Реквием

Человеку, которым я могла стать.
***
Она умерла.
Можете это принять? Можете вообще поверить в это?! Осознание случившегося больно бьёт куда-то в грудь, заставляя лёгкие болезненно сжиматься, но разум всё так же отчаянно сопротивляется принятию этой простой истины.
Сейчас, копаясь в памяти, я думаю о том, что не могу сказать точно когда мы с ней познакомились. Возможно, это было весной. Чрезвычайно контрастное время года. Мы могли встретиться в парке. Или случайно столкнуться в автобусе, засмотревшись на пейзаж за окном, как она любила делать. Сейчас же, хоть убейте – не помню.
Зато точно знаю, что эта девочка просто обожала оранжевый и все его оттенки, пила чай с двумя ложками сахара, мечтала жить в Амстердаме и любила пушистых кошек. Впрочем, оглядываясь назад, я понимаю, что она, словно наивный ребёнок, любила всех. Даже меня, хотя я вряд ли заслуживала этого.
Она боялась высоты. И бабочек. Эти очаровательные хрупкие существа внушали ей неподдельный ужас: она вся сжималась в комочек и практически плакала. Глупая… В свои «без пяти минут взрослая», как она любила говорить, эта девочка ужасно боялась человеческого безразличия. Оно словно обжигало её, било, коробило.
«Взрослая». Это слово так притягивало меня, но так отталкивало её. Тогда я ещё не понимала её опасений, списывала всё на страх перемен. Ох, если бы я тогда знала…
Она умерла! Читайте эту боль по слогам, по буквам. Читайте её наоборот, сквозь пальцы, меняя буквы местами, перемешивая. Всё равно ничего уже не изменится. Это словосочетание бьётся в висок. Оно – боль, мешающая спать по ночам, немой крик, стремящийся вырваться наружу из грудной клетки. Да. Крик – именно то слово, которое сейчас подходит больше всего. Хочется кричать, плакать, биться головой об стену. Только ведь крик не может равняться тишине, верно? Или… может?
Она умерла… Милая, нежная, невероятная, самая лучшая. Я начала ценить её лишь тогда, когда она покинула меня навсегда. Только теперь приходит понимание того, как дороги были наши с ней ночные разговоры, её вечные «Хочу енота!» или «Может, ещё чаю с печеньем?» когда выпито уже 5 кружек. Милое дитя… Она вечно забывала перчатки, разбрасывала заколки и резинки, вся квартира была заставлена кружками с недопитым чаем. Иногда многих это могло раздражать. Но я любила её. Искренне, светло, самозабвенно. А теперь…
Теперь её больше нет. Наверное, малышка до последнего не осознавала того, что погибает. Оно и к лучшему. Её хрупкое сознание не выдержало бы даже мысли о том, что ей придётся оставить меня одну. Яркая, добрая, хрупкая. Она умерла…
Я вижу её каждый день. Точнее лишь то что от неё осталось, жалкое подобие, бездарную её копию. Эта копия вечно повторяет мои действия. Смеётся, кривляется, кривенько улыбается. Одно радует, когда я плачу, то на её лице тоже блестят слёзы и нет даже тени улыбки. Я вижу её в витринах магазинов, стёклах проезжающих мимо машин, глянцевой поверхности луж, зеркалах. Вижу её 24 на 7. Но новая она мне совершенно не нравится.
Мы похожи. Чертовски похожи. Только она всегда была лучше меня. Она была счастливым ребёнком, была радостью. Она была детством. А я… Я – не она. Хотя мы одинаково выглядим, улыбаемся, говорим. У нас одинаковые имена, друзья, родители и номер паспорта…
Однажды я забуду о том, что она когда-то существовала. Моё альтер-эго. Забуду её привычки, страхи, мечты, глупые фразочки. Возможно, однажды время окончательно сотрёт её из моей головы. Однажды, но не сегодня.
Мы больше не встретимся. Я не смогу назвать точную дату, но точно знаю, что она оставила меня. Многие даже не заметили её исчезновения. Конечно, ведь её тело не перетерпело особых изменений. Вот она – я. Дышу, живу, действую. Но её больше никогда не встречу. Не будет пускания мыльных пузырей в парке, смеха без причины, песен на всю улицу, глупых ночных разговоров и её беспечных идей. Ничего не будет. Ни-ко-гда.
Потому, что теперь я сама то самое слово, которого она боялась больше, чем бабочек. Я – взрослая.
А её, моего детства, больше нет.