АХ, какая я красивая!

Не только ученики радуются отмене уроков. Мы, учителя, радуемся не меньше: освобождается время, которого всегда не хватает, особенно на свою семью.
Мне повезло: отменили третью «пару», а это значит, что я освободилась на полтора часа раньше! И куда, вы думаете, я ринулась? Конечно же, в магазины!
     В пору тотального дефицита за каждым куском мяса, масла, за каждым килограммом  вермишели мы выстаивали после работы изнурительные очереди. А тут такая возможность – попасть в магазины до начала столпотворения!
 Основательно загрузившись, я направилась на автобусную остановку.
     По тротуару вышагивала стройная сорокапятилетняя дама, со вкусом одетая, на высоких каблуках. Её походка была бы грациозной, если б не тяжеленные сумки в руках. Зато лицо светилось радостью и благодушием. К тому же, денёк стоял тёплый, солнечный…
     Такой я ощущала себя, когда вдруг услышала автомобильный сигнал. Инстинктивно оглянулась на звук – сигналили мне. За рулём иномарки сидел молодой мужчина лет тридцати пяти. Он смотрел на меня в открытое окно машины, лукаво улыбался, а потом сказал:
     - Садитесь, подвезу!
     - Спасибо, не надо! – отрезала я и отвернулась.
     Краем глаза видела: машина медленно едет вдоль тротуара, водитель, провожая меня взглядом, едва следит за дорогой. Он повторил приглашение. Внешне я никак  не отреагировала на поведение молодого человека, но в душе забурлили противоречивые чувства. С одной стороны, меня оскорбило поведение незнакомца. Какой нахал! Неужели в моём облике есть что-то вульгарное, что позволяет вот так запросто, в прямом смысле на ходу, «кадрить» меня. В моём-то возрасте! С другой стороны, настойчивое внимание молодого человека льстило женскому самолюбию: «Неужели я так хороша, что засматриваются даже молодые мужчины на иномарках?»
     На перекрестке мне нужно свернуть налево и перейти проезжую часть. Иномарка, увеличив скорость, свернула налево. Благополучно перейдя дорогу, я уже приближалась к остановке автобуса, как вдруг остановилась в удивлении. Впереди красовалась та самая иномарка. Только теперь она перекрыла тротуар. Водитель стоял у машины, не обращая внимания на возмущающихся пешеходов. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и галантно открыл дверцу машины:
     - Прошу Вас!
Это уж слишком! Я не на шутку рассердилась:
     -  Спасибо, мне не нужны ваши услуги, - сказала  резко, пытаясь обойти машину.
Незнакомец, продолжая улыбаться, проговорил:
      - Ну ладно, Любовь Петровна! Наверное, рук уже не чувствуете, давайте Ваши сумки!
     Я едва не выронила их! Мой бывший ученик! Кто же ещё! Только -  кто? За долгие  годы работы их были сотни  и  сотни...
     Он подхватил мои сумки, а я смело села в машину, радуясь такому развитию событий – руки-то действительно онемели.
      -  А я Вас сразу узнал, Вы почти не изменились, - сказал он, явно довольный своим розыгрышем.
      -  Кто же Вы?  Не узнаю,– призналась  я.
      -  Вспомните, кто в школе был самым первым двоечником и разгильдяем?
     Всех учеников запомнить невозможно. В памяти остаются самые яркие, талантливые и самые трудные. Как можно забыть, например, Колю Захарова – отчаянного двоечника, прогульщика, не поддающегося никаким педагогическим  приёмам?  Сколько сил, нервов, терпения потребовалось мне, классному руководителю, и другим педагогам, чтобы довести его до восьмого класса. Потом он ушёл в ПТУ, и школа облегчённо вздохнула… А внешне Коля был такой маленький, черноглазый, хорошенький -  хоть ангела с него пиши. Я всмотрелась в  лицо мужчины, пытаясь увидеть знакомые черты. Он терпеливо ждал.
     - … Коля? … Захаров? – неуверенно проговорила я.
 Он громко, радостно захохотал:
      -  Узнали! Это я!
     Уму непостижимо! Маленький, щупленький мальчик вырос в крепкого, ростом выше среднего мужчину с приятным лицом. Лишь глаза остались прежние -  тёмные, лукавые.
      Конечно же, разговор пошёл о школе. Мы перебрали по именам всех одноклассников. Я рассказывала о судьбе одних, он -  о других:
      - Толя Калмыков сидел, Витька тоже. А Мишку убили в его машине…
     Это  были его дружки, такие же, как и он, неподдающиеся… подранки.
Школьные годы остались в его памяти самым светлым периодом жизни. И не мудрено! Сначала мальчишки хотят свободы и независимости, их угнетает опека родителей и учителей. Потом приходит взросление, а с ним -  настоящие, взрослые беды. Подранки чувствуют свою незащищённость, барахтаются, бьются в поисках опоры. Кто выбирается, а кто идёт ко дну…  Вот тут и приходит понимание того, что в детстве, в школе всё было настоящее. Ты был интересен несмотря ни на что. А «рамки», в которые тебя пытались «загнать» учителя, были нужны как стартовая площадка в дальнейшую жизнь.
      - А ты, я смотрю, выплыл. На иномарке ездишь.
      - Да, Бог миловал. Это у меня уже третья машина.
      - Удалось получить образование?
      - Нет, после армии учиться не захотел.
      - Где  ты работаешь?
      - Грузчиком в винном магазине.   А что? Нормально! Семью обеспечиваю.
     Я представила толпы жаждущих, выстраивающиеся перед  винными  магазинами задолго до их открытия. Спиртное тогда продавали с одиннадцати часов. Тех, кто пытался пробиться без очереди, били, случалось – убивали…
      -  Вы-то как  живёте? Ещё преподаёте?
      -  Да, только теперь в техникуме.
      -  А как Николай Андреевич? Ботаник! – он по-детски улыбнулся. Я помню, он нам  часто стихи читал. На уроки всё какие-то цветочки приносил, про тычинки да пестики рассказывал…   Наверное, ваша дача вся в цветах?
      -  У нас нет дачи.
      -  А машина?
      -  И машины нет. Николай Андреевич из школы ушёл. Теперь он на стройке работает. Двое ребят у нас, учить надо.
     Коля понимающе посмотрел на меня. Без улыбки его лицо казалось старше. Помолчал, затем, сжимая ладонями руль, проговорил:
      -  Спасибо Вам … за всё!
      -  Тебе спасибо… за память.
Он взял мои сумки, донёс до подъезда, а потом  сел в машину и надавил на газ.