Мишкино детство. Глава 15. От каникул до каникул

                Глава  15  От каникул до каникул.
          Отец Витьки Рубцова  работал  машинистом паровоза,  а сам Витька жил совсем недалеко  от вагонного депо, поэтому он  всегда был в курсе того,  что происходит на железной дороге. Как-то раз  в начале сентября, возвращаюсь из школы, он  поведал Мишке, что слышал  от отца, будто осенью, в крытых вагонах везут фрукты: яблоки, груши, виноград, арбузы и дыни. Рассказывая это,  Витька мечтательно говорил: «Вот бы в таком вагончике прокатиться, а  Миш!  Может, попробуем»? «А как мы  в него попадём? Там, наверняка, замки  на вагонах», - отвечал   Мишка, хотя  в душе был совсем непротив прокатится. «Отец говорил, что нет   замков -   проволокой закручены двери, и пломбы висят. Забраться пара пустяков –  пломбы сорвём, проволоку раскрутим, а двери  на колёсиках – сдвинуть легко. Пока  погода тёплая стоит, давай, Миш, попытаем счастья»!  - уговаривал Витька, и Мишка согласился.
         По заранее разработанному плану они решили ехать в этот раз на «рабочем» поезде  не до  Купянска, а выйти  на небольшой станции  Двуречное.  Там дождаться товарного состава, в  котором будет вагон с фруктами - забраться в него  и отправиться в обратный путь. Витька слышал от отца, что узнать такой вагон,  очень легко –  металлические люки под самой крышей  будут  забиты редким частоколом из тонких досок, чтобы дышали фрукты, и вовнутрь не залетали птицы.
          На следующий день, как обычно, мальчишки, спрятав сумки с учебниками  на кладбище, отправились на вокзал.  По отработанной схеме, проникнув за три  минуты до его отправления, через незапертую дверь, в вагон «рабочего» поезда, пацаны  уселись на жёсткие деревянные сиденья, и стали смотреть в окно.  Через полтора часа они без приключений доехали  до станции Двуречное, и сошли с поезда. Вокзал на станции был  крохотный, и чтобы никому не мозолить глаза, мальчишки  расположились за железнодорожными путями,  на зелёной травке. Не успели они толком осмотреться, как со стороны Купянска  на станцию прибыл товарный поезд. Бегло пробежав по нему взглядом, и не обнаружив  вагонов с фруктами,  мальчишки, улеглись на травку, и пригревшись на солнышке, задремали.
          Разбудил пацанов паровозный гудок, встрепенувшись, и спросонья не совсем понимаю, где  находятся, они увидели, что на станцию, извиваясь на стрелках, как змея, заползает  товарный поезд. Огромный чёрный  паровоз, с красной звездой на торцевой стороне котла, тащил за собой длинную вереницу вагонов. Боясь пропустить вагон с фруктами, мальчишки напряжённо всматривались в проезжающий состав. «Вон видишь,  люк заделан дощечками»! –  сказал Витька,  показывая рукой на крытый вагон красно-коричневого цвета.  Заскрипели тормозные колодки, залязгали вагонные сцепки и поезд остановился. Не теряя ни минуты, пацаны помчались к нужному вагону. Подбежав к нему, они увидели, что замка действительно нет.  Щеколда, закрывающая  дверь, была закручена  стальной проволокой, и на ней висела свинцовая пломба, но дотянуться до  неё с земли, мальчишкам не хватало роста.  «Подсади  меня», -  сказал Витька, и подпрыгнув, уцепился за щеколду. Мишка обхватил его за ноги, и поднатужившись приподнял. Быстро раскрутив проволоку, Витька, сорвал пломбу, и открыв щеколду спрыгнул на землю. Оглядевшись по сторонам и никого, не увидев, мальчишки налегли на дверь и откатили её в сторону. Забравшись в вагон, они, закрыли дверь, оставив лишь маленькую щёлку.
