Ч. 4 Клад, найденный мною в Севастополе

Предыдущая страница  http://www.proza.ru/2017/05/24/1017

В 1944 году в городе осталось только семь полуразрушенных больших зданий и 180 маленьких домиков. Уже потом, став взрослым человеком, изучив историю первой обороны Севастополя, я мог сравнить темпы восстановления города. После первой крымской войны город ещё десятилетия стоял разрушенным.

Рассчитывать лишь на возвращавшиеся из эвакуации семьи было несерьёзно. Во время войны запрещалось самовольно перемещаться из одного населённого пункта в другой, требовалось получить вызов или разрешение. Рассказывая свою необычную историю, пишу только о том, что видел сам.

Неизвестно, сколько времени было суждено находиться Севастополю в развалинах, не будь Ялтинской конференции. О том, что в городе побывали Рузвельт и Черчилль, мы не знали, всё держалось в тайне. А вот, что в городе побывал Сталин, слухи ходили упорные. Особенно, когда в центре появился огромный плакат, на котором Сталин рукой показывал на город из белоснежных зданий.

Видимо, художник рисовал плакат, глядя на генеральный план, потому что строили так, как было там нарисовано. Много лет спустя я узнал, что Рузвельт и Черчилль, увидев разрушенный Севастополь, были так потрясены, что предложили помощь в возрождении города, сказав, что понадобятся годы в восстановлении города, и напомнили о первой обороне города в 1854 – 1855 годах.

Наверно, это задело Сталина, тем более что и в Крымскую, и во вторую мировую войну, Севастополь был взят неприятелем. От помощи он отказался и решил утереть нос союзникам, дав указание восстановить город в кратчайшие сроки. Возможно, вождь опасался, что помощники из США и Англии станут распространять сведения о жизни за рубежом и западную идеологию.

И без того у многих наших солдат и офицеров появились вопросы, когда они стали сравнивать жизнь простых людей в освобождённых от фашистов странах с собственной жизнью. В стране люди голодали, на освобождённых территориях жили в ужасающих условиях, а в Севастополь бросили огромные по тем временам силы и средства.

Перемены в городе происходили с невероятной быстротой. Во-первых, пригнали много военнопленных. Один из их лагерей располагался в том месте, где потом был построен особняк для командующего флотом. Остался даже забор, которым была обнесена территория лагеря, его только привели в порядок и покрасили в зелёный цвет.

Командование не боялось, что немцы разбегутся, поэтому охрана была слабая. Сначала они разбирали завалы и восстанавливали здания, которые можно было восстановить. Работали пленные крайне медленно, но со свойственной немцам тщательностью и педантичностью.

Между делом успевали мастерить забавные фигурки из дерева, птиц, животных, а из инкерманского камня изготавливали памятник затопленным кораблям. Эти произведения искусства они, когда конвоир не видел, либо продавали, либо меняли на помидоры и яблоки.

Никакой механизации работ не было, всё делалось вручную. Если немцев охраняли, спустя рукава, то за строившими уличные мостовые заключёнными, наблюдали бдительно. В развалины их не пускали, чтобы не сбежали.
 
До войны в Севастополе ходил трамвай, и были булыжные мостовые, которые заменили асфальтом. Темпы работ военнопленных и заключённых не устраивали, поэтому в город направили несколько батальонов военных строителей.

Стройбатовцы, которых я видел, все были из кавказцев, почти никто не говорил по-русски. Народ горячий. Однажды, когда шёл в школу, стал свидетелем ссоры двух таких строителей. Они что-то гортанно орали друг на друга, а потом один взял топор и запустил им в оппонента. Тот каким-то чудом увернулся. Досматривать я не стал, поспешил в школу.

Наконец, в город привезли десятки тысяч молодых парней, которых все называли ремесленниками. Этих парней переодели в одинаковую тёмно-синюю хлопчатобумажную форму. Они жили в общежитиях под строгим контролем, фактически, на военном положении. Их и солдат-строителей учили строительным специальностям в процессе строительных работ.
 
