреть пустующие дыры от ее когтей.

- Джесс!

- Готово, папочка.

Она включила разом все возможные источники освещения, и вышка вспыхнула как новогодняя елка, излучая холодный белый свет.

Это сработало. Я видел, что сработало, потому что тени метнулись назад, издавая высокочастотный визг, если его можно так назвать. Больше всего это напоминало очень высокий звук радиопомех. Словно кто-то включил в машине радио, не заметив, как сильно выкручен вправо регулятор громкости.

- Сработало, папочка, сработало!

Джесс кинулась мне на шею и от крепости ее объятий и долгого поцелуйчика в щеку мое сердце возликовало. Я даже забыл на секунду, где мы находимся, и какой опасности подвергаются наши жизни. Мир изменился вокруг меня. Он сузился до одной маленькой точки на замызганной крыше, где в свете десятков прожекторов в унисон билось два сердца. Перестало существовать здесь и сейчас, до и после, надо и не надо, хорошо и плохо, день и ночь. Перестали существовать возможности. Были только я и она. Она и я. Я любил свою мороженку, а она любила меня. И на секунду, на целую гребанную секунду, мне показалось, что мое стекло абсолютно целое, а мерзкий котяра Шредингера продолжает драть ковер в прихожей.

Главная проблема любой грезы, даже самой прекрасной - рано или поздно из нее придется выходить, а по ту сторону с распростертыми объятиями тебя встретит реальный мир. И не всегда эта встреча бывает приятной.

Я вернулся. Границы моего мира вновь расширились, включив в себя и дом на котором мы находились; и наше отчаянное положение; и здоровенного мужика, трахающего мою жену; и долгое, монотонное «ву-у-у», на раскаленном утренним солнцем асфальте; и осколки стекла, целый день хрустящие под моими ногами. Реальность нанесла свой удар. Всегда наносит. Вы его ни за что не пропустите, ведь он опрокинет вас на обе лопатки и с особой радостью и цинизмом сломает вам нос.

Стивен Кинг написал в «11.22.63», что «танец - это жизнь». Я думаю немного иначе. Я думаю: жизнь - это танец. Слова вроде те же, но смысл другой. Жизнь - это танец и все мы танцуем на осколках стекла.

- В чем дело, папочка? Ты внезапно вздрогнул.

От холодного блеска бездонных глаз моей дочери не было спасения.

- Джесс, ты знаешь, что ты самая смелая и самая умная девочка в мире?

- Теперь я это знаю, папочка.

Она улыбалась. Не смотря на весь этот хаос вокруг, она улыбалась.

- И я безгранично сильно люблю тебя.

Джесс снова кивнула и шмыгнула носом.

- И я не стал бы тебя просить, если бы был другой выбор.

Очередной кивок.

- Мороженка моя, осмотрись. Осмотрись, как только ты умеешь это делать. Подумай. Проведи анализ. Что выбивается из тесных рамок обыденности? Что мы можем использовать, чтобы выбраться из этой ловушки? Ты сможешь?

- Да, папочка. - Голос твердый, уверенный.

Я подхватил ее на руки и усадил себе на шею. Отсюда ей лучше будет видно окрестности.

Не знаю, никогда не мог назвать себя хорошим отцом. И сейчас делал все совсем не так, делал совсем не то. Я часто забываю, что Джесс всего одиннадцать, что она всего-навсего маленькая девочка, что должна прятаться за отцовским плечом, а не опираться на него, принимая один удар за другим.

Нет, я не был хорошим отцом. И Маринка думала так же. Она это сама говорила. Я помню, когда Джесс было всего четыре года, и мы гуляли в центре, я получил телефонный звонок. Звонили с работы. Мне сказали, что проект, над которым я работал целый год, завернули, отправили обратно на полную перепроектировку. Его завернула одна тварь, что пробилась выше исключительно за счет своей вагины. Я ее ненавидел. Она это знала.

