Про попа, мужика Ивана и сына его Акакия

Попы, они такие же люди, как все, они так же, как и другие мужики имеют свои недостатки, достоинства, могут выпить, могут и обиду затаить.

Так вот, как-то, в давние времена жил в одной Украинской деревни с названием Самойлова, поп. Служил поп в церкви, стоявшей на окраине деревни неподалеку от небольшого ставка. Ну, понятное дело, попа все уважали и немного побаивались, ведь поп не только молился за души грешных, не только проводником был между прихожанами и небом, но и при рождении деток, имена им давал, в соответствии с церковным календарём имён. А имён, соответствующих конкретному дню, могло быть несколько и тут уж выбиралось, как правило, самое звучное и красивое имя.

Да, давненько это было, в царские времена, в 19 веке. Собрались мужики на масленицу у стола, блинчиков покушать, да самогоночки выпить, много мужиков за столом собралось, был и поп, был и друг его, Иван. Кушали, пили, разговоры вели, хорошо, весело. На улице солнышко светит, радость на душе, благодать. Захмелели немного мужики, разговоры стали откровеннее, шутливее, и вот Иван, за столом и говорит попу: «Ты, батюшка, смотрю, так сильно на блины с маслицем налегаешь, а ещё пуще на горилочку нашу родненькую, никак перед постом сил набираешься, а? Боишься не продержаться сорок деньков, а?»

Поп закраснел весь, затрясся, слова не сказал, из-за стола поднялся и вышел вон, больше в этот вечер его никто не видел.

Следующие дни попа встречали, вид у него был спокойный, не обиженный, с Иваном за руку здоровался, улыбался. Хотя это было лишь с виду, внутри у попа всё от обиды кипело, не знал он как Ивана проучить за колкости его.

Жена Ивана ждала пополнения, ходила по деревне цветущая, скоро на свет появиться ребёнок, Иван мечтал о мальчике, ведь девочка у него уже была, сам по деревне ходил гоголем.

Пришло время родов. На свет появился мальчик. Иван с женой и мальчонкой на руках отправились в церковь, крестить ребенка. В этот день поп не только крестит мальчика, но и даст ему имя в соответствии с церковным календарём. Крещение прошло хорошо, светло, спокойно, красиво. Пришло время имя давать, поп заглянул в календарь, выписал имя и нарёк мальчика.

Нарёк он его не Иван, не Сидор, не Антон, не Михаил, даже не Иосиф, а назвал он его Акакий (а кратко, Акаша, Акаха, редко, но всё же бывало, Какуша, Кака, Какун). А в окрестных деревнях Акакиев, кроме как Какунами, никто и не звал. Об этом, конечно же, знал поп, поэтому, когда узнал день рождения (20 мая) Иванова сына, тут же обратился к церковному календарю и истинно возрадовался. В этот день много имён было, но одно было самое мало звучное и обидное для деревенских ребят – Акакий, то есть по-простому, по-деревенски, Какун.

Так поп свёл счёты с Иваном.

Но этим история не закончилась, напротив продолжилась, и продолжилась вот как:

Мальчик рос, и чем старше он становился, тем сложнее ему было жить с именем, которым нарёк его поп, в отместку отцу. Бабки называли его Какун, но не со зла, они просто так привыкли, всех Акакиев называть Какунами. Никакого злого умысла в этом не было. Чего не скажешь о деревенских мальчишках. Имя Акакий было редким в окрестности, а потому на него все обращали внимание и не скупились на различные вывёртывания и подколки. Акакия, практически никто и никогда не звал полным именем Акакий. Какун в исполнении деревенских женщин, было самым добрым обращением к нему. Чаще, особенно мальчишки, а порой и подвыпившие мужики, звали его Какуха, или Кака, реже Акаха, и совсем редко и обидно, в пылу драк или сильных споров, говорили просто Г…

С этим и рос Акакий в деревне с родителями. Отец, Иван, конечно же, рассказывал Акакию про обиду попа, про то, как он отплатил за свою обиду ему, назвав сына Акакием. Но Иван просил Акакия не держать зла на попа, мол, разное бывает, а имя Акакий, не такое уж и плохое, если в церковном календаре числится. Акакий хоть и любил отца, но советов его не всегда слушал, а потому с раннего детства на попа, да и на всё церковное затаил обиду жгучую, и рос с мыслью отомстить.

