Одна

ОДНА

Раиса Павловна любила эту пору года с её сверкающими на солнце сосульками, шумными ручьями, бегущими по асфальту, с цветущей белой акацией, буйно разросшейся во дворе среди многоэтажек.
Волшебный пряный аромат цветущей акации всегда волновал её, потому что напоминал о том, как цветёт по весне черёмуха в деревне, где росла она в семье одна, без сестёр и братьев.

Она всегда была одна, как помнит себя. И сына растила тоже одна. Любила его. Но огорчений и тревог за сына ей выпало больше, чем материнской радости.
Зарплата операционной сестры невелика, приходилось дополнительно брать ночные дежурства. Маленький сын не хотел оставаться один и просил:
- Не уходи, мама.
Потом просто провожал её грустным взглядом. А когда подрос, материнские ночные дежурства давали ему полную свободу, и он искал приключения в чужих дворах и подъездах.

Сжалось сердце, когда столкнулась с холодным, неласковым  взглядом сына - подростка. Надо было бы ближе прикоснуться к его проблемам, согреть его озябшую душу. Да всё не до этого. Как всегда, ночные дежурства. Потому что возросли запросы у выросшего сына. И он уже не просил, а настаивал. Надеялась, что вырастет, поймёт. И, правда, всё наладилось. Сын отслужил в армии, получил специальность, стал работать. Женился. Очень привязался к своему первенцу Лёвочке, которого Раиса Павловна называла «мой львёночек».
У неё теперь было время погулять с ребёнком, связать ему тёплые носочки, побаловать ватрушками или блинчиками. Она могла дать внуку то, чего не могла дать сыну.

Но что-то в семье сына не заладилось. Невестка уехала к матери в другой город. Раиса Павловна скучала по внуку, вязала ему тёплые вещи и надеялась, что невестка вернётся.
А сын стал выпивать и не раз терял из-за этого работу. И это было для неё такое горе… Она снова была одна. На работе хоть коллектив был. А теперь кто о ней, пенсионерке, вспомнит? Сын, конечно, заходит. Когда деньги нужны. Деньги она даёт. А куда денешься от этой горькой судьбинушки?

Раиса Павловна привычно разгладила короткие светлые с сединой волосы и внимательно осмотрела похудевшие руки. То ли от болезни похудела, то ли от переживаний. Пошла на кухню заварить чай и остановилась в коридоре перед старым овальным зеркалом.
- Всё ещё ничего женщина, - понравилась она себе, разглядывая с яркой синевой глаза и прямой правильный нос.
Только губы с опущенными уголками да глубокие складки возле них огорчили её.
- Смолоду надо было в зеркало-то смотреться, - упрекнула она себя. – Может, не осталась бы одна.
Впрочем, что тут поделаешь, если любить довелось ей только раз.

Раиса Павловна выпила лекарство, перекусила и посмотрела на часы:
- Поздновато. Спать что ли лечь?
Передумала:
- Нет. Довяжу Лёвочке свитер.
Она вернулась в комнату и расправила на столе недовязанный детский свитер.
- Вот, Лёвушка, будет тебе к дню рождения обновка, - разговаривала она с портретом внука, висящим над комодом. – Смотри, какой пушистый, серый, на груди олени синие. А глаза зелёные. А рога – большие, коричневые. Молодец, Раиса, - похвалила она себя. – Славно получилось. Сегодня и довяжу.

Раиса Павловна увлеклась, вывязывая оленьи рога на свитере, и вздрогнула, когда услышала в тишине лязг в замочной скважине. Она посмотрела на будильник, тикающий на комоде. Было за полночь.
- Да, похоже, сынок так пьян, что не может открыть дверь, - вздохнула она огорчённо. – Ничего, откроет, - решила она, внимательно следя за петлями, чтоб не сбиться с рисунка.

