Двадцать сигарет в пачке

Пролог

- Загрузка данных и координат.
Голос Искусственного Интеллекта звучал безучастно, однако в спертом воздухе Центра Управления Полётом висела общая напряжённость. Адам, не сводя глаз с картинки проектора, достал пачку сигарет песочного цвета. Он хранил её специально для этого случая, пронеся с собой сквозь последние времена. Эта пачка, нехитрое произведение человеческой цивилизации, стала последним способом в буквальном смысле почувствовать вкус и запах старого мира. Нашего мира, над созданием которого мы столько трудились, и который теперь стоял на пороге своего перерождения.
Старик вскрыл ее и достал сигарету.
- Ты готов? – спросил он.
 Я готов.
- Обратный отсчёт, – заявил Искусственный Интеллект совершенно безучастно. - Десять. Девять. Восемь. Семь...
 На Земле зажглись контрольные точки, отмечающие линию разгона. Я почувствовал, как Интеллект наполняет меня энергией, такой же искусственной, как и он сам. Я ощутил ее рукотворный пластиковый привкус.
 Адам с удовольствием затянулся и выпустил тонкую струйку дыма.
- Три. Два. Один. Старт!
 Земля задрожала. Реактор, запущенный через меридиан контрольных точек, создал силовое поле, которое взяло в кольцо планету.
- Система стабильна, - безучастно выдал Интеллект. – Напряжение в норме.
- Сделай это для нас всех! – сказал Адам.
 Он старался не показать переполнявших его эмоций, но лежащий у его ног Сёма оскалился и весь затрясся от нетерпения, выразив всеобщее состояние. Лишь Искуственный Интеллект сохранял спокойствие, единственный во всем Центре.
- Гравитационное возмущение произойдёт через три, два, один, сейчас!
- Да хранит тебя Сила Сияния! - напутсвовал Адам, и мощная волна, подхватив меня, понесла к первой контрольной точке. Всё было очень быстро. Контрольная точка в один миг всосала и выплюнула меня к следующей.
- Скорость - полтора процента скорости света. Система стабильна. Напряжение в норме.
- Ускорение, - отдал приказ Адам, машинально стряхнув пепел на голову крысы.
 После первого оборота вокруг земли я всё ещё могу различать отдельные контрольные точки, но вот ускорение и они слились в сплошную горящую линию.
- Скорость – двадцать шесть чисел Маха. Выход на орбиту. Система стабильна. Напряжение в норме.
 Я поднялся над Землёй. Сопротивление снизилось. Волны энергии, захлестнув меня с головы до ног, придали новую мощь.
- Первая космическая скорость. Активация шлюзов.
 Контрольные точки взорвались, превратив сияющий трек в текущую радиоактивную лаву.
- Скорость сто чисел Маха. Система стабильна. Напряжение в норме.
 Все изменилось. Я больше не видел Землю. Лишь смутное воспоминание подсказывало, что она существует где-то рядом. Вперёд уходил светящийся тоннель, по которому я летел с невероятной скоростью. Где-то там, вне этого тоннеля, стоит Адам, напряжённо пялящийся в голографическое изображение. Я знаю, что сейчас он отдаёт последний приказ Искуственному Интеллекту.
- Время вышло. Начинается распад.
 Последовала череда мощных вспышек, которые расшевелили мой трек. Горящий тоннель ожил и закипел негодованием, словно хотел поймать меня и исторгнуть прочь. Но чем больше было его возмущение, тем быстрее несло меня вперёд.
- Предельное ускорение. Максимально возможная скорость. Конец стабильности. Подключение к резервам Памяти. Начинается распад времени.
 Световой тоннель разлетелся во все стороны, образовав вокруг меня спирали завихрений. Поднялся оглушительный визг. Пространство  растягивало, скручивало и уносило куда-то в темноту позади меня,
 Я замер словно выпрыгнувшая из моря касатка и почувствовал что начинаю падать. И вдруг услышал чей-то голос. Один, за ним другой, третий. И вот их уже сотни тысяч, миллионы, миллиарды. Память человечества, словно могучий Левиафан, подхватила меня над зияющей бездной и вознесласла над пределами пространства-времени.
 Мне открылось завораживающая картина. Действительность, о которой люди столько говорили, но никогда не могли подобрать нужных слов для ее описания: время предстало передо мной во всей своей полноте и масштабности.
 Почему его сравнивали с рекой? Это совсем не река. Это океан, разливающийся по всему пространству. Он распространялся всюду, растекаясь во все возможные и невозможные направления. Понятно теперь почему так долго мы не могли уловить его сущность!
 Казалось, ему нет ни начала, ни конца. В нем нет дна и нет поверхности. Тем не менее, по мере того как вихревое возмущение толкало меня сквозь этот океан, я смог разглядеть отдельные составляющие времени. Моменты и мгновения вспенивались передо мною, как волны во время шторма и разбивались о моё восприятие. Мириады человеческих судеб, их эмоции, слова и действия стали для меня так близки, что казалось, я мог бы дотронуться до них. Это очень развеселило меня, и я впервые пожалел, что сейчас рядом не было крысы. Вот уж кто сумел бы порадоваться событию подобного рода!
 Я заскользил по фрагментам Памяти как сёрфингист устремляется сквозь пучину. Мимо мелькали лица людей. Все, что они делали – рождались, говорили, любили, воевали, творили, умирали – все оставляло след в структуре протсранства-времени, наполняя каждый ее миг весом и значением. И хоть мелькание событий происходило с неимоверной частотой, я вскоре научился маневрировать среди мгновений людского бытия. Мог разглядеть каждый вздох, каждую мысль любого человека, жившего на земле. Мог подняться над целой эпохой, и тогда мне открывались масштабные события и вехи человеческой истории. Наконец, подхваченный мощным импульсом я поднялся так высоко, что передо мной открылась вся полнота той части пространства-времени, которую заполнил своим существованием Человек. Вся целиком. С самого начала.


 глава 1

 Наша история началась много миллионов лет назад.
 Когда задумаешься о продолжительности этого срока, оно покажется неимоверно далёким. Но сейчас, когда я смотрел на Время в его масштабе, мне открылся неожиданный факт. Все эти миллионы лет человеческой истории, лишь краткий, завершающий всплеск в огромном океане истории мироздания. Но, несмотря на краткость этого периода, его можно назвать самым увлекательным днём.
 Все началось в тот день, когда в стае мелких млекопитающих, обитающих посреди мира гигантских ящеров родился необычный щенок.
 Он был первым щенком матери, и в тот год землю трясло и терзало особенно часто. Вулканическая активность раскалывающегося суперконтинента выбрасывала столько пепла в небо, что солнце неделями не могло доставить своих лучей на землю. Еды не хватало, и в поисках пищи стае приходилось проделывать значительные расстояния. Ночные переходы, полные страха и опасностей сильно истощили беременную самку. Она едва поспевала за стаей, и на охоту сил не оставалось совсем. Когда родился ее первенец, он был слаб, и имел чудовищные врождённые уродства. Однако, несмотря на уродство форм и болезненную слабость, щенок оказался удивительно жизнеспособным. Такая мутация явление в природе нередкое, и порой случается что с нее берет свое начало новая форма жизни. Правда  в стае млекопитающих никто об этом не подозревал. Когда его мать забрал ящер, стая изгнала уродца. Он ушёл, и вслед за ним отправился ещё один щенок.
 Взирая на эти события с высоты времени, я не сразу понял кто это. Память подсказала - это был я сам. Да, когда-то я тоже был живым существом из плоти и крови. Странное чувство – видеть себя со стороны! Зрелище скорее пугающее.
 И вот, тот, кем в те безумно далекие времена был я, отправился вслед за братом, инстинктивно следуя за его сладко-молочным запахом в котором нечётко различался запах матери. Мы отправились на восток сквозь каменистые пустыни, разрываемые землетрясениями и вулканами. Редкие оазисы жизни, попадавшиеся нам на пути, кишели динозаврами и не сулили ничего хорошего паре мелких млекопитающих. Помню, что явь и сон, день и ночь слились в одино непрекращающееся действо. Я не знал, ни куда мы идём, ни от кого бежим, не знал, что ожидает нас за поворотом, но не помню чтобы это хоть немного беспокоило меня. Для того существа само понятие беспокойство было слишком сложным. Не помню чтобы я отдавал хоть какой-то себе отчёт зачем и куда мы бредём в этом враждебном нам мире. Просто передо мной была спина брата, который, в отличие от меня, имел ясную цель. И мне этого хватало для того чтобы просто бежать за ним.
 А он бежал не просто так. Иногда он поднимался на задние лапы и принюхивался, пытаясь в воздухе прочитать содержание невидимой карты. И спустя какое-то время я уже и сам начал что-то ощущать. Какую-то Силу, пронзавшую весь эфир, в которую хотелось окунуться, как в тёплую воду гейзеров. Мы давно не ели и должны были бы устать от бесконечного перехода. Но удивительный факт - чем дальше мы шли, тем больше сил становилось.

 В то утро я проснулся от подземных толчков. Земля подбросила меня и без сожаления шмякнула. В панике вскочив, я стал оглядываться в попытках найти брата. Его нигде не было. Чувствовалась лишь Сила, носившаяся вихрем и сметающая всё на своём пути. Страх пригвоздил меня к земле и обездвижил. Я лежал едва дыша, пока земля не издала глухой рёв, задрожала, и обрушилась прямо у меня под ногами.
 Очнулся я спустя некоторое время. Землетрясение прекратилось, и вокруг была мертвая тишина. Ни звука, ни дуновения. Кромешная тьма.
 Вдруг я почуял где-то рядом знакомый запах. Заметавшись, я обнаружил, что лежу под завалом. Но откуда-то доносился слабый, едва уловимый запах существа, олицетворявшее на тот момент для меня саму жизнь. Я принялся рыть в направление запаха, и вскоре оказался в большой пещере. Внутри она была наполнена ярким светом, который метался под сводом, видоизменяя в причудливые формы камни, к которым прикасался.
 Я был так заворожён открывшейся мне картиной, что не сразу обратил внимание на тело, лежащее посреди пещеры на каменном выступе, от которого поднимались едкие пары дыма. Сталкивающиеся и разлетающиеся в разные стороны вспышки света искрами падали к основанию камня, высветив лежащее на нём бездыханное тело. Это было тело моего брата. То, что он был мёртв не вызывало никаких сомнений. В пещеру бедняга летел вниз головой, и при падении его затылок разбился о каменную глыбу. Отвратительными следами этого падения было измазано все вокруг.
 Вспышки света становились все ярче пока свет не залил все углы.
 Я был в отчаянии. Тогда я впервые понял что могу что-то ощутить. И первое осознанное чувство в моей жизни было тягостное ощущение неминуемой смерти. Не знаю почему оно было тягостным, ведь в сущности мне не с чем было сравнивать. Других ощущений у меня тогда попросту еще не было, но я до сих пор помню что первое чувство в моей жизни было до того тоскливо, что мне подвело живот.
 Я бегал, вынюхивал и искал хоть какую-нибудь щёлочку, способную вывести меня наружу, к солнцу, к жизни... Увы! Все мои поиски были напрасны. Я оказался заживо погребён под завалом в пещере с изувеченным трупом и ярким светом, который с беспристрастностью патологоанатома указывал на всю безнадёжность моего положения. Я злился, плакал, носился по пещере и выл, пока не лишившись сил, свалился у подножия глыбы, готовый заснуть и больше не просыпаться никогда.
 Трудно сказать, сколько времени я провёл в таком положении. Сквозь забытие я вновь увидел свет. Странный свет который сопровождал шум, похожий на чей-то голос. И потом из этого света вышло существо.
 Внешне оно походило на брата, но им точно не являлось. Стоя прямо на двух ногах на меня смотрела светящимися глазами удивительное создание. Оно словно являлось продолжением света. Или, если можно так сказать, свет держал его за голову в той части, где прежде был проломлен затылок, от чего казалось что над головой этой персоны происходило свечение. Такое же свечение, какое озаряло всю пещеру. Оно тянулось к основному источнику света, реагировало на него и отвечало ему.
 Обратившись ко мне, он глядел, как смотрят слепые щенки, улавливавшие чужое присутствие скорее по запаху. Можно сказать, что он скорее ощущал меня, чем видел. Движения его были плавными, и сам он будто парил в воздухе. И все же я почему-то был абсолютно уверен, что это мой старший брат.
 - Адам, - поправил меня он голосом похожим на материнский, - меня зовут Адам.
 Произнеся это, он приблизился и погладил меня по голове.
 Страшное существо. Пожалуйста, не трогай меня!
 Я заскулил, пятясь от него назад в ужасе.
 - Тише, малыш, не бойся, – сказало существо.
 Он встал, распрямился, и развёл передние лапы в разные стороны. Свет отозвался на это действие как щенок, которому предлагают поиграть. Вспышки то здесь, то там завели ускоряющийся танец световых пятен, которые складывались в отдельные видения.
 - Это Сияние, - сказало существо по имени Адам, – Я хочу тебя с ним познакомить.
 Он опустил руки и сел рядом со мною на камень. Мягкая волна света шлейфом опустилась вслед за ним. Я понемногу осмелел, поднял голову и лизнул его руку.
 - Я всегда ощущал присутствие зовущей меня Силы, - начал он свой рассказ. Голос его звучал неправдоподоно, как если бы вдруг солнце вместе со способностью светить и обогревать получило способность разговаривать.
 - Я долго не решался последовать за ней, но её призывы были так настойчивы, что однажды всё же решился и отправиться в путь, который привел нас сюда. Сияние - это первопричина бытия. Оно задаёт ритм его движения и только этим движением и определяется бытие. И я думаю что лишь по его воле разбил голову об этот камень.
 При этих словах Адам ощупал огромную шишку на затылке, и Свет отозвался голубоватым свечением под сводами пещеры. Я обошёл Адама, чтобы внимательно рассмотреть его затылок. Несмотря на значительность повреждения, о травме говорила лишь небольшое отверстие на самой макушке, которое словно веком, затянуло тонким слоем кожи.
 Он похлопал по камню.
 - Эта глыба - Камень Причины, из которой родился наш мир. Много времени назад он вышел из недр древней звезды, неся в себе задатки жизни. Сияние направило его на зарождавшуюся тогда Землю. Попав сюда эти крохи стали семенами, из которого родилось всё многообразие земной жизни. Включая нечто совершенно новое.
 Я вопросительно свистнул.
 - Верно, - ответил Адам. – Это я. Творение, наделённое способностью к восприятию Силы Сияния. И не просто способностью восприятия, но и общению с ней. Я – проводник воли Сияния в этом мире. Наделив меня способностью слышать и понимать стремление воли Сияния, я теперь могу управлять теми творческими процессами, которые оно осуществляет на Земле. Потому что отныне я – Человек.
 Я снова обошёл Адама вокруг, пытаясь определить какие именно повреждения головы привели его к столь дерзкому выводу, и от недоумения заскулил.
 Адам озадаченно посмотрел на меня. По-своему истолковав моё поведение, он нежно погладил меня по голове и понимающе улыбнулся. Поднявшись на вершину каменной глыбы, он вновь развёл руки в стороны и так провёл некоторое время - совершенно неподвижно, в абсолютной тишине. И вдруг Свет принялся закручивать водоворот огненных вспышек вокруг каменного подиума, на котором стоял Адам. Пучки Света, набирая оборот в своём танце, сталкивались со стенами подземелья, и те будто плавились от этих ударов. Откуда-то из глубин поднялся страшный рокот. Он наполнил все окружающее пространство, заставляя своды дрожать и осыпаться. И в конце концов Свет сконцентрировался вокруг Адама, столпом взметнулся ввысь и разорвал пещерный свод. Едкий дым заполнил пустоту, а возрастающий рёв вырвал каменную глыбу и выбросил её вверх. От адского шума, дыма и разлетавшихся осколков раздираемой на части пещеры меня объял первобытный ужас. Я уткнулся в ногу Адама и закрыл глаза, пролежав так парализованный страхом до тех пор, пока открытое пространство не поглотило раскаты грома исторгнувшего из земных недр наше каменное основание. К солнцу. К жизни.
 - Эй! Очнись, – услышал я. – Не это ли ты хотел увидеть?
 Клубы пыли и дыма постепенно улеглись, и прежде чем открыть глаза, я почувствовал запах свежего воздуха. Осторожно оглядевшись, я увидел, что Камень Причины оказался вершиной горы на берегу великого океана, за которой простирался бескрайний континент. Свет Сияния провожал стекавшую к ее подножию лаву, образуя из пылающей субстанции кубы правильной формы, которые укладывались в единый монолит.
 Адам, сложив под себя ноги и положив на них руки, уселся на вершине скалы. Я молча улегся у ног Человека, ожидая продолжения. Но он просто сидел, не собираясь, по-видимому, продолжать объяснений.
 Стало скучно. Не придумав ничего интереснее, я стал переворачиваться с боку на бок. 
 - Я чувствую твоё беспокойство, но не смогу объяснить тебе больше, чем сказал. Скудность твоего разума не позволят тебе сейчас, в один момент осознать всю полноту замысла Сияния. Но возможно тебе станет понятно больше, если последуешь за мной дальше. Что скажешь? Согласен?
 Я запрыгал от возбуждения вокруг Человека и принялся лизать его стопы.
 - Что ж, да будет так. Ты последуешь за мной, как моя тень.
 Сказав это, он захватил пригоршню пыли и дунул мне в глаза.
 - Отныне ты – гений моей воли. Я нарекаю тебе имя Демон! Пусть не будут тебе ведомы тяготы телесного бытия! Пусть не будет у тебя других привязанностей, кроме моего слова! Пусть прольётся на тебя Свет Сияния и откроется тебе его великая творческая Сила! Твоя жизнь подчинена мне на веки.
 Лишь только он произнес это, Свет миллионами огненных игл пронзил меня со всех сторон. Боль, поразившая каждую клетку тела, застыла криком на самом кончике языка. Я посмотрел в горящие Cветом Сияния глаза Адама, и огненный меч его пылающего взора отсек мне голову, высвободив онемевший крик. Этот вопль рождённой Силы, подхваченный Сиянием словно тонкое покрывало, разлетелся по всей долине.
 Поймав его края, Адам встряхнул его и, опустив к своим ногам, бережно положил мою голову, припечатав огненным копьём Силы.
 Описать моё состояние после этого события не так то просто. Я словно лишился чувств и больше не чувствовал боли, страха, голода или усталости. Взамен всему этому пришла необычайная лёгкость и одухотворённость. Оторвавшись от земли, я стал парить среди недоступных мне прежде высот. Я поднимался все выше и выше, пока всеобъемлющее Сияние не предстало передо мной в такой масштабности что у меня захватило дух. Свет, природу которого трудно описать и ещё сложнее понять, безмятежно колыхался над всем видимым пространством. И нельзя сказать что он был белым, красным,  синим, или каким ещё, потому что он был одновременно всяким и в тоже время никаким. Он мягко разливался повсюду, но в тоже время в этом сиянии чувствовалась стремительная сила, толкающая протранство куда-то вперёд. И от этой силы рождались и гасли звёзды, а в пустоте появлялась жизнь, наполненная всеми видами материи.
 Затем услышал голос Адама:
 - Очнись, Демон!
 Слова словно выдернули меня из сновидения, и я обнаружил себя вновь сидящим на вершине каменной глыбы у ног Человека.
 - Мы отправляемся с тобой на восток. Там Сияние устроило чудесное место и мне не терпится вступить в его пределы.
 Подхватив Человека, я взмыл в небо и устремился к устью четырёх рек.


 глава 2

 Мы прибыли в место, которое Человек назвал Эдем. Не знаю почему он нарёк это место именно таким сочетанием звуков, однако после сказанного мне уже было трудно представить более подходящее название.
 В вечерней прохладе исполинских папоротников утопала нега и истома пьянящего запаха царившего повсюду Сияния.
 Лишь только нога Адама коснулась мягкого ковра изо мха, устилавшего землю, все вокруг наполнилось шумным движением и радостным звоном. Неимоверное количество всевозможных тварей обитавших в саду выползли нам на встречу. Прежде я никогда не видел такого разнообразия жизни.
 Адам воодушевился. Он поднял подбежавшего к нему щенка и стал с пристальным интересом его осматривать. Щенок стал вырываться и, не добившись результата, схватил зубами Адама за палец и стал яростно терзать.
 - Вот, значит, ты какой получился! - улыбнувшись прозрению сказал Человек и аккуратно опустил щенка на землю.
 - Нарекаю имя тебе – волк!
 Слова аукнулись громом над высоким зелёным сводом сада. Щенок взвизгнул, подпрыгнул и, жалобно скуля, умчался прочь в лесную чащу. Сад зазвенел весёлым шумом, а Сияние, наполнив Эдем радужными переливами, казалось, приветствовало новое человеческое действо. Мягкие волны стали подталкивать к Адаму новых тварей,  и лишь только он произносил имя, Сияние знаменовало его яркой вспышкой, которая озаряла окончательным утверждением вновь именованную тварь.
 Мы удалялись всё дальше и дальше вглубь сада, исследуя все, что попадалось на пути. Не важно, бегало ли оно по земле, летало ли по воздуху, плавало ли в воде, или просто недвижимо произрастало из почвы. До всего Человеку было дело. И всё смиренно склоняло голову перед ним, и шествовавшим за ним Сиянием. Все подчинилось воле Адама. Он стал повелителем этого мира. И уже не так ясно было -  Сияние ли управляет Человеком или же Адам воздействует на Сияние, заставляя Его преображать окружающую действительность.
 Это было настоящее слияние творца и творения, соединившихся в единое целое.
 Сила Адама в Сиянии была настолько велика, что в какой-то момент показалось, будто уже не он, а окружающий мир вращается вокруг Человека, видоизменяясь и преображаясь по его воле.
 Однажды, когда животный мир в исключительной полноте предстал перед повелителем Эдема, и взгляд Адама охватил всю эту неимоверную палитру жизни, он внезапно смутился.
 - Вернемся на нашу скалу, - приказал он.
 Я мягко подхватил повелителя и спустя миг опустился на вершину скалы, уже успевшую покрыться изумрудным ковром пробившейся сквозь породу растительности. Адам сел на край и стал пристально глядеть вдаль.
 - Я в смятении, Демон, - сказал Человек с тревогой. - Сегодня, когда все множество сотворённого мира пришло поклониться Силе, я вдруг узрел нечто, что раньше ускользавшую от моего внимания. Ты заметил, что все отмеченное печатью жизни имеет свою противоположность? Свет противостоит тьме, огонь - льду, активность - покою, бытие - небытию. Борьба противоположностей создаёт гармонию мира. То есть каждое творение может считаться идеально созданным лишь в том случае, если имеет свою противоположность. То, что противоположности не имеет, не имеет и стимула к развитию, а значит, не имеет жизни. Ты понимаешь, братишка?
 Я зевнул и, умиротвореннный красотой простирающегося вокруг мира, расположился у ног Человека, приготовившись слушать малопонятные мне тогда рассказы повелителя Эдема. Это всегда черезвычайно успокаивало меня, навевая сладкую сонливую истому.
 - Когда сегодня весь мир раскрылся во всем совершенстве своей гармонии, меня вдруг уколола мысль, что я не являюсь его частью в полной мере. Я, кому подчинены законы природы, кто стоит на вершине творения и должен быть идеалом и эталоном красоты и гармонии, увы, не являюсь таковым! Ведь у меня нет пары в сотворённом мире, которая являлась бы моей противоположностью.
 Смутившись, я постарался поближе прижаться к Человеку, демонстрируя собой идеальную, как мне казалось, пару.
 - Эх, Демон, Демон! До чего же ты глуп! - Адам протянул руку, и тёплые волны света обняли меня. - Я говорю не о спутнике или друге. Мне нужна настоящая пара. Моя противоположность.
 Гладящая меня рука внезапно замерла, словно пронзительная мысль на мгновение парализовала Адама. Глаза вспыхнули ярким огнём.
 - Возможно, все дело во мне...
 Он не закончил. Приложив к своей груди обе руки, он стал шевелить губами, затем порывисто вскочив, скомандовал:
 - В Эдем!
 Оказавшись снова в саду, Человек сказал:
 - Оставь меня. Я хочу побыть наедине.
 Он скрылся в чаще леса, окружённый ярким обволакивающим Светом.
 Я постарался вернуться к любимым занятиям, но невесть откуда взявшееся чувство тревоги, впервые появившееся после перерождения, завладело мной. К удивлению для себя я отметил, что лишившись близости Адама, я лишился чувства присутствия Силы. Решив, что именно это обстоятельство и есть причина терзающей меня тревоги, я решил всё же вернуться к Человеку и проверить свою теорию. К счастью долго его искать не пришлось.
 Свет Сияния ярко озарял устье четырёх рек. Я направился туда, полагая, что достаточно будет одного взгляда на светоносный облик Адама, чтобы тревога покинула меня, уступив место радости и покою. В надежде остаться незамеченным я осторожно приблизился к берегу.
 Адам лежал на спине погруженный в воду. Глаза его были закрыты, руки и ноги раскинуты в сторону. Сияние медленно вращало тело по кругу, отчего по водной глади расходились мерные круги. Сперва я с ужасом подумал, что Адам утонул. Погруженный с головой в воду, он не подавал никаких признаков жизни. Я хотел броситься в воду и поскорее вытащить его на берег. Но лишь только я двинулся, Сияние мощным толчком отбросило меня назад, придавив к земле жгучим огнём. Я зарычал, и мой рёв эхом прокатился по водной глади убегающих в разные стороны речных потоков, после чего в Саду вновь воцарилась первозданная тишина. Лишённый возможности двигаться, мне не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за происходящим.
 День дважды сменился ночью, а я все лежал пригвождённый к земле копьём столпа Света повисшего надо мной, и наблюдал за водяной рябью, разбегающейся от мерно покачивающегося в воде тела Адама. Наутро третьего дня я вдруг заметил нечто странное. Я увидел, как отражение в воде стало отделяться от лежащего тела, и в какой-то момент показалось, что в воде лежит не один Человек, а два. Я стал пристально всматриваться в водную глубину, пытаясь сквозь мелкие волны разглядеть Адама, но все отчётливее и отчётливее наблюдал ещё одно тело, словно выплывающее из-под него. От невероятности открывающейся мне картины я не заметил, как световая пика погасла, позволив мне подняться.
 Набежал сильный ветер, который вспенил возмущённую водную гладь. Яркая молния кривой линией от неба до земли разодрала воздух на две половины и ударила в воду, окончательно разделив Человека и его отражение. Искры посыпались во все стороны, заставляя реку кипеть и пениться. Затем я увидел, как из этой бурлящей водной массы показалась человеческая голова с длинными волосами и большими синими глазами, такими же бездонными и горящими как у Адама. Сияние толкнуло водную поверхность, и поднявшаяся волна вынесла на берег новое диво. Передо мной стоял Адам... женского пола.
 - Здравствуй, Демон! - тихо улыбаясь, сказало адамово отражение, голосом напоминающим шёпот прибоя.
 "Фу, какая мерзость!", подумал я про себя, и злобное рычание заклокотало у меня внутри. Стараясь не приближаться слишком близко, я медленно обошёл вокруг новоявленной особы. Вид отражённого Человека отличался от первого, но запахи их были черезвычайно похожи. Разве что новый Адам пахнул чуть деликатней. Чем дольше я рассматривал его, тем сильнее становились мои тревожные чувства.
 "Так вот значит с кем теперь мне придётся делить Человека!"
 Тяжёлые мысли, словно болотный туман, заклубились с ещё большей силой.
 "О, мерзкое порождение речной грязи, не думаешь ли ты, что сможешь теперь занять моё место рядом с повелителем? Он мой, и большей ничей! Мой и только мой..."
 С этой лающей мыслью я бросился вперёд с намерением вцепиться в горло отвратительной твари и оторвать эту чудовищную беловолосую голову, но невидимая рука схватила меня, сдавив бешеный рык.
 - Не бойся его, он не причинит тебе вреда, - сказал позади знакомый голос.
Я обмяк и сполз к ногам вышедшего из воды Адама. Раскаяние, словно ушатом воды окатило меня, и я почувствовал тёплую ласку окутавшей благодати.
 - А я и не боюсь, - тихо прошелестел адамов двойник и, протянув ко мне руку, добавил, - он славный!
 Желая хоть немного реабилитироваться, я поцеловал кончики пальцев протянутой руки и, виновато глядя в сторону, лёг на землю.
 Адам смотрел на своё отражение с сияющей улыбкой, а Сияние малиновым светом отбивало ритм его сердца.
 - Я назову тебя Гини. Потому что ты - моя часть, мое продолжение.
 Он взял ее за руки и, глядя в глаза, добавил.
 - Мы теперь с тобой одно целое. Навечно.
 Лишь только Адам произнёс это, Сияние мощными импульсами света потекло через руки Адама в тело Гини. Человеческое отражение засияло как полная луна на безоблачном небе. Глаза ее наполнились синевой горящего воздуха, а над макушкой засветился такой же сияющий покров, какой сиял венцом над головой Адама. Гини звонко засмеялась, и Адам засмеялся ей в ответ. Вдвоём они принялись бегать вдоль берега.
 Я смотрел на них, но не мог разделить их радости. Нет, я больше не питал ненависти к Гини. В конце концов, вместо одного повелителя у меня их теперь было двое, чем не повод для радости? Но прочно осевшее чувство тревоги и недоверия к отражению Адама заставило меня подняться и удалиться прочь.
 Шло время. Удвоенная сила Адам и Гини преобразила Эдем до неузнаваемости. Новая помощница повелителя старалась с таким усердием и выдумкой, что нередко сам Адам, замирая, с восторгом наблюдал за ее действиями. И даже Сила Сияния умножалась когда творила Гини. Я вынужден был признать, что сглупил поначалу, выразив недоверие двойнику Адама. Стараясь загладить чувство вины, теперь большую часть времени я стремился проводить рядом с ней, угождая ей во всем и упреждая ее желания.
 Однажды Гини сказала, что хочет поглядеть на гигантских ящеров, охотившихся в северо-западной части сада. Адам предупредил, что ящеры могут быть очень опасны и не хотел отпускать Гини одну, и я, почуяв некий шанс отличиться перед Человеком, поспешил выступить проводником и защитником.
 - Ну что со мной может случиться, когда у меня в защитниках такой Демон? - весело сказала она и мы отправились вдоль русла одной из рек.
 - Адам рассказывал мне, - завела беседу Гини, - что эти ящеры - жутчайшие твари. Будто они размером с гору, и когда охотятся на добычу, непременно ее настигают и убивают. Это правда?
  "Да, - подумал я, высматривая в чаще леса подходящих особей, - те ещё твари!"
 - А ещё он сказал, что все их боятся.
 Я промолчал, потому что сказать мне было нечего. Да и незачем. Скоро ей предстояло увидеть всё самой.
 - И даже ты?
 Она хотела спросить что-то ещё, но запнувшись на полуслове, промолчала.
 Наконец, неподалёку от подножия холма, где мы укрылись, появилось небольшое стадо травоядных ящеров. Они остановились в тени исполинского дерева и принялись собирать его плоды.
 Я указал на крону дерева под которым трапезничало стадо и мы притаились, наблюдая за древними чудовищами.
 В ветвях затаились пернатые ящеры с острыми когтями на небольших крыльях и длинными хвостами, балансируя которыми они стали медленно и тихо спускаться к пасущемуся стаду. Вдруг одна травоядная особь подняла голову и заметила опасность. Издав визг тревоги, тварь бросилась бежать. Переполошившееся стадо вмиг пришло в движение, но спастись им не удалось. Пернатые хищники падали сверху на обезумевших травоядных, впивались острыми когтями в их тела и разрывали артерии. Оставив корчиться в агонии одну жертву они сразу же перепрыгивали на следующую, и, таким образом, в считанные минуты покончили со всем стадом. Однако, насладиться плодами удачной охотой им было не суждено. Из расположенной у подножия холма пещеры раздался рёв такой силы, что показалось, будто взорвался вулкан. Переполошившиеся пернатые хищники, бросив добычу, в панике поспешили забраться обратно на ветви деревьев. Гини спустилась пониже, чтобы посмотреть, кто мог привести в ужас этих жестоких тварей.
 Тяжело выдыхая горячим воздухом, из пещеры медленно выползло гигантское чудовище. Это был огромный древний ящер, обитавший в пещере у дерева. Его звали Смоуг. Никто уже не помнил кто и когда назвал его этим именем. Он огляделся вокруг, и, с шумом втянув воздух, снова зарычал на пернатых охотников. Тех буквально сдуло с ветвей. Убедившись, что ему никто не помешает, Смоуг принялся поглощать умерщвлённое стадо.
 - Поразительно! - затаив дыхание прошептала Гини. - Ты видел это, Демон? Ты видел, как ловко он все исполнил? Ведь он один никогда бы не смог переловить все стадо целиком. Он подождал пока за него все сделают эти пернатые малыши, а затем просто пришёл и все забрал. Уникальная тварь! Я хочу с ним пообщаться. Отнеси меня к нему, Демон!
  Я попятился назад, понимая насколько опасная была эта идея.
 - Так ты что боишься? Я так и знала. Трусливый Демон, вот потеха! Представляю как рассмеётся Адам, когда узнает, что его Демон обгадился от вида ящерицы!
 "Кто обгадился, я?"
 Возмущенный подобным оскорблением я обхватил Гини и сиганул вниз, распластавшись прямо перед измазанной в крови мордой ящера. Чудище не проявило агрессии, но, устремив сквозь меня холодный взгляд на Гини, выдохнуло зловонным жаром:
 - Кто ты?
 Та смело вышла вперёд:
 - Я Гини. Продолжение Адама, повелителя Эдема и пророка воли Великой Силы.
 - Адам, - тихо прошипел Смоуг, - Я помню Адам. Я видеть его. Давно. Тогда он много говорить, что правит везде. Хе-хе-хе! - забрызгав слюной, он стал подбирать плоды, упавшие с дерева.
 - Все верно. Так и есть. Только теперь нас двое. Мы следим за порядком и гармонией в саду. Сияние даёт Адаму Силу, которая передаётся мне через него, а я украшаю и укрощаю всю природу.
 - Сияние, - снова выдохнул Ящер и повернулся к Гини спиной. - Сияние правит миром. Не ты. Ты слаб и слеп без Силы. Пыль. Я тебя раздавить и съесть. Ты не знать настоящая сила. Я один знать.
 Он посмотрел пронзительно на Гини холодными глазами и направился в пещеру.
 - И в чем же твоя сила, которая может противостать Силе Сияния? Ты огромен и свиреп, но перед Силой Сияния ты трость едва колеблемая: дунет - и нет тебя!
Смоуг остановился, медленно повернулся и, поднявшись во весь свой гигантский рост, прорычал:
 - Я могу знать! И если я могу знать и понимать, то никогда не умирать.
 Подойдя вплотную к Гини, он обнюхал ее:
 - А что ты можешь знать? Я не видеть, что ты можешь знать. Ты пуст как пещера. Пуст - значит мёртв. Жив только тот, кто может знать!
 - Нет! - закричала взволнованно Гини. - Ты не прав, ты заблуждаешься! Жив только тот, в ком полыхает Сила Сияния. Только Она даёт знание и понимание мира!
 - Хе-хе-хе, смешной лягушонок! Посмотри на меня! Я иметь между ног твой Сияние! Я жить без него здесь всегда. Я всегда есть эти плоды! Посмотри! Я - повелитель здесь и никакой Силы. Потому что я - знать!
 - Знать что? - вдруг тихо спросила Гини.
 - Быть как Сила! - прошипел Смоуг. - Все уметь, все понимать, все делать. Как Сила, но без Сияния.
 Гини отшатнулась от ящера и, ужаснувшись, стала пятиться назад.
 - Да разве такое возможно? Возможно ли творению жить без творца?
 - Я так жить, - мрачно проревел гигант. - Когда-то давно Адам приходить сюда. Он приказать охранять это дерево, чтобы никто никогда не есть его плоды, потому что говорит: кто есть плоды - умирать! Я жить в пещере и убивать всех, кто ест плоды. Потом я съесть плоды сам. Я кричать. Я гореть внутри, но - не умирать! Я жить. И ещё потом - видеть! Много видеть другой мир. Не такой как этот сад. И когда я видеть этот мир - я знать, что мне делать, чтобы жить. И я жить. Я много знать. Я стать сильный и могучий как Сила, и никогда не умирать. Я могу знать!.
 - Ты хочешь сказать, что если съесть этих плодов, то способности, которыми наделена особь каким-то образом увеличиваются? Хм, то есть если я наделена творческой родящей силой, значит мои умения только возрастут? И я бы смогла ещё лучше... а Адам смог бы увеличивать силу жизни не только на земле, но и на небе? Хм, интересно.
 Она подошла к дереву и стала пристально рассматривать его плоды.
 - Что скажешь, Демон? На вид плод съедобный. И пахнет вкусно.
 Я брезгливо отряхнулся от внезапно поднявшегося приступа тошноты.
 - Погоди немного. Дай подумать. Да, Адам запретил почему-то есть эти плоды, но ящер питается ими, и посмотри на него! На мёртвого он совсем не похож. Более того он говорит, и говорит интересные вещи...
 Вся эта ситуация начала пугать меня. Я схватил Гини за руку и постарался оттянуть её подальше, но она словно приросла к месту и зачарованными глазами смотрела на плод. Сзади к нам подползла громадная морда которая прошипела:
 - Всё знать!
 Вдруг Гини повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:
 - Вот что, дорогуша. Давай поступим так. Я останусь здесь с ящером, потолкую с ним ещё немного. Не волнуйся, он мне не причинит вреда, верно громила?
 - Ящер быть здесь, чтобы хранить наказ повелителя Эдема, - хищно сверкнув глазами прошипела тварь, а Гини продолжила:
 - А пока я здесь осмотрюсь, ты мигом обернёшься за Адамом, и мы вместе потом решим наш спор. Только у меня к тебе просьба. Пусть Адам закроет глаза, когда ты его сюда принесёшь. Не надо чтобы Сияние знало. Это будет сюрприз. Хорошо? Ты меня понял? Теперь лети!
 Адама я нашёл на Камне Причины. Он сидел лицом к заходящему солнцу, разведя руки в стороны. Сияние пульсировало и переливалось всеми оттенками света, создавая вокруг Человека картину мироздания во всей своей невероятной полноте. Все эти немыслимые скопления материй рождались, двигались, сталкивались и исчезали составляя непрерывное течение жизни. И все это движение, казалось, было устремлено к какой-то единой цели. И в какой-то момент я даже увидел Землю. Она выглядела как маленькая точка. Но мне показалось, что у этой крошечной точки посреди Вселенной бездны Сияния сконцентрировало исключительную Силу. Еще миг, и удивительное превращение этой точки привело к тому, что Вселенная вдруг преобразилась и все ее движение направилось в обратную сторону. Человек, также увидевший это необыкновенное превращение, улыбнулся и стал пристально рассматривать точку, послужившую ее началом. Он наблюдал за окружающими ее звездами, словно хотел запомнить их расположение в этот момент. И Сияние, благоволящее человеческой воле, извлекло из земных недр сияющие ослепительным светом массивные камни, сложив вокруг Камня Причины точную карту звездного неба момента великого превращения мироздания. Повелитель, с таинственной улыбкой на устах наблюдавший за этим чудом, внимательно слушал, как тихим голосом Сияние рассказывало об этом фантастическом миге, а так же о той роли, которую в нем предстояло сыграть Человеку. И вот, когда Оно уже готово было возвестить ему о той великой цели, ради которой Человек пришел в этот мир, в небе над нами появилась комета.
 Не знаю почему, но мне вдруг стало тревожно. Я вспомнил об оставленной наедине с ящером Гини и окликнул Адама.
 - Что случилось, Демон? Где Гини? - спросил он не прекращая наблюдение за картиной мироздания. - Позови её. Она должна видеть это откровение сама.
 Охваченный тревогой я преисполнился чуждой прежде решимости. Ничего не объясняя я схватил Адама и устремился обратно к месту, где, как мне казалось, должно было свершиться нечто совершенно недопустимое.
 Прибыв к пещере, мы нашли Гини восседающей на шее у ящера и беззаботно смеющейся во весь голос.
 - Мой милый Адам! - радостно воскликнула она, когда увидела нас. - Как я счастлива сегодня! Поистине сегодня великий и уникальный день. Нет! Не говори ничего! Просто послушай, что я тебе скажу.
Произнеся это, она вплотную прижалась к Человеку и зашептала прямо на ухо, быстро и с волнением:
 - С той самой первой минуты, как твоя любовь пробудила меня к жизни, и Сияние наделило способностью помогать тебе во всем и заботится о твоём величии, я неустанно направляла все силы для того, чтобы быть тебе хорошим помощником. Каждый миг я испытывала Сияние, в чем ещё я могу преуспеть, чтобы видеть счастливый свет твоего одобряющего взгляда. О, мой любимый, каждый вечер глядя на закат, и каждое утро, встречая рассвет, я молила великую Силу, чтобы Она пролила Своё излучение на меня, просветив совершенным действием, которое бы смогло сделать имя твоё великим как мироздание, и присутствие твоё многочисленным, как звезды в пространстве. И вот сегодня Сияние отметило меня Своей милостью. Я нашла способ сделать тебя самым могущественным существом во вселенной. Чтобы сила и мощь твоя была равна Силе создавшей все.
 Гини опустилась перед Адамом на колени и пропела:

  - Не спрашивай меня как я это узнала.
    В словах, увы, я все ещё слаба.
    Но знание своё под сенью древа,
    я обрела вот здесь - в глубинах живота.
    Поверь, не все, что ты черпаешь в волнах Света
    несёт для нас правдивость бытия.
    Есть истина, сокрытая во мраке
    иного рода чувств и знаний. И лишь я
    их проводник к глубинам твоего сознанья.
    Возьми вот этот плод, Адам, и съешь,
    запив любовным поцелуем
    уста в уста...
                Вот так.
                Прелестно!
                Все свершилось!

 Я стоял и смотрел, не в силах поверить своим глазам. Словно зачарованный, Адам проглотил кислую мякоть, с силой прижав к своему животу женскую голову, а потом будто окаменел.
 - Смоуг хранить слова повелителя! - оглушительный рёв древнего обманщика вывел всех из оцепенения. - Хранить слова повелителя и исполнять!
 Разодрав тишину сакрального места, динозавр издал душераздирающий рык. С недвусмысленным намерением он, сияя сталью холодных глаз, стал приближаться к слившимся в экстазе Адаму и Гини.
 Тяжело ступая, он рычал:
 - Закон повелителя - НИКТО НЕ МОЖЕТ СЪЕСТЬ ПЛОД КИСЛОГО ДЕРЕВА. КТО ЕГО ЕСТЬ - ТОГО СМОУГ ПОЖИРАТЬ. Закон повелителя!
 - Назад, тварь! - громко прокричал Адам. - Я - твой повелитель! Силою, данною мне свыше, заклинаю тебя от исполнения того, что ты задумал!
 Но ящер не отступил. Приблизив хищную пасть к самому лицу Адама, Смоуг прошипел:
- Нет силы, что может отменить закон повелителя! Закон повелителя Смоуг исполнять всегда!
 Молниеносно он схватил зубами Гини и принялся с ожесточением терзать ее плоть, перемалывая его чудовищными желтыми клыками. Крик ужаса заставил меня без раздумий кинуться на чудовище. Вцепившись ему в пасть, я пытался вырвать из неё тело. В это самое время Адам, вскинув руки в стороны и сияя холодным блеском, закричал:
 - Проклинаю тебя ящер Силой создавшей все! Тебя, и все потомство твоё, и всю семью твою. Да сотрёт всемогущее Сияние память твою с лица вселенной за сделанное тобою! Будь ты проклят отныне и на веки вечные, и ничтожество да будет имя тебе!
 Подняв к небу руки, он с силой сжал их в кулаки и пронзительно закричал. Молнии засверкали над его головой, а на священный сад налетел ураганный ветер. Небо стало стремительно затягиваться тучами. Они, темнея и закручиваясь в воронку, закрыли вмиг солнце и восходящую луну.
 - Исчезни! - сверкнув глазами, прокричал Адам.
 Взорвавшееся над нами небо исторгло из себя гигантскую гору, которая, словно пята великана, накрыла собой весь дивный Эдем.
 Упавшее на землю небесное тело было таким огромным, что протаранило земную поверхность, расколов ее в щепки. Взрывная волна несколько раз обогнула землю. От поднявшегося в атмосферу столпа ядерного взрыва небо наполнилось радиоактивными газами, которые, смешавшись с пеплом и дымом, покрыли Землю.
 "Я умер" - была первая мысль пришедшая мне в голову, когда рухнувший астероид запустил на земле убийственную для всего живого реакцию. Яркий свет взрывной волной оглушил меня. Вокруг горела и распадалась материя, и высвободившиеяся силы во всей своей космической мощи расплавили время и пространство вокруг. Не в силах пошевелиться от ужаса происходящего, раздираемый буйством огня и сгорая от страха, я словно окаменел, потеряв волю и ощущение собственного бытия. Нарушив все связи, обезумевшие частицы света сталкивались друг с другом в беспорядочной борьбе, разогреваясь до температуры, в которой уже не могли существовать сами.
 Они взрывались, распадаясь на ещё более мелкие составные части. Закипая в этом гибельном танце пространство стало искажаться. Мир приблизился к порогу, за которым неминуемо должен был последовать взрыв, который разнесет его остатки во вселенском вакууме, как холодный ночной ветер разносит в поле пепел огромного костра.
 Но этого не произошло.
 В последний момент из глубины гула термоядерного хаоса прозвучал голос. Вначале неразборчиво, а затем все отчётливее он стал складываться в звуки.
 - Адам, где ты? - наконец ясно произнёс он.
 "Адам... мой повелитель..." - восставшая из небытия мысль была подобна глотку воды в выжженной пустыне. Очнувшись, я, преодолевая вихрь горящей материи, стал двигаться на звук голоса, который продолжал звать: " Адам, Адам, где ты?". Вслед за мной на его зов стала реагировать вся природа. Уловив знакомый голос, мельчайшие частицы прекратили бесконечный распад. Пришедший вслед за голосом порядок возвратили мир из хаоса, и всё медленно стал обретать пространство и гармонию. Постепенно огненный шторм утих, и расплавленная материя, успокоившись, стала остывать.
 Я увидел Адама. Он сидел над телом Гини, держась за голову и слегка покачиваясь. Продравшись сквозь фонящий распадом бурелом, я приблизился к нему. Вчерашний владыка мира не заметил меня. Его почерневшая плоть сгорела в ядерном шторме, а на лице застыла гримаса боли и ужаса. Однако не обуглившееся тело было их источником. Яд, съеденный Адамом вместе с плодом запретного дерева, разъедал его изнутри. Обняв и оградив его от зноя расплавленного пространства, я, увы, не мог защитить господина от отравы. Химическая реакция ударила в его глаза, осев маленьким черным кристаллом. Он с ужасом смотрел на лежащее перед ним растерзанное тело. Полный животного страха, Человек выл нечто невнятное, собирая радиоактивный прах, некогда бывший дивной растительностью Эдема.
 - Нам всем надо укрыться. Мы же совсем голые. Нам надо спрятаться, – бормотал, словно в бреду Адам, растирая себя и изувеченное тело Гини пеплом. Он то склонялся над телом, тщетно пытаясь восстановить его целостность, то принимался из горящих обломков сооружать подобие доспехов, в которые пытался облачиться сам и одеть в них Гини. Так продолжал он безумные действия до тех пор, пока где-то совсем рядом вновь не прозвучал голос:
 - Адам, где ты?
 Услыхав его Человек съёжился, закрывая собою тело Гини, и в ужасе закричал:
 - Не подходи! Нам надо одеться.
 - Что случилось, Адам?
 - Ты где? Мне страшно. Я тебя не вижу. Лишь это... Посмотри, у неё все наружу. Я весь обгорел. Нам надо укрыться.
 Адам снова сел у тела и заплакал.
 - Ты ведь знаешь Гини. Она всегда была любопытна сверх меры. Захотела увидеть Смоуга, но все пошло не так.
 Сжав кулаки, и подняв руки, он вдруг заорал:
 - Ты должено было защитить ее! Её или меня. Но ты скрыло это. Почему?! Почему ты не дало мне власти над временем? Если бы я мог видеть будущее, то смог бы предотвратить это...
 Неожиданно, поражённый догадкой, пришедшей ему в голову, он прошептал:
 - Но если бы ты позволило мне вернуться в прошлое! Я бы смог все исправить. Позволь мне вернуться!
 Глаза Адама забегали по сторонам. Он поник и умолк. Голос ответил ему из раскатов грозового облака затянувшего плотной радиоактивной серостью весь небосвод.
 - Очнись, Человек! Теперь я тебя буду спрашивать, а ты отвечать. Ты хочешь обвинить меня, чтобы оправдать себя? Хватит ли сил у тебя противостоять Мне? Где был ты, когда полагались основания земли? Скажи, если знаешь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звёзд, когда все творение восклицало от радости? Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле? Кто вложил мудрость в сердце, или кто дал смысл разуму? Кто может расчислить облака своею мудростью и удержать сосуды неба, когда пыль обращается в грязь и глыбы слипаются? Обличающий Меня пусть отвечает.
 Голос умолк. Адам поднялся и сложил ладони перед собой. Я увидел, как Человек, пытаясь преодолеть действие яда, закрыл глаза. Вскоре над его головой появилось едва заметное свечение.
 - Когда я, ничтожным щенком мелкой твари, услышал твой голос, то не задумываясь оставил все и последовал за ним. Когда ты привело меня на погибель в пещеру, я ничуть не сомневаясь в твоей правде вошёл в неё. Я принял как величайший дар своё новое рождение на Камне Причины, без ропота и с благоговением. Я не просил тебя, но ты само наделило меня Силой, поставив царствовать над этим миром. Сейчас я прошу тебя наделить меня последним даром - пошли мне власть над временем! Теперь, когда для меня открылась правда выбора, и стали доступны понятия добра и зла, жизни и смерти, когда я могу судить и выбирать. Я могу быть как ты! Молю тебя - позволь, и я приведу вновь воссозданный мир к твоему поклонению. К нашему поклонению!
 Сказав это, Адам снова сел на колени перед телом Гини и, положив на неё обе руки, опустил голову. Наступила тишина. Такая же, как тогда в пещере над Камнем Причины. Тишина во мраке, когда эфир не шелохнётся от звука, и не блеснёт ни одной волной света, и лишь самые чувствительные кончики нервов ощущают сакральное присутствие Сияния, переполняющего пространство.
 Облако присутствия Силы окружило нас, и из него, словно гром, вновь заговорил голос:
 - Я есть Сущий. Начало и Конец. Слово моё нерушимо и Закон мой неизменен и непреходящ. Из-за тебя твоё продолжение сотворило то, что было под запретом. Но Я восстановлю, умножив скорбь ее. Отныне жизнь, которую она даст, принесёт для неё боль и страдание.
 Вспышка молнии высветила на мгновение из мрака поникшего Адама.
 - И вот Я вижу тебя, - продолжил голос. - Ты стал всемогущ, как бог. Но теперь ты бог ядовитый. Ты - бог разрушения. Посему отныне имя тебе - Самаэль. Все, к чему ты прикоснёшься, будет отравлено и прахом возвратится к тебе. Тяжкий труд теперь твой удел и шипы терновые будут твоей наградой. Помни всегда что ты - прах!
 - Нет! - яростно закричал Человек. - Заклинаю тебя Силою, дай мне власть вернуть время! Ты должен!
 Последние слова он выкрикнул ввысь, поднимая к верху обожжённые руки, словно хотел схватить ими невидимый голос.
 - Ты - прах, и прахом станет всё к чему ты прикоснёшься, пока и сам не станешь им, - лишь повторил голос.
 Тут уже я вскипел. Как можно было назвать прахом того, кто еще совсем недавно был частью Сияния? В отчаянной злобе я подлетел к моему повелителю и стал поднимать его кверху, туда, откуда, как мне казалось, звучал голос. Переполнявшее негодование разорвало немоту моих уст и соверешнно неожиданно для себя я зарычал:
 - Он - бог! Бог, такой же как и Ты!
 Густое облако вдруг озарилось ослепительным светом. Туман стал расступаться, вытягиваясь в длинную галерею, которая уходила куда-то вверх и вглубь. Все пространство вокруг наполнилось гулом голосов, словно огромная армия грозных воинов, готовых ринуться в бой, скандировала имя своего полководца. Из яркого света вдруг появилось нечто, обликом напоминающее грозное животное, тело которого было не различить из-за неисчислимого количества крыльев. Спустившись ко мне, существо обнажило пламенный меч.
 - Кто как Бог? - трубным голосом возгласило нечто.
 Слова прокатились громовым раскатом. Подо мною разверзлась чёрная бездна, и существо, вонзив пламенный меч в мою грудь, столкнуло меня в пропасть небытия.
 - Низвержен! - последнее, что я услышал, прежде чем чернота сомкнулась надо мной, и я погрузился в смерть.

                xxx

 Сейчас я смотрел на те события многомиллионной давности с высоты поднявшей меня Памяти. И хотя я понимал, что все они отстоят очень далеко, ужас произошедшего снова наполнил меня тем чувством безысходности, которое в тот миг сковало и увлекло в небытие. Тогда это выглядело полным крахом райского мира, в котором Человек был Богом, потому, что Бог жил в Человеке. Но теперь, паря над континуумом пространства-времени я увидел, что это событие было лишь незначительной каплей в огромном, бесконечном океане Времени. Ничто в пространстве не изменилось, и время продолжило своё размеренное течение.
 Жизнь, однажды запущенная не может исчезнуть бесследно. Она будет принимать различные формы и состояния, проходя бесчисленные мутации, пока вновь не вернётся к источнику своего происхождения. Но для нас, для Человека, это событие стало окончанием главы его подлинной жизни. Поворотной точкой, после которой началась совсем другая история. Сияние навечно закрыло Эдем, не оставив, однако, погибнуть его повелителя. Изгнанный пылающим архангелом, Адам вместе с телом Гини отправился к Камню Причины, где во льдах ядерной зимы затянулись их раны. Поселившись у основания скалы, они положили начало новой жизни в новом мире. В мире праматери, названой Жизнь-Ева и праотца Адама, прозванного Ядобог-Самаэль.

 глава 3


 Жизнь оказалась на удивление стойкой конструкцией. Она выстояла после падения астероида. И не просто выстояла, но, возродившись в полной мере, стала ещё сильней. На смену долгому ледниковому периоду пришла пора потепления. Земля вновь украсилась зеленью и наполнилась живыми тварями. Лишь Адам остался в стороне от этого возрождения. Словно окаменевший истукан сидел он на вершине Камня Причины и смотрел на потухшие валуны, которыми Сияние выложило для него карту звездного неба момента Великого Превращения. Смотрел и пытался вспомнить слова, которые тогда услышал. Пытался вспомнить зачем Сияние призвало его в этот мир и почему не позволило погибнуть вслед за Эдемом. Пытался изо всех сил, но яд Кислого дерева мучал его нутро, закипая от этих усилий, и не позволял ни сосредоточиться, ни услышать голос Сияния.
 В этом мучительном бездействии он с призрением и тоской наблюдал, как солнце и луна раз за разом описывают по небосклону свои параболы, задавая ритм живому миру. Случалось, вчерашний владыка порывался включиться в эту понятную ему одному игру, но природа больше не хотела сотрудничать с Адамом. Любое изменение, которое он пытался привить в существующие формы жизни, отравляло их, словно ядом, и убивало. То, что раньше стало бы новой формой жизни, теперь неизбежно погибало. От этого Адам приходил в бешенство. Яд Кислого дерева закипал внутри него и он вспыхивал огнём бесполезной энергии, которая не приносила ничего, кроме разрушения. Его тело обдавало жаром гнева до того сильного, что даже воздух леденел вокруг и от этой борьбы поднимался лютый ветер. Когда же ярость отступала, он падал опустошённый на землю, и слезы бессильной злобы капали из его отравленных глаз. Он истово звал Сияние, но оно больше не отвечало Адаму.
 Тогда Человек построил хижину у подножия Камня Причины, в которой поселился с возрождённой женой. Часто, приходя к ней, он подолгу пристально смотрел в ее глаза, желая отыскать ту, что некогда являлась частью его эдемского величия. Но и здесь Адама ждало разочарование. Глаза, которые он видел  перед собой, говорили, что теперь в теле Гини живёт другая. Тихая и робкая, она смотрела испуганным взглядом, словно просила прощения, сама не понимая за что. Преданно глядя в глаза Человеку, она скромно ожидала мгновений просветления. Кратких минут озарения Светом среди тысячелетий, погруженных в мрачные думы. Яд Кислого дерева погубил Гини. Адам смотрел на жену, хотел помочь ей, но видел перед собой другую. Это причиняло ему новую боль, провоцируя приступ бешеной агрессии, и он возвращался на вершину скалы предаваться гневу и немому рыданию. Боль утраты была так велика, что яд закипал в Человеке каждый раз, стоило ему подумать о Гини, и ничто не могло остановить поток вырывающейся наружу ярости.
 Лишь кротость стала для Евы единственным орудием укрощения гнева Человека. Когда, разрываемый буйством кипящей внутри энергии, он словно взорвавшийся вулкан извергал из себя потоки брани и разрушения, она молча опускалась перед ним на колени и гладила его сожжённую кожу, будто старалась смахнуть с неё пыль бешенства.
 - Помнишь ли ты песню, которую спела мне в тени Кислого дерева? - спросил ее однажды Адам, когда после долгих ласк наступила минута покоя.
 - Какую песню?
 - Ты в ней пела о тайном знании, которое тебе открылось в утробе.
 - Прости, ничего подобного я не помню. Но если ты хочет узнать о моих чувствах, то не стану скрывать, что вот здесь я чувствую огонь всякий раз, когда ты смотришь и говоришь со мною.
 С этими словами она взяла руку Адама и положила себе между ног.
 - Я чувствую, что во мне зреет сила. Но мне нужна помощь, чтобы отпереть ворота ее сдерживающие. Та сила, которая закипает внутри тебя, разрывая все препятствия. Выпусти ее, и она станет тем новым творческим началом, о потере которого ты так скорбишь.
 - Продолжай, - процедил сквозь зубы Адам, чувствуя как новый виток бури поднимается из самых глубин его нутра. Чтобы не дать гневу овладеть собой, он лёг на спину и закрыл глаза. Жена села поверх него и стала равномерно тереться бёдрами о чресла Человека.
 - Перед тем как очнуться, я видела сон. Будто я - это река. И из меня выходит человек. Он похож на тебя, но не такой как ты. Этот человек берёт меня к себе на руки. И не только меня, но и все вокруг. Он держит меня, приветствует и велит привести тебя. После этого я очнулась.
 - Чудной сон, - тяжело дыша, ответил Человек. Сердце забилось учащённо, и мысли понеслись возбуждённым табуном. Его накрыло новое, неведомое прежде чувство. Тепло женского тела, ее резкий и одновременно сладкий запах, заставили крайнюю плоть Адама налиться кровью.
 - Да, - простонала Ева. - Только мне кажется это был не просто сон. Я думаю, что это Сияние указало нам путь домой, в Эдем. И он начинается вот здесь.
 Сказав это, она обхватила эрегированный член и погрузила внутрь чрева, сопроводив сие истомным вздохом. От неожиданности Адам опешил, но не более чем на миг. Ритмичность движений Евы совпали с ударами сердца Человека. Он смотрел на жену, которая, закрыв глаза, тихо постанывала, совершая самый простой и совершенный танец устроенный природой. Влага ее тела взорвала память Адама, смешав в одном флаконе запахи жены и Сияния, любовно обнимавшего его в Эдеме.
 Блаженное счастье потерянного рая собралось на острие и сладостным копьём пробило адамову грудь. Впервые с момента изгнания из Эдема он смог обуздать разрушающую силу, поднявшись на миг выше ее, до состояния исступления, но только лишь на миг. Сорвавшись, словно с небес на землю, Человек разразился взрывом эйфории, выпустив из себя поток горячей энергии.
 Тяжело дыша, ему на грудь упала жена, и оба впали в приятное оцепенение.
 - Я люблю тебя, - едва отдышавшись, тихо прошептала она.
 Адам задумался. Он снова почувствовал себя смущённым и сбитым с толку.
 - Это еще что значит?
 Она посмотрела на него своими большими глазами.
 - Не знаю. Я вдруг услышала голос, и он сказал мне - люблю. Всемилостивая Сила коснулась меня, и я готова снова дарить новую жизнь. Увы, я не помню, что было в Эдеме, но сейчас мне кажется, что и там я не была так счастлива, как сейчас рядом с тобой, мой любимый. Теперь мой Эдем будет там, где будешь ты. Вот что значит - я люблю тебя.
 Адам почувствовал, как против воли по его лицу расползлась довольная улыбка. Сердце заколотилось, но не яд Кислого дерева был тому виной. Сладкая волна растеклась по телу, и новое чувство, подчинив себе ярость, позволило Человеку на миг почувствовал себя снова счастливым. Он крепко сжал женское тело.
 - Я тоже люблю тебя, - ответил он.
 Спустя девять месяцев Ева родила новую жизнь.
 Первая пара близнецов появилась прекрасным свежим утром. Адама взял их на руки и, поднявшись на вершину скалы, протянул младенцев к восходящему солнцу.
 - Смотри! - громко возгласил он. - Я родил жизнь, подобно тебе! Но это только начало! Я сделаю свою жизнь главенствующей в твоём мире, и тебе придётся считаться со мною. Коль уж ты не дал мне править временем, моя жизнь завладеет им и изменит его для меня!
 Но утреннее солнце, как впрочем, и вся остальная природа, ответили Адаму беззаботным молчанием, будто дерзость речи вчерашнего повелителя не могла ничем омрачить тихой идиллии.
 Однако Человек бросил вызов этому миру. Всю нерастраченную силу и знание мира он направил против воли Сияния и ее предопределения жизни. И главным оружием в этой борьбе должны будут стать эти два мохнатых комочка.
 - Ма, ма, - пропищал один из них.
 - Ма, мам, - вторил ему другой.
Адама брезгливо посмотрел на них, сгрёб в охапку и отнёс вниз к матери Еве.
 - Очевидно, понадобится какое-то время, прежде чем они поймут какая миссия им уготована, - сказал он и раздражённо добавил, - а пока займись ими. И избавь меня от них до тех пор.
 Время неспешно стало двигаться дальше. Отпрыски Адама росли, становясь все больше и сильнее физически, не обнаруживая при этом даже зачатка разума, к великому разочарованию их отца. Тупость и ограниченность первых детей Человека была настолько велика, что Адам даже не смог дать им имён, которые бы выделили их особенности. Однако отсутствие интеллекта компенсировалось в них количеством яда Кислого дерева, усвоенным от родителей. И не просто усвоенным, а преумноженным. Безудержная агрессия вырастила из них огромных страшных животных, жить рядом с которыми стало невыносимо, так что Адам вынужден был прогнать их прочь. Не на шутку разозлившись от постигшей неудачи, он снова пришёл к жене и овладел ею, в сексуальном исступлении утопив горечь разочарования.
 Спустя положенный срок Ева снова родила, но результат был ещё более удручающий. Яд отравлял разум детей ещё в утробе матери, так что единственным умением, которым они обладали, была агрессия. А главным стимулом действия - жажда разрушения. Вскоре детей стало много, но проблеска сознания в них по-прежнему не наблюдалось.
 И тогда Адам решился на жестокие меры.
 Однажды он привёл на вершину скалы одного из своих сыновей. Поставив его перед собой на колени, он положил ему на голову обе руки.
 - Взываю к тебе, всемогущее Сияние! Пошли крупицу сознания в это мёртвое тело. Взываю к твоей Силе, зажги пламень мысли в этой голове. Да будет так!
 Собрав силу в пальцах, он направил мощный импульс на голову потомка.
 - Игу!!!! - закричал бедняга, пытаясь вырваться из рук родителя.
 - Не надо бояться боли, сын мой, - холодным голосом приказал ему Адам. - Боль это очищение и основа твоего нового рождения.
 - Ииииииии!!!! - вопил несчастный, корчась в судорогах. Кровь потекла из его ноздрей, а на губах выступила пена.
 - Терпи, змеиное отродье! Я сделаю из тебя человека!
 - Па, паааааааа, - прохрепел сын Адама, и агония оборвала его последний крик. Сожжённый рукой родителя он испустил дух.
 - Хм, - раздражённо выдохнул Адам. Он аккуратно положил бездыханное тело и стал гладить его по голове. - Твоя смерть не была напрасной, сын мой. Этот опыт послужит всем нам на пользу.
 С этими словами он взял острый камень и, проломив череп, стал копаться в разбитой голове, внимательно рассматривая содержимое и что-то невнятное бормоча себе под нос.
 Сосредоточенное напряжение Адама нарушил истошный визг. Он поднял голову и увидел группу детей, которые, в ужасе от увиденного, бежали вниз по склону к хижине. Человек поднялся, глубоко вздохнул и пошёл вслед за ними. Когда он вошёл в жилище, там царили паника и страх. Дети кричали, в ужасе показывая пальцем на Адама, и старались спрятаться за спиной матери. Ева, закрыв их руками, с глазами полными слез завопила:
 - Что ты сделал?! Зачем ты убил его, ведь это наш ребёнок?!
 - Молчи, женщина! - рявкнул в ответ Адам. Бушующий смерч ядовитой злобы пылал в его глазах и по хижине пополз холодный ветерок. - Если бы они были мои дети, то были бы подобны мне. А это, - он показал на сбившихся в кучу за спину Евы малышей - тупое отродье Смоуга, проклятой гадины!
 Человек закрыл глаза. Стараясь говорить как можно нежнее, он продолжил:
 - Но ты должна доверять своему мужу, любовь моя. Я все исправлю. Верь мне.
 Он протянул руку, чтобы погладить Еву по щеке, но все ещё бушующая в нем буря страстей выдала его намерения, обжёгши ее пылающей энергией.
 - Нет! Прошу тебя оставь их! - зарыдала она, обхватив его ноги, и крикнула перепуганным детям - Бегите!
 И дети Человека бросились в рассыпную, навсегда усвоив страх перед своим отцом. Этот страх заставил их бежать как можно дальше от скалы предков, вглубь континента, который позднее назовут Африкой. Там они поселились в лесах и саваннах, подальше от Самаэля - отца смерти и ужаса.
 "Все, к чему ты прикоснёшься, прахом возвратится к тебе"
 Адам повторял про себя эти слова, наблюдая как от скалы предков разбигаются его дети. Он не предпринял ни одной попытки остановить их, а всю горечь утраты выражал в бранных упреках Сиянию. С вершины Камня Причины он посылал ему проклятия и пустые угрозы. Взрывная сила его ярости, не найдя лучшего объекта, обратилась на Камни Сияния, которыми Оно выложило картину момента Великого Превращения. Не зная как быть дальше, куда идти и какую цель Сияние имело относительно его, Адам больше не мог видеть перед собой это немое свидельство его собственной несостоятельности. И он взорвал их проклятиями мирозданию и Сиянию. А те будто услышали его и подземные силы унесли Камни Сияния во все стороны. Прочь от Камня Причины. Подальше от Самаэля.
 Ева слегла, тяжело заболев. Печаль и боль забрали у неё все силы. Она лежала едва живая у основания скалы, омываемая дождями и собственными слезами. Палимая солнцем днём, и замерзая ночью, она молила Сияние, чтобы оно забрало ее душу, и ослабленный потрясениями организм принял в себя новую, странную форму жизни - вирусы.
 Фактически они всегда существовали в теле Человека, но дремали, ожидая своего часа, когда Сила, дарующая жизнь всему, вновь вмешается в эволюцию жизни. И когда движимый другим древним призывом Адам вновь овладел женой, и спустя положенный срок Ева вновь родила, то жизнь, рождённая в таком суррогате ненависти и любви, оказалась уникальна. Родившийся малыш, хотя и был болезненного вида, но с первого дня явил на себе печать мудрости. Пришедший взглянуть на него Адам не мог этого не заметить. В ночи малыш светился едва различимым светом, и Человек не мог обмануться.
 - Создал! - тихо прошептал он. - Я смог. Мы смогли!
 Он присел рядом с ослабевшей Евой, положив к ее груди дитя.
 - Наш малыш, который вернёт нас в Эдем. Мы сделали это!
 Поцеловав жену с ребёнком, он поднялся во весь рост и, как тогда в райской тени, громко сказал:
 - Нарекаю имя тебе - Каин, потому что ты проложишь нам путь домой.

