Ловите черепушку!

— И как вы его терпите?! — возмущался остроухий, пока Алексей вел его по самому краю широкого проспекта. — Тупой! Самоуверенный! Наглый! Противный! Выродок!
Девочка лет восьми, в сопровождении старшего брата проходившая мимо, сказала:
— Этот дядя такой грубый!
— Андрей, — умоляюще начал студент. — Пожалуйста, успокойся. Иначе я оставлю тебя здесь, и ты сам продолжишь поиски Январской улицы. Договорились?
— Нет. Почему я должен сдерживаться, когда я хочу беситься?
— Потому что ты находишься в обществе, — вздохнул Алексей. — А находясь в обществе, надо придерживаться его правил. Нельзя кричать. Нельзя ругаться. Нельзя бегать...
— Бегать — это не про меня, — открестился остроухий. — Поговори с Виктором, если хочешь.
Однако следующие полчаса он хранил молчание. И даже перестал сопеть, за что студент ему был бесконечно благодарен.
Драки между Олегом и Соколовым на мосту не случилось. Случилась драка между Олегом и Андреем. «Коротышка», как презрительно обозвал его парень, посмел найти аргументы против теории множественности вселенных, а потом еще и выразить свое сомнение в наличии разума у Андрея. Этого он стерпеть не мог и отвесил Олегу подзатыльник, едва не сбив в реку. Лишь в последний момент друг Виктора сумел восстановить равновесие, но добрые отношения между ним и новым знакомым Алексея уже пошли прахом.
Впрочем, студент не расстроился. Его тоже раздражало коротышкино хамство — причем хамство откровенное. Так что теперь он чувствовал себя весьма воодушевленно. Пусть Андрей и обитает в жутковато-странной квартире, за чернильно-черной створкой двери, — все равно отличается от некоторых кретинов в лучшую сторону.
— А вот и она, — обрадовался Алексей, увидев на очередной высотке табличку: «Январская, 82». — Дальше ты сам сориентируешься?
Остроухий замялся.
— Ну... вообще-то... знаешь, я был бы рад, если бы ты согласился пойти со мной, — на одном дыхании выпалил он.
— Эм, — растерялся студент. И натянуто улыбнулся: — Слушай, давай все расставим по полочкам. Ты направляешься к девушке. Ты переписывался с ней годами. Она тебя ждет. И зачем там я?
— Ты прав, конечно, — смущенно ответил Андрей. — Во всем, кроме последнего пункта. Видишь ли, Халльфрид... Халльфрид меня не ждет.
Алексей нахмурился.
— Как это — не ждет?
Взгляд остроухого сделался совсем несчастным.
— Можно не объяснять? — взмолился он. — Ты просто сходи со мной, и все.
Парень возвел глаза к небу — по-прежнему серому, но уже на тон темнее.
Вероятно, мама ушла. Она должна была покормить Семёна — или хотя бы насыпать ему борща в мисочку, суть одинакова. Суровый полосатый кот обидится, если Алексей не вернется в привычное для него время. Но и бросать нового знакомого, который явно боится самостоятельно искать эту Халльфрид, тоже неправильно.
Студент вытащил из кармана таблетку и проглотил.
— Ладно, — согласился он. — Я побуду с тобой. Но было бы совсем неплохо, если бы ты посвятил меня в свою проблему.
— Спасибо, — искренне обрадовался Андрей. И зашагал быстрее, надеясь проигнорировать вторую фразу студента.
Алексей спрятал ладони в рукавах куртки и побрел за ним, мысленно проклиная нерешительных обормотов, готовых построить свое счастье за чужой счет.
Девяносто третий дом обнаружился за поворотом. Его обступали высокие каштаны. В их молодой зеленой листве уже начинали «зажигаться» свечи цветов, и парень остановился, чтобы потрогать их кончиками пальцев.
— Красиво, — отметил он.
— Ничего необычного, — пожал плечами Андрей. — Дерево как дерево. Мне тысячи таких попадались.
— Именно таких — вряд ли, — возразил Алексей. — Каштаны особенные. Они будто призваны нести свет.
Остроухий сощурился:
— Что-то не несут.
— Не моя вина, что ты лишен воображения.
— Ну вот, и ты туда же. Воображение, духовная сила, внутреннее око... это все настоящий бред. Чтобы сотворить красивую вещь, не обязательно быть особенным. Достаточно иметь умелые руки, развитые мозги и хорошее зрение.
— И, по-твоему, эти три пункта особенными не являются?
— Нет, — подтвердил Андрей. — Они являются следствием эволюции. Упорной работы над собой. Но не каких-то возвышенных факторов, чье существование не доказано.
Алексей махнул на него рукой и поднялся на порог дома. Десять рядов балконов и квартир не радовали, но парень решительно уставился на красные огоньки домофона.
