Больница

Рассказ, основанный на снах.

На этот раз – больница. Из неё нет выхода. Я могу свободно перемещаться по мрачным плохо освещенным коридорам, но главный и запасный выходы заперты.
Холодно. Никого нет. Пустые палаты, процедурные. Операционные заперты. Иногда попадаются на пути таблетки инструменты, разбросанные по полу.
Я поднимаюсь по лестнице на самый верхний этаж. Не могу посчитать этажи. Лифт не работает. Только лифт? Или нет электричества?
На верхнем этаже располагается чердак. Там стоят старые кушетки, валяются в беспорядке вышедшие из строя капельницы. Всё пыльное, застарелое. Не работает выключатель – света нет. Не идут часы. Освещает комнату лишь свет дня из окна.
 Среди барахла, покрытого застиранными, больничными простынями на одной из кушеток сидит девушка лет двадцати. Она темноволосая, с голубыми глазами. Курит, глядя в окно.
–Привет, – она первая начинает разговор, пока я прихожу в себя, не ожидая никого здесь увидеть. Но она даже не смотрит на меня, вглядывается в окно.
–Привет, – застенчиво и удивленно отвечаю я.
–Новенькая? – девушка скользит по мне равнодушным взглядом.
В ответ я растерянно жму плечами.
–Садись, – девушка сдвигается на кушетке, освобождая мне место.
Машинально я присаживаюсь рядом.
–Как давно ты здесь? – спрашиваю я.
–Не помню, – следует ответ. Она всё так же вглядывается в окно.
–От чего ты лечишься? – вопрос мне самой кажется бестактным, но всё же это больница, да и как-то надо поддержать диалог и хоть что-то выяснить.
–Лечусь? – удивляется девушка и наконец-то поворачивается ко мне.
–Это же больница, – растерянно поясняю я.
Девушка не отвечает.
–А где все? Врачи, пациенты…
– Подожди до вечера, – загадочно отвечает моя собеседница. – Хочешь послушать, как я играю?
–Как тебя зовут? – я не сдаюсь в попытках что-то узнать. Хотя бы разговорить девушку.
–Лера.
–Да, я хочу послушать твою игру, Лера.
Моя новая знакомая кивает, докуривает, встаёт, подходит к металлическому шкафу, достаёт оттуда чехол, из чехла – гитару и возвращается на место. Всё происходит так медленно, будто она пробирается через тягучее желе.
Её музыка грустная, пронизанная каким-то чувством безысходности. Я не знаю, сколько мы так сидим. Она играет, я – слушаю.
Мне неприятно. Я останавливаю ее.
–Лера, ты не хочешь прогуляться?
Девушка перестаёт играть и откладывает гитару.
Я хочу выяснить, как отсюда выйти.
–Двери открываются в полночь.
–Что это значит?
–Ты знаешь песню «Прекрасное далеко»?
Такое чувство, будто собеседница… запрограммирована на определенные фразы. Будто, не слышит меня.
–Лера, я хочу выйти….
–Отсюда нельзя выйти, разве ты не знаешь?
–Почему?!
–Никто не знает, что там, за пределами.
–И никому это не интересно?
–Нет.
–Как же так?!
–Зачем?
Её вопросы и ответы монотонные, раздражающе спокойные, полные равнодушия.
–Что это за больница?
–Разве ты не понимаешь? – девушка впервые за весь разговор смотрит мне в глаза. Долго и серьёзно.
–Неее…т, – мне становится страшно.
–Это же наш дом.
–Что значит, наш дом? Кто здесь… «живёт» ещё?
–Подожди. Ещё пара минут, – спокойно отвечает Лера.
Она смотрит на часы. Я тоже смотрю. И… Холодею от ужаса.
Когда я заходила в эту пыльную, серую комнату, часы стояли и показывали десять часов. Сейчас – ровно полночь!
Внизу становятся слышны какие-то звуки: голоса, шаги, хлопанье дверей. Только сейчас я замечаю, что уже стемнело, и мы сидим почти в темноте.
В этот момент дверь на чердак отворяется и к нам заходит медсестра.

–Девушки, пора на процедуры!
Свет, проникающий из коридора, за спиной медсестры, освещает только часть её лица, но этого достаточно, чтобы рассмотреть плотно сжатые губы и недовольное выражение лица. Это молодая женщина с требовательным голосом и цепкими серыми глазами.
Она щёлкает выключателем, и в тот же момент обстановка вокруг кардинально меняется. Загорается свет, часы начинают свой ход, на полу больше не валяются капельницы; еще чисто, кровати заселены свежим бельём и пахнет хлоркой.