Дверь, наконец, со скрипом распахнулась. Раиса Павловна обернулась на звук. После яркой настольной лампы в полутёмной комнате не могла разглядеть вошедшего. Да и зрение из-за катаракты стало слабое. Но поняла, что это не сын. Тот тихо здоровался и сразу выкладывал всё о своих неудачах.
Между тем, вошедший приближался к ней. Когда глаза привыкли к сумраку, она увидела высокого длинноволосого человека в джинсовой куртке, совершенно незнакомого. В его руке сверкнуло лезвие ножа. А сзади кто-то в тёмном замахнулся тяжёлой фомкой.
Дальше всё произошло, как в страшном сне.  Увидев приближающийся к её горлу нож, она встала и, сколько было у неё сил, кулаком ударила длинноволосого. Удар пришёлся куда-то ниже груди. Тот упал. Она шагнула навстречу второму, но человек в тёмном выбежал на площадку. В распахнутую дверь она видела, как сбегал по лестнице кто-то ещё, а за ним тот, с фомкой. В ушах долго стоял их гулкий топот в ночном подъезде.
Дрожа от волнения и страха, вошла в комнату и зажгла свет. На полу лежал длинный нескладный светловолосый подросток. Лицо у него было матово – белое. Нос заострился.
- О, Господи, - простонала она. – Парень, парень, очнись, - теребила она его за плечо.
Тот не двигался. Она сбегала на кухню за нашатырём, поднесла к его носу, растёрла виски. Парень дёрнул головой, промычал что-то и затих. Пульс едва определялся. Она бросилась к телефону, вызвала милицию и «скорую», сама стала делать парню искусственное дыхание.
Первой приехала «скорая». Иньекции сделали прямо на полу, закатав рукав куртки. Когда Раиса Павловна с медсестрой подняли и уложили парня на диван, он неожиданно вздрогнул всем телом и вытянулся. Голова его безвольно склонилась на бок, и тонкая струйка крови вытекла из угла рта. Врач, пожилая полная женщина, проверила пульс, зрачки и тихо вздохнула:
- Всё. Готов. Сожалею.
- Что же случилось? – растерялась Раиса Павловна.
- Скорее всего, вы ударили его в «солнечное сплетение». Это был шок.
- Как же могла я? Силы-то в руках нет, - вытянула Раиса Павловна руку с тонкими пальцами.
- В экстремальных ситуациях человек мобилизует все свои возможности. В жизни немало примеров. Одна медсестра рассказывала, как в Чечне ночью гнались за ней двое. Так она перепрыгнула через забор высотой в два её роста. А утром, когда увидела этот забор… Для всех, кому рассказала, а для неё в первую очередь, так и осталось загадкой, как она смогла это сделать.
Раиса Павловна вздохнула.
- А к тому же, вы видите, какой подросток – худой, длинный. Астеник. Думаю, и сердце у него нездорово. Правда тоны уже были у него глухие, слабые. Когда я слушала, но даже и при этом не исключено, что у него были серьёзные нарушения, возможно, врождённый порок. На вскрытии выяснится. Дальше – дело милиции. Мы уже здесь не нужны.

Раиса Павловна сидела на полу возле мёртвого парня. Обхватив голову руками, она охала, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, как заведённая. Как же она смогла? Всю жизнь стояла рядом с хирургом, спасая людей. И вот – убила человека. Мальчишку. Почти ребёнка.
- О, Боже… Убила… О – ох… Матери-то какое горе, - повторяла она одно и то же.
Милиционер стоял перед ней, а она смотрела на него недоумённо и тупо, словно не понимала, зачем он здесь.
- Что здесь произошло? – строго спросили её.
Она рассказала.
- Ну, ты, мать, даёшь… Ты же убила его.
- Убила. Я защищалась.
- От кого? От этого мальчишки? Он что-нибудь сделал тебе? Ударил? Нет. Ножом замахнулся. – Милиционер внимательно посмотрел на лежавший на полу самодельный нож. – Замахнулся, но не ударил. Понимаешь? Он не причинил тебе телесных повреждений. Суд, конечно, разберётся.
Труп увезли. А она до утра сидела на полу около дивана и говорила с тем, кто был жив всего несколько часов назад:
- Зачем ты пришёл ко мне? Сам жизни лишился и мне не жить. Как жить буду с грехом таким? Никакое наказание не исправит эту беду.

Потом потянулись чередой чёрные дни. Следствие. Допросы. Следователь сказал то же, что и милиционер, хотя при этом добавил:
- Согласен с вами. Ворваться с ножом в чужую квартиру – преступление. Но не убийство же…
Да, убийство совершила она. Беда тяжела и непоправима.
А следователь не то пугал, не то предостерегал её:
- Главарь этой банды из тюрьмы освободился. Жестокий человек. Он это так не оставит.
- Какой он, главарь? – спросила она.
Страшный. Черноволосый, курчавый. Глаза чёрные. Взгляд жуткий. Нос перебит. Сам большой и сильный, как горилла.
Теперь к её страданиям прибавился страх перед этим бандитом. Она поставила металлическую дверь, сделала дополнительный внутренний запор. Из квартиры выходила только по необходимости – в милицию, в Сбербанк, куда переводили ей пенсию, да забегала наскоро в магазин за продуктами. Даже сына предупредила, что ночью дверь не откроет.