— Назови ее номер, — попросил он.
— Тридцать шесть. — Остроухий хмыкнул, повторил и выдал: — Забавно.
— Что забавно? — не понял парень.
— Так, ассоциация. Мой старший брат тоже связан с цифрой «тридцать шесть». — Андрей подумал и уточнил: — Один из старших братьев.
— А сколько их у тебя?
Остроухий улыбнулся, но было в этой улыбке нечто горькое.
— Три.
Алексей собирался удивиться, но в этот момент из домофона раздалось:
— Кто там?
— Халльфрид, — побледнел остроухий. И, прикусив нижнюю губу, чуть громче произнес: — Leartea Keeulelleaearre dhertea ssaa.
Девушка помолчала, будто пробуя  его волнение на вкус.
— Явился, значит. Ну входи.
Алексей дождался мелодичного сигнала и потянул створку на себя. Та открылась, пропуская ребят в светлый, утыканный белыми лампочками подъезд. У лестничных пролетов, от входа до входа, тянулись старые ковры — выбросить жалко, а использовать в доме стыдно. Зато для подобного места в самый раз.
— Черт возьми, чем я занимаюсь, — невесть кому пожаловался Андрей, прежде чем начать восхождение к дому Халльфрид. — Она же убьет меня. Сразу. Без вопросов.
— Не беспокойся, — утешил его студент. — Девушки часто злятся. Не знаю, чем ты ей насолил, но если покажешь себя достойно — она перестанет дуться.
— О, ты просто не переписывался с Халльфрид, — нервно хихикнул тот. — Я бы присвоил ей титул дочери Сатаны, если бы не...
Он запнулся, нахмурился и ускорил шаг.
— Если бы не что?
— Неважно, — ровно отозвался Андрей. — Абсолютно неважно.
Он застыл напротив тридцать шестой квартиры, боясь как стучать, так и звонить. Алексей же, не подозревая о гневе загадочной девушки, легко коснулся кнопки у дверного глазка.
Внутри заиграла мелодия, похожая на те, что прячутся в музыкальных шкатулках. И мир неожиданно померк.
Студент вцепился в локоть своего спутника, полагая, что тьма вызвана болью в груди, — но Андрей изумился не меньше.
— Какого черта? — выругался он. — Халльфрид! Халльфрид, впусти на...
Закончить он не успел, потому что провалился в узенький коридор. Рядом тяжело рухнул Алексей. За спинами у ребят громыхнуло, зашелестело, а затем — внушительно зацокало, пересчитывая звенья цепи. Обернувшись, студент с ужасом осознал, что дверь сама себя запирает. Причем надежно, на восемь замков...
Он встал, схватил тяжелую цепь и дернул. Безрезультатно. Железная тварь, в свою очередь, тоже дернула, и парень врезался в деревянную перекладину — так, что под волосами стало мокро, а под веками — красно и горячо.
— Тихо-тихо, — прошептал Андрей, помогая ему выпрямиться. — Включи все доступное хладнокровие. Оно нам понадобится. 
— Что происходит? — на грани крика поинтересовался парень.
— Все плохо, — без обиняков признался его спутник. — И надо как-то отсюда вылезать. Прости, это я виноват. Я рассчитывал, что Халльфрид обрадуется и не станет чудить.
— Но кто она такая?
— Она? Ведьма.
Алексей рассмеялся.
— Не может быть! Колдовства не бывает, даже когда в него очень сильно верят.
— Не будь таким ограниченным, — посоветовал остроухий. — И лучше пошли.
— Идем, — кивнул парень. — А куда?
Андрей не ответил. Да это и не требовалось — Алексей уже осмотрелся, открыл рот... и тут же закрыл, будто испугавшись, что через него может ускользнуть испуганная душа.
Они стояли посреди огромного зала, облицованного белым мрамором. Сводчатый потолок местами украшали вырезанные в камне извилистые фигуры змей, а арки многочисленных выходов пестрели искусственными цветами. На яркие тряпочные лепестки оседали капли, зеленовато-красные, вытекающие из ниши, где на ажурной подставке возвышалась отрубленная человеческая голова.
Алексей согнулся пополам, подавив мощный рвотный позыв. Остроухий, наоборот, спокойно изучил подарочек Халльфрид. Голова принадлежала мужчине средних лет, с густой каштановой бородой и зелеными глазами навыкате.
— Ну и дрянь, — пробормотал он. — Ты не могла найти кого-нибудь покрасивее? И вообще, я — аристократ! Где мой почетный эскорт, захудалая охрана или хотя бы дворецкий, в конце концов?
— Что... что ты несешь? — простонал Алексей.
— Я требую у жалкой смертной девицы то, чего заслуживаю!