Я непонимающе смотрю на Леру. Та спокойно встаёт и следует за медсестрой. Через несколько шагов они обе оборачиваются и смотрят на меня.
–Тебе особое приглашение нужно? – неприветливо спрашивает медсестра.
–Мне не нужно на процедуры, – отвечаю я, ежась под неприятным, тяжёлым взглядом.
Медсестра хмыкает, и они с Лерой уходят. Я слышу, как они уезжают на лифте. Выжидаю несколько минут и иду пешком по лестнице. На пути мне попались два врача в белоснежных халатах. Они вежливо поинтересовались моим самочувствием.
Обоим я ответила, что всё хорошо, мол, иду на процедуры.
–Почему без сопровождения?
–Я уже в нём не нуждаюсь.
Мне показалось, такой ответ их не удовлетворил, но они ничего не сделали.
Спускаюсь на первый этаж, я чуть не падаю от удивления. Фойе заполнено людьми! Пожилые люди в инвалидных колясках, хмурые молодые женщины, бредущие из кабинета в кабинет, дети, сбившиеся кучкой и кричащие, когда их ведут на уколы.
Но, самое главное, выходы! Они открыты! Стеклянные, большие двери, через которые можно рассмотреть двор больницы, освещённый фонарями!
Не помня себя от радости, я бегу к дверям, выбегаю во двор, но… Оббежав его весь, так и не нахожу ворот или какого-либо другого выхода с территории медучреждения.
Вернувшись в фойе, я подхожу к пожилому мужчине, сидящему в инвалидной коляске у столика и пьющего чай.
–Извините, вы не подскажите, что это за место?
–Ой, ты новенькая! – лицо мужчины расцветает молниеносно, он широко улыбается.
–Что значит, новенькая? Что это за место?
–Ты ещё не была у главного? – мужчина кивает на дверь кабинета с табличной «ГЛАВ.ВРАЧ».
–Нет…
–Сходи! И это такой хороший человек! Внимательный, добрый! Он всё тебе расскажет!
Я направляюсь к указанной двери. Стучусь. Мне не отвечают. Дёргаю ручку. Открыто. Захожу.
Полумрак.
Обычный письменный стол, настольная лампа освещает небольшой кусочек стола, рядом деревянный стул с тремя перекладинами на спинке, на последней висит халат, пожелтевший. В кабинете никого.
Я зачем-то спрашиваю:
–Есть кто-нибудь?
Тишина.
Подхожу к шкафу-пеналу, стоящему слева от стола. Сначала его не было видно в темноте. Интересно, что там может быть? Надо же отсюда выбираться. Или хотя бы узнать, куда я попала.
В предвкушении разгадки я отворила дверцы шкафа. Четыре полки. Практически пустые. На верхней, в углу, какая-то статуэтка.
Достаю её. Кручу в руках. Подхожу к лампе, чтобы рассмотреть получше.
Посеребренная статуэтка женщины… На её голове шар, по бокам которого две змеи. Волосы длинные, украшенные колосьями пшеницы. В одной руке у женщины какой-то посох, а в другой - крест с петлей. Помимо рук есть крылья.
Кручу снова. На дне статуэтки выгравирована надпись «Я – всё, что было, что есть и что будет… Ни одному смертному не дано узнать, что сокрыто под моим покрывалом».
Странность какая… Что это может быть? Напоминает Древний Египет. Но при чём он здесь? И где врач?
Пожилой пациент сказал, что он здесь и всё обязательно объяснит. Но вопросов стало больше.
Я не решаюсь, что сделать с статуэткой. Она не моя, но… Вдруг она поможет мне разгадать тайну этого места? Нужно найти Леру. Она точно что-то знает. Может, знает и про статуэтку?
Я закрываю шкаф и быстро выхожу из кабинета.

Попав в холл, я ищу того старичка, что отправил меня в кабинет главного врача. Мимо меня пробегают дети. Они смеются и играют, несмотря на их болезни и невзгоды. Это немного отвлекает меня и даёт осознать, что умиление при виде играющих детей – первая эмоция, которую я ощутила в этом странном месте. Или может первая, на которую я обратила внимание?
Я была так озадачена попытками узнать что-то или выбраться… А как я здесь оказалась? Вернее, почему, именно здесь?
Снова кручу в руках статуэтку, ищу глазами старичка, я разочарованно присаживаюсь на скамейку в холле. Неосознанно прислушиваюсь к разговорам престарелых женщин, сидящих на диванах у кофейного столика.