 глава 4

 "Мой сын!" Наслаждаясь этой мыслью, полный самодовольного тщеславия и сладких надежд, с вершины скалы Адам следил за подрастающим Каином. Однажды, наблюдая как взрослые потомки Человека обучают навыкам охоты младших он увидел как из чащи леса вышел огромный пещерный медведь. Движимый любопытством, зверь приблизился к увлекшимся игрой детям. Каин первый заметил животное и криком оповестил об опасности сородичей. Однако, когда те бросились наутёк к деревьям, сам Каин не убежал. Старательно отводя взгляд он осторожно приблизился к зверюге. Медведь сел на задние лапы и, настороженно потягивая воздух, стал наблюдать за действиями человеческого детёныша. Тот, тем временем, приблизился на расстояние вытянутой руки, и, по-прежнему не глядя в глаза, громко сказал:
 - Медведь!
 Затем одной рукой протянул к медвежьей морде горсть лесных орехов, а другой ударил себя в грудь:
 - Каин!
 Медведь встал на задние лапы во весь свой исполинский рост и громко зарычал.
 Наблюдавший с замиранием сердца Адам вскочил, но опередивший его Каин снова громко произнёс:
 - Медведь!
 Зверь опустился и внимательно стал обнюхивать мальчика. Дойдя до руки, в которой были орехи, медведь аккуратно слизал их. Каин улыбнулся и решительно взялся за загривок:
 - Медведь и Каин!
 Затем он пристально посмотрел в глаза медведю и запрыгнул ему на спину. Наблюдавшие с деревьев за этой сценой сородичи подняли визг восхищения. Медведь ответил рёвом, отряхнулся, и с восседающим на спине мальчиком отправился вглубь леса.
 - Наш сын только что подчинил своей воле пещерного медведя! - радостно сообщил Адам жене. Ева сидела у костра и смотрела на огонь, думая о чем-то своём.
 - Мне кажется, я снова беременна, - тихо ответила она.
 Адам подошёл к ней и, обняв за плечи, поцеловал.
 - Будет прекрасно если у нас родится ещё один Каин.
 - А если нет? - бесстрастно спросила Ева, продолжая смотреть на пламя. - Ты убьёшь его, как того, другого?
 Адам силой развернул к себе жену и впился в неё холодным взглядом.
 - Его убил не я. Неужели ты не понимаешь? Наши дети это последняя возможность творения оставленная нам Сиянием. Если плод творения не несет в себе Силы Сияния, он нежизнеспособен. Иначе, почему наши дети не имеют нашей способности к воскрешению? Они умирают, потому что обделены способностью мыслить. Ведь что есть разум, как не венец творения? Те, кто разумом не наделён, не наделён и душой принимающей жизнь, и значит ею же выбраковываются.
 - Он был живой, и значит жизнь его не забраковала. Его убил ты и никто иной!
 Адам нервно сжал челюсти, и по хижине пробежал леденящий холодок.
 - Его убил естественный отбор, через который проходит всякое творение Сияния, - процедил он сквозь зубы. - Выйди и посмотри, сколько их носится вокруг, твоих детей. Безумных животных, ничем не отличающихся от свиней или волков? Почему же ты не плачешь, когда одни рвут на части других? А я тебе отвечу. Потому что они - бездушные, неразумные твари. Забудь о них! Они - греховный плод нашего с тобой творения, который обречен на смерть. А ты родишь жизнь! Разумную жизнь, как Каин.  И эти ребята вернут нас в Эдем.
 - Да будет так, как ты сказал, - тихо ответила Ева.
 Адам подозрительно посмотрел на жену, но ничего больше не сказал.
 В жилище вошёл Каин. Он подбежал к матери и вывалил к ее ногам множество семян и орехов. Ева улыбнулась, погладила сына по плосковатой рыжей макушке.
 - Что ты мне сегодня принёс, милый? - она с интересом посмотрела на принесённые семена. - Где ты их нашёл?
 - Каин дружит с медведем! Я назвал его Медведь. Он очень сильный. Мы гуляли вместе, и Медведь показал мне много новых полей.
 - Ты, мой маленький повелитель природы! - Ева крепко обняла сына и стала осыпать его поцелуями. - Каин будет самый умный и сильный! Возьми вот эту палочку, сделай ею ямку, потом положи в неё эти семечки и полей водой.
 - И что потом будет?
 - Произойдёт чудо.
 - А что такое чудо?
 - Это когда рождается жизнь.
 - Как это рождается? Как из мамы появляется детёныш?
 - Верно.
 - Земля будет мама?
 - Ты мой сообразительный медвежонок! Земля будет мамой новым семечкам, как я мама для тебя, и твоих братьев и сестёр. Теперь иди, сделай, как я тебя научила.
 Каин взял предложенную матерью палку. Повертев ею в разные стороны, он попробовал ею копать, но от ударов о каменистый пол палка сломалась.
 - Хочешь, я покажу тебе моего Медведя?
 - Дорогой, ты что, привёл в дом медведя? Твой отец это не одобрит!
 - Он хороший. Я назвал его Медведь.
 - Я помню.
 - Ну так пойдём! Он здесь. Я дал ему мёд.
 - Мой сладкий, ты скормил дикому зверю наш запас мёда? Ну, пойдём, посмотрим на твоего Медведя.
 Выйдя из жилища, они нашли животное разоряющим запасы людей, вокруг которого возбуждённо бегали и кричали человеческие дети.
 - Табу! - громко крикнула Ева. Наклонившись к Каину, она нежно сказала.
 - Малыш, ты видишь, что натворил твой медведь. Уведи его отсюда. Диким животным не место среди людей.
 Каин вскарабкался на шею чавкающему медведю, и стал что-то шептать ему на ухо. Затем схватил руками за шерсть и с силой дёрнул. Медведь зарычал и попытался сбросить паразита, но Каин намертво вцепился ему в загривок и продолжал подёргивать за ухо. Недовольно ворча, и постоянно отряхиваясь, медведь все же поднялся и направился прочь от возбуждённой толпы.
 - Поразительно, да? - сказал Адам, наблюдавший всю сцену со стороны.
 - Он совсем как ты!
 - Да, мне тоже так кажется. Посмотри, как быстро он учится! То, на что у прочих уходят месяцы и годы, он постигает сразу. Что это он там сейчас делает?
 - Кажется, он хочет заставить медведя тащить эту огромную сухую корягу, но зачем? Милый, что ты делаешь?! Аккуратней с этой деревяшкой, не поранься!
 - Мне кажется, он хочет вспахать землю. Но кто его этому научил?
 Ева улыбнулась.
 - Сияние. Да прибудет с ним его Сила.
 - Да будет так! - вполголоса ответил Адам.

 Каин серьёзно увлёкся новым процессом. Приручив медведя, он сумел, распахать небольшой участок земли близ озера, расположенного неподалёку от скалы Предков. И благословлённый Сиянием почин Каина вскоре принёс обильные плоды. Навьючив ими медведя, Каин триумфально вернулся к родительскому жилищу.
 Навстречу ему вышел Адам.
 - Сын мой, да будет благословенна великая Сила, наделившая тебя мудростью!
 - А где мама? - спросил мальчик.
 - Твоя мать недавно родила тебе брата. Она все ещё очень слаба, но ты, конечно, можешь зайти навестить ее.
 Каин выбрал самых спелых плодов и вошёл с ними в жилище родителей. В знакомом запахе родительского крова появился новый, незнакомый Каину оттенок, который сразу ему не понравился. На перине из шкур и душистых трав у костра лежала Ева. Она кормила грудью маленькое розовое создание.
 - Каин, мой мальчик, ты вернулся! Как я рада! Подойди ко мне ближе, я поцелую тебя.
 Каин медленно подошёл и положил плоды к постели матери.
 - Мама, смотри, что я для тебя вырастил! Мы с Медведем распахали землю, как ты учила, и я положил туда семечки. Потом мы долго ждали, а потом земля родила ростки. Прямо как ты говорила! Я сделал чудо! Попробуй - я принёс тебе самые лучшие.
 Он стал рассматривать младенца сосущего материнскую грудь.
 - Мама, я тоже хочу к твоей груди.
 - Милый, боюсь, что ничего не получится. Ты уже вырос большой, сильный и такой умный, а моё молоко нужно теперь твоему брату, чтобы он тоже был такой же умный и красивый, как ты и твой отец.
 Каин насупился.
 - Я не хочу, чтобы он был как я и отец. Брось его!
 Он вытащил из постели прут и с размаху треснул им по голове малыша.
 - Каин, негодник, что ты делаешь?! - вспыхнула в момент преобразившаяся мать. -  А ну, поди от сюда, чтобы духа твоего здесь не было! И медведя своего забери! Не хватало, чтобы он паразитов нанёс. И нечего здесь глазами сверкать!
 Каин завыл и со слезами выбежал вон. Ева склонилась над младенцем, стараясь успокоить орущее дитя:
 - Ну-ну, малыш, не плачь! Мама не даст тебя в обиду. Ну тише, тише. Я назову тебя Авель. Смотри, какая суета поднялась из-за твоего появления!
 
 Рождение Каина и Авеля стали новой поворотной точкой в истории мира Адама. Миллионы лет, прошедшие с момента катастрофы в Эдемском саду, не были так наполнены событиями, как был наполнен каждый год жизни с подрастающими мальчиками. Каин продолжал постигать основы земледелия. Поддерживаемый и наставляемый мудростью отца, он сумел добиться значительных успехов, обеспечив стабильный урожай злаков и кореньев для всего многочисленного семейства Адама. Но ещё больше преуспевал юный Авель, который с младенчества наблюдал за действиями брата, усваивал его ошибки, стараясь избегать их в дальнейшем. По примеру брата он также приручил дикое животное. Охотясь в лесу, он наткнулся на волчье логово. Волчица, вероятно, однажды ушла на охоту и не вернулась, оставив четырёх волчат. Авель забрал их и вырастил, натаскав себе помощниками на охоте. Позже к нему пришло понимание, что если добычу не убивать, а ловить, сохраняя ей жизнь, то она будет расти рядом. А забивать ее можно по мере надобности. Например, в период, когда вся дичь мигрирует или впадает в спячку, избегая лишней беготни. С помощью своей маленькой стаи он сумел загнать приличное количество диких овец в хитроумно расставленные ловушки. Последние не сильно противились плену и очень быстро одомашнились, расплодившись под надёжной защитой Авеля и его своры.
 И вот в один день жилище Адама преисполнилось первым избытком плодов. Собрав лучшее от дел своих, Каин и Авель принесли подношение к родительскому крову. Собралось множество сородичей. Адам, взяв понемногу от плодов Каина, и ягнёнка из стада Авеля, поднялся на вершину скалы и разжёг кострище прямо на камне Причины. Он долго стоял, молча глядя на пламень.
 - Ты сказало, что я неблагодарный, не ведающий ценности жизни прах, и лишило меня за это созидающей Силы. Я преодолел это через моих детей. Смотри! Все это - плоды их власти над твоим творением.
 Он взял несколько спелых плодов и бросил их в пламя.
 - Я знаю, что все это и так твоё. Но чтобы ты не считало, что я не ведаю благодарности - прими это. Твоё от твоих, в благодарность за всех и за все.
 С этими словами он распотрошил ягнёнка и также бросил его в костёр. Запах жареного мяса привёл в возбуждение расположившихся у подножия первых людей.
 - Дети мои! - громко обратился к ним Адам. - Сегодня мы воздаём почести вашим братьям - Каину и Авелю. Они явили плоды невиданной для вас, тугодумные мои, мудрости и силы! Являя ныне свою милость и расположение, я объявляю их носителями моего имени. Отныне каждый из вас, когда встретит их, должен оказывать им знаки внимания и почтения, такие же, какие все вы оказываете мне. Ну а теперь - насладитесь плодами трудов моих достойнейших сыновей!
 И у хижины Адама и Евы начался веселы праздник первого урожая. Потомки разных поколений устроили счастливый гомон, наполнивший собой всю окрестность.
 В самый разгар пиршества всеобщее веселие вдруг прервал истошный лай авелевых псов.
 - Что там случилось с твоими собаками, Авель? Дорогой, сходи, посмотри, - сказала Ева сыну.
 Авель ушёл, и спустя мгновение вернулся, весь пылая от бешенства.
 - Каин!!! - грозно заорал он на брата. - Ты специально это сделал!
 - Что сделал, милый? - спросила всполошившаяся Ева.
 - Он впустил в мой загон своего медведя, и тот задирает моих овец! Немедленно уведи его, иначе...
 - Иначе что? - набычился Каин. - Медведь работал не меньше тебя, и заслужил свою часть веселия.
 - Ну, так и корми его своими гнилыми кореньями!
 - Это у меня гнилые коренья?!
 Каин двинул мощным кулаком по носу брата.
 - Табу! - крикнула Ева. - Что вы тут устроили?! Каин, немедленно уведи своего медведя от авелевых овец!
 Однако Каин, не шелохнувшись, смотрел на брата глазами, налитыми кровью.
 - Если он его не уберёт, тогда это сделаю я, - процедил сквозь зубы Авель, глядя в глаза Каину таким же взглядом полным ненависти.
 - Рискни здоровьем, сосунок. Медведь - это тебе не свора шавок. Только тронь его - потрохов не останется.
 - Дети, прекратите немедленно! - взмолилась Ева.
 - Ну, ладно! - глухо сказал Авель и, схватив крепкую рогатину, бросился в загон к терроризируемым овцам. Подбежав, он свистнул своей стае, указав на медведя:
 - Ату его!
 Хорошо знающее своё дело, псы со всех сторон атаковали пещерного гиганта. Взвывший от боли медведь поднялся на задние лапы во весь рост, и подскочивший Авель ловко всадил острый край рогатины ему между рёбер прямо в сердце, уперев противоположный конец в землю.  Обезумевшее животное ринулось вперед, навалившись всем весом на рогатину, и через некоторое мгноение, жалобно выдохнув, упало в смертельной агонии.
 Повисшую тишину осознания случившегося прервал истошный крик Каина:
 - Медведь!!!
 К нему стремительно подошёл Адам и, сильно сдавив плечо Каина, быстро зашептал.
 - Сын мой, прежде чем ты что-либо сделаешь, послушай меня, твоего отца. Ты сейчас стоишь на пороге выбора. Трудного выбора. Помни, что сделанный сегодня тобою выбор будет иметь для тебя последствия завтра. Сейчас яд мести и злобы переполняет тебя, но ты господствуй над ним! Слушай голос разума, помни о последствиях!
 - Я услышал тебя, отец! - сжав кулаки, ответил Каин.
 Тяжело дыша, он медленно подошёл к стоящему в растерянности Авелю.
 - Пойдём, брат, отойдём в поле, поговорить.
 - Оставь его, Каин! - запричитала Ева, но Адам одёрнул ее.
 - Не вмешивайся! Пусть сами разберутся. Не маленькие уже.
 Все разошлись. Лишь Ева осталась на вершине, тревожно глядя вдаль, в которой растворились Каин и Авель.
 На закате дня она увидела одинокую фигуру, шедшую, слегка покачиваясь к жилищу Человека. Узнав ее, Ева закричала:
 - Каин! Где твой брат?
 - Я что, нянька за ним смотреть?  - буркнул подошедший Каин, рухнул у костра и обхватил голову руками. Ева вся затряслась. Из больших синих глаз брызнули слезы.
 - Нет! Нет, скажи, что это не правда! Каин! Адам! Где мой Авель?
 Сидящий на возвышении Адам посмотрел на неё сквозь пламя очага.
 - Я же говорил тебе, любовь моя, - естественный отбор.
 Вся следующая ночь прошла в причитаниях Евы, а где-то вдалеке, в поле, над телом Авеля выли его волки.
 Наутро Адам призвал к себе Каина.
 - Голос крови брата твоего взывает ко мне и требует отомщения за то, что ты сделал, Каин, - сказал он, стоя к сыну спиной и глядя вдаль, откуда продолжал доноситься вой.
 - Отец, но в чем моя вина? Я даже не понял, как все так вышло. Мы разговаривали. Потом словно пелена закрыла мне глаза, и кто-то вложил мне в руку камень, когда Авель повернулся спиной...
 - Гнев. Вот кто вложил тебе камень в руку и душу. Не предупреждал ли я тебя обуздать его?
 - Когда я увидел, как погиб Медведь, в меня словно вселился кто-то. Этот кто-то оказался сильнее твоих увещеваний. Я ничего не помню, только пульсирующий жар, который приказывал мне: "убей!"
 Адам с сочувствием посмотрел на Каина.
 - Нет, сын мой. Никто в тебя не вселялся, никто тебе ничего не шептал, и уж, конечно, камень тебе никто не протянул.
 Он подошёл к Каину и крепко взял его за плечи.
 - Ты - плоть от плоти моей. Яд старого обманщика, древнее проклятие, вот кто двигал тобою. Каин, ты умён и смел, и по достоинству носишь имя моего сына. Но пока тобою будет править гнев, ты не можешь называться человеком. Поэтому я вынужден тебе приказать покинуть мой дом. Ты будешь скитальцем до тех пор, пока не научишься владеть собой.
 Каин никак не был готов к такому повороту.
 - Наказание твоё, отец, суровее, чем я смогу вынести. Куда же мне идти? Как я выживу один? Да меня сожрёт первый же хищник! Если хочешь обречь меня на гибель - лучше убей сразу здесь.
 - Каин, посмотри на меня! - властно сказал Адам, - Ты - мой сын! Я верю что Сила жизни в твоем теле такая же могучая как и во мне. Она не дасть тебе погибнуть. Но чтобы она питала тебя вечно, ты должен научиться побеждать свой гнев. За этим я высылаю тебя из дома. Пойдём, ты должен проститься со своей матерью, и я провожу тебя.
 Они спустились в долину, где над Авелем проливала слезы его мать. Адам сложил для него погребальный костёр. Каин неподалёку прощался со своим медведем. Он долго сидел глядя в его мёртвые глаза. Затем взял острый каменный нож и принялся сдирать шкуру. Покончив с этим, он взвалил ее на себя и подошёл к погребальному костру.
 - Я заберу Медведя с собой. В его коже я не буду одинок.
 - Да будет так, - ответил ему Адам.
 Он поднял с земли пару кремниевых осколков.
 - Прежде чем ты уйдешь, я хочу чтобы ты взял с собой этот талисман. Он будет хранить тебя на чужбине, защитит от опасностей дикого мира и сохранит в холода, напоминая о нас.
 Он несколько раз чиркнул, и посыпавшиеся искры зажгли собранный факел.
 - Огонь пусть всегда освещает твой путь, и однажды, я верю, ты вернёшься к нам новым человеком. Возьми и его.
 Каин взял горящий факел и поджёг погребальный костёр.
 - Прощай, мама, - тихо сказал он.
 Ева, не глядя на Каина, так же тихо ему ответила.
 - Я велела твоим сёстрам собрать всю еду и следовать за тобою. Через них я буду следить за тобой. А теперь, прощай!
 Она повернулась и медленно пошла в сторону жилища.
 - Отец!
 - Прощай, Каин! Да хранит тебя всемогущее Сияние!
 Оставшись один Адам наблюдал сквозь пламя погребального костра, как покрытый медвежьей шкурой, с факелом в руке Каин ушел в ледниковую ночь.


 глава 5

 В доме Человека повисло тоскливое облако обречённости. Адам в глубокой растерянности молча сидел у костра и лишь иногда, сквозь треск поленьев в костре было слышно, как скрежещут его зубы. Ева не могла больше выносить гнетущей атмосферы жилища и уходила на место погребального кострища. Там, посыпая себя пеплом, она давала волю скопившемуся горю, завывая, наподобие авелевых псов, и призывая смерть на свою голову. Но смерть была чужда природе праматери.
 Однажды утром она рассказала мужу о своем новом видении, будто Каин умер в далёкой стране. Чтобы совершить достойное погребение сына в месте его упокоения она стала умолять Адама отправиться в путь. Тот, с равнодушным окаменением наблюдавший как разбегаются по миру его дети, долго не отзывался на ее просьбы. Но в конце концов, поддавшись уговорам стал собираться в дорогу, впервые за много веков решив покинув Камень Причины.
 По дороге им встречались группы первых людей, давно покинувших адамов мир. Они жили самостоятельно  - кто в лесах среди деревьев, кто в пещерах, а кто и вовсе на открытых пастбищах вблизи водоёмов. Жизнь их мало чем отличались от жизни простых животных. Весь их быт был подчинён одной цели - выжить в мире, где один готов сожрать другого. В нем не было места состраданию и взаимопомощи. Дети редко преодолевали годовалый порог, а те, кому удавалось достичь зрелого возраста, вели непрерывную борьбу с голодом, климатом, дикими зверями и себе подобными. В этих условиях яд Кислого дерева стал единственным помощником брошенному человечеству.
 Закипая при малейшей опасности, он заставлял людей спасаться бегством, а если бежать было некуда, то использовать все доступные скудные средства борьбы - рвать, кусать и разбивать камнями все, против чего восставало их стремление к жизни. Тем немногим, кому удавалось дожить до сорока лет, грозила одинокая брошенная старость, полная болезней и страхов от прожитой жизни.
 Проходя мимо них, Ева расспрашивала о племени Каина. В основном они непонимающе мычали и мотали головой, но изредка попадались те, кто слышал о клане Пещерного Медведя, владеющего огнём и поселившегося за горами, покрытыми нетающими льдами. Тогда Ева взахлёб пересказывала это Адаму, и они продолжали путь с большим воодушевлением. И хотя путь был долгий и изнурительный, нетерпение придавало сил. Скоро людей знающих Каина становилось все больше, и они рассказывали новые подробности. Оказывается, Каин не только не погиб вдали от родительского крова, но сумел выжить, став сильнее и крепче. Увлекая за собой женщин, встречавшихся ему на пути, он брал их в жены, и они родили Каину крепкое потомство. Рассказывали, что он сам учил своих сыновей, оставляя подле себя лишь самых сильных и хитрых. Так же рассказывали много удивительного о детях Каина.
 Будто бы один мог мастерски обрабатывать камень, делая их него удивительно прочные и эффективные орудия. Другой додумался из камней сложить жернова которыми перетирал в пыль злаки и коренья, и еда, приготовленная из муки на огне, становилась нежной и пахучей, как молоко матери. О третьем вообще рассказывали чудное - будто он умел плавить камни в огне, а из расплавленной руды отливал оружие настолько острое, что можно срезать волоски на теле. Но самым удивительным был рассказ о потомке Каина по имени Ламех. Рассказывали, что отец его, Енох, построил поселение для своего клана обнесённое каменной стеной, так что никто не может войти внутрь, кроме как через ворота. Теперь за этими стенами и сидит сам грозный Ламех. Рассказывали, будто он сумел подчинить своей воле прочих сынов Каина, образовав могучий клан людей, опустошающий все вокруг. Восставшая из отчаяния Ева бежала впереди Адама и весёлым щебетом повторяла все новые и новые пересказы о Каине и его потомках.
 Вскоре на их пути уходящей в облака стеной встали горы. Природа этого места была настолько сурова, что Адам засомневался мог ли кто-либо вообще выжить в этом царстве вечной мерзлоты. Пробирающий до костей холод сковывал любое, даже самое сильное дыхание жизни, а огромные массивы льда хоронили под своей толщей и без того скудную растительность. Но каково же было удивление Человека, когда спустя какое-то время пути они наткнулись на стоянку людей! Посреди ледяного молчания, они почуяли запах горящего костра. Приблизившись к пещере, откуда доносился запах, они увидели нечто, заставившее Еву вскрикнуть. У входа торчал шест с насаженным человеческим телом без головы и разодранной грудной клеткой, как крылья орла. Выпотрошенные внутренности валялись рядом на земле. Адам подошёл ближе и стал с интересом изучать истерзанный труп, как вдруг  Евы снова вскрикнула. Из мрака пещеры появилось несколько мужчин. Они были большого роста - вдвое выше Адама. Широкоплечие, массивные тела были одеты в шкуры с ног до головы. Большую часть лица скрывала обильная растительность, в которой копошились паразиты, а там, где растительность отсутствовала, кожу скрывад толстый слой сажи. В своих несоразмерно длинных руках они держали копья с насаженными на них каменными наконечниками, которые они недвусмысленно направили в сторону Адама.
 - Приветствую вас, дети мои! - сказал Человек. - Мир и благополучие пусть пребудет в вашем доме!
 Он развёл руки в стороны и сделал шаг к ним на встречу. Однако на человекоподобных потомков это произвело эффект, полностью противоположный тому, на какой рассчитывал Адам. Один из мужчин, подняв копье высоко вверх, зарычал: "еда!" и несколько брошенных копий вонзились в тело Человека. Затем двое подбежали к Еве, сбили с ног кулаком, схватили за волосы и потащили в пещеру. В глазах Адама на миг застыло удивление, которое сменила пронзительная боль. Яд Кислого Дерева, словно штормовая волна, обрушился на все естество. Каждая клетка его тела обезумела от негодования, выделив столько энергии, что тело Человека загорелось. Гнев заполыхал из глаз, а из пронзённой груди на свет вырвался истошный рёв. Голос пробуждённого ядобога разлетелся среди ледяных гор, и поднявшийся сильный ветер обрушил снежные вершины. Пылая ужасом отравленной силы, Адам выдрал копья и из открывшихся ран хлынул всепожирающий огонь, который скрыл в себе и Адама, и беспечно подошедших к нему охотников. Мечась в огненном хаосе, внезапно охватившем все вокруг, они кричали от боли и ужаса, а Адам, как ангел смерти плывущий по волнам ненависти, вырывал пылающими руками их сердца. Покончив с ними, свирепый ядобог в огненном вихре влетел вглубь пещеры сжигая огнём ненависти все, что попадалось ему на пути. Он хватал без разбору мужчин, женщин и детей, разбивая их головы о каменные своды. Кипела кровь. Запах смерти питал силу Самаэля и вскоре в пещере не осталось ни одной живой души. Лишь только Ева, забившись в угол, с открытым ртом наблюдала за высвободившимся злом, поглощающим порождённую ею жизнь.
 Когда все было кончено, яд покинул Человека, также внезапно, как и появился. Вместе с силой ядобога, Адама оставила и сила жизни, и он рухнул на землю, словно срубленное дерево.
 Ева осторожно поднялась и осмотрелась. Посреди пещеры, где свод поднимался высоко вверх, был устроен очаг, за которым на ровно вытесанном камне было устроено нечто вроде стола или ложа. По краям его стояли черепа людей и пещерных медведей наполненные жиром. Они служили мрачными светильниками, бросающими неровный свет на обглоданные скелеты, в обилии сваленные вокруг каменного алтаря. Кости были повсюду. Сваленные у стен черепа людей и животных плавали в крови растерзанных Самаэлем обитателей пещеры. Всхлипывая, Ева схватила Адама за руки и потащила прочь, стараясь больше не смотреть по сторонам. Она тащила на себе бесчувственную ношу сколько было сил и упала на снег лишь когда вся сцена ужаса скрылась за горами. Повернувшись на спину, она лежала и смотрела в синеву холодного неба, а ее губы шептали чьи-то имена. И едва она закончила, Сияние посетило Еву милостью беспамятства.
 Когда к ней вернулось сознание, она с удивлением заметила, что лежит укрытая тёплыми шкурами, а над головой плывёт звёздное небо. Приподнявшись, Ева увидела перед собой две человеческие фигуры, которые тащили связанное из ремней ложе, водружённое на полозья из бивней мамонта. Чуть позади на таких же санях другая пара мужчин тащила скрытое под толстыми шкурами тело Адама. Впереди них шёл человек, обутый в широкие плетеные снегоступы, которыми он прокладывал путь для следовавших за ним спутников. В руке он нёс факел, освещавший им путь. Ева окликнула его, но он, не останавливаясь, лишь обернулся и приложил палец к губам. Праматерь упала на ложе и больше не шевелилась. В полном молчании они продолжали движение всю ночь.
 С рассветом они вышли в широкую долину посреди гор, где глазам открылась чудная страна. Синеву горизонта подпирал щит из ледяных гор, протянувшийся от края до края насколько хватало взгляда, сияющий всеми оттенками золота под низко висящим солнцем. Прямо перед ними, с горной вершины талые льды образовали мощный каскад кристально чистой воды, который бурным потоком обрушивался в бирюзового цвета озеро, блестевшее прозрачностью вод у подножия, а изумрудные холмы по его берегам окаймляли его чашей. Вокруг били горячие гейзеры, и поднимающиеся над ними облака тёплого пара растекались по всей долине, разогревая воздух и заставляя лёд и холод отступиться. На невысоком холме посреди долины сложенный из белоснежного камня стоял первый город людей. Посреди его высоких, в три человеческих роста, стен ярким фонарём отражённого солнечного света прибывающих путников встречали массивные медные ворота.
 Едва они приблизились, городские ворота раскрылись, и из них вышли женщины разного возраста. Приблизившись, они упали, растянувшись перед Евой на земле. После того, как они повторили это трижды, одна из них, носившая ожерелье из клыков животных поверх тонко выделанной шкуры оленя плотно облегавшей ее крепкое белокожее тело, обратилась к Еве:
 - Приветствуем тебя, великая мать! Дочери Каина, вышли встретить тебя, едва весть о твоём приближении достигла медных ворот города Ламеха.
 И боязливо взглянув в сторону саней Адама, она вновь упала на землю. Ева с улыбкой погладила женщину по голове.
 - Ты можешь встать. Не бойся меня. И вы все тоже можете подняться. Как тебя зовут, дитя моё?
 - Иштар, - медленно поднимаясь, ответила женщина.
 - Чудесное имя, Иштар, девочка моя. Ваш великий праотец, и я проделали тяжёлый путь, для того чтобы воздать последние почести нашему сыну Каину. К несчастью, путь изобиловал опасностями...
 Ева запнулась от нахлынувших воспоминаний, стараясь подобрать подходящие слова.
 - Следопыты рассказали, что нашли вас неподалёку от пещер одичавших, - поспешила помочь ей Иштар.
 - Одичавших... - задумчиво повторила Ева. - Эта встреча, она очень... Как бы лучше выразиться? Очень измотала великого праотца.
 - Следопыты рассказали, что сотворил с одичавшими великий праотец, - спокойно ответила Иштар. Ева покачала головой и тяжело вздохнула.
 - Что ж, да будет так! Прежде всего, проводи меня и великого праотца в покои Каина. Мы желаем с ним проститься.
 - Для нас счастье служить великой праматери!
 Под женский визг и улюлукание они вошли в городские ворота, где к ним стали выходить все новые и новые люди. Старики обоих полов падали перед ногами Евы, стремясь прикоснуться к ее ступням, а матери подсовывали маленьких детей, чтобы тень проходящей коснулась их. Мужчины и женщины, похожие как две капли воды на Каина, громко хлопали в ладоши и визжали, когда Ева мимоходом касалась их тел. Они прошли по прямой, вымощенной камнем улице, ведущей от ворот к тяжёлой постройке из мрамора, возвышающейся над прочими строениями в городе. Перед входом стоял исполин с огненной шевелюрой, колышимой ветром в такт языкам пламени  факела, который он держал в руке огромного размера. Из-под густых косматых бровей смотрели маленькие, близко посаженные глаза. Его непомерно широкий торс был скрыт  медвежьей шкурой, а из-за спины сияло медное лезвие тесака. Когда процессия приблизилась, он поднял руку и шум разом стих.
 - Я - Ламех. Сын Еноха. Сын Каина! - прорычал он и запнулся, переводя прямой немигающий взгляд с Евы, на безвольно лежащее тело Адама и обратно. Ева, едва доходившая ему до груди, с улыбкой подошла, протянув к нему свои руки.
 - Ламех, дитя моё, обними же меня поскорее! Я так счастлива, что вижу тебя.
 - Я - Ламех, сын Еноха, сын Каина, - не так грозно повторил гигант, переминаясь с ноги на ногу.
 - Ах, посмотри, любимый! - сказала, рассмеявшись, Ева, обращаясь к бесчувственному телу Адама, - Как же он похож на Каина! Тот же угрюмый взгляд под тяжёлыми бровями, та же рыжая шевелюра! А эта манера растягивать слова, ну совсем как Каин!
 - Я - Ламех...
 Он обернулся, видимо ожидая что ему подскажут окончание заученной фразы, но, не найдя поддержки у стоявшей позади него группы рослых самцов, лишь потянул носом.
 - Это чудесно! Ламех, мальчик мой, я в восхищении от твоего города, как, впрочем, и твой праотец. - Ева махнула в сторону Адама. - Мы с радостью позже примем все почести, которые ты приготовил нам. А сейчас мы очень устали и твоему праотцу необходим покой. Будь хорошим мальчиком, проводи нас внутрь.
 Она нежно погладила Ламеха по широкой груди, а затем с силой потянула его вниз и поцеловала в лоб. Ламех покраснел, засопел, встал на колено и снял с толстой шеи шнурок. На нем висела пара стёртых кремней, подаренных великим праотцом Каину перед изгнанием. Он протянул их Еве.
- Наш отец Каин хранил это все время у своей груди. Смотрел на них и рассказывал о тебе.
 Ева взяла камни и, прижав их к лицу, с шумом втянула запах. Потом обняла голову Ламеха и стала осыпать ее поцелуями. Великан стоял на коленях перед Евой, зажмурившись и улыбаясь во весь рот. Потом, охваченный внезапным порывом, подхватил ее, посадил себе на плечо и, распрямившись во весь рост, стал, пританцовывая, громко нараспев рычать:

 - Я Ламех, сын Каина!
 Слушать всем сюда!
 Я убью любого
 за Каина отца!
 
 Его речевку подхватили женщины, дети и вскоре к этому нехитрому ритму присоединилось все население города. Под этот гимн великих праотцов проводили в дом.
 Это было высокое помещение без окон, сложенное из белоснежных каменных блоков, подогнанных друг ко другу настолько тесно, насколько вообще позволяла обработка камня. Стены были завешены шкурами, а у стены противоположной от входа был сложен  камин, перед которым лежала тяжёлая плита. Под ней покоилось тело Каина. На высоких шестах с продетыми в них кожаными ремнями над плитой было подвешено ложе из шкур и душистых трав, на которое положили тело Адама.
 Ева велела всем удалиться, оставив при себе лишь Иштар. Она опустилась перед плитой, скрывающей от неё бездыханное тело сына, над которой покоилось бездыханное тело мужа. Стоя на коленях, Ева закрыла глаза, и стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, шёпотом повторяя имена мужа и сына. Она снова и снова называла их имена, словно хотела разбудить обоих.
 Так она провела много дней, не покидая  каиновых покоев. Лишь Иштар, приносящая ей воду и еду, служила связью с внешним миром. За это время Ева очень сблизилась с женщиной племени Ламеха. В перерывах между сном и заклинаниями над могильной плитой она расспрашивала Иштар об устройстве жизни в городе, о детях Каина, но более всего Ева с интересом слушала о жизни женщин племени. Вернее о их выживании. Не имея никаких прав от момента рождения до самой смерти, они жили в постоянном страхе перед физически превосходящими их мужчинами. Еда, как и прочие довольствия в семье до них доходили по остаточному принципу. Начиная с самого раннего возраста, они вынуждены были беспрекословно терпеть насилие над собой со стороны отцов и братьев, а затем мужей. Они были ограничены в правах выказывать своё мнение в присутствии мужчин, да и вообще наличие своего мнения сильно порицалось, даже со стороны прочих женщин племени. Нередки были случаи, когда женщин погибшего или умершего мужчины заживо погребали вместе с ним, дабы таким образом избавить племя от обузы лишних ртов.
 Когда в рассказах Иштар проскальзывали особо яркие образы женской судьбы в клане Пещерного Медведя, Ева взволнованно вскакивала и, заламывая руки, принималась ходить по комнате из угла в угол. Но затем снова опускалась на колени, в полной тишине возобновляя свои заклинания.
 Вскоре Ламех дал знать, что желает поговорить с праматерью. Он вошёл в сопровождении нескольких мужчин племени, однако, едва перейдя порог, остановился у входа в нерешительности и стал боязливо озираться по сторонам. Стоящие за его спиной тихо перешёптывались, подталкивая Ламеха в спину. Ева жестом пригласила их пройти к камину, затем, что-то шепнув на ухо Иштар, села у изголовья плиты.
 - Итак, мой дорогой Ламех, ты пришёл представить мне своих сыновей, я правильно понимаю?
 - Старейшины клана Пещерного Медведя - Явал, Ювель, Тувалкаин, Мафусал и Еред. Ламех старший среди них! - гордо улыбаясь, подытожил он.
 - Я рада приветствовать вас, дети мои. К несчастью ваш великий праотец, и наш любимый сын Каин не могут разделить моё приветствие вам.
 Мужчины опасливо посмотрели в сторону, где покоились оба тела. Некоторые даже закрыли глаза.
 - Явал, следопыт Ламеха - ты помнишь его, великая мать - рассказал нам что он видел в пещере одичавших. Гнев праотца был велик и ужасен!
 - Скажи мне, Ламех, мой мальчик, как так получилось, что эти мои дети... как ты говоришь? Одичали? Почему они живут в ледяных горах, где нет пищи, кроме как поедать себе подобных, вместо того, чтобы жить в этой чудной долине?
 Ламех словно ждал этого вопроса. С гордостью выступив вперёд, он начал рассказывать.
 - Отец наш Каин первый пришёл в эту долину. Никто здесь не жил. Он привёл с собой клан Пещерного Медведя. Его женщины и дети поселились здесь и жили вместе. Потом его сын Енох построил этот город для своего отца, своих женщин и детей, а других в него не впустил. Прочим сынам Каина это не понравилось и они стали требовать отрыть для них ворота города. Были битвы. Отец Енох погиб в них. Но потом Ламех сделал вот это.
 Он достал из-за спины широкий медный топор и с гордостью поднял его над головой.
 - Слеза Гнева. С нею Ламех стал самый сильный! Он обложил данью прочих сынов Каина, а тех, кто отказался платить - прогнал в горы. Там они одичали, и великий праотец наказал их за это лютой смертью!
 Стоящие позади старейшины стали бить себя в грудь, выкрикивая:
 - Ламех наш вождь!
 Сам Ламех встал, выпрямившись во весь рост, улыбаясь и сияя от гордости. Ева, покачав головой, тяжело вздохнула.
 - То, что ты сделал, Ламех, это очень плохо.
 Мужчины, все ещё улыбаясь, стали переглядываться с непонимающим выражением.
 - Почему?
 Ева поднялась и подошла к горящему камину.
 - Ваш отец Каин рассказывал вам, почему он вынужден был оставить нас?
 - Он отомстил за дух нашего рода! - сжав кулаки, прорычал Ламех.
 - Нет! - Ева резко развернулась, и отблески костра заиграли в ее глазах. - Он был изгнан своим отцом за животный гнев, который привёл Каина к необоснованному убийству своего брата!
 - Он защищал память об Великом Медведе, - попытался возразить Ламех.
 - Каин обезумел, потеряв облик своего отца и отказавшись от света разума, ниспосланный ему гравитацией Духа!
 - Чем? - промычал Ламех, заморгав глазами, - грависрацией..?
 Старейшины дружно захохотали.
 - Задрыстацией? - через хохот переспросил Явал.
 - Нет, задротацией...
 Мужчины продолжали склонять понравившееся им слово, каждое новое наклонение которого приветствовали взрывом хохота.
 - Табу! - вскрикнула Ева. - Вашему праотцу не понравились бы такие слова. Вы ведь не хотите огорчить великого праотца, как огорчили его одичавшие?
 Хохот вмиг прекратился, и все с опаской посмотрели на лежащее тело. Ева стала расхаживать из угла в угол, пытаясь согласовать разбегавшиеся мысли.
 - Вот что, мальчики. Вы совершенно не готовы к встрече с праотцом. И боюсь, как бы беседа с ним не закончилась для вас ещё печальней, чем встреча в ледяных горах.
 Ламех стал трясти головой и потихоньку пятиться назад, а стоящие позади него старейшины рухнули на землю, уткнувшись лицом в пол.
 - Правда если вы обещаете слушаться меня, - продолжила с мягкой улыбкой Ева, - то я сумею научить вас правильным манерам. Но вы должны беспрекословно исполнять мои повеления, если не хотите испытать на себе его ярость.
 Ламех упал в ноги женщине и стал их целовать.
 - Все мы здесь, словно чуткое ухо Великого Медведя, готовы внимать наставлениям великой матери!
 - Так-то лучше, - благосклонно промолвила Ева, знаком приглашая всех собравшихся разместиться перед собой. В это время в помещение вошла Иштар, которая принесла угощение для гостей. Во время того, как она разносила его среди присутствующих, мужчины отпускали скабрёзные замечания о формах Иштар, а некоторые, запустив руку себе между ног, чесали возбуждённые телеса. Когда Иштар подошла к Ламеху, тот с размаху шлёпнул ее по ягодицам, чем у собрания вызвал всеобщий гул одобрения.
 - Табу! - снова вскрикнула Ева. - Тема нашего первого урока - женщина, и уважительное отношение к ней.
 Мужчины с недоверием посмотрели на Еву. Кто-то вновь попытался сострить. Тогда Ева подошла к ложу, на котором возлежало тело Адама и, вытянув из него ремень, щёлкнула по рукам особо возбуждённых самцов. Мужчины оскалились, но не проявили более агрессии, опасаясь покоящегося на ложе тела, в сторону которого боялись даже посмотреть.
 - Итак, дети мои, все вы, собравшиеся здесь под предводительством моего милого Ламеха, являетесь правителями города, верно?
 Ламех, гордо распрямившись, улыбнулся во весь рот и закивал головой. Прочие одобрительно перешёптывались.
 - Но на чем основано ваше правление?
 Ламех вновь достал из-за спины огромный медный топор, поднял его над головой и издал боевой клич. Прочие мужи стали бить себя в грудь, скандируя имя вождя. Ева, молча понаблюдав за этим парадом какое-то время, обхватила ремнём топорище и, опустив его к земле, пристально посмотрела в глаза Ламеха. Воинственность вновь сменилась полной тишиной.
 - Я поняла. Вы хотите сказать, что ваша власть основана на силе ваших тел и оружия. Но чем будет ваша сила, если не на кого её будет направить? Если бы ты Ламех, остался в своём прекрасном городе совсем один: без жён, их детей, детей их детей? Если бы не было вокруг других людей, перед кем бы ты стал размахивать своим топором? Очевидно перед медведями и тиграми? Но станут ли они тебе подчиняться? Охотиться для тебя, распахивать долины, носить камни для стен твоего города? Поверь мне - не станут. Так вот, первое, что тебе предстоит усвоить, мой мальчик, это то, что твоя власть - это власть над людьми, которые по разным причинам согласились признать тебя повелителем, и подчинить свою волю твоим стремлениям и нуждам. А это значит, что твоя власть тем сильнее, чем больше людей готовы тебе покориться. Ты согласен со мной?
 Ламех, почесав себе затылок, потянул носом и кивнул.
 - Значит твоя первая забота, как правителя, заключается в том, чтобы таких людей, которые подчиняются твоей воле, стало как можно больше. Верно? Больше людей - сильнее власть Ламеха.
 Ламех, нахмурив тяжёлые брови, продолжал кивать головой.
 - Но откуда появляются новые люди? Разве от удара топором? Или от треска костей борющихся тел? Или может от трения камня о камень? Нет. Все вы знаете, откуда они приходят.
 С этими словами Ева сорвала одежды с Иштар, обнажив перед всеми белизну ее упругого тела. И лишь только мужчины обнаружили первые признаки сексуального буйства, Ева щёлкнула ремнём, грозно посмотрела на мужчин, одной рукой прикрывая наготу Иштар, другой указывая на ложе Адама.
 - Ваши женщины - вот кто приносит вам новых воинов, новых охотников и земледельцев. И лишь женщины выбирают как им воспитывать своих детей - в повиновении и уважении к тебе, Ламех, или в ненависти и вражде, как бедные одичавшие, вразуми их Сияние!
 Ламех вновь посмотрел на обнажённое тело Иштар. Затем, переведя взгляд в пол, стал складывать перед собой какие-то мысли.
 - Это тело, мой мальчик, подобно изумрудным полям твоих плодородных долин. Оно таит в себе божественную силу. Но для того, чтобы эта сила родила жизнь, поля необходимо возделать, проявив о них должную заботу. И чем большую заботу ты проявишь в начале, тем больший плод оно принесёт, Ламех. Поэтому, если ты хочешь быть сильным вождём, и превзойти в глазах великого праотца славу и честь твоего отца Каина, ты должен научиться заботиться о тех, на ком основано твоё будущее величие и могущество.
 Закончив проповедь, Ева подвела окаменевшую от страха Иштар прямо к сидящим мужчинам. Никто не шелохнулся. Все молча смотрели на Ламеха, который прямым немигающим взглядом уперся в обнажённый живот Иштар. Он тяжело дышал, и жар его дыхания ложился испариной на женском лоне. Затем он осторожно подался вперёд и прикоснулся губами к мраморной плоти, на мгновение замерев в таком положении. После этого, порывисто поднявшись, поклонился Еве и, избегая взглядов прочих присутствующих, поспешил выйти прочь. Остальные мужчины, в полном молчании поспешили последовать его примеру, в точности повторив каждое действие Ламеха.
 Когда все ушли, Ева проводила Иштар. Оставшись одна, она подошла к ложу и, поцеловав Адама в губы, наклонилась к его уху.
 - Теперь самое время тебе очнуться, любовь моя.
 Сбросив с себя все одежды, она легла рядом с мужем.

 Мягким светом, из которого доносилось его имя, острое блаженство бытия пролилось в пробуждающееся сознание Адама. Он почувствовал сладкий укол сердечного удара и глубокий вдох впустил струю живительного воздуха. Вынырнув из тяжёлого оцепенения, Адам очнулся. Порывисто поднявшись, он увидел перед собой жену. Ева  улыбнулась своей самой нежной улыбкой.
 - Все хорошо, любимый. Мы дома.
 Адам непонимающе стал озираться вокруг.
 - Тебе нет нужды беспокоиться, - успокоила Ева. В подробностях она пересказала события, прошедшие со времени их пребывания в пещере одичавших. Адам молча слушал, рассматривая помещение. Когда Ева закончила, он поднялся и долго смотрел на могильную плиту, под которой лежало тело его любимого сына. Затем подошёл к камину и разжёг огонь.
 - Видела ли ты Ламеха?
 - Да.
 - Успела ли ты с ним поговорить?
 - Отчасти.
 - Расскажи мне о нем.
 - Я не увидела света Сияния в его в глазах. Яда Кислого Дерева у него с избытком, а Духа света - нет.
 - О чем ты? Он ведь разумен, как ты и я? Как Каин?
 - Разумен. Но Дух Сияния ему неведом.
 Адам провёл пальцем по тщательно отделанному мрамору камина. Затем подошёл к ложу, на искусно сплетённых ремнях которого лежала Ева.
 - Ну что же! Тогда воспользуемся плодами трудов наших разумных, но бездуховных детей, - с усмешкой сказал Адам и упал в любовные объятия жены.
  На следующий день Ева велела Иштар призвать всех жителей города и долины. К полудню перед входом в каменную палату Каина собралась многолюдная толпа его потомков. Впереди всех возвышалась исполинская фигура Ламеха, который сильно нервничал. Он покрикивал на воинов, сновавших за его спиной, и раздавал им тумаки.
 Обычно хмурое серое небо вдруг прояснилось и выглянуло солнце. Ослеплённые им, люди щурились и прикрывали руками лицо, чтобы разглядеть как из мрака мавзолея Каина выйдет великий праотец. Едва появилась его покрытая шкурой каинова Медведя фигура, Ламех упал и растянулся на земле. Его примеру последовали все остальные. Лёжа на земле, прикрыв голову руками, они не могли видеть, как под шкурой их тотема сияет от счастья лицо Адама. Ясное солнце освещало перед ним большую площадь, которую обрамляли одноэтажные здания из белоснежного травертина. От площади шла прямая дорога, в конце которой виднелись высокие стены, кольцом охватившие весь первый город людей. И всюду, сколько хватало взгляда, были люди - большие, сильные мужчины и такие же сильные женщины с белой кожей и рыжими волосами. Все они склонились перед Адамом в мистическом страхе и трепете. Человек откинул на спину шкуру, посмотрел на Еву, и, широко улыбаясь, стал тихонько пританцовывать, будто переполнявшая его радость дёргала невидимыми нитями. Он спустился по ступеням вниз и подошёл к Ламеху. Какое-то время он смотрел на его спину и блестевший на ней топор, а потом мягко дотронулся до его плеча коленом.
 - Поднимись, сын мой. Я хочу взглянуть на тебя.
 Ламех медленно поднялся. Но после того, как выпрямившись во весь рост поглотил своим размером Адама, он виновато мельком глянул на Еву и снова опустился на колено. Однако, даже стоя на колене Ламех по-прежнему был на голову выше Человека. Праотец восторженно смотрел на потомка.
 - Это изумительно! Это больше чем то, на что я смел надеяться!
 Он обошёл Ламеха, достал висящий на его спине огромный медный тесак и стал с восхищением  рассматривать как холодный медный блеск сверкает на филигранно заточенном лезвии.
 - Какая прекрасная работа! Кто это сделал?
 - Это Слеза Гнева. Секира Ламеха, которую сделал его сын Тувалкаин.
 Из группы лежащих на земле позади Ламеха поднялся мужчина и, сделав несколько несмелых шагов вперёд, вновь склонился перед Адамом до земли. Взгляд Человека скользил по лицам новых людей. Он рассматривал их, приветствуя каждого по отдельности, спрашивал их имена и род занятий. Рождённые от разных женщин, лица каждого из них несли на себе отпечаток племени Каина.
 - Ханок, сын Каина. Я приношу белый камень к воротам Ламеха.
 - Мафусал, сын Каина. Я строю дома для нашего отца Ламеха.
 Дойдя до последнего, робко сторонившегося даже своих братьев, Адам спросил:
 - Тебя как зовут?
 Тот замотал головой и с тревогой посмотрел на мощную спину Ламеха.
 - Не тревожь себя понапрасну из-за этого ничтожного сына Каина, великий отец! Это Юбааль. Он настолько же безобиден, насколько бесполезен! Ламех позволил ему поселиться в своём городе только потому, что иногда Юбааль делает приятный шум, рассказывая у костра истории. И от этих историй мне становится так хорошо, что я смеюсь, как сопливый ребёнок, а порой даже плачу.
 - Это как? - с интересом спросил Адам.
 Ламех сделал едва заметный знак рукой, и Юбааль, поклонившись до земли, достал из кожаного мешка на поясе небольшую корягу чёрного дерева. Она была выгнута в параболу натянутыми на неё сухожилиями. Он стал ритмично ударять по ним и запел:
- Бала-бала-ба; Я - Юбааль
  Бала-бала-ба; Каин - мой отец
  Бала-бала-ба; Урсул забрал его
  Бала-бала-ба; Ламех наш герой!
 Тара-дара-да; Отец пришёл
 Тара-дара-да; с ним наша Мать
 Тара-дара-да; счастлив Юбааль
 Тара-дара-да; Ламех наш вождь!
 - Достаточно, сын мой! - Адам похлопал в ладоши. - Мы признательны тебе за твой труд.
 Он вновь поднялся на ступени и обратился потомкам.
 - Я -  Адам! - громким голосом сказал он. - Первый Человек и ваш праотец. Сегодняшний день для меня необычен. Приближаясь к нему, я тешил себя надеждой увидеть и обнять любимого Каина. Но вот этот день пришёл и принёс мне боль разочарования, потому, что моего сына больше нет. Но вместе с этим он принёс радость и надежду, потому что вместо потерянного Каина этот день подарил мне новых сыновей. И я с гордостью вижу, что сыновья моего сына превзошли своего отца. Ламех, поднимись ко мне! Возьми свой топор  - Слеза Гнева по праву твоя. Пусть он будет знаком моего благоволения к тебе. Сегодняшний день пусть отметит всевидящее Сияние, как начало новой эры творения, в которую мои дети войдут повелителями этого мира!
  Сказав это, он трижды поцеловал стоящего перед ним великана. Затем, развернув его перед стоящим народом, громко воскликнул:
 - Твой царь Ламех, город атлантов!
 И весь народ, охваченный единым порывом, подхватил адамов возглас:
 - Ламех! Ламех! Ламех!
 Лишь природа не разделила людского ликования. Резкий порыв ветра нагнал из-за гор свинцовые тучи, которые скрыли за собой бледный солнечный диск. Яркая молния прошила серость небосвода, и мощный раскат грома, заливший всю долину, заглушил гордые речи Человека. Словно желая смыть стыд от дерзновенных слов, на город обрушился холодный дождь. Все разойтись по домам.

 Внутри Адама закипела активность творчества, которая не находила себе применения со дня катастрофы в Эдеме. Его всесторонние познания в устройстве мира, движения его сил и причинность их возникновения обрели выход на титаническую силу соплеменников Ламеха. Потомки Каина обладали такой физической мощью, что порой казалось, будто сила приручённого Каином пещерного медведя и в самом деле передалась сородичам Ламеха. Адам узрел это и ликовал. По его наставлениям Ламех начал перестройку Каиновой могилы во дворец для великих праотцов. По замыслу самого Ламеха, он должен был достигать облаков, чтобы великий праотец мог сверху лучше видеть дела своих сынов. Люди всей долины были отправлены на каменоломни для доставки невиданного прежде количества строительного материала. Но хоть потомки Каина и были неимоверно сильны, их усилий было недостаточно для выполнения столь амбициозного предприятия. Работа шла медленно. Ламех злился, подгонял руганью и кнутами работающих, но это не приносило результата. Боясь разочаровать Адама, он с виноватым видом приходил вечерами слушать новые наставления Евы, но все время исподволь наблюдал за неподвижно сидящим патриархом, желая уловить хоть каплю благосклонности на его каменном неподвижном лице.
 Но Адам не смотрел на него. Он был погружен в свои размышления. Одно туманное воспоминание, почти забытое, но неистребимое снова ожило и захватило все его мысли. Он вспоминал тот день на Камне Причины, когда последний раз Сияние беседовало с Человеком, открывая великую тайну его предназначения. Он помнил, что это было очень важно. Помнил что ему предстояло осуществить какую-то велику Цель, и она была связана с его перерождением в Человека. Он помнил, что ему предстояло сделать нечто грандиозное. Вот только что именно он так и не успел узнать. Или успел, но теперь не мог вспомнить. Ах, если бы он смог вернуться в тот сладкий миг, когда Сияние во всем своем могуществе открывало ему эту захватывающую дух Цель, в котором таился ответ на вопрос зачем он здесь! Он точно помнил, что это было грандиозно. Он физически помнил масштаб своей великой миссии. Не мог лишь вспомнить в чем же она заключается.
 "Ах, если бы я мог вернуться в то мгновение!", - с горечью думал он, неподвижно уставившись в одну точку, - "Если бы я мог!"
 И лишь только это желание оформилось в его сознании, как из глубин естества поднялся яд Кислого дерева. Зашумев, он поглотил все мысли Человека. И в этом шумном потоке, несущимся по его телу, родился голос Самаэля, который вкрадчиво прошептал: "Сделай это!"
 Невесть откуда вдруг потянуло холодным сквозняком и из глубин сознания, сквозь навязчивые призыва Самаэля, Адама ошарашила идея. Прекрасная идея. А что если время - это такое же творение бытия, как пространство или материя? Что если оно имеет свою природу? Если оно имеет сущность, которую можно изменить? И если ее можно изменить, то почему бы не попробовать ее изменить? Её нужно изменить! Ведь было же время когда времени не было?! Тогда почему бы, в конце концов, ему не попробовать это время попросту разрушить. Уж что что, а возможность разрушать, превращать все в прах - этот дар Сияние у него не отняло!
 "Разрушить время!" - четко произнес Самэль, и эта мысль зазвенела чудовищным хохотом ядобога.
 В глубинах человеческого сознания эта мысль заронила зерно надежды. Адам вцепился в эту надежду, как цепляется за соломку тонущий в пучине, и он лихорадочно принялся просчитывать пути её реализации.
 Первым барьером, который надо было преодолеть для ее достижения, был недостаток физических усилий. Единственное решение, которое смог увидеть Человек несло массу компромиссов и отступлений от привычной морали.
 " В пекло мораль! Сделай это!" - приказал Самаэль, и Адам смирился с этой мыслью.
 Преисполнившись решимости Человек порывисто встал, прервав тихий рассказ Евы о любви и гармонии царившей в эдемском саду.
 - Хватит этих женских сказок, - грубо оборвал жену Человек. - Теперь пришло время для моих наставлений.
 Ламех, начавший уже клевать носом под убаюкивающий говор Евы, подскочил.
 - Тебе, Ламех, предстоит проявить стойкость и храбрость, чем ты докажешь свою верность. Ты - мой сын, и сын моего храброго Каина. Мы все возлагаем на тебя суровую миссию. Оправдаешь ли ты наши надежды?
 Ламех ждал этих слов уже давно. Став перед Адамом на колено, он положил перед ним свой топор.
 - Великий праотец приказывает, Ламех исполняет.
 - Готов ли ты пролить кровь за своего отца? - чеканя каждое слово, спросил Адам и посмотрел на Еву поверх рыжей косматой головы. Атлант, не шевельнув ни одним мускулом на лице, провёл отточенным лезвием по груди, и из рассечённой кожи потекла тонкая алая струйка.
 - Да будет так, сын мой. Собери всех своих воинов. Пришло время утереть кровью Слезу Гнева.