Студент ущипнул себя за бедро и был вынужден признать, что происходящее ему не снится. Ни безумие Андрея, ни мраморный зал, ни отрубленная голова не принадлежали к реальности сновидений. Они жили в реальности вполне обычной, полной угрозы и ненавязчивого намека, мол — уходите, пока целы, иначе вам не поздоровится.
И Алексей ощутил, что не имеет права под нее прогнуться. Ведь это он — он, а не какая-нибудь дрожащая шваль! — вот уже больше трех лет торчал в эпицентре жуткой войны, каждое утро слушая, как диктор на радио монотонно перечисляет имена погибших солдат. Он помогал держаться на плаву своей матери и Машке, он привык не бояться воя снарядов и далекого грохота. И теперь отчего-то перепуган до смерти, ха!
— Как нам отсюда выбраться? — почти невозмутимо спросил Алексей.
— О, — одобрительно протянул остроухий. — Превосходный настрой. — Он обвел арки широким жестом, рассмеялся и пояснил: — Для начала надо выяснить, какой из этих выходов — настоящий.
— Можно проверять их последовательно, — предложил студент.
— Халльфрид посчитает нас идиотами. — Андрей шевельнул бровями и добавил: — Впрочем, она и так считает. Твоя идея принята, давай возьмемся за дело, — донес до спутника он и направился к первой арке.
На грубой скобе для факела болтался заряженный арбалет. Остроухий взял его, осторожно ощупал тетиву. Опустил уголки рта, но возмущение мужественно сдержал — ведь женщины не обязаны знать, как следует обращаться с оружием. А Халльфрид, пусть и пакостная, но женщина. Ух, сейчас он бы с удовольствием поймал ее за ухо и натаскал по комнате, заставляя размышлять над своим плохим поведением.
Из прохода, вырубленного в камне и напоминающего грот, веяло морозом. Спустя сотню шагов на полу появились узоры инея, потянулись по стенам вверх, будто диковинные цветы. Алексей завороженно наблюдал за ними. Стебли, листья и бутоны рисунка двигались, переплетались и расплетались заново, составляли единое целое — и все же были одинокими, обладали лишь своими собственными корнями. Парень испытал желание лечь и врасти в поверхность вместе с ними, но Андрей вдруг отвесил ему затрещину.
— За что? — вяло удивился Алексей.
— У тебя глаза мутнеют. — Остроухий говорил резко, четко, словно сомневался в разуме собеседника. — Не поддавайся. Халльфрид нарочно ведет по пути, способному заморочить. Это иллюзия. Крепкая, точная, красивая, отчасти сходная с реальностью, но иллюзия. Будь я в нормальном своем обличии, без труда бы ее развеял. А так... с ней может развалиться Ортэхлеарта.
Алексей серьезно обдумал его слова.
— Кто ты? — едва слышно спросил он. — По-настоящему.
— Никто, — легкомысленно бросил Андрей. — Просто владею небольшой долей магии. Ее хватит, чтобы расправиться с ведьмой. Но Ортэхлеарта — очень зыбкое место, и я не уверен, что она выдержит хотя бы крохотный импульс. Магия-то на деле есть в каждом, кто тут живет. Просто мало кто в нее верит, и еще меньшее количество людей растит. Она — непрочная материя и нуждается в непрерывной подпитке. И ты либо черпаешь ее — из воздуха, из воды, из пламени, — и остаешься сильным, либо нет.
— По-твоему, и я тоже...
— Носитель? Ну конечно. — Остроухий указал на левую половину груди спутника. — Только твоей магии нужно немножко больше того, что ты способен ей дать. Поэтому она тебя мучает.
— И как это прекратить?
— Честно? Понятия не имею. Методы подбирают индивидуально, исходя из наклонностей человека. Но мы с тобой увлеклись. Халльфрид не любит ждать.
Алексею хотелось подвергнуть его теорию скептицизму, как это делал с теориями Виктора Олег. Но в изломанном, промозглом мирке, где опасностью дышали и камни, и сама атмосфера, на долгие споры не тянуло.
— Зачем использовать магию... эм... вот так, если можно с ее помощью закончить войну?
Андрей развернулся, намереваясь идти обратно, и задумался.
— Никто не в курсе, что находится за пределами Ортэхлеарты, — проговорил он. — Возможно, противоположная сторона тоже обладает магией. И нельзя гарантировать, что она принесет меньше разрушений, чем приносит огонь.
Студенту почудилась некая фальшь, тщательно скрытая за нарочито непоколебимым тоном. Остроухий врал. Если не о данной теме, то о чем-то, связанном с ней, — и Алексею это не понравилось. Но он притворился, будто все нормально, и вслед за спутником снова вышел в мраморный зал.