Я швырнул телефон о тротуар и закричал: «****ская овца». В последний момент я успел заменить слово «манда» на «овца». Наткнулся на любопытный взгляд своей дочери. Она секунду смотрела на меня, а затем понеслась по улице, расставив руки как маленький самолетик, с криками: «****ская, ****ская, ****ская». Она останавливалась перед предметами или людьми и кричала: «****ская кафе, ****ская машина, ****ская телефон. Мама ****ская, папа ****ская. ****ская, ****ская, ****ская».

Я стоял и с трудом сдерживал рвущийся из меня смех. Никогда не видел более милой матершинницы с двумя светлыми косичками и в синеньком платьице. Я чувствовал свою вину, да. Но и радость. Какую-то глубинную, первобытную радость. Это моя малышка, это моя девочка. Марина стояла ко мне спиной, скрестив руки на груди, и смотрела на Джесс. Где-то в далека предупреждающе мяукал кот Шредингера.

Не первый и не последний мой прокол как отца.

- Что видишь, мороженка?

Джесс крепко держалась за мою голову и усердно кусала губы.

- Направо, папочка.

Я повернулся. Стоял не двигаясь. Даже не дыша.

- Опусти меня.

Я повиновался. Джесс встала на крышу и взглянула на меня. Вертикальная линия между бровей говорила о том, что моя девочка в сомнениях.

- Что ты видишь, Джесс?

- Смотри, папочка. - Рукой она обвела видимый нам город. - Что первое бросается тебе в глаза?

Город. Обычный город. Мой город. Он не спал даже ночью. Весь светился яркими огнями вывесок и уличного освещения. По дорогам иногда лениво позли, а иногда на огромной скорости неслись припозднившиеся автомобили. Редкий ветерок шелестел ранней листвой. Казалось, что город такой же, как и всегда, такой же, как и в любую другую ночь.

Я видел, о чем хотела сказать Джесс. Город лишь выглядел таким как всегда, потому как часть его была погружена во тьму, изредка нарушаемую секундными вспышками пробудившейся техники.

- На что это похоже?

Я огляделся.

- Похоже на окружность.

- И что она описывает?

- Башню ДайКорп?

- Старайся лучше, папочка.

И тут ответ пришел, как приходит всегда, когда разгадка столь очевидна.

- Нас. Она описывает нас.

Джесс кивнула.

- Все в радиусе пяти кварталов погружено во тьму, созданную этими тварями. Но дальше, пап, смотри. Что там дальше?

- Город живет обычной жизнью.

- Они даже не подозревают, что творится у нас.

Джесс была права. Она всегда была права. Она была моим маленьким гением.

- Ты думаешь, они могут перемещаться только в радиусе действия вышки?

- Да, папочка. Что бы там ни было - это ваши новые недоступные ранее частоты открывают им путь в наш мир.

- Думаешь, за пределами зоны покрытия вышки безопасно?

- Думаю да.

Я опустился на колени перед дочкой.

- Нам надо выбираться отсюда, мороженка.

- Почему бы не переждать здесь? Утром их не станет, а тут свет. Тут безопасно.

- Даже утром есть тени, доченька. А что касается света...

Мне не было нужды продолжать. Я все это время смотрел на лампы. Теперь на них смотрела и Джесс. Раньше она этого не замечала, свет заметно померк. Раньше мощности лучей прожектора хватало, чтобы освещать соседние здания. Теперь граница света с трудом удерживалась у самого края крыши, продолжая трусливо отступать назад.

- Они его словно пожирают, - всхлипнула Джесс.

- Потому нам надо уходить.

- Как? Как, папочка?

Держись, мороженка, прошу тебя.

- Фонарики. - Я поднял свой телефон с двумя светодиодами вспышки. - Это даст нам шанс.

Джесс взглянула на экран своего телефона.

- Пятнадцать процентов. Я его не заряжала со вчерашнего дня.

Я тоже. Во всей это суматохе, я совсем забыл зарядить телефон. На моем было чуть больше двадцати пяти процентов.

- У меня батарея почти полная, малышка моя. Нам хватит чтобы добраться...