 На следующее утро из городских ворот вышла дружина исполинов, несущих носилки, на которых восседал Человек. Впереди шёл Ламех. Они держали путь через горы. Туда, где беспечной жизнью жили первые дети Адама. Всякую встречающуюся им на пути группу первобытных людей Человек призывал следовать за собой, оставив прежний образ жизни. Всех несогласных или недовольных насильно заковывали в колоды, а проявляющих сопротивление истребляли. Так они дошли до земель, которую позднее люди назовут Африка, подчинив себе многотысячную армию первых людей вооружённых дубинками и каменными топорами. Тогда Адам отдал приказ возвратиться домой.
 Вернувшись в долину, строительные работы возобновились с новыми силами. Порабощённые потомки первых детей Адама были брошены на добычу и доставку строительного камня в долину. А чтобы работа не прекращалась ни днём ни ночью, над ними были поставлены надсмотрщики из числа добровольно примкнувших к Ламеху. В награду за тиранию над собратьями они получили женщин, и возможность селиться в горах у бескрайнего моря.
 В таких счастливых хлопотах строительства и обустройства города, Человека посетила новая радость. У Евы родился сын, проявивший странную особенность, которую вначале приняли за смертельный недуг. Его огромные, как у матери, глаза  заволакивало пеленой, а над высоким лбом появлялось едва заметное сияние. Когда вернувшемуся из похода Адаму представили нового сына, мальчик не понравился Человеку. Он не разглядел в нем то, что сразу бросилось в глаза его матери. Новый представитель человеческого племени обладал способностью, которой не обладал ни один потомок Адама - он слышал голос Сияния. Тот самый голос, который услышало маленькое млекопитающее существо в древнем мире Пангеи, и который вдохнул в него свет разума, сотворив первого Человека. Теперь его, пока ещё совсем щуплый отпрыск, вновь прочувствовал присутствие Духа жизни. Однако Адам, увлечённый осуществлением своей идеи, оставил это без внимания. Он предоставил его на воспитание Еве и неотлучно пребывавшей при ней Иштар. Ева нарекла сына Сит, сказав, что он дан ей взамен убитого Авеля.
 Мальчик рос столь же стремительно, как и окружённый заботой Адама город. Вскоре над стенами города Ламеха возвысилась громадина дворца Праотцов сооружённого над могилой Каина. Его белоснежные покатые стены стремились ввысь, где скрывали в низко висящих густых облаках сакральное жилище Адама и Евы. С каждой из сторон к нему вела крутая лестница. Опоясывал пирамиду широкий ров, в который по хитроумной системе каналов стекала вода из горного озера. Ежедневные процессии, возглавляемые Иштар, каждое утро совершали восхождение на ее вершину, совершая приношение даров Праотцам. Десять молодых женщин, тщательно отобранных ею, поднимались каждый день в подоблачную высь для служения Еве и возмужавшему подле неё сыну. Вскоре одна из них родила Ситу первенца, которого Ева назвала Йенуш. Новое семя Человека росло в стороне от хлопот и стремлений Адама. Окружённые материнской заботой, и женской лаской прислужниц Иштар, они с высоты взирали на кипучую жизнедеятельность потомков Каина, не понимая, какие силы ею движут, и в чем заключается цель этой копошащейся внизу людской массы.
 Тем временем Адам устроил великие преобразования в городе Ламеха. По периметру всей долины были вырыты каналы, которые брали город в несколько рядов окружных колец. Прорубив тоннель сквозь прибрежные горы, эти каналы заполнили морской водой, которая не позволяла окружающим город ледникам проникать в долину. У подножия горы, там, где быстрые струи таявших снежных вершин образовывали могучий водопад, Адам устроил деревянные машины, приводимые в действие мощью устремлённой к земле водной стихии. Они качали горячую воду гейзеров, поднимая ее до самой вершины пирамиды священного жилища праотцов. Оттуда горячая вода по системе каналов, опутавших весь город, устремлялась обратно в плодородные луга долины, унося с собой городские нечистоты. Так же Адам обустроил в городе общественные бани, в которых жители города могли насладиться горячими источниками и прохладными водами талых льдов. Для обеспечения нужд быстрорастущего города, в бухте у моря Адам воздвиг первый порт, из которого отправлял понтонные экспедиции. Возглавляемые ударной дружиной Ламеха они двигались вдоль побережья и добирались до африканских земель. Такие набеги приносили всегда богатую добычу как строительного материала и продуктов, так и новой крови, в лице вновь и вновь порабощаемых первобытных людей.
 По возвращении из одного такого похода Адам призвал в свои покои постаревшего Ламеха.
 - Мы приветствуем нашего возлюбленного сына! - мягко сказал Адам, радушно обняв запыхавшегося от долгого подъёма великана. Позади него стояла Ева, за которой выстроились прочие обитатели верховного чертога. Все они были детьми новой крови Человека. Их отличия от потомков Каина столь явно бросались в глаза, что невольно возникал вопрос, были ли они детьми одних родителей? Новое поколение людей значительно уступало в размерах потомкам Каина. Дочери племени Ламеха имели сильные длинные руки и ноги, что придавало им изрядную брутальность. У их сестёр же из потомков Сита они были короче и изящнее, что в сочетании с нежными округлостями тел придавало силуэтам волнующую женственность. Лица их были бледны, а над широко раскрытыми глазами царствовал высокий лоб, который венчала копна роскошных черных волос. Все они молча разглядывали Ламеха.
 - До нас дошли вести о твоём успехе в последней кампании, - продолжил Адам. - Металлы и камни, привезённые тобой, послужат для завершения строительства места нашей грядущей славы. Здесь, на вершине скоро все вы увидите вашего праотца, возродившимся в былом величии!
 Все присутствующие посмотрели на Адама с удивлением. Человек распрямился. Глаза его загорелись глубоким синим светом.
 - Столько веков прошло, как дурной сон! Я - могучий повелитель Эдемского мира, оказался не удел управления Силой. Это не правильно! Так не должно быть! Меня, способного управлять целой вселенной, выставили вон, как нашкодившего котёнка! Но сегодня я наконец увидел, что достаточно силён для того чтобы диктовать свои законы по которым будет жить этот мир. Теперь я вновь обладаю силой, чтобы сделать, то, что не благословило сделать Сияние - вторгнуться в сердце мироздания, и повернуть время вспять. Вернувшись к истокам, я смогу предотвратить наступление того злополучного дня, когда...
 Он запнулся, искоса посмотрев на Еву.
 Она уловила этот взгляд, но, не подав виду, спросила:
 - Но как? Как ты сможешь это осуществить?
 Адам сощурил глаза.
 - Увидите. Главное, чтобы звезды сошлись.
 Затем он обнял за плечи Ламеха, который все время смотрел на Адама немигающим взглядом.
 - Пойдём. Я хочу, что бы ты показал нам свою добычу.
 Торжественная процессия в лучах заходящего солнца спустилась в город. Ламех с гордостью шествовал впереди, чередуя смотрины трофеев с рассказами о новых землях, и поверженных поселениях первых людей. Адам одобрительно кивал головой, внимательно рассматривая доставленные камни и металлы. На рассказы о жестокости применённой силы он лишь с пониманием ухмылялся, чем приводил каждый раз в содрогание Еву. Так они вышли за пределы города, оказавшись на вершине одного из окрестных холмов.
 - Что же, Ламех, ты славно поработал! Слава твоя превзошла славу твоего отца Каина. Отныне место твоё подле нас, на вершине воздвигнутой тобой обители. Взгляни, сын мой, какие дела мы с тобой совершили! И этот город - только начало. Мы пойдём дальше! Дети твоих детей построят такие города повсюду - они пройдут для нас сквозь моря и создадут новые поселения на новых землях. И всюду будут стоять храмы, где будут возносить твоё имя, сын мой, складывая легенды и песни о твоих великих свершениях, и рассказывать их твоим потомкам. А на вершине каждой пирамиды, мы устроим обсерваторию, откуда наши дети будут следить за звёздами...
 Человек запнулся, словно бег его мыслей споткнулся о невидимый камень. Он стал пристально всматриваться вдаль. Ламех, уже давно привыкший к сбивчивому ходу мыслей великого праотца, молча проследил линию его взгляда.
 - Это Ной, великий праотец. Я поставил его начальствовать в порту. Ной мой сын, и он неоднократно проверен в походах на преданность тебе.
 - И что он сейчас делает?
 - Ной хороший работник с деревом. Он совершил много хождений по морю для тебя, отец. Сказал, что знает, как построить большой дом, который позволит плавать далеко по морю и перевозить больше добычи, отец.
 Адам потёр ладони и усмехнулся.
 - Хм, это очень кстати. Я хочу поговорить с ним.
 На берегу кипела работа, которая, однако, сразу прекратилась, едва процессия приблизилась к верфи. Из группы рабочих вышел молодой мужчина и, упав на землю перед Адамом, приветствовал высоких гостей.
 - Ной, сын великого Ламеха, сын хранителя рода Каина, приветствует великого праотца и всемилостивую праматерь.
 - Поднимись, - мрачно ответил ему Ламех. - Великий праотец хочет видеть, что ты делаешь. Говори!
 - Когда великий вождь Ламех призвал Ноя на службу, - начал свой рассказ мужчина, тщательно подбирая каждое слово. - Ной делал все: рубил деревья, собирал смолу, плёл канаты и много работал топором. Потом он ходил за вождём Ламехом по большой воде и научился понимать ее силу. Ной видел гнев большой воды, когда она встаёт стенами со всех сторон, разбивая понтоны вдребезги. Но наш вождь Ламех оказался сильнее гнева большой воды и выстоял против неё, потому что великий Урсул хранит его. И когда гневающаяся вода грозила утащить нас в бездну, Ноя посетил хранитель рода. Урсул сказал Ною, что если понтоны, плывущие по отдельности, соединить вместе, то такому кораблю будет проще проходить сквозь убийственные водные преграды. А ещё Ной понял, что на большом корабле можно увезти больше даров великому праотцу. И если посадить воинов и заставить их работать такими длинными...,как это сказать, которые... если их сделать такими... а потом  вот так укрепить... вот как-то так...и если потом все будут грести ...
 Он стал чертить на земле, помогая компенсировать недостаток слов, но Ламех тяжело вздохнул, и Ной замолчал, окончательно смутившись. Адам молча стал рассматривать чертежи, кое-где вытирая, и дорисовывая заново. Затем, едва заметно улыбнувшись, он также молча кивнул Ламеху.
 - Великий праотец дал согласие на постройку твоего корабля, - роняя каждое слово, сказал тот. - Не подведи, иначе ты познаешь величие его гнева.
 Ной распластался по земле. Когда возглавляемая Ламехом процессия уже собиралась уходить, он схватил за ногу Адама, уткнулся в неё головой, и, испугавшись своей же дерзости, сказал дрожащим голосом.
 - Не погуби, Баал-господин, позволь Ною говорить ещё!
 Адам сделал знак Ламеху, который уже достал свой боевой топор, и тихо ответил.
 - Я слушаю тебя, сын мой, говори смело.
 - Дело, которое доверил Ною Баал-господин, не под силу сотворить ему одному. Работников у него мало, а умелых и вовсе нет. Но если бы великие праотцы позволили Ною завести свою семью, то Ной смог бы завершить строительство большого корабля много быстрее, и не посрамить их доверия.
 Адам понимающе улыбнулся и посмотрел на Ламеха. Исполин улыбнулся ему в ответ и пробасил:
 - Ты, посмешище города Ламеха! Ты что, не смог сам найти себе женщину во всей долине, и обременяешь великого праотца такими жалкими просьбами?
 Ной, не отпуская ногу Адама, ответил Ламеху.
 - Ламех, мой вождь, ты вечно прав. Но Ной не может взять в жены обычную женщину. У него особенное дело, и для его выполнения нужна особенная женщина, которая родит Ною особенных сыновей.
 Он помолчал, тяжело дыша, а затем выпалил:
 - Ной хочет в жены одну из дочерей высокочтимого Сита, живущую в высоких чертогах обители великих праотцов.
 Стоящая в стороне свита Евы пришла в возмущённое движение.
 - Дочери верхнего храма не предназначены в жены сынам Каина, - строго сказала Ева. - Равно как и сыны Сита никогда не коснутся тела женщин долины. Прошу тебя, Адам, это кощунство!
 Но у Человека было своё решение.
 - Ты сегодня обрёл благоволение в моих глазах, сын мой, - властно сказал он, обращаясь к Ною. - Поднимись, и возьми любую из понравившихся тебе дочерей. Я тебя благословляю.
 Молодой мужчина медленно поднялся, и тяжело глядя из-под косматых бровей поклонился Адаму и Еве. Затем его лицо исказила хищная улыбка, и он подошёл к группе молодых девушек, которые с отвращением смотрели на него выпученными глазами. Взяв одну из них за руку, он потащил ее за собой. Тут совершенно неожиданно молодой Йенуш перегородил ему путь и оттолкнул Ноя в сторону.
 - Матушка, он не может забрать ее! - звонко обратился Йенуш к Еве, ища у неё защиты. - Ты же знаешь, я люблю её!
 Но прежде чем Ева успела открыть рот, Адам тихо обратился к Ламеху.
 - Сын мой, прошу тебя, устрой все.
 Великан аккуратным, но решительным жестом оттеснил выступившую на защиту Еву, схватил за волосы девушку и швырнул ее к ногам Ноя.
 - Совет да любовь! - промычал гигант. После чего, как бы невзначай, двинул локтём по носу запротестовавшего Йенуша. Юноша пошатнулся и рухнул на колени. Из разбитого носа потекла тёплая струйка новой крови. Едва почувствовав ее на губах, Йенуш задрожал всем телом. Глаза его закатились, а изо рта пошла пена. Иштар и прочие женщины поспешили на помощь, но Йенуш вдруг замер и, глядя закатившимися глазами на Адама, заговорил утробным голосом:
 - Так говорит Сияние: Знаю твои дела, Самаэль! Ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв. Ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды", а не знаешь, что ты несчастен, жалок, нищ, слеп и наг. И я восстану против тебя. Я обрушу на тебя горы, как море низвергает волны свои. И разобью стены города и разрушу башни его, и вымету из него прах его, и сделаю его голою скалой. Местом для расстилания сетей будет он среди моря, потому что я сказал это!
 Йенуш умолк, закрыл глаза и упал на руки стоявших позади него женщин. В наступившем оцепенении все посмотрели на Адама.
 Человек стоял, повернувшись спиной, и разглядывал окружающие горы так, будто увидел их впервые. Он молча провёл взглядом по ледяным вершинам, взявшим в заоблачное кольцо всю долину. Затем посмотрел на Ноя и сухо сказал:
 - Поспеши с выполнением своей работы!
 Бросив взгляд полный призрения на бесчувственное тело Йенуша, он поспешил вернуться в город. Поднявшись на вершину пирамиды, Адам заперся в верховном чертоге. Оставшись наедине с вечерним небом, он устремил свой взгляд к звёздам. Адам подолгу всматривался в тёмное небо, делая какие-то заметки углём на каменном полу. За этим занятием он провёл всю ночь. Затем днём он внимательно рассматривал нанесённые ночью записи, складывая их в одну большую картину. В последующие несколько суток Адам повторил свои наблюдения. Когда все вычисления были завершены, результат, который открылся Человеку, привёл его в бешенство. Резким движением руки он всё размазал и плюнул в написанное. Вскочив, Адам стал расхаживать по галерее, сжав кулаки и играя скулами. Он пытался решить какую-то сложную задачу, но ответ все время ускользал от него в самый последний момент. Это раздражало Человека, а там где был раздражитель, теперь всегда рядом был ядобог. Яд ослеплял чистоту сознания и этим ещё больше мешал сосредоточиться на поиске ответа. Наконец он призвал Ламеха, велев ему исполнить следующее. Во-первых всю добычу с последнего похода и все ресурсы со строительства передать в распоряжения Ноя. Во-вторых ему в помощники снарядить всю ударную дружину Ламеха, а из каменоломен всех работающих перевести на сбор и доставку леса. При этом все надо было сделать тихо, не привлекая внимания простых горожан и обитателей долины.
 Ламех все исполнил в точности, за исключением последнего. Такие перестановки в устройстве города Ламех привык производить по-своему - с криком и ударами плетей, так что новости о преобразованиях быстро распространились по всей долине.
 - Зачем тебе так срочно понадобился этот корабль, Адам? - спросила переполошившаяся Ева. -  Ты мстишь Йенушу за то, что он осмелился перечить тебе? Прости его, ведь он ещё совсем мальчик! Я сделаю ему внушение, и...
 - Я ошибся, - пребил ее Адам, глядя как серые тучи приносят тёплый морской воздух в скованную ледником долину. Он смотрел вдаль, словно разговаривал сам собой. - Я не учёл один важный момент в своих расчётах, когда возводя этот город фундаментом ее выбрал смертного человека. И к моему великому разочарованию, смертные оказались хрупким основанием. Я буду вынужден начать все сначала. На новом месте. Поставив в основание не конечную физическую силу, а бесконечную силу знания. И тогда Сияние не сможет разрушить моё строение. Я завершу намеченное!
 Ева взяла за руку Адама и прижала к своим губам.
 - Мы уезжаем? Почему?
 Адам погладил жену по лицу.
 - Этот молодой паралитик... как ты его назвала, Йенуш? Так вот он был прав, когда предсказал разрушение города. Взгляни на эти горы! Видишь снег на их вершинах? Его много, не так ли? А за этими горами ещё мириады таких гор, покрытых льдами и снегом. Огромный мир к северу скрыт под толщами льда. И эту массу Сияние обрушит на нас. Солнце раскалилось, и земное нутро отвечает ему жаром. Температура поднимается. Быстро. Очень быстро. Скоро все эти льды начнут таять, и первое место, куда хлынет талая масса льда, будет город Ламеха. Но у нас есть немного времени, чтобы подготовиться. Нас не застигнут врасплох!
 - Сколько у нас есть времени? - побледнев, спросила Ева.
 - Точно трудно сказать. Несколько месяцев. Может год. Не больше.
 - Мы не можем столько ждать. Нам надо уходить немедленно! Я оповещу Иштар и Сита.
 Но лишь только она повернулась, чтобы уйти, Адам крепко схватил ее за плечо, так, что Ева вскрикнула от боли.
 - Остановись, женщина, ты не поняла о чем я тебе толкую! Огромная масса воды будет поступать так быстро, что бежать будет некуда. Суша скроется под воду на сотни дней пути во все стороны, куда ты хочешь бежать?
 - Поэтому тебе нужен корабль... Но сколько людей ты сможешь забрать на нем?
 Адам отпустил жену и отвернулся.
 - Немного. Даже если Ной сможет сделать то, что он задумал, то это не больше сотни человек. А ведь надо ещё загрузить судно провизией на несколько месяцев плавания... Но даже для этой горстки людей, такой огромный корабль ещё надо суметь построить. А кто станет ему помогать, если все в панике разбегутся, узнав о наводнении?
 Человек тяжело вздохнул, и, понизив голос, печально добавил:
 - Если мы не пожертвуем сейчас большинством для спасения этой горстки людей, то погибнут все.
 Строго взглянув на Еву, он покинул верховный чертог.
 Адам отправился на стройку к Ною и поселился в походном шатре Ламеха. Он отдался сосредоточенной работе, чтобы простым тяжёлым физическим трудом унять ярость очередного разочарования, и заглушить боль вынужденного предательства своих детей. День и ночь, не зная остановки, он махал топором, плечом к плечу с дружиной гигантов Ламеха. Злость и досада питали яд, который сгорая внутри, не позволял Адаму ни обессилить, ни забыться сном.
 Спустя месяц на верфь пришла Ева. С ней была ее обычная свита, но сегодня дочери Сита были одеты в выбеленные, тонко выделанные шкуры. В волосы были вплетены самоцветные камни, привезённые Ламехом, а запястья и груди украшали медные и золотые обручи. Они подошли к мужчинам и поклонились, опустив взгляд.
 - Дочери верховного чертога пришли засвидетельствовать глубокое почтение своему царю и вождю Ламеху, а также досточтимому Ною, который своей мудростью и умениями лишил сна наших луноподобных дочерей, - так приветствовала строителей Ева, торжественно улыбаясь.
 Мужчины, бросив работу, сбежались посмотреть на прекрасных дев, чьи силуэты, парящие на вершине пирамиды, им лишь изредка приходилось видеть в дни больших праздников. Ной грубо растолкал раззявивших рты исполинов и, выйдя вперёд, поклонился Еве, кидая исподлобья сладострастные взгляды на девичьи бюсты.
 - Ной, сын Ламеха, приветствует великую мать. Но зачем ты пришла в эту грязь? Сыны Каина недостойны видеть вблизи такую красоту!
 - Мальчик мой, что ты знаешь о грязи? - резко возразила ему Ева. - Как можешь ты ее увидеть, если рядом не будет сияющей красоты? А красоте как проявиться, если вокруг неё не будет грязи? В единстве и слиянии этих двух начал состоит мудрость Сияния. Я знаю, это трудный для тебя урок, Ной. Но чтобы ты лучше его усвоил, я решила, что до окончания твоих работ сёстрам верховного чертога будет полезно пожить в твоём доме. Для лучшего проникновения двух противоположных начал. Ты меня понимаешь, мой мальчик?
 Ной вытер влажные губы грязной рукой и ухмыльнулся.
 - Сыны Ламеха будут вечно благодарить великую мать за ее мудрость и щедрость.
 Ева щёлкнула Ноя по носу и добавила в полголоса:
 - Ещё как будут!
 Она подошла к Адаму, который единственный не остановил работу и продолжал механично работать топором. Поклонившись ему, она зашептала на ухо:
 - Если мой муж не позволяет мне спасти всех детей, то возможно он смилостивится, позволив мне самой выбирать, кого спасать... - последние слова она произнесла, глотая слезы. Закрыв лицо руками, она разрыдалась и бросилась бежать обратно, наверх в чертог, где ее оставались ждать Сит и его потомки. С ними она затворилась на вершине пирамиды. Каждый по своему стал готовиться к исполнению пророчества.
 Орудуя каменными и медными топорами гиганты Ламеха обтёсывали толстые бревна, старательно подгоняя их друг к другу. Так они сложили несколько кубических секций, каждая их которых была равна среднему хозяйственному помещению. Скрепив их между собой верёвками и медными скобами, Ной осмолил их. Поверх соединённых секций был смонтирован внешний корпус корабля, который также осмолили. В итоге получилась цельная конструкция цилиндрической формы, протянувшаяся на сотню шагов в длину.
 Люди долины и горожане собирались толпами поглазеть на диковинную конструкцию, однако никто толком не знал, для чего великий праотец строит деревянный дом таких размеров посреди долины. Чтобы пресечь опасные вопросы, которыми уже стали задаваться даже строители из числа бригады Ламеха, Адам решил устроить торжественное жертвоприношение в честь отправки грандиозного строения в первый поход. К траппу, ведущему на корабль, был согнан весь скот, обитавший в долине. В вечернем сумраке послали за обитателями верховного чертога, приглашая их разделить торжественный ужин по случаю завершения строительства. Облачённые в тёмные ткани, при свете факелов процессия спустилась в город и присоединилась к всеобщему торжеству.
 Адам сложил жертвенник и устроил костёр. Совершив обычный церемониал, он жестом пригласил людей приступить к веселью. Под гул торжества Адам велел Ною приступить к погрузке скота и провизии. Всю ночь горели костры. Скот загоняли в трюм под звон кимвалов Юбааля и пение поселян.
 А утром пошёл дождь. Сильный ливень шёл целый день. Потом ещё ночь и ещё день. Дождь, не прекращаясь, шёл несколько дней подряд. И когда воды в долине стало по щиколотку, Адам призвал к себе на судно Еву и Ламеха. С ними пришли прочие жители пирамиды, а так же горожане и обитатели долины.
 Адам, печально оглядев всех, сказал Ламеху.
 -  Мы уходим в наш последний поход. Ной со своей семьёй уже на палубе. Собери своих людей. Великая мать едет с нами. Остальные останутся здесь, ждать нашего скорого возвращения.
 Ламех не пошевелил ни одной мышцей.
 - Ты оглох, Ламех? - повысив голос, раздражённо спросил Человек. - Поторопись! Мы уходим!
 К нему подошла Ева и, обняв ладонями его голову, пристально посмотрела в глаза.
 - Не кричи на него, Адам. Посмотри мне в глаза и внимательно выслушай все, что я тебе скажу, поклявшись мне памятью о нашем Эдеме, что выполнишь мою просьбу!
 Адам удивлённо заморгал.
 - Я знаю, любимый, ты винишь себя за тот день, когда из-за коварства старого змея нас изгнали. Но в том не было твоей вины. Это был мой грех, и сегодня за него меня настигла расплата.
 Раскат грома на мгновение заглушил слова Евы, а затем дождь пошёл с новой силой.
 - Пообещай мне, Адам, что позаботишься о Ное и его семье. Они твой единственный шанс завершить то, что ты задумал.
 - Мы вместе о них позаботимся. Ты же знаешь, у меня не очень выходит ладить с детьми без тебя, - натужно улыбнувшись, ответил Адам.
 - Тебе придётся научиться. Дальше ты поплывёшь один. Без меня.
 - Что... что? Что ты такое говоришь? Почему?
 - Прости меня, любимый, но я больше не могу следовать за тобой по судьбам моих детей. Это разрывает мне сердце. Я больше не оставлю их одних. Никого.
 - Но они все равно все погибнут! Какой в этом смысл?!
 - Значит, я буду с ними до последнего их вздоха. И пойду с ними дальше до самого конца. Я видела сны, Адам. Сияние велит мне так поступить. Но ты не беспокойся за меня. Я все равно буду с тобою рядом. Ищи меня в воплощениях моих дочерей, которых ты встретишь, идя по своему пути к цели, которую наметил. Я верю, ты сможешь его пройти. Там, в конце пути, я буду ждать тебя, любовь моя, и мы снова будем вместе. Но, прежде пообещай мне всегда заботиться о моих детях так, как ты заботился обо мне, и не ставить своих интересов выше их жизней! Поклянись мне в этом сейчас нашим общим прошлым!
 Адам порывисто высвободился из женских объятий и, схватив Еву за плечи, встряхнул.
 - Ева, милая, сейчас не время для драмы. Возьми себя в руки и поднимись на палубу! Ламех, сын мой, проводи великую мать, а то ее заклинило не ко времени.
 Ламех опустил глаза.
 - Прости, великий праотец! Ламех останется рядом с великой матерью. И со своим народом. Потому что он его царь, а царь никто без своего народа.
 Адам на миг отдался во власть подступившего гнева и глаза его полыхнули пламенем.
 - Ты разочаровываешь меня, сын мой! Повинуйся моей воле, иначе ждёт тебя неминуемая смерть! И никто не придёт тебе на помощь!
 Но Ева снова приблизила лицо мужа к себе, и Адам увидел в ее глазах отражение яростного пламени бушующего ядобога. От этого видения он пришёл в сильное смущение.
 - Позаботься о них, - мягко повторила Ева.
 - Обещаю... - выдохнул сбитый с толку Адам. 
 Ева припала жарким поцелуем к губам мужа.
 - Спасибо тебе. За все.
 Последний раз, пристально взглянув ему в глаза, она развернулась и пошла обратно в город. За ней, молчаливым шлейфом, последовали все остальные. Последним остался Ламех. Он стоял, свисая над Адамом угрюмым утёсом, и падающая с неба вода стекала ручьями по его косматой седой головы. Патриарх грустно посмотрел на него снизу вверх и, улыбнувшись, сказал:
 - Ты самый грандиозный из всех моих сыновей!
 Великан схватил в охапку Адама и обнял с такой силой, что у Человека затрещали ребра. Он хотел что-то сказать, но не найдя нужных слов, потянул носом и улыбнулся в ответ. Затем медленно развернулся и, продолжая улыбаться, зашагал вслед за Евой и ее свитой. Тяжёлая пелена дождя размыла их черты на глазах у Человека. Он стоял ещё какое-то время, пытаясь разглядеть их силуэты сквозь толщу падающей воды, и осознать весь масштаб резко изменившихся обстоятельств. Он очень хотел это осмыслить, но не мог. На губах горел последний поцелуй его жены, а перед глазами застыло отражение пламени в ее глазах.
 Из оцепенения Человека вывела дрожь. Задрожали колени, камни на земле и вода. Все усиливаясь и возрастая, дрожь переросла в колебания всей земной поверхности, так что у Адама подкосились ноги и он едва не упал. Вдруг все вокруг взорвалось от вырвавшегося из глубин земли стона. Яркий столп света озарил восточные горы, и минуту спустя долину накрыла волна взорвавшегося в далёкой земле супервулкана.
 Звук чудовищной силы, вкупе с продолжающимся землетрясением стал обрушивать огромные глыбы льда с горных вершин. Падая, они поднимали огромные волны в море.
 Адам быстро поднялся и задраил наглухо единственный вход. Вода прибывала отовсюду: с неба, с гор, с моря. Человек стоял на корме и отчаянно всматривался. В свете молний он увидел город, чьи постройки стремительно уходили под воду. Лишь пирамида все ещё возвышалась над черными волнами, поглощающими первый город людей. По ее стенам, спасаясь от пребывающей воды, забирались люди, но их было слишком много, и стихия медленно собирала свой страшный улов. Постепенно уровень воды поднялся на столько, что огромный ковчег оторвался от земли и медленно поплыл в сторону тонущей Атлантиды. Стоящий на носу Адам видел, как вода подступила к верхним чертогам пирамиды. На ее вершине стояла Ева. Она простёрла руки, словно пыталась закрыть от надвигающей гибели своих детей. К ней теснились, спасаясь от смерти Сит и Иштар. Их дети, потомки Каина и первые дети Адама все карабкались, тесня друг друга. Они старались залезть повыше к праматери, в надежде избежать ужасной смерти, а Ева смотрела на них с тихой улыбкой, стараясь всех приблизить.
 Внезапно дождь умолк, и на какой-то миг установилась тишина. Она запечатлела собой последний вздох мира. Таким, каким он больше никогда не будет, и перевернула страницу его истории обрушившейся на долину гиганской волной. Могущие силы моря подхватили ковчег, неся его навстречу чертогу. На миг Адам увидел Еву так близко, что даже протянул руку, чтобы подхватить ее, но опередившая его волна покрыла вершину пирамиды, навсегда скрыв от Человека всех его обитателей.
 Воды становилось все больше, и вот уже самые высокие горы скрылись под ее гладью. Дождь продолжал идти ещё много дней. Он лился потоком на лицо сидящего на палубе Адама, скрывая от всего мира реки слез, текучие из его потухших глаз. И шум падающей воды растворил в себе истошный крик человеческого бога, навеки утратившего единственную любовь.



    глава 6


 Ночная тьма сшила пространство в единое целое, и время покинуло землю. Лишь робкий пульс одинокой звезды стеснительно моргал в темной глубине, и редкая морская волна ему с сомнением отвечала запоздалым набеганием. Но и она, ударившись о борт ковчега, так же бесследно исчезала, вслед за светом звезды в обездвиженном пространстве.
 Чувства покинули Человека.
 - Ты жестоко, - бормотал Адам в пустоту. - Не благо, не добро и не милосердно. Ты - жестоко и глухо. Каждый раз, когда твой зов манит меня, я следую за ним и оказываюсь над порогом смерти. С замиранием, я пытаюсь преодолеть его, но никогда не могу переступить последней черты. Почему? Зачем? Тебя это верно забавляет?
 Он прислушался, но тишина была столь пронзительно красноречива, что Человек обречённо выдохнул.
 - Хорошо, я сдаюсь. Признаю, что ты победило. Молю, забери меня туда, куда ты забираешь их всех! Давай покончим с этим. Возьми своё и даруй мне покой истления.  Ну же! Давай! Сделай что-нибудь, но не молчи!
 Человек закричал что было сил, но его крик утонул в первозданном мраке.
 - Ты не хочешь даровать мне смерть, или не можешь?
 Снова тишина.
 - Может быть ты не всемогуще? А может быть ты умерло? Да, так и есть, ты умерло! Я убил тебя тогда в саду, и тебя больше нет!
 Адам рассмеялся в голос. Но, вот подул лёгкий ветер, и набежавшая волна слегка качнула борт ковчега.
 - А может это я умер? Это было бы славно - знать, что ничего больше не случится.
 Он лёг на спину и, сложив руки на груди, уставился в темноту перед собой.
 Ветер утих, и в кромешной темноте весь мир слился с Адамом в единый общий слух. В этом замирании родилась великая тишина, которая лишила Человека телесных оков, освободив его сознание. Полет свободного сознания поднял Адама над бытием и он предстал перед полнотой Сияния, которое пронзало всю суть мироздания. Все во вселенной было подчинено его Силе - от рождения звезд до распада последней частицы света. Каждое движение в пространстве и каждое упокоение во мраке. Каждая жизнь и всякая смерть. Всё подчинено влиянию Сияния. Всё направлялось по его законам, которые как ни старался Адам понять, увидеть хоть толику уловимой осмысленности, ничего не получалось. В такой масштабной полноте движения Сияния было невозможно охватить никаким разумом. Осмыслить его можно было лишь в конкретные мгновения отдельного мига бытия.
 И вот в одно такое мгновение Адам увидел землю. Она жила своей жизнью пронизанной Сиянием. Вращалась, закипала, остывала, порождала жизнь и губила ее. В этой смене периодов жизни и смерти Адам узрел некоторые закономерности, одна из которых была периодическая смена магнитных полюсов земли. Их реверс происходил сравнительно быстро - день, неделя, много месяц, но в этот период, убийственные для всего живого на земле космические лучи, сдерживаемые обычно магнитным полем, беспрепятственно проникали на землю. В эти часы земля разогревалась до таких температур, что мало кто мог выжить на ее поверхности. Подобные катастрофы были не редкостью в истории земли, но сейчас Адам увидел точку, когда следующая смена земных полюсов пересечётся со временем жизни людей на земле. Земля будущего, на которой он воздвигнет прекрасный мир нового Эдема, вспыхнет в огне раскалившейся планеты, и от трудов Человека останется лишь безжизненное пепелище.
 "Все к чему ты прикоснёшься будет отравлено и проклято, и прахом возвратится к тебе" - эхом повторилось ему древнее проклятие. Щемящее чувство горечи заблокировали дыхание, и Адам ощутил резкий укол в груди. Все потемнело, и он стал падать в бездну. И в последний миг, когда сознание уже почти утонуло во мраке, Человек почувствовал как нечто выдернуло его обратно. Перед ним предстал ядобог Самаэль. Его искажённая гневом гримаса истерично дёргалась, а изо рта брызгала воняющая серой слюна. Его глаза пылали огнём. Сжав раскалёнными руками голову Человека, Самаэль заревел.
 - Ты видел это? Видел, что оно не даст нам достичь нашей Цели! Не позволяй ему так с собой обходится, ты этого не заслуживаешь. Мы этого не заслуживаем! Мы должны объединиться и бороться, слышишь? Вместе мы одолеем его. Но только вместе - ты и я.
 - Ты и я, - прохрипел Адам.
 - Без меня ты погибнешь. Помни, что оно уготовало тебе. Теперь лишь я - твой бог и покровитель. Я - твоя сила. Ты - моя воля. Помни! Я - это ты, ты - это я! Есть только мы.
 - Только мы, - задыхаясь ответил Адам.
 Едва он произнёс это, видение взорвалось на мириады световых осколков. Ковчег дернулся и затрещал. Нечто массивное выдернуло судно из мрака пустоты, вернув ему реальность.
 Адам, тяжело дыша, подполз к корме и заглянул за борт. Ковчег сел на мель. Понемногу туман стал рассеиваться, обнажив впереди сушу. В прояснившемся небе нежно блеснула утренняя звезда, передавшая прощальный привет из безвремения вспыхнувшему зареву восходящего солнца.
 Человек вяло улыбнулся. На потускневших глазах выступила слеза, разбившаяся в радужный спектр. Он подошёл к шлюзу, и негромко окликнул темноту трюма.
 - Эй! Есть там кто живой? Ной! Поднимись на верх.
 В трюме, где люди в перемешку с животными пережили ужасное плавание, послышалось шевеление. Из вонючего мрака появился Ной. Он весь поседел, состарился и усох за это время. Оказавшись на палубе, он растянулся перед Адамом.
 - О, Баал-господин и праотец, сжалься над бедным Ноем! Ответь, сколько ему ещё терпеть? Долго ли продлиться заточение?
 - Не плачь, - ободрил его Адам. - Ковчег прибило к суше, и возможно вашему мучению пришёл конец. Мы видели ворона в твоём зверинце. Принеси! Выпустим его и посмотрим, как далеко он улетит.
 Ной вернулся птицей. Адам выпустив его, стал наблюдать, как ворон с карканьем улетает на встречу восходящему солнцу. Недавнее видение обжигало его своей безысходностью, но Человек не хотел поддаваться отупляющему унынию. Он твёрдо решил побороться за свою Идею, за жизнь своих детей и тем исполнить последний обет перед Евой.
 - Вода отступает. Чем думаешь заняться, когда сойдёшь на землю? - сухо спросил Человек.
 Ной удивлённо посмотрел в спину Адаму.
 - Ной не знает. А что будет делать Баал-господин? Ведь ты не покинешь нас, как великая мать? Ной родился в городе Еноха. Отец Ноя Ламех всю жизнь наставлял его, а милосердная Иштар заботилась о Ное и его семье. Сейчас никого кроме тебя не осталось, а ведь Ной не знает другой жизни. Что принесёт ему новая жизнь? Может новую смерть? - он снова упал в ноги Адаму. - Презренный Ной не смеет просить. Ной может лишь умоляет позволить быть преданным рабом, следующим следом за великим Баал-господином.
 Видение вновь предстало взору Человека. Страшные картины гибели мира людей, который поглощает океан огня полыхали перед ним во всем своём катастрофическом масштабе.
 - Мы не оставим тебя, - сказал Адам. - Однако, готов ли ты поклясться, что будешь беспрекословно служить нам? Служить волей, действием и мыслью, до тех пор пока мы не освободим тебя от твоей клятвы?
 - Клянусь, Баал-повелитель! Памятью предков!
 - Да будет так.
 Спустя несколько дней на ковчег вернулся ворон. Осмотрев его внимательно Адам заметил следы свежей растительности на вороньих лапах. Выждав, пока окончательно спадёт вода, он вывел на сушу обитателей ковчега.
 Ступив на твёрдую почву люди упали на землю и стали целовать ее. За время скитания на ковчеге семейство Ноя успело прирасти потомством, и рождённых в плавании детей прикладывали к земле, для того чтобы они напитались ее силой. Суша, к которой причалил ковчег, оказалась архипелагом скалистых островов. За ними открывался огромный новый континент, не затронутый наводнением. Жизнь на нем  развивалась плавно, сохранив множество дивных, допотопный форм. И не только во флоре и фауне. Спустя какое-то время после высадки, Человек встретил потомков своих первых детей, покинувших Камень Причины много сотен тысяч лет назад. Они достигли этих земель задолго до того как Енох основал свой город. Первобытные люди обжились на этих землях, умудрившись даже устроить нечто вроде сообщества.
Это были добродушные и наивные существа, небольшого роста, с обильной растительностью на бледной коже и высокими, пронзительными голосами. Некоторые из них имели короткие хвосты, от чего от части походили на обезьян.
 Туземное племя радушно приняло пришельцев, преподнеся им в дар скромные плоды своей цивилизации. Адама более всего привлекли глиняные амфоры, наполненные соком виноградной лозы, в изобилии произраставшей на окрестных склонах. Измученные долгим плаванием в отсутствии чистой свежей воды, люди, как некое дивное чудо, открыли для себя перебродивший виноградный сок. Адам залпом выпил сразу несколько кувшинов, от чего, неожиданно для себя, опьянел. Сила хмеля залила скорбь на сердце великого праотца, и хмельные мысли подбодрили Человека. Он протянул кувшин с вином Ною.
 - Выпей, сын мой, чего пригорюнился? Выпей, и тебе откроется истина - ты живой, светит солнце, за тобой идут твои женщины и дети, перед тобой целый мир. Не так плохо, а?!
 Ной жадно припал к кувшину и, допив до дна, икнул.
 - Нет, Баал. Этот мир принадлежит тебе, а Ной лишь твой преданный раб, ик!
 Он протянул кувшин, требуя, чтобы ему налили ещё. Адам наполнил его, и взял ещё один для себя. Неожиданный оптимизм пробудил в нем жажду к общению.
 - У нас все как-то раньше не было времени спросить тебя о семье. Ты как, вообще, в целом, доволен всем? Твои дети, от тех девочек, из верхнего чертога, как они? В смысле, ничего так, соображают?
 Ной осушил кувшин и снова икнул, виновато улыбаясь.
 - Ооо, ик! Благодарю, Баал, Ной не жалуется. Ной благодарен всем праотцам за своих детей, ик! Вот, к примеру этот. Сим, иди сюда, рыжая бестия! Целуй руку Баал-спасителю! Ной просит господина отметить его. Он способный к пониманию сложностей. Почти как ты, Баал. Ной видит его своим наследником, но, ик, если Баалу он не по душе, то у Ноя для него есть другой. Его зовут Хам, ик! Целуй руку!
 Он отвесил подзатыльник смуглому верзиле. Адам отхлебнул ещё вина и ухмыльнулся.
 - А почему он такой чёрный? Сын мой, тебе что, не хватило воды помыться?
 Икнув одновременно, Адам и Ной разразились хохотом.
 - Если Баалу не нравится темнокожий сын Ноя, - он махнул рукой на Хама, - уйди от сюда, у Ноя есть для него бледнолицый сын. Вот - Япет!
 - Всемогущее Сияние! - проревел Адам, - да сколько же их у тебя там?
 Он обнял Ноя, но не устоял на ногах и они рухнули на землю, разразившись самым искренним смехом. Постепенно к хмельному торжеству приобщились прочие члены семейства Ноя, и вскоре радость от осознания спасения вылилась в бурный праздник жизни, на котором нескончаемой рекой полилось вино нового бытия.
 Но утро следующего дня Адам встретил с похмельем. Тяжёлым звоном ему вновь открылось видение времени. Преодолевая тошнотворный шум, Адам стал сосредоточенно вспоминать тот миг в течении времени, когда неумолимый закон Сияния вынесет приговор человеческому миру. Точку, до прибытия в которую Человеку нужно успеть закончить все свои дела. Он стал производить расчеты о положении небесных тел,  их соотношению к Земле, и когда закончил присел от неожиданности открывшейся ему картины. Положение звед показалось ему станно знакомым. Такое же положение он уже видел когда-то. Но где он видел такой же расклад? Что было выложено в такой симметрии? Когда?
 Адам несколько раз перепроверил свои расчеты. Все оказалось верно. И где-то в глубинах памяти он почувствовал непоколебимую уверенность в своей правоте. Это принесло ему хоть и неясное, но все же облегчение.
 "Откуда я помню это положение звезд?" - точила его подспудная мысль.
 "Камни Сияния, тупица!" - рявкнул раздраженно Самаэль - "Так распологались Камни Сияния вокруг Камня Причины. Это не случайно! Сияние преградило нам путь к нашей Цели, но не смогло скрыть дорогу к нему! Думаешь это совпадение - такое положение звезд и такое расположение Камней Силы? Думай, как нам этим воспользоваться!"
 Голос ядобога продолжал лаять ему прямо в уши: "Думай! Думай! Думай!"
 И вдруг Адам неожиданно узрел путь, открывающий ему возможность осуществления могучего желания вернуться в прошлое и изменить его. От нежданности открывшейся возможности в глазах у Адама стало двоиться. Он взял кувшин с вином и залпом выпил его.
 Чтобы не потерять драгоценную идею Человек принялся рисовать пальцем на глине знаки и символы. Закончив, он призвал Ноя и его сыновей. Усадив перед изображениями Человек принялся объяснять потомкам их смысл и назначение.
 - Этот круг - земля. Это - луна и солнце, два главных небесных тела, оказывающих воздействие на землю. Солнце во много раз массивнее земли. Его масса по отношению к земле во много раз больше разницы массы земли по отношению к луне. Но из-за тождественности разницы между расстоянием светил по отношению к земле и их массой, визуально размер солнца кажется идентичным размеру луны, что позволяет нам наблюдать, например, солнечные затмения. Понимаете?
 Все растерянно посмотрели на Ноя. Тот утвердительно кивнул. Адам продолжил, указывая рукой на символы.
 - Земля вращается вокруг более массивного солнца, а луна, которая весит меньше земли, вращается вокруг земли. И все их вращения являются частью единого общего движения всех небесных сил во вселенной, которая, в свою очередь, вращается вокруг одного центра тяжести, стягивающего на себя все окружающее пространство. Понимаете?
 Кто-то робко отошёл назад, остальные замотали головой. Лишь Ной снова утвердительно кивнул. Адам с недоверием посмотрел на него, но продолжил:
 - Все это движение идёт в одном ритме, сливаясь в длинную, уходящую в бесконечность реку, которую мы называем время. Ничто не может эту реку остановить или нарушить направление ее движения. Так она устроена Сиянием, понимаете? Если понимаете, тогда ответьте на вопрос: можно ли перехитрить Сияние и пройти реку Времени вспять?
 Люди уставились на круги, хлопая глазами и пытаясь разгадать загадку. Лишь Ной, снова кивнув самому себе, поклонился Человеку и сказал:
 - Тот, кто осознал величие Создателя может всё!
 Адам потёр кончик носа и покачал головой.
 - Всё дело в массе! Время течет в этом потоке пространства, вот так вот. И если создать достаточно массивный объект в одной его части, то он может привести к искривлению этого пространства, которое искривившись, может создать проход в то же пространство, но в другой отрезок времени. А это означает что? - радостно потирая руки спросил Адам, и вопросительно посмотрел на озадаченных мужчин.
 - Что великий Баал постиг мудрость мира, и ему подобает непрестанная слава, честь и поклонение! - закончил Ной, снова одобрительно кивнув, а его потомки упали на колени перед Человеком.
 - Это означает, что все вы - непреодолимые тупицы! - процедил Адам, и холодный ветер ярости пробежал среди потомков Человека.
 "Позаботься о них", прозвучало эхо голоса в его голове. Адам отпил немного вина и волевым усилием подавил гнев, не позволив ему возобладать над собой. Он закрыл глаза и постарался увидеть образ Евы.
 "Ну где же ты? Мне так нужна сейчас твоя любовь. Ты одна могла разговаривать со своими детьми, а мне их как научить, подскажи?"
 Открыв глаза, всё ещё сверкающие жутким светом, Адам посмотрел на коленопреклонённых людей и поднял над ними руки.
 - Дети мои, с этого момента вы не просто горстка людей, спасшаяся от смерти в водном хаосе. Отныне, вы - рождённые из этого хаоса Титаны! Мы возлагаем на ваши плечи трудную, но великую миссию. Вы понесёте на себе тяжесть познания этого мира. Знание, которое мы вам передадим, станет фундаментом нового мира. Его нового переустройства в мир людей, подчинивших это мир себе. Когда вы постигните Знание, мы рассеем вас по свету, и вы пройдёте по всей земле, неся свет нашего Знания каждому новому человеку. Тот, кто выполнит свою миссию достойно, будет назван богом, и получит в награду...хммм, скажем..., бессмертную память о себе.  Это понятно? Если понятно, отвечайте - да будет так.
 - Да будет так! - нараспев повторили новорождённые титаны.
 - Постигнуть Знание будет непросто, а понимание его и вовсе может навсегда останется сокрыто от вас. Но пусть вас это не смущает, ибо у каждого Знания есть предел, перейти который разум, отмеченный печатью смерти, увы, не может. Пройти сквозь лабиринты познания природы мира, может лишь тот, кто сам миллионы лет странствует по ним. А именно ваш Баал и господин. Вы должны верить нам беспрекословно. Лишь твёрдая вера в нашу непогрешимость поможет вам не потерять нить нашей мысли, и постигнуть Знание.
 - Да будет так! - снова хором ответили люди.
 Адам разжёг жертвенник, и стал снова рисовать на глине.
 - Итак. Суть Знания заключается в понимании устройства и происхождения этого мира. Понимание, в свою очередь, ведёт к обладанию сущностью этого мира - его материей. Обладание же материей позволяет применять на неё воздействие, изменяя суть материи для служения нашим целям. Понятно?
 - Да будет так, - неуверенно ответили люди.
 Адам сокрушенно покачал головой и глубоко вздохнул. Но затем вновь стал писать на глине.
 - Повторяйте за мной. Этот круг - земля. Обозначим его знаком Эдем.
 - Круг. Земля. Эдем, - повторили титаны и каждый нарисовал знак перед собой.
 - Над ним находится небо. Оно невидимо, хотя это материя, то есть твердь. Назовём ее Ан.
 - Твердь. Небо. Ан, - повторили люди и снова нарисовали знаки.
 - На небе находится бесчисленное количество звёзд, которые плывут в небесном пространстве. Солнце самая близкая к нам звезда, но не самая большая... Так, это уже сложно. Пишите - звезды совершают движение в небесной тверди по закону, установленному от начала времён, когда предвечное... назовём его символом ЭЛЬ, из первичной субстанции... назовём ее символом МЕ, создал весь видимый мир...
 - Весь видимый мир... - нестройным хором ответили титаны. Высунув языки они старательно перерисовывали символы и знаки на глиняные таблички, которые затем сразу бросали на обжиг в жертвенный костёр.
 Адам продолжал свой трудный рассказ о природе мироустройства, старательно подбирая слова и символы для каждого нового понятия и значения. Рассказывать приходилось так много, что обучение растянулось на многие месяцы. Человек показывал титанам на небе движения светил, отмечая на глине знаками их названия и движения. Дополняя образы, он старался визуально объяснять невидимые глазу построения, применяя счёт на пальцах рук, и выдумывая новые истории. Но гораздо чаще Адам просто срывался в раздражённое наказание неразумных учеников, буквально вколачивая информацию в их головы. В какой-то момент это даже показалось ему самой действенной формой запоминания для существ, чей разум не был подготовлен к созерцанию столь сложных умозаключений. Титаны старательно записывали все на глиняные таблички, запоминая все на память, и многократно проговаривая непостижимые для них понятия как заклинания.
 Со временем Адам понял, что если уложить всю историю мироздания в подобие человеческих образов, то людям станет проще запомнить ее - как историю человеческой жизни, образы и понятия которой были близки и знакомы ученикам Человека.
 - ...и вот тогда Энлиль послал потоп. Потому что лишь пространство неизменно, а все сущее в нем должно изменяться во времени, умирая в одной форме и воскресая в другой. Но Энки, который есть хитрость и умение, научил человека, как построить ковчег и обмануть время. Энки избрал себе нестареющего героя - Гильгамеша. Пишется вот так вот, сложно: гильгаа-мес... так вот, Гильгамеш отправился в верхний мир Ан где сразился с верховным Эа и забрал себе золотые яблоки бессмертия.
 - Да будет так! - ответили титаны.
 Адам замолчал и осмотрел множество глиняных табличек, сплошь исписанных знаками и символами.
 - Но эту часть истории нам предстоит ещё исполнить. Чтобы попасть в страну Ан, Гильгамешу нужно найти в неё вход. Такую священную лестницу, которая свяжет этот мир-Калам с миром-Эа. Она открывается лишь раз в двадцать шесть тысяч лет; тогда небесные светила в поклоне выстроятся в два ряда перед Гильгамешем, по правую и левую его руку и тёмный Ра, приблизившись, закроет собой свет солнца. Тогда откроется проход, скрытый запечатанной дверью. Тот, кому хватит силы отворить непроходимую дверь, найдёт за ней древо и срубит его, наконец! - движение мысли завело Адама в капкан памяти.
 Он увидел сцену далёкого прошлого, услышал крик Гини и запах смерти вокруг. На миг он вновь ощутил себя стоящим под Кислым Деревом, и каждая деталь события снова воскресла перед ним. Адам почувствовал тепло и запах того мгновения, когда от вкушения запретного плода в нем родился ядобог. Он стал задыхаться от пожирающего яда, имя которому гнев, и, пытаясь вырваться из его удушающих объятий, взорвался яростным криком: - Исчезни!
 Видение рассеялось. Человек, тяжело дыша, оглянулся и заметил, что огнём своей ярости разбил все глиняные таблички с записями. Титаны смотрели на него, пригвожденные страхом и смущением.
 Адам пришёл в замешательство, но, стараясь скрыть это, надменно произнёс:
 - До завтра каждый из вас должен восстановить Знание по памяти и записать на новых табличках.
 - Да будет так! - робко ответили титаны.
 Так же надменно развернувшись, он ушёл в сторону весёлого шума, в котором потомки первых детей Адама проводили свою необременённою познаниями мира праздную жизнь. Там, предоставив вину власть над сознанием, Адам вкусил суррогат любовной близости. Их женщины затянули песню тонкими голосами и, хлопая себя по бёдрам в такт мелодии, сомкнули кольцо хоровода вокруг Человека. Радужно-слащавая пелена упала на его глаза, и он почувствовал жаркие поцелуи на губах.
 Проснувшись утром, Адам с отвращением высвободился из объятий спящих аборигенок. Но лишь только он поднялся, очнувшиеся, словно по команде, туземки снова завели песни, повиснув на его руках и ногах. Адам запротестовал, попытался вырваться и даже повысил голос, чтобы отпугнуть их, но по-настоящему разозлиться не смог. Наивность и доброта местных жителей, их гостеприимство не позволили Человеку выпустить на них дух ненависти. К нему на грудь упала дочь вождя племени, и умоляюще глядя в глаза, пискливо залепетала на своём наречии. Человек, с нескрываемым раздражением, посмотрел на неё.
 - Дочь наша, мы не понимаем, чего ты хочешь?
 Она продолжала говорить, прижимая адамовы руки к своему животу.
 - О, всемогущее Сияние, только Ева смогла бы понять тебя. Нам нечего тебе больше дать, что же тебе надо?  Мы не понимаем. Ной! - он окликнул старика. - Зачем эта девушка испытывает наше терпение?
 Тот, протирая пьяные глаза, вылез из-под груды пустых кувшинов.
 - Всеведущий Баал не может понять простых стремлений? Это же очевидно: она требует, чтобы господин стал отцом ее ребёнка, которого она зачала для него в эту ночь.
 Адам не понимающе посмотрел сначала на Ноя, а затем на стоящую перед ним девушку.
 - Что значит отцом? Почему? Мы не можем этого тебе позволить, понимаешь? Нет? Не понимаешь. Ной объясни ей, что мы не можем, потому, что только Ева, вернее ваша великая мать, хотя ты ее конечно не знаешь, и никогда не видела... Тем не менее, только она... Нет, не надо нас хватать! Перестань! Ной, как ей объяснить?
 - Веды дай! Дай веды! - визгливо пищала девица, словно прося подаяние. Ной, усмехнувшись, потянулся к кувшину с вином.
 - Бесполезно, Баал. Если уж Матсьягандха решила с тебя чего-либо поиметь, то уж будь уверен, не отвяжется, пока это не получит.
 - Что значит не отвяжется? Ты что будешь нас преследовать? И что это за имя такое - Матсьягандха? Кто тебе его дал?
 - Ной думает, что это не имя, а, скорее, прозвище. Значит - пахнущая рыбой. Она просит, чтобы Баал передал ее сыну Знание, которое он передал сыновьям Ноя, - сказав это, Ной презрительно усмехнулся, -  Слышали бы это их матери, думаю они бы быстро перебили эту рыбную вонь, несущуюся из ее рта.
 - М-да, - протянул Адам, - пахнешь ты, дочь наша, и в самом деле не очень. С этим тебе надо что-то делать, если ты хочешь найти отца своему ребёнку. Однако, нас привлекает благородство твоих стремлений в получении Знания. И хотя мы не можем позволить признать твоего ребёнка за нашего сына, сожалеем, однако, мы даём тебе наше благословение следовать за нами в странствии, для того, чтобы мальчик, которого ты родишь в укромном месте, смог постигнуть Знание подле нас. И если он преуспеет в научении, то мы дадим ему миссию, столь же великую, как мы дали Титанам. Таким образом он получит возможность в будущем послужить нашему Замыслу, исполняя и служа ему, словно наш полноправный сын.
 Ной поперхнулся вином, и протестующе замахал руками.
 - Да простится Ною его негодование, но как можно!? Благородных сыновей дев верховного чертога ставить наравне с бастардом, которого родит эта обезьянка? Великий Баал, вероятно, ты перепил вчера вина, и оно отуманило тебе голову? Это питье - приворотное зелье обезьян. - Он швырнул в Матсьягандху кувшин.
- Осторожно, Ной! - спокойно сказал Адам, - Ты говоришь о нашем семени и наших потомках. Бойся оскорбить память великой матери. Ведь если бы она не привела к тебе тогда дев верховного чертога, ты бы тоже не имел сейчас удела подле нас. Мы решили - девушка родит нам сына, и мы оставим для него записанное Знание. Только нам не нравится твоё имя, дочь наша. Мы будем звать тебя Сатьявати. И сделай что-нибудь со своим запахом. Да будет так!
 Адам вернулся к титанам, которые принесли восстановленные записи. Убедившись в твёрдой и, главное, точной до знака, усвоенности всей информации, Адам решил, что пришло время исхода.
 Он сложил из камней жертвенник и развёл огонь.
 - Дети мои! - обратился он. - Великие испытания были ниспосланы нам богами этого мира. Их ярость обрушилась на нас. Но мы явили силу, мужество и отвагу, выстояв в противоборстве со смертью и водной стихией. Однако, не будем обольщаться. Боги смерти вновь вернутся к нам в образах огоня, холода, болезней, хищных зверей. Боги этого мира враждебны нам и не успокоятся, пока последний из нас не будет уничтожен. Но другого мира у нас нет и мы вынуждены строить свой дом здесь. Нам придётся бороться с богами, чтобы жить в этом безжалостном мире как дома. И Знание, которое вы понесёте в мир, поможет в этом прочим людям. Свершение это трудное и опасное, но не невозможное. Победить мир можно лишь только объединившись вокруг нашего Знания и уверовав в его непогрешимость и силу. Те из вас, кто осилят до конца этот трудный путь получат этот мир в награду. Имена их пронесутся в вечности, сияя великой славой, и они обретут среди нас божественное бессмертие.
 Адам поднял руки над стоящими перед ним мужами.
 - Теперь идите. Да хранит вас всех Сияние!
 - Да будет так! - ответили титаны и стали собираться в путь.
 К Человеку подошёл Ной, сияя наивной улыбкой пьяного человека. Он протянул кувшин вина:
 - Они не подведут тебя, Баал! Выпей за них, повелитель, и не беспокойся. Ты преисполнен великих забот и тревог, и Ной посмеет предположить, что Баал упускает нечто важное.
 Адам отпил, не сводя глаз с уходящих караванов.
 - И что же мы упускаем?
 - Один Баал как-то сказал Ною, что жизнь здесь и сейчас - вот единственная радость, доступная человеку. Какой бы она не была, жизнь - это все что у нас есть сейчас, ибо когда ее отнимут, только тогда мы и поймём, как счастливы были быть.
 Адам заглянул вглубь пустого кувшина.
 - Может твой знакомый Баал и прав, а может он лишь наивный глупец. Все отнюдь не так просто. Собирайся. Мы уходим.
 Человек направился к Камню Причины, чтобы еще раз убедиться в подлинности своих расчетов, сверив их с положением Камней Сияния. Но вернувшись к скале предков, Адам  с прискорбием обнаружил насколько видоизменилась Земля за это время. Упавший метеорит, взорвавшийся супервулкан и великий потоп раскололи сушу, разнеся ее по всей планете, а вместе с ней разошлись в разные стороны от Скалы Праотцев и Камни Сияния. Это до крайности расстроило Адама. Ведь кроме  информации о положении звезд эти Камни содержали в себе и чудовищную Силу Сияния, которую он расчитывал использовать для реализации своей идеи. А теперь поди их поищи!
 "Ну так иди и ищи их!" - с негодованием подстегнул его Самаэль - "Или ты надеешься что они снова сами собой соберутся вместе?!"
 И раздосадованный Человек вынужден был отправиться на их поиски.
 Его путь пролегал через русла двух великих рек, которые позже назовут Тигр и Евфрат, куда уже успели прибыть люди титана по имени Хам. Там он нашел первый из Камней. Тот больше не сиял могучим светом, как во времена Эдема, но Адам отчетливо ощущал заключенную в нем Силу Сияния. Не зная как поступить с ним дальше, он построил Зиккурат который увенчал Камень Сияния, повелев титанам наблюдать за ним.
 Люди по-своему поняли наказ великого праотца. Наблюдение за Камнем очень скоро переросло в преклонения ему, и в этом поклонении каким-то образом они соотнесли его с луной. Так вокруг зиккурата появился храм посвящённым луне, обсерватория, наблюдающая за ее движением, и школа.
 Всё управление Зиккуратом осуществляли поставленные великим праотцом жрецы. Работая год за годом, им удалось соотнести ее фазы с периодами регулярно разливающихся рек и подчинить этому ритму весь жизненный уклад поселившихся подле Зиккурата потомков Человека, которые основали ряд поселений в плодородных долинах. Усвоив себе через Знание великого праотца некоторые навыки и умения, такие как земледелие, огонь и колесо, они смогли подчинить себе весьма значительную территорию междуречья: от субтропических северных холмов до засушливых низин юга, где Тигр и Евфрат впадали в море. Люди строили ирригационные каналы и дамбы, которыми регулировали разливающиеся каждую весну реки, собирая излишек воды в небольшие оазисы. Воду из них затем использовали в засушливый период года. Постепенно в низинах юга, где сухой климат требовал больших чем на севере усилий для создания и сохранения ирригационных сооружений, маленькие поселения объединялись, сливаясь во все более значительные поселения. Так вскоре появился их первый город Ур в устье Евфрата.
 Следующий за своим господином Ной не мог сдержать восхищения. Ведь Ур так напоминал город Ламеха. И пусть он не располагался среди величественных ледяных гор, а окружен был плодородными долинами, перемежающимися с финиковыми рощами, он стал умолять Адама позволить ему остаться и окончить свои дни в этой благословенной земле.
 Но Адам и слушать не хотел об этом. Он сурово припомнил Ною его клятву следовать за своим Баалом до конца своих дней, куда бы тот не отправился.
 Ною ничего больше не оставалось, как скоропостижно умереть в столь полюбившемся ему крае, и таким хитрым образом снова заставить Адама поступить по-своему. Раздосадованный таким вероломством своего спутника великий праотец устроил над его могилой грандиозную пьянку, продлившуюся сорок дней и сорок ночей, в которой он пытался утопить свою скорбь от потери последнего живого существа связывавшего его с допотопным миром. Но скорбь не желала тонуть в винной чаше, а лишь оставила еще один грубый рубец на и без того одиноком сердце Человека.
 В конце концов в одно очередное похмельное утро он разбил виноградник над могилой Ноя и в отчаянном одиночестве продолжил свой одному ему ведомый путь.


 