Андрей постарался миновать его поскорее, нырнул в новую, противоположную первой, арку. Здесь коридор был деревянным, покрытым гнилыми досками. Под подошвами — у студента достаточно высокими, а у остроухого, увы, нет, — неторопливо возились крупные могильные черви. Донельзя довольные этой локацией, они влезали во что-то мягкое, розоватое, скрытое под древесным узором. А затем — с отвратительным глухим чавканьем — вылезали.
— Ну и мерзость, — поморщился Алексей. — Что на уме у твоей Халльфрид, если она создает такое?
— Все волшебники — немного маньяки, — виновато признал тот. — Я и за свое-то воображение не ручаюсь. Дай мне волю и, главное, причины творить иллюзии — и они будут пострашнее этой.
— Какая самонадеянность, — прошамкал кто-то над виском Андрея.
Парень поднял голову... и наткнулся на пустой взгляд желтого черепа. Побитый временем, покрытый царапинами и пронизанный одной крупной трещиной, он шамкал едва не выпадающими зубами, дергался и старался выглядеть хищно. И ему удалось напугать Алексея — студент отшатнулся, прижался к мокрой стене и пожалел, что не обзавелся арбалетом сам. Да, перезарядить его он бы не смог — но оружие тяжелое. Прицельно ударить, и все.
Андрей же смотрел на череп безо всякого страха. Все, что читалось на его лице — это брезгливость, смешанная с жалостью.
— Ты чей? — полюбопытствовал он, толкая желтоватый предмет кончиками пальцев. Тот раскачался на трех еле видимых, заплетенных в косицу волосках, приклеенных к темени.
— Ничей, — язвительно ответил череп. — Я — свой собственный!
— Ха-ха, — мрачно хохотнул остроухий. — Свой собственный, ну конечно. Да ты без магии не стоишь и ломаного гроша. Развалишься серым прахом, одни зубы уцелеют — да и то в лучшем случае. Могу, кстати, помочь... а потом отнесу твои челюсти в музей, за них хорошо заплатят.
Череп, кажется, принял это за комплимент.
— Правда? — заволновался он. — Тогда, может, мне их самому отнести?
— Ты мог бы попробовать, — любезно заверил его Андрей. И пожелал: — Счастливого пути!
Жутковатая вещица исчезла. В этот же миг полопались все могильные черви, заляпав ребят ошметками белесых тел и всем тем, что успели съесть.
Алексея все-таки вырвало. Остроухий сделал вид, будто ничего не видит и не слышит, но продолжил стоять неподалеку. Когда позеленевший студент расстался с последним содержимым желудка, он жизнерадостно спросил:
— Ну как, недоверия поубавилось?
— Попробуй тут не поубавься, — скептически сказал Алексей. И начал отставать от спутника, полагая, что тот сумеет его защитить. Андрей легко принял роль охранника, удобнее перехватил арбалет и бодро потопал по мерзкой вонючей жиже, разбрызгивая ее повсюду. Сквозь глухое шмяканье и чваканье до него донесся шелест блистерной упаковки.
Парень нахмурился.
— Зря я тебя позвал, — произнес он. — Извини.
— Ты же не мог предугадать, что устроит эта чертова Халльфрид, — рассудительно отозвался студент. — Никто не мог. Правда, с твоей стороны было бы очень мило предупредить, что она — ведьма, а ты — колдун.
— Нет, — возразил Андрей. — Это было бы бессмысленно. Ты бы не поверил. В Ортэхлеарте центральное место занимают технологии и наука, и это хорошо, правильно. Но в то же время из-за них люди становятся невосприимчивы к волшебству, ко всему необычному и загадочному. И для того, чтобы его принять, им надо увидеть. Потрогать. Влипнуть по горло, позволить магии застать себя врасплох. Понимаешь, о чем я?
Алексей скривился — как раз потому, что понимал. Не окажись он в локации, созданной обидой Халльфрид, — никогда бы не воспринял всерьез никакое там колдовство и никакие там говорящие черепа. Несмотря на всю свою любовь к книгам.
— К слову, — неуклюже перевел тему студент, — еще не пора поделиться, чем же ты так не угодил этой даме?
Андрей глубоко вздохнул:
— Я не ответил на ее письмо.
— Ты не ответил? — растерялся Алексей. — А почему тогда говорил, что переписывался с ней много лет?
— Я и переписывался, — рассердился остроухий. — Но в последнем своем письме Халльфрид написала, будто очарована моим образом. Написала, что мечтает о встрече, что любит меня.
— Это мило, — оценил парень.
— Вовсе нет. — Андрей уставился в пол. — Она выбрала не того. Так сложилось, что я не верю в любовь. Ее вечно превозносят поэты, песнопевцы и всякий подобный сброд, но на самом деле она — пустышка. Пшик. Что-то вроде фейерверка, который вспыхивает — ярко и красиво, —а потом гаснет, оставляя лишь выжженную коробку. Улавливаешь суть?