- Добраться куда?

Я думал, куда мы можем направиться за пределы сигнала вышки и ответ у меня был только один. Я должен был оставить Джесс в безопасном месте, а затем отправиться в ближайший дочерний офис ДайКорп, чтобы по экстренному каналу передать известные мне данные. Вышку нужно отключить. Ее нужно уничтожить. Как и все те, что понатыканы по всему городу. Потому что эти твари умеют, как выключать технику, так и включать ее. А оставить Джесс я мог только в одном месте и только с одним человеком.

- Джесс, мне нужно позвонить.

Я смотрел на экран телефона и видел лишь надпись «нет сети».

- Это опасно, папочка. Мы можем проложить им дорожку на другую сторону.

- Не используй новый протокол, попробуй старый добрый GSM. Вот только сеть у меня не доступна.

- Сейчас.

Джесс опустилась на крышу и, скрестив ноги в позе лотоса, принялась что-то отбивать на экране телефона.

- Мобильная сеть еще здесь, - поясняла она между делом. - Ее просто глушат военные. Они оставили несколько закрытых частот для себя, но я могу выделить линию и нам, использовав их протоколы защиты.

- Ты умнее всех кого я знаю.

- Я просто компьютерный фрик, папочка.

- Ты мой самый любимый во всем этот мире компьютерный фрик. И самый умный.

Джесс робко улыбнулась.

- Кому будем звонить?

Я показал номер телефона. Джесс нервно закусила губу.

- Линия готова, папочка. Тебе стоит поторопиться, сигнал слабнет с каждой минутой.

Я выдохнул, унял нервную дрожь в конечностях и приложил трубку к уху. Длинные гудки внезапно оборвались и сменились короткими.

Ну как же? Еще бы все было как-то иначе. Всегда все мысли только о себе.

Я нажал кнопку повтора. Джесс умоляюще смотрела на меня, отступая все дальше к вышке, следуя за сжимающимся кругом света.

Ну же, ну же!

Короткие гудки! Чертова сука! Сука! Сука! Сука! Тварь!

Успокойся. Двое. Помни, всегда двое. Сука и Козел.

Длинные гудки оборвались. Коротких не последовало. В трубке повисла тишина. Длилась она не дольше десяти секунд.

- Что? - спросил усталый раздраженный голос, полный злобы и безразличия.

- Марин! Не вешай трубку! Выслушай меня...

- Наслушалась уже, Сережа. На всю жизнь вперед наслушалась.

- Марин...

- И кулаки твои я тоже услышала. Они были куда красноречивее.

Вспыхнули сразу несколько ламп. Осколки дождем обрушились нам на головы. Тени пронзительно завизжали, подступая все ближе.

- Марина, это очень важ...

- У тебя все очень важно, Сережа. Работа важная, совещание важное, проект очень важный. А вот и важная командировка. И что же это? Концерт важный. Игра важная. Важный матч, важное письмо, важное важное. С меня хватит, Сережа, я не стану тебя слушать. Я вешаю трубку.

- Не смей!!! - Я заорал так, что Джесс от страха сжала уши, а тени подхватили мой крик. - Не смей, чертова сука! И заткнись! Ради всего святого, заткнись. Помолчи хоть одну минуту в своей жизни. Не все вращается вокруг тебя, на этот раз дело в Джесс.

Кажется, мой крик заставил ее слушать. Впервые в жизни заставил ее слушать. Если бы я только знал. Если бы мне сказали раньше. Чего еще ей хотелось? Чтобы я был более грубым? Более неотесанным? Может жестким в постели? Придушить, ударить, заломить? Если ей все это было нужно, так чего же она молчала все эти годы?

- Джесс? - голос спокойный. Ни злобы, ни безразличия. Немного встревоженный.

- Мы слегка влипли, Марин.

Джесс убрала руки от ушей и коротко кивнула.

- Что случилось? Где...

- Молчи!

Тишина в трубке, только тихое сопение. Она всегда начинала сопеть, когда все шло не по ее плану.