 глава 7


 Человек допивал очередной кувшин с вином на палубе небольшого парусного судна, наслаждаясь свежим морским ветром, который нёс лодку по волнам Красного моря. Он ухмылялся пьяной улыбкой, глядя на парус. Знание оказалось отличной штукой. С его помощью люди быстро прогрессировали, превращаясь от поколения к поколению из беззащитных и слабых существ в покорителей природы дикого мира. Недавно они научились подчинять силу ветра, и тем самым экономить время и силы на преодоление значительных расстояний по морю. Особенно лихо овладели хождением под парусом люди из племени Кафтора, расселившиеся по восточному побережью Средиземного моря.
 Адам утомленный одиночеством после смерти Ноя с удовольствием принял этих отчаянных потомков к себе на службу. За покровительство великого праотца и кувшин с вином они бороздили просторы мира средиземноморья вместе Адамом, продолжающим поиски Камней. Обогнув пустынный полуостров, они держали путь в Африку, куда уже успели прийти потомки титана Хама.
 Новые поселения хамитских племён Адам обнаружил у русла реки Нил, великой африканской реки, берущей своё начало в восточноафриканском плоскогорье, и протекающей меж пустынных долин и гор, прирастая притоками. На севере река разливалась в обширный бассейн из множества рукавов, где впадала в море.
  Все русло реки было усеяно стоянками первых детей Человека еще с незапамятных времен. Прибывшие хамитские племена вторглись в их мирную первобытную жизнь, основав свои поселения. Некоторые из них позже объединились в города. Однако, из-за значительной разбросанности этих поселений, они не смогли создать цельной цивилизации, которая бы подчинила себе стихию Нила на всей его протяжённости, подобно тому как это случилось в междуречье Тигра и Евфрата. Отсутствие сплочённости привели к разногласиям и конфликтам между верхним руслом реки и ее низовьем. Знание, хранившееся в храмах первых городов Африки, стало видоизменяться, утратив целостность. Такое положение вещей отнюдь не совпадало с планами Адама. Это незначительное своеобразие мышления разрозненных групп общин могло нарушить общность понимания Знания и его назначения, а такого просчёта Человек никому позволить не мог.
 Великий праотец пришёл в храмы первых городов во всей полноте хмельного ужаса. Преисполненный разрушительной силы он повесил жрецов, использовавших Знание для личной корысти, прямо на стенах храмов. После такого прочие жрецы быстро присмирели, нарекли его титулом Гор – Повелитель, а за убийственную силу Самаэля прозвали Скорпион.
 Приведя к единству пантеон Знания в храмах верхнего Нила, великий праотец во главе внушительной армии воинов, жрецов и писцов, отправился вниз по течению. Там, где обильные воды Нила разливались на множество потоков, Адам обнаружил три самых больших Камня Сияния. По какой-то причине, они не разделились, как прочие, словно срослись в единое целое. В дельте Нила, скопилась колоссальная Сила, которую Человек собрался обратить в свою пользу, поэтому сюда великий праотец стал созывать всех своих детей, способных к понимаю Знания.
 Он повелел воздвигнуть пирамиды, отмечающие положение трёх ярких звёзд, замеченные им в видении последнего дня мира людей, а на их вершины водрузить Камни Сияния.
 "Что вверху, то и внизу!" - с таким девизом Адам распланировал храм Пта, так на местном наречии в Знании обозначался всякий порядок и благоустроенность. Позже это слово даст название всей земле, известной сейчас как Египет. В основанной при храме школе, Адам передал верховным жрецам указания и расчёты по устройству пирамид, храма и столицы нового государства. Но очень быстро он понял, что не сможет в одиночку руководить такой оголтелой массой своих не слишком послушных потомков. Поэтому обожествлённый Человек избрал начальников строительных работ, что на местном наречии звучало как фараон. Именно им предстояло организовать масштабные усилия по сооружению городов и храмов, рукотворных каналов, дамб и оазисов, позволяющих осушить дельту Нила вплоть до самого морского побережья.
 Для начала фараонам предстояло мобилизовать все доступные человеческие ресурсы. И вновь, как во времена Ламеха, со всех сторон бескрайнего африканского континента потекли караваны невольников. Работа закипела, и в бурной, кипучей деятельности Человек почувствовал, как время стало ускоряться. По мере роста численности населения в долине Нила увеличивалось число построенных объектов, и пространство вокруг этих строений стало изменяться. Время словно вынырнуло из осушённых болот застоя истории, получив чёткую структуру в виде каналов, стен, храмов, оазисов и дворцов.
 Город рос, и вместе с ним росла его слава среди прочих поселений по всей земле. Богатая металлами и ценными породами камней природа помогла людям освоить металлургию и монолитно-монументальное строительство. Обилие осушённых плодородных земель, новые способы ее обработки плугом и мягкость климата позволили поднять земледелие до невиданных прежде высот, обеспечив население нового государства продовольствием с избытком. Это позволило выделить ресурсы на развитие медицины и искусства. Наладилась торговля между городами и поселениями сначала внутри государства, а затем и городами Средиземноморья, Шумера, Индии и дальше. К храму Пта, где правил божественный Гор стали стекаться люди со всего света, принося к стопам великого праотца новости об успешно завершенных миссиях прочих титанов, разошедшихся по всей земле.
 Города росли по всему миру и Адам ликовал. Его план начал притворяться в действие. Но все это было лишь начало, давшееся людям с огромным трудом.
 А время шло. Стихии природы, обрушивающиеся на землю с завидным постоянством, регулярно мешали осуществлению задуманного плана, и грозили стать препятствием к их завершению до того, как наступит последний день. Пробудившееся время стало новым ограничивающим измерением, и Адам впервые в жизни решил поторопиться.
 Вверив судьбу государства на попечительство фараонов, Адам отправился на поиски остальных Камней Сияния. Он держал курс на запад, через саванны и горы, моря и океаны, интуитивно следуя к местам, где в Камнях хранилась великая Сила. Их нахождение Человек отмечал созданием пирамид. А если эти места были населены человеческими потомками, великий праотец устраивал там формы управления, сходные с формой цивилизации Нила.
 Таким образом, совершив кругосветное путешествие, Адам вновь прибыл в земли Тигра и Евфрата. Возвращение Адама в Междуречье, где его память свято чтили, вызвало у местных жителей прилив огромной радости. В древний Ур, где над могилой Ноя воздвигли Великий Зиккурат, потекли толпы народа, чтобы приветствовать живого бога.
 - Великий Баал снова с нами!
 Потомки Ноя целовали следы ног, которые оставлял Человек, и разбирали на амулеты камни и вещи, которых касалась падающая от него тень. Жрецы окрестных храмов и правители городов поспешили прибыть в Ур, лишь только весть о прибытии Баала достигла их ушей. Каждый из них стремился проявить усердие в деле соблюдения заветов Человека, и снискать тем самым его похвалу и честь в глазах окружающих. Адама так растрогало радушие оказанного ему приёма, что он позволил себе подыграть этим ничтожным тщеславным стремлениям. С серьёзным видом он встречал приходящих паломников, сидя на высоком троне, установленном жрецами Ура над могилой Ноя.
 - Жрецы бога-воителя Забабы из города Киш на Евфрате, молят Баала призреть на их истинного царя Саргона, который собрал под своим началом все города Шумеров и привёл их к единой воле, образовав Аккадское царство, во славу великого Баала!
 - О, великий Баал, отметь лучше жрецов великого города Лагаш. Его царь Гудеа, спас народ от нашествия мерзкого племени Кутиа, подчинив своей воле все земли Шумера и Элама, во славу великого Баала!
 - Вах-вах-вах! Всеведущий Баал, не слушай сказки ничтожных жрецов поверженных богов. Лишь гимны царя Шульги из великого города Ур достойны внимания божественного слуха. Царь Ура устроил множество школ, где выросли и выучились мудрейшие волхвы. Мудрость их столь велика, что одной лишь силой убеждения они сумели склонить перед царём Шульги все народы Шумера и Элама. Торговые караваны царя Шульги прошли от Индии до самых удалённых берегов Средиземного моря, создав великое царство, во славу Баала!
 - Молчите, вы, ничтожные прихлебатели истинной славы! Всесветлый Баал, почти лучше вниманием жрецов Ассирии, которые принесли тебе послание от величайшего из повелителей Шумера, царя царей, могущественнейшего Нимрода. Он есть высокородный сын титана Сима, который основал сильное царство со стольным городом Ниневия. Это город с большими толстыми стенами, широкими улицами, и многочисленными водоёмами, полными чистой питьевой воды. Лишь только царь Нимрод узнал о том, что Баал вернулся в Ур, он повелел нам, своим верным слугам, поспешить и умолить повелителя наших душ последовать в построенный Нимродом город Вавилон, что значит Ворота Бога. Пройдя через них, великий Баал воцарится в великом зиккурате Этеменанки, что значит ом, где сходятся небо и земля. Оттуда Баал сможет править всем видимым миром, который сложит к его ногам могущественнейший из царей - царь Нимрод.
 Лесть и похвала текла из уст жрецов, как проливной дождь в жаркий летний день. И как ни силился Адама удержать себя над нею, в конце концов не смог противиться и поддался пьянящему чувству превосходства. Самодовольная улыбка расползлась по его лицу.
 - Нимрод? Хм, мы слышали о нем. Его слава идёт впереди него. Если все, что нам говорили о нашем сыне Нимроде правда, и построенный им город окажется настолько велик, что сможет вместить в себя всю полноту нашего величия, мы осчастливим его страну своим светлейшим присутствием. Пусть он прибудет в Ур и припадёт к нашим стопам. Мы одарим его нашим отеческим благословением.
 Человек протянул вперёд руку, и жрецы ползком бросились умащать ее поцелуями. Они плакали от переполнявшего их сердца религиозного экстаза, заражаясь друг от друга сладкой истомой, от которой хотелось бить себя в грудь и кричать, кричать, кричать. В религиозном исступлении жрецы подхватили пьедестал с восседающим Адамом на руки и, подняв над своими головами, понесли через толпы народа, восклицая:
 - Баал велик!
 И люди падали на колени, простирая руки к Адаму, и вторя хору жрецов:
 - Велик Баал!
 С возгласами религиозного экстаза процессия двинулась через город. Люди бросались под ноги несущим, срывая с себя одежду в охватившем всех порыве исступления, возвышаясь над волнами которого плыл Человек. Он смотрел на море поклоняющихся ему людей сверху вниз и вдруг память ему напомнила, как точно также миллионы лет назад он парил над обитателями Эдема, и все творение склонялось перед ним, приветствуя повелителя райского сада. Он приложил руку к губам и отпечатал поцелуй.
 Женщины и дети пронзительно завизжали.
 - Мы любим тебя, Баал!
 - Баал любит нас! Велик Баал! - ещё громче грянула процессия жрецов.
 - Баал велик! Баал велик! Баал велик! - скандировал народ.
 Совершив обход вокруг города, священное шествие возвратилось в храм. Там простые люди получили возможность приблизиться к престолу Баала и излить пред ним свои чувства. В своём сознании, отуманенном всеобщей истерией события, они смешали реальность происходящего с иллюзиями своего личного мира переживаний.
 Поклоняющиеся адамовой стопе мужчины и женщины взаправду видели перед собой могущественного бога, который способен удовлетворить любые их насущные потребности - от просьбы о ниспослании удачи на охоте, до исцеления мучительной болезни и просьб воскресить умерших. Дошло до того, что особенно впечатлительные и вправду исцелялись от своих недугов, вдохновившись всеобщей атмосферой присутствия Всемогущества рядом, лишь только касались стопы Человека. Новость об этом распространилась со скоростью звука, и на поклонение Баалу выстроилась длинная очередь, уходящая далеко за стены древнего города.
 Адам принимал каждого, не зная усталости. Он питался энергией поклоняющихся ему, словно путник, который много дней, изнемогая, шёл по пустыне и вдруг обрёл оазис с прохладной, чистой водой. Он вкушал из этого источника самопоклонения и не мог насытиться.
 В этой реке фанатичной преданности, текущей перед ним, Адам однажды заметил необычное лицо. Это было лицо мужчины зрелых лет с чертами потомка Сима. Он приходил в храм поклонения Баалу и, стоя в стороне от общей массы паломников, подолгу пристально следил за ним. В его больших карих глазах не читалось ни капли того религиозного восторга, которым были охвачены земляки и соплеменники. Наоборот. Он смотрел на Баала с подозрением и даже некоторой насмешкой. Так, как смотрит человек, который видит уродливый изъян в совершенном теле, скрытый от прочих, и видимый лишь ему одному.
 Подобный взгляд покоробил Человека. Не подавая вида, он безразлично спросил у прислуживающих ему жрецов:
 - А чей это сын стоит там так робко в тени? Почему он стесняется припасть к нашей милости?
 Два верховных жреца, справа и слева припав к ушам Человека, наперебой зашептали:
 - Это Абрам, сын почтенного Фарры из Ура. Несчастный Фарра! Боги наказали его первенцем, у которого того - тю-тю -  не все дома. Достопочтенный Фарра столько жаловался на Абрашу! Ему, говорит, все время слышатся какие-то голоса, которые приказывают бросить все и следовать в некую волшебную страну, где текут молочные реки с кисельными берегами. Ну просто, безумие какое-то! Бедный Фарра чего только не пробовал - и десятину лунному богу Нанне отдавал, и кровью принесённых в жертву богу Энки окроплял, и даже водил его в священный Ниппур, чтобы всемогущий Энлиль исцелил его, ничего не помогло! Безумный Абрам по-прежнему жаловался на голос, который он слышит в своей голове. Бедный, несчастный Фарра!
 Последнюю фразу они обронили с плохо скрываемым ехидством, но Адам не уловил его.
 - Приведите Абрама, сына Фарры к нам. Мы желаем говорить с ним.
 Толпа расступилась, освобождая проход перед оторопевшим от неожиданности Абрамом. Он растерянно стал оглядываться вокруг, смутившись до предела от несметного числа пытливых взглядов, одномоментно устремившихся на него, и стал медленно пятиться назад. Но окружающие принялись подталкивать его в спину, и в конце концов вытолкнули Абрама прямо к подножию пьедестала Баала.
 Адама насколько мог ласково посмотрел на мужчину.
 - Не бойся, сын наш, мы не причиним тебе зла. Мы лишь просим тебя рассказать о голосе, который ты слышишь. Кто он, по-твоему? И куда зовёт тебя?
 Абрам недоверчиво скосился на Адама.
 - Ты обещаешь не мучить меня, если я скажу тебе правду?
 - Клянемся своим именем!
 - Тогда, я расскажу, -ответил Абрам, глядя в пол, - но наедине. Пусть они все уйдут.
 Человек сверкнул глазами на него глазами, но затем громко произнёс:
 - Оставьте все нас!
 Оторопевшие жрецы принялись выгонять народ из храма, и, бросив на Абрама взгляды, полные завистливой ненависти, поспешили запереться снаружи.
 - Итак, - сказал Адама, - вот мы одни с тобой наедине. Ты можешь говорить.
 Абрам продолжал глядеть в пол, словно разговаривал с ним.
 - Ты ошибаешься, Баал. Мы здесь не одни. Всевышний создатель, незримо присутствующий вокруг, сейчас говорит со мной, обличая твоё заблуждение.
 У Адама отвисла челюсть.
 - Какой ещё незримый создатель?
 Абрам закрыл глаза и, подняв руки перед собой, заговорил:
 - Знаю дела твои, Самаэль. Вспомни, откуда ты ниспал, потому как скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его.
 Эти слова произвели отрезвляющее действие на Человека. Он с недоверием посмотрел на Абрама.
 - Это не может быть! Неужели?
 Тот самый голос, давным-давно призвавший Адама следовать за собой, и навсегда умолкнувший, после гибели Эдема, сейчас говорил устами стоявшего перед ним.
 - Если это правда, почему мы не слышим его голос? Ведь мы должны его слышать!
 Волнение, радость, тоска и обида столкнулись в сердце Адама, и оно заколотилось в бешеном ритме.
 - Ответь нам, если это действительно ты, почему мы больше не слышим тебя? Ведь нам надо знать, что дело, которое мы совершаем, угодно перед тобой.
 Он схватил Абрама за плечи и встряхнул. Тот открыл глаза.
 -  Незримый ничего не говорит о твоей воле, Самаэль. Он лишь обличает тебя. Ты не тот, за кого себя выдаёшь. Ты ведь не бог, да? Ты - человек. Просто с каким-то изъяном, как и я, верно?
 - Это голос так сказал? Хм... Мы не можем тебе ответить. И будет лучше, если впредь ты не будешь называть нас именем ядобога.
 - Почему? Ведь это голос так зовёт тебя.
 Адам взволнованно поднялся и стал расхаживать взад-вперёд.
 - Ты многого не знаешь, сын наш. Нам сложно объяснить тебе это, но поверь - мы не заслуживаем этого имени. Никогда в нас не было стремления противостоять Незримому. Все, сделанное нами прежде, было лишь стремлением исполнить его волю, и все наши нынешние усилия направлены только на то, чтобы слышать и видеть его, как прежде.
 Абрам пожал плечами и вновь закрыл глаза.  На какое-то время они оба погрузились в молчаливое созерцание.
 - Он говорит, что своеволие и гордыня не позволяют тебе видеть его. Между тобой и ним стоит сатана, живущий в тебе. И пока он будет диктовать тебе свои желания, ты не сможешь видеть истинного пути, которые для тебя уготовал Незримый.
 Адам тяжело выдохнул и покачал головой.
 - Яд Кислого дерева, породивший богопротивную волю, давно стал неотъемлемой частью нас. Мы не можем разделиться. Ядобог теперь часть его творения. Убить ядобога можно, лишь если вернуться назад, когда...
 - Ты ошибаешься, Баал. Богоборец Самаэль внушает тебе эту мысль. Подумай, разве может он позволить убить себя? Скорее этот лжец заставит тебя разрушить мироздание.
 - Но если нет другого пути?
 - Другой путь есть всегда. Надо лишь усмирить свою гордыню, и тогда сила Всевышнего укажет его.
 Адам презрительно посмотрел на Абрама.
 - Да что ты знаешь о смирении, жалкий смертный? - Он сложил руки на груди, и продолжил спокойным голосом. - До того, как мы прибыли в Ур, наш путь проходил через земли Индии. Там нам встретился один человек, по имени Дипанкара. Он проповедовал нечто подобное тому, что сейчас пытаешься проповедовать нам ты: познание Истины через полное самоотречение. Он был весьма убедителен в своих мыслях и делах, что привлекло к нему немало последователей, так что даже нас заинтриговали его идеи. Мы имели долгую беседу с ним, по окончании которой он явил нам своё видение истины, или нирваны, как называл ее сам... Мы последовали за ним и достигли просветления. И знаешь, что открылось нам?
 - Что?
 - Ничего. В нирване нет Сияния, как, впрочем, нет и желания его увидеть или услышать. Там вообще нет никаких желаний или чувств. Это полное Ничто. Отказ от стремлений и ощущений не есть путь, ведущий к познанию Незримого. После того, как наша отравленная ядом воля разрушила Эдем, и голос Сияния покинул нас, мы миллионы лет, в ничтожестве и смирении, блуждали как слепые по миру, пытаясь вновь отыскать Его. Мы исследовали все творение: от глубин нашего естества, до самых отдалённых уголков вселенной, куда была только способна подняться наша воля. Но нигде не смогли найти следов его присутствия. Так что дело здесь не в смирении или его отсутствии.
 - А в чем же тогда?
 - У Сияния нет другого пути, кроме как принять нас такими, как есть - с нашей противоречиво направленной волей. Яд Кислого дерева теперь открывает нам видение мира, побуждая к действию. Это часть нашей природы. Если мы подавим его влияние это не приведёт нас к видению Сияния. Мы просто достигнем состояния смерти, и будем "наслаждаться" ее созерцанием. Хочешь сказать, что это и есть воля Незримого относительно нас?
 Человек посмотрел на Абрама, в надежде получить ответ, но тот лишь молча пожал плечами.
 - Но ведь с тобой же он говорит! - возмутился Адам. - Что он говорит тебе? Ты сказал, что он побуждает тебя к некоему действию. Какому? Зачем? Ответь нам, смертный, куда зовёт тебя голос Сияния? Нам важно это знать.
- Не знаю, -  смутившись, тихо ответил Абрам. – Боюсь у этой страны нет места на земле.
 - А где же тогда? – усмехнулся Адам, но видя, что Абрам обиженно надул губы и собрался уходить, придержал его за локоть. – Постой. Не уходи от нас. Мы давно не слышали, чтобы с кем-то говорил Незримый.
 Абрам стал понуро наблюдать исподлобья за ходящим взад-вперёд Адамом.
 - А если мы покажем тебе такое место, ты пойдёшь с нами? – наконец спросил Человек.
Абрам с недоверием пожал плечами.
 - Не думаю, что там будет лучше, чем здесь, - ответил он, глядя в пол.
 Адам вспыхнул.
 - Да как смеешь ты, упрямый глупец, отказывать нам?! Любой на твоём месте посчитал бы за величайшее счастье получить такое предложение, а мы еще вынуждены уговаривать тебя! За кого ты себя принимаешь?!
 - За несчастного, которому не место в этом мире. – спокойно ответил Абрам. – Такого же как ты, Самаэль.
 Адам сжал кулаки и поднял их к небу словно хотел сокрушить его, но не нашёлся что ответить. Он вернулся к пьедесталу и устало плюхнулся на него. Так они какое-то время молча смотрели друг на друга – Адам сидя сверху вниз на Абрама, а тот с сожалением на великого праотца.
 - Когда-то была такая страна, - наконец продолжил Адам скрипучим голосом, - где в тени вековых деревьев пребывал Незримый и беседовал с нами. И мы бы отдали весь этот мир и себя самих к нему в придачу, чтобы вернуться туда. Но он взорвался и осколки его теперь разбросаны по всей земле. Да, мы не можем отвести тебя туда куда зовет тебя Незримый. Но ты можешь отправиться с нами, и помочь нам собрать эти осколки. И, может быть, собрав их воедино мы сможем вместе воссоздать ту землю, где будем снова в тени деревьев слушать Его голос.
 - Ты обещаешь мне эту землю? – недоверчиво спросил Абрам.
 - Обещаем, - твердо ответил Адам. – Тебе и твоему потомству.
 Абрам тяжело вздохнул и кивнул.
 - Я поверю тебе, господин.
 - Да будет так, - улыбнувшись, произнес Адам.  – Ступай и жди нас в Харране со своей семьей. Мы встретим тебя там.
 Отдав жрецам необходимые распоряжения, Адам покинул Ур. Он отправился на запад по древнему торговому пути, в город Харран, где прежде над Камнем Сияния титаны Сима основали Зиккурат. Там Человек нашёл Абрама в окружении немногочисленной группы соплеменников.
 - Кто эти люди, сын наш? - спросил Адам, поприветствовав его.
 - Это мой отец, достопочтенный Фарра и мой брат Нахор, со своей семьёй. Они тоже решили оставить Ур и следовать за мной, когда узнали, что сам великий Баал будет наш проводник.
 Последние слова Абрам произнёс с едва уловимой иронией.
 - А где твоя семья? - уловив насмешку в свой адрес, с сарказмом спросил его Человек. - Представь нам своих наследников, которым ты вручишь землю, которую обещает тебе голос.
 Абрам смущённо опустил глаза.
 - Моя жена, Сара. Она... бесплодна. Всевышний не дал нам пока детей.
 - Хм, - Адам лукаво улыбнулся. – Так, а кому ты собираешься передать плоды своего исхода?
 - Всевышний обещал наградить меня многочисленным потомством, когда придёт время.
 - И ты веришь этому голосу?
 - Когда я слышу его голос, - ответил Абрам, сжав кулаки, - то чувство абсолютной уверенности в его правде переполняет меня. Причину этого я не могу объяснить никому, даже себе. Но я чувствую явственно его присутствие, когда он говорит со мной. Речи его столь убедительны, что в правдивости их не приходится сомневаться.
 Он посмотрел на окружающих родных, которые с сочувствием и жалостью лишь покачали головой.
 - Зря усмехаетесь. Скажи им, Баал, ты ведь знаешь – все, о чем я сейчас говорю - правда, скажи!
 Абрам пронзительно посмотрел на Адама, но Человек смутился и не нашёл что ответить. Ему на помощь поспешил отец Абрама. Он со страхом припал к руке великого праотца.
 - Не гневайся на него, всемогущий Баал. Из-за этого проклятого голоса Абраша бывает просто сам не свой. Дерзит, спорит со всеми и постоянно причиняет мне страшные убытки своим нахальным поведением. Я потерял из-за него покой и сон, а теперь вынужден на старости лет скитаться на чужбине. Если великий Баал смилуется и исцелит моего сына от этой болезни, то я отдам ему все, что у меня есть. Мы собрали в обозы все наше имущество, и готовы следовать за тобой, куда скажешь, владыка. Только избавь моего мальчика от проклятья богов, и пошли ему здоровое потомство.
 Фарра заплакал и стал целовать адамову руку. Человек осуждающе посмотрел на фыркнувшего Абрама и погладил его пожилого отца по голове. Пристально глядя в глаза пророку, он сказал:
 - Мы обещаем сделать все, что в наших силах, достопочтенный Фарра. Утешься и верь в нас. Но нам очень интересно, кто, зачем и куда ведёт твоего сына. Пойдем, Абраша!
 - Я - Авраам! - сердито буркнул пророк, и повёл обозы, следуя увлекающему его голосу.
 Адама вновь охватило смущение, смешанное со щекотливым чувством нетерпеливого предчувствия. Словно во сне, он почувствовал себя вдруг маленьким существом, которого ведёт за собой нечто неизмеримо великое и в тоже время абсолютно невидимое. Человек страстно сжал руки на груди и застонал:
 - О, пожалуйста, пусть это будешь ты! Пожалуйста, пусть окажется, что это ты говоришь с ним, и в нашем сыне мы обретаем счастливую возможность вновь слышать сладость твоего голоса. Молю тебя! Пусть место, куда влечёшь его сейчас, окажется тем самым, где в древнейшие времена переродились мы. Туда, на Камень Причины. Если все это только окажется правдой, мы будем видеть в этом твою твёрдую руку, направляющую нас! Пусть только это будет так!
 Улыбаясь предчувствию счастья, великий праотец зашагал вслед уходящему к Камню Причины каравану.
  Но там его ждало уже привычное разочарование. Придя к Камню Причины, Абрам не признал это место, как место, куда зовет его голос. Хотя поначалу так и показалось. Но стоило выясниться, что земля вокруг скалы Праотцев мало плодородна и населена огромным количеством сильных и воинственных племен с испокон веков живущих там, Абрам решил идти дальше. Как оказалось, к великим пирамидам Пта.
 Сказать что это расстроило Человека, значит не сказать ничего. В пылу сожаления он подумал, что Абрам простой сумасшедший или плут, который выдаёт себя за слышащего "тот самый голос". Но с прибытием в свой новый дом, который он обнаружил пришедшим в полный упадок за время своего отсутствия, он изменил свое мнение о нём.
 Страна фараонов находилась на грани разорения. Засухи и неурожаи принесли массовый голод не только в плодородные долины Нила, но и на юг в Нубию, и на восток в Ханаан. Все труды Адама грозили пойти прахом. Первые хрупкие ростки человеческой цивилизации гибли от голода. Ирригационные каналы и заливные пастбища, так долго и с таким трудом воздвигавшиеся человеческими руками, занесло песком. Города и храмы были разграблены и разрушены толпами диких племён, вынужденных срываться с насиженных мест из-за отсутствия еды, и пускаться в грабёж, рискуя навлечь на себя гнев и проклятья злопамятных богов Египта. Страна была разорена.
 Придя в Мемфис, столицу древнего царства, где совсем недавно закончили великие пирамиды увенчанные Камнями Сияния, Человек обнаружил мерзость их запустения.
 Покидая благоустроенную им страну, Адам оставил верховную власть в руках фараона, но со временем жрецы, воспользовавшись отсутствием бога, стали стремиться перетянуть на себя внимание монарха. Тем из них, кому удавалось добиться наибольшей благосклонности правителя Египта, получали от него массу льгот. Пользуясь неограниченной властью в пределах своей области, жрецы ставили номархов-градоправителей исключительно из числа ближайших родственников, так что вскоре Египет снова превратился в раздробленные родовые поселения. Возникшая между ними междоусобица нарушила единство власти фараона, который должен был обеспечивать работоспособность каналов и систем ирригации, следить за их исправностью на всем протяжении Нила. Жадность номархов привела к тому, что все пришло в упадок, и когда на землю обрушилась засуха, продолжавшаяся несколько лет, страна Пта оказалась повержена. Под ударами нахлынувших орд кочевников древнее царство Египта распалось, и Адам вынужден был начать собирать страну заново.
 И тут пришедший с ним Абрам оказал Человеку в этом неоценимую помощь. Ведь в храмах Ура Абрам постиг искусство убеждения, которым так славились халдейские волхвы. Во главе небольшого отряда соплеменников Абрам отправился в Верхний Египет. В небольшом городе Фивы он убедил местного номарха Ментухотепа принять на себя титул фараона и объединить под властью Фив весь Египет. Вместе они совершили успешный поход в Нубию, отразив грабительские набеги, и укрепили южные рубежи.
 Адам, тем временем, очистил Нижний Египет от азиатских кочевников и неверных ему номархов. Когда дельта Нила склонилась перед ним, страна вновь объединилась под властью бога-покровителя. Он был доволен.
 Ночью взошла звезда Сириус, отразившись в начищенном до золотого блеска Камне Сияния над пирамидой Хуфу, что было знаком начала нового года. Могучий Нил вновь разольётся, неся свои воды на поля земель фараона, и жизнь вновь вернётся к своему прежнему порядку.
 Абрам, которого щедро одарили за службу, стоял подле трона.
 После завершения церемонии коронации все отправились на барки флота фараона, где были накрыты шатры и приготовлено угощение для почётных гостей.
 Торжественный пир был в разгаре, когда Адам нашёл Абрама стоящим в тени, и мирно созерцающим роскошную красоту оазиса новой столицы Египта.
 - Ты один? Это хорошо. - Адам встал рядом и глубоко затянулся тяжёлым сладким воздухом. - Мы хотим выразить тебе нашу крайнюю признательность за твою помощь. Хорошо ли тебя наградил новый дом фараона?
 - Благодарю тебя, господин. – Абрам равнодушно посмотрел на караван, навьюченный всеми благами Египта. - Мы больше ни в чем не испытываем недостатка.
 - Это хорошо. Мы можем ещё для тебя что-то сделать?
 Абрам смотрел как пёстрая бабочка, медленно порхая, опустилась на его руку.
 - Я прошу позволения у господина вернуться в Ханаан. Мой Бог говорит, там стало безопасно, и я должен вернутся.
 Адам хотел погладить бабочку, но едва он протянул к ней руку, она упорхнула прочь.
 - Мы очень привязались к тебе, Абрам. Твой уход принесёт нам скорбь разлуки. Нет ли возможности уговорить тебя остаться подле нас в Египте, пока мы закончим наши дела с его обустройством. А после мы непременно вернёмся в Ханаан.
 - Прости, господин, я твой слуга, но ты же видишь - я почти старик. Мои члены одряхлели. А я все ещё бездетен. Незримый запер чрево Сары, и сказал, что она не родит нигде, кроме как в земле, указанной мне Им самим.
 Абрам опустил глаза.
 - И куда ты отправишься?
 - Не знаю. Наверное, вернусь к Камню Причины. Там голос Незримого слышней всего.
 - Мы понимаем, что это деликатный для тебя вопрос, - осторожно продолжил Адам, - и вы с Сарой очень переживаете из-за этого, но... ты не думал взять наложницу? Все-таки Сара твоя единокровная сестра... Может тебе немножко разбавить кровь? Смотри, вон Агарь, служанка Сары. Очень стройна, красива. Мы думаем, что у вас были бы здоровые, сильные дети. Что скажешь?
 Абрам посмотрел на египтянку и ухмыльнулся.
 - Не знаю. Что скажет Сара?
 - А что она сказала, когда ты ее предложил Ментухотепу, сказав, что она твоя сестра?
 - Это другое. Так было надо для дела.
 - Вот, вот. Абрам, сейчас ты нам нужен здесь, в Египте. Останься подле нас, и мы даруем тебе одну из двух корон Египта, самой плодоносной земли на свете. Какая тебе больше нравится - красная или белая?
 - Господин искушает меня напрасно, - Абрам твёрдо покачал головой. - Я должен идти. Так велит Незримый. Прости меня, Баал!
 - Ну, что же. Твой бог да благословит тебя на твоём пути. Ступай с миром в Ханаан и пусть отныне эта земля станет твоим домом. Мы навестим тебя там в скорости. Да, а про Агарь подумай. Это наш тебе совет.
Абрам поцокал языком, выразив сомнение, но всё же поклонился и поспешил удалиться.
 "Наш мир, - думал Адам, когда, уладив дела в Египте, направился вслед за пророком в Ханаан, - он гибнет каждый раз потому, что в нем нет порядка. Единой цели. Такого неизменного закона, позволяющего растению усваивать солнечный свет, а детёнышу появляться из чрева матери. Какого-то одного простого, но всеобъемлющего закона, устроив жизнь по которому мы навсегда обезопасим мир людей от раздоров. Закон, который позволит обуздать кипящий яд в сердцах людей, заставляющий их убивать друг друга. Закон, регулирующий отношения между людьми в трудные времена. Одно ёмкое соглашение, покориться которому согласится всякое мятежное и буйное сердце".
 С такими мыслями Человек проезжал по Ханаану, где о порядке и законе можно было пока только мечтать. Шайки разбойников рыскали по разорённым долинам древней Палестины. Чтобы не стать соблазном для них, Адам путешествовал в компании Кадма, Фойникса и Киликса - трёх сыновей Агенора, которому когда-то за службу в рядах мореходцев Кафтора, он даровал царство в палестинском городе Сидон. Красавцы, силачи, любимцы женщин, они всем сердцем были преданы великому праотцу.
 - Что передаёт ваш отец? - спросил восседающий на верблюде Адам. - Здоров ли он?
 - Благодарение всем богам, и тебе Баал! - ответил едущий рядом Кадм. - Отец прислал нам на встречу своего раба, который уверяет, что великий авимелех, царь сидонский и ханаанский Агенор пребывает в добром здравии, и шлёт тебе свой почтенный поклон, повелитель. Он так же сообщил, что, готовясь к твоему приезду, очистил на твоём пути все дороги от разбойников. Светлейший царь так же спешит порадовать тебя известием, что захватил два города на берегу реки Иордан - Содом и Гоморру, и поспешил бы сложить их к твоим ногам, но произошло досадное упущение. Наши воины случайно захватили в плен племянника почтенного Абрама, Лота. Тогда почтенный Абрам догнал нашего отца и сказал царю: почтенный царь Сидона, могучий Агенор, зачем ты сделал со мной такое огорчение? Зачем забрал свет очей моих, любимого племянника Лота? А наш отец ответил почтенному Абраму: о, почтенный Абрам, да пребудет дом твой полон, что ты такое говоришь? Какое огорчение? Зачем твой племянник такой скрытный, и не сказал моим слугам, что он твой племянник? Ведь стоило ему только сказать: "я - племянник Абрама” как мои верные слуги сразу бы поклонились ему и сказали: "да умножится детьми твой дом, господин!" И не стали бы разорять славный город Содом и уводить его в рабство. А так он сделал меня виноватым в твоих глазах, и что скажет теперь великий Баал, когда узнает о таком моем позоре, вах, вах! Но достопочтенный Абрам не стал обижаться на авимелеха, и даже отказался от щедрых подарков, которые ему предложил наш отец, великий царь Сидона Агенор, да продлят боги его годы! Он снарядил Лота, племянника почтенного Абрама, богатыми дарами, отпустив того с миром, и сейчас Лот мирно живёт в вольном городе Содом, да хранит его милосердная Иштар, и все боги Ханаана. Так что хотя дороги здесь спокойны, и разбойники вокруг замирены, в окрестных городах по-прежнему правят местные князья. Они никому не подчиняются и каких богов чтут неведомо, если вообще чтут. Пока мы не прибудем в Сидон, под защиту царя Агенора, покой и отдых, тебе, Баал, не повстречается, не обессудь. Те города, Содом и Гоморра, они уже вон видны. Вон та долина, что орошается водами Иордана, как воды Нила орошают Египет, и есть их место, повелитель. Прикажешь захватить?
 - Нет, Кадм, не стоит. Довольно с нас воин. Здесь люди, вижу добрые, хотя и дикие. Думаю, мы с ними сладим по-хорошему. Тебя и твоих братьев мы просим пойти в место, называемое Хеврон. Там встретите Абрама. Скажите ему, что мы готовимся прийти к нему, лишь только по дороге замирим эти два славных поселения... как, говоришь, они называются?
 - Содом и Гоморра, господин. Позволь мне все же сопровождать тебя, повелитель. Кто знает, кем населены эти места? Говорят, что ставленников последних египетских царей они скормили свиньям.
 - Но-но, не забывайся Кадм! Ты говоришь с богом, а не с каким-то наместником. Мы подняли титанов на борьбу с хаосом. Уж с кучкой жалких поселян мы как-нибудь совладаем. Ступай с братьями в Хеврон. Оповести нашего друга Абрама, что мы всей душой спешим обнять его, и прибудем завтра к закату.
 - Позволь тогда тебе, владыка, предложить заглянуть в гостиницу, что стоит у дороги к Содому. Там остановился отряд верных нам людей, которых царь Агенор, да пошлют боги ему радость и достаток, отправил встретить нас. Не сочти за оскорбление, но его возглавляет наша сестра, Европа. Она должна была лишь приветствовать нас, но мы спешим исполнить твою волю и отбыть к почтенному Абраму. А ты, повелитель, не сочти за дерзость, направляйся в гостиницу.
 Подстегнув верблюдов, трое всадников ускакали прочь, а Адам, спешившись, чинно вошёл в пределы Содома.
 Это было небольшое поселение на заливных лугах долины Иордана. Можно даже сказать, что это был не город, а группа обособленных оазисов, расположившихся на нешироком участке плодородной долины. Белые высокие стены, как маленькие крепости, скрывали за собой прекрасные сады с пальмами, виноградниками и колодцами чистой свежей воды. При входе в поселение, со стороны караванного пути, который связывал Египет с Ханааном, Эламом, и Ассирией, стояла пограничная застава. Ее высокие стены служили в годы лихолетья форпостом для оборонительной армии, но сейчас, когда мир стал оправляться после опустошительного периода засухи и междоусобных воин минувших лет, постройки использовали под гостиный двор и караван-сарай для торговцев-кочевников.
 Войдя внутрь, Адам сразу узнал среди присутствовавших дочь Агенора Европу. Она сидела за столом в компании воинов-хеттов, сильного племени, потомков титана Япета. Расселившись в горах от Кавказа и Малой Азии до Эллады и островов средиземноморья, они воспользовались Знанием, и первыми освоили выплавку железа, рудники которого в избытке присутствовали в местах их обитания. И поскольку сами хетты были люди рослые и отважные, как сильные наёмники они ценились правителями по всему миру, от Индии до западных пустынь Египта. Даже Адам уже много времени предпочитал набирать себе спутников в своих странствиях из племени хеттов. Он хорошо изучил привычки этих людей, и быстро выделял их из любой, самой разношёрстной толпы.
 Европа сидела во главе стола, одетая в воинские доспехи соплеменников. Все тело сковывали кожаные латы из бычьей кожи, а на груди и спине сияли тонкие железные пластины с выгравированными мордами быков. Ее тёмные волосы были собраны в конский хвост на макушке и украшены золотым гребнем такой длинны и остроты, что в умелых руках он мог бы стать опасным орудием. Заметив вошедшего Адама, она удивлённо вскинула густые брови, и, подойдя к Человеку, встала на колено и поцеловала руку.
 - О, великий Баал, хвала отчим богам, ты здесь! Я Европа. Дочь Агенора, авимелеха Сидона и царя Ханаана. Он послал меня на встречу приветствовать тебя. Царь сказал также, что с тобой прибудут мои братья. Но я не вижу их. Благополучен ли был ваш путь?
 Адам стоял как молнией поражённый. В помещении без окон, где свет попадал лишь сквозь узкие отверстия под потолком, Европа показалась ему прекрасным миражем. От неё исходил душистый запах свежевыпеченного хлеба и пряных горных трав. Ее доспехи играли бликами в неверном свете, и, казалось, будто сами производили свечение. Какое-то время он молча разглядывал Европу, позабыв о ее вопросе. В голове звенел вопрос: "Мы тебя уже где-то видели. Где? Где мы тебя видели?"
 - Кто ты? - его голос прозвучал неестественно хрипло.
 Европа озадаченно обернулась, поглядев на своих спутников. Те пожали плечами.
 - Я - Европа, - снова повторила девушка, - дочь Агенора, правителя города Сидон. Он шлёт вам свой поклон, господин, с пожеланиями здравствовать. Он так же просил меня узнать о судьбе своих сыновей Кадма, Фойникса и Киликса...
 "Где мы могли видеть ее?" крутился вопрос в голове у Адама, пока Европа вновь представлялась.
 - Ты прекрасна, Европа, - наконец выдохнул Адам.
 Девушка запнулась, похлопав ресницами, но потом кокетливо отвела глаза, медленно встала и вновь учтиво поклонилась, выпятив вперёд округлую грудь.
 - Я счастлива предложить себя в спутницы Баалу.
 - Про эти места поговаривают нехорошее. Говорят, это опасное место для молодых девушек, - откашлявшись, начал Адам, усаживаясь на место во главе стола. - Тебя здесь не обижали?
 Европа, взяв сосуд с водой, опустилась к ногам Человека и стала смывать с них дорожную пыль.
 - На Садом напрасно клевещут его враги, великий бог. Здесь не опасно. Для тех, кто не чурается плотских утех.
 Последнюю фразу она произнесла, лукаво взглянув Адаму в глаза.
 - Твои братья передали приветствие с пожеланиями о продлении твоей красоты, Европа. Мы послали их в Хеврон, дабы известить нашего друга Абрама о прибытии. А сюда мы пришли проведать его племянника Лота. Ты знаешь его?
 - Конечно, - девушка поднялась. - Он как раз здесь. Вон он сидит в том углу.
Европа указала на крупного семита, сидевшего в противоположном углу. Он увлечённо что-то царапал на каменном египетском скарабее, и поэтому не заметил, как Адам вошёл в таверну. Европа сделала знак, и один из воинов ее стражи пригласил Лота присоединиться к ним. К величайшему изумлению Адама, Лот не выказал ни капли радости при его виде. Пренебрёгши приветствиями, как того требовал сложившийся обычай, Лот поспешил пригласить знатного гостя и его спутников поскорее последовать к нему в дом.
 - Что случилось, сын наш? Почему ты так взволнован? - спросил удивлённый Адам, когда Лот закрыл за ними тяжёлые дубовые двери, обитые медью.
 - Ах, простите мою неучтивость, повелитель, - многократно кланяясь, затараторил Лот, - но будет лучше, если нас не будут видеть на улице вместе. Могут по городу пойти разговоры всякие нехорошие... ну их! Проходите лучше, владыка, в дом! И вы, почтенные, располагайтесь. А я пока верблюдов ваших напою... Вы проходите, проходите, не стесняйтесь. У нас, знаете, по-простому, без вычурасов там всяких. Мы во дворцах, да в мемфисах не очень-то...
 Лот засуетился и хлопотами старался скрыть крайнее смущение при виде столь значимых персон в своём в доме.
 - А, не сочтите, владыка мира, за бестактность, но что привело Вас из Египта в наши скромные обители?
 - Мы идём навестить нашего друга Абрама, твоего дядю. И по дороге узнали, что с тобой приключилось несчастье. Царь Сидонский разграбил твой дом и едва не продал в рабство.
 Адам сделал паузу и многозначительно посмотрел на Европу, но та и глазом не повела.
 - Мы так расстроились, что прежде, чем увидеться с дорогим Абрамом, просто обязаны были узнать, как себя чувствует его добрый племянник.
 - Ах, владыка, да пребудет удача в твоих делах! Стоило ли так беспокоиться из-за меня? Это такие пустяки! - Он украдкой наблюдал за тем, как по его дому ходят вооружённые стражи Европы. - Сущее недоразумение. Боги милостивы к моему дому, и мы терпеливы к их взысканиям.
 Европа пододвинула резное кедровое кресло и, усадив в него Адама, встала позади. Положив руки на плечи Адаму и слегка массируя их, царская дочь, сдвинув брови, впилась стальным взглядом в глаза Лоту. Тот вздрогнул и поспешил отвести глаза.
 - Что же, - удовлетворённо кивнул Адам, отпив вина из поднесенной серебряной чаши, - если обид ни у кого нет, то и мы судить никого не станем. Ведь, мы решили вернуть верховенство Закона на эти земли, сын наш, и тем самым прекратить творящиеся беззакония в Содоме.
 - Это так славно, повелитель, что Вы решили установить верховенство божественного закона, - замямлил Лот, склонившись перед сидящим Человеком. - Я убеждён, что как только Вы объявите о своём желании установить закон, все жители Содома наперебой бросятся помогать установить закон и здесь, и по всей долине содомской. Только, я не возьму в толк, могучий бог, где же армия, которая заставит его соблюдать?
 - Нам не нужна армия, сын наш. Когда мы объявим Закон, то для его установления не понадобится армия принуждения. Ведь увидев насколько он прекрасен и справедлив, люди сами захотят жить по нему. Наш Закон объявит начало царства справедливости, равенства, сострадания и взаимопомощи. Мы запретим войны и насилие. Мы заставим богатых помогать неимущим, а здоровых заботиться о слабых. Наш Закон сплотит всех наших верных чад великой идеей мира и всеобщего процветания людей, и, услышав этот Закон, не найдётся никого, кто захочет ему противостоять.
 Лот скептически зацокал, помотав головой, искоса поглядев на стоящую позади Адама Европу.
- Без сильной армии тут не обойтись, владыка, помяните моё слово.
 Но вот из дома вышла жена Лота и его дети. Они вынесли угощения и вино для гостей. За ужином Лот подобрел и стал рассказывать о жизни в Ханаане. Он рассказал, что у его дяди Абрама, наконец, родился первенец, Измаил. Поначалу Абрам был очень счастлив, но затем, почему-то, решил услать Измаила и его мать Агарь в Мекку, а потом сам же за ними ездил возвращать их из лона пустыни в Ханаан. Лот болтал много, смешно пародируя сцены из семейной жизни своего племени. Прекрасное вино ханаанских склонов растеклось по телам возлежавших за трапезой отзвуком багрянца жаркого палестинского вечера. Адам уже не слушал Лота. Заиграла музыка и женщины стали танцевать, а Человек смотрел на красавицу Европу, и все время думал: "Где мы тебя видели?"
 Жар танцующих тел распространил чарующие ароматы притираний, которые утопили в густой ханаанской ночи, окутанное негой сознание Адама.
 "Где же мы тебя видели?"
 Из оцепенения Человека выдернул грубый стук в ворота.
 Была глубокая ночь и все разошлись спать. Только обнаженная Европа лежала подле Адама.
 - Э, Лот, сука симитская! - раздались крики из-за ограды, - Выходи! Мы хотим познакомиться с твоим новым хахалем, что заглянул к тебе. Че, оглох там? Открывай!
 В ворота снова заколотили. Адам поднялся. К Европе подошли вооружённые воины. Лот выбежал с зажжённой лампадой во двор, вжав голову в плечи, и бормоча про себя молитвы. Стук в ворота продолжился, из-за ограды во двор полетели камни. Человек взял за плечи Лота и спокойно спросил:
 - Сын наш, успокойся. Хочешь, мы поговорим с твоими соседями? Они, кажется, не очень уважительно к тебе относятся.
 Лот затрясся ещё больше.
 - Нет, нет, владыка, что Вы! Вам нельзя туда ходить, иначе они Вас... Я лучше сам, как-нибудь. А Вы лучше оставайтесь в доме.
 И он вышел за ворота. Европа подошла к Адаму с обнажённым стальным мечом в руке.
 - Командуй, Баал! У меня четыре воина-хетта, но каждый из них стоит трёх хананеев. Наша сталь крепка, и да пребудут с нами боги!
 - Защищай Лота и его семью, - сухо ответил Адам.
 Один из воинов открыл ворота и втащил Лота внутрь. Как раз вовремя. На место, где ещё секунду назад стоял Лот приземлился увесистый булыжник. Каменный обстрел продолжился, и один камень, пролетев в щель закрывающихся ворот, угодил точно в лоб хетту. Тот рухнул замертво.
 - Сколько их? - спросила Европа побледневшего как полотно Лота.
 - Точно не скажу, - проскулил тот. - Человек тридцать. Все мужчины Содома.
 - И что им от тебя надо?
 - Строго говоря от меня, ничего. Они, как бы вам сказать... У них такой обычай есть, премерзкий, надо сказать... Они...ну...
 В ворота стали стучать чем-то тяжёлым.
 - Э, падляна сцыкливая, че забился в нору? Разминай свои булки! Пришла пора прочистить твои норы, а то ты там, поц кошерный, забыл, верно, законы гостеприимства! Ща мы тебе их, сука, напомним!
 Адам глубоко вздохнул.
 - Мы понимаем.
 Закрыв глаза, он на миг замер, и когда опять их открыл, глаза горели нехорошим светом.
 - Дочь наша, забирай своих людей и веди Лота с семьёй в горы. В загоне мы видели быка. Запрягите его и уходите. И не оборачивайтесь. После этой ночи мы не можем себе позволить рисковать тобою. Беги!
 Европа попыталась возразить, но Адам, обернувшись, взглянул ей в глаза. Лицо царской дочери исказил страх. На неё пылающим огнём ужаса смотрел ядобог.
 - Беги. И не оборачивайся, - повторил его тяжёлый голос, и в этот момент ворота сорвало с петель. Они с грохотом рухнула во дворе. Поднявшееся облако пыли накрыло свет лампады, и во дворе воцарилась тьма. В разбитых воротах показались содомляне. Они держали ножи наготове, всматриваясь в пыльный мрак, окутавший внутренний двор.
 - Любишь в прятки поиграть, сладкий? - ехидно спросил в темноту один из них, - Это можно.
 Адам крепко держал Самаэля, не позволяя взять над собой окончательный верх. Эта внутренняя изматывающая борьба, длившаяся в нем непрерывно со времён гибели Эдема, не давала забыться ни на миг. Временами, ядобог одолевал Адама и яд, получив доступ к силе Человека, высвобождал огромную энергию, которая уничтожала все вокруг. Адам долго учился контролировать эти всплески, допуская их лишь в редкие минуты праведного гнева. Сейчас такая минута пришла. Человек приоткрыл заслонку печи, в которой томился пылающий гнев. "Где мы могли ее видеть?", глухо спросил выходящий на волю ядобог. Человека вдруг осенило. Эти большие глаза, загадочная улыбка, запах свежего хлеба. Ева! Образ Европы, лежащей с обворожительной улыбкой у ног Адама, слился в единый образ с Евой, и прошептал: "ищи меня в воплощениях моих дочерей". Едва Адам узнал ее, как из разверзшейся перед ним огненной преисподней появился дракон, который принялся разрывать любимый образ на части.
 "Они убили ее, - прошипел Самаэль. - Но мы жестоко отомстим за нашу любовь!"
 Крик застыл в горле Адама, и он оказался целиком во власти ядобога. Огонь стремительно поднялся от ног по всему телу, и вот он уже весь стоит, полыхая синим пламенем. Сердце заколотилось, выдав такой пульс, что кровь стала пениться, и взорвавшееся сердце исторгло разрушающую силу.
 Ядобог Самаэль вышел из клубов дыма, полыхая ненавистью и медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Он посмотрел на стоящих в оцепенении садомлян, и громко засмеялся. Смех его был столь громогласен, что разнёсся эхом, поднявшись к темным небесам. Небо заволокло тучами. Поднялся сильный ветер, и сверкнувшая молния разрубила пополам растущую во дворе пальму. С треском повалившись, она погребла под собой двоих содомлян. Остальные, побросав светильники, бросились наутёк прочь со двора.
 "Столько лет мы ждали этого часа, - ревел стоящий среди вихря Самаэль, - и сегодня мы, наконец, отомстим им!"
 Издав оглушительный рёв, он ударил в землю, разодрав ее на части, так что она загудела. Из недр к небу взмыл фонтан серы и нефти. Самаэль взревел, и фонтан взорвался ослепительным огненным столпом. Мощный взрыв разорвал пространство, и небо, обрушившись, смешалось с землёй.
 "Жестоко!" - прохрипел Самаэль, и на содомскую долину обрушился поток серного ливня, который унёс в трясущуюся бездну все следы жизни, похоронив с собою бушующего ядобога.
 Все стихло так же внезапно, как и началось.
 Лишь над долиной, где ещё недавно располагались города Содом и Гоморра, поднимался ядовитый дымок, стелящийся по мелководной глади нового Мёртвого моря.


  глава 8

 - Тебя снова разнесло на части, мой милый, давай я тебе помогу! Смотри, я принесла воды, - голос Евы хоть и звучал насмешливо, но слышать его было сладко. - Ты совсем не бережёшь себя! Разве можно было так нервничать?
 В темноте Адам почувствовал нежное влажное прикосновение, словно некто губами коснулся лба.
 - Очнись, милый!
 Он захотел увидеть Еву, но не смог открыть веки.
 - Ну, же, любимый! Вставай! - позвал удаляющийся голос.
 Адам стал медленно приходить в чувство, и вскоре ощутил себя погребённым под чем-то неимоверно тяжёлым. Он не мог дышать. Едва осознав это, яд Кислого дерева закричал в теле Человека. Крик разорвал душную тьму, и Адам увидел перед собою свет. Он рванул вперёд руку, за ней другую, и вот уже весь, с головой, погрузившись в солёную воду, поплыл на встречу свету и, спустя миг, вынырнул из морской глубины.
 Человек с шумом набрал полную грудь воздуха и громко закричал. По берегам побежало эхо, по воде пошли волны, но вскоре все утонуло в безжизненной окружающей среде.
 Адам выбрался на берег. Взглянув на свои руки, он покривился. Кожа была чёрной, обугленной, в шрамах и порезах. А ещё тягостный запах серы неотступно терзал обоняние. Он поднялся и попробовал идти, но острая боль вонзила тысячи иголок по всему телу. Застонав, Адам упал. Он повернулся на спину, и стал смотреть на солнце, но его немилосердно палящие лучи заставили Человека собраться с силами и ползти вперёд в поисках укрытия.
 Вскоре он набрёл на небольшое поселение у реки, на окраине которого играли маленькие дети. Изнемогая от жажды и боли, он подполз поближе и сиплым голосом окликнул детей. Голопузая детвора остолбенело уставилась на ползущего к ним Человека. Двое близнецов осторожно приблизились к нему.
 - Воды... - просипел Адам, - чадо, принеси нам воды...
 Он дотронулся почерневшей рукой до мальчика. Тот отпрыгнул и громко заорал:
 - Аа, шайтан!
 - Шайтан! - подхватили другие дети, и с криком бросились в селение. А несколько мальчуганов, схватив палки, принялись лупить Адама по голове. - Сгинь! Сгинь, шайтан!
 Человек тщетно пробовал закрыться руками, но не удержался, вырвал палку у агрессора и рявкнул на зарвавшуюся мелюзгу. Те с криком бросились назад в деревню, откуда уже выбегали взрослые, вооружённые косами и цепями. Опираясь на палку, Адам поднялся и быстро заковылял в заросли тростника на берегу. В них он затаился пока не улеглась погоня.
 "Ещё одна подобная стычка с людьми, и Самаэль погубит нас навечно" - мрачно подумал великий бог мира людей, лежа в грязной жиже.
 Когда все утихло он поднялся вверх по течению реки. Чтобы не пересекаться больше с незнакомыми людьми Человек шёл по ночной тьме. Под утро, совсем выбившись из сил, он повстречал кочевое племя пастухов, шатры которого расположились недалеко от небольшой речушки, впадавшей здесь в Иордан. Чуть поодаль, стоял рослый мужчина, который с тревогой смотрел в сторону шатров. Адам осторожно подошёл к нему и окликнул. Мужчина обернулся и с ужасом отпрянул назад, когда увидел перед собой обгоревшего нагого Человека.
 - Кто ты? - в ужасе спросил мужчина.
 Адам миротворчески поднял руки вверх.
 - Не пугайся, сын наш. Тебя приветствует великий праотец и бог мира людей. Не найдётся ли у тебя подношения для нас - хлеба, масла или мёда? Хотя будем рады и простой чистой воде.
 - А я, а я, это... - моргая глазами замямлил кочевник.
 - Как тебя зовут? Откуда ты? - Адам внимательно осмотрел остолбеневшего от страха кочевника. Это был рослый семит, лет сорока, с пухлыми волосатыми руками и густой рыжей растительностью по всей голове. Он откашлялся и пробасил.
 - Я Иаков. Сын Исаака. А там в шатрах мой брат Исав, который с радостью воздаст тебе подношения, почтенный бог, как только ты предстанешь пред ним. - Он ещё раз, на этот раз уже без паники, взглянул на Адама.
 - Нет, Иаков сын Исаака. Будет лучше, если подношения сюда принесёшь ты, и никто пока не будет знать о нас в тех шатрах.
 Иаков настороженно огляделся вокруг.
 - О вас? А сколько вас здесь?
 - Мы здесь одни и взываем к тебе о помощи Иаков сын Исаака.
 Семит осмелел и ещё раз смерил взглядом стоящего перед ним нагого Адама.
 - Скажи мне, бог, а как тебя зовут?
 - Зачем тебе наше имя. Оно непостижимо для тебя.
 - Как ты сказал? - Исаак повернулся ухом поближе к Человеку. - Непостижимо? А может если я тебя серпом по чреслам сейчас одарю, оно станет постижимо?
 Он достал длинный серповидный нож и угрожающе направил его в сторону ноги Адама. Глаза Человека вспыхнули. Перехватив руку с ножом, он сильно сжал запястье, затем, резко вывернув ее в сторону, молниеносно ударил голенью в бедро. Раздался хруст сухожилий и кочевник, выронив нож, упал на колено.
 - Не забывайся сын мой! Даже обессиленные мы легко окончим счёт твоим жалким дням.
 Иаков заскулил.
 - Прости, прости могучий бог! Пощады!
 Адам выпустил его и Иаков, корчась, заковылял к стоящему рядом ослу, на котором висела поклажа кочевника. Повозившись возле него, Иаков заковылял обратно к упавшему у камня Адаму и рухнул рядом. Он протянув ему бурдюк с водой, сухую лепёшку и, тяжело дыша, сказал.
 - Без обид, ладно, бог? От куда мне было знать кто ты? Посмотри на себя, ты же выглядишь как облезлый шакал, не обижайся! А мне ведь на самом деле, помощь какого-нибудь божка, вроде тебя, сейчас бы не помешала. - Он с тревогой вновь посмотрел в сторону шатров.
 - Ты чего-то опасаешься, Иаков сын Исаака, что нуждаешься в покровительстве бога? - Адам осушил бурдюк, и, прикрыв глаза, с упоением заработал челюстями.
 - Да тут такое дело, бог. Как бы тебе объяснить? Короче, есть у меня брат родной. Как-то, по юности, мы с ним немного повздорили, туда-сюда, ну и он напраслину на меня возвёл, что я, мол, у него кое-чего украл. А на самом деле я у него это не крал, а выменял... ну, короче, там мутная такая история...
 - И сейчас твой брат хочет с тебя Это взыскать, а тебе нечем отдавать. Так? И поэтому ты ищешь божественного заступничества?
 Иаков почесал затылок.
 - И да, и нет. Я не уверен, что знаю наверняка чего хочет мой брат. Может хочет взыскать, а может хочет убить, а может ничего не хочет. Я уже послал к нему своих рабов, скот, своих жён и их детей, но они до сих пор не вернулись, и не сказали, чего хочет мой брат. А я переживаю! Натурально, вот стою тут, переживаю! Может теперь ты сходишь, бог, и узнаешь у него, чего же он хочет?
 - А чего ты хочешь от него, Иаков сын Исаака? - Адам потянулся к сумке Иакова и достал из неё ещё несколько хлебов. Засунув их целиком в рот, он вновь с удовольствием зачавкал.
 - Да я вообще ничего не хочу! Я богат, бог отцов наградил меня богатством и обильным потомством. Я вообще ни от кого ничего не хочу! Я лишь прошу позволить мне пасти свой скот на землях, которые были, между прочим, завещаны богом неба и земли моему отцу Исааку и его отцу Аврааму.
 Адам закашлялся, подавившись хлебом, и уставился на Иакова.
 - У Абрама родился ещё один сын?
 - А ты знаешь Авраама?
 - Мы то знаем, а ты от куда его знаешь?
 - Если знаешь Авраама, почему спрашиваешь откуда я его знаю?
 - Потому что тебя с ним мы никогда не видели раньше.
 Теперь Исаак уставился на Адама, будто впервые разглядел его.
 - Бог, ты дурак? Как ты мог меня раньше с ним видеть, если почтенный Авраам уж сколько лет, как погребён в пещере при Махпеле подле своей жены Сарры, да упокоится их дух?!
 Адам захлопал глазами.
 - Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос? - сглотнув воды, он добавил, - так ты внук Абрама? Всемогущее Сияние, это же сколько времени прошло, пока мы...
 Человек поспешно поднялся.
 - Нам нужна твоя одежда, Иаков сын Исаака.
 - А как же...
 - И ишак твой тоже пойдёт дальше с нами.
 - Подожди, бог, а как же мой скот? Где мне пасти его? И что мне сказать брату?
 Адам одевался в одежды, которые дал ему Исаак, и ответил сквозь зубы.
 - Передай, что его претензии к тебе более несостоятельны, ввиду того, что этой ночью бог даровал тебе новое имя. Теперь имя тебе будет Израиль, так как ты только что уморил бога своими вопросами.
 - А земли, а подтверждение того, что я говорил с тобой?
 Человек повернулся и резко двинул семиту в повреждённое бедро.
 - Вот тебе наше свидетельство до конца твоих дней.
 Сев на осла, Адам подстегнул его.
 - Будь здоров, Изя, не кашляй! - и устремился на восток.
 В пути Человек собирал информацию, об изменения произошедших в мире людей за время его отсутствия и поражался, сколько всего случилось за каких-то неполных двести лет! В былые времена, когда ядобог одолевал Человека, и Еве затем приходилось собирать Адама буквально по частям на Камне Причины, проходили сотни лет и мир нисколько не менялся за это время. Теперь же древней торговый путь с его оазисами и каналами, мостами и дорогами, крепостями и городами, видоизменили ландшафт настолько, что так хорошо знакомую дорогу от Харрана до Ура Человек открывал для себя заново. Время ускорилось в мире людей. План Человека начал работать. Людей становилось все больше. Появлялись новые сильные народы, которые перепахивали окружающий мир, заставляя природу служить своим потребностям.
 Лишь только природа упрямо не желала отдаваться под потребности людей. Мать земля жила своей жизнью. Со своими циклами и порядками, не сильно беспокоясь о том, насколько хорошо они соотносятся с нуждами мира людей. Период, когда общая влажность на всей земле резко понизилась, привела к засухам и неурожаям. Во многих странах урожаев не было десятилетиями. Многие племена были вынуждены сняться с обжитых мест и вновь вернуться к кочевому образу жизни. Целые народы покидали свои города и вторгались в земли соседей, которые сами едва сводили концы с концами.
 Конфликты стали неизбежны. В долине реки Инд, под натиском одного из таких кочующих племён, названных ариями пало могучее государство. Труд огромного числа людей был разграблен и развеян по ветру. Узнав об этом Человек поспешил туда, дабы увидеть, каким образом варвары смогли одолеть устроенный им мир, твёрдо стоявший на утверждённых им столпах Знания.
 Ариями оказалось племя потомков титана Япета, которые осели в азиатских степях. Там, в суровых условиях севера они вели кочевой образ жизни, перемещая свои стада по бескрайним просторам, и тогда ещё ариями, строго говоря, себя не называли. Они тогда ещё никак себя не называли. У них вообще с названиями было плохо. Кочевой образ жизни плохо соотносится с понятиями Знания, и, вскоре после исхода титанов, племена будущих ариев просто одичали, зажив удалой жизнью лихих кочевников в широком поле. На этом бы и закончился рассказ о них, если бы там, в степи, будущие арии не встретили и не приручили животное, которое навсегда изменило их судьбу, открыв дверь в большую историю.
 Азиатские степные лошади. Они были быстры, сильны, выносливы, но главное они полюбили людей. Эти отзывчивые и умные животные будто ждали их появления, подчинившись человеческой воле легко и с радостью. Оседлав лошадей, племена ариев приручили их силу, увеличив в разы ареал своего обитания.
 Когда великая засуха и голод согнали ариев с привычных мест, они отправились на юг. Там народ степей столкнулся с уже многочисленными к тому времени народами мира Адама, которые, увидев рослых, сильных людей со слегка раскосыми глазами, едущих верхом на невиданных прежде благородных животных, так и прозвали их - Арии, то есть - благородные. Однако дикое племя по-своему восприняло этот вежливый жест южан, посчитав, что благородное имя наделило их правом безнаказанно грабить города и поселения мира Человека. Когда на защиту от диких варваров выступила армия ополчения, оказалось, что она не способна противостоять вооружённой коннице, появляющейся на поле боя как вихрь, и разбивающей наголову любое пешее построение. Города оказались бессильны, и орда диких кочевников, как саранча, обрушилась на первые сочные ростки индийских государств.
 Когда Человек прибыл в Мохенджо-Даро - город, основанный им в первое кругосветное путешествие, спасать там уже было нечего. Город захватила дикая орда и сейчас в нем царили грабёж, насилие и мародёрство. Адам чуть не плакал, видя во что превратили варвары древнейший, прекрасно спланированный индийский город.
 Разрываемый праведным гневом он явил захватчикам ярость, заряженную всей мощью вселенной.
 Белый горячий дым, который был в тысячу раз более ярким, чем солнце, поднялся в бесконечном блеске и появившиеся из него тысячи холодных, активных шаровых молнии сожгли город дотла. Страх и ужас, вселившиеся в ариев при виде такого чуда смерти, склонили их буйство к ногам Человека. Выжившие после такого разрушительного явления, встали под знамёна бога ужаса, поклявшись ему в верности до смерти. Сперва Адам хотел перебить все виновное племя, но, увидав вблизи всадников, позабыл о мести и зачарованно наблюдал за прекрасными животными, которые несли на себе рослых седоков. А когда он увидел запряжённые лошадьми колесницы, то восторженно улыбнулся. Впервые со времён Ламеха Адам видел перед собой столь совершенное оружие смерти, которое являло бы собой столь сложное и, в то же время, функциональное воплощение человеческой мысли. Ради этой чарующей картины он пощадил дикарей.
 Встав во главе арийских всадников Человек, на золотой колеснице, запряжённой квадригой гнедых скакунов, триумфально вернулся в Вавилон. В этой новой столице народа амореев, над Камнем Сияния, цари Вавилона выстроили Зиккурат Этименанки - Дом, где сходятся небеса с землёй. Это была величественная пирамида с храмом на вершине, посвящённым великому праотцу, имя которого носил нынешний царь Вавилона - Хаммурапи. Там, на вершине Зиккурата, приняв от царя и народа положенные формы богопочтения, Адам даровал царю Вавилона первый написанный свод Законов, регулирующий отношения между царём, храмами, государством и, впервые, каждым отдельным членом общества. Свод первых писаных правил был объявлен обязательным к исполнению по всему миру людей.
 Для установления его верховенства армия арийских колесниц пронеслась смерчем по Междуречью, Элламу и Ассирии, после чего достигла земель скалы праотцов. Теперь эту страну населяли потомки титана Хена, которые и дали имя стране – Ханаан. Там многочисленные разрозненные племена с готовностью примкнули к полчищу великого праотца. Вскоре многотысячное войско, ведомое в бой мрачным богом войны и ужаса, пришло в Египет.
 Страна Пта так же переживала не лучшие времена. Династия фараонов, которых Адам рукоположил ещё с Абрамом, прекратилась. Великие кормчие Египта не заметили, как власть над двойной короной вновь утекла у них сквозь пальцы. Главным бенефициаром этого события летописцы сделали одного симитского юношу, по имени Иосиф.
 Мальчиком он попал на службу к начальнику дворцовой стражи фараона, где вскоре оказался уличён в любовной связи с женой царедворца и угодил в тюрьму. Но в заключении Иосиф не отчаялся и сумел оттуда выбраться. Да не просто выбраться, а дослужиться до должности распорядителя продовольствия при дворе фараона. К моменту, когда страну Пта постигла великая засуха, в руках Иосифа сконцентрировалась огромная власть - делить и распределять продовольственные пайки в голодное время. За норму в бурдюк пива, два кувшина воды и двадцать хлебов, люди отдавали дома, поля, оазисы и целые поселения вместе с жителями, которых все равно нечем было кормить. Поначалу такая судьба была уделом лишь бедных слоёв населения, но затем и вельможи понесли свои дома и земли в обмен на еду. Лишь жрецы храмов, невольные самостоятельно распоряжаться землёй и обречённые на голодную смерть во имя Знания, оставались собственниками наделов в некогда плодородных полях долины Нила. Но Иосиф решил и эту проблему, женившись на дочери верховного жреца храма Амон-Ра в Гелиополисе. Таким образом власть в Верхнем и Нижнем Египте сконцентрировалась в руках одного крайне предприимчивого молодого человека.
 Тем не менее в Египте еда была, хоть и стоила она целое состояние. Когда об этом стало известно в окрестных землях за хлебом к фараону потекли орды из Ханаана, Финикии, Крита и островов Эллады. И однажды приехав в эти богатые земли, уезжать обратно никто уже не захотел. Тем паче что Иосиф не отказывал в их продаже своим кровным родственникам и землякам, особенно если они приносили с собою золото, столь полюбившееся великим кормчим Египта.
 Прибывших племён стало так много, что они заселили все земли Нижнего Египта, которые египтяне вынуждены были уступить Иосифу. Нарастало напряжение, которое вылилось в распад единого государства. В Верхнем Египте, в пришедших в полный упадок Фивах, с ничтожным войском и запасами, правил фараон старых богов. Далее, вниз по течению, города и номы либо вообще не признавали верховной власти, либо подчинялись правителям-семитам, заполонивших Нижний Египет, и называемых египтянами гиксосы, или цари-пастухи.
 Полную гибель Египта остановил Адам. Как ужасный египетский бог песчаной бури и войны Сет, он во главе многотысячного войска, запряжённого арийскими колесницами, обрушился на дельту Нила. Сместив властителей и ставленников Иосифа, Адам поставил правителем безжалостного арийского военачальника Салитиса, доказавшего в боях с противниками человеческого бога свою преданность. На пограничной земле восточной дельты, в провинциальном поселении Аварис Адам основал военную крепость с хорошо защищённой гаванью и высокими толстыми стенами. Аварис быстро превратился в новую столицу вновь воссозданного Египта границы которого отныне простирались от истоков Нила вплоть до Крита и островов Эллады.
 На острове близ столицы был построен грандиозный храм, где в тёмном помещении, куда не проникал солнечный свет, на высоком золотом троне, озаряемый неверным светом светильников, в дыму жертвенных курений и нескончаемых потоков пива восседал мрачный бог Египта. Лишь верховному правителю было дозволено приступать к нему для докладов о состоянии дел в мире людей.
 - О, великий бог ужаса, - докладывал он, - я принёс тебе вести из солнечного мира. Наш верный флотоводец только что прибыл из экспедиции в Анатолию. Там вновь восстали горные племена, бунтующие против твоей воли. Наши авангарды уничтожены, но благодаря колесницам, мы снова загнали этих мерзавцев в их норы в горах. Так же благодаря деятельности нашей новой тайной службы, нам удалось ослабить фиванских номархов, которые смеют называть себя фараонами Египта, и на время утихомирить юг. Ещё мы ведём переговоры с нашим вассалом царём Куша, чтобы он активизировал свои действия против Фив, ослабив их до поры. Так же наши гонцы доносят до нас дурные вести с Крита, где царь Минос был уличён в поддержке пиратов, атаковавших наши караваны, что срывает строительные планы в Аварисе. Нанесён значительный ущерб. Нам даже пришлось приостановить росписи дворца верховного правителя. Из Ханаана так же пришли тревожные вести о...
 - Хватит! - окрик сидящего на троне усилила протяженная отрыжка. Салитис упал лицом в пол, раскинув руки в стороны, и по спине его пробежал леденящий холодок. В наступившей тишине было слышно лишь тяжёлое дыхание Адама. Он взирал из темноты на склонившегося пред ним верховного правителя.
 - Скажи нам, Салитис, почему люди не хотят мириться с нашими повелениями? Разве наш Закон несправедлив? Почему наши дети восстают против его торжества, чиня повсюду такие бесчинства?
 Салитис поднялся, отряхнулся и снова склонился перед троном.
 - Люди глупы, великий бог. Глупы, ленивы, невежественны и неблагодарны. Они не понимают благо, которое несёт им твой Закон. Не понимают, что он защищает их, заботится о них, и помогает. Они не хотят работать для него! Посмотри на этих ленивых бездельников, что расплодились тут по всей дельте. Их тысячи - евреи, хетты, сирийцы, критяне, и все они хотят есть-пить и жить в каменных домах! Но рыть каналы, строить дамбы, возделывать поля и служить в армии они не хотят. Ленивые дармоеды! Будь моя воля, я бы приказал всех уклоняющихся от общественных работ стегать нагайками, а недовольных отправлять на перевоспитание в крепость Шарухен. Там в палестинских болотах они бы быстро научились любить Закон. Они ведь не уважают тебя, мой бог, поэтому неуважительно относятся к твоему Закону. Вот если бы они боялись отнестись к нему неуважительно, тогда эти мерзкие бунтари сто раз подумали бы, что лучше для них - поработать мотыгой и получать за это свой паек, или сгнить на каторге в Шарухене!
 Салитис замолчал и с тревогой стал всматриваться во мрак, стараясь угадать какое действие произвела его речь на великого праотца. Адам сделал несколько глубоких глотков из пивного бурдюка, рыкнул отрыжкой и задумался, оперев подбородок о кулак.
 - Хм, про недовольных в лагерь Шарухен, это ты интересно придумал. Нам нравится твоё предложение. А ещё, хорошо бы число недовольных сократилось в столице и окрестностях в момент их появления. Как это обычно делается? Мы что-то запамятовали.
 Верховный правитель поклонился ещё ниже.
- Положись на меня в этом, мой бог. Воды Нила помогут нам.
 И на подчинённой территории установилась диктатура сурового Закона жестокого бога Сета. За его соблюдением были поставлены надсмотрщики, которых с детства воспитывали в строгости и нетерпимости к его врагам.
 Для укрепления столицы все караванные суда и маршруты облагались налогом в пользу казны Авариса. Все удельные правители должны были присылать дань, размеры которой год от года увеличивалась. Пришедшие по приглашению Иосифа пастушьи палестинские племена были обращены в рабство и насильно направлены на обширные строительные работы по всей дельте Нила, от побережья до города Гелиополиса, где начались грандиозные работы над местом расположения солнца на карте Последнего дня мира людей.
 А в это время в Луксоре одна погребальная церемония двинулась за запад по аллее сфинксов в храм Амон-Ра. Жрецы Анубиса несли саркофаг фараона Таа Секененра, жестоко убитого поборниками Закона Сета, борьбу с которыми всю свою жизнь вёл фиванский фараон. За жрецами шла жена фараона царица Яххотеп с малолетним сыном Яхмосом и их вооружённая охрана темнокожих воинов из ливийских пустынь, ибо собственная армия фараона была накануне разгромлена колесницами верховного правителя.
Когда процессия достигла колонного зала жрецы Анубиса затянули молитвы.

 - Мой рот открыт Птахом,
   Мой связанный рот освободил мой бог.
   Тот пришёл и полностью обеспечил заклинаниями,
   Он освободил меня от Сета, связавшего мои уста,
   Атум дал мне руки,
   Они как мои защитники.

 В зал вошёл приёмный сын Яххотеп Камос. Подойдя к царице, он поклонился ей и обнял ее. Затем, присев, обнял маленького Яхмоса.
 - Мосе, сынок, я рада тебе! - Яххотеп ласково сквозь слезы посмотрела на рослого семита, одетого в египетские одежды. Давно, когда 12-летнией девушкой она проходила тайные обряды инициации царской дочери в храме Гелиополиса, Яххотеп нашла в зарослях тростника на берегу Нила брошенную корзинку с мальчиком. В то время верховный повелитель Салитис издал указ, в котором приказывал топить в реке младенцев мужского пола непокорных правителю племён. Воды священной реки тогда приняли в себя немало детских душ. Яххотеп пожалела ребёнка, и забрала с собой во дворец в Фивах. Усыновив его, она дала мальчику имя Камос, что значит Рождённый Ка, но в близком кругу звала его коротко - Мосе. Когда Яххотеп вышла замуж, новый фараон отправил пасынка учиться в Гелиополис. Там, в школе храма Атона Мосе постиг Знание, и овладел тайным искусством древневосточных магов. Но связать себя узами с гелиопольским жречеством он не успел. Взыгравшая палестинская кровь втянула Мосе в опасную историю с убийством надсмотрщика-арийца, который чинил расправу над еврейским рабом. Его обвинили в мятежных настроениях, и Мосе вынужден был бежать в синайскую пустыню, где провёл много лет скрываясь от преследования.
 Там он узнал о начале освободительного восстания против владычества арийцев, которую поднял его отчим, фараон Секененра. Возглавив племена кочевников-семитов, недовольных жёстким правлением Сета, Мосе вышел на помощь войскам фараона Секененра, но сумел дойти с ними лишь до первых блок-постов. Колесницы нового верховного правителя Апопи разбили войско Секененра, и принудили восставшие племена вернуться в пустыни из которых они поднялись. Сам фараон Секененра пал на поле боя, и лишь мужество преданных фараону воинов позволило вынести тело поверженного царя, похоронив его по установленному старыми богами Египта обычаю. Мосе едва успел к похоронам, и терзался теперь между чувством скорби по погибшему отчиму и желанием поквитаться с ненавистными арийцами. Яххотеп смотрела с благодарностью и надеждой на него.
 - Какие новости ты принёс с собой из изгнания?
 - Из Ге-гелиополиса, матушка. - Мосе страдал недугом заикания, доставшимся ему в память о жестоком младенчестве. - П -перед тем как прибыть в Фивы я на-навестил своих братьев, из еврейского сопротивления в ге-Гелиополисе.  Они примкнут к нам, если ты станешь во главе войска освобождения, пока Яхмос не подрастёт.
 Яххотеп обняла маленького сына.
 - Нет, Мосе, я не могу. - скривив рот, она помотала головой. - Кто я? Слабая женщина с маленьким мальчиком на руках. И ты предлагаешь мне идти против колесниц арийцев? Видел бы ты, что они сделали с твоим отцом, да отверзет его очи Анубис! Что я могу? Армия и флот разбиты. Людей, которых ты видишь в храме - это вся наша армия. И ты предлагаешь идти с ней на Аварис?
 - Ты царица Египта. Бо-боги будут с тобой, матушка.
 - С чего вдруг? - царица горько усмехнулась. - До сего дня они не сильно благоволили мне.
 Мосе взял за плечи Яххотеп и пристально посмотрел в глаза.
 - Я это знаю точно. В горах Синая мне было я-явление. Будто куст горящий в огне, из которого со мной говорил голос. Он дал мне по-повеление покончить с царством Се-сета.
 Яххотеп дотронулась ладонью до его лба.
 - Это твоё Ка говорит с тобой, Мосе. У тебя мощное духовное начало, я это почувствовала, когда достала тебя младенцем из вод священной реки. Боги будут благоволить Египту, пока ты будешь с нами, сынок. Твой Ка - дух вечного порядка, вещающий тебе правильный путь. Если кому и надлежит продолжить борьбу фараона Секененра, то это тебе, Камос. Но я печалюсь и боюсь твоей судьбы, сынок. Как ты собираешься противостоять этим страшным колесницам? Чем защитишься от ярости Сета?
 Мосе хитро улыбнулся.
 - Жрецы Ге-гелиополиса предсказали скорый конец главенству Сета в Египте. К ним прибыли их собратья из Крита, которые принесли весть что подземный бог в Санторине пробуждается, готовый выйти на поверхность и сразиться с силами порядка ве-верхнего мира. Его мощь будет так велика, что противостоять ему не смогут все колесницы се-Сета. Мои братья из еврейского сопротивления вошли в сговор с посольством Крита при дворе в а-Аварисе. Мы организуем во-восстание, которое отвлечёт на себя войска а-ариев, и уведем их в пустыню, где их ждет смерть. Подкрепления им ждать будет не от куда, и тогда ты, во главе освободительной а-армии, сможешь изгнать а-ариев, которые без колесниц и лошадей не окажут тебе значительного со-сопротивления.
 - А что станет с тобой? Ведь и ты падёшь там, где сгинут колесницы ариев?
 - Го-голос в огне сказал, что он пребудет со мной, защитит от ярости Се-сета, и дарует новое имя.
 - Твой план больше походит на безумие, Мосе. Допустим, ты обманешь верховного правителя, и он выйдет за стены Авариса преследовать тебя в пустыню. Но как ты надеешься переманить на свою сторону Сета? Он сидит во мраке своего храма, и уже много лет не появлялся на людях. Именно он главная сила ариев, а не колесницы. Пока он будет сидеть в храме на троне ярости, мы никогда не возьмём Аварис, и не изгоним ариев. Думаешь ты сможешь заставить его покинуть свою обитель ужаса и последовать за собой в пустыню?
 - Думаю смогу, ма-матушка. - Мосе нахмурил брови и сверкнул глазами. - Го-голос в огне сказал, у Сета есть одно слабое место. Если бить туда, он поддастся. К тому же жрецы в школе Ге-гелиополиса научили меня кое-чему.
 Он бросил свой посох на пол, и к ужасу всех присутствующих посох превратился в огромную кобру, которая, распустив капюшон, с шипением поднялась перед царицей. Но Яххотеп не испугалась. Она сняла с головы золотой царский Урей и бросила его перед собой. Под вздох изумления окружающих Урей тоже превратился в змею. Обе кобры,, поднявшись в боевую стойку, медленно покачивались друг перед другом. Затем кобра Яххотеп медленно склонилась перед коброй Мосе и вернулась к ногам хозяйки, вновь обернувшись золотой короной фараонов, а Мосе взял кобру, и в его руке она вновь стала посохом.
 - Воистину, боги Египта избрали тебя Камос, передав кормило правления своей страной. Займи место в стане правогласных фараонов и избавь Нил от злых духов пустыни, поработивших их дом. Иди, сделай, то что задумал, и да помогут тебе все боги Египта воздать по заслугам злу за зло.

  - Это ужасно, великий бог! Вначале вся вода стала красной как кровь, и такая же отвратительная на вкус и на запах, потому что вся рыба в ней передохла. А потом весь гнус выбросило на берега и в нем отродилось столько жаб, мошек и мух, что от них не было спасенья даже в постели. Бррррр. Мерзость! - верховный правитель Апопи, стоя перед Адамом в его храме брезгливо передёрнулся. - А ещё потом он наслал пыль, которая вызывает нарывы ожоги и мор на весь наш скот, и всех жителей Авариса, так что у нас передохла вся скотина, а в городе не осталось ни одного здорового мужчины. А в довершении с неба пошёл дождь из огня и льда. Это было ужасно. Только мы вышли подсчитать убытки, как он призвал восточный ветер и с ним на остатки наших полей прилетели полчища саранчи, которые за день оставили голую пустыню на месте зелёных полей. Мы на грани разорения - у нас нечем кормить солдат! А теперь он ещё и солнце скрыл! Третий день как снаружи не светлее чем в твоём храме, великий бог. Я клянусь тебе, Сет, твоим справедливым гневом - этот Мосе злой демон южных пустынь! Или могущественный колдун, ведь никто прежде не мог сотворить ничего подобного. Кроме тебя, разумеется, о, великий бог.
 В тёмном храме Сета стало холодно. Было слышно, как с золотого трона Адам скрежещет зубами.
 - Ты болван, Апопи! Болван и кретин, а твой Мойша - плут и проходимец, каких свет не видывал! Он тебя провёл вокруг пальца, как сопливого мальчишку. Ничего он не насылал, и никаких козней не существует. По крайней мере не он их строит. В море, на острове что за Критом, взорвался мощный вулкан. Из земли поднялся столб дыма и пепла высотой с Фаюмский оазис. Из разодранной плоти земли вышли газы, которые отравили всю воду, окрасив ее в кроваво-красный цвет. Это привело к самовыбрасыванию на берега умирающих рыб и жаб. Подземная активность всколыхнула также болота в рукавах Нила, подняв в воздух мух, мошек, и саранчу, которые заполонили поля. Взорвавшийся вулкан был такой силы, что выброшенные им в атмосферу камни и пепел разлетелись по всему Средиземноморью, так что осадками упали даже в Аварисе, а теперь волна густого пепла, окутавшая землю из жерла вулкана, скрыла солнечные лучи, но уже завтра тьма рассеется. Вот и все! И нет здесь никаких козней. Только почему мы все это объясняем тебе? Это явление должны были предсказать жрецы в Гелиополисе, и упредить последствия! Для этого мы и наделили их нашим Знанием. Они предупреждали тебя, Апопи, об извержении вулкана?
 Даже в темноте было видно как верховный правитель побледнел.
 - Нет, великий бог, они ничего не сказали! Мосе переманил всех жрецов Гелиополиса на свою сторону, пообещав, что если к власти придут фиванские фараоны, то они проведут реформу, после которой бог Атон вновь станет главным Ра Египта, а жрецы Атона получат значительные привилегии. Он великий маг, Сет! Он свой посох у меня на глазах превратил в гигантскую кобру, которая чуть не сожрала меня, я клянусь тебе твоим престолом!
 - Старые халдейские штучки! -  сказал Адам и сплюнул. Он  подошел к стоящему пред ним светильник и помочился на него. Светильник вспыхнул и заколыхался.
 – Особый металл и силы земли, -  с пьяной небрежностью сказал Человек. - Очень сложная формула Знания. Но, если овладеть ею, получится крайне занятная вещь...
 Он поднёс к светильнику руку, и светильник стал раздуваться, преобразуясь в диковинные морды, которые, хищно скалясь, глядели на Апопи. Наигравшись, Адам бросил светильник к ногам обмочившегося верховного правителя.
 - Производство чересчур сложное, а пользы, кроме как игрушки для жрецов, пока не нашлось. Так что здесь, как видишь, тоже нет никакой магии.
 Апопи с недоверием посмотрел на лежащий у его ног светильник, и, на всякий случай, отошёл подальше.
 - Мосе собрал вокруг себя лидеров беднейших слоёв населения Авариса, включая рабов, каменщиков, художников и музыкантов, мелких жрецов, женщин, что торгуют собой и их детей. Он требует, чтобы я отпустил весь этот сброд в синайскую пустыню и на три дня освободил их от общественных работ. В противном случае они грозят бунтом! -  продолжил Апопи и покачал головой. - А положение очень нестабильное: концентрационный лагерь в Шарухене переполнен и палачи не успевают казнить недовольных; население Авариса в панике; начальник тайной службы сообщил о том, что в Фивах Мосе венчался Белой короной Верхнего Египта, как названный сын поверженного Секененра с именем Камос, и царица-мать Яххотеп вновь собирает войско. Многие наши вассалы - Крит, Кипр и прочие народы моря переходят на ее сторону...Вся надежда лишь на тебя, Сет. Твоя империя Закона под ударом!
  Адам зарычал и топнул ногой. Какое-то время он посидел неподвижно, а затем порывисто встал и, изрыгая проклятия, направился в царский дворец.
  В большом приёмном зале царского дворца в Аварисе было много людей. Начавшийся разливом Нила новый год принёс в гавань столицы гостей и послов со всех краёв обитаемого мира. Они привезли дань и подношения явившемуся людям после многолетнего укрытия великому богу. Апопи нарочно постарался с пышностью приёма, для того чтобы скрыть перед послами народов шаткость арийского положения в Египте.
 На высоком золотом троне, перенесённом из храма Сета, глядя пьяным прищуром на приходящих сверху вниз, восседал сам чёрный бог. Ниже, у ног Сета, стоял престол великого повелителя Апопи. Совсем внизу располагались начальник тайной службы, музыканты-критяне, и вооружённая стража верховного повелителя. К их ногам гости слагали подношения, дань и подарки. Наконец, в Белой короне фараонов Верхнего Египта и посохом в руке, в зал вошёл Мосе, появления которого с нетерпением и трепетом ожидал весь двор, включая сидящего на троне Адама.
Человек закинул ногу за ногу.
 - С чем ты пожаловал к нам, Мойша?
 Мосе поклонился, не ответив. Он взглянул вполоборота на стоящего за ним семита, который встал рядом и сказал.
 - Так говорит Адонаи, бог Авраама: «Долго ли ты не смиришься передо мною, Самаэль? Отпусти народ мой, чтобы он совершил мне служение! А если не отпустишь, то...
 - Да как посмел, ты, раб, дерзить богу, прикрывшись чужим именем?! - Адам топнул ногой и по залу потянуло невесть откуда взявшимся сквозняком. - Ты пришёл в наш в дом, и смеешь в нем грозить нам?! Передайте это своему богу! Египет - наш священный дом в нашем священном мире. И в этом мире только мы решаем кому быть богом, кому фараоном, а кому месить глину с навозом на строительстве отхожих каналов! Вас никто сюда не звал, евреи. Вы хотели себе землю в Ханаане - мы вам даровали землю в Ханаане. Но ваш бог не защитил вас от голода, и вы пришли в Египет! Пришли сами, добровольно, и, воспользовавшись нашим гостеприимством, уютно устроились в египетских городах, которые наш народ построил по нашему Знанию и Закону. Заметьте евреи, Закону не вашего бога, а Закону Маат и Знанию Гора! Но раз уж вы живете благами враждебной вашему богу цивилизации, то платите за это! Что, нечем платить? Тогда идите работать!!! - могучий окрик Сета эхом разлетелся во все стороны. - Работа сделает вас свободными и без шастанья по пустыням! А теперь прочь с наших глаз, и не портите нам новогоднего веселия! День, когда мы ещё раз увидим ваши семитские рожи во дворце, станет вашим последним днём!
 Мосе мрачно ухмыльнулся.
 - Как сказал т-ты, так и будет.
 Плюнув на пол, он вышел из тронного зала.
 