 Возможно, некоторые читатели сердятся на меня за то, что я молчу о саквояже, но мне тогда было не до него, каждый день приносил большие изменения.

 Мой друг, Юра Сергеев, жил в деревянном тонкостенном бараке, покрашенном в зелёный цвет. Барак находился на улице в Одесском овраге. У его родителей были там две маленькие комнатки, чистые и уютные. С Юрой я подружился на почве общей любви к чтению.
 
Его родители были очень интеллигентными людьми и, несмотря на скудность средств, старались дать ему как можно больше. Вспоминая, думаю, что он был для них, как свет в окошке. Юра трагически погиб на целине, куда поехал в стройотряде после первого курса 1-го ленинградского мединститута им. Павлова. Похоронили его в Севастополе. Он был прекрасным человеком.

Меня потянуло на ностальгические воспоминания, ничего не поделаешь, наступает пора, когда тени прошлого оживают в воображении. Те, кто ждут от меня рассказа о том, что находилось в кладе, должны немного потерпеть. Даю торжественно-клятвенное обещание завершить повествование о кладе 1955 годом, хотя окончательно определил его судьбу в 2004 году.

Восстановление Севастополя, которое я оцениваю с позиции сегодняшнего дня, было беспрецедентным по сложности и скорости. Талантливые и умные люди составили проект, а затем такие же незаурядные гражданские и военные руководители претворили его в жизнь.
 
Широко использовался принудительный труд военнопленных, солдат строительных батальонов и «ремесленников». Всё  это вместе потом назовут трудовым подвигом севастопольцев.

После войны было много бед, но больше всего досаждали крысы, расплодившиеся в неимоверном числе, и москиты, облюбовавшие развалины домов. Когда шёл в школу, мне нужно было подниматься по лестнице с улицы Ленина к театру Луначарского.
 
Поэтому заранее подбирал камни, чтобы распугивать крыс, которые нежились на солнце. Однажды увидел здоровенную крысу посередине ступеньки. Швырнул в неё камнем, она и не пошевелилась, мне показалось, что она бросится на меня. Пришлось сделать крюк, обойти лестницу.

Мама боялась выносить мусор во двор, где был мусорный ящик. Это делал я. Как только высыпаешь мусор из ведра, в ящике начиналась возня, крысы исследовали, что там было для них съестного.

Военным и жителям выдавали марлевые пологи, чтобы подвешивать над кроватью, и специальные свечи для предварительного окуривания. Но москиты были борцами, проникали под полог, укусы их были очень болезненными. Но главное – вспыхнули эпидемии, которые разносили крысы и москиты.

Как уничтожали крыс, я не помню, а что касается москитов, помню хорошо. Бригады, одетые в резиновые комбинезоны с защитными масками, из баллонов с пульверизаторами залили все развалины ДДТ. Тогда ещё не знали, что это средство крайне опасно для людей. Москиты пропали, крыс тоже стало меньше.

Для комсостава на улице Ленина восстановили дом, который в городе сразу окрестили «генеральским». На подкрепительной стене этого дома имеется памятная доска, что там находился дом, в котором жил писатель Станюкович. Писатель, кстати, сам окончил Морской кадетский корпус, а его отец был полным адмиралом, командиром Севастопольского порта.

Комендант города, знаменитый полковник Старушкин (ударение на первом слоге), жил в особняке в глубине квартала за этим домом. Его дочь, Майя, была симпатичная и хорошая девочка.

 Другой комсостав тоже жил в особняках по улице Суворова, а командующий – напротив Владимирского собора. Пленных немцев оттуда куда-то перевели. Неудивительно, что в школе я учился с ребятами, фамилии которых находятся на обложках военных мемуарных книг, либо в их текстах.

Продолжение http://www.proza.ru/2017/05/26/1453