- Где ты сейчас? Где остановилась?

- У сестры.

- Она дома? Ее муж дома?

- Да, они спят.

- Мы будем у вас самое большое через полчаса. Спуститесь вниз. Встретьте Джесс. Я приведу ее к вам.

- Сережа, что случилось? - чуть паники в голосе.

- Не по телефону. Ты сможешь это сделать?

- Она и моя дочь тоже, хоть и смотрит она только на тебя. - Тихий всхлип. - Вот и жить ушла к...

- Полчаса, Марин. Ясно?

- Полчаса. Мне нужно куда-то позвонить? Вызвать полицию?

Иногда она была у меня круглой дурой, но вот в такие, в критические моменты могла задавать вопросы только по существу, не распыляясь на вечное «во что ты втянул мою дочь?».

- Думаю, лишним не будет. Пусть патруль ждет возле вашего дома. И позвони Дятлову. Скажи, что надо валить вышки. Думаю, он поймет.

- Вышки. Поняла. Что-то еще?

- Нет...

Я секунду подумал.

- Марин... спасибо.

Она не ответила. Но и связь не оборвала. Я еще несколько долгих мгновений слушал ее сопение в трубке, а затем нажал на клавишу отбоя.

- Папочка?

Я взглянул на Джесс. В ее голубых глазках теплилась надежда. Ах, моя непорочная душа.

- Готова, родная?

Джесс уверенно кивнула и взяла меня за руку.








- Что ты хочешь сделать, милая?

Мы сидели в темноте лестничного пролета соседнего дома. Наши взгляды были прикованы к умирающему свету роковой вышки. Тени не видели, как мы проскользнули на соседнюю крышу, не видели, как спустились на пожарную лестницу. Все их внимание приковывал затухающий свет последних прожекторов. Он словно гипнотизировал их, манил к себе и обжигал как пламя костра. Они собрались в кружок вдоль световой линии и стояли неподвижно, лишь синхронно мерцая в ночи.

- Я перегружу сервер.

Джесс что-то нажимала на экране телефона. Фонарики мы пока не включали. Не хотели раньше времени привлекать их внимание. Да, они боятся света, но они и стягиваются к свету, желая выпить его, выпить до капли.

- Это даст нам какое-то время. Вспышка будет очень яркой, их раскидает. Но потом свет умрет окончательно, и останемся только мы.

Джесс испуганно на меня посмотрела.

- Все хорошо, мороженка, я с тобой. Никому не дам прикоснуться к тебе.

Я накрыл руку Джесс своей. Она слабо улыбнулась. Лицо все еще оставалось бледным.

- Три, два. - Глаза Джесс округлились от страха, руки задрожали. - Сейчас!

Сервер вспыхнул как яркий фейерверк на новый год. Световая линия раздалась на многие десятки метров, жадно поедая темноту вокруг. Тени с визгом кинулись в разные стороны, стремясь укрыться в черных углах.

- Бежим!

Схватив Джесс за потную ладошку, я потащил ее вниз по лестнице. Страх полностью сковал ее тело, и моя девочка практически не могла сама двигаться. Мне приходилось чуть ли не силой тащить ее за собой.

Восьмой этаж. Седьмой. Шестой. Пятый. Секунда чтобы набрать полную грудь воздуха и смахнуть капли пота со лба. Дальше вниз. Как можно скорее. Четвертый этаж. Третий. Второй.

- Папочка!

Тьма навалилась внезапно. Свет словно высосали из этого мира. Если он когда-то и жил, то сейчас корчился маленьким сжатым бесформенным комком, где-то на дальней границе реальности. Чернота поглотила нас. Обступила со всех сторон. Забралась нам под одежду. Пустила маленькие щупальца глубже, намного глубже, туда, где бешено бьются горячие сердца.

- Ничего, мороженка, ничего. - Я крепче сжал руку дочери и нервно ее погладил. - Идем.