Тревожный сон Раисы Павловны прервал оглушительный стук в железную дверь. Скованная страхом, тихо подошла она к двери. Вдруг, это сын. Она замерла. Стук то прекращался, то повторялся снова. Нет, не сын. Он бы окликнул. Потом стучать перестали, и она услышала низкий хриплый голос:
- Открывай, с – с – ука! Поговорить надо.
Вот и случилось то, о чём говорил следователь. Пришёл главарь, который уже не оставит её в покое. О чём ему с ней говорить? Он пришёл убить её, рассчитаться за погубленного мальчишку. Вся надежда на крепкую дверь.
Раиса Павловна сжималась от страха всякий раз, когда слышала стук или требовательный голос за дверью:
- Открой! Открой дверь!
Увидела телефон. Что же раньше-то не додумалась? Так испугалась, что забыла и о телефоне. Она набрала номер милиции. Её спросили:
- Что случилось?
- Стучат в дверь…О – ох… Он может ворваться.
- Кто стучит?
- Не знаю. Слышите? Слышите, какой стук? Он кричит, ругается. Вот снова. Слышите?
- Слышу. Адрес говорите.
Она торопливо продиктовала.
- Примем меры, - услышала она, и трубку положили.
Как-то спокойнее стало: пока стучит, приедет милиция. А стук то прекращался, то вновь возобновлялся, он рвал её измученную душу с новой силой. Милиции не было. И Раиса Павловна замирала от страха. Когда же это кончится? Наконец, последний удар ногой в дверь и угроза:
- Мы ещё встретимся, с – с – у – ка!
Услышала, как около подъезда шумно захлопнулась дверь автомобиля и бросилась к окну. Прожектор во дворе осветил отъезжающие «Жигули» и задний номер. Пока искала карандаш, всё повторяла его, наконец, записала на газете с телевизионной программой.
Милиция не приехала. Что же случилось? Утром, переписав на бумажку номер машины, решилась сходить в милицию. Ведь там её единственная защита.
В милиции разговаривали с ней вежливо:
- Да, конечно, мы слышали, как стучали к вам в дверь. Но поймите нас. На такой большой город у нас осталось всего две патрульные машины. Согласитесь, что с ними невозможно выехать на каждый вызов. Впрочем, откуда вам знать – сколько их было за ночь. Поверьте, мы просто не смогли…
Она поняла, что и милиция не всесильна, не всегда может помочь и что она снова одна со своей бедой.
На следующую ночь он снова постучал, но был спокойнее:
- Откройте, пожалуйста. Нам надо поговорить.
Она молча стояла у телефона, сжимаясь от страха, готовая снова просить помощи. Но он ушёл.
Потом приходил ещё несколько раз, пугая её. Днём она боялась его ещё больше. Он мог встретить её где угодно – во дворе, в лифте. По улицам она теперь шла торопливо, озираясь на прохожих.



Сегодня Раисе Павловне «светиться» по улицам придётся дольше обычного. Надо взять в поликлинике справку, что у неё сахарный диабет и другие болезни. Адвокат надеется, что это поможет при защите. Придётся забежать в Сбербанк и ещё в магазине купить продукты.
Врач и медсестра встретили её приветливо. Спросили про здоровье и про лекарство. А справку врач написала, не проявив никакого любопытства по этому поводу. Раиса Павловна скупо поблагодарила за справку, а по пути в Сбербанк подумала, почему врач ничего не спросила? Из такта? А, возможно, они всё знают? Да. Скорее всего. Ужас. Как же теперь придёт она к ней за рецептом, как посмотрит ей в глаза?

Неожиданно кто-то окликнул её:
- Раиса Павловна, здравствуйте.
Она оглянулась и увидела медсестру из больницы Веру Ивановну, с которой они долго работали вместе и почти в одно время вышли на пенсию. Та, оживлённая, с ярко накрашенными губами, одетая уже по летнему, поравнялась с Раисой Павловной и спросила:
- Куда идёте? Может, по пути. Я в Сбербанк.
Раиса Павловна, в сером платье с длинным рукавом, без причёски и макияжа, почувствовала себя неуютно.
- По пути, - рассеянно ответила она.
- Хорошо, что встретились. Поговорим. Как вы? Чем на пенсии занимаетесь? - щебетала весёлая спутница.
- У меня всё по-старому. Болею вот, - неохотно ответила Раиса Павловна. – Лучше о себе расскажите.
Та стала рассказывать, как здорово повезло её дочери с мужем, как красиво и зажиточно живут они и какие у неё прекрасные внуки. Она говорила до самого Сбербанка, но до Раисы Павловны доходили только отдельные фразы.

