Реал

Шёл дождь. Мы сидели дома.
- Ну, расскажи!
- Нечего рассказывать.
- Ну, как нечего? Придумай что-нибудь.
- Я не умею придумывать.
- Нет умеешь.
- Про что придумать?
- Про зомби.
- Тут я - пас. Не моя тема.
- Твоя, твоя! Теперь только и остаётся, что рассказывать про зомби.
- Думаешь? Ну, не знаю. Ты мёртвого уговоришь! Мёртвого... да...
- Начинай же!
- Подожди. Не так быстро. Может и не выйдет ничего.

Значит в будущем, в одном из будущих, люди стали делиться на сценаристов, актёров и зрителей. Зрителей было больше всего, они тратили время и деньги, чтобы смотреть на актёров. Сценаристы управляли миром. Зрители, актёры и сценаристы внутри своих групп были очень сложно структурированы. Например, зрители были обычные, приобщённые и привилегированные и каждая ступенька в этой иерархии требовала от зрителя усилий.
То, что придумывали сценаристы, разыгрывали актёры и смотрели зрители, называлось «реал».  Реал состоял из сезонов, а сезоны из серий. Если реал пользовался успехом, у него было много сезонов. Но, каким бы успешным реал не был, перед каждым сезоном сценаристам приходилось начинать как будто заново и это приводило к тому, что с частью актёров приходилось расставаться.  И я расскажу тебе об одном таком случае. Но прежде должен немного раскрыть эту кухню. Если актёр переставал играть в реале, по воле сценаристов, конечно же, он вынужден был менять свою внешность, потому что иначе он ассоциировался у зрителей с предыдущим, сыгранным им, персонажем. Это приходилось делать даже тем актёрам, которые были актёрами по природе своей, - таковы были требования индустрии. Поэтому у каждого актёра был свой хирург. Один известный сценарист называл актёров хамелеонами с хорошей памятью и подчеркнул, что это он про талантливых актёров говорит, а большинство называл - малообразованными повторялками.

Реал, о котором пойдёт речь в моём рассказе, назывался «Клиника». Сценаристы придумали, как он должен начинаться: по коридору идёт беременная старуха, держась за стены. Долго идёт, у старухи мало сил, коридор тёмный и длинный. И когда она выходит к ступенькам лестницы вниз, то на экране появляется название серии «Кровавая Мэри».
Сценаристы договорились между собой, что не будут церемониться с актёрами, какие бы отношения их не связывали и как бы не нравился им персонаж. Подписали дополнительное соглашение к контракту, что будут без сожаления убивать актёров, которые, как они считали, снижают рейтинги реала. Это должно происходить быстро и внезапно, без долгих монологов актёров-злодеев над поверженным, обречённым актёром, уже такое было, в предыдущем реале, когда в последний момент решили дать шанс венерологу Головастикову и едва не закрыли реал. Поэтому в комнате сценаристов главной надписью, пока не написали первую серию нового сезона, была надпись красным маркером на доске «Убей их быстро».

Значит появилось название серии «Кровавая Мэри», под ней старуха спускается по лестнице вниз, экран медленно гаснет и на чёрном фоне вместо рассказчика зритель видит слова: «Прошла неделя».
Главврач больницы Бартман, судьба которого была предрешена сценаристами, шёл по коридору в поисках доктора Онищенко. Онищенко в реале - это Йозеф Менгеле, Сиро Исии, сумасшедший экспериментатор с патологическими наклонностями, даже эпизодическое появление которого вызывало у зрителей ненависть. Поэтому, когда Бартман стучал в железную дверь с надписью «Посторонним вход строго воспрещён!» и громко звал:
- Геннадий Григорьевич! ... Геннадий Григорьевич! ... Немедленно откройте! - доктор Онищенко был уже мёртв.
Он лежал на полу, лицом вверх, вокруг был полумрак, рядом с ним сидел карлик с огромной, непропорциональной телу, безволосой головой, с большими мясистыми оттопыренными ушами и, как ребёнок неуклюже втыкает пластмассовый совок в песочнице, точно так же Карлик втыкал в тело Онищенко скальпель, только не неуклюже. Но на Онищенко он не смотрел, а смотрел на кровать, на ней лежала та самая старуха - Кровавая Мэри, подключённая к системе искусственного жизнеобеспечения.
Брат Карлика - близнец, только очень высокого роста, подошёл к столу, немного постоял, а потом выключил аппарат. На мониторе зелёная волна вытянулась в прямую линию, раздался писк, и все цифры на экране обнулились.
- Братка, - сказал он Карлику, - надо отсюда валить и его, - он кивнул на младенца под куполообразным стеклом, - спасать.
Ребенок под стеклом лежал удивительный: голубоглазый, волосы - шапка золотых кудрей, на спине белоснежные крылья  и лук со стрелой в правой руке.
Брат смотрел на младенца сквозь стекло и напевал тихо: «Амур! мур - мур!» Так его все звали. И мёртвый Онищенко тоже.
Карлик посмотрел на Брата и рука со  скальпелем зависла в воздухе:
- А как же Шиидзе и Тюльпанов? Онищенко предупреждал.
Брат задумался. Потом кивнул:
- Прав ты, братка. Решать с ними надо.