Двигаться по черному городу было чертовски трудно. Я помнил его практически наизусть. Все улочки, все подворотни. Это мой город. Всегда был моим. Но в темноте город преображается, становится другим. Неприветливым, недружелюбным. Его улочки сужаются до размера раскаленных нервов, а пустые глазницы домов впиваются в тебя своими мертвыми взглядами. Земля начинает дрожать у тебя под ногами, норовя уронить на режущий асфальт, а небеса опускаются ниже, закрывая вас в коробке с вашими страхами.

Мы бежали по самому центру дороги. Не видели другого выхода. Только так мы могли не налететь на припаркованные у обочин автомобили. Ноги Джесс все время заплетались, и девочка тихо всхлипывала у меня за спиной. Но я не мог остановиться. Не мог прижать ее к себе, успокоить. Нам необходимо было двигаться вперед, Только вперед. Только двигаться.

- Папочка, мне страшно.

- Мне тоже страшно, милая моя.

В темноте удары наших ботинок об асфальт казались громоподобными. Улицы с радостью принимали эти звуки, впитывали их в себя, смаковали, передавали дальше. Казалось, это было делом времени, когда тени обнаружат нас, нападут на наш след.

- Где же мы, черт возьми. - В темноте все дома кажутся одинаковыми. Одинаковыми серыми коробками, лишенными всякого содержимого.

Яркий свет фонарика моего телефона выхватил из темноты табличку с номером дома и названием улицы.

- Папочка!

- Не бойся, милая. - Я выключил фонарик.

Мы двигались правильно. Если немного прибавим, то скоро будем на месте. А там нас будет ждать Марина. Там будет безопасно.

Первые пятнадцать или двадцать минут бега я помню прекрасно. Силы еще были, дыхание не сбивалось. Дальнейший отрезок пути как в тумане. К чернильной темноте вокруг присоединились и черные цветы, что расцветали у меня перед глазами. В боку сильно кололо. Дыхание вырывалось с хрипами.

- Пап!

- Не останавливайся... Джесс... надо...

- Папочка, стой!

Она уперлась пяточками в асфальт и затормозила, заставив меня сбавить ход и в конечном итоге остановиться.

- Что? В чем дело?

И очень вовремя. Даже в такой непроглядной темноте я увидел, как длинная тень вытянулась от припаркованного у магазина автомобиля. Она словно поток черной воды пересекала улицу. Несколько раз невпопад сработала сигнализация машины. Мигнули разом все поворотники. А затем два мощных луча ксеноновых фар дальним светом резанули по нашим фигурам.

Черная тень изогнулась чудовищной дугой, обходя жалящий свет. Ее передняя часть скрылась под днищем автомобиля с противоположной стороны дороги. Старенькая пятерка мигнула поворотниками, пискнула клаксоном и затихла.

Улица вновь погрузилась во тьму, лишь тусклый оранжевый глаз пятерки по левому борту изредка вспыхивал, словно в предсмертных конвульсиях. Его приглушенные щелчки сейчас выстрелами отзывались в наших головах.

- Они там, папочка, я знаю. Они там. Они всюду.

Джесс плакала. Голос дрожал.

- Фонарики, дочка, давай.

Два мощных конуса света вспыхнули перед нами. Света было в достатке, стоит возблагодарить за это вечную гонку производителей телефонов. Множество светодиодных лампочек освещали перед нами дорогу на расстоянии не менее пяти метров.

В первые секунды, как только свет телефонов пронзил тьму, вероятно с десяток черных тварей метнулись в разные стороны. Я слышал их визг, тихий шепот радиопомех. Видел, как качнулся автомобиль, скрывший под собой разом двух тварей.

- Идем, Джесс. Скорее. Еще минут десять, и мы покинем зону. Стоит благодарить Павлова, что вышка работает лишь на десять процентов своей мощности. - Я храбрился, болтал всякую чушь, но внутри меня все холодело, при взгляде на стены домов по которым скользили удлиненные тени. Трудно было понять, какие из них создавали наши фонарики, а какие жили своей жизнью.

- Доктор Павлов умер, папочка. Там, в лаборатории.