          В вагоне  было душно, и стоял  густой  запах гнили. Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и оглядевшись, мальчишки увидели,  что вагон, на высоту человеческого роста, был заполнен ящиками с виноградом.  Дождавшись, когда состав тронется, они, поставили ящик, поближе к двери, и приступили к дегустации.  Где-то далеко, словно в другом мире,   были  дом и школа, речка и лес, а здесь в полутёмном вагоне два ученика седьмого класса, под перестук колёс, хриплые гудки паровоза и шум ветра, в полутьме, с наслаждением за обе щеки уплетали лакомство, под названием виноград. Мальчишки  выбирали большие плотные грозди с крупными ягодами, и растягивая удовольствие  по одной  отправляли в рот. Такое лакомство они кушали  первый раз  в своей  жизни, и оно  им очень нравилось!
          Доедая уже второй ящик сладких ягод,  пацаны услышали, доносящиеся снаружи,  переговоры диспетчера по громкоговорящей связи, и догадались,  что поезд прибывает на сортировочную станцию.  Когда состав  остановился, мальчишки открыли дверь шире,  и  Витька, высунувшись  наружу, посмотрел в обе стороны вдоль состава. Не заметив ничего подозрительного пацаны спрыгнули на землю, и задвинув  дверь  вагона, пошли вдоль поезда.
         Не успели они пройти и десяти метров, как  услышали позади, чьи-то  тяжёлые шаги.  Оглянувшись назад, пацаны заметили идущего за ними   стрелка военизированной железнодорожной охраны в форме, и с наганом  в кобуре.  Стрелок был уже  немолод,  большой живот, перетянутый солдатским ремнём, при каждом его шаге колыхался словно студень, увидев, что его обнаружили, он схватился за наган, и задыхаясь от быстрой ходьбы закричал: «Стой! Стрелять буду»!  Услышав такое, мальчишки, бросились бежать. Поднырнув под вагон рядом стоящего состава,  они, промчавшись вдоль него  десяток метров, оглянулись назад, и увидев,  что стрелок тоже   пытается пролезть под вагоном,   поднырнули под следующий рядом стоящий поезд.  Позади их  были слышны крики, видимо к погони  присоединился ещё кто-то, стараясь убежать от преследователей,  пацаны сбившись со счёта  подныривали под вагоны. Наконец,  перебравшись  через тормозную площадку последнего состава, они скрылись   между деревьями, в защитной лесополосе.  Через несколько    минут,  тяжело дыша,  к лесополосе, выбежали три стрелка железнодорожной охраны. Мальчишки, запыхавшиеся не меньше их, затаив дыхание следили за ними.  Стрелки  в лесопосадку не пошли -  потоптавшись на месте, поматерившись, и отдышавшись от быстрого бега, они разошлись по своим делам.
         От сортировки до кладбища  идти было далеко, но до окончания уроков было ещё часа полтора и пацаны, не торопясь, по тропинки вдоль железнодорожной насыпи, пошли в сторону школы. Единственное  о чём  жалели они, было то, что никто из них догадался взять из дома авоську, в которую можно было  прозапас набрать винограда. Домой Мишка  возвращался вместе со своими одноклассниками.
         Осенью и зимой, культурно-досуговым  центром монастырских пацанов становились клуб и столовая на маслозаводе. Клуб был расположен на территории завода таким образом, что его   боковая стена  являлась продолжением   ограждения предприятия. Эта  стена смотрела на  улицу  входной дверью и  пятью слепыми окнами, постоянно закрытыми светонепроницаемой тканью.  Перед  дверью было невысокое крылечко, а за дверью  крохотный тамбур,  стены которого были исписаны  именами, признаниями в любви и непристойными словами.  В одной стене тамбура была прорублена дверь в зрительный зал, а в другой крохотное кассовое окошко. Запасной выход, так же как и вход в кинобудку  был с территории маслозавода. 
         В зале была сцена, над ней висел экран, рядами стояли деревянные кресла, с откидывающимися сиденьями.  В красные дни календаря  экран убирали, и завод  проводил в клубе собрания и концерты  самодеятельности, приуроченные к очередному празднику, а  в среду, субботу и воскресенье показывали кино. Сеансы   для взрослых были в семь вечера, а для детей крутили кинофильмы,  по воскресеньям, в четыре часа дня.   Перед  каждым художественным фильмом, показывали киножурнал о достижениях страны Советов. После киножурнала, включался свет, и запускали в зал опоздавших зрителей. Стоимость билета на детский сеанс была десять копеек, а на взрослый двадцать.  Если на афише была надпись: «Дети до шестнадцати лет не допускаются», то ребят на взрослые сеансы не пускали, а на все другие фильмы,  пускали всех у кого был билет.