–Мне завтра на уколы, а вам?
–А мне сегодня делали.
–Правда, что у нас новенькая?
–Да. С ней Лера разговаривала.
Лера! Может, она что-то знает про статуэтку? Она точно что-то знает! Я уверена!
Выбегаю из фойе. Кажется, лестница была здесь… Нет. Её нет.
Я ошиблась? Странность. Ищу лестницу, блуждая по бесконечным коридорам. Теперь они хорошо освещены, чисты и непонятно куда ведут. В коридорах никого нет. Тоже странность.
Все в холле? Где те два врача, что мне встретились? Где глав.врач? Был ли один из тех двоих глав.врачом? Что за странный вопрос «почему без сопровождения?»? И какое должно быть сопровождение? Медсестра? Охранник? Почему те, кто в фойе, тоже «без сопровождения»?
Вопросы, вопросы, вопросы… Их слишком много. Который час? Вот опять вопрос. Что будет утром? Все снова исчезнут? Или уже? До сих пор никто не попался.
Я борюсь с желанием бегом вернуться в холл и проверить. Я нашла лестницу. Не уверена, та ли эта лестница, но поднимаюсь наверх. И снова не могу посчитать этажи.
А где лифт? Он же был, Лера и медсестра спускались на лифте.
Последний этаж. Чердак. Там я нахожу Леру. Она так же, как и в первый раз курит и смотрит в окно.
–Лера!
Девушка вздрагивает от моего оклика.
–Где ты была? – спрашивает она.
–Гуляла, разве нельзя?
–Нельзя, – резко отвечает девушка.
–Почему? Лера, что это за странное место?
–Наш дом.
–Как это дом? Почему меня все называют «новенькая»? А ты видела глав.врача?
–Потому что ты – новенькая. Раньше тебя не было.
–Ладно… Откуда все остальные?
–Из того, прежнего мира.
–Хорошо. Это «другой» мир, так? Какой? Где «прежний мир»?
Лера мне не отвечает. Я делаю вывод, что не добьюсь ответа. Сдаюсь.
–Не важно. Лера, скажи, эта статуэтка… Кто она?
Я протягиваю девушке найденную в кабинете глав.врача статуэтку.
Девушка тушит сигарету и хватает статуэтку.
–Где ты её нашла? – она необычайно возбуждена находкой.
–В кабинете глав.врача…
–Зачем ты туда ходила???
–Старичок в инвалидной коляске, в холле, сказал сходить к нему…
–Чёрт, это и был сам глав.врач!
–Что?! Но зачем он послал меня поговорить с собой в кабинет, а сам прикинулся не…собой?!
Прикинулся не собой? Восхитительная и поразительная формулировка!
–Где она была?
–В шкафу…
–И шкаф был не заперт?!
–Нет… Лера, объясни мне, что здесь происходит! – требую я.
Девушка вздыхает.
–Лера!
–Сходи снова в холл.
–Зачем?!
–Пошли…

Девушка встаёт со своей кушетки, к которой она обычно «приклеена», берёт меня за руку. Мне ничего не остаётся, кроме как следовать за ней. Мы направляемся в холл. Вновь по лестнице. Только, я снова путаюсь, не могу вспомнить, где лестница, но Лера уверенно ведёт меня лабиринтом коридоров.
Откуда они здесь? Не было же? Сразу, после выхода с лестницы – дверь чердака! Или нет?
Мы проходим мимо лифта. Я замечаю, что кнопка вызова лифта не подсвечена. Он снова не работает?
Проходим по узкому коридору до конца.  Мне кажется, коридоры были менее мрачными не так давно?
Вижу боковое окно. Светает…
А вот и лестница. Спускаемся вниз.
Света нет. Ничего нет. Никого. В холле в беспорядке стоят ржавые, покрытые пылью инвалидные коляски. Стены молчаливо взирают на нас глазницами облупившейся краски. Под ногами мусор, отвалившаяся штукатурка, капельницы, шприцы… Всё в разрухе. Всё, как в начале, до того, как больница «ожила».
Что всё это значит?
–Куда все делись, Лера?
Я поворачиваю голову и понимаю, что девушка всё это время неотрывно смотрела на меня, будто, чего-то ждала.
Наконец, она приходит к какому-то выводу и произносит:
–Ты не «новенькая». Тебя не должно здесь быть.
–Но я здесь! Почему?
–Это ошибка, – уверена моя собеседница.
–Почему ты так решила?
–Эти люди, что пропадают утром и появляются ночью, не живые.
–Что?!
