Интродукцияк

       Меж тем было время именно очередных реформ.
       Их ранняя заря. Ещё смутная, зыбкая. Но изначально настроенная на оглушительную сенсационность. На этакую,- как обещают, правда, в сфере высокой науки самые продвинутые  гриши перельманы (все совпадения случайны) -, совершенно другую физику.
       Да-да:  вот заработает швейцарский супербублик, вот поймаем в нём базон Хока (какая разница, дело не в словах:  главное, чтобы было до неприличия ново, доступно лишь самому изощрённому воображению)  -  и мы, прорабы прогресса в белых одеждах, покажем вам  нечто, что потрясёт мир. А ту, - хоть физику, хоть шизику, -  которую упорно вдалбливали в  наши бескачественные головы почти целый век, - забудьте, прямо сейчас, как дурной сон.
       Не туда надо было идти!
       Представляете? Шли-шли, бежали-бежали,- как там у горлана-главаря? «В паровозных топках сживали нас японцы, рот заливали свинцом и оловом», а оказывается, всё это – глупость. Сусанин так и сказал: «Не тем путём надо было идти, бараны вы несусветные!»
       И всё вдруг заюлило-завихляло на той ранней заре, портя воздух новой терминологией.
       И полилась на огромную страну,  - с самого верху, с Эвереста, можно сказать,  власти!-,  речь, доселе неслыханная.  Вместо «Зимбава» со стуком челюстей и «сосисек сраных»,- соцстраны , если кто забыл –,  «новое мышление», «человеческий фактор», «мажоритарная система», «люстрация» (не путать с «поллюцией»), «плюрализм», «суверенитет».
       Блажен, кто выговорит: тепло ему на свете! 
       Иными словами,  выходило,- если, конечно, слушать и воспринимать на полном серьёзе всё, что лилось с московских Гималаев, - уже не коммунистом может стать только тот,  а помощником комбайнера. Да-да, именно так:  помощником комбайнера может стать только тот, кто освоил все знания, накопленные человечеством...
       Автор ёрничает?
       Ради бога: автор,- честно предупредивший, что перед вами роман-китч, - добросовестно пытается вышить эпоху крестиком рождённых ею же слов и считает, что технологию этого старинного руссконародного вида вышивания пока не нарушил.
       Вначале ведь, как всегда, было Слово.
       И оно — было !
       В огромном количестве. И на души, и на уши населения.
       Страна  удивлённо замерла:  Он - без бумажки?
       Нет, давайте уточним, товарищи: вы тоже видели, что Он  -  без бумажки?!  Это серьёзно.
       В том-то и дело, что абсолютно без, в том-то  всё и дело. 
      Ну, наконец: ты выстрадала это, страна!
      И фундаменталисты с ортодоксами, нервно-радостно  выскакивая из своих красных закутков и бдительно косясь по сторонам в поисках ничтожных несогласных, уже стали выкрикивать: «Да Он  же -  Ленин!  Вы только на него посмотрите:  Он -  новый Ленин!»
      Казалось, вот-вот всё стабилизируется. Побелим казармы, успокоимся — и  вновь помчим всем скопом к нашим  любимым горизонтам. Что тут бежать-то осталось?
      Какие-то четыре километра и семьсот метров. По самым уточнённым данным.
    А кто верил в приметы, во всякие Знаки и Знамения, шептали: «Свыше меченый. Свы-ше!»
    И на то,  что клеточная  курица уже была  насильно вытолкнута, - «кем-кем»: вы что, с Луны свалились? -,   из своего геометрически безупречного жилища  на  волю, даже не обращал внимания. На хрен она кому нужна,- извините-простите,- та курица!
    Которая к тому же бредила от удушья.
       Ты же бредила от удушья,  тварь пернатая ?
       Ты же ждала перемен?
       Иди! 
       Бери свободы столько, сколько можешь унести в отдельно взятом клюве...
       Меж тем,  что это всё  значит для курицы,  может объяснить  только она сама.
    Понимал ли, каково ей,  хоть дедушкин внук, вместивший в себя и Тимура, и Мишку Квакина? Хоть сам сеяльщик разумного-доброго-вечного, честно называвший себя самым тупым  в своей отягощённой мудростью  команде? Не знаю. Сомнительно мне всё это.