          Завклубом и одновременно киномехаником  работал Иван Иванович -  невысокий мужик средних лет. Жил  он в центре городка, и, в тёплое время года, приезжал на работу на велосипеде. Местные мальчишки по причине  безденежья всеми правдами и неправдами пытались без билета попасть в кино, но Иван Иванович все такие попытки строго пресекал, за что снискал к себе большую  нелюбовь мальчишек.  Он стоял на входе в  зал, и отрывая билеты  пропускал зрителей, а когда наступало семь часов, закрывал входную дверь на крючок, и шёл в кинобудку показать киножурнал. По окончанию журнала, он опять возвращался в зал, и сняв крючок с входной двери запускал опоздавших.  Запустив, опять  закрывал двери, и уходил крутить кинофильм.
           Пацаны у которых не было денег на билет, всё это время крутились в тамбуре, в надежде  бесплатно проскользнуть в зрительный зал, и даже когда закрывались  двери на крючок, никто не расходился – ждали, быть может, кто нибудь  выйдет во время сеанса, и можно будет проскользнув вовнутрь, посмотреть хотя бы кусочек фильма. Был ещё один способ бесплатно попасть в кино  - перелезть через заводскую  стену и зайти в зал через запасной выход, который всегда был открыт, но этим способом пользовались самые отчаянные – всегда был риск нарваться на киномеханика.
           Иван Иванович, понимая, что одному ему  не по силам  отрывать билеты на входе и  выполнять обязанности киномеханика,  подыскивал себе помощника из монастырских пацанов и учил его управляться с киноаппаратом. Всё это делалось неофициально, исключительно на устных договорённостях, и по взаимному согласию   сторон. Иван Иванович получал дармового работника, а мальчишка, на которого падал его выбор, возможность бесплатно смотреть все фильмы,  даже те где «дети до шестнадцати лет не допускаются». Перебывали в помощниках у Иван Ивановича многие, (одно время был и Мишка) но  задерживались не все,  и  не долго. Больше всех повезло рыжему Васьки он «крутил кино» второй год, и пацаны откровенно завидовали рыжему.
          Во время сеанса в особенности, если показывали интересное кино,  народу в зал набивалось  битком. Вентиляция в клубе отсутствовала, и поэтому в зале, было очень душно. Дождавшись, когда погаснет свет, многие зрители начинали щелкать семечки, а некоторые, несмотря на запреты и замечания, зажав папироску в кулак – курили. Но это нисколько не мешало остальным затаив дыхание следить за перипетиями на экране, а также  бурно выплёскивать наружу свои переживания и эмоции.  Бывало, рвалась плёнка, или юный помощник киномеханика  путал части фильма,  зал реагировал на это бурно  -  оглушительным свистом и криками: «Сапожник»! Но недоразумение быстро исправляли, и зрители, успокоившись, вновь смотрели кино.
         Заводская столовая   находилась от клуба  далеко, почти у самого  железнодорожного переезда,  и  была похожа на забегаловку. Размещалась она в старом,  довоенной постройки, складском помещение с  низким потолком. Через  маленькие, засиженные мухами окна, солнечный свет в помещение почти не проникал,  поэтому даже днём  в столовой тускло горели электрические лампочки. Воздух в ней  был пропитан смесью запахов  папиросного дыма, пива и кислой капусты. Пивом  в столовой  торговали с самого открытия, поэтому утром, жаждущие «поправить здоровье» мужики, выстраивались в очередь к пивной бочке.  Через небольшой промежуток времени, у опохмелившихся, и как будто заново родившихся на свет мужичков, возникало желание  выпить чего нибудь покрепче. Но  недаром в народе бытует поговорка - «сто грамм  -  не стоп-кран, дёрнешь  - не остановишься», за первыми «сто грамм»  душа просила ещё и ещё, и  круг замыкался – утром следующего дня  эти, же мужички опять встречались в очереди к пивной бочке, и всё повторялось.