–Это мир мёртвых. А ты не пропала утром с ними. Ты ещё живая. Тебе здесь не место.
–А ты…?
–Тебе нужно уходить, пока это ещё возможно.
–Ты тоже не исчезла, но и уходить не собираешься. Объясни, – не сдаюсь я.
–Тебе не обязательно всё знать, – мягко отвечает Лера. – Ты всего лишь должна проснуться.
–Ты, ведь, живая, да?
Мне страшно. Я провела ночь в компании призраков.
–Да, ¬– утешительно кивает девушка.
Её заверения меня немного успокаивают: я не одна такая, «кому здесь не место».
Мы стоим посередине пустого, разрушенного временем холла. Ветер, заглянувший через разбитые стёкла, вольно гуляет, свистит, настораживает. Картинка прямо противоположная тому, что было ночью. От этого жутко.
В голове рой мыслей. Жужжит. Пугает. Я снова и снова прокручиваю Лерины слова. В них есть что-то зловещее….
Мысль пришла неожиданно. Я рассматривала статуэтку, которую моя спутница всё ещё держала в руках. Анх… Загадочный символ вечной жизни… Бессмертия. Бес-смертия.
–Лера, что значат твои слова, «уходить, пока это ещё возможно»?
–Ты можешь тут остаться, – спокойно отвечает Лера.
–Навсегда? Это значит, я умру?
–Да.
–Почему? Как? Это всё нереально! Я не хочу умирать… Не могу…
В голове сразу тысяча вопросов. Они распадаются на осколки и кромками режут сознание.
Догадка слишком страшна… Я слишком долго сплю.
Есть мир мёртвых, в котором я была ночью, который «живёт» в этом месте. И есть мир живых, в котором эта больница – старое и ветхое, заброшенное здание.
Я слишком долго сплю. Я где-то посередине. И мне пора проснуться.
Вновь смотрю на статуэтку.
–Кто это?
–Богиня Исида.
–Древний Египет? Зачем она глав.врачу? Это когда было-то… Причём она здесь?
Девушка странно улыбается.
–Исида много чему и кому покровительствует. В том числе и медицине.
–Покровительствует?
–Боги не уходят в прошлое, пока о них хоть кто-то помнит.
–А глав.врач живой?
–Теоретически, здесь все живые, только по другую сторону.
Наверное, у меня бы заболела голова, если бы это всё было по-настоящему.
Я присаживаюсь на просевшее кресло и непонимающие смотрю на Леру.
–Мёртвые теоретически живые, Богиня Исида настоящая и тоже живая, а мне пора проснуться.
–Да, – кивает Лера.
–Зачем статуэтка врачу?
–Как напоминание.
–О чём?!
–Исида всегда рядом. Она владычица загробного мира. Она может воскрешать души умерших, как воскресила Осириса. Она – символ магии, исцеления и силы. Она превосходит всех богинь-матерей. Она любит и защищает жизнь, питает мироздание.
–Как-то неактуально в мире мёртвых, напоминать о живых, – хмыкаю я.
Лера опять улыбается. Я оставляю попытки понять происходящее.
–Жизнь и смерть – относительны.
–Есть жизнь, а есть – смерть. Что тут относительного? – возражаю я.
–Мёртвые для тебя. Для себя они – живые.
–Полумеры какие-то, – я морщусь.
Боль. Где-то далеко, но ощутимо.
Лера внимательно смотрит на меня.
–Тебе пора уходить отсюда, – делает вывод она.
–Но как?
–Тебе поможет главный врач, – уверенно говорит девушка.
–Почему он?!
Не хочется вновь искать врача, скрывающегося от меня и играющего со мной.
Лера колеблется, а я – жду ответ. Наконец она произносит:
–Потому что он – Имхотеп.
–Чтоооо?
Я нервно смеюсь. Это какой-то дурдом.
–Ты сбрендила?! – спрашиваю я у Леры.
–То есть то, что это мир мёртвых тебя устроило. То, что Исида реальна и жива – тоже. А то, что глав.врач – Имхотеп – нет?
–И чем он мне поможет?! – вскакиваю с кресла.
Я нервничаю.
–Считай это квестом, – улыбается Лера. – Ты поможешь найти врачу папирус, а он поможет тебе выбраться отсюда.
–Откуда ты знаешь? Почему он не помог выбраться тебе? Не нашла папирус?
–Мне это не нужно, – отвечает Лера. Она всем своим видом выражает спокойствие и терпение.
–Почему?! Ты же живая! Говорила, что живая…
–Просто найди папирус и отдай Имхотепу.
