Путевые заметки. Самарканд

Из книги "Время и люди"

«Мы едем, едем, едем,
В далёкие края…»

Есть на первом канале очень симпатичная передача – «Непутёвые заметки». Ведёт её Дмитрий Крылов. Он показывает различные города и страны, при этом не столько акцентирует внимание на шедеврах архитектуры, сколько старается показать жизнь города, в каких-то незначительных, но очень характерных эпизодах. Я люблю смотреть эту передачу, и возможно, она навела меня на мысль написать этот очерк.
В те времена, конец шестидесятых - семидесятые, поездки обходились недорого, особенно студентам. К примеру, билет в плацкартный вагон до Москвы стоил 14 рублей, половина стипендии, обычной, не повышенной. А студентам была пятидесятипроцентная скидка. Так что на стипендию в 28 рублей, какую я получала, можно было съездить в Москву, вернуться, да ещё прожить там два-три дня. Билет на самолёт до Москвы стоил 25 рублей, а скидка студентам была 30%. Это я говорю для примера, в Москву я тогда не ездила, но посмотреть мир стремилась, и эти льготы были весьма кстати.
Путешествовала я мало, но каждая поездка приносила что-то новое, интересное,  чем мне и хочется с вами поделиться. Моя первая запоминающаяся поездка была в Среднюю Азию, в центр древнейшей культуры – Самарканд, где в то время жила моя двоюродная сестра Руфина.