        Но жизнь   не стояла на месте  -  у  страны,  решившей  к тому времени свои первоочередные послевоенные задачи, наконец, появились деньги, и, дошли руки  до улучшения досуга населения.  Неожиданно для всех,   рядом с заводоуправлением,  построили новую столовую -  красивое здание с высоким крыльцом и огромными, как витрины окнами. Внутри помещения было просторно, чисто и светло,  на окнах, создавая уют, висели тюлевые шторы, а в обеденном зале стояли,  покрытые бледно-голубым пластиком, столики на алюминиевых ножках. На столах появились бумажные салфетки, а так же солонки и перечницы.   В новой столовой так же, как и в старой, продавали на разлив вино и  пиво, но  «бытиё определяет сознание», курить и сорить, мужики,  в ней уже  стеснялись.
       От новой столовой до клуба было  метров пятьдесят, и пришедшие в кино люди, купив билеты, спешили в столовую – мужчины пропустить кружку пива или стаканчик вина, а женщины  побаловать себя газировкой, пирожным или мороженым. Столовая работала допоздна и монастырские пацаны, те, что постарше, частенько, собравшись компанией, до самого закрытия сидели в ней, и пили пиво.
       Отучившись  последний день перед зимними каникулами, Мишка, со своим другом Юркой возвращались домой. Проходя мимо ярко светящихся окон заводской столовой, мальчишки решили заглянуть в неё, в надежде встретить там кого нибудь из знакомых. Поднявшись на крыльцо и открыв входную дверь, они увидели одиноко сидящего за столиком, с кружкой пива Вовку Чепка. Вовка  был уже взрослый  - в прошлом году исполнилось  восемнадцать лет. Проучившись  два году в ПТУ на Донбассе,  Чепок получил профессию каменщика, но работать на стройке ему не хотелось, и он, прошлой осенью,  вернулся домой. Но и дома, несмотря на то, что СМУ постоянно требовались каменщики, работать   не пошёл, а перебивался случайными заработками, и как шла молва – по мелочи подворовывал.
       Вовка приветливо махнул мальчишкам рукой, и  Мишка с Юркой подошли, и сели к нему за столик, «Пиво будете»? - спросил он, мальчишки отрицательно покачали головами. Чепок, отхлебнув из кружки, сказал: «Работа есть  - лёд заготавливать для железной дороги, платят хорошо -  шесть рублей за куб. Ищу напарников. У вас  желания нет подзаработать»? Погода стояла относительно тёплая, заработать хотелось, и расспросив  Вовку в деталях о предлагаемой  работе, мальчишки согласились.  В девять часов утра следующего дня, Мишка и Юрка  обутые в валенки с галошами  и одетые в старенькие телогрейки и штаны, встретились у дома Чепка.
Железная дорога заготавливала лёд   каждую зиму. На самой окраине станции  располагался «ледник»  –   открытая площадка,   огороженная невысоким забором. За зиму на этой площадки  вырастала  огромная ледяная гора. Сверху эту гору укрывали толстым слоем опилок, и под этой шубой лёд хранился всё тёплое время года. А летом, вагоны-рестораны в составе пассажирских поездов, следующих через станцию, запасались льдом из этой горы, и при помощи его  хранили  скоропортящиеся продукты.
        Заготавливали лёд,  в мелководном  заливе,  за маслозаводом. Его  толщина  в этом месте была тридцать-сорок сантиметров. Инструмент для работы: пилы, багры, пЕшни и верёвки  предоставлял заказчик. Технологический процесс заготовки не отличался сложностью. В пробитое пешнёй отверстие,  вставлялась пила,  выпиливался квадрат  льда, а затем выпиленный лёд  при помощи багров вытаскивали из воды, и по наклонным доскам заталкивали в кузов автомобиля.