— Улавливаю, — кивнул студент. — Но ты ошибаешься. Любовь не бывает одинаковой.
— Поживи с мое... — начал было остроухий, но осекся и сердито буркнул: — Ладно. Может, ты и прав.
Алексей покосился на него с сомнением.
Впереди показалось освещенное пятно выхода, но Андрей ему не обрадовался. Устроил палец на спусковом крючке арбалета, опасаясь, что тот вообще не выстрелит — ведь неизвестно, сколько времени тетива пробыла натянутой, — и приготовился к чему-нибудь мерзкому. Но Халльфрид не оправдала возложенных на нее надежд. Маленькая, наполненная свечами комната — они стояли на столах, на стульях, на полках и на окнах, — не спешила нападать или знакомить гостей со своими хозяевами.
— Зачем ей столько огоньков? — спросил Алексей, оглядываясь. — Они же пачкают все воском. Он тут повсюду. Кошмар, даже на полу воск!
— Ну, — протянул его спутник, дергая за ручку неприметную дверь в углу. — Полагаю, Халльфрид не беспокоится. Всех этих помещений в реальном мире не существует, а воображение в силах заменить или исправить любой фрагмент, который покажется нашей общей противнице испорченным. Впрочем, — парень сбил с подоконника одну свечу, — не она одна может изменять здешние порядки. К примеру, если ярко представить, что вон в той тени притаилась ящерица... — он закрыл глаза и сжал зубы, — она появится.
И действительно — из темного участка вылезло самоуверенное зеленое существо. Смерило людей насмешливым взглядом и растаяло, превратившись в тысячи пылинок.
— Ого, — оценил Алексей.
— Чего сразу «ого»? — передразнил его остроухий. — Ты можешь и сам попробовать. Давай, это легко. Всего лишь крохотное усилие.
— Но...
— Давай-давай, — настаивал Андрей. — У тебя получится.
— Ну, предположим, — студент указал на стул, — сейчас я закрою глаза, и его место займет пианино. Раз... два... три...
Он крепко зажмурился. До ушей добрались едва слышный шорох и потрескивание.
— Неплохо, — тоном мудрого учителя сказал остроухий. — Не хочешь взглянуть на результат?
Алексей взглянул. И принялся очень быстро моргать, ожидая, что пианино исчезнет.
Музыкальный инструмент был иного о себе мнения. Черный, покрытый лаком и резьбой вдоль крышки, он не собирался никуда деваться. Андрей подошел ближе, сосредоточенно его ощупал, словно ища изъяны, и выпрямился.
— Превосходно. Твои способности даже лучше, чем я рассчитывал. Конечно, их нынешняя покладистость вызвана местонахождением... внутри иллюзии творить всегда проще, чем в реальности... но все же я думаю, что ты заслуживаешь похвалы. Молодец. Умеешь играть?
— Да. — Алексей освободил клавиши. — Мама любит музыку. Она отправила меня в музыкальную школу сразу после шестого дня рождения. Там меня учили обращаться с гитарой, с пианино и с флейтой. Было тяжело все это соотносить. Иногда я думал, что под весом нот моя голова лопнет. Но нет, я все еще жив и могу пользоваться не только теми инструментами, что выбрала мама, но и теми, что нравятся мне.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованный Андрей устроился на краю стола. — Посвяти же меня в искусство. Я весь внимание. Полагаю, ты поешь? Голос-то у тебя не грубый и не такой низкий, как у того же Виктора.
— Да как бы... — студент растерянно улыбнулся, — ситуация не располагает. Все мои представления об Ортэхлеарте пошли прахом, едва мы переступили порог. Если честно, я чувствую себя хлебом, из которого сделали лепешку. Шмяк, и вкусное воздушное тесто превращается в непонятную мешанину. Что происходит, Андрей?
Остроухий поднял взгляд к потолку.
— Тебе не стоит переживать. Мироустройство — сложная вещь, и ее всю жизнь приходится переосмысливать. Прими существование магии, как должное, и перестань дрожать. Она — не волк, из кустов не вылезет и кусаться не станет. Она вечна и не пропадет, даже когда исчезнут обитаемые миры. И она есть во всех. Мы состоим из магии. Сам по себе факт того, что мы можем мыслить, осознавать, осязать — это уже колдовство. Так что? Ты сыграешь?
Алексей пожал плечами. Но в следующий момент опустил крышку.
— Извини, нет. По мне, для начала следует выбраться. А потом, если пожелаешь — приходи ко мне в гости, у меня дома тоже есть пианино.
— Чудненько, — согласился парень. И, перепугав спутника, поднял арбалет и нажал на спусковой крючок.