Я и забыл об этом. Я многое забывал в своей жизни. Если бы не моя забывчивость, то может, нас сейчас здесь и не было бы. А может быть, мы и лежали бы сейчас в своих кроватях, холодные и с остекленевшим взглядом.

Хотя кто знает? Эти тени не оставляют трупов.

Мы пробежали, наверное, половину оставшегося пути, когда свет фонарика Джесс пропал. Он просто исчез и сердце мое на секунду остановилось. Меня бросило в холодный пот и ноги сами по себе подкосились. Паника захлестнула меня с такой силой, что я потерял возможность мыслить рационально.

Я уже открыл рот, чтобы прокричать имя своей дочери, но вовремя ощутил ее холодную скользкую ладошку. Она никуда не делась. Просто тьма скрыла ее от меня.

- Папочка! Папочка!

- Джесс, малышка, хватайся!

Я подхватил ее на руки, и трясущееся тело моей дочки прижалось к моей груди. Весила она не больше котенка, но сейчас хватило бы и котенка, чтобы сбить меня с ног.

Тени праздновали победу. Сновали вокруг нас как акулы почуявшие кровь. Они ликовали. Один фонарик умер и они знали, что скоро умрет второй. Заряда бы мне хватило и на обратный путь, но твари пожирали свет, заставляя батарейку садиться быстрее.

Вперед. Не оглядываться. Не падать. Только вперед.

Ноги подкашивались. Меня швыряло то влево, то вправо. Голова кружилась так, что я попросту не видел мира перед собой, не различал дороги. Сердце стучало где-то в районе горла. Что-то, что видимо еще утром попало в мой желудок, пыталось спешно его покинуть.

Не знаю, сколько я еще смогу так продержаться.

- Папочка, я не хочу умирать.

- Ты не... - тяжелый хрип. - Ты не... умрешь... Джесс...

- Страшно, папочка, мне страшно.

Она не просто плакала, она рыдала. У моей девочки была истерика. Впервые в ее жизни.

- Кто... Джесс, доченька... - Громкий кашель. Кажется, я что-то выкашлял. - Кто лучший... гитарист?

Она еще рыдала. Глаза были крепко зажмурены, чтобы не дать слезам скатываться мне на рубашку. Но голова ее уже работала. Анализировала.

- Джимми Пейдж?

Я споткнулся, меня закрутило, швырнуло на машину. Я ударился боком, но дочку удержал. Побежал дальше. Острое полоснуло меня по спине, прорвало рубашку. Резануло болью. По позвоночнику побежало нечто теплое.

Я сдержал крик. Не мог кричать.

- Это... вопрос?

Джесс открыла глаза и посмотрела на меня.

- Джек Уайт? Слэшь? Джонни Гринвуд? Джими Хендрикс?

- Ты знаешь... ответ...

Руки все сильнее тянуло вниз. Груз моей, самой драгоценной в этом мире ноши, становился мне непосилен. Я знал, что скоро руки откажут. Пальцы выпустят дочку. Это разрывало меня изнутри.

Еще живущий свет моего фонарика разрезал тьму перед нами. Я видел как тени бросаются в стороны, словно мы огромный ледокол, который несется вперед ломая толстые льдины. Далеко ли мы успеем уплыть?

- Нет лучших. Лучших не существует. Они все совершенны и каждый по отдельности.

- Верно... Джесс...

Руки потянуло вниз. Я уже не дышал. Хрипел как раненный зверь. Ничего перед собой не видел. Мир заволокла кровавая пелена.

Последним рывком я подкинул дочку выше, к самому подбородку. Обхватил сильнее. Я знал - второй раз мне такой трюк не провернуть.

Тени возникли по обе стороны от нас. Фонарик едва светил.

- Схватить... сожрать...

- Забрать... утащить...

- Сжать... раздавить...

- Мое... мое... мое... мое...

Словно далекие радиопомехи. Как голоса-призраки, что пробиваются среди них, когда ты пытаешься поймать нужную волну.