 На пристани было тихо. Весь Аварис был у дворца Апопи на новогоднем представлении. Мосе, в сопровождении кузена Аарона, с которым он говорил перед Сетом, поднялся на торговую барку. На ней под видом фиванских купцов приплыли чернокожие наёмники-маджаи, нанятые фиванским фараоном для борьбы с ариями.
Не зажигая огней, заговорщики извлекли из бочек с пивом мечи и кинжалы, вооружив темнокожих убийц.
 - Сколько наших лю-людей в Аварисе сейчас? - негромко спросил Мосе у Аарона.
 - Много брат. Если поднять всех задействованных на стройках, это около трёхсот тысяч душ. Ещё больше тысячи семей наших братьев с Крита и людей моря. Десятки тысяч братьев внутри Авариса готовы присоединиться к нам, когда все начнётся. Они готовы открыть ворота, и ликвидировать стражу.
 - Хорошо б-брат. А что с кораблями из Фив?
 - Барки, со спрятанными в них лучниками, под видом торговых судов из Нубии ждут разрешения гелиопольских жрецов, чтобы отбыть в Аварис. Скарабеи с печатями Апопи, на всякий случай, жрецы им оформили.
 - Да будет так. Когда все начнётся, и истинный бог восстанет судить ложных арийских богов, наши братья из храмов Гелиополиса дадут знак начать осаду Авариса. В ночь перед сим ты, Аарон, должен передать братьям в Аварисе и окрестностях мои слова. Так говорит Адонаи, бог Авраама: "Пусть в каждом доме, верном слову бога Авраама, возьмут себе одного агнца, по одному на семейство, и хранят его до дня, в который явится Господь силы. Вечером того дня пусть заколет его все собрание верных. И пусть возьмут от крови его, и помажут все косяки дверей в домах, где будут есть его. Ешьте же его так - пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших. И ешьте его с поспешностью: это - Пасха Господня. А я в сию самую ночь пройду по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота. И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь. И увижу кровь, и пройду мимо вас, и не будет между вас язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую. А вы никто не выходите за двери дома своего до утра".
 В ночь четырнадцатого дня первого весеннего месяца ниссана, на второй год своего правления, фараон Верхнего Египта Камос обрушил месть порабощённого дома богов на своих врагов. Для фараона это была ещё и личная месть арийцам, жаждущих убийства Мосе с момента его рождения. В белой короне, во главе отряда воинов пустыни он проник в Аварис и учинил там кровавую расплату. С ножами в руках они врывались в дома спящих египтян и вырезали всех первенцев мужского населения в каждом доме, не помазанных кровью жертвенного агнца на косяках дверей. Чернокожие ангелы смерти тихо проникали во двор, умерщвляли собак, чтобы те не подняли тревогу, и, так же тихо входили в спальни. Один взмах ножа, и вот ещё одна душа принесена в жертву мстительному богу. К утру в Аварисе не осталось ни одного дома, где бы не пролилась кровь. Население столицы накрыл панический ужас от постигшего их горя и несчастий, свалившихся на них. Страшный бог Мосе подчинил их подавленную волю, и когда Мосе приказал всем, чьи дома смерть прошла мимо в эту ночь, забрать в поражённых домах все золото, серебро, ценную одежду и остатки провианта, и отнести их на фиванские барки, пришвартованные в гавани Авариса, усмирённые горем и страхом жители не сопротивлялись. Когда был ограблен дворец Апопи, и все богатство арийской столицы было погружены на корабли, Мосе приказал покинуть Аварис.
 С богатыми трофеями фараон Камос вернулся в Фивы, где установил памятную стелу о своём страшном подвиге. В память о нём, стела повелевала каждый год праздновать этот день, как день возрождения Египта.
Но сам Мосе праздновать не планировал. Он знал, что нанеся такое глубокое оскорбление Апопи, в доме которого Мосе собственноручно, прямо в кровати, зарезал его первенца, он раздразнил до бешенства арийского быка. Оправившись от первого шока Апопи, не дожидаясь благословения бога-покровителя Сета, водрузил на себя кроваво-красную корону фараонов Нижнего Египта, и выдвинул против Фив армию колесниц, способных сравнять с землёй весь непокорный Верхний Египет. Он запретил брать пленных, а для нанесения максимального урона велел на колеса колесниц прикрепить длинные стальные лезвия, которые, врезавшись в толпу на полном ходу, перемелют непокорных.
 Верхнему Египту, по-прежнему не обладавшему ни лошадьми, ни колесницами, противопоставить было нечего. Торжество в Фивах сменилось паникой. На Мосе поднялся ропот.
 Чтобы не допустить раскола в и без того нестройных фиванских рядах, Мосе решился на отчаянный манёвр. В Карнакском храме он тайно передал атрибуты власти малолетнему сыну Яххотеп Яхмосу, поставив его помазанным наследником Верхнего Египта и сделав Яххотеп регентом при нем. В Луксоре жрецы Анубиса прочли магическую книгу, после чего фараон Камос официально перешёл в стан правогласных фараонов в стране Осириса. Деревянный саркофаг фараона с именем его Ка был погребён в небольшой гробнице в царском акрополе Луксора.
 Мосе, понимая, что больше никогда не увидит свою царственную приёмную мать, тепло простился с ней. После чего, облачившись в одежды верховного жреца единого бога, чьё имя было запрещено произносить, объявил срочную эвакуацию своей столицы. Вместе с жителями Фив город покинули также все те, кто после пасхальной ночи бежал с Мосе из разграбленного Авариса. Ведомые его посохом они прошли древним караванным путём через пустыню и вышли к побережью Красного моря.
 В тот день вулкан Санторин в Эгейском море повторно сотряс землю, и столб огня и дыма зажегся путеводным маяком перед изумлённым народом. Мосе, увидев в этом знак, повёл людей ему навстречу вдоль побережья, и таким образом им удалось обойти карательную армию Апопи с востока. Апопи, узнав от разведчиков, что Мосе ускользает от его мести повернул колесницы к побережью, и догнал беглецов у Баал-Цефона. Зажатым между морем и колесницами людям Мосе было некуда укрыться, и резня казалась неизбежна.

  А в пустом тронном зале дворца в Аварисе, всеми оставленный, кроме головной боли от жутчайшего похмелья сидел Адам.
 Неслыханный скандал, который устроил Мосе перед послами всего обитаемого мира, при всех оскорбив великого бога и праотца, нанёс Человеку сокрушительный удар. Публичное оскорбление в собственном доме! Такое вынести было невозможно и Адам с трудом смирял в себе ядобога. Лишь боязнь разрушений в только что завершённом художниками из Эллады царском дворце спасла Мосе от сиюминутной его расправы. Ну а после оскорбления, когда Мосе поспешно удалился, момент был упущен. Поражённые бездействием бога гости поспешили разойтись. На утро дворец спешно покинул разъярённый Апопи, и Человек остался наедине с оскорблением и своими мыслями.
 Он уже не ходил по залу, исторгая огонь ярости своим дыханием, и не разбивал каменные идолы. Он сидел, мерно покачиваясь на своём золотом троне, и молча глядел на дым курений, поднимающийся перед ним. Человек вспомнил, как точно также сидел перед огнём Каин, когда вернулся после убийства Авеля. Как и тогда, сейчас в разграбленном Аварисе выли собаки. Адам закрыл глаза ладонями, пытаясь успокоить табун безумных мыслей в своей голове.
 "Позаботься о них" - шёпот этих слов вдруг явственно прорвался сквозь шум призывов к отмщению. Из этого шёпота появилось хлопанье крыльев, и, открыв глаза, Адам увидел, что к нему летит почтовый голубь тайной службы верховного правителя. На его лапе Человек прочитал послание, где бога Сета уведомляли о том, что два фараона Египта стоят напротив друг друга в Баал-Цефоне, готовые схлестнуться в смертельной схватке.
 "Позаботься о них" - проворковал Адаму почтовый голубь, подмигнув великому праотцу одним глазом.

 В вихре песка на колеснице, запряженной квадригой отменных скакунов он примчался к враждующим, и стал между ними.
 - Остановитесь, дети мои! - приказал Адам и развёл их руками. - Я приказываю вам прекратить это безумное братоубийство. Ни один из вас не может носить корону Египта по праву рождения! Власть фараона дана вам лишь по нашей воле, ибо только мы есть истинный Ра и хранитель Египта. И мы повелеваем вам сложить оружие, забыв прежние обиды. Обнимитесь, ведь вы же братья! Евреи, египтяне, финикийцы, хетты, все вы - наши дети. И земли нашего мира в равной степени являются домом для каждого из вас. Забудем, дети мои, старые обиды, оставим месть неразумным тварям. Вы же люди! Мы можем все обсудить и мирно уладить все разногласия. Бросайте ваши стрелы и возвратите мечи в ножны. Обнимитесь, братья!
 На мгновение показалось, что его слова достигли ушей враждующих. Апопи опустил занесённый меч, а Мосе посох. Вокруг воцарилась тишина, и в воздухе, робким ароматом свежего озона, повеяло миром. Но тут в спор в доме Человека решила вступить та, чьё мнение никогда никого не интересовало.
 Мать земля возмущённо ахнула и пространство сотрясла взорвавшаяся гора Синай. Новый вулкан был ещё мощнее вулкана в Санторине. Огненный столп взмыл в небо и мощнейшее землетрясение сотрясло поверхность земли от Аравийского полуострова до Альпийских гор. От подземных толчков поползли расщелины. Позади и спереди враждующих сторон взмыли в небо два столпа пламени, сверкая рождающимися в них штормами. И к этим столпам, как по чей-то невидимой воле, устремились все мировые воды, поднимаясь высокой стеной справа и слева от людей.
 Даже Адам, повидавший за свою бесконечно-долгую жизнь немало эффектных картин буйства природы вселенского масштаба, зачарованно наблюдал за вырвавшимися на свободу неукротимыми стихиями. Прочие люди, побросав оружие, попадали на колени и стали молиться своим богам. Лишь Мосе ничуть не смутился увиденным, будто ожидал чего-то подобного. Высоко подняв посох, он смело устремился по образовавшейся отмели на дне Красного моря, прямо к огненному столпу Синая. За ним устремился его брат Аарон. Вначале робко ступив на влажную отмель, он затем уверенно топнул ногой, и призывно поднял руку. По его команде в движение пришёл весь лагерь Мосе. Они с криками устремились в открывшийся проход к противоположному берегу.
 Апопи на время растерялся. Как зачарованный, он переводил немигающий взгляд то на столп позади себя в Санторине, то на вулкан в Синае перед собой. Поднявшийся шум усугубил сильный ветер налетевший с востока, и подгонявший убегающих по дну моря мятежников. Тут до Апопи дошло, что его подло обманули, и виновники гибели его сына уходят от возмездия. Он вскочил на колесницу, отстранив в сторону ошарашенного великого праотца, и пустился в погоню, решив совершить свою месть при красочных декорациях. Вслед за великим повелителем на колесницы села его армия и бросились преследовать своих жертв. Но тяжёлые колесницы вязли в болотистой почве, освободившегося от скрывавшегося целую вечность морского дна. Достигнув середины отмели Апопи с ужасом заметил, что не может догнать бегущих, и лошади уже выбились из сил тащить увязшие в иле тяжелые колесницы.
 Едва Мосе достиг противоположного берега, санторинский вулкан умолк, провалившись вглубь, и в море понялась волна, высотой с провалившуюся гору. Она со скоростью ветра устремилась на встречу другой волне, поднявшейся на противоположной стороне в Красном море у вулкана горы Синай.
 Апопи приказал поворачивать обратно, но было поздно – арийские колесницы оказались в западне. Тогда он поднял руки к небу и стал выкрикивал проклятья в адрес Мосе и его потомков, но схлестнувшиеся волны поглотили фараона под суровым взглядом пророка.
  Все произошло столь стремительно, что Адам простоял, открыв рот, наблюдая как пучина поглотила красную корону Апопи, вместе со всеми колесницами. В таких муках возрождавшийся Египет вновь оказался обезглавленным.
 Чтобы исправить положение Человек был вынужден пуститься вслед за уходящим в пустыню Мосе, для того, чтобы заключить с ним мирный договор, убедить вернуться и возложить на себя обязанности начальника всех строительных работ в Египте.
 Он настиг орду Мосе у самой горы Синай, огни и молнии которой влекли к себе пророка, как пламя влечёт мотылька.
 У подножия раскинулся лагерь, в котором народ Мосе молился об избавлении от ужасов пустыни выплавленному из награбленного в Аварисе золота идолу египетского быка Аписа. Ведь уже месяц прошёл с тех пор как пророк поднялся на вершину Синая, скрывшись в дыму вулкана, и среди народа поднялся слух, что Мосе погиб.
Адам поднялся на гору вслед. Он нашёл Мосе в глубоком обмороке, лежащим в дыму удушающих газов. Глаза пророка закатились, а изо рта шла пена. Великий праотец взял посох Мосе, и, внимательно оглядевшись вокруг, ударил им по выбранному камню. Посох глубоко вошёл вглубь породы и, когда Человек выдернул его с силой обратно, из скалистой почвы потекла тонкая струйка родниковой воды. Он набрал ее в ладони и дал напиться Мосе. Тот, закашлявшись, очнулся, открыл глаза и исподлобья посмотрел на Адама.
 - Я знал, что ты придёшь за мной, Самаэль, - медленно проговорил пророк. - Незримый сказал мне об этом.
 Адам брезгливо покривился, но помог Мосе сесть на каменный выступ подле родника.
 - Ты говоришь так, словно Незримый лично беседует с тобой и наставляет тебя.
 - Так и есть, Самаэль, - Мосе вновь закашлялся. - Все, что произошло, Он предсказал мне заранее. Незримый спас нас от колесниц Апопи, и твоего гнева. Я не боюсь тебя, Самаэль. Ты мне ничего не сделаешь. Так сказал Незримый.
 Челюсти Адама сжались до предела и скулы заиграли в паре с раздувающимися ноздрями. Он закрыл глаза и отвернулся.
 - Мы не всегда были такими, Мойша. Было время, когда Незримый говорил с нами так же легко и близко, как он сейчас говорит с тобой. И даже больше. Мы видели его.
 - Ты видел Незримого? - голос Мосе окреп и от всегдашнего заикания не осталось и следа.
 - Видел и осязал. - Адам обхватил себя руками, и на миг отдался далёким воспоминаниям. - Тогда нас было двое и мы смотрели на мир другими глазами. Да, это было чудесное время!
 Какое-то время они оба молчали, каждый по-своему размышляя о словах Человека. Наконец Мосе поднялся и взял свой посох.
 - Незримый говорит, что сейчас ты ослеп и ведёшь за собой мир к гибельной пропасти.
 Адам пристально посмотрел в глаза Мосе и сильно сжал его за плечи.
 - Тогда ответь нам, еврей, где пролегают пути Незримого? Если Он отвечает тебе, спроси у Него.
 Пророк ответил Адаму, глядя тяжёлым прямым взглядом.
 - Ты знаешь, что нет ответа этому вопросу. Незримый отвечает лишь то, что всякий путь, Самаэль, должен проходить в согласии с Его благой волей.
 - Благой воли для кого? Для него?
 - Ты, ведь знаешь, Самаэль, что нет иного блага для живущих, чем благо, подаваемое источником жизни.
 - Но в чем же проявляется это благо? Чем измерить верность пути к источнику жизни?
 Мосе отвёл глаза и закашлял. Подземные силы снова сотрясли Синай и ответ пророка утонул в грохоте вулкана. У подножия горы народ снова завыл гимны богам, моля их о прощении за грехи против Египта. Среди особо отчаявшихся умереть в пустыне восстали те, кто стал призывать вернуться в Египте и сдаться на милость правителей Авариса. Адам какое-то время наблюдал за ними с горы, а затем, указав рукой на них, вновь обратился к Мосе.
 - Ты привёл сюда этих людей. Зачем? Чтобы они погибли в пустыне от голода и жажды? И это, по-твоему, верный путь, указанный тебе Незримым? Чем он лучше пути Апопи, который, ослеплённый ненавистью, увлёк за собой под воду наши лучшие отряды колесниц?
 - Тем, что этот путь указан мне с-свыше, - снова заикаясь ответил Мосе.
 - Но ты не знаешь куда тебе идти дальше, верно? - не унимался Адам. Пророк опустил голову и снова сел к источнику.
 - Незримый привёл меня сюда и велел ждать здесь.
 - Ждать чего?
 На это раз Мосе ничего не ответил, и Адам стал взволнованно ходить взад-вперёд перед смотрящим на него исподлобья пророком. Наконец он остановился, сложил руки перед собой и, кивнув себе головой, продолжил.
 - Хорошо, Мойша. Мы видим в тебе исключительные способности, и признаем за тобой дар, который сами, увы, давно утратили. Мы хотим предложить тебе установить нерушимый завет, в котором действия, продиктованные тебе Незримым, будут согласовываться с Законом нашего мира. Для того, чтобы между нами впредь более не возникало вражды, разрушающий мир людей и несущий в него хаос и смерть. Пусть этот завет станет новым законом между нами, людьми и Незримым. Садись. Возьми вот этот камень. Он подойдёт для того, чтобы ты сделал его запись.
 Мосе послушно положил себе на колени каменную скрижаль и приготовился скребком фиксировать слова великого праотца. Адам помолчал ещё немного, и, глубоко вздохнув, заговорил.
 - Как-то давно мы сидели вечером с Гини под сенью удивительного дерева. Мы называли его Древом Жизни. Его корни уходили глубоко в землю, а за вершину кроны цеплялись облака. Это было самое древнее дерево в Саду, которое помнило всю его историю. Вся сущность Древа Жизни была пропитана историей мироздания, и Сияние говорило с нами через шелест его листьев. Гини очень любила сидеть в тени и слушать рассказы Древа Жизни. Она была так любознательна! Не было в устройстве мира ни одного уголка, куда бы она не заглянула своим пытливым умом, порой задавая такие вопросы, которые и в голову прийти не могут! В тот вечер она попросила Незримого рассказать о себе, и почему Он сделал то, что сделал.
 Воспоминания об Эдеме и Гини послали улыбку на лицо Адама. Но улыбка не родилась, и, мрачно вздохнув, Человек продолжил.
 - Тогда Он впервые открыл нам своё имя и свою сущность. О, как это было прекрасно, Мойша! Нет возможности выразить на языке людей красоту и ... величие... да, именно величие его имени. Создатель открыл нам, что он есть вечный Дух, дыхание которого рождает новое бытие мира. Явившись из ничего, мир, словно из бездны появляется во времени, растёт, достигает своего предела, а затем увядает и гибнет. В этом увядании рождается новое дыхание нового мироздания нового времени. И это продолжается вечно. Наш мир есть повторение вечного круга жизни в котором дышит Он.
 Человек замолчал мерно вдыхая пыльный жаркий воздух. Но спустя мгновение одёрнул себя, выйдя из оцепенения воспоминаний, и посмотрел на Мосе, который, склонившись над каменной скрижалью старательно выводил египетской скорописью.
 - Итак, Мойша, давай мы посмотрим, что ты там написал. Хм, "В начале сотворил Бог небо и землю, земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою"... Мойша, что это? Разве мы тебе диктовали это?
 - Это к-конспект, для к-краткости. Я позже дополню п-пропущенное. Ты сказал, что хочешь заключить завет с Незримым. Надо все о-оформить правильно, С-Самаэль, чтобы ни у кого потом не было необоснованных п-претензий.
 Адам недоверчиво посмотрел на отведшего глаза пророка, но, согласившись, кивнул.
 - Да будет так. Мы готовы пойти на уступки тебе Мойша, но ты должен убедить своих людей вернуться в Египет и продолжить наше строительство. Храмы все ещё требуют обустройства. Для тебя мы предлагаем титул фараона и начальника всех строительных работ. Мы согласны предоставить ежегодный выходной, в который весь Египет будет на этой горе приносить жертвы Незримому. Мы даже согласны лично принести их на Синае.
 - Этого не достаточно, - возразил Мосе. - Я т-требую установить священный шабат. Каждый седьмой день не-недели будет посвящён приношениям Б-богу евреев, в знак его превосходства над прочими б-богами Египта.
 Адама подёргал краем губ.
 - Хорошо.
 - И никто не будет ра-работать в шабат!
 Человек стал прикидывать, во что обойдется Египту введение общего еженедельного выходного, но его размышления прервал пророк.
 - Это день Не-незримого, Са-самаэль! Ты не хочешь пожертвовать своему со-создателю один день в неделю?
 - Да будет так! - нехотя выдохнул Адам. - Но следующим параграфом завета запиши так: Почитай праотца твоего, который дал тебе жизнь на этой земле. Служи ему, и не перечь ни в чем, чтобы продлились дни твои на земле, которую он даровал тебе.
 - Под праотцом ты, ко-конечно, имеешь в виду себя, Са-самаэль, так? - Мосе отрицательно зацокал. - Я запишу: "почитай ро-родителей твоих". Так будет справедливо и всем по-понятно.
 Адам уже открыл рот, чтобы возразить, но Мосе протестующе замахал на него руками.
 - Нет, не благодари меня! Я понимаю, как сложно бывает верно сформулировать правильные мы-мысли, чтобы в них все было выдержанно строго в рамках за-закона. Тут ведь как, неверно мы-мысль передал и, не успел о-оглянуться, как невиновный уже обречён на смерть словом за-закона.
 - Мы запрещаем убийство.
 - Вот: не убей. - Мосе старательно выводил слова на каменной скрижали. - Ты говоришь, Са-самаэль, не убей! Ну, а как тут не убить, когда на тво-твоих глазах происходит несправедливость, к примеру у-убийство де-детей? Когда со-солдаты по твоему приказу топят их в реке, как не противостать буйству зла и не убить а-ангелов смерти, ответь мне Са-самаэль? Как не убить с-сборщика подати, которого ты послал, чтобы он забрал последнее зерно ячменя в семье си-сирот? Как не убить нелюдей на-надсмотрщиков, которых ты поставил издеваться над обречёнными гнить на твоих стройках, ответь, са-Самаэль?
 Адама стоял с закрытыми глазами и неслышно шевелил губами, повторяя вновь и вновь какое-то одно слово.
 - Любовь, - наконец произнёс он шёпотом. - Мы запрещаем пренебрегать любовью.
 Мосе перестал водить скребком и непонимающе посмотрел на Человека.
 - Во всех вопросах между нашими детьми любовь должна стать мерилом их отношений. Отношения, в которых нет любви отныне мы объявляем вне закона.
 - Что ты хочешь этим сказать, Са-самаэль, - продолжал непонимающе хлопать глазами Мосе, - что если вдруг же-жена воспылает любовью к другому му-мужчине, она может с ним спокойно спать по закону любви?
 - Мы хотим сказать, что совершать любое действие без любви - незаконно.
 - А если вступление в интимную связь требует продолжение ро-рода? Не сказал ли Со-создатель - плодитесь и размножайтесь?
 - Мужчина, который берет женщину для удовлетворения своего призыва, но делает это без взаимной любви - преступник в глазах Закона. Он крадёт у женщины чувство ее достоинства, лишая ее права сотрудничества в деле создания новой жизни через любовь двух противоположных начал. Поэтому вслед за заповедью не прелюбодействуй, напиши заповедь - не укради.
 Мосе продолжил запись, но было видно, что в мыслях он оспаривал, то что записывал. В конце концов он бросил письмо.
 - Что это за чувство - лю-любовь? В чем его измерить, Са-самаэль? Мы ведь здесь за-завет составляем, а не стихи для де-девочек! Кто сможет сказать вот он сделал это по лю-любви, а вот он - нет?
 Адам потёр нос.
 - Здесь ты прав, Мойша. Любовь редко можно разглядеть привычным глазом. Но мы утверждаем, что даже неразумное дитя всегда узрит действие, совершенное без любви.
 - Ты п-представляешь, са-Самаэль, какой путаницей в судебных разбирательствах чревата эта за-заповедь?
 - Мы убеждены, что между людьми, среди которых царит любовь, невозможны распри и ссоры. Любовь превыше любого суда. Но если дело доходит до судебного разбирательства, и любви нет, то путь мерилом ответственности станут наши следующие заповеди. Пиши, Мойша: не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего; не пожелай дома ближнего твоего, ни жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его...
 Адам, загибая пальцы, продолжал перечисления табу, но, сбившись, посмотрел на Мосе, ожидая его комментариев. Однако, пророк уже ничего не писал. Уронив каменную скрижаль, он широко раскрытыми глазами смотрел сквозь Адама. Его губы задрожали, и дрожащей рукой он указал куда-то в направлении позади Человека. Адам обернулся и замер.
 Над вулканом поднялась чёрная туча из пыли и дыма, которая заслонила весь небосвод. Ее клубы закручивались в тёмный омут, из которого сверкали молнии. Шторм завивался в чудовищном танце завихрений песка и дыма. Воронка горячей тьмы, освящаемая зарницами чудовищных молний от края неба до края, издавая оглушительный рёв, затянулась над жерлом вулкана. Синай издал трубный звук, разлетевшийся по всей пустыне, и земля задрожала. Стоящий у подножия горы народ, с криком ужаса бросился врассыпную. Адам так же приготовился спешно покинуть гору, и схватил за одежду Мосе, чтобы унести впавшего в транс пророка. Но тот оттолкнул Человека, и, глядя иступленными глазами вглубь страшного круговорота, просипел:
 - Кто ты?
 Адам кинул раздражённый взгляд ему в глаза, но, поражённый силой взора Мосе, невольно обернулся и стал внимательно всматриваться в движущиеся над головой жернова мрака. Вдруг, из ослепительных вспышек молний, разрезавших бурлящую тьму, проявился силуэт. Наполняясь ярким светом, он стал приближаться к стоящим на вершине Синая. Вскоре Адам уже отчётливо различал, что это был силуэт человека. Рослого мужчины, с бородой и длинными волосами. Весь он словно состоял из ослепительного света, но в то же время, черты его были вполне различимы. Он вышел из тёмного тоннеля и подошёл вплотную к Мосе и Адаму, так что они могли дотянуться до него рукой.
 - Кто ты? - шёпотом повторил Адам вопрос.
 - Это Я! - громогласно ответил светоносный муж.
 Услышав эти слова, Мосе повалился перед ним на колени, закрыл глаза и задрожал от страха, а Адам открыл рот, и невольно его губы тронула робкая улыбка.
 - Это правда Ты? - он замер от охватившего его шквала эмоций.
 - Я.
 - Но как? - слезы накатились на глазах Адама и от них слова застряли в горле. - Столько лет, и наконец Ты... здесь... но почему здесь, и сейчас? Ты знаешь сколько лет мы искали Тебя? - взгляд Человека пытливо бегал по пылающему невещественным огнём лицу стоящего перед ним. - И ты... выглядишь как... как человек... мужчина?
 Адам протянул руку и осторожно дотронулся до края Его одежды, но, обжёгши концы пальцев, сразу одёрнул.
 - Значит ли это, что Ты... наш сын?
 Сошедший из пламени обратился к павшему ниц Мосе.
 - Я - твой Бог!
 После этих слов Синай взорвался оглушительным извержением, а говоривший поднялся в небо и пропал в темной круговерти. Видение исчезло. Адама побежал по вершине, словно стремился догнать его.
 - Нет, не исчезай! После стольких веков молчания, я наконец вижу тебя! Не покидай меня, возьми меня с собой, умоляю тебя!
 Но все погасло. Гроза утихла, тучи рассеялись и вулкан замолк.
 Адам стоял над пропастью и мотал головой, силясь угадать куда исчезло видение. Он так увлечённо смотрел в небо, что не увидел, как Мосе собрал разбросанные каменные скрижали с записями, и покрыв голову спустился к своему народу. Не заметил, как они ушли в пустыню, и затем вторглись в Ханаан, основав наконец собственное независимое государство под началом сурового религиозного Закона Мосе. Не заметил, как покинутый им Аварис захватил и уничтожил возмужавший сын Яххотеп фараон Яхмос. Не заметил, как расцвела и пришла в упадок дивная цивилизация Нового Египта, над которой он столько трудился в последнее время, как, впрочем, не заметил блеска и падения могучего Вавилона, создавшего самые монументальные храмы для Баал-повелителя.
 Мир, созданный Адамом, зажил самостоятельной совершеннолетней жизнью, и больше не нуждался в отцовской опеке великого бога-прародителя. А Человек всё стоял и стоял на вершине синайской горы, с немым вопросом к небу, вопрошая его о невероятном видении.


глава 9

 Жаркое египетское солнце безраздельно царствовало в бледно-голубом небе. Во все концы мира, куда ни глянь, не нашлось бы силы, которая могла ему противодействовать. От солнца можно было лишь скрыться в тень, неподвижно дожидаясь, когда произойдёт закат палящего божества.
 В глубоких прохладных пещерах храма Амон-Ра в оазисе Сива положение небесного светила пришли обсудить все великие прорицатели, волхвы и знахари мира Адама. Человек призвал их со всего света для того, чтобы поведать им новое откровение. После видения на Синае он погрузился в глубокие размышления о природе невиданного прежде события. После нескольких веков раздумий его осенила, как ему показалось, блестящая идея. Сила Сияния, та божественная сущность мира против которой ополчился ядобог и на теле которой паразитировал человеческий мир, протянула руку помощи заблудившемуся в поисках потерянного рая Человеку. То видение на Синайской горе, которое так смутило его вначале, было знаком надежды на примирение Творца и Творения. В потомке Адама родится тот, в ком вновь гармонично сочетаются две разделённые природы.  Едва сие прозрение открылось великому праотцу, он воспрял, и вернулся в свой мир полностью обновлённым. От него исходила решимость и уверенность, а сам он сиял неясным светом, природу которого, кроме самого Адама, никто объяснить не мог.
Сейчас он сидел в обновлённом храме Амона, на троне в виде бараньей головы. Перед ним молча предстояли вещие люди, с чувством глубокого проникновения вникая в новую истину, которую открывал великий праотец.
 - Все вы знаете, дети наши, что солнце совершает движение по небосводу. И движения Ра многоплановы. Он встаёт утром на востоке и заходит вечером на западе, указывая время дню и ночи. Его восходы и закаты движутся с севера на юг и так происходят смена поры года -  зиму сменяет весна, а ее сменяет лето и осень. Это движение вы распознаете по восходу солнца в каждом новом знаке зодиакального круга. Но есть ещё одно движение, тайное для вас смертных. Оно происходит с великой неспешностью - полный круг проходит за неполных двадцать шесть тысяч лет. Это движение точки равноденствия по знакам Зодиака. Мы назовём это движение вселенский год. Отрезок, за который проходит точка равноденствия один зодиакальный знак, равен почти двум тысячи ста годам, и мы называем его эпоха.
Адам торжественно поднялся и осветил перед волхвами ряды скульптур баранов, которыми было украшено древнее святилище.
 - Нынешняя эпоха Ра проходит по знаку, которому мы в давние времена дали название Овен. Поэтому в ваших святилищах вы почитаете этот образ под разными именами: Амон-Ра, Зевс-Амон, Амон-Найос или Бел-Мардук. Но эпоха Овна подходит к концу, и вслед за ней грядёт новая эпоха. Чьей она будет?
Волхвы стали перешёптываться между собой, и затем самый старший среди них, поклонившись, ответил:
 - Эпоха Рыбы, о, воплощённая мудрость богов!
 - Верно, - Человек довольно улыбнулся прорицателю. - Движение вселенского года происходит в обратном порядке движению года земного. Но в чем же здесь откровение, спросите вы нас? А откровение в том, что наступающая эпоха будет совершенно иной. Это будет эпоха нового мира нового человека в новом времени.
 - Да будет так! - негромко ответили волхвы. Адам нахмурился, так как эта формальная реплика прервала ход его мыслей. Он вернулся и снова сел на трон.
 - Мы видели Незримого, воплотившегося в нашей человеческой природе. Видели его столь же ясно, как сейчас видим вас. Что вы нам скажете на это, мудрейшие из наших сыновей?
 Прорицатели стали снова переговариваться, но на этот раз Адам увидел, что меж ними нет единства. Одни пожимали скептически плечами, другие с недоверием поглядывали в сторону восседающего на троне. Наконец они договорились принести совместную жертву на алтаре Амона, и по внутренностям жертвенных животных дать единственно верный ответ. Человек счёл это разумным, и лично возглавил совершение ритуала. Когда жертва была принесена, волхвы единогласно провозгласили истинность видения Адама. Но великий праотец ждал другого ответа.
 - Мы не нуждаемся в одобрении нашего откровения, - с негодованием произнёс он. - Нам нужны ответы когда, где и как должен родиться наш избранный потомок.
 Тогда из толпы волхвов, поклонившись на все четыре стороны, вышел вавилонский оракул.
 - С позволения моих братьев и сослужителей воли великих богов, я дерзну ответить великому Баалу.
 Все, включая Адама, с уважением встретили стремление уважаемого прорицателя, рукоплескав пока он поднимался на тронный амвон.
 - Великий бог, - начал он, - позволь от лица царя множеств, царя Вавилона Кира Освободителя приветствовать тебя восторженным поклонением! Могучий царь Вавилона, что сверг нечестивых правителей прежних династий и восстановил почитание Знания и Закона, послал меня к тебе с заверением своей преданности и покорности воле великого Баала.
Оракул поклонился до земли и поцеловал землю перед троном. Адам, учтиво улыбнувшись, кивнул ему в ответ.
 - Да будет известно повелителю, что новый царь, получив венец из рук Мардука, проявил невиданную прежде среди царей Вавилона ревность о твоём Знании, восстановив древние храмы, где почиталась твоя мудрость. Сие привлекло ко двору царя Вавилона знахарей и волхвов со всего мира, и ныне во дворце Кира количество мудрецов, превосходит количество звёзд на ночном небе. Среди прочих вещих людей при дворе великого Кира, да живёт он вечно, был один пророк именем Даниил, муж уважаемый всеми и отмеченный богами. Еврейским юношей, он был переселён в Вавилон царём Навуходоносором, и в царствование сего великого халдея произошёл один случай, свидетелем которому я был лично. Во второй год царствования Навуходоносора снились царю сны, возмутившие его дух, от чего он утратил сон. И велел тогда царь созвать тайноведцев, гадателей и чародеев, чтобы они рассказали царю его сновидения. Когда они пришли, царь сказал им: "Сон снился мне, и тревожится дух мой. Желаю знать этот сон". И сказали мудрецы царю: "Царь, вовеки живи! Расскажи сон рабам твоим, и мы объясним значение его". А царь ответил им: "Я его не помню! Но если вы не расскажете мне сновидения и значения его, то в куски будете изрублены, а дома ваши обратятся в развалины. Если же расскажете сон и значение его, то получите от меня дары, награду и великую почесть". Мудрецы отвечали царю: "Нет на земле человека, который мог бы открыть это дело царю, потому ни один царь, великий и могущественный, не требовал подобного ни от какого тайноведца или гадателя. Дело, которого царь требует, так трудно, что никто другой не может открыть его царю, кроме богов, обитание которых не с плотью". Рассвирепел тогда царь и приказал истребить всех мудрецов вавилонских. Тогда сей Даниил, испросив день отсрочки, наутро явился перед царём и рассказал Навуходоносору и его сон, и его толкование, чем весьма угодил царю и избавил нас, волхвов вавилонских от его свирепости.
 - И в чем была суть сновидения царя? - спросил Адам.
 - То мне неведомо. Но после этого случая царь Вавилона возвысил Даниила над всеми волхвами, за его великую мудрость и истинность прорицаний.
 - Так а в чем же суть твоего рассказа, почтенный?
 - Спустя время Даниил поделился с нами, халдейскими волхвами, своим собственным видением, которое он постиг, молясь Незримому. "Семьдесят седмин, сказал ему Он, определены для народа твоего и святого города твоего, чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония. Чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был святой святых". Тогда мы лишь подивились этому видению, и никак не смогли его истолковать. Но теперь, после твоих слов, великий Баал, мне ясно видится, что видение Даниила и твоё откровение, повелитель, суть единая воля небес.
 Вавилонский оракул умолк и поклонился. Прочие мудрецы и прорицатели вновь загомонили, шумно обсуждая услышанное. Адам также погрузился в размышление. Он скосил взгляд на стоящий справа светильник и стал считать про себя. Затем кивнул и улыбнулся пожилому халдею.
 - Благодарим тебя, достойнейший! Мы видим, что звезды говорят тебе правду. Но ответь нам, не говорил ли мудрый Даниил, о месте, где должен появиться на свет божественный младенец и кто будет его мать?
 - Местом рождения твоего наследника, великий бог, Даниил, как и всякий еврей, считает окрестности своего священного города Иерусалима, где на вершине священной скалы праотцов над Камнем Причины их царь Соломон в прежние годы воздвиг великий храм. А вот на счёт матери, он ссылался на старое еврейское пророчество, которое предрекает, что избранного от времён помазанника родит непорочная дева.
 Адам улыбнулся.
 - Как дева может родить? Кто же будет отцом ребёнка? Может еврейский пророк не верно усвоил видение? До оплодотворения ее богом, то есть нами, она будет девой? Иначе как же семя попадёт в лоно?
 Мудрец лишь развёл в стороны руки и покачал головой.
 - То есть загадка мира Незримого. Кому ее разгадать, как не тебе, великий Баал.
 Великий праотец снова нахмурился и посмотрел на стоящих внизу волхвов.
 - Есть ли среди вас те, кто ещё имеет пророчества о нашем божественном потомке, кроме этих еврейских прорицаний? Мы не можем довериться их истинности по причине их абсурдности.
Вперёд вышел пожилой оракул в длинной белой тунике.
 - Да возрадуются окрестные страны от лицезрения славы и мудрости твоей, о, великий бог! - приветствовал его старец. - Мудрецы и хранители Знания в семивратных Фивах, так же получили откровение свыше. В бытность моего послушничества при дельфийском оракуле, Пифия, жрица-прорицательница бога Аполлона, предрекла вопрошавшему божественному Асклепию конец времён: "Придёт время, когда станет ясно, что египтяне напрасно почитали своих богов; все их молитвы будут бесполезны и бесплодны. Иноземцы заполнят их страну. И тогда эта земля - родина святилищ и храмов - вся покроется могилами и мёртвыми телами. О, Египет, Египет! От твоих верований останутся лишь легенды, и даже твои дети, родившиеся после, не поверят им. Ничто не уцелеет, кроме слов, выбитых на камне, которые поведают о твоих благих деяниях. Но перед тем, как последние времена пройдут, и вера Амона навсегда канет в Лету, произойдёт божественное воплощение Амона, которое в последний раз утвердит его веру, прежде чем он навсегда исчезнет в Рыбах. И тогда взойдёт солнце на севере".  Даже мудрейших из нас смутили эти слова! Тогда Асклепий вопросил о сроках, когда миру ожидать боговоплощение.  "Восстановитель веры, это солнце, воплотившееся в человеке, должен быть зачат в последний год сто пятой Олимпиады" ответила ему Пифия.
 Окончив рассказ, дельфийский оракул поклонился на четыре стороны, и уступил место перед троном аскету в высоком тюрбане.
 - Намастэ! - сложив ладони на груди, приветствовал индус. - На берегах священной реки Инд родился новый человек. Я видел этого человека лишь только его отняли от матери, и насчитал на его теле тридцать два отличительных признака величайшего человека на свете. Тогда я предрёк его родным, что он станет либо великим царём, либо святым Буддой. Сейчас его зовут принц Сиддхартха. Он тот, кого ты ищешь, вечно живущий бог.
 В храме поднялся гомон. Волхвы и прорицатели стали спорить друг с другом о том, чьи предсказания точнее указывают на рождение богочеловека. Халдеи спорили с индусами, эллины с евреями. Ни у кого не было преимущественных доказательств своей правоты перед троном великого праотца. Адам смотрел на них, погрузившись в собственные мысли. Ясно было одно - тайна видения на Синае скрыта от глаз вещих людей, и Человеку придётся довериться собственной интуиции.
 Конечно, думал он, правильней всего предположить, что новый человек родится там же, где родился первый - на Камне Причины, в Иерусалиме. Но неясность пророчества о материнстве будущего сына тревожила Человека. Думал он и о чудесном царевиче из Индии. Мальчик, даже выделенный среди всех рождённых мальчиков мира ещё не обязательно буден носителем божественной природы, став всего лишь лучшим из людей. Тогда Адам вспомнил о Европе. Ее потомки без сомнения носили в себе его природу, и в их жилах текла его кровь. Если тщательно проследить за исполнением пророчества дельфийского оракула, старательно соблюсти время и час зачатия, то шанс, что рождённый мальчик станет обещанным мессией, будет крайне высок. Так подумал Человек и решил действовать.

  Большая афинская триера скользила по морю под звуки флейты, задающей ритм ста двадцати лучшим гребцам Эллады. Адам слушал завораживающую музыку ритмично ударяющихся о воду весел и пения моряков. Подле него стоял триерах и декламировал великому праотцу историю об удивительном путешествии царя Одиссея, написанную недавно популярным у эллинов поэтом Гомером.
 В сторону северных святилищ мира Адама теперь были обращены глаза всех людей, просвещенных Знанием. Приблизилось время свершения дельфийского пророчества, и местом священнодейства была избрана эллинская Самофракия, где в последний год Олимпиады разыгрывались Кабирские мистерии. Позади Адама стоял молодой прорицатель по имени Аристандр, который непрерывно следил через тёмное стекло за положением небесного светила. Адам обернулся и в очередной раз удостоверился в точности выбранного места для исполнения пророчества. Прорицатель отложил стекло.
 - Все верно, великий бог. Небеса сошлись над Самофракией и готовы разверзнуться, чтобы земля приняла воплощение Амона.
 - А что на счёт его матери?
 - Мы выбрали на ее роль Олимпиаду, дочь прошлого и сестру нынешнего царя Эпира. Ее род ведёт своё начало от богоравного Ахилла. Самой Олимпиаде сейчас шестнадцать лет и она с детства воспитывалась при храме в Додоне. Наши жрецы приготовили ее для совершения обряда. Она прошла все стадии инициации гетеры и готова для принятия в себя великого бога.
 Адам ужасно волновался перед этой встречей. А если древний муж не понравится девушке и Олимпиада отвергнет его? Чтобы глупая тревога не путала мысли, Человек сказал:
 - По завершении церемонии мы хотим, чтобы девушку освободили от обязанности учувствовать в мистериях с другими мужчинами.
 - Но священная обязанность гетер предписывает им, - попробовал возражать прорицатель.
 - Олимпиада понесёт сына бога. И бог хочет быть уверен, что порочное семя смертного не осквернит утробу матери нашего сына, - строго ответил Адам.
 - Тогда возможно великому богу будет угодно, чтобы после мистерий Олимпиада стала невестой Зевса?
 Великий праотец задумался, но щекотливое чувство неловкости от будущего обмана заставили его отказаться от предложения Аристандра.
 - Нет. Женщина от смертных не может стать невестой бога. Но она может стать великой царицей нового сильного народа. Есть ли у тебя на примете достойный царь, которому мы сможем доверить судьбу матери нашего сына, и заботу о ребёнке пока он будет подрастать?
 Прорицатель вновь внимательно посмотрел сквозь тёмное стекло на солнце и кивнул.
 - Среди прочих жаждущих прощения и очищения от духов Кабиров на мистерии в Самофракию приедет молодой царь Македонии Филипп. Он раскаивается в грехе матереубийства.
 Адам вопросительно взглянул на прорицателя.
 - По-твоему матереубийца будет достойным мужем и заботливым отцом?
 - Звезды говорят, что он даст им нечто большее.
 - Что именно?
 - Великое имя и сильный народ, который пронесёт это имя во все концы земли.
 Адам потрогал кончик носа.
 - Да будет так, - сказал он. - Пусть будет Филипп Македонский.
 Вскоре высокий скалистый берег Самофракии выступил из вод перед носом корабля. У подножия высокой горы в кедровой роще на берегу, белоснежной жемчужиной сиял храм Кабиров и театрон, где происходили мистерии. К вечеру он был полон людей, прибывших со всего Средиземноморья. Все они готовились стать одновременно и зрителями и участниками магического представления. Поверие гласило, что тот, кто пройдёт все таинства мистерии получит от богов отпущение грехов, какими бы тяжкими они не были.
 Мистерия Кабиров началась с представления о смерти, с изображения убийства; затем к верховному жрецу, наделённому правом прощать неправедные деяния, стали подходить жаждущие освобождения от бремени дурного поступка. Пока жрец возлагал на них руки, под звуки флейт, ситр, трещоток, кимвалов и тамбуринов на площадку перед храмом вышли гетеры. Вслед за ними, из распахнутых занавес храма в огромной маске вышел Адам. Он остановился в центре хоровода гетер, и, повернувшись лицом к храму, стал ожидать выхода Олимпиады.
 Она появилась из тени, вся тонкая и почти обнажённая - лишь прозрачная ткань прикрывала ее бедра и грудь. Вокруг ее тела обвивалась змея Амона, чешуйчатая голова которой лежала на ее плече, подобно огромной живой драгоценности. У неё была очень белая кожа, узкое лицо, дугообразные брови и огромные глаза с металлическим блеском. При свете факелов ее волосы отливали рыжиной. Олимпиада была небольшого роста, но ее лёгкое тело, выдерживавшее немалый вес змеи, очевидно, таило немалую силу. Заклинательница подошла к Адаму и стала танцевать перед ним со змеёй в руках. То как она подносила к своим губам язык змеи, как оборачивала вокруг своей шеи и живота толстые зелёные кольца, как пропускала тело змеи между своих ляжек, как разворачивала ее, чтобы затем снова обернуть вокруг себя вызывало у великого праотца чувство жгучего возбуждения. Факелы то опускались, то поднимались, свет и тень пробегали по телу Олимпиады, которая, лёжа на земле, с таким пылом и совершенством изображала любовный трепет, что присутствующие не смогли сдержать криков восхищения. Адам поднял ее на руки и исчез вместе с нею за занавесями храма.
 Укрывшись от всяческих взглядов, он положил Олимпиаду на алтарь и стал покрывая поцелуями юное тело. Она, закатив глаза, извивалась как змея под жаром горячих губ. Когда два тела слились воедино, под оглушительный грохот трещоток и кимвалов, задающих ритм рождению новой жизни, по залу разнеслись страстные вздохи Олимпиады:
 - О, Амон! О, мой Зевс!

 Мистерии продолжались десять ночей. На одиннадцатую ночь, когда все свершилось, жрецы вывели Олимпиаду из храма и вручили ее царю Филиппу. Адам благословил их брак перед всеми участниками священнодейства. В качестве подарка новобрачным великий праотец вручил македонскому царю свой священный фиванский отряд.
 Непобедимая фаланга вооружённых мечами и длинными копьями гоплитов покорила новой тактикой боя вначале всю Македонию, а затем и Элладу под власть Филиппа. И пока новый царь с упоением отдавался горячке победоносных воин, в городе Пелла Олимпиада родила мальчика.
 Адам с волнением ожидал рождение младенца. Когда Аристандр принёс показать ему новорождённого, он долго не решался взглянуть на него. Закрыв глаза, он стал внимательно слушать и принюхиваться. Почуяв знакомый запах, Человек улыбнулся и посмотрел на ребёнка. На него ясным взором глядела маленькая пара разных глаз: левый - голубой, а правый - карий.
 - Великий бог, - сказал Человеку Аристандр, - только что прибыли послы из города Эфеса. Храм Артемиды, хранилище твоей мудрости, этой ночью сгорел дотла. Верховный жрец передал тебе последнее пророчество: "Этой ночью зажегся факел, пламя которого охватит весь восток".
 Адам погладил мальчика по бесцветному пушку на белой головке.
 - Прекрасно, сын наш. Это прекрасно.
 Он поднёс мальчика к своему лицу и пристально посмотрел в его разноцветные глаза.
 - Мы нарекаем тебе имя Александр.
 Великий праотец решил подойти к вопросу воспитания своего избранного сына со всей ответственностью. Сам он побоялся взяться за это дело, так тесно связанное с терпеливостью и любовью, поэтому в учители Александру избрали лучшего из мудрецов Эллады.
 Знаменитый философ Аристотель был приглашен из изгнания, куда его определил в прошлом Филипп Македонский. Для великого эллинского учителя была устроена Школа с садом муз и восстановлен его родной город Стагира, прежде разрушенный воинственным Филиппом. Там Аристотель много лет обучал юного Александра геометрии, географии, физике, морали, праву, медицине, логике, философии. "Неосведомлённость в этих науках и неспособность высказать своё мнение об этих предметах - позор для любого царя" - говорил Аристотель.
 В день шестнадцатилетия Александра философ привел его в храм Зевса, чтобы представить великому праотцу.
 - Александр, - сказал он ему, указав на неподвижно сидящего в тени Человека. - Как ты думаешь, кто там сидит на высоком золотом троне?
 Юноша склонил чуть набок голову и посмотрел на Адама ясными разноцветными глазами.
 - Я знаю его, учитель. Я видел его в своих видениях.
 - И как ты думаешь, кого ты видел в твоих видениях?
 Александр пожал плечами. Тогда Аристотель взял его за плечи и зашептал прямо на ухо.
 - Ты - сын бога, мой мальчик. В тебе течет его кровь. Твоя душа - это часть его души. Подойди к нему и узнай свою судьбу, Александр. Подойди, не бойся. Узнай своё предназначение!
 Александр глубоко вздохнул и решительно поднялся к трону. Великий праотец протянул ему руку и, после недолгих колебаний, молодой наследник македонского престола поцеловал ее. Какое-то время они молча разглядывали друг друга, затем Александр, опустив по привычке голову набок, улыбнулся и сказал.
 - Я знаю кто ты. Моя мать рассказывала о тебе. Ты похитил Европу и увёз ее на Крит. Наш прадед Ахилл был потомком ее брата. А ещё она говорила, что ты отец Геракла, который совершил двенадцать великих подвигов, и за это ты даровал ему бессмертие. - Он наклонил голову ещё больше и сощурил глаза. - Если я сделаю для тебя больше чем Геракл, ты подаришь мне бессмертие?
 Адам улыбнулся краем губ и ответил, глядя на Александра прямым немигающим взглядом.
 - Бессмертие не даётся богами. Оно берётся силой. Кто ты, хотящий разделить судьбу бога?
 - Я - Александр, сын царя Македонии Филиппа Великого, сын Ахилла, сын Зевса.
 - Достоин ли ты своего имени?
 - Испытай меня и убедись сам.
 Юноша опустился перед престолом на колено, и Адам положил на него руки. Человек ждал этого момента много веков, но ещё дольше этого часа ожидал Самаэль. От волнения сердца обоих учащенно забились и глаза великого праотца вспыхнули древним, как его мир, пламенем, а все вокруг покрылось сияющим инеем от могильного холода исходящего от тела ядобога. Вся нерастраченная за века энергия повелителя Эдемского сада скопилась в его руках и обрушилась сокрушительной силой на голову Александра. Он выгнулся от боли и сквозь судорожно сжатые зубы пробился мучительный стон. Из носа потекла кровь, а на губах выступила пена. Но Александр нашёл в себе силы открыть глаза и посмотреть в лицо Самаэлю. В полыхающей бездне горящих глазах он увидел боль грядущих сражений и пламя своих будущих побед. Сладкая конвульсия скрутила его тело, и Александр зарычал как дикий зверь, вцепившийся в глотку пойманной жертве. Преодолевая нечеловеческую боль, он поднялся с колен и, схватив за голову Адама, стукнулся лбом о лоб. Их глаза оказались напротив так близко, что Александр физически ощутил палящий взгляд ядобога.
 - Докажи нам, что ты наш сын. Принеси нам покорённый мир, и мы укажем тебе дорогу к бессмертию.
 Александр хотел ответить, но из запёкшихся губ прозвучал лишь сип, и он рухнул без сознания.
 К трону великого праотца подошёл Аристотель.
 -  Думаешь это точно он? - раздосадовано спросил Адам, - Он тот, кого мы ждём?
 -  Я твёрдо убеждён в этом, великий бог. Молодому Александру всего шестнадцать, а он уже превзошёл своего учителя в вопросах метафизики и морали, чего не мог сделать даже учитель учителя. Он за три года постиг твоё Знание, на что у других учеников уйдёт вся жизнь. А все эти знамения и пророчества? Да рождался ли ещё когда-нибудь на земле человек подобный Александру?
 Адам пожал плечами.
 - Тот, кого мы ожидаем увидеть в нашем богоравном потомке должен быть сильнее смертной природы. Мы видели его прошедшим сквозь время и пространство, а это не под силу вашей природе, Аристотель. Когда время берет своё, и смерть разбивает тело на примитивные элементы, божественная искра, которую мы называем разум, навсегда покидает его. Даже собрав вновь тело из прежних элементов, без покинувшего его разума оно уже не станет прежним человеком. А мы ожидаем потомка, который сможет пройти сквозь брешь в реке времени. Пройдя через неё, тело разобьётся в пыль, и лишь божественная природа его разума сможет связать заново тело в другом времени и пространстве. Поэтому мы спросим тебя снова, Аристотель, это ли наш сын, который исполнит нашу волю и победит смерть?
 Философ подошёл к лежащему навзничь Александру и вытер краем туники его запёкшиеся губы.
 - Мы много говорили о нем с прорицателем Аристандром, великий бог, и пришли к выводу, что этот юноша именно тот, кого ты видел вышедшим из света. Александр станет воплощением Незримого. Просто дай ему немного времени. Он ещё не вошёл в свою силу.
 - Да будет так, - сказал Адам. - Мы отправляем нашего сына в лагерь Филиппа. Пусть там он наберётся необходимого опыта и окрепнет. И да пребудет с ним Сияние и его естественный отбор!
 Когда Александру исполнилось двадцать лет царь Филипп, окончательно запутавшийся в отношениях между женщинами в своём доме, был убит собственным телохранителем. Александр вступил в права наследника могучего союза полисов Эллады, протянувшегося от Дуная до Пелопоннеса, и от Иллирии до Геллеспонта. Он хорошо усвоил уроки всех своих учителей, и теперь в его крови полыхал огонь нетерпения, который побуждал молодого царя к великим свершениям. Подтвердив право зваться сыном Филиппа, Александр теперь стремился подтвердить право называться сыном бога. Перед отправлением в свой главный поход за этим громким именем он собрал своё войско в городе Дион. Старый город, расположенный у самого подножия горы Олимп, был назван в честь великого бога и с древнейших времён посвящён Зевсу. Здесь Александр устроил грандиозное празднество для воинов, которые отправлялись с ним в поход на восток.
 В храм Зевса прибыл Адам, чтобы благословить нового царя. Он принял Александра в затворённом храме и долго наставлял его перед предстоящими испытаниями. Затем вдруг расчувствовался и крепко обнял его.
 - Сын наш, мы будем ждать тебя в Египте, в оазисе святилища Амона. Приди туда царём, и мы венчаем тебя короной Амона. Мы назовём тебя нашим сыном!
 Александр принял этот вызов, как подвиг, совершив который, он обретёт божественную славу и, подобно его предку Ахиллу, переродится из человека в бога.
 Принеся обильные жертвы богам, он повелел освободить от налогов семьи всех своих воинов, а все своё имущество распорядился раздать нуждающимся. Когда военачальники спросили его, что же он оставит себе, Александр ответил им:
 - Надежды.
 Во главе отборного войска эллинов он вторгся в пределы Персидского царства, которое преграждало ему путь в Египет. Он переправился через Геллеспонт и вонзил копье в землю Азии, как раз в том месте, где раньше его легендарный предок Ахилл высадился для войны с Троей. Там его встретил авангард персидской армии, втрое превосходящий числом македонскую. Александр не стал делать долгих приготовлений и с ходу обрушился на численно превосходящего врага. Верхом на могучем коне, в сияющих доспехах и высоким белым пером на шлеме он, во главе македонской конницы, пробился к командующим персами сыну, зятю и тестю персидского царя Дария, и собственноручно убил их всех. Обескураженные персы, увидев, что их предводители мертвы, дрогнули и обратились в бегство. Македонцы разбили их наголову захватив несколько тысяч пленных.
 Такая дерзкая победа молодого полководца привела в трепет все западные провинции обширной Персии. Сильнейшие неприступные крепости Малой Азии сдались без боя на милость победителю. Чтобы не позволить персидскому царю Дарию воспользоваться преимуществом могущественного флота и вторгнуться в Грецию, Александр с армией двинулся вдоль средиземноморского побережья на юг. Один за другим он захватил все порты на побережье Малой Азии, отрезав персидский флот от снабжения. Те города, что оказывали малейшее сопротивление, он разрушал до основания, и оказывал большие почести и милости городам, перешедшим добровольно на его сторону.
 Через полтора года после начала компании он завоевал территорию, превосходящую по размеру территорию его родной Македонии. К зиме его армия собралась в столице провинции Фригия городе Гордион. Там молодого царя приветствовали жрецы храма Зевса, расположенного в местном акрополе. Они рассказали, что задолго до прибытия Александра эти места посетил сам великий бог. Жители вышли ему на встречу и просили поставить среди них царя, который бы правил этими землями со Знанием по Закону. Тогда бессмертный бог сказал им: "Изберите царём того, кого первым встретите едущим на повозке по дороге к храму", и этим человеком оказался простой земледелец по имени Гордий. Став царём, он основал город, дав ему своё имя, а в цитадели установил свою повозку, благодаря которой пришёл к власти, опутав ярмо повозки сложнейшим узлом. Великий праотец, увидав тот узел, сказал тогда: "Человек, который сможет распутать Гордиев узел будет править всей Азией". Александр отправился в акрополь и некоторое время с интересом изучал загадку, которую ему оставил божественный отец. Не найдя подходящего решения, он достал свой меч и разрубил узел одним ударом, отделив дышло от ярма.
 - Смотрите, - сказал царь изумлённым жрецам, - он развязан!
 Новость о свершившемся пророчестве быстро распространилась по всему Персидскому царству и дошла до дворца Дария. Дерзость и удача Александра вынудили того созвать войска со всех концов своей необъятной державы и лично выступить против наглеца, осмелившегося бросить вызов гегемонии персов в мире Адама. Во главе войска в шесть раз превосходящим по численности македонское, он настиг Александра на побережье Исского залива, у места, где небольшая речка впадает в Средиземное море и отделяет Азию от Малой Азии. Проведя удачный манёвр, он сумел зайти в тыл армии Александра и приготовился мощным ударом смешать с грязью македонские фаланги.
 Когда разведчики донесли Александру, что Дарий во главе небывалого количества тысяч персов и греческих наёмников находятся на расстоянии дневного перехода от его тылов, молодой царь поначалу растерялся, но быстро взял себя в руки и не стал уклоняться от боя. Быстро развернув войска лицом к противнику, он занял небольшую полоску земли между горами и морем и приготовился сражаться. Юный полководец приказал досыта накормить воинов, и быть готовым к сумеркам. Сам он с отрядом верных гейтаров перешёл ночью горный перевал, и оказался там, где его никто не ожидал.
 В полдень, ослеплённый светящим в глаза солнцем, Дарий увидел как с левого фланга, с гор прямо на царские шатры стремительным галопом обрушилась конница Александра. Дарий возвышался на огромной колеснице, в окружении сотен вооружённых родственников, и тысяч тяжеловооруженных пехотинцев. Он с высока руководил движением своих войск, не приняв в серьёз безумную атаку Александра. Великий царь персов придерживался своего плана битвы, по которому массивным ударом справа превосходящая по численности кавалерия персов должна была прорвать левый фланг македонян, и опрокинуть боевые построения армии Александра. Но по мере того, как Александр, словно яростный солнечный бог, прорубался сквозь частокол копий и мечей на прямую к Дарию, великий царь персов все чаще с тревогой поглядывал на сокращающуюся дистанцию между ним и Александром. А молодой македонский царь продолжал рубить и колоть, прокладывая себе путь к колеснице Дария. Его конь вздымался на дыбы и топтал встающих перед ним, а сидящий на нем Александр крутил немыслимые фигуры мечами, рассекая пространство вокруг себя. От его быстрых мечей падали персы, наёмники, и вот уже родственники Дария оказались сметены страшным вихрем. Одному из них все таки удалось ранить Александра в бедро дротиком, но тот не почувствовал боли, и уже в следующий миг персидский принц лишился головы. Македонский царь медленно продвигался сквозь эшелоны персов, оставляя вокруг себя горы порубленных тел, так что конь уже должен был перепрыгивать их. Но на место убитых тут же вставали новые воины, выставляя частокол мечей и пик, будто воинам персидского царя не было конца. Дарий как зачарованный глядел на прорубавшегося сквозь них Александра, и, казалось, ничего не может остановить его, словно македонский полководец был заговорённый. Он продолжал, не двигаясь, глядеть на этого безумного бога смерти, и в один момент их взгляды встретились. Сквозь звон клинков, треск брони и предсмертных криков Дарий отчётливо разобрал, как Александр зовёт его по имени и в его глазах он прочитал свою судьбу - персидский царь обречён. Впервые этот могущественнейший бесстрашный воин почувствовал, как по спине пробежал холодок приближающейся смерти, которая неукротимо пробивалась к нему на могучем чёрном скакуне сквозь сотни охранявших воинов. Смерть от мечей этого юнца, страшного в своей несокрушимости, ужаснула Дария. Когда от Александра его отделяли всего несколько рядов личной охраны, персидский царь сошёл с колесницы, сел на коня и покинул поле битвы, бросив на произвол судьбы армию, казну, богатейший обоз, и членов своей семьи, которые по традиции сопровождали Дария в военных походах. Персы, увидев, что их царь бежал, дрогнули и стали беспорядочно отступать. Огромное войско превратилось в обречённую толпу, которое преследовали и уничтожали македонцы. Великая битва перешла в бойню, и к вечеру все было кончено. Главное препятствие по дороге к Египту было ликвидировано. Оставался ещё персидский флот представлявший серьезную угрозу в море, но Александр и там доказал что в мире нет силы способной преградить ему путь к намеченной цели.
 Финикийской портовый город Тир, расположенный на острове в море, с древних времён считался самой неприступной крепостью средиземноморья. Неприступной для всех, но не для Александра. Ему понадобилось меньше года, для того чтобы в очередной раз продемонстрировать как хитрость и наглость штурмуют самые неприступные крепости мира людей. Разгром могущественнейшего флота был таким же полным, как и победа над сухопутным войском персов, после чего дорога в Египет была для Александра открыта.