Болт ушел куда-то сквозь стену. Послышался тихий стон, ругательство и недовольное фырканье. Иллюзорная комната исчезла, уступая место комнате настоящей — ничуть не больше в размерах, но гораздо уютнее. За новеньким дорогим компьютером, угрюмо листая новостную ленту, сидела девушка лет семнадцати. А у батареи, с печалью рассматривая острие арбалетного болта, торчащее из колена, припадал к ковру щуплый невысокий юноша с родинкой на левой щеке.
— Ненавижу вас, — поздоровался он. — Штаны мне испортили.
— А вы нам — нервы, — вернул шпильку Андрей. И, поколебавшись, протянул руку девушке: — Здравствуй, Халльфрид.
Она вздрогнула, обернулась. Поправила очки. За антибликовыми стеклами прятались большие ореховые глаза, наполненные обидой и стремлением вцепиться в невозмутимое лицо старого друга ногтями.
Но Халльфрид заставила себя опомниться. Она — всего лишь человек. И она уже потратила все доступные шансы напакостить тому, кто называл себя Андреем. Разве что...
Девушка поправила прядь волос, выкрашенных в красный цвет. Улыбнулась, и в этой улыбке студенту почудилось злорадство.
— Здравствуйте, господин Кеуль. — Халльфрид встала и низко поклонилась. — Странно, что вы  покинули замок ради обычных смертных. Не помню, чтобы раньше вы любили гулять по Ортэхлеарте.
К ее изумлению — и разочарованию, — остроухий не расстроился.
— Погода меняется, — туманно пояснил он. — А в состоянии стресса все мы ищем укрытия там, где нас никто не найдет. Ортэхлеарта закрыта для посторонних. Сюда не придут мои братья, не придет мой отец... и вообще никто из родственников. Халльфрид, — Андрей взял девушку за руку, напрочь игнорируя сердитый взгляд раненого парня. — Прости меня. Я действительно сожалею.
— Отстань, — огрызнулась девушка. — Чего ради ты вообще пришел? Я тебя ненавижу. Ненавижу!
Алексей попятился к выходу. Нет, это уже перебор. Сначала иллюзорные залы, теперь — разборки влюбленных? Многовато для одного дня. Но стоило ему пересечь невидимую границу реальности, как откуда-то сверху за шиворот упал округлый желтый предмет.
— А-а-а-а!!! — дико заорал щуплый паренек. — Спасите гостя! Его же сожрут! Сожрут!!! Ловите черепушку!!!
Студент хотел уточнить, в чем проблема, но ощутил прикосновение чужих зубов к своей коже. Побледнел, обхватил череп — тот самый, с тремя приклеенными волосинками — ладонями и вытащил из-под рубашки. Чертов заколдованный предмет зловеще на него уставился. Алексей пошатнулся, уронил его и присел — прямо на пол, не заботясь о состоянии своей одежды. Опустил голову, мечтая оказаться дома, в окружении знакомых, а главное, абсолютно нормальных вещей. Чтобы был диван, холодильник, ноутбук, гитара, пианино, ирландская арфа — но никаких черепов, никаких Андреев и никаких чокнутых девушек.
— Эй, Филатов. Ты в порядке? — заботливо осведомился остроухий.
— Заткнись, — судя по звуку, Халльфрид его толкнула. — Не видишь — мальчик в депрессии. Ты его взял и швырнул в магический мир, с размаху и беспощадно. А надо было потихонечку погружать.
— Нашелся несчастный, тоже мне, — рассмеялся Андрей. — Переживет.
— Чтоб ты сдох, — неожиданно зло пожелал ему студент. — Чтоб ты сдох, черт тебя побери. Как можно мучительнее.
— В этом наше мнение совпадает, — согласилась Халльфрид. — Было бы прекрасно, если бы Кеуля размазал по дороге асфальтоукладчик. Во всяком случае, он перестал бы язвить и превратился из противного типа в милый кровавый блинчик.
Алексей вспомнил могильных червей и сдавленно застонал.
— И как меня угораздило с вами связаться...
— Вроде бы никак, — любезно сообщил остроухий. — Я сам с тобой заговорил, помнишь?
Студенту подумалось, что идея с асфальтоукладчиком вовсе не плоха.
— Можно мне домой? — поинтересовался он, не испытывая охоты и дальше увязать в трудностях отношений магов. — Я есть хочу. И кот у меня голодный...
— Конечно. Иди, — разрешила Халльфрид. — Там не заперто.
Алексей встал и на ватных ногах направился к выходу. Толкнул дверь, выскочил в подъезд и, дернувшись, побежал вниз — только светлое пятно промелькнуло. Миновал порог дома, едва не угробив какую-то печальную бабушку, и помчался по улице, не разбираясь, куда именно бежит.