Полоснуло по ноге. Завопило. Удалилось. Я застонал. Не мог сдержаться.

- Па-а-апочка!!!

- Джесс... ты мне... ты мне обещала...

Я больше не властвовал над своим телом. Оно бежало само, а я парил где-то рядом. Невдалеке и на другой планете. Ничего не чувствовал. Ничего не видел.

- Что, па-а-апочка?

- Спеть... помнишь? Бонни Пинк?

- Папочка...

- Прошу-у-у... - последнее слово вырвалось с чудовищным хрипом. Что-то булькнуло внутри. Во рту стоял отвратительный привкус меди.

Джесс тихо запела. Очень тихо. Очень грустно. Японский давался ей как родной язык. Она сделала то, чего так и не смог добиться я.

Передо мной расстилалась серая мутная хмарь - предвестник рассвета. Телефон потерял связь с вышкой. Мы были совсем рядом со спасительной чертой. Где-то там, за поворотом, ждет Марина. Она стоит в одном из своих красивых платьев и кусает ногти от волнения. Может быть, ходит кругами. Сестра с мужем стоят рядом. Обнимаются. Пытаются успокоить.

Я улыбнулся. Память о прошлом.

Ногу пронзило чем-то острым, и я понял - следующий шаг мне не сделать.

Сил больше не осталось, но всегда есть резерв. Последний резерв. Я откупорил его. Вырвал крышку. Выпил. До дна. Исчерпал его полностью.

- Мое... мое... мое...

Я бросил Джесс. Бросил словно маленькое ядро. Только бы долетела. Только бы хватило сил.

Я видел, как она в позе эмбриона пересекла проезжую часть, как опустилась на закрытый брезентом кузов пикапа.

Только бы там не было ничего острого, ничего опасного.

Джесс спружинила. Прокатилась до самой кабины и замерла там. Ее голова поднялась, осмотрелась. На лице застыл ужас.

Я знал - им до нее не добраться. Не могу понять, откуда я знал. Просто чувствовал это. Мы были на границе. Мне не хватило пары шагов.

Меня швырнуло на асфальт. Он был скользким и мокрым. Шел холодный дождь. Боже, я этого даже не видел. Меня вскинуло в воздух на высоту нескольких метров. Застыло. Мир перевернулся. Еще раз. Швырнуло влево, в стену многоэтажки.

Удар. Страшная боль. Мир под углом.

- Забрать... затащить... сломать... сожрать... мое... мое... мое...

Я торчал из стены дома так, словно утонул в нем по пояс. Джесс смотрела только на меня. Рот открыт до предела. По лицу кататься огромные слезы. Я не слышу, кричит ли она. Возможно, кричит.

Еще одна жизнь разбита, и осколки опадают на землю.

Этой ночью разбилось много жизней по всему городу. Я слышу, как бьется стекло. Я отчетливо это слышу - звон падающего стекла. Осколки падают мне под ноги. Сегодня они падают с небес. Этой ночью шел дождь и его капли были стеклянными.

Рывок вверх. Я выдохнул кровью. За мной тянулась толстая блестящая линия красного цвета. Она поднималась к окнам третьего этажа.

Еще раз, прошу. Еще раз увидеть мою доченьку. Я отыскал ее непослушными глазами. Смог разглядеть сквозь туман. Она была в безопасности. Смотрела на меня. Глазки-льдинки закатились за верхнее веко. Так будет лучше. Не хочу, чтобы она видела.

Тихий шепот. Вспышка. Поток сознания.

Джесс, доченька моя милая, как же сильно я тебя...






27 апреля 2017, Красноярск.



Хочу выразить благодарность творческому конкурсу «Взломанное будущее». Именно благодаря моему желанию принять в нем участие, роман получился таким, к добру или нет.

Так же отдельно хочется поблагодарить незаслуженно забытый фильм «Пульс», режиссера Джима Сонзеро, который так сильно пугал меня в студенческие годы.

И самое огромное спасибо тебе. Да-да, тебе - лицу по ту сторону экрана.