  Храм Амона в оазисе Сива был полон наголо бритых жрецов в белых облачениях и отшельников-пустынножителей, которые собрались, чтобы приветствовать нового фараона и освободителя страны от власти персов. Александр триумфально вошёл в древнейшее государство в статусе непобедимого царя, основав на побережье новую столицу Александрия. Совершив опасный переход через египетскую пустыню новый блюститель Закона прибыл в древнее святилище Амона, для того чтобы с нетерпением ожидавший его прибытия великий бог мира людей венчал Александра короной бога.
 Адам сидел в ладье, установленной на постаменте в виде трона фараона, которую несли на себе обнажённые молодые девушки из монастыря Амона. Он также был полностью обнажённый, лишь голову украшала огромная маска в виде головы овна с золотыми рогами. Она скрывала от окружающих чудовищное волнение, которым был охвачен великий праотец. Ему стоило огромных усилий оставаться неподвижным, когда из-за стен храма стали раздаваться радостные возгласы, приветствующие Александра. От нетерпения увидеть победоносного потомка яд Кислого дерева заклокотал у самого горла Адама. Когда фигура Александра показалась в воротах святилища, Человек не сдержался. Ядобог Самаэль прорвался на волю. Глаза под маской засияли пламенеющим взглядом, а от его тела потянуло холодом. Взгляды их встретились, и Самаэль увидел в глазах Александра своё отражение.
 - Это воистину наш сын, - прошипел Самаэль. - Я чую в нем нашу природу. Он неукротим и безжалостен, и поэтому непобедим. Александр станет одним из нас и воплотит наши чаяния. Время пришло. Открой ему наши стремления.
 Победитель персов, тем временем, стоял в воротах и, склонив голову набок, внимательно глядел в полыхающие синим огнём глаза ядобога. Яд Кислого дерева вдруг мощным жаром вспыхнул по всему атлетическому телу полководца, и когда Адам протянул ему руку для приветствия, новоизбранного фараона охватила агония. Весь в конвульсиях, он рухнул на пол святилища. Телохранители и соратники-македонцы двинулись к царю, чтобы поддержать его, но Человек приказал им оставить Александра лежащим на земле. Он медленно протянул руку и холодный ветер со свистом поднес к ней лежащий на алтаре золотой шлем в виде бараньей головы с массивными, выгнутыми к низу, торчащими рогами. Затем, так же неспешно, он подошел к бьющемуся в припадке эпилепсии царю.
 - Он узнал нас, - вновь зашипел Самаэль. - Наш сын, наша природа. Открой ему нашу волю.
 Адам опустился на колени и обхватил голову сына, поднеся ее к своим глазам.
 - Ты слышишь нас, Александр?
 Тот, продолжая биться в конвульсиях, посмотрел в глаза ядобогу.
 - Ты видишь смерть перед собой, Александр?
 Судороги царя усилились и, когда он захотел ответить, изо рта брызнула пена.
 - Иди к ней, сын наш. Подойди к краю мироздания и загляни за него, Александр. Загляни за край этого мира и ты увидишь там мрак и смерть. Ты должен сразиться с ними и победить их. Ведь ты наш сын, и над тобою не властвуют законы мироздания! Ты выше природы этого мира, и этот мир должен подчиниться тебе. Дойди до края творения и разбей его основание, как хрустальные ворота разбивает своими рогами Амон!
 Конвульсия прекратилась, и Александр, побледнев как полная луна, замер. Лишь неподвижные глаза продолжали смотреть на ядобога. Тогда Адам в торжественной тишине, повисшей в полумраке святилища, одел золотой шлем Амона поверх неподвижно застывшей головы Александра и тихо прошептал.
 - Загляни за край мирозданья! Разбей движение времени и открой нам проход. Ты можешь это сделать! Ты - наш сын.
 После ядобог отступил, позволив соратникам Александра поднять его и отнести в тайные покои Амона. Человек удалился вслед за ним. Они остались вдвоём для того, чтобы Адам объяснил новому фараону тайные записи Знаний, высеченных на каменных скрижалях, которые не могут быть прочитаны в присутствии простых смертных: о целях, которые преследовал великий праотец, о великой миссии Александра, предначертанной ему волей бессмертного бога мира людей.
 В Египте Александр провёл восемь месяцев подле великого праотца. Он стал носить вокруг ушей два рога Амона, прикреплённых к тонкой золотой сетке, в которую убирались его огненные волосы, и приказал выбивать на монетах своё изображение, увенчанное рогами. Кроме того он перестал называть Филиппа своим отцом и потребовал, чтобы ему воздавали почести как богу. Часть духа Самаэля вселилась в него и толкала к свершениям, узнав о которых обычный человек пришёл бы в ужас.
 Во главе увеличенного за счет подчиненных народов войска он вновь вернулся в Персию и переправился через Евфрат и Тигр. Там Александру исполнилось двадцать пять лет.
 Переправившись через бурлящий опасными водоворотами Тигр, гейтары македонцев разбили конный авангард персов, и захватили много пленных. Они сообщили Александру, что Дарий собрал новую армию, еще больше прежней и расположился лагерем на широкой равнине, называемой Гавгамелы. На этот раз Дарий отнёсся к молодому полководцу со всей серьёзностью. Разведчики сообщили, что персы выставили двести боевых колесниц, колеса которых оснащены длинными вращающимися серпами; что Дарий опустошил свои табуны, для того чтобы иметь многочисленную конницу; что его кузен привёл с собой полчища индийских воинов и пятнадцать боевых слонов; что скифы, мидийцы, парфяне, жители Месопотамии, вавилоняне и арабы явились во всей своей мощи. Огромная армия Азии растянулась по всей долине и готовилась к решающему сражению.
 Александр, ничуть не сомневавшийся в успехе, велел досыта накормить воинов и отправился спать. Наутро, в жестоком сражении, длившемся целый день, наследник человеческого бога вновь наголову разбил азиатское полчище, и победителем триумфально вошёл в Вавилон по крепостным стенам, сложенным из розового кирпича. Местные жители открыли свои дома перед солдатами Александра, а богатые трофеи, захваченные в поверженной армии персов позволяли им шиковать и бражничать в лучших тавернах Вавилона.
 Только Александр, лишь на миг поражённый роскошью великого города, остался холоден к горячему восточному гостеприимству. Дух ядобога толкал его дальше в поход к краю мира, и после месяца в Вавилоне, проведённого в наслаждениях, его армия двинулась дальше на восток. Армия волхвов и предсказателей, не меньшая чем армия македонских гейтаров, сопровождавшая Александра в один голос предсказывала ему дальнейшие победы, но непобедимый полководец больше не искал побед. Покончив с Дарием, он потерял последнего достойного себе врага, как он сам говорил о персидском царе. Теперь лишь сама смерть была ему достойным соперником, и с каждым своим шагом дальше на восток он настойчиво пытался заглянуть за грань возможного. Александр искренне верил в своё бессмертие, и в своих победах черпал новые формы своей одержимости.
 Преследуя отступающие остатки некогда величайшей армии в мире, Александр захватил и сжёг Персеполь и Сузы, два величайших города персидского царства, и, дойдя до границы на реке Яксарт, вторгнулся в пределы Средней Азии, не смотря на протесты собственных военачальников, жрецов и предсказателей. Там никто не посмел выступить против непобедимого полководца, разбегаясь в рассыпную, едва завидев пыль приближающейся конницы македонцев. По дороге Александр основал ещё несколько городов под своим именем, словно хотел увековечить следы своего неоспоримого превосходства над всем миром.
 Чтобы упрочить власть над покорёнными народами он женился на дочери местного влиятельного вельможи Роксане, отпраздновав грандиозную свадьбу, на которой объявил о намерении идти на Индию. Напрасно его уговаривали приближенные не совершать опрометчивый шаг и ограничиться завоеванием Персии. Напрасно устрашали несметностью воинов индийских раджей и свирепостью боевых слонов. Напрасно прекрасная Роксана, молодая жена царя Азии ласками и уговорами умоляла подумать о будущем их ребёнка. Бушующий в нем ядобог требовал новых свершений и увлекал Александра вперёд, к краю бездны. Накануне своего тридцатилетия он вторгся в земли индийских народов.
 Некоторые из племён оказывали упорное сопротивление войскам македонцев, но были и те, которые добровольно присоединялись к ним, для того, чтобы в будущем, за счёт побед Александра над соседями, расширить собственные владения. Через год после вторжения, в Индии наконец нашёлся правитель, способный собрать против завоевателей достойную армию.
 Царь Пор из восточного Пенджаба не пожелал платить дань Александру, пообещав, что выставит сто тысяч пеших воинов, четыре тысячи всадников, четыреста колесниц и триста боевых слонов, если македонцы посмеют пересечь пограничную реку Гедасп.
 Эллины лишь в битве при Гавгамеле видели пятнадцать боевых слонов Дария, и те внушали им ужас. Сейчас им предстояло сразиться против трёхсот. Александр распорядился обучить специальным приёмам некоторых пехотинцев и снабдить их топорами и косами. Для других изготовили доспехи с торчащими во все стороны стальными шипами и вооружили длинными и тяжёлыми пиками, которыми они должны были наносить удары животным в глаза, подмышки и самые чувствительные места живота. Сам непобедимый полководец взял двенадцать тысяч солдат, из пятидесяти тысяч имеющихся под его началом, и ночью поднялся на север вдоль реки. Там, под проливным тропическим ливнем он переправился через Гедасп, едва не утонув сам и не утопив армию. Вернувшись на юг, он сходу атаковал индийцев. Первым пал сын Пора, который опрометчиво с двумя тысячами всадников вышел встречать Александра. Македонцы смяли конницу и завладели колесницами. Когда пришло время сойтись с основными силами врага, успех был вновь на стороне непобедимого полководца. Обученные Александром солдаты ловко подкатывались под слонов, и вскоре израненные искалеченные животные рассвирепели, перестав повиноваться поводырям и побежали сквозь ряды собственной армии, растаптывая вокруг себя индийских солдат и превращая все вокруг в страшное месиво. Дольше всех сражался индийский царь. Восемь часов, сидя на самом большом слоне, он руководил битвой, пытаясь удержать бегущих солдат. Но потом и его слон развернулся и побежал.
 После битвы, тяжело раненного Пора привели к победителю и Александр удивил всех, даровав жизнь поверженному владыке, и оставив его раджой повелителем в своих землях. Взамен он потребовал восполнить потери своей армии за счёт армии индийцев и стал готовиться продолжать поход на восток. Пройдя девять месяцев вглубь Индии, он пересёк ещё две реки и после кровавого штурма захватил город Сангала. Там ему открылось ошибочность географии Аристотеля, полагавшего, что за Индией располагается край света, за который так стремился заглянуть Александр. Впереди его ожидали горы на севере, намного выше и протяженнее, чем те, что они преодолели на Кавказе; что на востоке протекает река Инд, которая шире всех рек, через которые он переправлялся; что внешний океан находится намного южнее и, наконец, что землёй, располагающейся перед ним, правит царь по имени Ксандрамес, имеющий армию из двухсот пятидесяти тысяч человек и нескольких тысяч слонов.
 Александр непременно захотел напасть на Ксандрамеса, но войска отказались ему повиноваться. Полководец умолял и плакал не оставлять его, но командиры выразили единую волю всей армии.
 - Величие твоих подвигов покорило не только твоих врагов, но и твоих солдат, - сказали они Александру. - Ты жаждешь новых Индий не известных самим индийцам. Тебе хочется вытащить из берлог людей, живущих среди змей и диких зверей; ты стремишься к тому, чтобы пройти по таким обширным пространствам, которые не может осветить даже солнце. Возможно, эта идея соразмерна твоей славе, но у нас больше нет сил, они исчерпаны. Посмотри на изнурённые лица солдат, на их покрытые шрамами тела. Наши дротики затупились, оружие вышло из строя, мы одеты по-персидски, потому что нет возможности доставить сюда привычную для нас одежду. У кого ещё остались латы? У кого осталась лошадь? Если и осталась, то со сбитыми копытами. Посмотри, остались ли ещё у кого-нибудь рабы? Мы завоевали все и мы лишены всего. К нищете нас привели не излишество и расточительность, это война поглотила плоды наших побед. Прекрати, если можешь свои хождения по свету для собственного удовольствия, ибо мы уже достигли того места, куда нас привела счастливая судьба. Теперь наша очередь умолять тебя возвратиться на землю твоих предков, к твоей матери.
 Александр поджал губы и опустил голову. Жестом он отпустил всех военачальников и заперся у себя в палатке, три дня никого не впуская, отказавшись от еды и питья. Через три дня он вышел и объявил, что македоняне возвращаются домой. На берегу Гифасипа Александр установил двенадцать огромных алтарей в честь богов Олимпа, обозначив границу своего восточного похода. Затем, получив подкрепление из подчинённых территорий, построил внушительный флот и направился на нем вниз по течению, полагая выйти к мировому океану. Но по дороге флот попал в крутые водовороты, и часть судов затонула вместе с людьми, а затем путь преградило племя маллийцев, не желавшее подчиниться воле захватчиков. Александр приказал уничтожить непокорное племя, но солдаты, совсем недавно едва не погибшие в бурлящей воде, не слишком спешили идти на штурм священного города маллийцев. Тогда Александр один схватил лестницу и бросился на штурм в одиночку. Он быстро поднялся на крепостную стену, и пока македонцы успели оценить, какой опасности подвергает себя их вождь, Александр спрыгнул со стены, обрушившись с мечом в руке и щитом Ахилла против целого гарнизона маллийцев. Град стрел мечей и дротиков обрушился на бесстрашного сына бога. Получив страшный удар дубинкой по шлему он всего на миг опустил щит, и в этот миг маллийская стрела пронзила ему грудь. Александр упал. Ещё мгновение и осаждённые растерзали бы его в клочья, но ворвавшиеся в крепость македонцы успели защитить своего царя, уничтожив всех вокруг.
 Всю зиму и весну Александр поправлялся от раны, которая для любого другого человека стала бы смертельной. Но непобедимый полководец выжил и стал планировать новый поход. По океану он планировал добраться до Африки, и, обогнув ее, вернуться в Средиземное море через Геракловы столпы. Во главе многотысячной армии он подошёл к пустыне Гедросии.
 Когда последний великий завоеватель захотел пройти через неё, это стоило ему армии. Александр знал это, и пожелал бросил новый вызов смерти, отправившись в шестидесятидневный пеший переход по самой безводной из всех пустынь мира. На десятый день пути уже не хватало воды. На двадцатый были съедены все вьючные животные, повозки с награбленными индийскими сокровищами брошены. Колонна измученных жаждой и болезнями людей растянулась, заканчиваясь отставшими и умирающими. Днём над ними кружили грифы, а ночью шакалы воем созывали собратьев на пир над их трупами. Большая часть армии остались лежать в песках, и можно было бы определить её путь по оставшимся костям. Но на шестидесятый день они всё же выбрались.
 Остатки дошли до города Пура и Александр устроил для выживших самую грандиозную вакханалию, какую когда-либо только видел человеческий мир. Прибыв в Сузы в окружении вакханок, проституток и упитых до полусмерти воинов, он женился на старшей дочери царя Дария, и дочери царя Артаксеркса, а также устроил свадьбы своим друзьям и сослуживцам македонянам с лучшими дочерями персидских фамилий. Наконец зимой следующего года Александр с триумфом вернулся в Вавилон, где непобедимого тридцатидвухлетнего героя в храме на вершине древнего Зиккурата с нетерпением ожидал его отец.
 Шатаясь от пьянства, утомлённый походом он нехотя поднялся вверх по ступеням Зиккурата. Поднявшись, он велел своим телохранителям остаться снаружи, а сам, сдвинув корону Амона на лоб, неспешно вошёл в сияющие золотые ворота храма.
 - Александр, - сухо произнёс Адам.
 Его голос эхом раздался среди колонн массивного храма, который своими размерами должен был подавлять всякого, кто входил поклониться богу Вавилона.
 - Отец, я... - Александр опустил голову. - Я не дошёл до края мира. Очень старался. Но не дошёл. Я прошёл дальше Ахилла, Геракла и Диониса. Мои раны свидетели моей правоты! Я искал край света, чтобы заглянуть в глаза смерти. И я заглядывал. Много раз я видел смерть, чувствовал, как она пахнет и как хрипит ее мерзкий голос, но каждый раз, когда мне казалось, что я держу ее за горло, она находила себе другую жертву и ускользала от меня.
 Адам жестом пригласил Александра подойти к жертвеннику перед истуканом Мардука, который устроили поверх Камня Сияния. Сам он встал перед массивным идолом напротив сына.
 - Твои завоевания - свидетель твоей истинной природы. Мы видим в них нашу силу, Александр, и признаем за тобой задатки божественного могущества. Но ты проявил неразумие, направив свою силу, против тех, кто заведомо слабее тебя. В чем тут подвиг, если ты данной свыше тебе силой божества покоряешь простых смертных? Если ты хочешь быть богом, сын наш, то сразись с достойными тебя силами!
 Адам поднял руки и показал на полную луну, повисшую над жертвенником вавилонского храма.
 - Тебе больше не придётся искать край мира, потому что граница мироздания проходит сегодня здесь. На вершине, где сходится небеса с землёй.
 Едва Адам произнёс эти слова, набежавший холодный ветер затянул небо темными тучами. В них засверкали молнии, и с неба посыпался дождь с градом. Тяжёлые льдинки с шумом падали на пол, опрокидывая светильники и жертвенную посуду. И вдруг, посреди бушующей стихии, небо разверзлось, и в открывшемся оке посреди шторма снова показалась луна. Ее чистый одинокий свет, прошедший сквозь капли падающего дождя, серебряной пылью лёг на огненные волосы Александра и, мягко заблестел в глазах.
 - Найди в себе свою божественную сущность, сын наш, и поднимись к небесному светилу. Устремись к нему. Разгонись, как Овен, который разит соперника быстрым порывом. Стань быстрее света, и тогда ты сможешь преодолеть границу этого мира, заглянув за его пределы. Давай, пришло твоё время!
 Александр посмотрел на луну, потом надел шлем, вскарабкался на алтарь, встав на ноги, запрокинул голову и раскинул руки в стороны. Дождь хлестал его по лицу, град сверкающими кристаллами разбивался о золото шлема и лишь свет луны снисходительно падал на Александра, словно могучая рука, которая удерживала настойчивого сына Амона, припечатав его к земному алтарю и не позволяя подняться в свои пределы. Александр сжал зубы и зарычал. От напряжения на шее вздулись вены.
 Адам, стоящий у жертвенника над Камнем, поднял руки в стороны и, собрав все силы в единую волю, громко произнёс:
 - О, всемогущий, собирающий множество в единство, и разбивающий единое в прах. Услышь нас! Призри на нашего сына и позволь ему подняться туда, откуда проистекает твоя Сила. Пусть наш сын станет проводником ослепшего духа к месту селения твоей славы. Яви свою божественную природу! Сейчас!
 От напряжённых рук великого праотца пространство стало дрожать и искажаться, как от марева. Камень Сияния, потемневший за эти века, вдруг ослепительно вспыхнул. Вокруг алтаря задрожала утварь, а медный идол Мардука, возвышающийся над Адамом, загудел, как просыпающийся от тяжёлого сна гигант. Александр стоял весь устремлённый ввысь.
 И вот лунный свет тихо померк, уступив заклинаниям Адама, и в сгустившейся тьме Александр почувствовал, как поднимается над поверхностью жертвенника. Невидимая сила, исходящая из Камня подхватила его напряжённое тело, и сын бога мира людей ощутил лёгкость и невесомость. Александр почувствовал себя снова маленьким мальчиком, которого подкидывают к небу сильные отцовские руки. От восторга перехватило дыхание, и он засмеялся.
 - Я лечу, отец! - закричал Александр, задыхаясь от волнения. - Клянусь всеми богами, я поднимаюсь!
 Адам продолжал свои заклинания, поднимая руки, наполнившиеся древней силой все выше и выше. Но вдруг над вавилонской башней блеснула молния. Разрезав ярким светом небесный мрак, она выявила весь обман и всю немощь человеческой магии. Ее огненная дуга поразила поднимающегося сына Человека точно в золотой шлем, расколов его миллиардами искр на части. Александр рухнул на каменное основание алтаря, а с пришедшим вслед за молнией раскатом грома явственно послышался голос:
 - Низвержен!
 Потом всё стихло. Небо прояснилось, и над храмом снова тихо блестела луна, насмешливо освещая недоумевающего Адама, по-прежнему стоящего с поднятыми к небу руками. Перед ним лежало бесчувственное тело Александра, а на полу святилища валялись дымящиеся осколки шлема Амона.
 - Низвержен, - прошептал Человек и опустил трясущиеся руки. - Наша молитва отвергнута. Почему?
 Двери храма приоткрылись и в святилище робко заглянули телохранители Александра. Увидев лежащее на жертвеннике бесчувственное тело своего царя и стоящего над ним великого праотца, они пришли в полное замешательство.
 На глазах у Человека блестели слезы. Он погладил сына по огненным кудрям и дал знак приближенным Александра забрать его. Они осторожно подняли на щит Ахилла тело и понесли вниз в царский дворец.
 - Низвержен? - продолжал шептать Человек. - Что мы сделали не так, что ты так жестоко караешь нас?
 Он рухнул перед алтарём на колени и стал громко в голос рыдать, дав волю многовековой обиде. Плач великого праотца, усиленный массивной колоннадой, разлетелся над Вавилоном. А над небом все также висела луна, равнодушным отражением дневного светила, запечатлев очередное крушение надежд человеческого бога.
 Спустя несколько дней, после долгих мучений и агоний сын Зевса, непобеждённый царь Македонии, Персии и Мидии; гегемон эллинов и фараон Египта; господин земли Азии и Индии до страны Пяти Рек скончался в тринадцатый год своего царствования, за три недели до своей тридцать третьей годовщины.
 Крики и стенания наполнили военный лагерь и распространились по всему Вавилону. В армии начался переполох, так как скоропостижная смерть их лидера оставила огромное многонациональное войско без предводителя, а завещания Александр не оставил. Собранный на скорую руку трибунал попробовал решить судьбу огромного наследства Александра, но так как ни у кого не было преимущества, собрание военачальников быстро вылилось в открытые конфликты и обвинения в измене. Тело царя заперли в тайной комнате дворца, не позволяя никому подойти к нему, пока не будет решён вопрос о наследнике. Целую неделю не утихали споры.
 Наконец, на седьмой день к собранию снизошёл великий праотец. Его окружили ближайшие приспешники великого полководца, умоляя Адама выступить в защиту прав престолонаследия каждого из них. Но Адам молча прошёл сквозь них, остановившись перед остывшим трупом сына. Он погладил его по голове и тяжело вздохнул, с трудом удержав себя от рвущегося на волю рыдания. Затем подождал, пока волнение отступит и обратился к стоящему рядом македонскому командиру.
 - Как тебя зовут, сын наш?
 - Птолемей, бессмертный бог. Я служил твоему сыну с самого начала, когда ещё...
 - Ты хороший друг, и преданный воин царя, Птолемей, - перебил военачальника Адам. - Тебе предстоит сослужить Александру последнюю службу. Возьми его тело и отправляйся с нами в Египет. Мы желаем, чтобы наш сын был погребён в земле Амона, по обрядам, которые полагаются его сану.
 - Как сын бога? - тихо спросил Птолемей.
 - Нет, - глухо ответил великий праотец. - Как могущественнейший фараон и непобедимый царь, каким и был Александр.
  В пустой тишине подземелья, куда доставили алебастровый гроб с телом Александра, Адам остался наедине со своим разочарованием. Он поспешил удалиться от суеты внешнего мира, где сподвижники непобедимого воина делили его наследие.
 В оазис Сиву Адам пришел лишь с небольшой группой преданных отшельников анахоретов, которые приготовили к погребению сына Амона в гробнице неподалёку от храма верховного египетского божества. Они выстроили неглубокий узкий тоннель, ведущий от храма к гробнице, и остались там совершать положенные служения над нетленным телом божественного сына, попутно прислуживая раздавленному горем и разочарованием отцу Александра.
 Человек предпринял вялую попытку отослать их, но был вынужден уступить их настойчивости, отдавшись своей печали. Он сидел на золотом троне Амона в полной темноте и каменным взглядом смотрел на лежащее в гробу тело сына. Чувства покинули его, и вслед за ними из мрака подземелья гробницу покинуло время. Лишь изредка монотонные бормотания жрецов-анахоретов нарушали эту идиллию смерти, привнося в нее неуместное движение. Тогда ноздри Адама раздувались, и он открывал глаза в этот мир, но лишь для того, чтобы, извергнув ему проклятие, вновь погрузиться в безмолвное созерцание смерти.
 - Славься, бог Тот,
   который сделал истинным слово Осириса против его врагов,
   Сделай же ты и слово умершего истинным против врагов его,
   равно как ты делал слово Осириса истинным против врагов его...
 Слова заклинаний Книги Мертвых доносились, словно из другого мира. Они будили Адама, звали его из небытия, но там Человека ждала боль. Боль, перед которой он был беспомощен и он не хотел к ней возвращаться.
 Адам смотрел на лежащее тело и старался слиться с ним, чтобы, как и его сын, больше никогда не покидать пределов мрака и покоя. Ибо он знал, кто ждет его по ту сторону.
 Боль, давно ставшая неотъемлемой частью жизни Адама, шла рука об руку с яростью. Вместе они открывали свинцовые ставни подвала души Человека, где обитал Самаэль. Открывали и выпускали его. Сила гнева подчиняла себе все разумное в Человеке, разрывая на части его сознание и повергая тело в мучительную агонию.
 Он сидел и смотрел на мертвое тело, страстно желая быть таким же мертвым. Мертвым и свободным от власти Самаэля. «Почему я не могу быть с ним? Неужели моя вина перед тобой так велика, что ты обрекаешь меня на такие муки? Зачем? За что? В чем смысл моего пребывания здесь, если все, что я делаю, ты обращаешь в прах? Отпусти меня к нему, молю тебя...» Но ответом были лишь заклинания анахоретов.
 - Привет тебе, бог Тот,
   который сделал истинным слово Осириса против его врагов.
   Сделай же ты и слово умершего истинным против,
   вместе с великими вождями-татау в Бусирисе,
   в ночь воздвижения столпа Джет в Бусирисе...
 Эти слова некогда написал сам Адам. Тогда он надеялся, что направленные этими словами души умерших детей достигнут пределов обитания того, чей незыблемый закон не позволял Адаму лично отправиться в путь, по которому отправлялись смертные. Он писал эти слова в надежде, что однажды его услышат, и даруют и ему покой избавляющий от агрессии. Но шли годы. Столетия. Тысячелетия. Одни смертные сменялись другими. И все они уходили напутствованные его словами, но никто не возвратился с ответом для Человека, когда же наступит и его час.
 - Ныне великие вожди-татау, которые в Бусирисе,
   суть Осирис, Исида, Нефтида и Гор, мститель за своего отца...
 В конце концов, заклинания разрушили хрупкую связь текущих мыслей, за которыми скрывался Адам, и боль обрушилась на него со всей неотвратимостью. Человек обхватил колени, сжав их с такой силой, что захрустели суставы. Вслед за болью на Адама обрушился леденящий душу шум, и ненавистный голос зашипел: "Оно никогда не услышит тебя. Потому что его нет. Есть только мы с тобой. Одни во всей вселенной. Слушай меня! Посмотри, что стало с нашим сыном, неужели мы хотим себе такой же участи, глупец!"
 - Да, да, да! – закричал Адам и обхватил голову руками. Жрецы на миг прекратили заклинания и посмотрели на своего повелителя, глаза которого наполнились холодным блеском. Старший среди них одобрительно кивнул прочим, и они продолжили молитвы.
Но их заклинания утонули в клокочущем дыхании Самаэля. "Мы знаем, зачем ты здесь. Нам дана сила, чтобы противостоять бездействию и затхлости. Мы – изменяющая мир воля. Мы – придаем движение миру и поведем его туда, где наша воля станет абсолютной. И все что противостанет ей должно быть сметено и уничтожено во времени. Мы – Абсолют этого мира. Ты ведь знаешь это и сам. Мы не можем умереть, пока не закончим наше дело!"
 - Какое дело? – просипел Человек, задыхаясь в объятиях ядобога.
 "Ты знаешь сам".
 Гул вырос до невыносимых пределов, и вслед за пульсирующим шумом перед глазами Адама выросла багряная пелена, которая заслонила все видимое пространство.
 - Славься, бог Тот,
   который сделал слово Осириса истинным против его врагов.
   Сделай же и слово умершего истинным против врагов его,
   вместе с десятью великими татау, которые суть с Ра и Осирисом,
   и со всяким богом, и со всякой богиней, в присутствии бога Ниб-ар-тара.
   Он разгромил врагов, и он разрушил всякую злую вещь,
   которая принадлежала ему...
 Слова заклинаний на миг отвлекли Самаэля, позволив Адаму вздохнуть. Он со свистом потянул холодный воздух, наполненный ароматом курений и бальзамических мазей. Из раздраженных легких раздался лающий кашель, который разнесся по сводам подземелья. Отшельник отложил папирус с текстом, поклонившись задыхающемуся и брызжущему ядовитой слюной Адаму, опустился перед ним на колени и погрузился в медитацию. Прочие анахореты в точности повторили его действия. Тяжело дыша, Адам молча наблюдал за ними.
 "У нас есть последователи, преданные нам безгранично, - вновь захрипел Самаэль. - Воспитай их, и руками наших сыновей мы завершим начатое дело. Мир будет приведен к надлежащему состоянию. Ты видел это: подчинить его – наше предназначение. Подчинение до самого конца – это главная заповедь, которую должен усвоить этот мир".
 Человек закрыл уши и замотал головой.
 - Замолчи! Ты - лжец и отец лжи. Я видел Его на Синае. Я говорил с Ним, и Оно обличает ложь в твоих словах.
 Яд Кислого дерева вновь ударил Человеку в глаза, и Самаэля заревел с еще большей силой.
 "Наивный сопляк, ты видишь только то, что показываю тебе я! Я – есть твоя сущность и без меня ты никто. Я заставляю биться твое сердце даже тогда, когда оно разорвано в клочья. Я руковожу любым твоим выбором. Я решаю что, из того что видят твои глаза, слышат твои уши, осязает каждый нерв твоего тела истинно, а что мнимо. Я - это ты! И когда я говорю, чего хочет Явившийся на Синае, ты должен принять это, как непреходящую истину, потому что ты – мой раб. Так было. Так есть. И так будет всегда до тех пор, пока не свершится конец".
 Сила разбушевавшегося ядобога переполнила Адама, и мучительная судорога скрутила его. Человек застонал и, соскользнув с трона, упал на землю перед алебастровым гробом. Накатывающие волны судорожной боли сотрясали его тело от макушки до кончиков пальцев.  Превозмогая конвульсию, Адам приподнялся на руках, цепляясь за стенки саркофага.
 - Я – повелитель Эдема и бог мира людей, - процедил он сквозь зубы. – Никто никогда не смеет указывать мне, что делать и какие решения принимать. Ты лишь жалкий отголосок моей памяти. Я никогда не был и не буду твоим рабом.
 Подтянувшись над гробом сына, Адам откинул голову и с размаху ударился о каменный угол. Раздался сухой треск, и тело человеческого бога рухнуло к подножию саркофага.


 глава 10

 Адам очнулся от приятных ощущений.  Кто-то или что-то, нежно гладило его по лицу. Затем тонкий, но хорошо знакомый, родной запах разбудил обоняния. Последней проснулась память, которая неприятным послевкусием напомнила о последних событиях. Прежде чем открыть глаза Человек осторожно вдохнул полной грудью. Боли не было.  Тогда Адам медленно открыл глаза и осмотрелся.
 Он вновь сидел на золотом троне Амона, только помещение было иным. Это был большой светлый зал с высокими анфиладами, выполненными в греческой манере. Фрески, украшавшие стены зала, изображали сфинксов и пейзажи долины Нила, хоть и стиль написания выдавал в их создателе выходца из Эллады. Солнечный свет, льющийся из окон, играл на ярких красках росписей, а его лучи заполняли густые клубы сладковатого дыма курений, которые поднимались от кадильниц, расставленных по всему периметру зала.
 Перед ним стояла молодая девушка с большими карими глазами поверх носа с горбинкой, выступающим подбородком и коротко остриженными светло-русыми кудрявыми волосами. Она была одета в белую тунику, настолько прозрачную, что в задымленных лучах бьющего их окон света, можно было без труда разглядеть ее белую кожу, скрывающуюся под тканью. Девушка гладила Адама по щеке и пристально смотрела на него. Заметив, что Адам открыл глаза, она широко улыбнулась и обернулась.
 - Кажется, он ожил, - сказала она стоящей позади нее женщине. Осмотрев еще раз внимательно лицо Человека, девушка подмигнула ему. – Эврика! У меня получилось. Он снова жив!
 Отступив на шаг назад, она засмеялась и захлопала в ладоши.
 - Я – воплощенная Изида! – звонким голосом пропела она женщине, но та укоризненно посмотрела на прыгающую от радости девушку и, строго откашлявшись, указала в сторону Адама.
 - Ах, да! – спохватилась девушка и, повернувшись к Адаму с наигранной учтивостью, отвесила принятый поклон. – Приветствую тебя, пробудившийся бог. Благословен миг твоего пробуждения, который наполняет воды Нила, и посылает благоденствие Египту.
 - Кто ты? – хриплым голосом спросил Адам.
 Девушка обольстительно улыбнулась.
 - Твоя дочь и невеста.
 - Перед тобой, о, вечно воскресающий бог, предстоит Клеопатра Тея Филопатор, - представительным тоном заговорила стоящая позади женщина, – дочь Птолемея двенадцатого Нового Диониса, Повелителя и Фараона Верхнего и Нижнего Египта, да живет он вечно, а так же сестра и супруга Птолемея тринадцатого, Правителя Александрии и Соправителя Египта.
 Адам нахмурил лоб и с шумом втянул запах склонившейся перед ним девушки. Она нежно пахла ароматами притираний, масел и чего-то сладкого. Он приблизился, чтобы разобрать этот неуловимый аромат, но под пристальным взглядом больших греческих глаз, изящно подведенных на египетский манер, не удержался и широко улыбнулся в ответ.
 - Мы рады видеть тебя, Клеопатра.
 Он протянул ей правую руку.  Клеопатра нежно прикоснулась к ней губами и положила себе на плечо. Адам вопросительно посмотрел на стоящую позади женщину.
 - Я Хармиона, Господи, - ответила она, глядя в пол. - Кормилица и наставница Клеопатры.
 Человек кивнул и стал рассматривать настенные фрески. На них в красках была запечатлена история Птолемея сына Лаги, на попечение которому было отдано тело Александра, и с ним весь Египет. Фрески рассказывали, как Птолемей перенес столицу страны в Александрию и обосновал там собственную династию правителей.
 - Итак, твой отец - двенадцатый Птолемей. Верно, Клеопатра?
 - Все верно, Господи.
 - А твой брат... или супруг?
 - И то и другое. Птолемей тринадцатый мой супруг и единокровный брат. Хоть мы и не очень ладим, мягко говоря, но в нашей семье не принято подпускать к трону сторонних людей.
 Адам усмехнулся.
 - Это интересно. Хотя идет в разрез с нашим Законом.
 Клеопатра усмехнулась ему в ответ.
 - Если бы ты знал, Господи, как трудно поддерживать Закон в Египте, оставаясь при этом в его рамках, ты наверняка был бы более либеральным при составлении тех его частей, в которых регулируются взаимоотношения внутри семьи.
 - Наш Закон основан на естественных законах Маат – матери Справедливости и Порядка. Там нет места вольностям.
 Клеопатра звонко засмеялась, обнажив жемчужный ряд мелких хищных зубов.
 - Даже в самых строгих системах всегда есть место вольности, если в них присутствует любовь. Любовь превыше Закона, разве нет?
 - Любовь, - скептически заметил Адам, - субстанция сложная и не поддающаяся описанию на языке Закона.
 - Ну, пока ты спал, Господи, наша семья изрядно потрудилась над тем, чтобы дать определение всем вещам и категориям в этом мире, - в глазах Клеопатры блеснули лучики гордости, - в том числе и понятию любовь.
 Человек ухмыльнулся.
 - Интересно было бы услышать.
 - Существует четыре чистых типа любви. Первый – Филия – самая достойная из всех. Любовь этого типа основана на духовном притяжении, происходящем на полном принятии любимого, уважении и понимании. Это любовь к родителям, детям и богам.
 Сказав это, Клеопатра медленно опустилась перед Человеком на колени, взяла в руки его ладонь и поцеловала.
 - Второй тип – Строге. Это любовь, основанная на теплых дружественных отношениях. Третий вид, - она игриво блеснула глазами, - это Людус. Любовь как игра и состязание. Она направлена исключительно на получение удовольствия и угасает, лишь только проходит чувство азарта и увлечённости. И, наконец, четвертое – Эрос. Это восторг, пылкость, преданность, основанная на сексуальном влечении.
 Клеопатра положила голову на колени Человека, и взглядом полным покорности посмотрела снизу-вверх.
 - От сочетания этих типов появляются Мания, Агапе и Прагма.
 - Ты очень умна для своих лет, дочь наша, - заметил Адам. – Кто научил тебя?
 - Я выросла среди свитков, Господи. Наша семья, верная своим обетам тебе, позаботилась о сохранении и приумножении наследия божественного Александра. Мы отстроили Александрию, по утвержденному им плану. Мы устроили полное собрание Знания твоего мира, и теперь в Александрийской Библиотеке собрана вся Мудрость Вселенной, которая раскинулась от Геркулесовых столпов на западе до столпов Диониса в Индии на востоке.
 - Мудрость Ойкумены… Логос... Хм, нам нравится, как это звучит.
 - Возможно, Господу будет интересно узнать еще о некоторых моих качествах, которые могут показаться ему привлекательными? – она медленно присела на золотой трон, жеманно подобрав тунику и обнажив ноги до самых ляжек.
Человек равнодушно отодвинул девушку, поднялся и стал внимательно изучать фрески.
 - Как долго мы спали? – наконец спросил он.
 - Ох, последний верховный жрец Амона, который вел счет летам твоего пребывания в царстве Аида, умер более семидесяти лет назад.
 - И на какой дате он остановился?
 - Двести лет.
 И без того широкие глаза Адама распахнулись еще больше.
 «Непозволительно долго!» хрипло прошипел ядобог.
  Кровь забегала по венам, и Человека пробил холодный пот.
 «Мы опаздываем. Время на исходе. Если мы хотим все исправить, мы должны поторопиться».
 - Все думали, что ты уже никогда не вернешься, Господи, - продолжала Клеопатра. – Все, кроме меня. Я всегда знала, что ты проснешься. И только я смогу тебя разбудить, потому, что я – воплощенная Изида. Посмотри на меня, Господи, и скажи, так это или нет? Я похожа на богиню?
 Адам постарался улыбнуться и подошел к привольно раскинувшейся на его троне Клеопатре. Он погладил ее по нежной коже.
 - Богиней быть смертельно опасно, дочь наша. Нам кажется, ты не до конца понимаешь, к каким последствиям приводит столь наивное желание.
 - Я не боюсь смерти, - вдруг совершенно серьезным тоном ответила Клеопатра. – Смерть — это переход. Я всегда к нему готова.
 Адам наклонился к ней.
 - Очень темный и болезненный переход, дочь наша. Нельзя сказать, что ты к нему готова, пока не совершишь его.
 Какой-то миг они пристально разглядывали, пытаясь понять природу друг друга, но вдруг Клеопатра засмеялась, вскочила и побежала к стоящему напротив трона ложу с балдахином. Прыгнув на него с разбегу, она лукаво оглянулась на Человека и, пошарив рукой под подушками, достала небольшую резную шкатулку из черного дерева, инкрустированную слоновой костью. Она любовно погладила ее и достала трубку для курения из того же дерева, что и шкатулка, и столь же искусно украшенную резьбой. Набив ее пахучими плодами, она раскурила трубку, крепко затянувшись. Задержав дыхание, Клеопатра подмигнула укоризненно смотревшей на нее наставнице, вытянула губы трубочкой и стала медленно выпускать колечки дыма.
 - Расскажи мне о переходе, Господи, - выдохнув густое облако, спросила Клеопатра. - Ты ведь делал это много раз? Тебе было страшно? Некоторые люди говорят, что этого не может быть. Что все рассказы о твоем воскресении — это байки жрецов, которые придумали их для того, чтобы обирать неграмотных крестьян и алчных придворных.
 - И кто это говорит?
 - Цезарь. Один римлянин, который пришел сюда недавно и поселился в нашем дворце с легионом солдат. - Клеопатра вытряхнула трубку, снова забила и протянула Адаму. – Так расскажи мне, Господи, тебе бывает страшно? Зачем ты покидаешь время от времени благословенный Египет и спускаешься в царство Аида?
 Адам посмотрел на протянутую трубку и покачал головой.
 - Ты слишком любознательна для столь юной особы, дочь наша.
 Он отвернулся, делая вид, что продолжает изучать фрески, но мыслями вернулся к последним словам Самаэля. И в самом деле, почему он должен следовать путем смерти и разрушения?
 - Господи, не отвергай мое подношение, - не унималась Клеопатра. Она обняла его со спины, поднеся дымящуюся сладковатым растительным дымом трубку прямо ко рту Адама.
 Он попробовал высвободиться из ее объятий, брезгливо скривив рот.
 - Нет, нет... благодарим тебя, Клеопатра, за это подношение... но в этом сейчас совершенно нет нужды.
 - В этом всегда есть нужда, - она повисла на нем, стараясь попасть трубкой в рот, как маленькому ребенку, которого насильно стараются накормить. – Ну, пожалуйста, Господи!
 Адам, плотно сжав губы, мычал и крутил головой.
 – Ну и ладно, – наконец фыркнула Клеопатра. Она упала на кровать и обиженно надула губы. - Между прочим, ты мне обязан. Если бы я не настояла перетащить тебя из твоего погреба в Александрию, ты бы до сих пор валялся там занесенный песком и забытый всеми.
 Человек тяжело вздохнул, сел рядом с Клеопатрой на кровать и приобнял за плечи.
 - Мы очень благодарны тебе за твою преданность, дочь наша... и веру в нас.
Девушка порывисто развернулась, и, упав ему на грудь, громко зарыдала.
 - Я погибаю, Господи! Все против меня, - всхлипывая, запричитала она. - Мой народ от меня отвернулся. Мой брат ищет моей смерти, а весь дворец кишит его шпионами. Человек, у которого я вынуждена просить помощи – враг моего государства и жаждет захватить отцовский престол. Господи, если ты меня не спасешь, я пропала!
 Глазами, полными слез, она с мольбой посмотрела на Адама.
 «О, какие глаза! Они свободны от зла... и яда... Где же я видел такие глаза? Ах, ну да! Европа. Милая Европа. Как удивительно ты отразилась в своей дочери!»
 Эти мысли всполошили старые воспоминания. Он взял трубку и повертел ее в руках.
 - Чем мы можем помочь тебе? Скажи, Клеопатра, и мы исполним любое твое желание в знак нашей милости и благодарности за то, что ты была с нами в час нашего пробуждения.
 Клеопатра вытерла растекшуюся тушь и, снова улыбнувшись, как ни в чем не бывало, взяла трубку.
 - Во-первых, Господи, ты должен принять мое подношение тебе, как любящий отец и супруг.
 - Но...
 - Ты обещал - любое, - капризно напомнила ему Клеопатра.
 - Честно признаться, мы никогда раньше не принимали такого подношения. То есть мы, конечно понимаем в чем его сила... вернее, в чем отличительная особенность этой травы...
 Он вдруг почувствовал себя неловко и даже растерянно, не понимая толком, что нужно сделать. Тогда Клеопатра затянулась во всю глубину своей роскошной груди и, припав к губам Человека, выдохнула ему в рот ароматный дым. Их глаза оказались предельно близко друг к другу, и Адам, вдохнув, растерянно заморгал. «Поразительные глаза».  С этой мыслью он почувствовал как его захватил прилив легкости  и всеобъемлющей доброты. Чувств, которых Человек не знал со времени изгнания из Эдема. Удивившись самому себе, он стал медленно выдыхать, но вдруг закашлялся, брызжа слюной прямо на юное лицо. Извиняясь, он замахал руками и захотел утереть его, но задел трубку в руках девушки, и вывалившийся уголек попал ему прямо в пах. Взвизгнув, Человек резко подскочил, ударившись лбом о деревянную подпору балдахина над ложем. Раздался треск, и роскошное покрывало из индийского шелка медленно опало, покрыв собою неловкого бога.
 Клеопатра покатилась со смеху. Ее смех был таким искренним и заразительным, что Адам не сдержался. Схватившись за бока, он искренне засмеялся вместе с ней. Лишь одна Хармиона стояла в стороне, не зная как ей быть – засмеяться или сохранить почтительное безразличие. Поэтому, когда на шум в зал вбежала стража, она поспешила выдворить их вон, удалившись вместе с ними и закрыв плотно дверь с обратной стороны.
 - Это что произошло сейчас? – утирая слезы, спросил Адам.
 - Я не сказала тебе сразу, Господи, - ответила Клеопатра, с трудом сдерживая хохот. – Когда анахореты принесли тебя из пустыни, на тебе не было лица. Жуткое зрелище! Видел бы ты себя со стороны тогда – Аид как есть! Жрецам пришлось изрядно попотеть, чтобы вернуть твоему лицу приглядный вид.
 Она стала гладить Адама по лицу, легонько постукивая по нему пальцами. Ощущения были странные.  Человек осторожно ощупал себя. Верхнюю часть - ото лба почти до самых губ - скрывала металлическая маска.
 - Я распорядилась отлить тебе новое лицо из осколков шлема Александра. - Клеопатра открыла шкатулку с полированной серебряной платой и протянула ее Адаму. Человек стал внимательно изучать свое отражение. На него смотрела золотая маска, повторяющая формы лица Александра, лишь с тем отличием, что из глубоких глазниц смотрели большие глаза цвета темно-синей бездны. Он продолжал смотреть на свое новое лицо, осторожно ощупывая его и улыбаясь отражению.
 - Я знала, что тебе понравится, Господи, - вкрадчиво продолжала Клеопатра. – Ведь я воплощенная Изида. Я собрала изувеченное Сетом тело моего брата и супруга Осириса и воскресила его, вдохнув в него новую жизнь.
 Она отложила коробочку и уселась на колени Человека в позе наездницы.
 - Я, богиня Шентаит, повелительница саркофага, в котором возрождается тело Осириса.
 Припав к губам Человека, она запечатала их долгим поцелуем, а затем сильно толкнула его, повалив на кровать.
 - Я Изида, вернувшая силу фаллосу Осириса, который вылепила своими руками.
Клеопатра сползла к животу Адама и стала пальцами, губами и языком демонстрировать все способы, какими бы она лепила мужской орган. Адам, наблюдая за этим, взял трубку и возбужденно стал вдыхать дурманящий дым. Чувства обострились. Он ощутил ласковые прикосновения женских пальцев каждой клеткой своего тела, так, словно они зажили отдельной от Адама жизнью и, освободившись, наконец, от миллионов лет рабства яда Кислого дерева, наполнились ликующей жизненной силой. С каждым новым ударом сердца сладкие волны накатывали на сознание, обволакивая его пеленой, от которого захватывало дыхание. И когда волна огромного чувства воодушевленного блаженства накрыла его с головой, сладкая конвульсия выгнула спину Адама, унося разряженное сознание в вечность. Оттуда он неожиданно для себя ощутил новизну бытия, в котором не было и следа присутствия яда Самаэля. Человек не чувствовал ни капли ярости или возбужденной агрессии, неразлучно следующими вслед за каждым случаем его любовной близости. Всегда, но не в этот раз. Сейчас им владело лишь острое чувство наслаждения, которое рождало благодарность. Чувство свободы от гнева и жажды разрушения было таким естественным, хоть и давно забытым, что в голове Адама пронеслась мысль: «а был ли я отравлен, или все это было лишь дурной сон?». 
 За этой мыслью пришло прощение, и на краткий миг он снова ощутил себя всевластным повелителем Эдемского сада, с которым в тени дерева Жизни беседует Великая Сила.
 Когда видение рассеялось, он открыл глаза. У его ног лежала Клеопатра, влажные губы которой сложились в загадочную улыбку.
 - Мои уста навеки запечатаны твоим семенем, Господи, - пропела она с лукавой улыбкой.
 Адам провел пальцем по ее губам.
 - Когда мы одни, ты можешь звать меня Адам. – Он мягко улыбнулся. – Мне было бы это приятно.
 Клеопатра смутилась, захлопав длинными густо накрашенными ресницами.
 - Адам? Как первого человека?  - Она импульсивно поднялась и подошла к стене, на которой было изображено начало истории. – Так значит ты великий праотец? Человек. Не бог?
 Адам, улыбаясь, смотрел на нее. Он неумелыми движениями забил трубку и, раскурив ее, медленно выдохнул густую струйку дыма, который заклубился причудливыми узорами в пронзающих его осенних лучах светившего в окнах солнца.
 - Нам пришлось назваться богом, чтобы не дать людям погрузиться в пучину лишённого бога мира.
 - Значит, Цезарь был прав, - разочарованно выдохнула Клеопатра.
 - Цезарь... - медленно повторил Адам, наблюдая за игрой света и дыма. – Уже во второй раз мы слышим это имя. Почему ты так часто упоминаешь его?
 Клеопатра широко раскрыла глаза, пораженная пришедшей внезапно ей в голову идеей.
 - Послушай, Адам, а давай разыграем этого напыщенного римского гуся. - Она взяла за руку Человека и потянула его обратно к золотому трону. – Давай ты притворишься, что все еще находишься в стране теней, а я пошлю за Цезарем. Когда он придет и в привычной для себя напыщенной манере станет произносить богохульства в твой адрес, что, мол, ты всего лишь мертвый истукан и так далее, я сделаю знак, вот так, как на рисунках пробуждающей Осириса Изиды, и ты проснешься. Увидишь его лицо – лопнешь от смеха!
 Пребывающий в блаженном отрешении Адам послушно последовал за ней, сел на трон и закрыл глаза. Клеопатра хлопнула в ладоши и приказала вошедшей кормилице послать за римлянином. Затем сложила из конопляных ветвей подобие кропила, и, поджегши его, стала ходить вокруг трона, размахивая дымящимся венком. Когда в зал вошел невысокий мужчина в военных доспехах, сидящего на троне Адама окутывало густое облако. Мужчина ухмыльнулся и подошел к стоящей с воздетыми руками Клеопатре.
 - Моя дорогая царица, ты посылала за мной? – сказал он, нежно обняв ее за плечи. - Что-то случилось, amore? О, нет! Ты же не собираешься вновь утомлять меня рассказами о воскресающем боге?
 - Ты преисполнен скепсиса, любовь моя. – Клеопатра продолжала стоять перед троном с закрытыми глазами. – Он закрывает тебе чистоту взора и не позволяет разглядеть истину, скрытую за преходящим. Я говорила тебе, что Египет – страна богов? Того, кто не верит в них, и не почитает их земные воплощения, ждет гнев и проклятие забвения. Сегодня ты увидишь, что я - воплощенная Изида, воскрешающая мертвое и дарующая прощение грешным.
 Мужчина презрительно улыбнулся и посмотрел вокруг.
 - Не слишком ли много ты воскурила сегодня, моя маленькая Клео? Возможно, тебе стоит немного поспать. Ты возбудилась сверх меры. - Он подошел к трону и постучал костяшками пальцев по золотой маске. – Я же тебе говорил много раз, что это обычная мумия. Если под этим лбом и шевелились некогда мысли, то сейчас они навсегда покинули это мертвое бездушное тело. Ты же умная девочка, оставь эти сказки для своей няни.
 - О, как ты заблуждаешься, консул! Твоя духовная слепота является продолжением твоей общей невежественности, которая толкает тебя на кощунство и святотатство. Это простительно для вас, римлян. Чего еще можно ожидать от грубых варваров? Но сегодня я в хорошем настроении и прощаю тебе твою дерзость и грубость.
 Римлянин возмущенно поднял бровь и уже собрался ответить, но Клеопатра приложила палец к его губам.
 – Я докажу тебе здесь и сейчас, что боги Египта живы.
 Она сняла висящий у нее на шее рубиновый амулет и, подняв его над головой, в направлении сидящего на троне, громко произнесла:
 - Кровь Изиды, сила Изиды, магия Изиды да хранит его от злых духов!
 Она замерла в этой позе, выразительно смотря на прикрытые глаза Адама.
 - Кровь Изиды, сила Изиды, магия Изиды да хранит его от злых духов! – еще громче повторила Клеопатра, едва заметно подмигнув маске.
 - Кровь Изиды, сила Изиды...
 - Ну, хватит, Клеопатра, - недовольно произнес римлянин. – Довольно ломать эту комедию. Если тебе станет лучше, я притворюсь, что поверил во все твои чары, и этот протухший кусок нафталина, есть бессмертный хранитель Египта, который...
 - Магия Изиды хранит его от злых духов!
 С этими словами Адам широко открыл глаза, медленно повернул голову и посмотрел на римлянина.
 - Приветствуем Цезаря, -  мрачно произнес Человек.
 Римлянин, подпрыгнув на месте, пронзительно вскрикнул. Его редкие волосы поднялись дыбом, подбородок затрясся, и он стал пятиться назад, неестественно поскуливая. В конце концов, споткнувшись, повалился на зад и стал отмахиваться, словно стремился изгнать образ вместе с клубами окутывающего его дыма. Адам внимательно наблюдал за ним.
 - Это и есть грозный посланник Рима, о котором было столько разговоров?  - он посмотрел на Клеопатру, и они вместе прыснули со смеху. – Какой придурок!
 Они смеялись громко во весь голос, и волны неконтролируемого веселия усиливались сводами зала. Цезарь понемногу стал приходить в себя. Нервно улыбаясь, он переводил растерянный взгляд с Клеопатры на Адама и обратно.
 - Это какой-то египетский трюк? Уловка жрецов? Amore, скажи, это что – розыгрыш?
 Он осторожно приблизился к трону, и, неожиданно вытащив короткий стальной меч, приставил острие к шее Человека. Смех оборвался испуганным криком Клеопатры, но Адам продолжал улыбаться. Он посмотрел на обращенную против него сталь со спокойствием, граничащим с безразличием.
 - Последний раз, когда против нас обнажали меч, это плохо кончилось для тех, кто стоял по ту сторону клинка. Верни свой меч в ножны, сын наш. Мы не желаем начинать наше новое пробуждение с насилия и разрушений.
 - Никто не смеет забавляться над сыном Венеры и тем более приказывать ему, - багровея от негодования, завопил Цезарь. - Кто ты? Назови себя!
 Человек подался вперед, так что лезвие проткнуло плоть, и на месте пореза выступила темная капля. Он на миг прикрыл глаза, чтобы прочувствовать боль, вслед за которой, как нитка за иголкой пришли ярость и гнев. Когда человеческие глаза снова раскрылись, вспыхнувший в них ядовито-синий свет ослепил подошедшего слишком близко Цезаря.
 - Мы - тот, кто в свете первой утренней звезды в эдемском небе устроил бытие водной стихии, из которой произошла рождающая всех мать Венера. Наше имя священно, и власть его безгранична. А кто ты, смеющий бросить нам вызов?
 Свет его глаз был столь ярок и ослепителен, что Цезарь выронил меч, закрыв ладонями лицо, словно в него плеснули кипятком. Он пронзительно закричал, весь затрясся, и тело выгнулось дугой. К падающему Цезарю подбежала Клеопатра. Подхватив его под руки, она успела сунуть в рот трубку, прежде чем судорога свела римлянину челюсти. Он упал на пол с закатившимися глазами и стал биться в конвульсиях.
 - Так, так, так, знакомая картина, - глядя с издевкой, сказал Человек.
 «Это наш сын. Мы чувствуем свое», прошипел Самаэль.
 Вид чужих страданий утолил его гнев, и Адам ощутил легкое чувство вины и сострадания. Он помог Клеопатре поднять бьющегося в судорогах римлянина, снять с него доспехи и перенести на ложе.
 - Не знаю как умом, - сказал он Клеопатре, - но своей заносчивостью он очень напоминает нам Александра.
 - Думаю можно это счесть за комплимент, верно, amore? – нежно сказала Цезарю Клеопатра, растирая ему сдавленные спазмом виски. – Он всегда восхищался Александром. Говорил, что хочет повторить его достижения и превзойти его славу.
 - Зачем?
 Клеопатра пожала плечами и улыбнулась Адаму.
 - Амбиции мужчин, откуда они приходят?
 Она подошла к кадильнице, из которой поднимались густые клубы курения и, набрав полные легкие едкого дыма, склонилась над искаженным ртом Цезаря. Нежно проведя пальцем по губам с запекшейся пеной, молодая царица выпустила тонкую струйку дыма в трубку из черного дерева, которую закусили сведенные судорогой челюсти. Лицо римского диктатора окутала густая молочная пелена. Тогда Клеопатра сняла с шей амулет и, подняв его над головой Цезаря, стала молиться низким голосом.
 - Кровь Изиды, сила Изиды, магия Изиды да хранит его от злых духов!
 Она повторила заклинание несколько раз, а затем положила амулет Цезарю на грудь. И лишь только камень коснулся его кожи, тело обмякло, и судорога прекратилась. Цезарь открыл глаза и в прояснившемся взгляде, направленном на Клеопатру читалась благоговение и благодарность.
 - Ай, да Клеопатра! – Адам негромко похлопал в ладоши. – Дочь наша, тебе удалось нас впечатлить.
 - Я Изида? – шепотом спросила она.
 - Время покажет, - ответил Человек и вышел из зала на балкон.
 На Александрию опустилась тьма. Внизу перед царским дворцом раскинулся Александрийский порт, в котором, несмотря на наступившие сумерки, бурлила жизнь. Теплый влажный воздух мягким прибоем накатывал с моря. В нем смешались запахи всей Ойкумены, которые приносили корабли, входящие в александрийскую гавань. Адам жадно потянул ноздрями и замер. Он с удовольствием стал разделять палитру запахов на составляющие, стараясь угадать, откуда мог прийти каждый аромат. За этим занятием его застала вышедшая на балкон Клеопатра.
 - Цезарь уснул. Какое-то время после припадка он будет слаб, и ему лучше побыть в покое.
 - Ты очень добра к нему, - равнодушно отметил Адам.
 - Я завишу от него, - грустно ответила она и посмотрела в небо. – Звезда Египта заходит.
 Она загадочно улыбнулась и, обхватив руками шею Адама, сказала.
 – Я хочу показать тебе кое-что. Пойдем со мной!
 Они спустились и вышли в город, который после жаркого дня начинал свою бурную деятельность, освещенную колоссом Александрийского маяка.
 - Твои предки славно потрудились, отстроив прекрасный город, - сказал Адам, неспешным шагом прогуливаясь по широким прямым улицам Александрии. – Они достойны того, чтобы их имя было увековечено среди имен великих хранителей Египта.
 Клеопатра, улыбнувшись, кивнула.
 - Мы пришли.
 Она указала на тяжелые ворота монументального строения, вход в который охраняли две массивные гранитные фигуры Осириса и Изиды.
 – Это Александрийская Библиотека. Место, где я постигала науку, как управлять твоим миром и при этом не погибнуть.
 Они вошли внутрь, где их приветствовала Хармиона. Пожилая женщина, увидев Адама, опустилась перед ним на колени, уткнувшись лбом в пальцы его ног.
 - Моя добрая Хармиона, - ласково обратилась к ней царица. – Она помогала мне в обучении.
 Адам коснулся ее затылка в знак расположения и стал внимательно рассматривать Библиотеку.
 Это был просторный зал, высокие своды которого покоились на нескольких рядах коринфских колонн, так что складывалось впечатление присутствия в священной роще, где царили музы. По всей высоте стен возвышались ярусы стеллажей, заваленных папирусовыми свитками. Между колоннами стояли деревянные конторы, над которыми склонились переписчики. То здесь, то там над пожелтевшими свитками собиралась группа писцов, оживленно дискутирующих друг с другом. Тогда своды зала библиотеки оживали, наполняясь гомоном разнородной речи. Адам стал неспешно прогуливаться, стараясь не привлекать к себе внимание, но с интересом прислушиваясь к спорящим.
 - ... А я вам говорю, равви, что еврейское существительное «аль-мах» следует переводить исключительно греческим «парфенос», что значит «непорочная дева»!
 - При всем моем уважении, равви, а Вы знаете, как я Вас уважаю, но Вы – осел! Как можно делать перевод по одному слову? Ведь так можно исказить логику построения фразы! Если перевести «аль-мах» эллинским «парфенос», то фраза будет звучать «...девственница примет в своей утробе и родит сына...»
 - А я Вам говорю, что только «парфенос»! Потому, что именно в нарушении порядка привычного хода событий и состоит суть знамения Всевышнего: «Итак, сам Адонай даст вам знамение: се, дева (парфенос!) во чреве примет и родит сына и назовут его Эммануил», что значит с нами бог. А вы, равви, сами осел!
 К внимательно слушающему Адаму тихо подошла Клеопатра.
 - Как я и говорила, мои царственные предки превыше всех забот ставили задачу сохранения и приумножения того наследия, которое оставил после себя божественный Александр. Птолемеи воплотили замысел Александра, сделав греческий универсальным языком, на котором могут изъясняться люди всей Ойкумены. И чтобы каждый человек мог найти нужное слово по-гречески, мы обогатили его Знанием, записанным на языках других народов, входящих в состав Вселенной: на санскрите, халдейском, персидском, коптском, еврейском, армянском. Птолемеи построили этот чудесный храм Логоса, в который собрали все Знание Ойкумены Александра: священные книги Египта, халдеев, персов, индусов, евреев; предсказания оракулов и пророков; истории правления великих царей и фараонов. А в основе всего - труды мудрецов Эллады и трагедии великих поэтов, поднявших греческий язык над языками прочих народов. При дворе Птолемеев собралась целая армия писцов и переводчиков, которые по заказу царского двора переводят на греческий все книги прошлого, написанные на древних языках. Как, например вот эти почтенные старцы, которые заняты переводом одного интересного пророчества...
 - Понятно, - перебил Адам. - А это что?
 Он указал на отлитую из меди сферу, мерцавшую благородным светом посреди полумрака Библиотеки.
 - О, это моя гордость! - произнесла Клеопатра с наслаждением, близким к любовной истоме. – Во времена правления Птолемея третьего, прозванного Благодетель, в Александрию из Афин был приглашен достославный ученик Платона по имени Эратосфен, муж благородный и чрезвычайно сведущий в науках математики, астрономии и географии. Уяснив себе наши обычаи, Эратосфен возглавил Библиотеку, сделав ее центром исследования и приумножения Знания. В своем стремлении познать сущность мира и природы он проявил исключительное усердие, за что был отмечен венком благосклонности пресвятой богини Мудрости, которая помогла ему вычислить размер земного шара.
 - Хм, это интересно. И сколько у него получилось?
 - Двести пятьдесят тысяч стадий в окружности при радиусе тридцать девять тысяч семьсот девяносто стадий. Правда, последующие исследователи не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть это откровение. Ведь никто, даже Александр, не смог обойти всю землю, чтобы проверить это. К тому же некоторые мудрецы вообще заявили, что Эратосфен безумен. Земля не может иметь форму сферы, потому, что она плоская, как диск, утверждали они. Тогда Птолемей, который всегда уважительно относился к тому, что говорил Эратосфен, приказал отлить из меди сферу в уменьшенном масштабе, и посветил ее Афине, чтобы богиня Мудрости пролила свет на это откровение Эратосфена, либо приняв его, либо отвергнув.
 Клеопатра обошла вокруг сферы, нежно проведя пальцем по ее экватору.
 - Все детство я провела возле нее, пытаясь разгадать загадку мудреца. Я изучила сочинения Геродота и других великих путешественников и стала наносить на поверхность сферы все известные поселения, реки, горы, моря и пустыни, которые описывали они в своих странствиях по миру Александра. Смотри, вот это – Индия, Бактрийское царство и великие горы. Вот Ур Халдейский, Вавилон и Харран. А это Афины. Здесь еще Коринф, Эфес и греческие Фивы. А здесь Африка - священный Нил, на котором стоит Ипет Сут и храм Амона в Фивах. Вот здесь фараон Эхнатон и царица Нифертити устроили храм Атона в Сахаре. Вот Гераклеополис и Фаюмский оазис. А вот долина Сфинкса и Великие пирамиды. Вот Мемфис и храм Пта, который дал название всей стране. Рядом Гелиополь с храмами Атона и Амон-Ра, где жрецы берегут секреты Знания, заграждая путь непосвященным. Ну и, конечно, Александрия. Я все правильно указала, Господи?
 Адам взял зажжённую свечу и стал внимательно изучать сделанные Клеопатрой метки. Поначалу он лишь снисходительно улыбался, но чем дольше смотрел, тем серьезнее становился его взгляд. Внимательно изучив все отмеченные Клеопатрой места, Адам поднял свечу над сферой и стал ронять капли растаявшего воска на медную поверхность.
 - Что ты делаешь, Господи? – глядя на него с тревогой спросила царица.
 - Мы заполняем пробелы в твоей карте мира. Например, вот здесь находится место, с которого все началось. Скала Праотцев и Камень Причины, на котором началась наша история. Сейчас это город Иерусалим. Есть еще несколько важных мест.
 Найдя место, отмеченное на сфере крошечной пирамидальной фишкой, он взял брусок, отмеряющий египетский кубит, и стал чертить от пирамиды линии на поверхности сферы, расходящиеся правильными лучами во все стороны. Опутав ими весь шар словно сетью, Адам снова взял свечу. Старательно отмеряя расстояния с помощью кубита, он продолжил воском делать отметки вдоль тянущихся линий. Клеопатра молча стояла позади него и внимательно наблюдала за каждой каплей воска, оставленной Человеком. Она шевелила губами, словно хотела угадать его следующее действие, но увидев очередную каплю оброненную Адамом на сферу, непонимающе мотала головой и хмурила брови. В конце концов, она фыркнула и топнула ногой.
 - О, Господи! Я не понимаю, что значат все эти отметки и линии. Ты можешь объяснить?
 Закончив работу, Адам неспешно обошел сферу со всех сторон и, удовлетворенно кивнув, улыбнулся. Он снова указал ей на то место на сфере, где был отмечен Нил, Сфинкс и пирамиды.
 - Ответь нам, кто, по-твоему, и для чего построил пирамиды?
 - Ну как это кто? В начале мира из предвечного Пта произошёл Атум, который, оплодотворив сам себя, выплюнул изо рта близнецов Шу и Тефнут. От них произошли Геб и Нут. От бога Геба и богини Нут родились Осирис, Изида, Сет и Нефитида. Осирис научил первых людей добывать пропитание своим трудом и почитать богов, чтобы они были бессмертны и счастливы как он сам. Но злой Сет убил Осириса, чтобы править людьми вместо него. Тогда Изида, воскресила Осириса и родила ему Гора, который стал первым фараоном Египта. И Гор, вместе с богом Тот и Анубисом, научили людей строить пирамиды, для того, чтобы умершие могли после смерти предстать оправданными на страшном суде Осириса и получить бессмертие.
 Адам снова улыбнулся и погладил Клеопатру по голове.
 - Ты хорошо усвоила уроки жрецов, дочь наша. Но, понимаешь ли, ты, что на самом деле значат все эти мифы о богах? Видишь ли, ты за пеленой туманного богословия сакральную суть произошедших событий, отраженных в священных текстах?
 - Сакральную суть? Что значит сакральную суть, я не понимаю, Господи.
 - Все эти события, о которых в легендах и мифах, записанных краской на стенах, или в текстах на папирусе сейчас рассказывают жрецы, есть древняя история, много веков тому назад произошедшая с нами. Мы и есть Осирис, родивший Гора. Предвечный Пта есть тот, кто существует вне мира, но в ком родился, живет и погибнет этот мир в конце времен. Атум – первичный Хаос, обладающий потенцией создания любых форм жизни. Шу и Тефнут – суть основополагающие элементы создания – воздух, огонь и влага, из которых появились земля и небо – Геб и Нут. На земле родились мы – Осирис и Изида – две противоположности одного начала. Мы были молоды и полны сил, жили в удивительном месте и были бесконечно счастливы. До тех пор пока к нам не присоединился Сет. Это страшное порождения Хаоса, несущее в себе ненависть и разрушение, который уничтожил все прекрасное и живое, что было в нас.
 Голос Адама дрогнул и он замолк. Предательница память защемила сердце болезненным воспоминанием, и на миг Клеопатре показалось, что на золоте маски под глазами  Человека блеснула слеза.
 - Мы поселились на скале Праотцев, где родились наши дети. Люди. Поначалу они были столь беспомощны перед лицом этого мира, полного враждебных стихий, что нам пришлось встать на их защиту. Взяв себе имя Гор, мы создали наш мир, защищающий их от зноя и холода; диких зверей и опасностей ночи; научили строить города, каналы и дороги; сотворили для них щит Знания, позволяющий бороться с болезнями и страхами, и выковали меч Закона, побеждающий дикость и алчность. Лишь от одного защитить их мы не смогли. Смерть. Эта сила не имеет власти над нами, но забирает у нас всех наших детей.
 - Как? Разве ты не встречаешь их по ту сторону света?  Разве не ты, сидя на троне Изиды, в присутствии Анубиса и других богов, взвешиваешь сердца умерших, вынося им свой приговор?
Человек тяжело вздохнул и помотал головой.
 - Нет никакой той стороны. И мира теней нет, и Встречающего души умерших. Смерть есть завершение бытия, после которого наступает ничто.
Глаза Клеопатры распахнулись от ужаса и в следующий миг их них брызнули слезы.
 - Это ложь и кощунство! Скажи, что ты пошутил, Господи! А куда же попадают души умерших? Ведь они должны где-то встретиться со своим двойником Ка? А ты? Ты куда спускаешься и откуда я вызвала тебя?
 - Ты задаешь вопрос, дочь наша, ответ на который непостижим для разума, отмеченного печатью смерти. Но я попробую тебе объяснить. Все естество мира Пта пронзает Энергия Сияния, которую в Египте почитают как божество Амон. Она пронизывает каждую мельчайшую составляющую этого мира – от крошечной песчинки до гигантских звезд, придавая им движение. Так что можно сказать, что и само Бытие определяется наличием в нем Энергии Сияния. Эта же Энергия пронзает и нас, не позволяя нам познать смерть, хоть мы молились о ней столько раз. То, что разрушает тела смертных, нас погружает лишь в глубокий сон. Это похоже на смерть, но мы лишь спим мертвым сном, пока Сила Сияния не возродит наше тело, а после пробуждает.
 - А как же Изида? Что случилось с ней? И что станет со мной, когда я умру? И зачем тогда все это, если в конце меня ждет ничто?
 Клеопатра рухнула на колени и, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд. Адам нежно обнял ее и прижал к себе.
 - Ну, ну, не плачь. У нас есть великая идея как все исправить. Если ты обещаешь перестать плакать и поклянешься хранить великую тайну, то мы посвятим тебя в детали нашего плана по всеобщему спасению человечества от смерти.
 Царица вытерла глаза и постаралась улыбнуться.
 - Я клянусь всеми богами, что сохраню твою тайну, Господи.
 Адам пристально посмотрел ей в глаза. Какое-то время он поколебался, но все же кивнул самому себе и сказал.
 - Пусть мы не в силах одолеть смерть, но зато в наших силах вернуться туда, откуда смерть вошла в Человека. И когда мы сумеем попасть в это место, то уничтожим саму причину смерти, и тогда люди станут бессмертными, подобно богам.
 - И когда ты туда отправишься?
 - Как только мы станем достаточно сильны, для того чтобы пробить брешь в Реке Времени.
 - А сколько силы нужно для того, чтобы пробить брешь?
 - Много, - грустно выдохнул Адам. – Мы должны быть в десятки тысяч раз сильнее солнца.
 - В десятки тысяч раз сильнее Ра? – длинные густые ресницы захлопали на глазах Клеопатры. – А такое возможно?
 - Да, возлюбленная наша Клеопатра, мы верим, что это возможно.
Царица схватилась за висящий на ее шее амулет и шепотом спросила.
 - А другие боги знают, что ты собираешься восстать против них? Ведь повернуть вспять Лето, это святотатство!
 - Нам придется выбирать, на чьей стороне остаться: на стороне людей, или на стороне богов, этих людей убивающих.
 Клеопатра по очереди закрыла глаза, уши и рот.
 - Ты страшные вещи говоришь, Господи. Неужели Ра, который благословляет жизнь своим появлением, убивает?
 - Именно солнце и станет главным палачом жизни на земле. Очень скоро придет время, когда его жар распалится до такой степени, что разрушит спасающее от его смертоносных лучей небо-Нут. Без защиты небесного свода земля-Геб разогреется до такой температуры, что все живое - от травинки до людей - сгорит в огне и исчезнет навсегда. Вот какое будущее боги уготовали смертным. Но не пугайся, дочь наша. Мы соберем достаточно сил для того, чтобы быть готовыми к битве против богов, когда наступит последний день.
 - И сколько времени есть у тебя?
 - Трудно сказать наверняка. Но нам было видение, которое позволит нам подсчитать это время и предупредит, когда оно будет на исходе.
 Он снова подвел ее к медному шару.
 - Ра не может сжечь землю без благословения Энергии Сияния. Она соберет небесные светила, выстроив их в определенном порядке на небе, прежде чем палящая энергия Амон-Ра навсегда оборвет нить судьбы человечества. И порядок их таков. Звезды на Поясе Осириса встанут над Камнями Силы Великих пирамид, а поток Млечного Пути точно отразится в водах Нила. Тогда Земля перевернется вверх ногами и глаза Сфинкса увидят перед собой последний восход карающего Ра. Вот тогда и отроется палящая бездна, которая поглотит землю и все живущее на ней.
 Клеопатра едва заметно шевелила губами, повторяя про себя каждое слово вслед за Адамом, а легким прикосновением пальцев касалась меток на сфере, отмечающих пирамиды, над которыми должны взойти самые яркие звезды на небосводе.
 - Что наверху, то и внизу, - прошептала Клеопатра. Царица широко раскрытыми глазами смотрела на сферу, с ужасом понимая масштабы грядущей катастрофы. – Да сохранит меня Изида, и как ты сможешь им противостоять в одиночку?
 - Этого мы пока не знаем точно, - тихо ответил Адам. – Мы надеемся использовать силу Камней Сияния. Кроме того, нам было еще одно видение. Мы видели своими глазами Человека, который обладал силой куда большей силы Ра. Он явился нам в таком виде, словно был повелителем времени. О, если бы мы только смогли найти его! Наш сын смог бы пройти сквозь реку времени, и изменить судьбу в том месте, где через слабость в мир людей вошла смерть! Тогда уже ни гнев Ра, ни злоба Сета не смогут навредить людям, и они свергнут тиранию небесных богов.
 Клеопатра взволнованно отвела взгляд в пол.
 - Ты сказал сын Человека? То есть твой сын?
 - Верно, дочь наша.
 - И кто он?
 Адам тяжело вздохнул и закрыл ладонями маску.
 - Мы думали, что им станет Александр. Но он ушел в страну Аида и не вернулся из нее победителем. И никто из нее еще не возвращался. А мы так надеялись. Ведь воды реки времени разобьют смертное тело проходящего сквозь них на части столь мелкие, что лишь Сила Амона сможет сохранить в нем жизнь после этого.
 - Значит, Александр не обладал Силой Амона?
 - Он был ею отвергнут, и низвержен...
 Плечи Адама затряслись, и бог мира людей расплакался, как мальчишка. Здесь уже Клеопатра, растерянно улыбнувшись, прижала голову Адама к своей груди и нежно погладила по лысому затылку.
 - Ну, что ты, Господи, не надо! Послушай, ты ведь сказал, что видел своими глазами сына, который обладал Силой Амона, верно? Может, Александр не был этим сыном? Может его мать не была той самой, от которой должен родиться твой сын с силой Амона? Может мудрецы ошиблись в ее выборе? Не говорят ли сами мудрецы востока, что на каждого из них довольно простоты?
 Адам перестал всхлипывать и пристально взглянул в глаза царицы.
 - Что ты хочешь сказать этим, Клеопатра?
 - А то, что Аристотель был не прав, избрав для своих расчетов дельфийских оракулов.
 - Их выбрали мы, а не Аристотель.
 - Ну и зря.
 - А кого бы выбрала ты?
 - Вавилонских.
 - Почему?
 - Потому как, Господи, они говорят, что та самая женщина, которая должна родить тебе такого сына - это я.
 Губы Адама расползлись в снисходительной улыбке, но на них решительно лег указательный палец Клеопатры.
 - Выслушай меня, Господи, прежде чем возражать. Эта группа переводчиков, которые привлекли твое внимание, переводят пророчество, где сказано, что сын Благословенного родится от девы. Но это невозможно, если только эта дева не есть святейшая непорочная мать Изида.
 Клеопатра посмотрела на Адама таким взглядом, словно совершила уникальное открытие. Из складок туники она достала трубку в виде королевской кобры, и, распалив конопляные плоды, повернулась с ней в профиль. Так, как изображали Изиду в храмах и на стелах.
 - Разве я не похожа? К тому же смотри, Адам, что еще ты упустил.
Она сходила к конторке, где собрались переводчики еврейских книг и, немного поговорив с ними на их родном наречии, вернулась с несколькими свитками папируса.
 - Вот пророк Даниил пишет, что Обещанный должен родиться через четыреста девяносто лет после освобождения евреев из Вавилона. Эта дата должна наступить через несколько лет, по исчислениям александрийских мудрецов. И еще.
Она взяла другой свиток и ткнула в него пальцем перед носом Адама.
 - Вот, тут написано халдейским мудрецами, что Обещанный будет потомком великого царского рода, а царство Александра должно было быть лишь предвестником рождения настоящего великого царя.  А вот здесь вообще прямо указано: «и сказал Адонаи, из Египта призову я сына своего». Теперь сложи это все вместе, мой господин, и скажи: кто она, эта Дева, потомок славного царского рода с природой богини, которая через несколько лет в Египте родит от бога человеческого сына с Силой Амона?
 Клеопатра с видом триумфатора на состязании ораторов, церемонно передала трубку Адаму. Тот взял трубку, и, подперев кулаком подбородок, медленно закурил. Какое-то время он неподвижно сидел, задержав дыхание, затем поднялся, взял принесенные Клеопатрой свитки и стал внимательно их изучать.
 Тем временем Клеопатра сделала легкий знак рукой и из тени колонн появилась Хармиона. Царица шепнула ей на ухо пару слов и старая служанка, ответив кивком головы, так же тихо развернулась и направилась к работающим неподалеку переводчикам. Те, в свою очередь, лишь только заметив появление в зале Хармионы, сразу прекратили работать и напряженно следили за ней. Когда женщина приблизилась, и из складок рукавов ее туники, собранной на восточный манер, блеснуло отточенное лезвие кинжала, ученые мужи поспешили собрать свои свитки и быстро удалиться прочь. В зале Библиотеки установилась мертвая тишина.
 Царица встала позади углубившегося в чтение Адама и легким движением скинула тунику. Ее обнаженное тело отливало мраморным блеском в свете вспыхнувших лампад на паникадиле под резным потолком Библиотеки. Она нежно обняла его плечи и страстно зашептала на ухо.
 - На ложе моем ночью искала я того,
   которого любит душа моя,
   искала его и не нашла его.
 Адам медленно развернулся и стал любоваться стройностью ее тела. Вдруг, не то от увиденной красоты, не то от слов песни, а может от действия курений в голове Человека зазвучали хоры и трубы. В мерцающем свете лампад медная сфера стала переливаться странным светом, словно ожившее солнце, и на фоне этой пылающей звезды перед ним стояла обнаженная Клеопатра с телом богини, порожденным этой пылающей сферой.
 Адам выронил свитки.
 - Я скинула хитон мой;
   как же мне опять надевать его?
   Я вымыла ноги мои;
   как же мне марать их?
 Клеопатра взяла его ладонь и опустила себе на живот.
 - Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину,
   и внутренность моя взволновалась от него.
   Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему,
   и с рук моих капала мирра,
   И с перстов моих мирра капала на ручки замка. Ах...
 Она выгнулась в сладостной конвульсии, и, преисполненная неги, упала в объятия Адама. Человек закрыл глаза и жадно вдохнул ее запах. Губы коснулись влажных губ царицы, и долгий жаркий поцелуй отправил разум Человека в путешествие по миру страсти и наслаждения. Он гладил ее кудри, и они страстно целовались. Утонченное умение молодой царицы, когда она трепещущим языком, словно пытливым жалом, проникла в уста, привело Адама в такое сильное возбуждение, что он стал задыхаться. Сияющими глазами он смотрел на ее разгоревшиеся щеки, на пухлую нижнюю губу и был близок к распаду. Он стал тыкаться носом в ее нежные места, вдыхая пьянящий аромат юного женского тела. Клеопатра завизжала от наслаждения и, встав над ним, с жаром прошептала.
 - О, мой бог, ты хочешь, чтобы я была твоей богиней?
 - Да, - выдохнул Адам.
 - Ты хочешь, чтобы я подарила тебе сына, достойного стать твоим наследником?
 - Да!
 - И ты сделаешь меня за это царицей мира?
 - Да! Мы исполним любое твое желание.
 Клеопатра вновь пронзительно застонала.
 - Любое...
 Она медленно сползла, упершись ягодицами в его жезл жизни, и необычайно ловким движением погрузила его вглубь грота Афродиты. Веселая возня двух увлеченных тел эхом разлетелась среди анфилад Библиотеки. Они катались по полу, скручивая друг другу руки и задыхаясь от борьбы. В конце концов, Адам сдался. Тяжело дыша, он опустился на спину и закрыл глаза. Ленивый и сонный, он лежал, омываемый каким-то медленным ласковым потоком неторопливых мыслей, не понимая до конца, говорит ли он вслух или принимает в свое сознание слова, рождаемые этими мыслями. Клеопатра нежно положила голову со сбившимися кудрями ему на грудь.
 - Ты ведь не оставишь меня одну, Господи? Ты ведь, позаботишься обо мне и моем сыне, правда Адам? Если ты поклянешься своим именем, что не бросишь меня, то клянусь тебе вечной жизнью моих предков, я буду верна тебе и только тебе.
 Человек нежно поцеловал царицу в лоб.
- Мы клянемся своим именем, что никогда не оставим тебя одну и защитим от всех врагов, где бы они не находились.
- А как ты это сделаешь? – озорной огонек вспыхнул в глазах Клеопатры. – Расскажи, как ты собираешься защитить меня, своего наследника, свой Египет и весь свой необъятный мир?
- Ты любопытна сверх дозволенного, девочка. - Адам неохотно поднялся, потянулся и подошел к сфере земного шара. – Но мы прощаем твою дерзость и, в знак нашей милости, изволь – мы посвятим тебя в наши планы на будущее. Лишь только мы выйдем в свет, мы издадим Закон, по которому ты будешь названа богоравной правительницей Египта, матерью нашего наследника и соправительницей всех подчиненных народов. Верховные жрецы огласят Закон по всем храмам: от восточного океана в Индии до западного океана в Ливии, и от южных истоков Нила до ледяных пустынь крайнего севера. После чего каждый, кто не подчинится и осмелится нарушить его, будет привлечен к суду и осужден на мучительную смерть за грехи перед нашим Законом в назидание прочим. Несколько показательных процессов по всему миру, и поверь нам, дочь наша, очень скоро на земле не останется ни одного смертного, который дерзнет обидеть или оскорбить тебя и твоего сына.
- Не бог весть что, - в полголоса разочарованно произнесла царица.
- А что же тебе надо? – недоуменно спросил Адам.
Клеопатра стала ходить взад-вперед, нервно выкручивая кисти рук. Она напряженно думала и, наконец, решительно подошла к Адаму, упав перед ним на колени.
- Прости меня, Господи, что я посмела усомниться во всемогуществе твоей власти над миром и силе твоего Закона. Но я не могу поверить в то, что один человек, как бы ни был он умен и энергичен, с несколькими жрецами и чародеями, проживающими на расстоянии в тысячи стадий друг от друга, может остановить в обширной Вселенной беспорядок, возникший в твоё отсутствие. Ведь невозможно в одиночку и лишь при помощи законодательства положить конец ужасному антагонизму этих жадных, дерзких и гордых людей.
- До сих пор нам это как-то удавалось, - обиженно ответил он.
- Правда? - лицо Клеопатры искривила улыбка сарказма. – И как же это было? Хм, дайка припомнить! Стоило тебе навести порядок в Египте, как начинались волнения в Палестине. Пока ты замиряешь сирийцев и евреев, персы вторгаются в Вавилон и разоряют его. Пока восстанавливаешь Вавилон - хетты терроризируют Элладу. Только навел порядок – парфяне грозят караванам из Индии, но стоит тебе прийти туда, как сообщают о восстании нубийцев и войне в Египте. И все начинается заново. Разве не такова история твоего правления, Господи?
 Адам раздраженно скрестил руки на груди и отвернулся, ничего не ответив. Клеопатра медленно поднялась, обняла за плечи и уткнулась лбом в его спину.
- Прости меня, Господи. Я лишь хотела сказать, что знаю, как нелегко тебе приходится в управлении Ойкуменой. Мне пришлось лишь недолгое время послужить Великим Кормчим Египта, и то я прочувствовала всю тяжесть этой ноши. Нельзя управлять народом без мощной армии преданных тебе потомков, которая будет олицетворять неотвратимость возмездия для каждого, кто не подчинится Закону. Если ты хочешь править целой Вселенной народов, то тебе понадобится армия столь же значительная и непобедимая, как та армия, которая сковала эти народы в единую Ойкумену.
- Ты говоришь об армии Александра?
- Да, Адам. Для утверждения твоего Закона по всей Ойкумене тебе понадобится армия не меньшая, чем армия Александра.
В повисшей паузе Адам, пристально изучавший точку на медной сфере, уловил суть просьбы Клеопатры.
- И ты, дочь наша, конечно же, знаешь, где есть такая армия?
- Конечно же! – довольно ответила царица. – Ведь я – воплощенная Изида, от которой ничто не может быть скрыто под луной.
- Ну да, конечно же, - сквозь зубы процедил Человек. – Любопытно было бы узнать, что это за армия. Поведай нам, раз уж ты назвалась той, чей взгляд проницает суть событий.
 Клеопатра церемонно поклонилась и достала трубку. Раскурив ее, она быстро замахала руками по дуге вправо-влево, оставляя в воздухе круги дыма. Затем, пройдя сквозь них, замерла с вытянутыми вперед руками.
- Сошлись все звезды над Александрией.
 И мне открыто положение армии,
 Чей вождь, возлюбленный супруг Изиды,
 Тебе сегодня был уже представлен.
Адам скептически скривил губы.
- Так себе пророчество. Только что придумала?
Клеопатра захлопала ресницами, смущенно наклонив голову.
- Но, Господи, ведь это правда! Римские легионы Цезаря сегодня самая могущественная армия в Ойкумене.
- Хм. Расскажи нам, что ты знаешь о римлянах.
- Как тебе будет угодно, Господи. – Царица изящно поклонилась, передала трубку Адаму и положила руку на сферу, в той ее части, где в Средиземное море свисал сапог италийского полуострова.
- Когда ведомые божественным Ахиллом ахейцы взяли Трою, царь Приам Троянский передал на хранение своему внучатому племяннику Энею меч Трои, чтобы тот не достался грекам. Эней, испросив благословение богов, собрал семью, тайком сел на корабль и бежал из полыхающего города. Какое-то время он скитался по Средиземноморью. Был в Карфагене и на Сицилии, но милостью Посейдона прибыл на Италийский полуостров, где в то время проживало племя Латинов. Вступив с ними в родственную связь, Эней основал собственное сильное племя, которое очень скоро подчинило своему влиянию все латинские земли. Внучка Энея, Рея Сильвия родила от бога Марса двух братьев: Ромула и Рема. Однако вскармливать младенцев пришлось волчице, потому, что собственные родичи обрекли мальчиков и ее мать на смерть, бросив в реку. Лишь милостью бога Тиберия, обитавшего в реке, братья были спасены. Колыбель, в которой братьев бросили в реку, вынесло на высокий холм, где они, когда подросли, основали поселение. Нравы у юношей, воспитанных волчицей, были еще те и, поссорившись, Ромул убил своего брата, после чего дал поселению свое имя. Первые цари Рима были достойными наследниками отца-основателя. Они вели бесконечные междоусобные воины, разоряя города, похищая женщин и угнетая собственный народ, пока последние не подняли против них мятеж. Последнего царя Рима жители изгнали, постановив никогда больше не иметь у себя царя. Из числа знатнейших римлян учредили Сенат – собрание старейшин, которые принимают законы и определяют судьбу народа. Много веков римляне сбивались в могучую стаю, пока не стали сильны настолько, что подчинили себе весь италийский полуостров. Окрепнув, они не побоялись бросить вызов могущественному Карфагену. После ряда кровопролитных противостояний римляне захватили город и стерли его с лица земли, посыпав известью руины.
 К несчастью мой бедный отец, царь Птолемей, задолжал римлянам крупную сумму денег, которую был вынужден взять у Сената Рима для борьбы со своими врагами внутри Египта. Римляне в помощи ему не отказали. Римские легионы помогли царю Птолемею восстановить свою власть в столице Египта, но повергнув одних шакалов, он привлек в Александрию новых хищников. Еще более жестоких и коварных. Теперь римская волчица рыскает по Александрии вокруг упитанного тела священного быка Аписа и выжидает время, чтобы впиться в него своими клыками и проглотить Египет. Гай Юлий Цезарь, ведущий свой род от Энея, единолично возглавил римский Сенат после того, как за добытое в Испании золото собрал несколько легионов, и с их помощью подчинил Риму орды галлов и кельтов на севере Европы. Это жуткие варвары огромных размеров, обитающие в дремучих лесах за альпийскими горами. Я видела некоторых галльских вождей в свите Цезаря – волосатые, вонючие, в мехах и железных доспехах... Нубийские головорезы по сравнению с ними милые поросята. Но Цезарь смог подчинить эту необузданную варварскую стихию силе закона Рима. Дикари преклонили голову перед римским орлом и теперь, преданные Цезарю галльские легионы готовы лезть за ним хоть в задницу к Аиду. Вот какая армия нужна тебе, Господи. Вот эта армия установит мир в Ойкумене и верховенство твоего Закона. Тебе нужно лишь склонить Цезаря на свою сторону, пока он не направил эту армию против твоего Закона и законной правительницы твоего Египта.
- Это интересно. Только почему бы нам не признать за Цезарем право управления Египтом, если нынешние правители с этим не справились и оказались в долгу перед ним?
- Потому, мой милый Адам, что тебе никогда не удастся приручить это самовлюбленное создание без расположения Изиды, в которой он видит воплощение своей матери Венеры. То есть меня.
Сказав это, Клеопатра игриво щелкнула по носу золотой маски, и Адам презрительно скривился.
- Цезарь влюблен в меня как мальчишка. И хотя у него есть законная жена в Риме, масштабы его амбиций не позволяют ему считать себя обычным римским полководцем. Ему нужна слава Александра. Ему нужно имя бога. И есть лишь один человек, который может ему это дать. Ты знаешь, о ком я говорю, Господи.
Адам попыхтел трубкой.
- А взамен, ты хочешь, чтобы мы уладили проблемы Птолемеев с Римом и оставили тебя царицей Египта?
 Царица звонко рассмеялась.
- Нет, нет Адам, что ты! Я не хочу быть царицей Египта!
 Она обошла медную сферу вокруг, проводя пальцем по линии экватора.
- Я хочу быть обожествленной супругой повелителя мира и великой матерью его наследника.
 Адам поперхнулся дымом и закашлялся.
- Девочка, если для тебя тяжела двойная корона Египта, как ты собираешься нести бремя богини?
 Клеопатра подмигнула своему отражению в сфере.
- Это не твоя забота, Господи. Я знаю что справлюсь. Ведь я и есть богиня.
 Человек строго посмотрел на улыбающееся юное лицо, отраженное в начищенной до блеска меди и услышал, как голос из прошлого шепнул ему: «позаботься о них».
- Да будет так,- твердо произнес он и вместе они вернулись во дворец.