       Зато для непосредственных прорабов перестройки,  для орлов столично-комсомольской ёнибратии,  тайно презиравшей  своих  наивных Павок,  смысл происходящего, не сомневаюсь, был абсолютно ясен. Поэтому они сразу сгрудились вокруг Главного Мешка Собственности Империи  Зла (сокращённо ГМСИЗ)  -  и приступили к его яростному расклёву.
       О, это была Большая Охота !
       Лишь потом-потом, уже на  лагерной шконке, некоторые  из наиболее олигархических комсомольцев нашей дорогой столицы  с лёгким раскаянием назвали ту  крысиную грызню  «соревнованием личностей»  на  уже начавшей пованивать гигантской  туше поверженного  в прах  СССР. Да, вырастил ты, брат четверобуквенный,  себе прекрасно осведомлённого и циничного могильщика прямо в главном Красном Уголке  Москвы ! Сокращённо КУМ ...
       Но — мы отвлеклись.
       Что с птичкой-то бедной было? С курицей,  «привыкшей даже думать по звонку», которую выперли из проволочного куба стабильности (главное — стабильность, а чего именно — это мелочь и ерунда),  о которой на некоторое время, вгрызаясь в мешок с СИЗ, вся столичная комса практически забыла? О, это картина маслом, никем из новых волхвов не написанная!
       Матёру им, видите ли, жалко. Расчувстовались!
       Херня эта  ваша Матёра  по сравнению с муками многомиллионной курицы...
       Немереные пространства  грозного закубья, гигантская, ничем не регламентированная воля, вдруг обрушившаяся на несчастную, потерявшую  пространственные ориентиры птицу,  вытолкнутую за пределы устойчивого проволочного бытия, - главное, повторим ещё раз, стабильность: такая,  чтобы ты родился и на тебе прямо в роддоме раз-навсегда написали: «Мыло хозяйственное; цена 25 коп.», и чтобы ни одна либеральная тварь не могла рунические эти письмена даже тронуть, и чтобы ты дожил под этой фамилией до состояния обмылка и с ней, извините-простите, сдох,- да-да: грозная  немеренность закубья едва не убила бедолагу.
      Голова  у курицы кружилась.
      Пространство из почти плоского вдруг сделалось многомерным. Отличить длину от ширины, низ от верха стало уже  совершенно невозможно.
     Матёру им жалко. Что за хренотень!!
      Вот — жуть. Вот —  ужас  в режиме он-лайн... 
      Время вдруг становится  похожим на пространство. Пространство — на время.
      Всё грозно движется. Становится на уши. Опрокидывается. Переворачивается. Делается  своей противоположностью. Чтобы в итоге уже совсем новые дети виновато спрашивали в светлом будущем друг друга перед уроком истории: «Брателла, Сталин — это который лысый, а Ленин —  который с большими чёрными, как у Вилли Токарева, усами?»
      Но до светлого будущего,  пусть даже такого, ещё нужно дожить.
      А пока...
      А пока бедную  курицу жутко тошнило !
      Она  упала  как подкошенная  – и поползла,  поползла назад в свой проволочный куб.
      Туда, где вожделенная Стабильность.
      Туда, где проверенные мудрым руководством птицефабрики фундаментальные принципы.   
      Премиксы.
      Минеральный добавки.
      Определённый начальством световой режим          
      Туда, где даже слово такое в регламентированном жаргоне не употребляется:  петух!          
      Но, кажется,  хватит этих экзерциций  и экспозе.
      Что там у нас конкретно, - в лицах и ситуациях, - с ранней зарёй  Великой, кажется, Ноябрьской Капиталистической Контрреволюции? Опять ведь ломимся впереди паровоза: как строить светлое будущее, Маркс-Энгельс объяснили,  а как — ломать?!
      Нет, один мужик  на  всё ещё шестой части суши якобы знал и даже  предлагал провернуть всё дело за 500 то ли часов, то ли дней.  Но при одном железном условии:  она  лежит на операционном столе, раскинувшись от Бреста до Курил, а он с  группой  товарищей по полной программе её,  безропотностью на Стеллерову корову похожую, преобразовывает.
      В смысле реформирует.
      Однако возникли сомнения.  А вдруг она  на операционный стол -  пьяная ляжет? С неё станется ! Или начнёт требовать секса, который людям как раз  официально вернули?  Бога и секс – одновременно. Или с кем-то из бригады реаниматоров подерётся?  Или примется ловить НЛО?  Или  начнёт заколдовываться по Кашпировскому? Или, наконец, –  станет  стрелки с конкурентами организовывать.  ОПГ, кстати,  уже были созданы  во всех регионах.