Из-за Шиидзе и Тюльпанова у сценаристов вспыхнул конфликт. Одни хотели убрать из реала Шиидзе и Тюльпанова, а другие только Шиидзе.
Тюльпанов - любвеобильный костоправ, пользовался фантастической любовью зрителей, и с такой же силой актёра не любили некоторые сценаристы, он всё время интриговал, вмешивался в работу сценаристов, требовал для себя серию - бенефис.

Главврач Бартман оборудовал небольшое помещение для безумных опытов доктора Онищенко под лестницей на первом этаже. Он надеялся, что тема, над которой работал Онищенко, прославит больницу - это было средство, помогающее просыпаться по утрам счастливым. Он даже слоган придумал: «Проснись и пей! Проснись - забей!».
Бартман искал Онищенко, но его нигде не было и значит он был у себя в лаборатории. Бартман спустился в лабораторию и долго стучался в дверь. Наконец, он услышал поворот ключа в замке, отошёл на шаг, но когда дверь распахнулась из неё неожиданно выскочила  какая-то крылатая тварь, вцепилась ему в лицо и затянула внутрь, и тут же дверь захлопнулась.

- Уйми его, братка, - посоветовал, поморщившись Карлик, наблюдая, как странное существо размером с ворону и с перепончатыми крыльями, похожее на тритона, вырывает куски мяса с лица главврача Бартмана и жадно проглатывает.
- Пусть жрёт зверюга! Голодное. На одних овощах две недели сидело. Как вегетарианец, гы!
- Только люди могут убивать себе подобных.
- Не философствуй, сейчас нажрётся, а остальное на материал пойдёт.
- Этот не нажрётся, - рассудил Карлик.

Завхоз Кищук вызывал не меньше ненависти у зрителей, чем доктор Онищенко, за счёт своего дьявольского обаяния. Пользуясь своим положением, он склонял молоденьких медсестёр к сексу, плёл интриги и подставлял людей. Теперь он решил заминировать больницу с помощью Шамиля и Салмана, работавших в клинике в столовой. В разговорах с другими актёрами Кишук презрительно называл их «чебуреками». Взрывчатку они спрятали в ящиках с апельсинами.

- Какой ты потный! Смотри, как течёт с тебя. Не мужчина что ли? Трусишь? - Шамиль сидел на деревянном ящике, в подвале, руками опираясь на гранатомёт, который держал между ног.
- Свойство организма, - Кищук снял коробку из-под апельсинов и поставил к ногам Шамиля.
- Салман, - Шамиль обратился к сидящему рядом человеку с автоматом на коленях, - ты же знаешь, как победить страх навсегда.
Салман кивнул, направил ствол автомата в сторону завхоза Кищука и выстрелил длинной очередью. Кищук взвизгнул и упал на ящики с апельсинами, попытался вскочить, но Салман, не обращая внимания на шум от выстрелов, долго и с наслаждением стрелял в завхоза, смеялся от того, как эффектно представляют смерть специалисты по спецэффектам, обнажив большие крепкие белые зубы, настолько белые, что на фоне чёрной бороды и усов они казались отбеленными у стоматолога, так это и было, что скрывать. Наконец, Кищук затих на разбитых выстрелами и раздавленных его толстым телом апельсинах, по лицу стекал жёлтый сок и вся одежда была пропитана кровью и разбрызганным соком.
- Началось! - сказал Салман, присоединяя к автомату новый, полный патронов, рожок.
Шамиль тоже вскочил и закричал:
- Строго по плану! - достал рацию и гораздо спокойнее сказал в неё пароль. -  Политкорректное - не толерантно.

Шиидзе сидел на стуле за ширмой и проводил осмотр. Перед ним стоял голый мужчина.
- Болезненное мочеиспускание, говорите, - уролог Шиидзе повторил то, что сказал ему мужчина, такая у него манера.
- Да, писать больно, два дня уже, - подтвердил мужчина.
- Два дня больно писать, - Шиидзе посмотрел в сторону своего стола. - А где медсестра?
- Вышла, наверное, - пожал плечами голый мужчина.
- Странно.
В этот момент появляется медсестра, везёт на каталке женщину закрытую одеялом до подбородка. Уролог Шиидзе оборачивается:
- Что у вас? - и смотрит поверх очков на медсестру.
- Вот! - говорит медсестра с побелевшим лицом.
В этот момент женщина скидывает с себя одеяло, и всем сразу становится понятно, что она обвязана огромным количеством взрывчатки.
- Боже! - вскрикнул голый мужчина.
- У вас всё ещё проблемы? - от ужаса попытался пошутить уролог Шиидзе и ещё хотел что-то добавить, но раздался страшной, разрушительной силы взрыв.

