В поезде

Под утро всегда зябко. Колючий пронизывающий ветер снежным абразивом шлифует нос и щёки. Фонари-часовые на страже вокзала внимательно разглядывают редких прохожих. Серый ледяной асфальт присыпан свежим снегом.
 
Так, паспорт в кармане. Билет тоже не забыл.
 
Перрон пуст. Кому еще придёт в голову в такую рань и в такой холод куда-то ехать? До поезда 20 минут. Вечность. На месте стоять невозможно. Несколько шагов туда – столько же обратно. И снова туда – обратно. В нескольких минутах от меня рай вагонного тепла с ковровой дорожкой под зашторенными окнами. С горячим чаем. Со спящими пассажирами. Лязгнет дверь купе – и тишина. Сонное царство. Пахнет чистым бельём и тёплым пластиком. Пятно света на стене. Поздно, приятель, я уже не твой. Ты остался на перроне, а я тут, в темноте и тепле. Лёгкий толчок – и часовой поплыл назад вместе с вокзалом, вагонами напротив, пешеходными мостами и продуктовыми круглосуточными ларьками. Минута-другая и это всё осталось по ту сторону холодной вьюжной ночи, а за окном – редкие огни, тёмные окна домов большого спящего города под возрастающий стук колёс. За этими окнами тоже тишина и темнота. Тепло и уют. Там тоже слышен стук колёс, приглушённый кирпичными стенами, в серванте тихо-тихо позвякивают фужеры и чашки. Люди спят, они привыкли к этим звукам, для них они стали частью их дома, их мира, их души. Если поезда ходить перестанут, проснутся они среди ночи: что не так? Почему тишина? Что случилось? Еще несколько минут – и окна тоже исчезли. Как наваждение. Как прохожие на улице. Вот увидел его лицо, как сфотографировал, и кажется, что всю жизнь его знал, и прочувствовал его, и понял, что у него на душе, и нравится он тебе или нет, хотел бы ты с ним завести знакомство, твой ли это человек, но вот прошёл он мимо и через минуту ты уже его забыл, он никогда не существовал в твоей жизни и никогда его в ней не будет. Ты лишь на секунду заглянул в другой мир и нет никакой необходимости сохранять память об этом.

Поезд набрал скорость, уже под сто км в час, вагон немного покачивается и колёса громко и равномерно, как часы: тук-тук…  тук-тук… Кому секунды отмеряете, братцы? Кому напоминаете о бренности бытия и неотвратимости перемен? А за окном нескончаемый чёрный лес, застывшие в корчах кусты и деревья под белым саваном. Не пора ли нам пора? Но у нас с собой было… Надо по-тихому, чтоб соседей не разбудить. 30 для начала. Вы меня спросите, конечно, ехидно улыбаясь, а как же ты в такой темноте да без мерной посуды 30 грамм нальёшь? Стенки кружки непрозрачные, всё равно ничего не видно, так что давай не выпендривайся, лей – а там как получится. Главное – мимо посуды не пронеси. Эх, ничего-то вы о жизни не знаете! Сколько лет землю топчете и все без толку! Первая же трудность вас ставит в тупик и вы пасуете перед ней, как рак перед муреной. Наливать надо по булям, на слух, я же ведь музыкант! Запрокидываешь бутылку донышком кверху и считаешь: раз-два. Один буль – 15 грамм. Два буля – 30. Темнота! Деревня! Так, теперь разберёмся с личным составом. Чёрный хлеб и сыр на выход. Варёные яйца и помидоры с огурцами во втором эшелоне. Печенье и пряники – стратегический резерв. Ну, поехали… Буль-буль…

Что-то ничего не пойму, или водка нынче не та пошла, или я слишком на перроне замёрз. Давай, Капитан, еще 30, надо в этом вопросе досконально разобраться…

Ну, вот наконец-то… Лес за окном продолжает спать, но его сны вдруг замелькали в тенях на снегу, заискрились звёздами в разрывах облаков. Предметы вокруг ожили и уставились на меня.

- Ты чего не спишь? Чего тебе надо? Видишь – все дрыхнут, и ты давай на боковую. Много тут таких как ты сидело в окно пялилось! Что за народ пошёл! Ни днём, ни ночью от них покоя нет! Только вроде все угомонились, утихли, так нет же, ещё один зашёл беспокойный, сидит тут, думу думает, сны чужие смотрит!

- Да не смотрю я ваши сны! Мне они совсем не интересны. Ваши сны унылы и однообразны. В них только твердолобое упрямство и чванливая самоуверенность. Так что спите спокойно, а я тут тихо посижу и вам мешать не буду.