Я нерешительно топчусь на месте.
–У тебя не очень много времени, – Лера многозначительно смотрит на меня.
–Что со мной случилось?
Каким-то там пятнадцатым чувством я ощущаю, что Лера много знает, но по какой-то причине не всё говорит.
–Сон – маленькая кома, – улыбается девушка. – Иди.
–Где искать папирус? В кабинете его не было…
Я пугаюсь перспективы блуждать по всей этой мрачной пустынной больнице, которая постоянно видоизменяется и запутывается ещё больше. Не горю желанием заблудиться совсем в перепутьях тёмных, обшарапанных коридоров, где не покидает ощущение, будто из-за угла вот-вот выскочит плотоядный зомби.
–Где угодно.
–Это значит, обыскать всю больницу?
–Да.
Как у неё, этой Леры, всё просто. И откуда она знает, как и куда идти? Безошибочно.
Страх же какой ходить тут!
Я жалобно смотрю на Леру.
–Мне нужна помощь. Помоги мне. Пожалуйста.
–Раз ты просишь, я конечно, помогу тебе. Идём.
Я удивлена. И формулировкой – мне она кажется странной, и тем, как быстро и просто Лера соглашается помочь.
Но я иду за ней в поисках папируса. Где он может быть? Кабинет отпадает. Может, регистратура? Там все документы… Куда идёт Лера?
–Стой. Лера, куда мы? Может, папирус в регистратуре?
–Хорошо, – улыбается девушка. – Пойдём в регистратуру.
Она ведёт меня, уверенно и безошибочно. Как же долго она здесь? И почему здесь? Почему не расскажет об этом?
Она знает все эти коридоры, почему и как они меняются, она не боится ходить по неосвещённым участкам, разрушающимся лестницам, кто она? Говорит, живая. Надеюсь.

Мы находим регистратуру. Здесь полно пыльных, разваливающихся карточек и бумаг на полках. Толстый слой пыли. Скрывает от нас тайны пациентов и, возможно, папирус.
–Стоит всё это просмотреть, – говорю я.
–На это уйдёт много времени. У тебя его нет.
–Но и выбора особо нет, так? – я смотрю прямо на Леру.
Что-то в ней не так. Что-то изменилось во взгляде, поведении…
–Пожалуй, – соглашается она и первая берёт с полки карты.
Мы принимаемся за работу. Чем больше карт я просматриваю, тем более странным всё выглядит. Пациенты разных возрастов, рас, мест рождения; их данные очень разнятся, будто они вовсе из разных миров. Непонятно, как оказались в одно время в одной больнице.
Потом я вспоминаю, что это, вроде, загробный мир, и перестаю обращаться к логике.
…
–Лера, ты что-нибудь нашла?
Я устало и обречённо откладываю последнюю папку своей половины карт. Интересно, который час? Хотя бы примерно… Но часы здесь днём не идут. Времени нет. Странно. Да, времени нет. Оно не тянется, как Orbit и не проносится, как скоростной поезд. Его просто нет. И это непривычное ощущение. Тревожное.
Лера вздыхает.
–Нет. Ничего.
–Как думаешь, когда уже полночь? – я вглядываюсь в окно.
То ли сумерки, то ли день…пасмурный.
–Есть ещё время, но его мало, – отвечает Лера.
Теперь вздыхаю я.
В очередной раз осматриваю регистратуру.
Свет мигающих ламп режет уставшие глаза. Всё расплывается.
–Пойдём, поищем в другом месте.
–Нет, Лера, я что-то упускаю.
Я упрямо кручу головой по сторонам. Так. Полки, стеллажи, карточки, карточки, везде: на полу, на стуле, на столе, допотопный телефон, такой, с диском, который нужно крутить. Странность… Больница хоть и разрушена днём, но вполне себе современна. Проходя мимо бесконечных кабинетов, я видела и компьютеры, и прибор для МРТ. Почему такой старый телефон?
Стоп! Стол. У стола есть ящик. Как я сразу его не заметила?!
Я подхожу к столу, дёргаю ручку ящика. Заперто!
–Думаю, это оно. Лера?
–Ящик заперт, – говорит она очевидное.
–Нам нужно найти ключ, – уверена я.
–Если ты ошибаешься, то потеряешь время, – предупреждает девушка.
Почему её это беспокоит?
–Я не ошибаюсь. Даже если… Я готова рискнуть.
Откуда у меня такая уверенность?
–Хорошо, – сдаётся Лера. – И где, по-твоему, ключ?
–Вот этого не знаю, – развожу я руками.