Интерн Прохор Мазаев в этот момент занимался плотской любовью с врачом-офтальмологом Сущевской, лежавшей на больничной тележке. И остановился:
- Что это было? - спросил он, присыпанный штукатуркой с потолка.
- Если это опять Онищенко, то, надеюсь, он взорвал моего муженька, - сказала Сущевская про Бартмана.
- Давно пора, - поддакнул интерн Мазаев.
- Не тебе об этом говорить.
Тогда Прохор встал, застегнул на ходу брюки и, подойдя к двери подсобки, распахнул её. По коридору бежали двое бородатых мужчин в одежде маскировочного цвета и стреляли из автоматов по всем без разбора. В следующее мгновение интерн Мазаев захлопнул дверь и стал лихорадочно придвигать к ней стеллаж с химической посудой, которая повалилась с полок на пол и стала биться вдребезги:
- Помогай! Там ужас! Там террористы!
Врач-офтальмолог Сущевская вскочила и стала лихорадочно помогать. Потом они отошли от двери и прижались рядом к стене.
- Нас не убьют, мы перспективные, да? - жалобно спросил Прохор.
- Да, надо помочь развитию нашей линии, - Сущевская обхватила шею интерна руками, - во чтобы то ни стало, - и стала принуждать его к французскому поцелую, но интерн Мазаев был сильно напуган, - ну, давай же!
- Не могу! Очкую!
Послышались удары в дверь и снова посыпалась химическая посуда на пол. Затем послышались голоса:
- Закрылись что ли?
- Давай, я из гранатомёта шмальну?
Наступила невыносимая тишина. Казалось, что она длилась целую вечность. Три вечности. Говорить интерн себе запретил и Сущевской испуганным взглядом показал, что не надо. Сценаристы только этого и ждут, что ты скажешь что-то типа: «Фу-у! Вроде пронесло» И в ту же секунду дверь разнесёт страшным взрывом и все погибнут.
Где-то через полчаса они решились отодвинуть стеллаж и выглянуть в коридор. Коридор был разрушен и в нём, среди мусора, лежали чьи-то тела. Дверь в кабинет напротив висела на нижней петле. В кабинете на полу лежал бородатый мужчина в камуфляже, гранатомёт лежал рядом, на мужчине сидело странное существо похожее на тритона и вынимало из груди окровавленное сердце.
- Ужас! - поморщилась врач-офтальмолог Сущевская.
Существо посмотрело на них, и интерну Прохору Мазаеву показалось, что весело и вроде даже подмигнуло, и как будто бы сказало:
- Не боись, своих не трогаем.
Но потом оказалось, что всё это говорил ушастый Карлик.
- Братка, - сказал мужчина, появившийся откуда-то из-за спины интерна, - нам пора, пока Шамиль далеко не ушёл.
- Эй! - позвал Карлик странное существо, поедающее сердце бородача. Существо, к удивлению Прохора, послушалось его голоса и быстро, словно ящерица, пробежало по полу, взобралось на плечо и заинтересованно посмотрело на интерна Мазаева с офтальмологом Сущевской, крепко сжимая в зубах сердце бородача.
- Это вам на хранение, - торжественно сказал Брат и протянул врачу-офтальмологу Сущевской златокудрого младенца с луком и стрелами в правой руке.
- Мне? - испугалась Сущевская.
- Мы не можем, - виновато посмотрел на неё Карлик с похожим на тритона существом на плече, - Шамиль убежал. Он может вернуться.
Интерн Прохор Мазаев скорее взял младенца на руки от жуткого страха и такого же острого желания, чтобы эти ужасные люди скорее ушли, и подумал, что сценаристы их не убьют.
- Его зовут Амур Онищенко, - сказал Брат, - запомните - Амур Онищенко.

Шамиль прятался в большом алюминиевом баке подписанном «Для пищевых отходов». Он осторожно снял крышку, стал вставать, услышал тонкий звон спущенной тетивы и почти сразу почувствовал, как золочёная стрела пробила бронежилет и вонзилась в сердце.
«Сердцу не прикажешь, - подумал Шамиль и покачнулся, - над ним властвуют лишь меткие стрелы Амура или острые зубы дракона-крокодила».

- Всё. Больше не могу.
- Как не можешь? Дальше давай!
- Всё, значит всё.
- Почему?
- Если б я знал.
- И что же делать?
- Не знаю. Ждать, пока снова появится.
- Что появится?
- Не знаю. Ничего не знаю, понимаешь?
- Ты обещал про зомби?
- Я?
- Да.
- Про зомби - это роман.


Отрывок из книги "Снег или соло, мой друг".
Все версии книги здесь: https://ridero.ru/books/sneg/