Нет, они просто так не угомонятся, их надо перелистнуть. Эй, Капитан! – Слушаюсь, сэр! 30 как всегда? – Пожалуй. Ехать долго, не будем спешить. Сейчас чтобы разогнаться газку добавим, а потом с горки по накатанной… Буль-буль…

Лес закончился, а вместе с ним и копошащиеся в сугробах сны, чёрные взмахи телеграфных столбов саблей кромсали бесконечность полей. Стук колёс, подрагивание вагона, холодное мерцание звёзд, пульсирующая темнота за окном стали складываться в замысловатую мелодию. Эх, не запомню её! Не сохраню!

Сегодня я на концерте. Я купил билет, сел в первый ряд и слушаю музыку. Один во всём зале. Не всем такие билеты дают, не для всех она звучит. Впрочем, не знаю. Но сейчас только я её слышу. Вижу, вижу, вы все в напряжении, всем интересно, что же там такое? Как можно из всего этого музыкальную ткань соткать? Как можно сплести воедино алюминиевый ободок приставного стола и пургу за окном, тени на двери и застывшие волны сугробов, холодное запотевшее стекло и чуть влажное постельное бельё в пакете? Кто пишет им ноты? Кто дирижёр? Я не могу ответить на ваши вопросы. Я просто слышу душу вещей, тихий напев мироздания, вижу, что всё в этом мире взаимосвязано и не случайно, а потому гармонично и музыкально. Иногда это светлый поток, он подхватывает тебя как пушинку и уносит ввысь. (Как прекрасна свобода! Как удивительно небо над головой! Как ярко светит солнце! Как красива земля в разрывах облаков!) Иногда это грусть, слайд-фильм счастливых моментов твоей жизни. Иногда это тоска. Боль и страх. Ненависть. Ударник бешено колотит по своим барабанам, басист слэпом наяривает по струнам-рельсам, драйв-дистошн надрывно воет… Но вот все смолкло, только колёса как сердце: тук-тук… тук-тук… 

Кто мы? Откуда мы? Зачем мы приходим в этот мир? Куда исчезаем потом? Память о нас ненадолго нас переживёт. 2-3 поколения – и всё. И будто не было нас никогда. Наши старые вещи выбросят, наши дети и внуки уйдут вслед за нами, другие люди сменят их и будут также как мы жить повседневными заботами, тяжело переживать свои неудачи, радоваться своим маленьким радостям, строить планы на будущее, общаться, дружить, враждовать, помогать и принимать помощь, благодарить и предавать, разрушать и строить. Каждому его жизнь будет казаться самой главной, а смерть – катастрофой вселенского масштаба.

Нет, еще не время для философии. Для того, чтобы подняться на её вершины, надо нажать на акселератор, а то мощи не хватит. Эй, Капитан! – Я здесь, сэр! – У локомотива моей души не хватает давления в котле, чтобы преодолеть крутой подъём. Срочно исправить ситуацию! – Есть, сэр! 30? – Ну что вы, какие 30? 60! – Есть, сэр!

 Итак, идём на форсаж… Буль-буль, буль-буль… Угрмхххх…. Хорошо, что движок прогрет на малых оборотах, легко пошла…

Итак! На чём мы остановились? На эгоцентризме человеческой души. Я знал одну маленькую девочку, ей было 4 или 5 лет, точно не помню, она не могла поверить в то, что мир существовал до нее. Раз она его не помнила до своего рождения, то, значит, его не было вовсе. Субъективный идеализм в чистом виде. И эгоцентризм вдобавок. Какой смысл в существовании этого мира, если меня в нём нет? Отсюда вывод: с моим уходом мир исчезает. Закончится кинолента, выключат кинопроектор, снимут со стены и свернут простыню и закроют лавочку. Какой в ней смысл? Кино же ведь закончилось. Для чего это всё? Впрочем, никто еще не доказал обратного. Лежит какой-то инопланетянин в саркофаге жизнеобеспечения и видит сны про свою земную жизнь. По трубочкам к нему пища поступает и наоборот, а в мозг кабели вживлены и по ней вся информация. Умный компьютер создал для него особо реалистичный виртуальный мир, в котором всё учтено, все нюансы предусмотрены. Ты наслаждаешься запахом цветов – а это на самом деле симулятор работает, ты приближаешься к цветам – запах сильнее, всё правильно, математическая модель совершенна и работает без сбоев. Ты протянул руку и дотронулся до лепестков – твой мозг получил тактильную информацию от симулятора, лепестки влажные, мягкие, прохладные. Интересно, а вот люди вокруг, они тоже часть виртуального мира или такие же инопланетяне в коконах с трубочками и проводами? Боты или люди? Если всё-таки первое, то это невероятно сложный виртуальный мир. Кто мог создать его? Кто-кто! Дед Пихто! А реальный мир, если всё-таки он реален, что, легче создать было? Да сложнее в сотни раз! А если он виртуален, то уж мир инопланетян в саркофагах-то тогда уж точно реален, он что, проще что ли? Так что как ни крути, а от суровых морд наших буден никуда не денешься.