      Да-да, абсолютно безболезненно (нет, пожалуй, всё же относительно безболезненно)  были осуществлены  два  пункта, практически всегда  сопутствующих серьёзным  реформам:  девы – разделись до гола,  мужики – создали  бандитские формирования со строгой дисциплиной. Этакие островки стабильности. Можно сказать - пилотные проекты будущего процветания.
       Короче, цифру 500 решили отставить  в покое и  действовать в режиме он-лайн...
       А тем временем всё сыпалось-сыпалось-сыпалось.
       То ли штукатурка, то ли перхоть.
       И над страной метался какой-то физически пугающий, прямо-таки нехороший профессор с очень длинными, очень бледными и худыми пальцами. Они гнулись у профессора в таких причудливых направлениях, что казалось - вот-вот начнут с треском ломаться и разлетятся  по всей  шестой части суши. Профессор  скрипливо кричал, как огромная, вряд ли полезная птица. То ли по причине своей, понятной лишь ему  в чём-то убеждённости, то ли от боли.
       Но пальцы, громко треща,  не ломались.
       Ломалась страна.
       Рушились всякие здания и сооружения.               
       Прыгали с балконов, пачкая асфальт мозгами, какие-то убеждённые в своей чётко цветной правоте люди. Правда жёлтая, правда синяя, правда красная, правда коричневая с подпалами.
       Господи, спасибо, что Ты избавил меня, автора с маленькой буквы, хоть от такого примитивного порока! И мне, Тобой избавленному,  внятно, что  правда, - если она вообще есть на белом свете , в чём я сомневаюсь,- может быть лишь цвета омытой дождём радуги...
       Небо ещё недавно грозной Державы наполнили летающие тарелки. Тысячи граждан с  пугающей гордостью говорили, что они каждую ночь вступают в контакт с инфильтратами.
       Причём тут «в половой»? Что у вас за вопросы! В прямой информационный контакт.
       Водолазы сходили с ума от переизбытка утопленников.
       Атом, пробив бетон, вырвался наружу. Но сказали, что всё  под контролем.
       Радиационный фон в норме,  положенной при  катастрофе.
       Колдуны заколдовывали тысячи желающих прямо в бывших уголках атеизма.
       Красавицы  опять, - да-да, Гайто, опять!-, отдавались за кусок хлеба на кучах угля.
       Молодые женщины стали единственным товаром, который подешевел. Они ещё не поняли своей истинной рыночной стоимости. И для многих такой консерватизм стал роковым.
       В целом же граждане  с жуткой скоростью меняли взгляды на мир, партийность, веру,
Отечество, вкусы,  пол. Хохлы становились французами, аварцы – ратульцами, кацапы – евреями. Последними, кстати,  хотели стать многие. Но Израиль не вмещал.
       Всё смешалось в бедной спирали ДНК...
       Не понял?
       Ах, кто -  я.  «Чей я буду?»  Как говорили тогда сбившиеся в кучу и на всякий случай косившие под казаков, когда у них просили защиты: «Вы вообще-то чей будете?» 
       А что -  я:  у меня лицензии  на  истину нет.
       Я даже не могу определиться, что  страшнее:  распутная девка, бросившая  свою розовенькую, только что рождённую дщерь в январский снег на  игровой площадке злобной тоталитарной столицы, или мадам, закопавшая в гараже под прекрасным Парижем десять своих,  ещё не обсохших от плаценты чад.  А её весёлый галл,-  не знавший ни бериевских застенков, ни  произвола коррумпированных чиновников, ни гнёта цензуры, - даже  не уловил  своим отточенным веками  французским носиком смрада от  гниения детских трупиков…
        Господи, где Ты?
        О чём заботы Твои?
        Я хочу в другое человечество!
        Но кто-то говорит мне откуда-то (скорее всего, из  меня самого): перебьёшься, фактор убогий. Почему ты возомнил, христопродавец, - о теперь ещё и марксопродавец-, что тебе должно быть хорошо и что ты сподоблен  другой жизни?  Козыри - на стол, подонок !               
         Тишина.
         Оглушительная интровертная тишина  при грохоте окрест.
       Увы:  нет у меня козырей.
       Достукался.


                ВИКСАВЕЛ.