Самарканд

Поезд шёл по крутому берегу Зеравшана, приближаясь к городу, когда пассажиры в вагоне вдруг оживились. «Ворота Тимура, ворота Тимура», - доносилось с разных сторон, и люди прилипли к окнам. Я тоже бросилась к окну, ожидая увидеть роскошную восточную постройку, но не увидела. Там были только скалы, образующие подобие арки, это и были ворота Тимура. А поезд уже приветственно гудел, приближаясь к вокзалу.
Город ослепил сразу, шумом, пестротой, непривычной одеждой окружающих. Мужчины в стёганых ватных халатах, подвязанные поясами, напоминающими косынки, так, что у каждого сзади на талии был треугольник, как у пионерского галстука. Женщины в пёстрых платьях из узбекского шёлка, а из-под платья – шальвары из той же ткани. Это узбечки, а таджички одеты просто в длинные платья, чаще всего красные, со строгой вышивкой на груди. И у мужчин, и у женщин на головах тюбетейки. Никаких хиджабов, никакой паранджи. Да мы и слова хиджаб тогда не знали, а про паранджу только читали в книгах. А ведь это центр древней мусульманской культуры.  Религия не запрещалась, но и не приветствовалась. Хотя верующих людей в Самарканде, видимо, хватало. Большинство же было одето в привычном европейском стиле.
На улицах в тени деревьев то и дело попадались невысокие деревянные помосты, на которых сидели мужчины в халатах и пили зелёный чай. Чувствовалось, что они могут так сидеть часами. Мне объяснили, что так в Средней Азии спасаются от жары. Я этого понять не могла. Тут хочется лёгкий ситец сбросить, жара-то за сорок,  и вдруг стёганый халат. И сейчас не понимаю, как бы физики мне не объясняли про теплообмен. Во всех магазинах продавцы, в основном, мужчины. Это тоже было непривычным, у нас за прилавком стояли только женщины.
Квартира Руфины тоже удивила, прежде всего, огромной застеклённой лоджией-верандой. Её ширина была метра два с половиной, а длина около четырёх-пяти. Такие лоджии были во всех окрестных пятиэтажках. В Уральске так не строили, в «хрущёвках» были только небольшие балконы. Видимо, в условиях жаркого климата, такая веранда была просто необходимой.
На другой день, еле втиснувшись в душный автобус, я поехала знакомиться с городом. Вышла на площади Регистан, и обомлела. Стройные изукрашенные минареты, купола такого глубокого голубого цвета, что само небо бледнеет рядом с ними, изумительной красоты стрельчатые порталы, изукрашенные непривычными орнаментами. Красота и необычность этих трёх медресе, окаймляющих площадь, завораживала, напоминала все восточные сказки сразу. Не верилось, что это не сон, что это не сказка. Не хватает слов, чтоб описать всё это чудо.
Сама площадь была засажена розами, среди которых ходил пожилой узбек, видимо, садовник. Что-то там обрезал, что-то поправлял, я не знаю. Я была поглощена созерцанием открывшегося чуда. И вдруг слышу, что меня кто-то окликает. Оказалось садовник, подошёл, улыбается, и протягивает мне розу. Я таких в жизни не видела, огромная, пунцовая, настоящая южная роза, в Уральске такие не растут. Я с благодарностью приняла дар, а садовник улыбается. «Нравится?» - спрашивает, и кивает в сторону Регистана. Отвечаю, что очень. Он улыбнулся, и пошёл дальше работать.
Видимо у меня на лице был написан такой непосредственный восторг, такое восхищение, что он решил порадовать меня ещё больше, и подарил этот роскошный цветок.
Я подошла к самим строениям, и оказалось, что вся эта красота выложена из цветных  квадратиков, примерно, два на два сантиметра. Видно было, что многие фрагменты мозаики отреставрированы. Они были более новыми. Но как не старались реставраторы, получить чистый лазурный цвет, им не удалось, новые вставки были несколько более светлого оттенка, правда, заметно это становилось только тогда, когда детали новой и старой мозаики находились рядом. Издали всё казалось одинаковым. Я уже знала, что секрет изготовления покрытых глазурью смальт небесно-голубого цвета был утерян ещё в давние времена.
Самым древним было медресе Улугбека, построенное в ХV веке, там находился крупный среднеазиатский университет. Самым красивым – медресе Шир-Дор, построенный два века спустя. Хотя, как сказать, самым красивым, они все три прекрасны. Наверное, мне просто понравились львы, охотящиеся за ланью, изображённые над порталом. И Солнце. Два других здания украшают орнаменты.
Искусство орнамента, арабески, как и искусство книжной миниатюры, очень развито в мусульманских странах, и прежде всего из-за запрета изображать людей и животных в культовых зданиях.
Описывать красоту Гур-Эмира не буду, посмотрите в интернете, если интересно. Только ни одна фотография не передаст ощущение вечности и нетленности, возникающее в этой усыпальнице великого завоевателя. В мавзолее похоронен сам Тимур Тамерлан, его родственники, и внук – правитель Самарканда, крупный среднеазиатский учёный, астроном, основатель первой обсерватории и первого медресе на площади Регистан – Улугбек, которого убили религиозные фанатики.
Есть легенда, что Тимур перед смертью сказал, что кто потревожит его прах, вызовет страшную войну. Археологи вскрыли гробницу Тимура весной 1941 года. Совпадение?
Комплекс мавзолеев Шахи-Зинда складывается в ХIV-XV веках. На окраине старого кладбища находятся эти интереснейшие постройки. От входной арки вверх на холм поднимается неширокая дорога, по обе стороны от которой, располагаются мавзолеи.  В центре комплекса ещё одна арка. Сейчас дорожка оборудована ступенями. Здесь похоронены две жены Тамерлана, две его сестры, мать одного из эмиров, многие знатные вельможи. Место у мусульман считается священным.
