О любви
Лицом, фигурой. С головой дружил крепко. Характер имел легкий. Нрав веселый.
Искрометные шутки его моментально разбирались на цитаты и частенько уходили в народ, народными тут же и становясь.
И жизнь Пашка любил.
Проживая ее бегом, словно опасаясь не успеть попробовать всего, что щедро предлагала она, чем заманивала.
Вот и вниманием девичьим с младых ногтей не был Пашка обделен.
Ну, а когда подрос, то и вовсе не имел отбоя от представительниц совсем не слабого «слабого пола», открывших в нем еще одно, скрытое до поры, достоинство. Над которым в далеком Пашкином детстве подтрунивали не без восхищения мужики в бане, куда водил его по субботам отец.
Внимание женское приятно было Павлу.
Легкость, с которой добивался он сладких побед своих, быстро разбаловала его, а восхищение, которое не скрывали побежденные, только гнало его дальше. К новым горизонтам и новым ощущениям.
Дамы, как ни странно, и сами активно помогали ему, восторженно делясь с подругами и знакомыми своими впечатлениями от Пашкиного мастерства.
А что может быть сильнее женского любопытства?
Ну, конечно же, только его полное удовлетворение!
По молодости пытался Павел даже подсчитывать осчастливленных им, но в какой-то момент со счету сбился и глупое это занятие бросил.
А узнав однажды из умного журнала о количестве молодых особ противоположного пола, населяющих планету Земля, даже рассмеялся облегченно и весело. И констатировал философски:
- Не успею всех.
Про любовь Пашка не врал никому, стихов не посвящал, цветов не дарил.
А чтобы успевать везде, бывало, что и подгонял постоянных подружек своих понравившимися ему словами из одного народного фильма:
- Сама, сама, сама.
Это только с новенькими бывал Павел галантен по-первоначалу. И не торопил никуда.
В силу эгоизма природного и о сексе безопасном Пашка не думал никогда.
Даже гордился этим. И частенько перед мужиками хвастал.
В просьбе очередной дамы поберечь ее от возможной беременности, никогда не отказывал, а закончив дело и не выполнив обещанного, извинялся полушутливо - полувиновато:
- Извини, задумался.
Как ни странно, это всегда прощалось ему. И очередные пассии легко смирялись с сомнительной задумчивостью его и возвращались вновь и вновь, пока не надоедали окончательно.
Здесь стоит остановиться и пояснить читателю, что все это во второй Пашкиной жизни происходило.
В невзаправдашней - веселой, легкой, беззаботной, с мимолетными похождениями и обильными возлияниями.
Ну, а первая, как у всех была.
С любимой женой, детьми, работой.
И Пашке она тоже нравилась. Совсем не меньше той - второй.
Вот так и жил он. Обе жизни свои легко разом проживая.
Везде успевая.
Всегда возвращаясь в дом свой примерным семьянином и заботливым отцом.
Ведь, хоть и трудно в это поверить, но был Павел человеком семейным.
Рано женившимся. По любви великой.
Он и сам удивлен был несказанно, когда в свои двадцать неожиданно быстро сдался понравившейся ему маленькой, худенькой девчушке. Которая тактично, но твердо указала, при случае, подступавшему к ней Пашке самый короткий путь к своему сердцу. И всему остальному, что попутно к нему прилагалось.
Этот нестандартный и неожиданный для него путь лежал через местный Отдел записи гражданского состояния.
И печатью в паспорте.
Предложение удивило тогда своей новизной. Но после совсем небольших раздумий принято было благосклонно.
Жену Павел боготворил и, как было понятно из его рассказов, никогда не позволял с ней в постели лишних вольностей, допускаемых с другими.
От работы Пашка не бегал, не боялся ее, с удовольствием брался за любую, если пахла она деньгами.
Вследствие чего содержал семью в достатке и дом свой, оберегаемый словно чаша хрустальная, сумел со временем заполнить добрищем разнообразным.
Ему нравилось, как неработающая жена его – женщина властная и бескомпромиссная, жестко и уверенно вела их семейный корабль в светлое будущее.
И Пашка – большой, красивый, сильный, удачливый и добычливый человек, радовался этому.
Жену свою он открыто побаивался и даже не скрывал особо, что является классическим подкаблучником.
Потому на рожон не лез, со временем к этому привыкнув, с этим смирившись и перестав этого стесняться.
Все это вовсе не мешало ему, впрочем, настойчиво продолжать искать смысл жизни, заглядывая на стороне под чужие юбки и ловко стаскивая с красивых молоденьких ножек стильные колготки.
Друзьям он со смехом объяснял, что таким образом мстит всему женскому полу, добавляя, что в кульминационный момент этой самой мести никогда не забывает шепнуть про себя:
- Это тебе за нас – мужиков!
Было смешно.
Но еще смешнее было наблюдать, как придумывал он потом объяснения для своей преданной, любящей и, как казалось, ничего не подозревающей о его второй жизни жены, о причинах своего позднего возвращения или, что тоже случалось нередко, и вовсе о полном ночном отсутствии на супружеском ложе.
Отмазки эти всегда были одна нелепей другой.
Сложными были они, многоходовыми, с вовлечением в эту игру множества близких людей и знакомых.
Но на удивление всегда наивно женой принимаемых.
Умер Павел рано, неожиданно для всех, не дожив до пятидесяти.
Поздней осенью, месяца через три после похорон, общие друзья случайно увидели в местном парке его жену.
Светящуюся от счастья.
В обнимку с незнакомым мужчиной.
Они стояли в глубине аллеи, прижавшись к дереву.
И целовались.
Не замечая редких в эту пору прохожих.
Свидетельство о публикации №217052501851