В растерянности сажусь на стул и выжидающе смотрю на Леру.
–Я посмотрю на проходной, – говорит она.
–Тут есть проходная? – я удивлена.
Когда я выбежала во двор больницы, я не видела никакой проходной. Что за метаморфозы? Почему?
–Конечно.
Лера же удивлена моим вопросом. Для неё это всё обычное.
Я киваю.
До чего же странное место. Разные больные… слишком разные и далёкие… 1800 год… 2005… диск этот…телефон, в смысле… Исида, Имхотеп Древний Египет…. Анубиса только не хватает на мою больную голову. Или Осириса. Если это загробный мир, то логичнее, чтобы был Осирис? И почему больница? Как понять, сколько у меня времени, если времени нет?
Нет. Не думать. Не пытаться понять это.
–Посмотри, подходит ли?
Вернувшаяся Лера протягивает мне небольшой изогнутый ключ. Он явно не подходит ни к одной двери, что я видела. Но… Всё ли я видела? Не важно, надеюсь, подойдёт к ящику.
Я беру ключ и медленно, аккуратно вставляю в замочную скважину. Кручу в одну сторону – препятствие. В другую – замок немного поддаётся. Нажимаю. Щелчок.
Получилось!
Я нетерпеливо и резко дёргаю ящик на себя. Да! Внутри лежи искомый папирус! Свёрнутый, пыльный, но, без сомнения, древний, как сам Египет, папирус!
Хватаю находку и поворачиваюсь к Лере.
–Есть!
Лера не разделяет моей радости.
–Теперь Имхотеп. Быстрее. Скоро стемнеет и снова наступит ночь.
–Давай проверим в кабинете главного врача.
–Это трата времени, там его нет.
–Лера, ты говорила тоже самое про регистратуру! Но я оказалась права!
–Хорошо, – соглашается Лера. – Пошли.
Она вновь ведёт меня жуткими коридорами; они выглядят более зловещими, из-за сгущающейся темноты за окном. Лампы не радуют бесперебойной работой. Остаться здесь навсегда нет желания. Я ускоряю шаг и тороплю Леру.

Но длинный и страшный путь напрасен. Петляя изменчивыми переходами, мы добираемся до кабинета главного врача, но видим, кабинет пуст. Абсолютно пуст. Нет ни стола, ни шкафа, что были прошлый раз.
–Лера? Ты не ошиблась?
–Исключено.
–Но прошлый раз я из фойе прошла в кабинет. И тут стояли стол, шкаф, в котором я нашла статуэтку Исиды. Их тут нет. И мы прошли из регистратуры через фойе дальше. Мы на втором этаже, Лера. Ты ошиблась.
Девушка осматривает стены кабинета и качает головой.
–Нет. Мы на месте.
–Но тут нет мебели! Кабинет прошлый раз был в другом месте!
–Тут всё меняется.
–Как? Если это…
–Если это загробный мир, не значит, что он не живёт и статичен. Здесь всё движется, изменяется, живёт. Всегда. Идём. Имхотепа здесь нет.
Лера делает пару шагов к выходу, вынуждая меня пойти следом. Я не хочу запутаться и остаться одна. Но морально я протестую.
–Куда?!
–На чердак.
–Зачем?!
Я быстро иду за девушкой, но негодую. Хочу её остановить, но боюсь дотронуться до нее.
–Имхотеп занят. Он сам нас найдёт.
–Откуда ты всё знаешь? Почему знаешь, куда идти, как всё изменяется? Почему ты живая в загробном мире?
–Не отставай, – бросает через плечо Лера.
Я недовольно замолкаю и всю остальную часть пути лишь вздыхаю, поспевая за таинственной путеводительницей. Всё меняется так быстро, что я едва реагирую: перепрыгнуть яму, увернуться от стены, схватиться за перила – вдруг, лестница рухнет!

Наконец мы на чердаке. Я сижу на другой кушетке, подальше от Леры. Не доверяю я ей. Совсем стемнело. Больница оживает. За дверью слышны голоса, шаги, шорох колёс инвалидных колясок. Мир мёртвых вступает в свои права. За окном ночь.
–Ты, ведь, знаешь больше, чем говоришь, – обращаюсь я к Лере.
–Любой человек, если он разумен, поступает так же.
Я не нахожу, что ответить. Лера берёт свою гитару и снова начинает играть. Я слушаю. На это раз музыка кажется мне зловещей. В звуках мерещатся то раскаты грома, то бесконечная мгла. Я представляю, как это: день быть тут одной, в разрушенном временем, покинутом здании, а ночью проживать один и тот же безрадостный сценарий с лечением, больничными запахами, созерцая обречённость в глазах других пациентов.