Осматривая комплекс, я с удивлением услышала женский злой голос. Я оглянулась. Немолодая женщина в национальной одежде кричала на другую, совсем молоденькую, лет восемнадцати. Та, съёжившись, молча слушала ругань, затем встала на колени, и так пошла вдоль стены мавзолеев, останавливаясь перед каждым, кланяясь могиле, и делая характерный мусульманский жест, поднося ладони к стене, а потом как бы перенося святость места на себя. И так на коленях она стала подниматься, где по неудобным ступеням, где по острому гравию, насыпанному вдоль дорожки. При этом старшая время от времени всё покрикивала на молодую.
Говорили по-узбекски, и я никак не могла понять суть происходящего. Спросила экскурсовода-узбека. Он объяснил, что у молодой нет детей. Свекровь привела её сюда, и теперь она должна на коленях пройти весь комплекс, сначала вверх, а потом вниз, при этом молить Аллаха, чтоб он ей даровал ребёнка. Здесь похоронены многие известные и многодетные женщины, им надо принести особо горячие молитвы, они могут помочь.
Мне стало жалко бедную женщину, и противно от того, как с ней обращалась свекровь. Потом, в годы перестройки, когда ещё Союз не развалился, по телевизору часто показывали случаи самосожжения молодых женщин на Востоке. Там женщина зачастую рабыня мужа, который порой грубо издевается над ней. Вот женщины и не выдерживают. Предпочитают смерть издевательствам. После того, что я видела в Шахи-Зинда, меня это не удивляло. Удивляло, почему они выбрали такой страшный способ ухода из жизни. Оказывается, Аллах, как и Христос, запрещает самоубийства, а облиться керосином и оказаться около огня, можно и нечаянно, то есть, нет самоубийства, нет греха, есть несчастный случай.
Прямо над восточным базаром высятся развалины мечети Биби-Ханым. Легенда гласит, что молодая любимая жена Тимура Биби-Ханым решила сделать мужу подарок и построить самую большую мечеть в городе, пока он был в очередном походе. Архитектор влюбился в красавицу, и стал затягивать строительство. А Тимур уже возвращался. Архитектор пообещал закончить стройку, если красавица разрешит её поцеловать. Та разрешила, но успела подставить руку. Но поцелуй был так горяч, что прожёг руку насквозь и оставил след на щеке. Стройка была закончена, но Тимур решил жестоко наказать архитектора, однако, тот сам бросился вниз с высокого минарета.
Это легенда. История рассказывает несколько другое. Уходя в очередной поход Тимур приказал построить большую соборную мечеть, а его старшая жена Биби-Ханым приказала напротив мечети построить медресе. Вернувшись, Тимур заметил, что медресе своими размерами и красотой затмевает мечеть, даже его портал выше. Казнив нескольких вельмож, отвечавших за строительство мечети, Тимур приказал переделать портал так, чтоб он стал возвышаться над порталом медресе. Желание Тимура было выполнено. Новый портал достигал высоты в 33 метра (высота десятиэтажного дома). После смерти Тимура медресе Биби-Ханым разрушили,  и мечеть стала самой грандиозной и прекрасной постройкой средневекового Самарканда. В конце девятнадцатого века сильное землетрясение повредило мечеть, с тех пор она стоит в руинах, которые бережно сохранялись всё время. Но и руины дают представление о грандиозности и красоте постройки. Народная молва связала мечеть с именем жены Тимура. Не знаю, возможно, сейчас мечеть восстановили, придав ей первозданную красоту.
Руфина решила мне показать развалины обсерватории Улугбека, находящиеся недалеко от города. В начале пятнадцатого века правитель города и учёный построил здесь обсерваторию, высотой в тридцать и шириной почти в пятьдесят метров. Это был научный центр астрономии, но открытия Улугбека сильно раздражали религиозных фанатиков, они видели в науке угрозу исламу. Улугбек был убит, а обсерватория разрушена. От неё остались развалины, и часть мраморного секстанта.
Развалины и секстант меня не впечатлили. Какая-то яма, с какими-то полосами. Что они значат, зачем, я так и не могла понять своими гуманитарными мозгами. Руфина, закончившая физмат, что-то увлечённо мне объясняла, но я никак не могла постичь смысл её пояснений. А вот Улугбека было очень жалко. Так же как жалко Джордано Бруно и Галилея, тоже пострадавших от религиозного фанатизма, но уже христианского.
А ещё Руфина повела меня в парк. Мы отправились туда, когда уже стемнело. В парке, находящемся в центре города, в это время только начинали работать аттракционы. Народу было очень много. После знойного дня многих привлекала прохлада парка, где можно было поесть мороженого, посидеть в кафе, развлечься. Все аллеи освещены, везде уютно, никаких сломанных скамеек, чистота, очень много аттракционов и развлечений. И всё это только вечером, днём всё закрыто, в сильную жару народ сюда не идёт. Мне это было непривычно, в наш парк можно было ходить только днём, вечером в тёмных аллеях страшновато, да и аттракционов у нас в парке в те годы не было, а единственное кафе по вечерам собирало хулиганов, так что там было и небезопасно. Поэтому  самаркандский парк показался мне таким необычным, уютным и запомнился.
Это было моё первое и последнее путешествие в Среднюю Азию. И прошло с тех пор больше сорока лет. Дальше моя дорога лежала на север. Очень хотелось посмотреть Прибалтику.