Быстрее... быстрее... еще быстрее...
Ортэхлеарта, — город, о котором на самом деле Алексей ничего не знал, — неслась мимо, будто на кадрах из черно-белого фильма. Парню было тяжело дышать, он прикидывал, насколько уютно спать на тротуаре, но не мог убедить себя перестать бежать. Ему мнилось, что Халльфрид, Андрей и тот щуплый юноша будут преследовать свою несостоявшуюся жертву, что им доставит неудобство то, что студент стал свидетелем наличия в мире колдовства. И он мчался, мчался и мчался вперед, пока не рухнул на лавочку в парке — совсем недалеко от своего дома.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Сердце нехотя успокаивалось, но сознание продолжало шутить. Что, если Алексея прокляли? Шутка в стиле новых знакомых. Что, если они выяснят, где живет взбалмошный студент, и придут с ним побеседовать? Или Андрей — он же Кеуль — начнет шантажировать его на учебе, убеждать, что студенту необходимо верить в магию и поддерживать ее всеми силами — несмотря на то, что сегодняшняя невольная демонстрация была отвратительной...
Алексея трясло. Он сидел, вцепившись пальцами в доски, и следил за улиткой — та ползла по низкой ограде клумбы. Затем поднялся, бросил в рот очередную таблетку и поплелся домой, ощущая себя таким уставшим, будто вспахал поле.
За любимой, родной, кованой калиткой Алексей оглянулся, цепляясь взглядом за все уличные тени. Те вели себя, как положено — не двигались и не проявляли никаких странных качеств. Студент ощупал свое лицо, потное, но холодное, и пошарил по карманам в поисках ключа. Сунул его в замок, повернул, успев заметить в окне оскорбленную кошачью морду, и вошел в коридор. Тут же заперся изнутри и выключил свет, предпочитая ходить в темноте, чем позволять кому-то выяснить, что он здесь.
В отблесках уличного фонаря блеснули два болотных глаза, и Семён требовательно крякнул. Алексей зашептал ему виноватые, отчаянные, но пустые слова, взял на руки и понес в кухню. Покормил, испугавшись лампочки в холодильнике, и отправился в душ. По-прежнему не включая света, разделся и облился теплой водой. Потом укутался в полотенце и сел, изучая капли на полупрозрачной створке кабинки.
В мире есть магия. Это замечательно, это классно, это волшебно, но Алексей с удовольствием подарил бы свою душу дьяволу, лишь бы о ней забыть. Содрогаясь от воспоминаний, ярких и четких, будто фотографии, он натянул футболку и пошел спать. Вернулся, проверил, на месте ли ключ. И еще раз. И снова.
Семён поужинал и начал крутиться вокруг хозяина, глядя на него с недоумением. Мол, почему ты не ешь? И почему так поздно пришел?
Алексей рассеянно его погладил, забрался под одеяло и уставился в окно. Он боялся, что не сможет уснуть, что последние события будут крутиться перед глазами, не давая выхода, но ошибся. Ортэхлеарта осталась далеко-далеко, пропала за туманами и за снегом, а парень нырнул в измерение своих кошмаров, таких привычных, что страх уже давно в них не приходил.
Город горел. Знакомые дома — Машкин, Олькин, дом Виктора, — тонули в жестоком багровом пламени. Асфальт во множестве утыкали огромные, матовые, острые осколки. И на них были нанизаны люди, будто шашлык для какого-нибудь чудовища. Дети, старики, мужчины и женщины, инвалиды и беременные, слепые и зрячие. По сути своей разные, сейчас они одинаково корчились и кричали, плакали, звали на помощь. Улицу заливала кровь, красная и горячая. В отблесках пламени она выглядела особенно  жутко.
Алексей улыбнулся. Он все еще помнил, как был напуган, увидев этот сон впервые. Помнил, как раз за разом подрывался с постели, потому что он повторялся. Порой менялись окрестности, порой — жертвы, но основной сюжет оставался неизменным. И, стиснув тонкие музыкальные пальцы, Алексей ощутил рукоятку пистолета. Он не разбирался в оружии, но логика сна плевать на это хотела, — и парень запросто стрелял в висок ближайшему человеку, чтобы оборвать его мучения. Тот дергался, замирал... и следом за ним умирали все.
Мертвые, они уже не вызывали жалости. Висели на кусках стали, будто марионетки, и пялились в затянутое дымом небо. Алексей бродил среди них, стараясь не смотреть на лица, пока не просыпался — в обнимку с котом, на своей твердой перьевой подушке, заправленной в белую наволочку. Так произошло и сегодня — но, приподняв веки, парень обнаружил, что ночь никуда не делась. Перевернулся на другой бок, накрылся одеялом с головой. Где-то за спиной обиженно крякнул Семён, и Алексей улыбнулся.