 Утро следующего дня первыми лучами восходящего над Александрией солнца раздалось ликующим звоном. В священных сводах храма бога Сераписа после сотен лет пребывания в стране теней воскрес бог Египта! С первой утренней стражей к воротам храма потекли процессии жрецов, воспевающих хвалебные гимны Осирису и его супруге Изиде, окруженные ликующими толпами прибывших торговцев, паломников и простых александрийцев. К полудню храм и его окрестности были густо заполнены разношерстным народом, прибывшим в столицу Египта со всего света. Все они приготовились лицезреть воскресшего Адама, восседающего посреди роскошного храма в золотой маске на священном троне Амона.  Рядом с ним на троне меньшего размера восседала Клеопатра, облаченная в священные одежды правительницы Верхнего и Нижнего Египта. Пока Адам молча выслушивал приходящих под его благословение людей, царица от его лица приветствовала их, одаривая каждого чарующей улыбкой и ласковым словом.
 Когда церемония была в самом разгаре, в толпу народа врезался отряд тяжеловооруженных воинов. Они стали грубо расталкивать и вытеснять людей, освобождая проход для идущих за ними дюжины римлян, несущих на плечах секиры, перевязанные пучком березовых прутьев.
- Дорогу диктатору Рима Гаю Юлию Цезарю! – громко кричали они. Войдя внутрь храма, они развернулись в две линии лицом друг к другу и, выкинув вперед правую руку, хором гаркнули.
- Ave Cesar!
- Цезарь! Цезарь!  - поддержали их легионеры, потрясая принесенным в храм оружием. Александрийцы с ужасом смотрели на этих лохматых гигантов с заплетенными бородами и лицами вымазанными синей краской.
 Клеопатра нахмурилась, поглядывая с тревогой на Адама. Лишь Человек продолжал невозмутимо наблюдать с тронного возвышения за происходящим, хотя под маской безмятежности скрывалось сильное возбуждение, в которое его привел дикий вид галльских легионеров Цезаря. Наконец, под восторженный рев сотен глоток, в тоге, окаймленной широкой пурпурной полосой, в храм вошел сам римский консул. Резким кивком он поклонился Адаму и еле заметным движением губ приветствовал Клеопатру.
Затем неспешно вышел к центру храма, где остановился, подняв правую руку.
- От лица Сената и народа Рима я приветствую Ваше Святейшество. Так же приветствую тебя Клеопатра, дочь царя Птолемея.
 За Цезарем вышли слуги, которые вынесли золотое кресло на Х-образных ножках из слоновой кости и поставили его позади консула. Не сводя тревожного взгляда с золотой маски воскресшего бога, Цезарь медленно опустился в кресло. По храму пробежала волна возмущенного шепота – сидеть в присутствии бога и фараона – неслыханное кощунство! Клеопатра порывисто поднялась.
- Если великий Цезарь желает предстать перед оком Гора и не умереть, он должен относиться со всей почтительностью и уважением к земным воплощениям богов Египта! Перед вами - Царица Верхнего и Нижнего Египта, земное воплощение Великой матери Изиды! Встаньте немедленно!
 Нахмурившись, Цезарь продолжал смотреть на скрытое под маской лицо Человека, выжидая, когда он заговорит. Но Адам продолжал молча разглядывать римлян.
- Моя маленькая Клеопатра, - с наигранным спокойствием начал Цезарь после затянувшейся паузы. – Позволь тебе напомнить, что пока ты всего лишь некоронованная соправительница Египта. По завещанию твоего отца, которое он благоразумно оставил на попечение Сената Рима, ты должна править в единстве со своим братом. А единства у вас нет. И я здесь, в том числе потому, что представляя законные интересы вашего отца – фараона Египта Птолемея двенадцатого, вынужден разбирать тяжбу, возникшую между тобой и твоим братом, которая грозит благополучному совершению воли вашего покойного папаши. Так что поубавь спеси.
- Да как смеешь ты!!! – Клеопатра в ярости топнула ногой. – Я единственная наследница своего отца, и трюк с этим унизительным завещанием у вас, римлян, не пройдет! Теперь Египет и его двойная корона под защитой того, кто есть воплощенный Закон. Вот он - воскресший бог и истинный судья!
 Царица, театрально заломила руки, и упала на колени перед Адамом.
- О, великий отец и супруг Осирис! Услышь мольбу твоей сестры и супруги Изиды, просящей твоего заступничества. Покарай нечестивых чужаков, дерзнувших оскорбить святость нашего имени! Пусть они познают силу твоего гнева! Пусть не будет им защитника ни в этом мире, ни в мире мертвых!
 В храме повисла напряженная тишина. Все ждали, что скажет Адам.
 «Эта девчонка тоже из наших», коварно зашипел Самаэль, «Она это скрывает, но мы чуем наш запах исходящий от ее кожи».
 Адам медленно поднялся, взял за локоть Клеопатру и посадил ее обратно на трон. Затем развел руки в стороны и неспешно спустился к легионерам, перегородившим ему щитами путь.
- О каком завещании идет речь? – спросил Адам. Царица вновь попыталась заговорить, но он движением руки запретил ей, позволив отвечать римлянину. Цезарь встал и поднял вверх правую руку.
- Я, Гай Юлий Цезарь, из дома Юлиев, наместник Испании, Галлии и Британии, великий понтифик и консул Рима, от лица Сената и народа Рима уполномочен приветствовать Ваше Святейшество.
- Gloria Deus! – проревели хором легионеры, продолжая стоять разделительной стеной между Адамом и Цезарем.
- Перед лицом Вашего Святейшества я уполномочен Сенатом республики представлять юридические интересы престола и двойной короны Египта, согласно завещаниям, оставленным на попечение Рима двумя последними царями правящей династии Птолемеев. Кроме всего прочего, мне поручено взыскать с представителей сего царского дома уплату долгов, которые вышеуказанная династия имеет перед Сенатом и народом Рима. Расписки о получении финансовой и военной помощи от Рима оставил царь Птолемей двенадцатый, отец Клеопатры.
- Царицы Клеопатры! – гневно поправила его Клеопатра. Цезарь учтиво ей поклонился и знаком велел передать Адаму ларец, в котором хранились долговые обязательства.
- Так же Сенат Рима пожелал напомнить о завещании деда царицы Клеопатры, Птолемея Александра, по которому права на трон фараонов Египта после его смерти переходят Сенату и народу Рима.
- Ложь! Не существует такого завещания! – лицо царицы налилось кровью, став пурпурным от ярости. Цезарь ехидно улыбнулся ей и велел передать еще один ларец. Адам достал оба свитка и, вернувшись на трон, стал их изучать.
- На каком наречии написано это завещание, мы не можем разобрать?
- Это латынь, святейший отец, – ответил Цезарь с той же ехидной улыбкой. – Официальный язык делопроизводства Сената республики.
 Клеопатра вытянула шею, читая через плечо Человека, и по мере того, как она понимала прочитанное, глаза ее увеличивались от ужаса.
- Так же Сенат Рима решил отказать в праве престолонаследия царице Клеопатре и ее брату Птолемею тринадцатому, на основании завещания их отца, царя Птолемея двенадцатого, из которого следует, что в случае размолвки его детей между собой, дабы избежать угрозы новой междоусобной войны в царстве, управление Египтом переходит к представителю Сената Рима в Египте. И так как все мы видим, что единства меж вами нет – где сейчас твой брат Клеопатра? – и, основываясь на завещании последнего царя Птолемея, я, Гай Юлий Цезарь из дома Юлиев, полноправный диктатор Рима, требую передать юридические права на престол фараонов Египта в пользу Рима под мою персональную ответственность.
 В храме поднялся крик. Присутствовавшие александрийцы засвистели, посылая проклятья в адрес Цезаря и Рима. На них зарычали легионеры, всем видом показывая, что, призирая все условности, готовы пустить в ход оружие прямо под сводами храма. Клеопатра склонилась к Адаму и страстно затараторила шепотом ему на ухо, эмоционально жестикулируя в сторону читаемых Адамом свитков. Лишь Цезарь продолжал невозмутимо стоять посреди храма с поднятым к небу указательным пальцем. Он напряжённо наблюдал за Адамом, ожидая его решение.
 Человек понял в какую ловушку угодил, лишь когда полностью прочитал все документы. Он не может сдержать обещание, данное Клеопатре, не отказав обоснованным претензиям римлян. А если он поступит по букве Закона, то нарушит клятву данную Клеопатре, и тем самым поставит под сомнение саму ценность Закона, написанного от его имени.
 «Они выставили нас дураками!» Шёпот ядобога возник из общего шума. «Это вызов нам!»
 Глаза под маской вспыхнули, и в храме Сераписа прогремел голос бога.
- На колени все стоящие в храме в нашем священном присутствии!
 Эхо громовым раскатом разнеслось по сводам, и храм поразила мистическая тишина. Первой к ногам Адама упала Клеопатра, раскинув руки в стороны, и долу опустив лицо. Вслед за ней так же поступили все присутствовавшие александрийцы. За ними гости и паломники. Увидев распластавшихся в страхе по земле людей, легионеры утратили агрессивный настрой, и, неуверенно переглядываясь, один за другим сложили оружие, опустившись на колени.  Когда последний легионер отложил щит, Цезарь нехотя встал на одно колено, не сводя тяжёлого взгляда с сияющих глаз.
 - Увы, всем вам, дети наши! Вы глубоко расстроили нас.
 Адам смотрел на преклонившихся людей сквозь пелену гнева и был близок к отчаянным мерам.
 – Нет предела нашему разочарованию! Мы доверили вам свой дом, оставив чудный Египет на ваше попечение. И что мы обнаружили по возвращении? Вместо того чтобы заботиться о его благополучии, вы погрязли в гнусных личных дрязгах и спорах, отдав плоды тысячелетнего труда в руки варваров! Корона Египта должна достаться вот этому наглецу, смеющему себя сравнивать с Александром! Какая наглость и непростительная безответственность! Своими действиями вы сами навели на себя проклятье!
 Голос Адама звенел, и каждое его слово ощутимо обретало вес в густом воздухе храма.
 - За распутность, в которой погрязли потомки Птолемея сына Лаги, и образ жизни не совместимый с высоким званием Великих Кормчих Дома Пта, мы проклинаем имя Птолемеев. Да будет оно отныне стерто и предано забвению, как в этом мире, так и в мире мертвых. Гор взвесил дела их, и нашел их неправедными перед своим оком. Да будет так!
 Он резко выбросил руку, и стоящие у входа в святилище каменные статуи правителей династии Лагидов с грохотом разлетелись на мелкие осколки.
 Когда грохот утих, и пыль от сокрушенных идолов рассеялась, Адам обратился к Цезарю.
 - Претензии Рима мы признаем законными. Однако сам посланник Рима вызывает у нас сомнения. Поэтому мы решили, что прежде чем передать на его попечение Египет, Цезарь из дома Юлиев должен доказать, что достоин нашего доверия. Мы желаем убедиться, что представитель Рима достаточно находчив, храбр и силен для того чтобы подтвердить свои полномочия. Посему повелеваем: Цезарь должен выполнить условие завещания и разрешить спор между наследниками последнего фараона Египта! Реши вопрос о наследнике царя Птолемея, сын наш, и после мы вернемся к договору о передаче двойной короны Египта Риму. Да будет так!
 Услышав вердикт, по-прежнему невозмутимый Цезарь легко поклонился.
 - Да будет так! – повторил Цезарь.
 Он нахмурился, хотел что-то сказать, но передумал.
 - Спешу исполнить Вашу волю, святейший отец, - и направился к выходу, уводя за собой легионеров.
 Не успел последний из них покинуть ворота храма, как в Александрие стали раздаваться крики и звон клинков. Возмущенные александрийцы поднялись на сопротивление римлянам. К ним сразу примкнули войска отстраненного от власти брата Клеопатры, которого александрийцы по-прежнему считали своим законным царем. Ополчение Александрии вынудило Цезаря отвести свои легионы, укрыв их в стенах Царского Дворца. Но, привыкший за свою долгую карьеру полководца выходить победителям из неравных битв, Цезарь не дрогнул. Он превратил весь район Царского Дворца в арену боевых действий. В лабиринте городских улиц александрийцы не могли воспользоваться численным преимуществом, и римляне, обученные искусству тактического боя, постепенно вытеснили мятежных александрийцев, завладев портовой гаванью. Смятые стремительной контратакой александрийцы не успели вывести из нее свои корабль, и в руки римлян попал весь цвет египетского флота. Цезарь, понимая, что не сможет долго удержать гавань в своих руках, приказал поджечь флотилию прямо в порту.
 Груженые маслом торговые суда, пришвартованные вперемешку с военными кораблями, вспыхнули как соломинки. В считанные мгновения Царская гавань Александрии окрасилась багрянцем пожара такого масштаба, что пламя горящих судов поднялось выше Фаросского маяка. В ужасе александрийцы поднялись на крыши своих домов, наблюдая, как пламя пожара пожирает гордость Египта и залог их превосходства в водах Средиземного моря. Огонь, поглощающий один корабль за другим, быстро набрал мощь и стал угрожать городским постройкам.
 Поначалу Цезарь хотел использовать пожар против мятежников. Он запретил римлянам тушить здания, на которые уже переметнулся огонь, но когда понял что, не сможет контролировать стихию, было уже поздно. Пожар, подгоняемый морским ветром, скоро занялся в квартале близ Царского Дворца и главного хранилища Библиотеки. Цезарь и александрийцы быстро осознали масштаб грядущей катастрофы и, бросив оружие, кинулись спасать ее. Но, увы - справиться с огнем они уже были не в силах: сотни древних свитков послужили превосходным топливом для жертвенного огня в котором Мудрость была принесена в жертву слепому Правосудию.
 Клеопатра рыдала, наблюдая с вершины портика храма Сераписа как гибнет дело ее предков. Она то посылала проклятия в адрес Рима, то, словно в беспамятстве, принималась перечислять труды великих авторов, гибнущих на ее глазах в огненном вихре, то простирала в мольбе руки к стоящему подле Адаму, призывая его вмешаться и спасти от гибели тысячелетнее собрание Знания. Но Человек бесстрастно глядел на пожирающий Библиотеку огонь, в мыслях вернувшись к пламени иного древнего костра, горевшего перед его глазами. Оттуда, из глубоких закаулков памяти, давно забытый, но все еще горячо любимый голос так же умоляюще призывал его остановить губительную распрю.
 - Я же говорил тебе, любовь моя, - тихо оправдываясь, пробормотал он. – Ничего не поделаешь – естественный отбор.
 "Всё к чему ты прикоснёшься превратится в прах" - подтвердил другой голос в его памяти.

 Вскоре на помощь Цезарю подоспело подкрепление из Сирии, и восстание было жестоко подавлено. Военачальники армии сопротивления сложили свои головы, а единственного представителя мужского пола династии Птолемеев утопили в Ниле, устранив, таким образом, источник разногласий в семье последнего фараона Египта.
Когда все кончилось, Цезарь пришел сообщить Адаму об исполнении своей части договора. Он нашел Человека меланхолично бродящим по пепелищу, некогда бывшим хранилищем Мудрости мира людей.
- Ты доказал, что тверд в своем стремлении исполнить нашу волю, сын наш. Но методы, которые ты используешь для достижения сего стремления, повергают нас в глубокую печаль. Не спорь, - Адам повелительно вскинул руку перед готовым возразить Цезарем. – За столько веков нам неоднократно приходилось выслушивать оправдания наших сыновей, оказавшихся в ситуации, подобно твоей. Все они говорили об одном и том же. Ни один из них не раскаялся, не признал себя виновным. Видимо так же, как и ты?
 Цезарь кивнул.
- Все так, святейший отец. Ведь я действовал согласно Вашей воле и букве Закона, не так ли?
- Мы говорим о том же, - кивнул ему Адам. – Но ответь нам, сын наш, на вопрос: что, по-твоему, отличает вершителей Правосудия от обычных варваров, разрушающие плоды трудов нашего мира?
- Что же, святой отец?
- То, что они дорожат этими плодами! – ответил Адам с таким озлоблением, что его глаза вспыхнули от ярости. – Лишь стремлением сохранить и защитить ценности нашего мира должны они руководствоваться при выборе средств, для исполнения своей миссии! А не таковым бездумным разрушением! Вот в чем разница, сын наш, и мы очень сильно желаем, чтобы ты усвоил это раз и навсегда!
 Цезарь мрачно огляделся и, тяжело вздохнув, сказал.
- Ваше святейшество, я глубоко раскаиваюсь в том, что исказил смысл Вашего святейшего повеления, а также в том, что это привело к столь трагичным последствиям. Я полностью беру вину за содеянное на себя, и, если таковое будет угодно святому отцу, я немедленно пожертвую жизнью ради искупления своих грехов.
 Человек долгим взглядом смерил Цезаря. Постепенно ядовито-синий свет в его глазах угас.
 - Позже, сын наш, мы прикажем тебе исполнить сие. Но не сейчас. Сегодня мы не станем обвинять тебя в сожжении Библиотеке, ведь источник сгоревший Мудрости сейчас стоит перед тобой совершенно невредимый, - он коснулся золотой маски рукой и, невольно покривился.
 - Благодарю Вас, святой отец, - Цезарь учтиво поклонился. – Но тогда, если у Вашего Святейшества больше нет претензий к Риму, позвольте мне напомнить о претензиях Рима на престол Вашего Святейшества в Египте.
 Адам усмехнулся.
 - Наш священный трон Амона? Хм, зачем тебе он, сын наш? Не думаешь ведь ты, что сможешь однажды сидеть на нем?
 - Священный трон Амона я уполномочен переправить в Рим, где он будет торжественно помещён в храме Юпитера на Капитолийском холме, в знак почитания Закона святого отца Сенатом и народом Рима. Кроме этого я посмел бы предложить Вашему Святейшеству так же последовать со мною в Рим. Это придаст легитимности процессу передачи прав на наследие Знания и Закона Вашего Святейшества от Египта к Риму, со всеми вытекающими из этого последствиями, а именно: переносе столицы Ойкумены из Александрии в Рим, а также...
 - Постой, постой, сын наш! Не торопись! Ответь нам, для чего Риму нужен престол Амона?
 - Я твёрдо убеждён, святой отец, - чеканя каждое слово, сказал Цезарь, - что боги благословили Рим занять почётное место среди прочих городов Ойкумены, в которых издревле почитали Закон – Вавилон, Афины, Фивы и Александрия. И я верю, что однажды он превзойдёт их по славе. Во всей Вселенной не найдётся народа более набожного и благочестивого, чем римляне. Если святой отец благословит Рим своим присутствием, то, клянусь праматерью Венерой, у Его Святейшества не будет народа более преданного и верного его святой воле.
 - Хм, - Адам сложил руки на груди, испытующе глядя на римского полководца. – И за счет чего же Рим собирается превзойти славой наши величайшие города?
 - Дисциплина, святой отец. Железная дисциплина. Когда в Алезии сорок тысяч римлян окружили двести пятьдесят тысяч восставших галлов лишь дисциплина и вера в дисциплину соратников позволили нам выстоять и одолеть дикарей. Вы видели наших легионеров в бою, Ваше Святейшество? Их шлемы скрывают от них все, что происходит с флангов и тыла на поле боя. Легионер смотрит лишь вперед. Но он не боится получить смертельный удар из слепой зоны. Потому что его личный страх быть убитым подчинён общевойсковой дисциплине, и легионер продолжает держать строй. Даже ценой собственной жизни. В этом залог успеха Рима и фундамент его будущей славы.
 - Хм, - Человек снова глубоко вздохнул. - Ответь нам, доблестный Цезарь, понимаешь ли ты до конца, о чем просишь? О какой ответственности идёт речь? Ведь если мы доверимся тебе и, прибыв в Рим, не обнаружим там достойного почтения и преданности, то Сенат и народ Рима ожидает неминуемая смерть от нашей карающей руки. И вина за это падёт на тебя и весь твой род.
 Цезарь явно ждал этих слов. Едва Адам произнёс их, римлянин достал завёрнутый в шерстяное покрывало тяжёлый стальной меч, и, обнажив его, опустился перед Человеком на колено.
 - Святейший отец, - сказал Цезарь. – Это меч царя Приама, который вынес наш предок Эней из полыхающей Трои. С тех древних времён он служит поборником святейшего Закона. Обладающий этим мечом не может иметь иного служения, кроме как служение Вашей святейшей воле, чтобы его острие не обратилось против них самих, как произошло с нарушившими Закон троянцами. Я, Гай Юлий Цезарь, из дома Юлиев, от лица Сената и народа Рима, возлагаю этот карающий меч Правосудия к Вашим стопам, святой отец. Я клянусь Венерой-Первородящей в верности до смерти Вашему Святейшеству, и пусть Рим покарает гнев Марса-Мстителя, если Сенат и народ окажутся непослушными воле святого отца и недостойными Вашей милости.
 Адам взял меч и с любопытством стал изучать его. Ему понравилась кованая сталь. Заметив среди пепелища Библиотеки медную сферу, он с размаху вонзил в неё клинок.
 - Да будет так! – довольно улыбнувшись, громко сказал Адам. – Мы даём наше согласие на перенос престола Амона из Александрии в Рим. Но прежде, мы желаем, чтобы Цезарь проникся глубоким пониманием Цели, которой будет служить. Для этого мы приглашаем тебя, сын наш, в небольшое путешествие по Египту, которое поможет надлежащим образом проникнуть в суть нашего тайного Знания. Риму откроются великие мистерии нашей Вселенной, которые мы не можем доверить простым смертным. И мы очень надеемся, что понимание этих тайн поможет Риму в служении нашей Наиважнейшей Цели верой и правдой. А чтобы путешествие не показалось утомительным, мы решили взять с собой нашу возлюбленную дочь Клеопатру, с которой, насколько мы можем судить, у Цезаря сложились приятные отношения. Не так ли, сын наш?
- Как будет угодно Вашему Святейшеству.

 Гавани и верфи Александрии наполнились шумом кораблестроительных работ. С весенним разливом, отмеченным красочным карнавалом, воды Нила приняли обновленную флотилию из четырехсот кораблей. Венцом ее стало девяностометровое судно, сооруженное из лучшей кедровой и кипарисовой древесины, специально доставленной из Кипра и Ливана. Прекрасно сбалансированный и роскошно оформленный, корабль больше походил на плавучий дворец. За размеры и грандиозность, острые на язык александрийцы дали ему название таламега – гигантская супружеская спальня, намекая на характер отношений, сложившихся между царицей Клеопатрой и Цезарем.
Совершив обряд благословения вод Нила, Адам дал начало большому торжественному путешествию вглубь Египта и времени. Роскошная таламега, словно священная барка богов, заскользила меж нильских берегов, сопровождаемая четырьмя сотнями судов, на которых разместились придворная свита Клеопатры и римские легионеры. Сопровождаемая песнями, гимнами и праздничными шествиями, торжественная процессия пребывала в каждый мало-мальски значимый город Египта, где у древних храмов ее встречали жрецы и приветствующие богоявление крестьяне. Гелиополис и Мемфис, Фаюмский оазис и Ахетатон с храмом Атона. Останавливаясь в каждом городе, Адам тщательно, во всех деталях, рассказывал Цезарю о предназначении храмов, сфинксов и пирамид; о Камнях Силы; их влиянии на Время; о самой природе Времени и, конечно же, о Наиважнейшей Цели Человека – подчинении Времени. Он показывал Цезарю древние фрески на стенах пирамид и каменные стелы в храмах и, используя древнюю магию египетских жрецов, объяснял тайный смысл их посланий. Наконец, они прибыли в Фивы, древнюю столицу Египта, где в храме Амона Человек открыл Цезарю тайну о Последнем Дне мира людей. В красочном представлении, разыгранном для Цезаря жрецами, и полном скрытых трюков и фокусов, Адам явил посланнику Рима весь масштаб трагедии будущей схватки между безжалостным Ра и человечеством. Потрясенные римляне падали в финале на колени, с воем простирая руки к гибнущей в огне Земле и моля богов о ее пощаде. И даже невозмутимый Цезарь при виде неукротимой стихии, пожирающей жизнь, побледнел и едва не лишился чувств. Чтобы с ним не случился обычный припадок эпилепсии, Клеопатре пришлось увести его прочь от людских глаз. Оставшись наедине с ним, Адам долго убеждал Цезаря в необходимости объединения людей всего мира в один общий Универсум для того, чтобы в Последний День предстать во всеоружии перед лицом надвигающейся катастрофы. Римлянин слушал его с присущей ему невозмутимостью, которую изобличала лишь мертвенная бледность кожи и лихорадочная зубная дрожь. Он не смог ничего ответь Адаму, лишь только подтвердил данные ранее обещания о преданности Рима великому праотцу до самого Последнего Дня.
 Тогда они отправились на юг, к первым порогам Нила, где в храме Исиды на месте могилы Осириса бог мира людей сочетал священным браком Цезаря и Клеопатру. Там выяснилось, что царица Египта носит под сердцем ребенка и жрецы единодушно истолковали это как добрый знак. Священная процессия вернулась в Александрию, где Адам, вдохновленный путешествием, благословил Цезаря вернуться в Рим. Вместе они составили масштабный план, полный новых идей о реформе Закона и летоисчисления. Для проведения этих реформ в помощь Цезарю Адам направил двенадцать лучших эрудитов Александрии, которые повезли масштабные планы по переустройству хаотичной крепости Ромула в новую столицу мира.
 Сам он остался подле Клеопатры, чтобы наблюдать рождение сына, в котором ожидал увидеть долгожданного потомка, способного пройти ворота смерти. К жрецам по всей Ойкумене были отправлены гонцы с требованием усердных молитв за благополучное разрешение Клеопатры, и летом следующего года царица родила здорового, сильного мальчика. Верховные жрецы в Фивах, принеся благодарственные жертвы, объявили мальчика воплощением верховного бога Египта на земле. В честь этого события на Кипре отчеканили золотые монеты, где Клеопатра изображалась в виде богини Афродиты с божественным младенцем на руках. Лишь простые александрийцы, увидев младенца, как две капли воды похожего на Цезаря, и, смекнув что к чему, дали ему прозвище Цезарион – маленький Цезарь. И как не пытались жрецы убедить народ в обратном, именно это имя пристало к мальчику, так что и Адам вынужден был смириться с ним. Клеопатре пришлось приложить изрядно усилий, чтобы снять тень подозрений об отцовстве мальчика в глазах Человека. После серии бурных ночей, окутанных пеленой курений, эмоциональных споров и страсти ей это удалось. Как раз вовремя. Потому что вскоре из Рима пришло письмо, в котором Цезарь уведомлял Адама, что Рим готов ко встрече с великим праотцом, и ожидает его прибытие в сопровождении царицы Египта и их сына.
  В разгар лета из марева, колышущегося над лазурным морем, появилась большая александрийская эскадра. Сопровождаемая фанфарами труб и флейт, она торжественно подошла к Остии – морскому порту римской республики в устье реки Тибр. Здесь Адама и сопровождающую его свиту встречала торжественная процессия сенаторов и жрецов. После формальных приветствий знатнейшей половиной Рима он, пересев на двухпалубную речную либурну, поднялся вверх по течению. Свежий воздух западного полиса обнял Адама волнующими запахами и, закрыв глаза, он поднял руки в приветственном жесте: «Здравствуй, милая Европа».
- Ave Deus Magnum! – ответил ему тихий западный ветер.
- Vivat! – закричали с берега римляне, наблюдающие за прибытием владыки Египта.
 Извилистым руслом либурна зашла в заводь Тибра, называемый Вилабр. Туда, куда в древнейшие времена прибило колыбель с двумя младенцами, и где их нашла волчица. Сейчас там находилась пристань Бычьего форума, торжественно украшенная по случаю прибытия великого праотца.
 Под славословия авгуров либурна причалила к пристани, и Адам ступил на римскую землю. Он торжественно вошел через арку в город, посылая приветствия ликующим римлянам, плотно облепившим все окрестное пространство. Римские женщины, свободные от условностей восточного воспитания, без стеснения глазели на диковинных египтян сопровождавших Адама, отпуская вольные шутки о заморских особенностях гостей. Всячески подчеркивая собственные прелести, они без тени смущения подмигивали Адаму, словно приходились ему давними любовницами. Не отставали от них и мужчины, приветствуя бога мира людей так, будто каждый из них был ему, по меньшей мере, братом или приятелем.
 Когда Адам приблизился к недавно отстроенной триумфальной арке с четырьмя фасадами, его встретил Цезарь в сопровождении сенаторов и членов их семей. Полководец сошел с колесницы, снял украшавший его голову лавровый венок и сложил его к ногам великого праотца.
 Человек задержал долгий взгляд на вымазанном жертвенной кровью лице. Закрыв глаза, он с шумом втянул воздух, в котором преобладал железный запах.
 «Ярость, - засмеялся Самаэль. - Это обитель ярости! Здесь будет наш новый дом».
 Адам положил руки на голову преклонившего колено Цезаря и громко во всеуслышание сказал.
- Наш верный воин и возлюбленный сын! Приветствуем тебя! Поднимись, мы желаем воздать похвалу твоему дому и твоей семье.
 Цезарь встал с невозмутимым видом.
- Народ Рима, - обратился к окружающим Адам, - мы рады приветствовать и преподнести наше отеческое благословение всем нашим верным детям. Мы прибыли сюда, для того чтобы оказать огромную честь вашему городу, которую заслужил для него наш возлюбленный сын. За усердие и самоотверженность в деле установления порядка в нашем мире, мы нарекаем Гая Юлия Цезаря титулом Богоподобный.
 Он поднял лавровый венок и украсил его золотыми листьями, выкованными лучшими ювелирами Александрии. Пафосно продемонстрировав его, он опустил венок на лысеющий череп Цезаря.
- Достоин! – громогласно провозгласил Адам.
- Gloria! – проскандировали римляне.
- В знак нашей любви к вам, мы постановили, что отныне Рим назовется нашим домом, и местом обитания престола бога на земле.
 Сказав эти слова, Адам дал знак, и сорок темнокожих слуг церемонно вынесли с корабля золотой трон Амона. Их сопровождали египетские жрецы, распевающие древние славословия в честь верховного бога. К ним присоединились римские авгуры, а за ними и весь народ. И вот уже весь воздух наполнили возглашения торжествующего города.
- Tibi gratias ago Deum!
 Под восклицания, усиленные звуком труб и рогов, и грохотом тимпанов и бубнов Адама подняли на троне. Цезарь встал на колесницу, и торжественная процессия двинулась через Палатинский холм к святилищу Луперкал над пещерой, в которой волчица вскормила основателей Рима. Там находился алтарь, устроенный Ромулом в честь верховного бога, которого римляне почитали под имением Юпитер. В этом просто устроенном небольшом помещении из грубо отесанных травертиновых блоков Адам совершил благодарственные жертвоприношения, почтив память основателей своей новой столицы. Это вызвало у римлян прилив радостного умиления, усилив и без того неистовый хор восторженных почитателей великого праотца. После этого они двинулись дальше к храму Матери Венеры, в котором процессию ожидала Клеопатра. Одетая как великая эллинская богиня, она встретила шествие у ворот храма, где брала свое начало Священная улица, в окружении сорока слонов, украшенных золотом и парчой. Она стояла во главе исполинских животных с гримасой презрения разглядывая римлян и их город. Напыщенная чужеродность не могла ускользнуть от зорких глаз римлян и среди простых горожан о египетской царице поползли колкости, граничащие с унизительными оскорблениями. Но едва триумфальное шествие достигло храма, они умолкли, захваченные общим духом ликования. Адам взял за руки Цезаря и Клеопатру и подвел их к алтарю.
- Возлюбленные наши дети, - обратился он к присутствующим, - еще одним священным действом мы желаем продемонстрировать нашу безграничную любовь к вам. Все вы видели, как только что мы высоко оценили божественного Цезаря. Сейчас мы представляем Сенату и народу Рима нашу возлюбленную дочь Клеопатру; нашей милостью царицу Верхнего и Нижнего Египта, покровительницу Кипра и наследницу имени божественного Александра. Как ваш общий любящий и заботливый отец, своим главным стремлением мы видим благополучие и процветание наших детей. И в этом искреннем порыве заботы о вас мы намерены благословить нерушимый союз двух миров – Запада и Востока, сочетав узами брака богоподобного Цезаря и богоравную Клеопатру.
 Среди римлян пронёсся выдох изумления и несколько знатных матрон вскрикнули от неожиданности.
- У Цезаря уже есть законная жена! Долой египтянку!
- Табу! – рыкнул Адам, и глаза вспыхнули синим огнём.
- Veto! Veto! Замолчите! – замахали, подражая Адаму, авгуры и жрецы.
 В толпу вклинились солдаты-преторианцы. Они хватали недовольных и волокли их прочь к Тарпейской скале, с которой сбрасывали осуждённых на смерть преступников.
 Когда голоса недовольных утихли, Адам продолжил.
- Как мы уже сказали, нашей важнейшей заботой является благополучие Ойкумены, или как вы говорите, Универсума. И мы прибыли сюда полные надежды, что и для вас, наши возлюбленные дети, забота о благе мира во Вселенной станет главной заботой вашей жизни. Потому как Закон повелевает детям во всем быть послушными своим родителям до конца. И те, кто исполнят Закон, будут осыпаны великими милостями и благоденствием как в этой жизни, так и в царстве Плутона.
 Он подал знак, и ему поднесли сундук, доверху набитый недавно отчеканенными золотыми монетами с изображением Цезаря. Адам зачерпнул горсть и бросил их в толпу. Народ восторженно завизжал, бросившись собирать деньги.
 Затрубили в горны, и жрецы запели хвалебные гимны. Торжественная процессия двинулась в путь по Священной улице мимо храма Весты вверх на Капитолийский холм, где белоснежной жемчужиной сияла колоннада недавно отстроенного храма Юпитера. Когда они приблизились к подножию холма, Клеопатра осталась у его основания на специально выстроенном для неё помосте. Народ остановился рядом, наблюдая, как восседающего на престоле Адама самый рослый слон вносит внутрь храма. Вслед за ним внутрь вошёл Цезарь, и двери за ними закрылись.
 В храме царил полумрак, из глубины которого отливала тусклым золотым светом массивная статуя Юпитера. Адам какое-то время рассматривал ее, а затем ухмыльнувшись, обратился к Цезарю.
- Нам вспомнилось время, когда в похожих обстоятельствах мы беседовали с Александром. Бедный мальчик, он тогда очень хотел быть богом. А нам верилось, что он – наш сын, который вернёт нам наше могущество и власть над миром.
 Адам тяжело вздохнул. Величественное животное, которое несло на себе трон, тяжело вздохнув в ответ великому праотцу, опустилось на колено, позволив Адаму спуститься. Человек похлопал его по хоботу и, горько усмехнулся:
- Увы, наш добрый Цезарь, он не смог. Так что вакансия сына бога свободна. Если ты чувствуешь в себе достаточно силы, можешь попробовать ее занять.
 В глазах Человека заиграл ядобог.
- Что скажешь, Цезарь, достоин ли ты назваться сыном бога?
 Он приблизил к себе лицо римлянина так близко, что Цезарь почувствовал, как от огня его глаз горит измазанная кровью кожа на лице.
- Готов ли ты заглянуть в глаза смерти?
 Волевой подбородок Цезаря застучал лихорадочной дробью, и на губах римлянина выступила пена. Он с силой закусил губу. Из прокушенной плоти запенилась кровь. Собрав остатки самообладания, он плюнул рубиновой слюной в ядовито-синие глаза.
«Он наш сын», зашипел Самаэль.
 Адам выпустил из железных объятий Цезаря. Тот, отшатнувшись в сторону, стал тяжело дыша откашливаться.
- Я уже давно научился смотреть в лицо смерти, Ваше Святейшество, - едва переведя дух, ответил римлянин. – И, как видите, отлично себя при этом чувствую.
 Он вытер окровавленные губы пурпурной каймой тоги и, пошатываясь, подошел к груженому священной поклажей животному. Ловким движением мускулистых рук он стащил со слона объемный тюк обернутый в пурпурную с золотом ткань. Небрежно встряхнув его, он вывалил перед Адамом медную сферу земной окружности, пронзенную стальным мечом.
- Я готов повергнуть мир к стопам Вашего Святейшества. И, если на то воля святого отца, я пройду туда, куда не смог дойти Александр.
 Адам кивнул и улыбнулся краем губ.
- Да будет так, сын наш. Ступай туда, в мир. Сегодня тебя ждёт триумф. Завтра ты отправишься за славой и бессмертием.
 Он медленно поднялся на престол Амона.
- Верни нам Эдем, сын наш.
 Цезарь поклонился разлетевшемуся по храму эхо и вышел из храма. Крики восторженных римлян приветствовали его появление.
- Ave Cesar! – скандировала восторженная толпа, и звуки труб оповестили начало парада немыслимых амбиций Рима. Город, провозглашённый новой столицей мира, готовился к началу нового времени и новой эпохи. Эпохи, под названием Римский Мир.