–Лера, если ты живая, почему ты тут?
–Я везде, – отвечает она и продолжает играть.
–То есть?
В этот момент дверь на чердак открывается. В дверном проёме стоит тот самый пожилой мужчина, который советовал мне сходить в кабинет главного врача.
Он совершенно не похож на то, что я себе представляла. Обычный, ничем не приметный пожилой мужчина с тёмными глазами, сединой, бородой… Имхотеп. Бог медицины. Так сразу и не поверишь.
Музыка затихает.
–Здравствуйте, – говорю я.
Этот мужчина напрочь игнорирует меня. Он обращается к Лере.
–Исида, здесь искажение.
Его голос разносится эхом. Но не пугающим эхом, не зловещим.
–Я знаю, – отвечает Лера и кивает на меня. – Она. Стоит на границе, но без причины.
–Исида?!
Мне становится жутко. Два Древних Бога смотрят на меня и чего-то ждут. Пауза.
–Она тебе не представилась? – наконец спрашивает меня Имхотеп.
–Лерой…
–Я решила, что не стоит. Анубис не сопровождал её. Она сама появилась здесь.
Лера откладывает гитару.
–Вы оба Боги Древнего Египта?
–Да, – кивает Имхотеп.
–Но это же всё мифы! – восклицаю я.
–Мифы? – усмехается Лера.
Тот, кто считается Имхотепом осуждающе смотрит на девушку и начинает пояснять.
–Исида – единственная богиня, чей культ до сих пор жив. Её величие настолько огромно, что по сей день есть люди, верящие и поклоняющиеся ей. Да, её образ трансформируется, заимствуется в другие религии, но он жив.
–Почему загробный мир имеет вид больницы? – невежливо перебивать, но меня переполняют любопытные вопросы.
Имхотеп присаживается рядом. Всё выглядит таким естественным. Я сижу в больнице, на чердаке, и разговариваю с Богами, как будто с обычными людьми.
–Древний Египет был очень просвещён в плане медицины.
–Но больница современна! – восклицаю я. – Почему она не выглядит, как в Древнем Египте?
–Люди, что переходят в загробный мир, видят её по-разному. Каждый так, как жил в привычном ему времени.
–То есть, для живших в 1800 году больница несовременна?
–Именно. А для умерших на поле войны, больница – полевой госпиталь.
–Кошмарно…
–На самом деле, нет, потому что каждый видит то, что хочет. Для кого-то это и не больница вовсе.
–Почему я вижу разрушенное здание днём?
–Твоё сознание разрушается.
Я начинаю паниковать. Но пытаюсь себя успокоить. Если это сон, то просто кошмар. Кошмарный сон…
–Почему?
–Мы не знаем.
–Вы же Боги!
–Обычно, когда человек умирает, за ним приходит Анубис. Ты же явилась без сопровождения. Это неестественно.
–То есть, я в мире мёртвых, но не умерла, и вы не знаете, что это?
Мне никто не отвечает.
Я смотрю на Леру. Она мне перестаёт казаться просто девушкой, хотя и выглядит так же, как и выглядела.
–Ты ведь выглядишь по-другому, да?
–Тебе удобнее видеть этот образ.
Она по-прежнему сидит на кушетке и курит. Боги курят? И почему олицетворение женственности и материнства, курит? Или это то, что вижу я?
–А как на самом деле?
–Ни одному смертному не дано узнать, – отвечает за Богиню Имхотеп.
Далее они разговаривают между собой, будто меня здесь и нет.
–Что Осирис? – спрашивает Имхотеп. – Будет взвешивать?
–Не знаю.
–Где Анубис?
–Тоже не знаю. Наверное, занят переправой.
–Кхм… Извините, но, кажется, вам нужно это?
Я протягиваю Имхотепу его папирус.
–Ох, давненько он затерялся. Благодарю.
–Лера сказала, вы поможете мне, если я найду папирус…
Я с надеждой смотрю на этого странного вроде как Бога.
Тот переводит многозначительный взгляд с меня на Леру. Разворачивает папирус и долго что-то изучает.
Ночь тянется медленно и жутко. От скуки я прислушиваюсь к звукам «жизни» загробного мира. Снова где-то кричат дети. Почему умирают дети?
–Исида, – шепчу я, – почему умирают дети?
–По той же причине, что и взрослые.
То есть, прямо мне не скажут.
–А все остальные Боги тоже живы?
–Только те, о которых помнят.