Его отец говорил, будто коты забирают себе человеческие кошмары. Но Семён, видимо, считал, что это ниже его достоинства, и не опускался до подобных нежностей. Он всегда был суров, внимателен и расчетлив. Обладал почти человеческим характером. А если бы Семён говорил, то наверняка оказался бы умнее многих людей.
В детстве Алексей котов на дух не переносил. А теперь думал, что это было из-за их превосходства в уровне интеллекта.
Новый сон увлек парня неожиданно. Он подкрался на мягких лапках, потянулся и выключил реальность, утащив избранное существо в кабинет офисной высотки. Алексей выглянул из окна — и присвистнул, сообразив, что туман далеко внизу — это облака.
Из коридора донеслись крики, кто-то распахнул дверь и схватил его за запястье, таща за собой. Парень вырвался и с недоумением посмотрел на высокую, красивую женщину лет тридцати пяти. Она плакала, по щекам размазалась тушь, а на губах наливался свежий кровоподтек.
— Что случилось? — спросил Алексей, надеясь, что сумеет помочь.
— Надо бежать, — ответила женщина, и ее плечи дрогнули. — Иначе он нас убьет. Нас всех.
— Кто убьет?
— Он.
Женщина не выдержала, и, в голос зарыдав, бросилась на лестницу. Алексей провел ее взглядом, но не сдвинулся с места. Он не чувствовал никакой угрозы. Обычно в кошмарах было наоборот — опасность окружала его сплошной пеленой, и за вязким ужасом парень толком не мог здраво ее оценивать. Поэтому он зевнул, сверился с планом здания — триста двенадцать этажей, — и медленно поплелся наверх.
Навстречу ему то и дело кто-то попадался. Пронеслась пожилая уборщица, громыхая ведром и цепляясь за стены шваброй. Осторожно прошла бледная худенькая девушка в синем платье. За ней, двигаясь заторможено, будто кукла, протопал менеджер. На его груди красовался бейджик, оправленный в розовую пластмассу. Распечатанное на принтере имя —  «Виктор Соколов» — Алексея немало позабавило. Он тоже знал одного такого Виктора — в иной, нормальной жизни... хотя называть ее нормальной как-то глупо — после встречи с говорящим черепом, Халльфрид и хилым юношей, которого не волнует застрявший в колене арбалетный болт. Разве что с точки зрения испорченных штанов...
Чем выше Алексей поднимался, тем труднее становилось дышать. Воздух приходилось едва ли не проталкивать в легкие. Шаги парня, прежде размашистые, стали мельче. Он не сразу понял, что шатается, как лист на ветру, и хватается за продолговатые ниши. В них, чернея гниющей плотью, торчали вплавленные в камень человеческие кисти — узкие и не очень. Алексей отнесся к ним равнодушно. В конце концов, это сон, а значит, всех умерших тут людей на самом деле не существует.
Над выходом к очередной лестнице висела табличка: «Крыша». Парень присел под ней, собираясь с духом и прогоняя чертову слабость. Потом поднялся, отряхнул брюки — гладкие, явно из дорогого костюма, — и побрел наверх, не отнимая руки от перил.
Крыша оказалась странной. Со всех сторон ее окружали куски стекла, прямоугольные и плотно подогнанные друг к другу. Они же закрывали доступ к светлому, какому-то белесому, но в то же время и голубому небу. Алексей вяло удивился, шагнул направо... и увидел, наконец, того, кто так испугал работников офисного центра.
В глубине души он осознавал, что высоток на триста двенадцать этажей не бывает, что это бред. И поэтому оставался невозмутимым, хладнокровным, не спасовав даже перед лицом загадочного существа.
Определенно, оно было мужчиной. Причем довольно мощного телосложения. С его пояса, затылка и плеч, дрожа от невидимого глазу ветра, свисали обрывки ткани. Грязная, серо-черная и рваная, она делилась на тысячи лент и создавала ощущение, будто является живой частью существа. Его лицо — или, быть может, морду? — скрывал широкий бинт, намотанный в несколько слоев.
Но больше всего Алексею понравились глаза. Неясного, загадочного, молочного цвета радужки почти не выделялись на фоне белков. Их спасала лишь красная кайма, и она же опускала три отростка к зрачку — изогнутых, похожих на семядоли и навевающих мысли о страшной, давно забытой болезни. Существо смотрело на чужака устало, обреченно. Оно знало, что обязано его убить, но почему-то не шевелилось.
Алексей решил, что надо подойти ближе, и в тот же миг все исчезло.
Сигнал будильника. Парень не сразу понял, что его разбудил сигнал. Он высунул из-под одеяла руку, нащупал телефон... и выключил. Потом перезвонит куратору, скажет, что заболел.