Акакий вырос, к своим двадцати годам он сделался видным молодцом на деревне. Тело его было телом работящего человека, ни жиринки, каждую мышцу видно, а лицом вышел, ну чистый ангел. Красавцем стал, девки толпами за ним ходили, иначе как Акакием его давно никто не называл. Парни боялись, девчата трепетали перед ним, как перед сокровищем.

Ладный парень Акакий, работящий и не горделивый вовсе, но вот жгла его все эти годы обида на попа, не знал, как ему ответить за отца, за себя.

И вот, подвернулся случай.
Затеяли в деревне Самойлова реставрацию церкви. Поп скакал от радости, то ли оттого, что церковь его обновят, то ли от неожиданных, затяжных выходных, ведь в другой приход его никто отправлять не собирался. С попадьей хоть немного у печи посидит о мирском побеседует.

Начались реставрационные работы, все чинно, пригласили мастеров разных, иконописцев (в деревнях их богомазами звали). Штукатуры, маляры работали над внешними стенами, отбелили церковь по высшему классу, плотники купола осиновые обновили, заблестели купола новым, осиновым блеском. Богомазы сработали на самом высоком уровне своих способностей, святость прямо в душу входит с образов на стенах. Молодцы, молодцы все, с душой подошли, с верой.

На завершающей стадии, по предложенному проекту реставрации было изобразить над воротами в церковь, прямо под крышей прекрасного вестника и исполнителя Господня – Ангела Божьего. Для этого промысла пригласили двух художников из не очень далёких окрестностей. Художники со всей ответственностью и чувством приступили к работе и практически, было, завершили работу, Ангел был просто прекрасен, но вот лица творцы пока не написали, возникли разногласия, каким должен быть лик у Ангела.

Спорить им пришлось не долго. Акакий внимательно следил за работами в церкви и на церкви, и вот как раз в этот момент, когда практически все реставрационные работы были завершены, и осталось лишь написать лик Ангела над воротами у входа в церковь, Акакий пришел к художникам.

Завёл разговор с ребятами, и уверенно предложил художникам не спорить, а послушать его и поместить на пустое место в районе лика Ангела, его, Акакия, лицо. А почему бы и нет, ведь он, Акакий, красив лицом, и крестик носит. Художники задумались, устали они спорить, да и вообще устали работать, домой хотелось к жёнушкам, к друзьям, к горилочке. Акакий смекнул и предложил художникам за изображение его лица на образе Ангела, четвертину самогона. Художники тут же согласились: «Тащи!»

Так и пририсовали художники Ангелу лицо Акакия, хорошо получилось, красиво, Акакий был ладен не только телом, но и лицо его отличалось правильными, утонченными чертами.

Настал первый день службы после реставрации. Загодя, чтобы жителям сделать сюрприз, церковь со стороны фасада закрыли белой тканью.

Пришли жители деревни, были и сверстники Акакия, мужики были, бабы, пришли и бабки со всей деревни и с соседних деревень. Крестятся, крестятся, опустив головы. Тишина. Срывается ткань с фасада церкви, народ поднял головы, дабы увидеть лик ангела, и тут добродушные бабульки во весь голос, с неподдельным удивлением, воскликнули: «ба, да там… – оооой, Какун, это ж наш Какун бабоньки! Ах, хаха, хах.» У женщин накатились слёзы, кто-то зарыдал, не сдерживая своих эмоций и радости и было не совсем ясно, что это, слёзы восторга и радости или это слёзы грусти. 

Акакий стоял в стороне, он был удовлетворён, на его лице плясали Ангелы. Поп смотрел на Акакия исподлобья, зло смотрел, черти бесновались в его душе, беспомощность и злость сжигала внутренности.

Ангела, конечно, стирать не стали, перерисовывать лицо тоже не стали.
Так церковь и стояла с ликом Акакия много лет, и после его смерти его лик узнавали и рассказывали его историю, до тех пор, пока ту церковь не разрушили, но уже в другое время, во время пришествия советской власти. История Акакия живёт до сих пор, в разговорах и рассказах бабушек и дедушек в историях, которые передаются внукам.

Так, Акакий расплатился с попом за отца и себя. И мы об этом помним.