       На рабочее место пацаны приходили не ранее десяти часов утра, а уже к обеду их верхняя одежда покрывалась ледяной коркой. Работа была не только тяжёлой, но и буквальном смысле мокрой. Когда Мишка, уставший и продрогший на ветру, в обледенелой телогрейке и валенках, вечером приходил домой, на глазах у мамы наворачивались слёзы. «Брось ты эту чёртову работу»! – говорила она,  раскладывая сушить на лежанке его  одежду, - «Проживём, как нибудь». На её слова, Мишка, упрямо отмалчивался, а утром натянув на себя просохшие штаны и телогрейку, снова уходил пилить лёд.  Бросить работу ему не позволяло чувство ответственности перед друзьями, да и деньги, честно говоря, были нужны. 
        Во первых хотелось купить новые лыжи. Финские, которые отец привёз, как трофей с войны, и по наследству доставшиеся ему от брата  Коли, он потерял. Дело было так,  в самом начале зимы, выпало много снега, и они с Витькой Рубцовым решили поехать покататься на  лыжах с Лысой горы. Был лёгкий морозец, светило солнышко, у мальчишек было замечательное настроение. Вдоволь накатавшись, довольные,  румяные и весёлые они  возвращались домой. На деревянном мосту через речку Оскол, снег лежал только у самого края, а посередине были голые доски. Царапать лыжи по доскам не хотелось, и мальчишки поехали  по краешку моста. Мишка не заметил, что на одной  лыже развязалась верёвка крепления, и когда он был  уже на середине моста – лыжа соскочила с ноги, и упала вводу. Этими лыжами, как памятью об отце, Мишка очень гордился и дорожил. В надежде, выловить  потерю, мальчишки долго шли за плывущей лыжей по берегу, но надежда угасла, когда пологий берег стал крутым обрывом. В расстроенных чувствах они отправились домой.
         Во вторых деньги были нужны, чтобы кататься на коньках. Этой зимой все монастырские ребята по вечерам зачастили ходить на стадион Соцгородка. На футбольном поле  стадиона залили каток, по всему периметру повесили электрические фонари и  громкоговорители, а так же открыли пункт проката коньков. На катке играла музыка, катались на коньках много людей, и было очень весело. Но  коньки выдавали за деньги, а у Мишки, как всегда был пустой карман, и он  с завистью смотрел на этот яркий праздник жизни.   
         Придя утром на речку, мальчишки, сразу же начинали пилить лёд.  До приезда грузовика напиленное (из боязни, что  может примёрзнуть), из воды не извлекали. Пологий берег  позволял автомобилю  спуститься к реке, как только он подъезжал, ледяные квадраты баграми вытаскивали из реки, и грузили на машину. Старенький грузовик брал не больше двух кубов  и приезжал  дважды в день – до обеда и после обеда.  Вовка Чепок, как старший вёл учёт заготовленного льда, и чтобы  не обманули при расчёте, записывал цифры на бумажку. Арифметику, мальчишки знали хорошо и  считали быстро,  цену одного кубометра (шесть рублей), они в голове  умножили на  количество отгруженного в день льда (четыре куба) получилось, что двадцать четыре рубля  они зарабатывали ежедневно. Деньги  решили  делить по справедливости – Вовке Чепку, как старшему – десять рублей, а Мишке и Юрке по семь.
        Отработав десять дней без праздников и выходных, измотавшись и намёрзшись на ветру и холоде, а так же  понимая, что все деньги не заработать, да и каникулы уже подходили к концу - мальчишки уволились.   Через три дня расписываясь в денежной ведомости, они, с удивлением увидели, что Мишке и Витьке причитается, как они и рассчитывали по семьдесят рублей, а Вовке Чепку не сто, а восемьдесят два. Но когда в бухгалтерии   объяснили, что с заработка выше семидесяти рублей удерживается подоходный налог,  мальчишки успокоились.  Посовещавшись, они сбросились по четыре рубля и отдали  Чепку.
       В этот же день, Мишка,  купил новенькие лыжи с бамбуковыми палками, и большой нарядный женский платок. Отложив  на свои нужды десять рублей, оставшиеся  деньги и платок, он отдал маме. Растрогавшись от радости до слёз, она сказала: «Спасибо, сынок, я давно хотела такой»! Глядя на неё, Мишке  тоже захотелось заплакать, но  вспомнив, что мужчины не плачут, он сдержался. Впереди у Мишки ещё было целых два дня каникул, а значит жизнь, продолжалась