Односложные ответы отбивают охоту задавать вопросы. Ночь тянется. Иногда Имхотеп бормочет «не то», «это, наверное, не поможет», «нет, это что-то другое».
В конце концов, ночь заканчивается. Исида прерывает Бога медицины.
–Светает. Имхотеп, смотри.
Оба Бога внимательно смотрят на меня.
Я в ужасе. Звуки загробной жизни не смолкли для меня с восходом солнца. Больница расплывается, погружается во тьму, хотя солнце светит ярко. Оно ослепляет. За окном не видно ничего, кроме пронзительного, режущего глаза света, но, если отвернуться от окна, больницы нет, только непроглядная тьма.
–Что происходит?
–Ты умираешь, – произносит Имхотеп. На этот раз его голос, доносящийся из темноты, кажется мне очень зловещим. – И с началом дня уходишь. Время мёртвых – ночь.
–Исида! Ты говорила, что умеешь воскрешать людей! Воскреси меня, пожалуйста!!! Я всегда буду помнить, чтобы ни ты, ни Имхотеп не исчезли!
Я не слышу всей фразы Богини, только обрывок:
–Сначала…

Больница не разрушена. Свежая краска на стенах, ровный линолеум, чистый кафель. Электричество бесперебойно. Но… Никого. Или мне так кажется?
Тишина обволакивает с головы до ног. Осторожно шагаю по коридору, боясь нарушить эту тишину, и выхожу в холл. Кресло не просевшее, обивка не исцарапана. В регистратуре карты аккуратно стоят на полках, отсортированные по фамилии.
Вокруг стерильная чистота и такая же стерильная тишина. Слышу звук своих расширяющихся лёгких, когда с очередным вздохом поступает кислород.
–Исида!
Ответа нет.
–Кто-нибудь! Имхотеп!
Выхожу через проходную во двор. Тёплый солнечный день. Но нет ни пациентов, ни посетителей, ни души. Обхожу больницу и на заднем дворе вижу огромные весы. Наверное, на них Осирис взвешивает сердце умерших. Но и тут никого нет.
Возвращаюсь обратно в здание. Обхожу пару палат. Никого. Выхожу в коридор. Свет начинает мигать. Прохожу по коридору в холл. На полуразрушенном кресле, среди мусора и капельниц, которые снова почему-то везде разбросаны, сидит Исида.
Теперь это не девушка Лера. Облик и одеяние Богини соответствуют тому, что я видела у статуэтки, которую, не помню, где оставила.
Я завороженно смотрю на большие, величественные крылья за спиной Исиды, которые символизируют способность воскрешать души мёртвых.
–Что произошло?
–Ты умерла.
–Тогда где другие мёртвые? Я теперь должна их видеть всегда.
–Не зря ты нашла папирус. В нём Имхотеп нашёл ответ.
–Какой?
–Причину твоего пребывания здесь.
–Что же это за причина?
–Я была права, – улыбается Богиня. – Сон – маленькая кома. 
Я замечаю, как холл погружается в сумрак каждый раз, когда мигают лампы.
–Темнеет? Снова? Так быстро?
–В мире мёртвых, где ты была, время движется иначе. День уже подошёл к концу. Если исчезнешь, как и свет дня, то будешь жить.
–Была? То есть… Ты вернула меня?
–Я же говорила, я покровительствую многим.
–Исида… Я… Потеряла статуэтку… Но я буду помнить… О всех Богах. Это важно, я понимаю теперь.
–Не потеряла, – улыбается Богиня. – Нужно быть терпеливым к своим поступкам. Не переживай за статуэтку.

Неожиданно мы перемещаемся на чердак. Богиня вновь принимает облик девушки Леры и играет приятную, лёгкую мелодию. Я успокаиваюсь, будто всё лишь сон, полный приключений.
Часы бьют полночь. Больница оживает. Но не для меня. Я вижу, как всё погружается во тьму, смазывается. Это мир мёртвых – мне здесь не место.
–Благодарю, – говорю я.

Звон будильника, солнечный свет и ранее утро наваливаются резко и неожиданно. Душ, завтрак, кофе. Привычное утро. Только одна маленькая деталь не вписывается в привычное. Это стоящая на тумбочке небольшая, посеребренная статуэтка женщины с крыльями и посохом. Она прекрасно сохранилась: нигде нет скола или потёртой краски. Только надпись поблёкла от времени, но, несмотря на это, без проблем читалась.
«Я – всё, что было, что есть и что будет… Ни одному смертному не дано узнать, что сокрыто под моим покрывалом».