 Глава 11

- Пифагорейская музыка различает гармонию разумом, а не ощущением, в то время как вульгарная музыка различает слаженное и неслаженное лишь ощущением. Поэтому толпа знает только факт, что гармония созвучна, а математики знают причину, по которой она созвучна.
- Браво, Октавиан! Твое имя созвучно идеальному тону твоих речей!
 Возлежащие за праздничным столом вяло захлопали. Перед изысканно одетыми матронами, сенаторами и всадниками стоял невысокий худощавый юноша в плаще авгура, надетой против обыкновения на театральный манер. Он сильно волновался, от чего раскраснелся и вспотел, но старался держать себя в руках, тщательно исполняя отрепетированную речь. Молодой патриций старался глядеть прямо, но взгляд то и дело украдкой падал на возлежащих во главе стола Клеопатру и Цезаря. Получив одобрение, он самодовольно поклонился, и продолжить декламировать.
 - Музыка есть математическая теория, в которой изучаются тона с точки зрения их созвучия и несозвучия. Ибо всякое музыкальное украшение происходит из чисел.
 - Ах, Октавиан, мой мальчик! Подойди, обними свою мать! Не правда ли, синьоры, он очарователен?
 Дородная матрона скрутила в охапку молодого оратора и стала покрывать его голову поцелуями.
 - Бесценная Ация, ты как всегда права, - весело поддержал ее Цезарь. – Но только не переусердствуй с поцелуями, иначе ты развратишь этого подающего такие надежды стоика.
 Ация села, уложив сына подле себя.
 - От стоиков одна скука, - сказала она, оторвав сочную ягоду винограда и положив ее в рот Октавиана. – Верно я говорю? Сервилия, моя дорогая подруга, что ты думаешь?
 Она обратилась к лежащей напротив нее изысканно одетой женщине. Знатная матрона, происходившая из старинного патрицианского рода, Сервилия долгое время была любовницей Цезаря. В городе поговаривали даже, что ее старший сын Марк Юний Брут был не сыном ее мужа, а плодом их тайной связи. Но после того, как Цезарь стал триумфатором он дал старой пассии отставку, чем до глубины души оскорбил великосветскую львицу. Однако Сервилия, верная римским традициям воспитания, не подала виду и продолжала разыгрывать из себя покорную мужскому своеволию женщину. Сегодня она пришла на званый вечер «в кругу семьи» устроенный Клеопатрой на вилле Цезаря в роскошных садах римского Трастевере на другом берегу Тибра. И хотя вечер предполагал узкосемейное торжество, Клеопатра настояла, чтобы на него были приглашены все знатные люди Рима. На этой ярмарке тщеславия Сервилия старалась держаться незаметно, и все время наблюдала за новой возлюбленной Цезаря. Она так увлеклась подглядыванием, что не услышала вопроса племянницы Цезаря Ации. Лишь когда в повисшей паузе на нее устремились взгляды хозяев виллы и гостей, она смущенно поправила украшенные жемчужной лентой белокурые локоны и, обращаясь к своему сыну Бруту, сказала:
 - Ах, это все политика и философия! Я всегда говорю сыну, что эти вопросы не для женского ума. Пусть ими занимаются те, кому они интересны. Не так ли, мудрейший Цицерон?
 Последние слова она адресовала пожилому сенатору в тоге проконсула, который, несмотря на свой почтенный возраст и сан, возлежал один в конце стола и меланхолично обмакивал в кубок с вином сушеную смокву. Будучи прирожденным оратором, он всю жизнь стремился к признанию окружающими своего таланта. И даже добился на этом поприще успеха став консулом, и разоблачив заговор в Сенате против Республики. Но все это было в прошлом, и сейчас карьера ученого мужа шла к закату. Молодые и энергичные политики, такие как Цезарь, затмили его славу и заслуги перед отечеством, и сторонников у Цицерона становилось все меньше с каждым годом. Он все еще старался казаться изысканным остроумным эстетом и для этой цели едва ли не каждый день посещал Клеопатру на вилле в Трастевере, в надежде, что царица величайшей цивилизации мира по достоинству оценит блестящий ум и изящность речи оратора. Однако Клеопатра лишь высокомерно улыбалась, ни разу не похвалив или, хотя бы отметив высокую культуру Цицерона. Старый консул злился, но не сдавался. И сейчас, когда к нему, наконец, обратились с вопросом, он поднялся, церемонно поклонился Сервилии, Клеопатре и прочим гостям, и став в свою излюбленную позу размышляющего философа заговорил:
 -  Да сопутствует счастье Сенату и народу римскому! Возлюбленные мужи, братья и сестры римляне, как справедливо отметил в своей небезупречной речи юный Октавиан - музыка, гармония, числа – эти понятия неразрывно связаны друг с другом. Так учил мудрейший Пифагор. Пожалуй, лучший музыкант из всех, рожденных женщиной. Ведь сей великий философ слышал не только гармонию созвучий этого мира, но и был способен к восприятию гармоничной мелодии музыки сфер. Эти две науки – музыка и астрономия – словно сестры, говорил Пифагор. Он утверждал, что небесные тела при своем движении издают звуки, которые будучи взятые вместе порождают тонкую музыку сфер. И наша земля, будучи одной из звезд, движется по кругу. И даже те звезды, что кажутся неподвижны, имеют собственное движение. Все мы вращаемся вокруг центра Вселенной, где горит огонь, называемый Гестией. И все это движение, согласно Пифагору рождает чудную музыку вселенского масштаба, где гармония космоса есть система из кварты, квинты и октавы…
 - Ах, - пренебрежительно зевнула Клеопатра, - а не распорядиться ли нам на счет танцев?
 Она хлопнула в ладоши, и тотчас заиграли цитры и флейты. В зал бесшумно вбежала дюжина полуобнаженных танцовщиц, изображая танцующих нимф. Гости поднялись и разошлись по дому, кто на террасу, кто в термы, кто просто удалился в тень парка, насладиться свежим воздухом. Лишь один Цицерон, обиженно упав на свое ложе, остался в одиночестве наблюдать за танцующими грациями.
 Адам сидел в тайной комнате скрытой портьерой. Он не пожелал присоединиться к пирующим, но наблюдал за ними из тени. После прибытия в Рим его не покидало чувство тревоги. Смена местобитания вызвало у него смешение мыслей и предчувствий, которые с одной стороны побуждали его к решительным действиям, с другой заставляли молча сидеть на троне, как древнему бездушному истукану, подавленному неопределенностью планов. Ни веселые пиры Клеопатры, ни масштабные планы Цезаря, которые он каждый день обсуждал со своими соратниками в присутствии великого праотца, не могли пробудить Человека из оцепенения. Вокруг него собралось столько преданных целеустремленных детей, что он просто запутался в их интригах и не знал, кому отдать предпочтение. Клеопатра и ее сын Цезарион; семейство Юлиев с их кровосмесительным выводком талантливых извращенцев; те же Цицерон, Катон и прочие сенаторы; все они претендовали на божественный титул помазанника Адама и спасителя человечества. Каждый из них стремился получить венок триумфатора из рук человеческого бога, и каждый предлагал свой путь, по которому следует идти Человеку для реализации своей Наиважнейшей Цели. Но кто из них на самом деле сможет попрать уставы смерти? В каждом претенденте под сияющими доспехами их безусловных достоинств, скрывался порок тщеславия и гордости – семян ядобога.  А эти пагубные ростки неизбежно превращали каждый раз в прах все планы Человека.
 «Пусть жертва определит, который из них наш избранный сын», произнес Самаэль, прекратив бесконечный поток сомнений Адама. «Они должны принести жертву нам. Тогда мы найдем того единственного, кто достоин пройти воротами смерти».
 - Они не вернутся оттуда, - тихо произнес Адам. – И эта жертва будет сродни убийству.
 «Эта жертва наполнит смыслом их бесполезные жизни. Чем они занимаются? Какой смысл в их существовании без нас? Оставь их одних и через поколение они снова выродятся в безумное стадо. Мы даем им цель в жизни – наш отбор превосходного потомка. Стремление к этой цели делает людей лучше и благородней. И высшим достижением этого стремления в них должна быть готовность пожертвовать собой ради нашей Наиважнейшей Цели. И они уже готовы к ней. Послушай, о чем говорят их сердца!»
 Адам сосредоточенно прислушался.
 Гости Трастевере рассредоточились по группам, но общее настроение слилось в единое ощущение чего-то тягостного. Так, будто грядущую бурю, вот-вот готовую разразиться среди наступившей тишины, выдает лишь едва уловимая тревога в царящей духоте.
 - Синьоры, вы видели эту гордую египтянку? Она ведет себя возмутительно!
У выхода на террасу стояла группа патрицианок, обсуждающих оказанный прием.
 - Ах, этот приезд египетской колдуньи не кончится ничем хорошим, помяните моё слово, синьоры! Я вчера была в храме Квирина и слышала, как авгуры обсуждали страшные знамения, раскрытые в Книге Сивилл. Скоро грядет завершение второго большого года после основания Рима, и в новый век родится царь, который заставит заплатить город за кровь Рема, убитого братом Ромулом. Для этого Цезарь, будь он неладен, наводнил Рим этими восточными магами, чародеями, сфинксами и обелисками. Ох, покарают боги Рима нас за эти безобразия!
 - Тише, тебя могут услышать! Эта коварная царица наводнила Рим своими шпионами. Разве ты не знаешь, что теперь у каждого дома есть уши, которые растут из Египта? Клеопатра - ведьма, которая околдовала Цезаря. Это, очевидно, уж поверьте мне! Недаром все, кто побывал в Египте, наперебой рассказывали: там с помощью одного лишь заклинания излечивают укус змеи или скорпиона, умиротворяют злых духов, которые посылают плохие сны; там даже можно встретить людей, способных перейти из человеческого времени во время богов и проникнуть в тайны устройства мира. Как бороться с такими сильными чарами?
 - Во всем виноват Цезарь! – К группе присоединились Цицерон, Сервилия и Брут. – Зачем он привез в Рим этого страшного египетского бога? Зачем раздает столько денег плебсу? Почему каждым новым законопроектом в Сенате он хочет попрать и унизить достоинство Республики? А я вам скажу зачем. Цезарь хочет стать этим царем! Он снова хочет залить улицы города кровью благородных семей, как во времена Суллы, который, движимый личным эгоизмом и алчностью, едва не погубил весь Рим. Египетская шлюха околдовала его, посулив богатства всего мира, так что он станет богат, как Кресс! А теперь Цезарь платит ей по счетам, рассчитываясь нашими свободами и достоинством. Вот что происходит, синьоры!
- О, горе тебе Рим! Падет на тебя вскоре кара богов! Ответь нам, Брут, кто остановит тирана и спасет римских дочерей?
 В другой части виллы, где вокруг полной эротики мраморной статуи Амура и Психеи прохладными водами фонтана умывался внутренний садик, сплотилась иная компания. Клеопатра угощала курением Цезаря, Ацию и любимого генерала Цезаря Марка Антония, бывшего по совместительству сердечной страстью племянницы диктатора. В тени сада сидели дети Ации – Октавиан и Октавия. Они не участвовали в обрядах Клеопатры, а нежно взяв друг друга за руки, молча наблюдали за курящими. Октавиан с презрением, его сестра с любопытством.
 - Я говорю тебе, Цезарь, в Сенате против тебя назревает заговор, - обкуренный Марк Антоний увлеченно жестикулировал мускулистыми руками. – Будь моя воля, я бы лично задушил этого Цицерона, а потом отрезал ему руки и прибил к дверям курии, что бы прочим сенатором и в голову не пришло замышлять подобное в будущем!
 - Остановись, Антоний, - добродушно махнул ему Цезарь. Он привольно лежал в объятиях Клеопатры, которая обдувала его голову густым пахучим облаком. – Мы обещали простить всех врагов. Я не хочу, чтобы меня считали царем. В Риме это преступление, ты же знаешь. Эти жалкие сенаторы ничего мне не сделают - я купил их всех с потрохами. Так что пусть себе Цицерон пишет свои кляузы против меня. Они все равно не имеют веса. К тому же вскоре я получу одобрение Сената на начало похода против парфян, и тогда мы сразу выступим из города. Дай срок, лишь только пройдут первые весенние иды, мы разобьем этих дерзких парфян, вернем знамя погибших легионов Красса, и все забудут о Цицероне и его мелких и полных зависти упреках в мой адрес.
 - Великий Цезарь прав, - тягучим голосом сказала Клеопатра. – У него великая миссия подчинить весь мир Александра воле одного человека. У вас нет времени и повода надолго оставаться в Риме. Великих полководцев ждут великие победы. На это Цезаря благословил могучий Гор, да будет имя его славно и благословенно на всех землях, где пройдут ваши воины.
 - И Ваша царская ненасытность, - язвительно подхватила Ация.
 Антоний громко заржал и шлепнул любовницу по широкому заду.
 - Брава, Ация! Знай наших, царица!
 Клеопатра выдула на них тонкую струйку дыма, но затем снисходительно улыбнулась племяннице Цезаря и чувственно поцеловала ее в губы. Она хотела ответить колкостью на колкость, но первые слова остроты повисли у нее на губах, потому что неожиданно для всех во внутреннем дворике появился Адам.
 Все поспешно поднялись, приветствуя великого праотца.
 - Дети наши! – негромко сказал Человек. – Мы рады, что вы сейчас все здесь в добром здравии. Мы имеем сообщить вам наше решение, которое приняли недавно с тяжелым для нас сердцем. Садитесь. Вам лучше услышать то, что мы намерены сообщить, в удобной для вас позе. Не стесняйтесь.
 Все в нерешительности сели на свои ложа. Адам сложил руки на груди и стал неспешно прогуливаться между ними в полной тишине. Какое-то время он молча собирался с духом, и, наконец, сказал:
 - Дети наши! Вы знаете, кто мы и зачем прибыли сюда. Некоторым из вас открыты наши самые сокровенные тайны. Но, прежде, чем сказать вам нечто трудное и суровое, мы хотим напомнить, как сильно любим каждого из вас. Любим и ценим как нашу семью и самых дорогих детей.
 Адам еще раз обвел всех самым нежным взглядом.
 - Однако, время идет. И в эти последние дни оно движется со все возрастающей скоростью и конец времен близок, как никогда. Пришёл час исполнить каждому из вас то предназначение, которое вам определено Сиянием от начала века. Пришла пора Избранным отправиться путем Орфея в страну теней и там обрести свою божественную природу. Тем из вас, кому судьбой уготовано стать богами станут ими. И тогда вы вернетесь к нам, победителями смерти, полные божественной славы и Силы Сияния. О тех, с кем подобному произойти не суждено, мы позаботимся, когда придём в царство покоя вслед за вами.
 Первым подскочил Цезарь.
- Отправиться в долину смерти? Сейчас? Но ведь мы только начали воплощать наши планы! Строительства нового форума идет полным ходом; в Сенате собираются одобрить набор новых легионов для похода против Парфии, и если он будет удачным мы планировали дойти до великого океана в Индии… А как же реформы Закона? Кто завершит их? Ваше Святейшество, вы не можете отправить меня туда сейчас! Я еще не закончил здесь!
 Адам мягко положил ему на плечо руку.
 - Приведи свои дела в порядок, сын наш. Реши, кому ты доверишь завершить начатое, и приготовься к путешествию.
 - Но, святой отец …
 - Пришло время, сын наш. Не бойся, мы будем рядом!
 Адам сверкнул глазами, и Цезарь обмяк. Его нижняя губа затряслась. Он тяжело вздохнул, но потом взял себя в руки и, сжав кулаки, твердо ответил:
 - Как будет угодно Вашему Святейшеству!
 Затем диктатор подошел к Октавиану и, пристально заглянув ему в глаза, кивнул на прощание. Больше ни с кем не простившись, он стремительно вышел прочь. За ним бросился Марк Антоний, позабыв свой офицерский плащ, которым на ложе укрывал Ацию.
 - Антоний! Подожди, ты забыл плащ! - взволнованная Ация, подхватив багряную материю, побежала их догонять. За ней, откланявшись Адаму и Клеопатре, последовали Октавиан и Октавия.
 Оставшись наедине, Адам взял у Клеопатры трубку и глубоко затянулся едким дымком.
 - Вслед за Цезарем придет очередь твоего сына, дочь наша, - выпустив клубы дыма, спокойно сказал Человек.
 - Нашего сына, - поправила его Клеопатра. Она побледнела как иней после своих слов. – И как это будет? Ты вернешься в Египет, и там принесешь его в жертву на могиле Осириса?
 Адам снова затянулся и кивнул.
 - Да будет так, как ты сказала.
 - Нет! – Клеопатра наотмашь ударила Адама по лицу. Трубка вылетела из его рук, очертив дымом правильную дугу. – Нет, этому не бывать! Ты обещал мне и моему сыну мировое царство. Я не отдам его, пока ты не выполнишь свое обещание! Ты ведь клялся своим именем, как же так Адам?! Зачем ты притащил меня в эту дыру из Александрии, посмеяться над моими унижениями? Как же так, великий бог?! Кто я для тебя? Я-то думала, что ты любишь меня, а ты меня просто использовал…
 Она упала на ложе и заплакала навзрыд, уткнувшись лицом в подушки. Адам протянул руки, чтобы обнять ее, но в последний момент замер, и, едва дотронувшись до волос рыдающей царицы, тихо добавил.
 - За твоим сыном придет и твоя очередь, дочь наша. Будь готова к переходу.
 Сжав руку в кулак, он отвернулся, закусив губу, и чтобы не закричать поспешно вышел прочь.
 Вскоре по Риму поползли слухи о близкой кончине Цезаря. То в курию залетела маленькая птичка, и ее растерзали ястребы, то у принесенного в жертву ягненка не оказалось сердца. Одно дурное предзнаменование сменялось еще худшим. По улицам и в трактирах ходили сплетни о заговоре сенаторов, а на стенах появились граффити с угрозами и зловещими предупреждениями в адрес Цезаря. Но римский диктатор не слушал предупреждений, словно ослеп и оглох к увещаниям окружающего мира. Он продолжал усиленно работать над новыми законами и готовить экспансию на восток. В знак пренебрежения к надвигающейся на него катастрофе, он распустил личную гвардию и ходил без оружия. А Сенат осыпал его милостями и новыми привилегиями: пожизненный консул, титул Отец Отечества, золотой венок на голову, титул божественный и статуя Цезаря в храме Ромула. Сенаторы словно готовили упитанного быка на заклание и в день завершения мартовских ид, пятнадцатого числа, совершили его ритуальное убийство. Двадцать три сенатора нанесли каждый по удару ножом в тело великого Цезаря прямо на заседании Сената в здании курии Помпея.
 Убийство вызвало чудовищный шок у жителей города. Три дня город был повергнут в траур. Три ночи над его телом в надежде провел Адам.
 На третий день явился Марк Антоний с распоряжением Сената устроить торжественные похороны божественного Цезаря за счет городской казны, и с еще одним требованием личного характера вынести смертный приговор всем убийцам великого сына римской волчицы. Он разразился пламенной речью перед народом, рыдая и потрясая окровавленной туникой в сторону сенаторов, на чьих руках была та же самая кровь. Народ единодушно поддержал Марка Антония. Прямо перед растральной трибуной Сената сложили вызолоченную постройку, внутри которой устроили ложе из слоновой кости, устланное пурпуром и золотом. В изголовье поставили столп с одеждой, в которой Цезарь был убит. Погребальный костер стремительно разгорелся и народ бросал в него все, что было дорого; все, что связывало их с памятью о великом сыне Рима: воины бросали оружие, комедианты – триумфальные одежды, женщины – украшения своих детей и амулеты с их именами. А в небе над городом зажглась хвостатая звезда, которая семь ночей освещала общегородской траур, и унесла затем в небеса имя Гая Юлия Цезаря.
 Но убийство требует отмщения – так гласят суровые законы волчьей стаи. Сразу после сожжения разъяренная толпа растерзала на улице прохожего лишь только за то, что его фамилия была созвучна фамилии сенатора, замешанного в убийстве Цезаря. Когда на следующий день после похорон на Форуме зачитали завещание Цезаря, в котором наследником первой очереди объявлялся Октавиан, толпа потребовала от него отмщения за убийство его отца. Да, в завещании Цезарь назвал Октавиана своим сыном и носителем своего имени. Так что Цезарь умер! Да здравствует Цезарь! Девятнадцатилетний Октавиан вначале смутился. Его родные стали советовать отказаться от наследства, но молодой патриций увлекся призывом толпы, принял имя своего нового отца и торжественно поклялся отомстить всем убийцам. В городе был объявлен террор. На Форуме вывесили списки – проскрипции – с именами всех, кого подозревали в заговоре. Их убийство было объявлено общественным благом, и палачам обещалась награда в виде имущества убитых. Город захлестнула волна смертей знатных патрициев, которым некуда было бежать. Их травили, словно дичь на охоте; их женщин насиловали прямо в домах, которые потом грабили и поджигали. Тела убитых приносили на Форум к подножию Капитолийского холма, где их опознавали и отдавали на сожжение страшному богу, поселившемуся в храме Юпитера.
«Жертва! Наша жертва!», бушевал Самаэль и его хохот страшным эхом разносился над пиршеством смерти гуляющей по Риму. Он ходил с факелом в руке, заглядывая в остекленевшие глаза убитых, тщетно разыскивая тех, кто мог выжить после жестокой расправы. Но люди умирали безвозвратно, и разъяренный ядобог сжигал их тела в общем костре мести, разложенном на пепелище могилы Цезаря.
 Дикость, с которой римляне приносили человеческие жертвоприношения, привела в ужас Клеопатру. Она спешно снарядила свои корабли и с открытием весенней навигации бежала из Рима вместе с сыном Цезарионом и всей своей египетской свитой. Вернувшись в Александрию, она заперлась во дворце и стала готовиться к своей кончине. Царица Египта окружила себя жрецами египетских богов, и в особенности жрицами Изиды, а неподалеку от Золотого Дворца она начала ускоренными темпами возводить свою гробницу, не жалея на ее украшение золота и драгоценностей из сокровищницы Египетского царства. Все время она проводила в наставлениях сына и ожиданиях, когда за ней придет ее роковое божество.
 А ядобог сновал по Риму в поисках новых жертв для своих испытаний. Он стал одержим идей найти того, кто сможет восстать из мертвых. Ритуальные убийства прошли по всей Италии. Смута поселилась в души людей, и вчерашние друзья, соратники, братья перестали доверять друг другу. В семьях произошли раздоры и убийства. Рим накрыл хаос гражданской войны.
 Октавиан Цезарь, и подчиненный его воле Сенат, вступили в открытый конфликт с генералом Марком Антонием, за которым стояло большинство военных и ветеранов Цезаря. Гибелью Рима стало грозить это противостояние двух самых влиятельных в обществе людей. Первыми это осознали легионеры, когда в открытом поединке уже пошли с мечом друг на друга. В последний момент в ком-то первом проснулась совесть, и он опустил меч уже направленный на своего брата в стане соперников.  Его примеру последовали стоящие в строю, а их пример передался противнику и вместо мясорубки, которой так жаждал ядобог, легионеры стали обниматься и брататься. Они вынудили помириться Октавиана и Антония, и заключить примирительные браки с семьями друг друга. Вернувшись в Рим, все вместе принесли искупительные жертвы богам, и замирили до поры ядобога.
 Чтобы не допустить нового конфликта среди правителей, в Сенате решили поделить провинции между ними. Марк Антоний получил в подчинение восточные земли и Египет, а Октавиан западные провинции.
 Перемирие длилось недолго. Направившийся для сбора средств в Египет Антоний влюбился в Клеопатру. Клеопатра и Антоний увлеклись друг другом, выпустив нить своей судьбы из собственных рук, оставив ее на попечение богам, жаждущим их крови. Октавиан добился в Сенате того, что Клеопатра была объявлена врагом государства, и с благословения Адама Римская республика объявила войну Египетскому царству. Узнав об этом, преданные Антонию легионы стали покидать своего генерала, и упавший духом Антоний совершил самозаклание. Когда в Александрии появился великий праотец в сопровождении легионов Октавиана, ему показали уже остывший труп полководца.
 Клеопатра покорно согласилась отправиться вслед за ним, с условием, что великий праотец пощадит ее детей, родившихся от связи с Марком Антонием. Октавиан просил Адама отдать ему египетскую царицу, дабы он мог провести ее в цепях по Риму во время своего триумфа, но великий праотец запретил ему даже думать об этом.
 Клеопатру заключили в Золотом Дворце, где она стала готовиться к переходу в мир иной, как подобает царице Египта и великой жрице Изиды. Ей ни в чем не отказывали, но она почти ни о чем и не просила. Из всех приближенных допускала к себе лишь только своих детей, благословляя их напутствиями, с которым провожают в Египте умерших. Совершив положенные ритуалы, она послала знак Адаму, и в вечер, когда яркий свет звезды Изиды проложил светящуюся дорожку в покои Клеопатры, великий праотец велел верной Хармионе принести царице корзину со змеёй. Отдав распоряжение, он взял с собою Цезариона и отправился с ним в пустыню, где над сияющими золотом Камнями Силы великих пирамид взошла полная луна, осветив тихим светом ночного мира древний город мертвых.
 - А куда мы идем? – спросил юноша, тревожно оглядываясь по сторонам.
 - В безопасное место, сын наш. Доверься нам.
 - Мама сказала, что ты отправишь меня в Индию.
 - Нет, сын наш. Тебе предстоит путешествие в страну куда более далекую и загадочную чем Индия.
 Из темноты пустыни вдруг вынырнуло лицо Большого Сфинкса. Цезарион ахнул от страха, и вцепился в адамову руку. 
 Адам остановился и широко улыбнулся каменному исполину. Лицо изваяния улыбалось ему в ответ, глядя тем же загадочным взглядом. Цезарион с тревогой глядел, переводя изумленные глаза с Адама на Сфинкса.
 - Зачем мы пришли сюда?
 - Пришло время, сын наш, пройти последнюю инициацию Избранного перед тем, как ты займешь свое место в ряду правогласных фараонов великого Египта.
 Едва он сказал эти слова, набежал ветер и поднятые им мириады песчинок, как жала скорпионов, вонзились в нежную плоть царевича. В западной пустыне из-за пирамид поднималось бесформенное чудовище песчаной бури.
 - А вот и Сет к нам пожаловал, - мрачно произнес Адам. Он поспешил укрыть лицо сына руками, и они сошли с дороги Процессии в небольшой овраг, уходящий вниз от каменных монолитов древнего священного пути. В нем Адам наощупь отыскал небольшое отверстие, в которое зашел первым и втянул за собой Цезариона. Они оказались в небольшой пещере, сводом которой служили каменные основания дороги Процессии.
 Они стояли в темноте, ожидая, когда песчаная буря пронесется над ними, как вдруг из завываний шума песка раздался страшно знакомый голос:
 «Время пришло, и силы мира собрали нас вместе. Иди за нами, сын наш! Мы приведем тебя в недра земли».
 Пещера наполнилась мертвенно-синим светом. Прямо перед ними была комната, в конце которой виднелся небольшой алтарь. Цезарион посмотрел на Адама и отшатнулся. Заливший комнату свет происходил из бездонных глас великого праотца, горящих страшным пламенем. Царевич судорожно задышал, и в панике забился в угол пещеры. Адам, внимательно осмотревшись, прошел вглубь и стал спускаться в колодец, оказавшийся справа от алтаря подземному богу. Спустившись до пояса, он протянул руку Цезариону.
 - Идем, сын наш! Смелее!
 Но Царевич лишь помотал головой, еще больше вжавшись в стену. Тогда Адам схватил его за ногу и потащил с собой. Они спустились по настенной лестнице вниз в помещение с несколькими углублениями. Едва они ступили на его основания, как в скрытых нишах вспыхнули факелы, и помещение наполнилось мерцающим светом. В шести углублениях, равномерно размещенных по сторонам, стояли статуи богов, которые в неровном свете танцующих языков пламени указывали на узкий проход, уходящий сквозь исписанные иероглифами священных текстов стены. Цезарион вопил от страха, и старался вырваться, но Адам больше не обращал на это внимание.
 - Не надо бояться, сын наш. Скоро все кончится, - прохрипел он и слегда ударил сына головой о каменный выступ. Цезарион замолк и обмяк. Адам потащил послушное тело в проход, указанный мраморными изваяниями. В его конце оказался еще один колодец. Еще более глубокий, чем тот, через который они спустились в этот зал. И снова настенная лестница, и снова спуск. Здесь уже не слышен шум бушующей пустыни наверху. Здесь царит спокойствие и мертвая тишина священной гробницы. Спуск, вырубленный тысячелетия тому назад, осыпался мелким градом падающих куда-то глубоко в воду камней.  Наконец, они спустились к подземному источнику. В глубине колодца была еще одна пещера, дно которой было скрыто прозрачной водой кристальной чистоты. Посреди пещеры над водой поднимался мраморный подиум, по углам которого стояли четыре массивные колонны, подпирающие свод пещеры. Стены и своды были также сложены из массивных мраморных блоков, идеально подогнанных друг к другу. Посреди возвышения стоял саркофаг из черного базальта с откинутой крышкой. Все помещение было наполнено чистотой, свежестью и мистической тишиной, которая невидимой пеленой скрывала за собой переход в таинственное царство смерти. Адам выбрался к саркофагу и положил в него Цезариона.
 Юноша очнулся и снова попробовал кричать и вырываться. Тогда Адам схватил его за горло и плотно сжал.
 - Сын наш! Мы отправляем тебя в путешествие на барке Осириса в мир теней. Ты должен вернуться к нам сюда живым с победой или остаться там навсегда. Решай, что тебе хочется – вернуться к жизни, или умереть?
 - Вернуться к жизни, - прохрипел синеющими губами Цезарион.
 - Тогда ступай и победи силу смерти в себе! Мы верим в тебя!
 Он швырнул юношу в саркофаг и накрыл тяжелой плитой. Затем поднял руки перед собой и устремил сияющие глаза на стену. Перед ним, на каменной плите находился рельеф, изображающий Осириса, окруженного демонами с ножами.
 Адам вдохнул полной грудью и монотонно запел:
 - Славься бог Тот, который сделал истинным слово Осириса против его врагов. Сделай же ты и слово умершего Цезариона истинным против врагов его…
 Мрачное заклинание расползлось по залу, и вода, заполнявшая каналы у стен гробницы, покрылась мелкой рябью. Ее дрожь рассыпала холодный свет адамовых глаз тысячью бликов по стенам, и в этом мерцании неживого света лица на рельефе ожили. Демоны на стене закивали головой, в такт мерному течению молитвы, а зеленое лицо Осириса повернулось к стоящему с поднятыми руками Адаму и улыбнулось отрешенной улыбкой вечности. Потом вдруг, словно рожденные эхом слов, которые тяжело ронял великий праотец, в пещере зазвучали иные голоса. Один, другой, третий. Они слились в шепот, неясный шелест и переросли в гул бурлящего потока, будто нимфы подземного царства спешили на зов отца смерти из темных глубин своего обиталища. Из глаз фигур на стене ручьями полились слезы. Вода в подземелье стала быстро подниматься, заполняя собой всю комнату. Вот и саркофаг скрылся под ней, а затем и стоящий с поднятыми руками Адам. Погруженный в воду, он смотрел на гроб в ожидании чуда.
 Но прошла минута, другая. Из-под крышки саркофага прекратили доноситься удары и крики, и лишь несколько пузырей воздуха, выскользнув из захлопнутой ловушки гроба, устремились наверх, унеся с собой последний выдох Цезариона.
 Настенные демоны сошли с барельефа и устремились вслед за ним. Они проплыли над саркофагом, не то с плачем, не то с диким хохотом, сродни лаю шакалов. Когда их тени прискользнули мимо Адама, он заглянул в их лица и ужаснулся. Это были лица матерей его детей. Все – от Евы до Клеопатры с укором смотрели на Человека глазами полными слёз. Их тени носились в воде обличающим хороводом, с укором показывая пальцем на Адама, а затем каждая стремительно бросалась на него, разя кинжалом в самое сердце.
 Вода забурлила, скрутившись в воронку водоворота и стремительным потоком потекла куда-то прочь, в темную шахту подземелья, унося за собой разбушевавшегося Самаэля.
 Сколько несся этот поток и где он протекал сказать никто не может. Всё это происходило в том невероятном месте, где время и пространство странным образом скрутила раздавившая их масса великой пирамиды.
 Когда подземные воды выплеснули великого праотца в пустое помещение, ярость Самаэля рассеялась вместе с ними. Адам нехотя открыл глаза и увидел над собою свод, который пронзала тонкая нить света. Это сквозь тонко устроенное отверстие на верху в мир мертвых мягким светом заглядывала звезда Изиды.
 - Ты никогда не оставишь нас в покое.
 Лежа на спине, он смотрел на неяркую точку света перед собой.
 - Почему ты не позволишь нам отправиться вслед за нашими детьми? Зачем ты заставляешь переживать вновь и вновь одну и ту же боль? Пусть наши дела тлен и прах, но это все что мы можем сделать, для того чтобы исправить начало смерти. Так почему же ты не поможешь? Ответь нам, мы не слышим!
 Он приподнялся навстречу звезде, но тишина подземелья не захотела ответить великому праотцу.
 «Потому что там никого нет», прошипел ядобог. «Никого нет ни там, на небе, ни под небом, ни под землей. Никого не было до начала жизни, никого нет после ее окончания! Есть только мы. И пока мы будем вершить нашу волю на земле, будет жить мир людей. Поднимайся! Мы должны вернуться в мир и продолжить наше дело!»
 - Нет, - ответил в пустоту Адам. – Мы останемся здесь навечно, пока не наступит Последний День. Больше никто не умрет от нашей руки.
 «Ха,ха,ха!», смех ядобога раскатом прогремел в голове Человека. «И что ты скажешь в конце времен? Чем оправдаешься за свои поступки? За все, что ты назвал сейчас убийством твоих детей? Как посмотришь ты в глаза нашей любви, после всего того что сделал? Но если мы завершим начатое, то достигнем Цели, которая оправдает всё то, чем пришлось пожертвовать для ее достижения. И только это станет твоим оправданием в глазах той, чья любовь единственная вправе осудить нас».
 Адам закрыл руками лицо и заплакал.
 «Поднимайся!», повелел затихающий голос ядобога.
 «Поднимайся», тихо повторил тускнеющий свет звезды.
 - Поднимайся, только аккуратно! Не ударься головой - здесь низкий проход.
 Из глубины шахты, которая уходила из комнаты где лежал Адам, раздался голос и послышались шаркающие шаги. Адам приподнялся и стал вглядываться в темноту, пытаясь угадать, кто мог забрести в древнюю гробницу.
 «Это Цезарион!» с волнением подумал Адам. «Он смог! У него получилось!»
 Шаги усиливались, и вскоре в конце тоннеля показался дрожащий огонек.
 - Я, кажется, вижу выход! Там что-то есть. Не отставай!
 - Ой, Агриппа, мне страшно. Давай вернемся. Жуть какая, … и паутина… ой, мама, это злые духи! Они пронзили меня своим проклятием!!! Я умираю, Агриппа, я умираю!!!
 - Прекрати, Меценат! Это всего лишь летучие мыши. Они безобидны.
 - Они отвратительны со своим писком… брр, какая мерзость! Ах, зачем я послушал тебя! Ведь говорили жрецы, что нельзя тревожить покой фараонов прошлого… а ты, давай, Меценат, пойдем! Это великий памятник архитектуры, мы должны его изучить…
 - Не ной, Меценат! Ты пошел сюда потому, что знаешь, сколько бесценных артефактов можно найти в пирамидах!
 - Вот какой же ты солдафон, Агриппа! Нет в тебе ни капли сочувствия к тонко чувствующим натурам! За что меня так наказали боги, послав в друзья такого бессердечного чурбана! Вот скажи, Агриппа, если бы я умирал, ты бы вынес меня на своих могучих плечах, как вынес благородный Эней старого Анхиса из пылающей Трои? Ты бы вступился за меня перед чудовищем, как Гектор заступился за Париса перед нависшим мечом Менелая? Ты бы смог ради любви ко мне…
 Диалог прервался, потому что говорившие вышли в комнату, где натолкнулись на стоящего Адама. Это были два молодых человека из круга близких друзей Октавиана – Марк Агриппа и Гай Меценат. Их растерянный вид говорил, что они никак не были готовы увидеть перед собой великого праотца.
 - Ваше Святейшество… - робко промямлил Агриппа, и факел в его руке затрясся.
 - Что вы здесь делаете? – сурово спросил Адам.
 - Мы… здесь, потому что… - заикался Агриппа, но его оттеснил Меценат, и манерно поклонился.
 - Ваше Святейшество, какая неожиданная встреча! Простите моего неловкого друга, он лучше орудует мечом, чем языком. В искусстве речи Агриппа профан, чего уж говорить. Вот недавно, когда мы праздновали в лагере успешную компанию Октавиана… то есть Цезаря… да, теперь же он Цезарь… Так Агриппа в тот вечер так напился, что не смог…
 - Что вы здесь делаете? – еще громче повторил Адам.
 - Ваше Святейшество, - вперед снова вышел Агриппа. – Мы получили приказ главнокомандующего Цезаря Октавиана следовать за Вами, и обеспечивать безопасность путешествия Вашего Святейшества и царевича Цезариона. Но делать это ненавязчиво, следуя на расстоянии. По пути нагрянула буря, и мы потеряли вас из виду…
 - Вы следили за нами? – Адам угрожающе скрестил руки на груди.
 - Ах, Ваше Святейшество, ну что Вы говорите? – к великому праотцу вплотную подошел Меценат и взял его за ладонь. – Прямо следили! Как будто это какое-то преступление, следовать по стопам великого бога, честное слово! Ну, давайте лучше назовем это паломничеством по следам Вашего Святейшества, да? Что скажешь, Агриппа? Ведь это похоже на паломничество по святым местам Египта?
 Молодой патриций пощекотал тыльную сторону ладони Адама и, низко наклонившись, поцеловал кончики его пальцев. Меценат наклонился настолько низко, что бывшая на нем туника треснула и из-под нее на пол со звоном посыпались золотые амулеты, украшенные драгоценными камнями. Такие, которыми египтяне украшали гробницы умерших, для их безопасного перехода в царство теней. Застигнутый с поличным воришка застыл в поцелуе, хлопая накрашенными веками, потом украдкой присел, подобрал сокровища и протянул их Адаму.
 - Подношение Вашему Святейшеству…
 Адам брезгливо взял амулеты и швырнул их в сторону.
 - Как вы попали сюда?
 - В пути нас застигла буря, Ваше Святейшество, - продолжил Агриппа, - и мы вынуждены были укрыться в проходе, которое обнаружили у основания Великой пирамиды. Чтобы не тратить время попусту, пока не утихнет песчаный вихрь, мы решили исследовать сие чудо света, о котором еще Геродот отзывался с большим восхищением. Мы пошли по коридорам, но, кажется, заблудились в лабиринте ходов и не можем найти выход. К счастью для нас боги вняли нашим мольбам, и послали нам встречу с Вами, святой отец.
 - Агриппа, ты непроходимый тупица! Он же и есть бог! Как он мог сам себя к нам послать? – Меценат с факелом в руке стал бродить по гранитной комнате, украдкой подбирая брошенные Адамом амулеты. – Mamma mia! Вы только посмотрите на это!
 Он подошел к стене, в которой была вырублена узкая щель, ведущая к небесам. В свете факела на ней открылась картина, изображающая сцену оплодотворения Изиды собранным по частям Осирисом. Меценат отошел от стены чуть вглубь и, склонив голову набок, стал любоваться красочным изображением.
 - Вы только посмотрите, какие краски! Этот бирюзовый сводит меня с ума… а эти глаза, эти царственные позы… восхитительно! Но чтобы могла значить эта картина? Видимо это какие-то египетские мифы? Ха, – патриций прикрыл рукой рот, словно ему пришла в голову неприличная мысль. – Это какое-то древнее любовное заклинание! Точно! Смотри, Агриппа – это точно любовное заклинание египтянки, которое она использовала, чтобы приворожить Антония…
 Тут Меценат понял, что наболтал лишнего. Он виновато посмотрел на Адама и трусцой вернулся, спрятавшись за спиной Агриппы.
 Адам подошел к картине.
 - Царица Клеопатра, наша дочь, она…
 - Она отошла в царство Плутона, святой отец, - как можно учтивей ответил Агриппа. – Октавиан Цезарь отдал распоряжения о ее погребении рядом с телом Марка Антония, как того сама желала царица Клеопатра.
 Адам кивнул и закрыл глаза. Он стал прислушиваться, словно ожидал услышать ответ на вопрос, который не произносил вслух. Молодые римляне, неловко переминаясь с ноги на ногу, молча стояли рядом.
 - Она в самом деле умерла? Вы проверили? – спросил, наконец, Человек.
 - Кто мы, святой отец? Простые люди, - ответил Меценат, по-прежнему прячась за широкими плечами Агриппы. – Только Вы, знающий о смерти все, можете дать достоверный ответ -  умерла ли царица на самом деле, или только прикидывается. Синьоры! Ну что же мы застряли в этом мрачном погребе! Давайте уже возвращаться на землю! Ваше Святейшество, не пора ли Вам вернуться в Александрию и лично убедиться, что Клеопатра в целости и сохранности… ну то есть, ее тело… вернее…
 Агриппа пнул ногой компаньона, и Меценат замолк. Адам еще раз молча поднял руки к небу, постоял так какое-то время, словно отдавал почести небесной богине, затем развернулся и пошел темным коридором прочь. Агриппа и Меценат посеменили за ним вслед. Они прошли сложным лабиринтом галерей и узких проходов, и вышли из потайного входа у основания Великой пирамиды.
 Было утро. Под пристальным взглядом Большого Сфинкса на горизонте всходило солнце. Свежий утренний ветер обдавал нежными запахами, полными жизненной силы. Все трое вдохнули пахучий воздух и, ободренные им, зашагали прочь из Долины Мертвых.
 Они вернулись в Александрию, где их ожидал Октавиан, празднующий покорение Египта. По его приказу были вскрыты все сокровищницы первого государства, в которых хранились горы драгоценностей, собранных за его многотысячелетнюю историю. Их сносили в царский дворец и складывали перед главнокомандующим. Октавиан лично проводил опись, отдавая распоряжения о подарках и наградах для воинов, отличившихся на службе Цезарям. За этим занятием его застал Адам вместе со спутниками. Едва они появились во дворце, Октавиан поспешно отложил бумаги и поспешил припасть к руке великого праотца.
 - Ваше Святейшество, - приветствовал Октавиан, - я исполнил все Ваши указания.
 - Ого! Посмотри-ка, Агриппа, как разжился наш малыш Октавиан!
 Меценат, увидев сваленные сокровища, затрясся от вожделения. Он взял увешенную алмазами жреческую цепь и примерил ее на себя.
 Октавиан отобрал цепь и бросил ее обратно в общую кучу.
 – Все это золото отныне принадлежит Сенату и народу Рима. По праву победителей. Не так ли, святой отец?
 - Да будет так, - спокойно ответил Адам.
 Он равнодушно посмотрел на сундуки, набитые золотом и осведомился о погребении Клеопатры. Великого праотца проводили в ее гробницу.
 Торжественно украшенная богатыми росписями у входа, она становилась тем скромнее, чем дальше вглубь уходили коридоры. Фрески были прописаны небрежно, барельефы и надписи на стенах лишь угадывались. Все говорило о поспешности, с которой возводили усыпальницу последнего фараона Египта.
 В камере, где стояли два саркофага, висел тяжелый резкий запах бальзамических жидкостей. Адам подошел к саркофагу Клеопатры и, став перед ним на колени, положил голову на крышку гроба, то ли прислушиваясь, то ли сосредоточенно молясь. За ним в камеру вошли Октавиан, Агриппа и Меценат. Они, осторожно ступая, приблизились к саркофагу Марка Антония, и каждый молча задумался о своем, глядя на могилу римского полководца, сложившего голову из-за любви к иностранной царице.
 Меценату первому наскучило тягостное молчание, и он стал с любопытством прогуливаться по погребальной камере, рассматривая личные вещи и амулеты царицы, которые по обыкновению сложили у статуи бога Анубиса. Он с восхищением рассматривал ее платья, примеряя некоторые на себя, подносил к свету ожерелья и амулеты с драгоценными камнями и любовался переливами их граней. Наконец он нашел амулет Изиды, с огромным рубином, мастерски ограненным платиновыми иероглифами. Меценат завороженно смотрел на него, не в силах отвести глаз от магического камня. Затем, бросив виноватый взгляд на молящегося великого праотца, сунул амулет под полы своей тоги.
 - Положи обратно, - тихо сказал Адам.
 Меценат вздрогнул, залившись краской, и вернул амулет на прежнее место.
 - Ой, ну что Вы устроили трагедию, святой отец, из-за этой пустяковой безделушки? В самом деле, зачем мертвым вещи, которые еще могут понадобиться живым?
 - Побольше уважения к мертвым, Меценат, - с укором сказал Агриппа.
 - Ой, вот только не надо морализировать, любезный Агриппа, - передразнил Меценат. – Где были твои моральные устои, когда ты соблазнил законную супругу Марка Антония и сестру Октавиана Цезаря?
 - Я люблю Октавию, - вспылил покрасневший Агриппа, - и все в Риме это знают, начиная с Октавиана! А Антоний пренебрег своей законной супругой, разделив постель с этой…
 Патриций осекся на полуслове и виновато посмотрел на преклонившего колени перед гробом Клеопатры великого праотца.
 - А я согласен с Меценатом, - вдруг вступился за своего товарища Октавиан. - Царица Клеопатра сама погубила себя из-за своей неслыханной алчности. Погубила себя, Египет, Марка Антония, и едва не погубила Рим, околдовав моего отца Цезаря. Стоит ли хранить память о такой распутной женщине? Святой отец, не лучше ли было бы стереть все записи о ней, чтобы никто в мире больше не вспомнил эту коварную царицу, и не захотел повторить ее пагубных деяний?
 - Мы будем помнить о ней, - поднявшись с колен, сказал Адам. – Клеопатра - наша дочь, и память о ней навсегда останется в нашем сердце. Когда у тебя самого родится своевольная дочь, ты поймешь нас, Октавиан.
 - А можно тогда взять вот это? – неугомонный Меценат показал резную шкатулку из черного дерева, в которой лежала такая же трубка и несколько спелых конопляных плодов.
 Адам тяжело вздохнул и сказал:
 - Пойдемте с нами, дети наши. Мы хотим вам кое-что показать.
 Он вышел из гробницы. За ним, укоризненно покачав головой Меценату, вышел Октавиан, а за ним Агриппа, постучав себе по лбу и указав Меценату на выход. Меценат пожал плечами, сунул шкатулку в сумку и тоже направился к выходу. Проходя мимо оставленного амулета, он тяжело вздохнул, воровато огляделся, и, быстро сунув амулет в сумку, выбежал прытью вон.
 Великий праотец, и сопровождающие его патриции направились к массивному мавзолею посреди города, в котором лежало нетленное тело Александра.
 Они спустились в просторную залу, сплошь пронизанную сияющими лучами, которые без стеснения заглядывали в широкие арки, подведенных под высокий потолок, окон. В лучах александрийского солнца посреди зала утопал хрустальный гроб, а перед ним стояла статуя Александра в виде торжествующего солнечного бога. В саркофаге лежало тело божественного сына Амона, ни капли не испорченное разрушающим плоть движением времени. Александр будто спал после очередного сражения, и казалось вот сейчас встанет, и, улыбнувшись солнечному свету, вновь начнет отдавать приказы своему многоликому войску. Вошедшие римляне были поражены той атмосферой торжественного величия, которой был наполнен зал. Октавиан стоял, разинув рот; Агриппа упал на колени и стал истово молиться, а Меценат, присвистнув от восторга, достал из сумки шкатулку, похищенную из гробницы Клеопатры, и сказал:
 - Синьоры, это грандиозно! Я в жизни ничего подобного не видел! Как все здесь ликует, и в тоже время сдержанно скорбит о подвиге Александра Великого! Мы должны это запечатлеть!
 Он ловко раскурил трубку от одной из кадильниц, источающих тонкий запах ладана перед хрустальным гробом Александра, затем достал из своей сумки небольшой лист пергамента и стал что-то записывать, сладко попыхивая трубкой. Агриппа и Октавиан подглядели его записи и, улыбнувшись, едва подавив смех, отправились рассматривать гробницу. Адам покачал головой и стал лицом перед статуей своего сына.   
 - Сколько тебе лет, Октавиан?
 - Тридцать три, Ваше Святейшество.
 Октавиан подошел к телу, лежащему в хрустальном саркофаге, нагнулся и стал пристально его рассматривать.
 - Тридцать три. Это уже не мало, сын наш. В твои годы Александр завершил объединение Ойкумены, дошел до Индии и как весёлый божок вернулся в Вавилон. А что за это время сделал ты, Октавиан Цезарь?
 Октавиан осторожно дотронулся до руки Александра, желая убедиться, что это не мумия. Он провел рукой по коже и стал загибать пальцы на его руке.
 - А я отмстил за смерть своего отца Бруту, Кассию и Цицерону - раз. Победил сына Помпея и прекратил голод в Риме - два. Победил Марка Антония и покорил Египет - три.
 Адам усмехнулся статуе.
 - Ничтожные успехи. Едва ли тень от того что успел сделать Александр в твои годы.
 Октавиан приблизил нос к рыжим волосам и с шумом потянул воздух.
 - Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей. Если бы я действовал методами Александра, Ваше Святейшество, то следуя логике событий, уже должен был бы лежать рядом с ним.
 - Отлично сказано, Октавиан. Брависсимо, - поддержал друга Меценат. -  Эта мысль достойна того, чтобы быть записанной.
 Передав трубку Октавиану, он принялся строчить на пергаменте.
 – Как говорили древние: «написанное - сохранится!»
 - Твой отец хотел быть во всем подобным Александру, - продолжал нравоучение Адам, стоя спиной к римлянам. – Он очень хотел закончить его дело, и стать богом, подобно Александру.
 - Таким богом? – Меценат брезгливо показал на останки сына Амона. - Лежащим в хрустальном гробу? Пфафф, так себе перспектива! Что скажешь, Агриппа?
 Агриппа стоял, задрав голову к потолку и что-то считал про себя.
 - А где несущие перекрытия у этих сводов? – спросил он, обращаясь к небу. – Меценат, дружище, ты можешь помочь мне сделать пару зарисовок с этих арок?
 Меценат передал трубку Агриппе и стал рядом с ним срисовывать облик мавзолея.
 - Ты взял себе имя Цезаря, а с ним все его обязательства перед Римом и нами, сын наш, - все больше раздражаясь, продолжил Адам. – В храме Юпитера Капитолийского наш сын принес священную клятву. Мы посвятили его в наши тайны и мистерии этого мира, и Цезарь поклялся благополучием Рима, что исполнит свои обязательства. Теперь - ты Цезарь, и на тебя перешла магия священного договора между нами и Римом.
 Адам обернулся и хотел произнести самые главные слова, но увидел перед собой трех обкуренных шалопаев, и гневно сверкнул глазами.
 - Да вы вообще слушаете, о чем мы вам говорим?! Отдайте это! – он вырвал трубку из рук Агриппы. Тот со спокойным видом перевел глаза на писанину Мецената и вдруг залился громким хохотом.
 - Послушайте, что написал Меценат, - сказал он, беззаботно глядя в горящие глаза великого праотца.
 Он запахнул свой плащ как драматический актер и начал декламировать:
 - Мог бы я намекнуть, что хочу от тебя, чтобы дал мне:
   Можешь всегда ведь давать – и не терять ничего.
   Дать пожелаешь потом, быть может, напрасным желаньем,
   Но полонит борода ненавистная щеки твои…
  Это Юпитеру дал, священной похищенный птицей,
  Тот кто подносит теперь обожателю в чаше нектар;
  То же и дева дает первой ночью страстному мужу,
  Рану иную страшась от неуменья принять.
  Лучше же буду простым. «Дай-ка мне в рот тебе вставить», -
  Я по-латински скажу. Грубовата Минерва моя.
 Октавиан, изучавший лицо Александра, прыснул от хохота и, подавившись смехом, рефлекторно въехал массивным перстнем, украшавшим его палец, по носу великого завоевателя. Раздался хруст, и нос непобедимого полководца полетел прямо в лоб разгорячившегося великого праотца.
 Агриппа и Меценат повалились на пол, схватившись за животы. Октавиан закрыл руками рот, но не мог сдержать смеха и продолжал трястись и давиться, изо всех сил стараясь всё же показать, что сожалеет о случившемся.
 Адам уже хотел разразиться бранью, но вдруг через нарастающий шквал возмущения тихий голос из далека прошептал: «позаботься о них!»
 Перед глазами Человека поплыл хоровод танцующих теней. Они кружились перед ним, то с укором обращая к нему свои скорбные лица, то протягивая с мольбой руки. От этого Адама почувствовал острую боль в груди и сильное головокружение. Ноги великого праотца подкосились. Он стал медленно оседать, теряя сознание.
 Увидев падающего великого праотца, патриции прекратили смех и подбежали помочь ему подняться.
 Октавиан смог, наконец, подавить неуместное веселие, и слезы от смеха на его глазах сменились слезами сожаления.
 - Простите нас, святой отец, мы не должны были так поступать.
 Он достал свой меч и положил к ногам Человека.
 - Я, Гай Октавиан Цезарь, здесь, над могилой Александра Великого, клянусь Вашему Святейшеству памятью и именем божественного Юлия Цезаря, что завершу все дела моего отца и исполню все клятвы, данные им Вашему Святейшеству! И да помогут мне боги!
 Он поднял свой меч и сделал себе надрез на ладони.
 - А я клянусь, - сказал Агриппа, - что во всем буду помогать Октавиану, поддерживать все его начинания, и никогда не предам его!
 Он обнажил свой меч, и сделал такой же надрез на своей руке.
 - Ну, тогда видно и мне надо поклясться Вашему Святейшеству в том же, - нехотя, растягивая слова, протянул Меценат. Он достал ножик для заточки перьев и пафосно произнес: - Клянусь солнечным богом, что посвящу всю свою жизнь разгадке тайн мира, и это Знание сложить к ногам Октавиана. Пусть с его помощью Цезарь покорит еще больше земель, чем сей великий Александр!
 Он уколол себе безымянный палец, громко ойкнув. Римляне сложили ладони, и капли горячей крови упали на постамент статуи Александра.
 - Да будет так! – простонал Адам.
 Вид крови вернул ему силы. Великий праотец поднял руки и положил их на голову Октавиана.
 – Исполни свои обеты, сын наш! Теперь ты – Избранный для свершения нашей воли. Мы нарекаем тебя новым именем – Август. Теперь все наши дети, услышав это имя, идущее перед тобой, будут знать о твоем божественном предназначении. 
 - Август! – повторил Агриппа и поклонился Октавиану.
 - Император Август! – добавил Меценат, и поцеловал ему руку.
 Погрузив сокровища египетского царства на корабли, они с триумфом вернулись в Рим. Город встретил ликованием Августа Цезаря. В честь покорения Египта и превращение тысячелетнего государства в римскую провинцию, Октавиан устроил для народа праздник, затмивший все торжества, которые устраивали предыдущие правители всех времен. В торжественной обстановке, после благодарственных жертвоприношений, были закрыты ворота храма бога Януса, что означало окончание воин по всему Римскому Миру.
 Октавиан решил пересмотреть подход Цезаря к вопросу о методах объединения Ойкумены. Он предложил, что объединить Восток и Запад в единый Универсум можно не только силой оружия. Новым средством установления долгосрочных доверительных отношений по замыслу Августа Цезаря должна была стать торговля. С предложениями о взаимовыгодных условиях для купцов были разосланы гонцы во все концы Ойкумены. В Сенате, по настойчивой рекомендации Октавиана, были приняты новые законы, позволяющие свободно торговать купцам и ремесленникам всех народностей и рас, вне зависимости от вероисповедания. В Риме были открыты посольства для евреев и сирийцев, египтян и мавров, германцев и галлов, греков, персов, армян, индийцев и прочих народов. Торговые связи позволили римлянам наладить связи с далекой страной Хань в русле Желтой реки, откуда на Запад доставляли шелковую ткань, почитавшуюся римлянами едва ли не волшебной. Сто двадцать торговых судов ежегодно курсировали между портами от Индии и Китая до Остии. Для быстрого и безопасного передвижения по суше были выстроены дороги, протянувшиеся мостами и горными переходами от Рима до Рейна и Дуная. Для удобства торговых расчетов по всей Ойкумене была введена единая денежная система, главным номиналом которой стал золотой денарий с отчеканенным портретом Августа Цезаря.
 Рим превратился в огромный базар культуры, где сталкивались разные народы, никогда прежде не видевшие друг друга. Происходил обмен знаниями и традициями, что создало уникальную почву для появления нового явления в мире людей – рождения высокого искусства. Облагодетельствованные Меценатом, в Риме трудились сотни художников, скульпторов, поэтов, драматургов и артистов. Уникальные произведения красоты, появлялись как звезды на вечернем небе. Для народа была открыта первая публичная библиотека, а сады и общественные парки украсили тысячи мраморных скульптур, тончайшей работы.
 Рим украсился мрамором, превратившись из кирпичного захолустья в блестящую столицу Ойкумены.
 Богатства всего мира рекой потекли в Рим, заполонив его настолько, что жители перенаселенного мегаполиса уже не знали, на что их тратить. Разница между жиреющими римлянами и жителями колоний стала так быстро нарастать, что дисбаланс едва не привел к новой гражданской войне.
 Да, поддерживать благополучие римлян за счет огромной массы людей, не имеющих гражданства, было делом хлопотным, и требовало содержание огромной армии. На ее содержание уходила большая часть всех доходов Римской империи. Чтобы улучшить ситуацию, Октавиан решил систематизировать налоговую систему. Но возник вопрос – сколько же именно требуется легионов, чтобы сохранять мир в Ойкумене, и при этом не разорить её. И как понять, кто из людей, понаехавших в Рим со всего света, подчиняется Закону, а кто нет? Сотни тысяч рабов, гладиаторов, нищих и проституток проживали в Риме, не жалуя уважением ни Закон, ни императора, ни Римский мир. Как отличить истинных приверженцев римского права, от корыстолюбцев, ищущих любую возможность использовать Закон для личной наживы?
 Август решил ответить на этот вопрос, издав указ о поголовной переписи населения Римской империи и подчиненных ей территорий. Новый указ предписывал всем свободным жителям Римского мира, возвратиться в ту местность, где они родились, чтобы имя каждого было внесено в общий список верноподданных лиц императора, с достоверными сведениями о поле, возрасте, сословии и имуществе.
 Великий праотец с радостью благословил начинание императора. Кроме очевидной пользы для роста Ойкумены, в переписи Адам преследовал еще и личную цель.
 С высоты Капитолийского холма он узрел море своих потомков, приходящих поклониться ему. Их стало очень много, и ядобог стал навязчиво напоминать о том, что пришло время великих свершений. Количество энергии, которое мог произвести этот океан человеческих душ, должно было хватить, для того, чтобы приступить к следующему этапу реализации Великой Цели - прорыву сквозь Время.
 Но сколько нужно для этого энергии, и какой энергией обладало человечество? На этот вопрос и должна была ответить перепись населения.
 К великому разочарованию императора и великого праотца, подчиненные в далеких римских провинциях не восприняли с радостью это начинание. В разных уголках империи стали ходить разговоры о новых списках для жертвоприношений на алтарь кровожадного бога, а в тех провинциях, которые управлялись жрецами замкнутых древних культов, возникли открытые мятежи против переписи имен. Так в Иудее, воинственно настроенные жрецы, живущие по суровому Закону Моисея, объявили указ Цезаря магией Самаэля, и подняли вооруженное восстание.
 Дело усложнилось еще и смертью Августа Цезаря. Увлёкшийся подсчетами своего наследия великий праотец упустил момент, когда вечно молодящийся Октавиан состарился и слег. Уже отошли в мир иной блистательный Агриппа и неунывающий Меценат, и вот настала очередь Октавиана.
 Великий праотец лично пришел проститься с Августом в его дворец на Палатинском холме. Император, хоть и был очень слаб, попросил его усадить перед Адамом, и подробно дал отчет обо всех своих делах, которые он совершил, исполняя договор между Римом и великим праотцом. Когда он закончил перечисление своих великих дел, то посмотрел на записи, усмехнулся и спросил Адама:
 - Хорошо ли я сыграл комедию жизни, Ваше святейшество?
 И, получив благодарственные аплодисменты подданных, умер.
 Его наследником был выбран пасынок Октавиана – Тиберий. Этот повидавший мир вояка с готовностью принес прежние обеты Цезарей великому праотцу, и продолжил с вдохновением дело Августа.
 Поскольку результат первой переписи не принес ясности, из-под сводов Капитолийского храма вышло повеление о проведении повторной переписи.
 На этот раз Адам решил провести ее лично. И первым делом, куда он направился для сбора новых данных, стала Палестина.
 Уже много сотен лет Адам не был в родных краях, где вокруг скалы Праотцов раскинулся Иерусалим. Недавно город заново отстроил царь Ирод, получивший Иудейское царство из рук великого праотца в Риме. Его высокий дворец в эллинском стиле находился напротив скалы Праотцев, а на самой горе стоял белоснежный Храм Имени Единого бога, которому поклонялись евреи. Эти два величественных здания составляли доминанту старой столицы Израильского государства, которое, впрочем, давно прекратило свое существование и уже несколько сотен лет числилось вассалом могущественнейших соседей. Однако в последние годы в среде обитающих вокруг Храма евреев родилось мощная радикальная секта Зелотов, которые призывали к открытому восстанию против римских порядков, выходу из Ойкумены, и возврату к строгим законам прошлого. Адам пришел в Палестину, полный надежд усмирить ортодоксальных фанатиков, и установить мир и порядок в своем родном краю.
 Он прибыл в финикийский порт Тир, где его встретили преданные жрецы Амона и проводили до Иерихона. Там великий праотец попросил оставить его, чтобы совершить дальнейшее путешествие в одиночестве. Он не хотел раздражать фанатичных евреев пышным явлением со свитой пантеона богов всех народов Ойкумены. И к тому же Адам волновался перед возвращением домой. Мысли, навеянные давними воспоминаниями, не давали должным образом подготовиться к встрече с потомками, оккупировавшими скалу Праотцев. Поэтому пустынный путь от Иерихона до Иерусалима Человек проделывал в полном одиночестве, погруженный в собственные мысли.
 Адам шел, стараясь выбирать места наиболее пустынные, но поднявшись в гору, все же наткнулся на отшельника, сидящего с закрытыми глазами, лицом к восходящему солнцу. Раздосадованный этой встречей Человек уже хотел свернуть и пройти мимо, но вдруг остановился и стал внимательно вглядываться в черты лица пустынножителя.
 Это был рослый мужчина средних лет, семитского вида, с длинными русыми волосами и редкой бородой. Он был одет в простой льняной хитон, какие обычно носили еврейские отшельники, называвшие себя назореями. Его простой вид навел Адама на мысль что перед ним член секты Зелотов, и он решил всё же поговорить с ним.
 Приблизившись, Адам уже поднял руку для приветствия, но его опередил упавший на лицо отшельника утренний луч солнца, от чего облик его засиял.
 Увиденное заставило Адама замереть с поднятой рукой и открытым ртом. Точно такое же сияющее как солнце лицо говорило с ним тогда на Синайской горе. Сердце замерло от восторга и робкой надежды. Боясь разрушить ее, Адам осторожно приблизился к сидящему отшельнику и легонько дотронулся до края его одежды.
 - Самаэль! – не открывая глаз, сказал еврейский пустынножитель. – Ты звал меня? Я пришел.
 Голос! Тот самый голос! Адам не мог обмануться. К нему обратился тот самый голос, говоривший с ним из грохота вулкана. И пусть прошло уже много лет, пусть! И через миллионы лет он узнал бы этот голос и различил его из хора тысяч других голосов. Но как? Как этот еврейский бродяга стал обладателем такого голоса? Почему он здесь? И кто он вообще такой? Шквал вопросов посыпался на голову Адама и на время он потерял дар речи.
 Наконец дрожащим голосом он смог выдавить:
 - Кто ты? Как тебя зовут, сын наш?
 Отшельник открыл глаза и посмотрел ясным взглядом, в котором не читалось ни одной эмоции.
 - Ты знаешь кто я, Самаэль, и должен помнить мое имя. Я видел твоего Демона, упавшего с неба, как молния.
 - И ты… здесь… сейчас…
 Слова не решались вылетать изо рта. От волнения Адама трясло и лихорадило. Кровь забегала по жилам как лава взорвавшегося вулкана. Не в силах больше ничего сказать, Адам упал перед отшельником на колени, крепко обнял и стал осыпать его поцелуями.
 - Сын наш… сын наш…ты пришел к нам…
 Из глаз брызнули слезы, ручьями скатываясь по золоту маски. Он продолжал повторять одни и те же слова, ощупывая тело и лицо мужчины, словно слепой, желающий убедиться в реальности стоящего перед ним собеседника. Но вдруг великий праотец замер и с подозрением спросил:
 - А это точно ты? Скажи нам, сын наш, тот ли ты за кого себя выдаешь? Если ты говорил с нами тогда, то ты должен обладать силой Сияния. Ты должен быть воплощением его могущества!
 Адам внимательно обошел вокруг, изучая каждую складку на его одежде, каждый мускул на его лице. Затем он поднял камень и бросил к ногам отшельника.
 - Сделай что-нибудь с этим камнем! Можешь сделать его съедобным, например?
 Тот поднял камень и крепко сжал его в руке.
 - Съедобным? А чем ты питаешься, Самаэль? Что больше всего насыщало тебя? Не мой ли голос, вещавший тебе в прохладе сада, который ты разрушил?
 Камень рассыпался в кулаке, и к ногам Адама полетели мелкие песчинки праха. Человек молча проследил, как ветер уносит их прочь в безлюдную пустыню, тяжело вздохнул и сел рядом с отшельником на скалистый выступ.
 - Мы живем столько лет с памятью об этом, что иногда кажется, что тот сад был каким-то миражем. Сном из глубокого детства, который видел кто-то другой вместо нас. Слышал ли ты наши молитвы раскаяния все эти годы? Слышал ли ты нас, когда мы звали тебя на помощь? Если слышал, почему не отзывался? Если видел наше бедственное положение, почему не протянул руку помощи, когда наше сердце разрывалось от вида того, как умирают наши дети? Почему ты пришел только сейчас?
 - Ты снова хочешь сделать меня виноватым в своих ошибках, Самаэль? – глядя в лицо восходящему солнцу безмятежно спросил отшельник.
 Адам снова вздохнул и покачал головой.
 Какое-то время они вдвоем молча глядели на поднимающийся из-за горизонта ослепительный диск.
 «Вот так, - зашептал ядобог, - оно однажды взойдет в последний раз, и уничтожит все наши труды! Мы должны успеть закончить наш путь до этого. Скажи ему! Он должен нам помочь, или пусть уйдет с нашей дороги!»
 Глаза великого праотца загорелись ядовито-синим светом в ответ утреннему солнцу. Он поднялся и, схватив за плечи отшельника, притянул его лицо к себе.
 - Ты ведь все слышал! Ты знаешь, что у нас есть план, как все исправить! Мы все устроим, только ты должен помочь нам, сын наш! Ты должен броситься в пучину Реки Времени, и разбить ее течение для нас. Заклинаю тебя, если ты, тот кого мы ожидаем, ты должен это сделать! Сила Сияния сохранит тебя от оков смерти. Должна сохранить! Ты пройдешь сквозь Время, для нас? Ответь нам, сын наш?
 Пламя ядобога полыхало в глазах Адама, но не могло причинить вреда отшельнику. Яд Самаэля не находил никакого отклика ни в его глазах, ни в дыхании, ни в звучании голоса. Он все так же безмятежно ответил:
 - Не испытывай меня, Самаэль! Ведь я уже предупреждал тебя.
 Адам зарычал от бессилия и принялся расхаживать взад-вперед перед погруженным в молчаливое созерцание отшельником. Великий праотец трепал себя за голову, кусал руку, но не мог найти слов, чтобы убедить упрямого назорея принять его сторону. Вдруг он увидел небольшую крысу, осторожно высунувшуюся из расщелины. Адам схватил ее и протянул отшельнику.
 - Смотри, вот мелкая тварь в моей руке. Она родилась на этот свет не зная зачем, и также не понимая почему сейчас умрет. Она в моей власти, и не в силах противится нависшей над ней волей. Мы были такие же, как эта крыса. Неразумные, но послушные твоей волей. И то, что случилось, не было нашим решением! Так произошло, потому, что так было предопределено! Тобой предопределено, не нами. И вот мы, следуя своей судьбе, нарушили твое повеление и обрели собственную волю. Мы создали новый мир, живущий нашими желаниями. Мы стали подобны тебе, и можем определять судьбу твоих созданий и творений. Но мы готовы отказать от всего этого, и сложить к твоим ногам всю власть над своим миром, если ты последуешь за нами. Мы отдадим все царства на земле, если ты пройдешь для нас Реку Времени. Покорись нашей воле сейчас, чтобы мы смогли вернуться к твоему поклонению в прошлое, и остаться в нем на века!
 Адам упал на колени перед отшельником с протянутой в руке крысой, и полыхающими древней обидой глазами. И словно в поддержку жгучей просьбы великого праотца поднялся невесть откуда взявшийся ветер, а утреннее небо затянуло тучами.
 Лицо отшельника перестало сиять. Он нахмурился и строго посмотрел в сверкающие глаза великого праотца.
 - Иди за Мной, сатана! – громко сказал он повелительным тоном, и положил руки на голову Адама. – Тебе дозволено лишь служить Мне и поклоняться!
 Яркий свет, во много раз превышающий сияние полуденного солнца, вспыхнул перед глазами Человека. Сияние было настолько ярким, что Человек физически ощутил, как его сознание распалось на крохи, покинув телесную оболочку. В пронзительном блеске этого невещественного света стали видны все темные крупицы человеческой души, которые отторгали Сияние. Словно огрызаясь на обличающий свет, от Адама стали отделяться отравляющие темные силы ядобога. Горделивый дух Противления кричал и цеплялся за ослепленного Сиянием Адама, но всепроникающий свет не оставлял ни одного закоулка памяти, ни одной темной мысли, подлого чувства, тщеславного желания или пагубного действия, за которыми мог бы укрыться ядобог. Тогда, видя, что не в силах противостоять могуществу Сияния, дерзкий дух взмолился о пощаде. И когда последняя капля яда Кислого дерева покинула тело Человека, отшельник собрал всю его отвратительную темную сущность и швырнул в крысу. Ядобог мигом растворился в ее глазах, и животное, высвободившись из судорожных объятий человеческой руки, с возмущенным писком убежала обратно в свое убежище среди камней.
 Свет погас. Адам рухнул на землю в ноги отшельнику, не в силах пошевелиться. Ветер утих, и с неба посыпались капли всё очищающего дождя.
 Отшельник молча поднялся, укрыл голову шерстяным покрывалом и неспешно направился в сторону Иерусалима.
 А Человек остался лежать. Лишенный терроризирующей воли ядобога, Адам лежал на земле, подставляя лицо падающим с неба каплям, и улыбался. Впервые за долгое время он остался полностью наедине сам с собою, и ни одна часть его сознания больше не призывала к действию.
 Пусть Сияние больше не озаряет его своей силой, пусть он больше не будет наводить ужас на потомков сияющим блеском глаз, пусть он больше не будет богом, но, наконец, впервые со дня гибели эдемского сада Человек почувствовал себя свободным. Свободным от зла и от этого абсолютно счастливым. Он лежал на земле, с улыбкой глядя в прояснившееся небо, и растворялся в простом чувстве детской беззаботной радости.
 Из расщелины показалась крысиная морда, осторожно обнюхавшая пространство. Убедившись, что опасность миновала, грызун вылез из под камня и с удивлением стал обнюхивать себя.
 - П***ец! – пропищала крыса. Голос был пронзительный и тонкий, но тем не менее в этом писке безошибочно слышался голос Самаэля. Крыса с явным неудовольствием исследовала своё тело, и, убедившись в его сущности, снова пропищала - полный п***ец!
 Затем подбежала к ноге Человека и укусила ее. Адам с омерзением пнул ее ногой, и крыса, противно визжа, полетела в сторону. Ударившись о камень, она отряхнулась, поднялась на задние лапы и уставилась на Человека маленькой парой злобных красных глазок.
 – Чего разлегся, как мудак? Вставай и п***уй за ним! Или ты думаешь Дело само себя закончит?
 - Замолчи!
 Адам взял булыжник и швырнул в крысу. Камень сочно припечатал грызуна, но тварь лишь отряхнулась, и снова злобно запищала.
 - Да мне по**й твой камень! Мне вообще всё по**й! Можешь тут, как еб**н оставаться, и пярить на солнце, а я пойду. На**й мне твои проблемы? Когда, б***ь, твоя п***а явится в последний день, и спросит: «ты позаботился о моих детях?», что ты будешь, как х**сос, смотреть на неё виноватым видом? Отп***еться, тебе будет нечем! И мне за тебя разгребать потом твоё говно? Да пошёл ты на ***!
 Адам снова взял камень, но крыса убежала и спряталась меж скал.
 - А что ты предлагаешь? – спросил ее Человек, сев на скалистый выступ. – Ты же видел, что он отказался помогать нам.
 Крыса осторожно высунулась и, быстро забравшись на плечо, зашептала Адаму на ухо.
 - Не сцы, мы на***м его. Он стал человеком, и значит рано или поздно вляпается в человеческое говно. Люди – такие пидарасы, что, бля буду, рано или поздно сами захотят ему навалять п***юлей. И тут мы такие - х**к! И он на алтаре наших начинаний!
 - Это не пройдет даром ни тебе, ни мне.
 - Ха,ха,ха, - мерзко захихикала крыса, - а хули делать?! Как Сияние от****ит нас больше, чем от****ило уже, поселив в этом е***утом мире? Не будь х**лом! Поднимайся и п***уй за ним! Давай, б***ь! Вперед!
 Хвостатая тварь укусила Адама за ухо. Он вскрикнул, схватил грызуна и швырнул его далеко за скалистый утес. Какое-то время он сидел погруженный в размышления, затем поднялся и посмотрел в сторону взошедшего солнца, осветившего вдали стены Иерусалима.
 - Ладно, - сказал он.  – Пойдём, посмотрим, чем все это закончится.
 Человек набросил на голову плащ, скрыв под ним лицо с золотой маской, и зашагал в город вслед за отшельником.


глава 12


 Высокие стены в несколько рядов окружили первое жилище Человека. Они настолько изменили ландшафт, что уже едва ли можно было узнать место где первое поколение людей когда-то появилось на свет. На вершине скалы Праотцов, обнесенный несколькими рядами массивных стен стоял еврейский Храм, в котором последователи египетского пророка совершали свои кровавые жертвоприношения. А город, разбитый на несколько отгороженных друг от друга районов, был населен кипучей массой иудеев - народа чрезмерно горделивого, своенравного и презирающего всякое инакомыслие. Кругом царила душная атмосфера зависти, раздражения и надменного презрения. И хотя правление последних правителей принесло ему благоденствие и процветание, вся атмосфера Иерусалима была пропитана духом недовольства и враждебности.
 Управление государством, номинально возглавляемого лояльными римлянам правителями, было поделено между несколькими партиями, наибольшее влияние среди которых занимала партия аристократов, именуемых Саддукеями. Оппозицию им составляла демократическая партия духовенства, называвшаяся Фарисеями. Из обеих партий состоял высший Совет сословия жрецов Храма - Синедрион. В среде же народа также была распространена партия националистов – Сикариев, или как они сами себя называли Зелотов, ратовавших за военное восстание против порядков Ойкумены и подстрекавших народ к мятежу. И лишь общая приверженность к Закону Моисея, строго регламентирующего всю жизнь евреев вокруг Храма, объединяла эту противоречивую массу в один народ, который теперь оккупировал древнее жилище Адама.
 Зная их враждебную настроенность, Человек не стал искушать потомков Авраама. Укрыв голову шерстяным покрывалом, под покровом наступающих сумерек он вошел в городские ворота перед самым их закрытием и направился на вершину холма к Храму. Однако, не успел он пройти сквозь первые ворота, как дорогу ему преградили несколько человек. В их надменных взглядах читалась нескрываемая угроза, а под своими одеждами они держали наготове длинные ножи.
 - Мир вам, дети мои, - не снимая покрова негромко приветствовал их Адам.
 - Вечерние жертвоприношения уже совершились, отец, - строго ответил один из них.  – Ступай домой и приходи завтра.
 Адам шумно вздохнул.
 - Так я и иду домой, сын мой. Дом мой – дом молитвы называется. Не проводите меня внутрь?
 Эти слова привели в смятение стражей Храма, и они в нерешительности переглянулись.
 - Конечно, отец, отчего не проводить? – подмигнув остальным ответил один из них.
 – Следуй за мной. Только не этими воротами. Они ведут во Двор язычников. Тебе же, почтенный, лучше пройти другими, более подобающими твоему истинному происхождению.
 И, цепко взяв Адама за локоть, он с несколькими приспешниками повел его в город, прочь от Храма. Человек не стал им противиться, решив довериться случаю.
 Они молча прошли вдоль городской стены, через Верхний город, мимо недавно выстроенного с большой помпой дворца царя Ирода. Когда уже совсем стемнело, Адама привели к зданию, возле входа в который стояло большое количество вооруженных людей. Человек отметил, что среди охраняющих вход был отряд римлян под началом центуриона. Сопровождающий великого праотца еврей прошел мимо них, не удостоив римского офицера даже взглядом. Он подвел Адама к запертым дверям дома, постучал в них и, когда они приоткрылись, подтолкнул Адама внутрь. Затем что-то шепнул на ухо угрюмому бородатому привратнику, как две капли воды похожему на него, и скрылся в душной темноте ночного города. Привратник жестом пригласил Адама следовать за ним. Они вошли в большую освещенную палату, стены которой против обыкновения были сложены не из камня, а из выкрашенного известью дерева. Внутри несколько бородатых мужчин преклонного возраста, одетых в одежды еврейских жрецов, оживленно спорили со своими соплеменниками, по виду походивших на отшельников. Они были так увлечены дебатами, что не обратили на вошедшего Человека никакого внимания. Выждав некоторое время, привратник подошел к старейшему священнику, который видимо являлся хозяином дома, и негромко сообщил ему о позднем посетителе, указав на стоящего у в хода Адама. Тот с видимым облегчением поднял руку, показывая всем присутствующим, что более не намерен продолжать с ними разговор, и жестом пригласил Адама приблизиться.
 - Кто ты? – надменно спросил жрец, - И по какому праву смущаешь богохульными речами верных жителей священного города?
 - Богохульными речами? Хм…  - Адам, не снимая с головы покрывала стал внимательно разглядывать лица присутствующих. – Ты обвиняешь меня в хулении божества, сын мой?
 Человек приблизился к вопрошавшему священнику, и когда тот увидел благородный эллинский профиль золотой маски, тускло блеснувший из-под шерстяного покрова, волна испуга пробежала по его лицу. Старик судорожно сглотнул.
 Адам, довольный произведённым эффектом, неспешно снял с головы покрывало и уже с нескрываемым призрением еще раз обвел взглядом всех присутствующих в палате.
 - Ты обвиняешь хозяина сего места и вашего праотца в хулении божества, сын мой? – строго повторил Адам.
 Но против ожидания голос прозвучал не громогласно, а скорее жалобно, как возмущение обессиленного старца.
 Еврейский жрец уловил это. Первоначальный ужас рассеялся как туман, и к нему вернулось прежние уверенность и самообладание.
 - Отец наш – Авраам, - заявил он высокомерно, - а город отстроен царем Израиля Давидом. Его сын, мудрейший царь Соломон, устроил на горе Храм Имени Единого Бога, где хранится по ныне Божественный Закон, дарованный Всевышним нашему пророку Моисею. Меня зовут Анна – первосвященник Храма Господа. И как хозяин этого дома, - священник сделал акцент на указании своего положения, - и предстоятель народа перед священным Именем Господа я вновь спрошу тебя: кто ты, осмелившийся прийти в священный город и дерзить его старейшинам?
 Уверенность первосвященника передалась соплеменникам. У некоторых из них появились ножи в руках, и они окружили Адама, готовые наброситься на него по команде. Но великий праотец миролюбиво поднял руки, желая успокоить их враждебность.
 - Вижу гостеприимство не в чести у вас, - сказал он, пренебрежительно усмехнувшись, - что очень странно для людей, называющих себя потомками Авраама. Стоит ли мне напомнить первосвященнику о гостеприимстве Авраама и его племянника Лота, когда они, рискуя своим благополучием и жизнью своих домочадцев, радушно приняли вошедших в их дом путников? Или в этом городе забыли, что случилось с жителями Содома, когда…
 - Ой вэй! К чему начинать с угроз наш разговор?  - Вновь побледневший Анна поспешил перебить Человека.
 Память об истреблении древнего поселения страшным божеством по-прежнему была сильна в Палестине, и евреи поспешили спрятать ножи.
 - Прости, если наш прием показался тебе чересчур суровым, Самаэль, - продолжил первосвященник, - но ты должен понимать, что тому есть веская причина.
 Он сделал знак, приглашая Адама перейти в другое помещение, где были накрыты столы. Человек охотно принял его предложение. За ними последовали старейшины Синедриона.
 Когда все возлегли за столами и гостям разлили вино, Анна произнес благословение над трапезой.
 - Благословен Бог Израиля, избавляющий свой народ от ига язычников и грешников, и направляющий верных Своей мудростью к хранению Заповедей, а злых и противных воле Его поражающий безумием и смертью. От древнейших времен, уважаемый, наши предки были хранителями чистоты Знания и служителями Закона, переданного Моисею Господом на Синае, за что Всевышний благословлял их изобилием жизни, и хранил пределы дома Давида от посягательства внешних врагов. Но порой случалось, что по попустительству Божию, народ Израиля отпадал от чистоты жизни под сенью Закона, соблазняясь нечестивыми идеями служения чужим богам и принятием языческих обычаев. За это Бог наказывал наших предков падением священного Иерусалима, разорением Храма и рабством народа. Тогда мерзкие идолы возвышались над Священной горой Дома Божьего, и никто не приносил жертву всесожжения на Жертвеннике, а в день Очищения некому было войти во Святая святых Храма для произнесения Его Имени. Горе и несчастья, смертельные болезни, изгнание и позор обрушивались на головы сынов и дочерей израильских, до тех пор, пока покаянием, постом и молитвой они не умилостивляли Всевышнего. Но лишь возвратив свои взоры к престолу Господа Вседержителя, и вновь направив сердца к исполнению Закона, народ Божий снова обретал благоволение перед Его очами, и Бог Израиля возрождал нас из пепла, как иудейскую пустыню весной.
 Анна закатил глаза, поднял чашу с вином над головой и отпил несколько глотков. Адам и остальные гости также выпили, после чего первосвященник продолжил.
 - Таким образом, почтенный, я напомнил тебе о зависимости благополучия нашего народа от чистоты соблюдения Закона Моисея. И да будет тебе известно, что только строгость соблюдения сего Закона есть залог благополучия и мира не только на Храмовой горе, не только в Иерусалиме, и даже не только в Палестине, но и во всем мире людей, которому ты, отец народов, есть начало, и имя которому Ойкумена. Едва ли найдется в твоем мире место, более почитаемое народами, чем иерусалимский Храм. Ибо все великие правители – от Кира Вавилонского до Александра Македонского, да что уж тут скрывать, даже до Цезаря и его приемников, все они приходили поклониться святыне Бога Израиля и получить наставление и благословения у его алтаря. Получив же оное из рук первосвященника, они воздавали благодарение и почести святому месту. Никто из великих правителей твоего мира не решался нарушить наших традиций или осквернить чистоту дома Божьего образами языческих идолов. Но даже покорив все народы мира, они в знак своего смирения перед величием Бога Израиля позволяли нам блюсти заповеди предков, не оскверняя их принятием законов твоего мира. Ибо не мало было в истории свидетельств, когда сыны еврейские предпочитали принять мучительную смерть, нежели поступиться хоть малой частью Заповедей Бога Вышнего. Ибо для нас лучше смерть в твоем мире, с чистой совестью перед Господом, чем лживое благоденствие под твоим покровительством, оскверненное отпадением от Закона Божьего. Не сочти эти слова как вызов твоему могуществу, отец народов, скорее прими их как жалобу твоих подданных на притеснение народа Божьего со стороны твоих служителей. Из-за неверности наших правителей и их грехи перед Богом, Господь обрек иудейское царство быть подвластным Риму. И мы, послушные Его воле, приняли это тяжелое бремя, как расплату за наши грехи. Народ исправно платит дань твоей столице золотом, а в Храме мы приносим жертву за твое благополучие и здоровье императора. Мы терпим унижения и притеснения в делах торговли от римлян, эллинов и александрийцев, ибо такова Божья воля. Но никто из нас не потерпит оскорбления, нанесенного нам правителями Ойкумены, когда алтари в твою честь и знаки твоей власти устанавливают в Храме подле алтаря Единому Истинному Богу! Когда вместо крови жертвенных животных в Храме проливается кровь верных сынов народа Божьего! Мы будем сражаться против тебя до последней капли крови последнего правоверного израильтянина. И вина за эту пролитую кровь будет лежать на тебе и свидетельствовать к Истине против твоего мира.
 Анна вновь поднял чашу и отпил.
 - Истинно слово твое! – поддержали его прочие члены Синедриона и также отпили из своих чаш.
 После этого все с тревогой стали ожидать ответа Адама. А он в полной тишине, повисшей за трапезными столами, стал наблюдать как в серебряной чаше перекатывается вино. Затем втянул терпкий запах и тоже сделал глоток.
 - Я оценил твою откровенность, жрец, - негромко начал Адам. – Твоя смелость и преданность вере предков, без сомнения делает честь и тебе, и твоему собранию. Однако, твоя речь похожа на виноградный напиток в чаше. На первый взгляд он имеет приятный цвет и, обрамленный серебром, радует глаз своими переливами по стенам чаши. Так же, как и твоя речь, наполненная витиеватыми оборотами о приверженности закону вашего бога, несет усладу слуху. И терпкий запах вина схож с суровостью вашей решимости умереть за еврейские традиции. Но главная сущность этого напитка, невидимая сразу ни глазу, ни обонянию, раскрывается лишь когда выпьешь его, и он усвоится в теле. И эта невидимая суть – опьянение разума. Такая же суть и твоей речи, первосвященник, скрывающая за оборотами речи и высокопарностью посыла ложь и обман, вводящий в заблуждение слушающих.
 За столами поднялся ропот, но Адам сурово обвел возлежащих взглядом, и когда присмиревшие евреи вновь умолкли, продолжил.
 - Итак, ты говоришь, что место это отстроено еврейскими царьками... как их звали?.. впрочем, не важно… которые установили богопочитание на этой горе. Значит ли это, что до этого на сем месте не знали Единого и Незримого и не приносили жертв в его честь? Ты утверждаешь, что Сей Незримый лично передал Закон вашему пророку Мойше, который спас ваше племя от ига Египта. Но не в Египте ли был научен Знанию и Закону ваш пророк? И от кого тогда бежал он с кучей рабов во главе, и вынужден был скрываться в безлюдной пустыне на горе, объятой пламенем и дымом? Не от блюстителя ли того самого Закона, у которого Мойша его украл?! Вижу, ты готов возразить мне. Но какие свидетельства в свое оправдание ты можешь предоставить мне, смертный? Ты, который не помнит начала своей жизни, бывшее вчера, что можешь знать ты о том, что было столетия назад? Вся ваша история, евреи – череда обмана и подтасовки истины на заведомую ложь, которую вы записали в свои книги. А теперь еще смеете тыкать ими передо мной, как неопровержимым доказательством! Все ваши традиции, ваши знания и закон стоят не больше этой жидкости в чаше.
 Адам выплеснул остатки вина на пол и бросил на стол пустую чашу. Серебряный сосуд со звоном подскочил, брякнулся на каменный пол и покатился под ложе первосвященника.
 - Ты считаешь себя хозяином в этом доме, жрец? – брезгливо поморщившись продолжал Человек, несмотря на поднявшуюся волну возмущения среди возлежащих. – Вы, евреи, правда считаете себя вправе распоряжаться на скале Праотцов, запрещая устанавливать на ней образы первого владыки? Но тогда ответьте мне: кем был ваш предок Абрам, когда пришел сюда с обозом переселенцев из халдейского Ура? Почему он, будучи мужем знатным, состоятельным и исполненным уважения должен был умаляясь, просить местных князей продать ему скромный надел этой земли, для похорон своей Сары? Скажи мне, блюститель Закона, не записано ли в ваших книгах царем «… переселенец я, и пришелец, как и все отцы мои…»? Ответь теперь первосвященник, не скрывается ли за твоей жалобой на моих наместников, притесняющих ваши традиции, твое желание властвовать над Палестиной; подобно тому, как та орда беглых рабов из Египта, прикрывшись знаменем священной войны во Имя Единого и Незримого, вторглась в Ханаан, разорила, изнасиловала и умертвила мирные народы, населявшие эту землю за сотни лет до появления первого еврея?!
 После этих слов ропот за столами превратился в истошный крик. Анна, весь пунцовый от негодования, подскочил и разорвал на себе одежду. Священное собрание, брызжа ненавистью и злобой, стало угрожать расправой.
 Адам с невозмутимым видом сделал знак виночерпию, чтобы ему наполнили новый бокал, и, после того как это было исполнено, поднял чашу над головой, призывая Синедрион успокоиться и позволить закончить свою речь. Мало по малу волнение в зале стихло, и великий праотец, доброд