Народу в Сбербанке было много, пришлось встать в очередь. Спутница разговаривала с другими женщинами, а Раиса Павловна по привычке оглядывалась вокруг. И вдруг почувствовала, как кто-то упорно и долго смотрит на неё. Она повернулась и увидела чёрные глаза на смуглом лице.
Этот взгляд вселил в неё неописуемый ужас. « Он выследил», - пронеслось в голове. Она почувствовала озноб и провалилась во тьму. Очнулась на стуле. Около неё суетилась Вера Ивановна. Ворот платья был расстёгнут, и за него сползали с лица струйки холодной воды.
- Ну, порядок. Пришла в сознание, - услышала незнакомый мужской голос.
- Пусть без очереди её отпустят, - подсказал другой.
- Нет, нет. Спасибо. Я в порядке, - запротестовала Раиса Павловна и шепотом спросила у Веры Ивановны, обтирая платком лицо. – Вы видели, как он на меня смотрел?
- Кто? – не поняла та.
- Тот мужчина с тёмными глазами.
- Который? Покажите.
Раиса Павловна огляделась, но никого подозрительного не увидела.
- Он ушёл, - вздохнула она с облегчением, но подумала, что он может ждать её на улице.
Поэтому была благодарна Вере Ивановне за то, что та проводила её не только до подъезда, но и до лифта.


Случившаяся трагедия потрясла Раису Павловну, и она не могла думать ни о чём другом. Как ей надо было поступить в той ситуации? Не сопротивляться? Ждать, пока один перерезал бы ей горло или другой ударил фомкой по голове? Значит, следовало умереть безропотно, не защищаясь? Да так-то и лучше было бы, чем теперь жить в страхе и с чувством неискупной вины. А ведь ещё придётся взглянуть в глаза матери, у которой она отняла её ребёнка. Как же это всё вынести? И все уже знают о её преступлении. Вот и Вера Ивановна всё говорила и говорила. Это она отвлекала её от страшных мыслей.  И проводила до лифта. Ясно, знает. И уже, наверняка, все в больнице знают о случившемся. Потому что запрашивали на неё из суда характеристику с места работы. Работала-то Раиса Павловна хорошо. За это не стыдно. Сколько грамот за эти годы получила и благодарностей. Но один удар кулаком перечеркнул не только её славную трудовую биографию, но и всю жизнь. А самое непредвиденное и непоправимое – вычеркнул из жизни нескладного длинноволосого подростка. Уехать бы из города, уехать в далёкую деревню среди старых черёмух, где кто-то ещё вспомнит её. Но есть подписка о невыезде. Да и там, в деревне, она, как всегда, будет снова одна. Она одна. Сын – опора ненадёжная. Вот Лёвушку бы увидеть. Придётся ли?

Ночью повторился кошмар. Снова снился этот несчастный. Вначале он снился лежащим на диване, который после случившегося отдала она соседям на дачу. Но сегодня привиделся лежащим на полу. Он поворачивал голову к ней. И тогда у него изо рта стекала струйка крови, а губы шептали беззвучно: «За что?» Она понимала его вопрос, но не могла ответить и понять, как всё случилось.
Сегодня было особенно страшно. Парень с трудом поднялся с пола и, шатаясь, стал приближаться к её кровати. Она слышала скрип половиц под его шагами. А лезвие ножа сверкнуло так ясно, что ослепило её. Она вскрикнула и проснулась. По комнате метался луч от прожектора, а распахнутая ветром, форточка на кухне скрипела протяжно и нехотя. От холодного липкого пота стала влажной ночная сорочка. Сердце билось глухо и неровно.
Раиса Павловна лежала неподвижно, не в силах подняться. Но пересилила страх, включила свет и закрыла на кухне форточку. До утра не заснула. А в воспалённом мозге исподволь, незаметно появилась, стала крепнуть и пробилась к сознанию страшная мысль – уйти из жизни, вырваться из этого невыносимого страха и чувства вины. И всё кончится. Не будет стучать ночами горилла с перебитым носом и не надо уже будет встречаться с матерью несчастного парня. Ей-то, с её болезнью, и делать ничего не надо, само всё произойдёт. Просто не ввести инсулин. Будет сухо во рту и не будет сил, чтоб принести воды. А потом – спасительная кома, когда исчезнет всё – её боль, муки и позор. Всё кончится. А сын… Может, даже пожалеет её. Кстати, у него, наверное, кончились деньги, и он придёт.

От слабости дрожали ноги. Измученная, Раиса Павловна вышла на балкон и ухватилась слабыми руками за балконную решётку. По улице шли ранние прохожие. Она подставила лицо свежему утреннему ветру и ощутила его упругую прохладу. Ветер донёс к ней тонкий горьковатый запах белой акации. Во дворе увидела цветущие кусты. Снова вспомнилась  маленькая деревня среди цветущих черёмух.
Неожиданно появилось сомнение. Правильно ли она решила? Имеет ли право уйти из жизни по своей воле, не пройдя через всё, что ей предназначено – суд и встречу с матерью парня, который теперь уже никогда не даст ей спокойно спать по ночам? Как уйти, не вымолив на коленях у неё прощения?
Эта слабая мысль теснилась в её душе, отвоёвывая пространство, и готова была поспорить с её страшным решением…