Ну, насчёт инопланетян это я так, переборщил слегка. Мы сами скоро такими станем. Едет автобус – все в телефонах сидят. Раньше книжки читали, жизни учились, а теперь уходят от нее. А что? Это же ведь какая экономия! Ну много ли человеку-виртуалу надо? Ячейку пространства 2 метра в длину, метр в ширину и столько же в высоту. Ванна. Теплая подсоленная вода. Трубочки во все дыры. Устройство ввода-вывода. Ну, типа шлем виртуальной реальности, только намного круче. Вживлённые биоэлектроды, чтобы без помех подключиться ко всем информационным каналам нервной системы человека. Выключаем свет, закрываем крышку, нажимаем энтер на клавиатуре – всё, процесс пошёл, кайфуй, парень! Хочешь – ты фараон в древнем Египте, хочешь – Цезарь, Наполеон, Казанова или морской пират. Или астронавт, исследуешь далёкие планеты. Танкист на Курской дуге. Убили? Не беда, сейчас из сохранёнки восстановим. А хочешь – просто живи красивой жизнью. Ты мал ростом и рыж? Ничего, сейчас тебе внешность подберём. Рост 192, вес 85, чёрные кудри, орлиный взгляд, девки падать будут. Блондином хочешь? Нет проблем, будешь блондином. И мускулатура как у Шварцнеггера. А вокруг видишь сколько женщин? И все молодые, все красивые. На самом деле они старые и страшные, лежат в своих ваннах, бульон из трубочек прихлёбывают, но это неважно. Ты ведь тоже не крем бриле. Здесь можно как в жизни жениться, детей заводить, карьеру делать, встречаться с друзьями. А можно порхать как мотылёк, менять подруг, путешествовать, заводить знакомства с интересными людьми, делать карьеру, стать знаменитостью. Здесь всё как в реальной жизни, только намного лучше, и солнце ярче, и трава зеленее, и на душе спокойнее, и нет тут ни старости, ни болезней, ни горя и обид. Во что обойдётся содержание такого иждивенца-виртуала? Больше или меньше одного МРОТа? Дом ему не нужен, машина тоже, еда синтетическая суррогатная, одежда по боку, вообще ничего не надо, кроме ванны и компьютера. Причём последний может обслуживать много виртуалов, от мощности зависит. Идёшь по улице – а вокруг никого. Где все люди? Куда подевались? А мне, мол, а вот видишь, здания такие большие, без окон? – Ну, вижу. Это что, логистические склады? – Ну, не совсем. Это Храмы виртуальной реальности. Обитель супергероев. – А, понятно. А рядом что такое, с трубой? Котельная? – Ну почти. Тут их после физической смерти утилизируют. Сжигают. Воду в ванных подогревают.

Что-то я расфилософствовался. «Матрицы» насмотрелся. А между тем Капитан стоит навытяжку, каблуки вместе, носки врозь и ждёт своего часа. Знает, что скоро пригодится. – Старина! Ты поди устал стоять так без движения! Ну-ка оформи мне ещё 30! – Слушаюсь, сэр! Буль-буль…

Жалко, что музыка перестала звучать. Одна сплошная философия прёт. Так и до политики договоримся, не дай бог. А давай, брателло, песню с тобой споём, а? И, кстати, хватит тут стоять как на параде, сядь по-человечески, выпей со мной, расслабься. Ты какие песни знаешь? «Жил на свете капитан, он объездил много стран»? Нет? «Прощай, любимый город»? Неужели «Пятнадцать человек на сундук мертвеца»? Ну, слава богу, а то я уж подумал… А ты знаешь такой романс Баратынского «Не растравляй моей души воспоминанием былого»? Тоже не слышал? А хочешь, я тебе спою, а ты подпоёшь, если получится? Что, соседи проснутся? А мы тихо-тихо… Ну, давай…

Не растравляй моей души
Воспоминанием былого.
Уж я привык грустить в тиши,
Не знаю счастья я иного.
Уж я привык грустить в тиши,
Не знаю счастья я иного.

Во цвете самых пылких лет
Всё испытать душа успела,
И на челе печали след
Рука судьбы запечатлела.
И на челе печали след
Рука судьбы запечатлела.

Хороший романс, правда? Жаль, что короткий. А вот еще такой, это уже Владимир Соколов. Был такой поэт в советское время.

Студёный май. Еще на ветках зябли
Ночами почки, но земля цвела.
Я деревянный вырезал кораблик
И прикрепил два паруса – крыла.
И вот по бликам солнечным кочуя,
По ледяной, по выпуклой реке
На ненадёжных парусах вкосую
Он уплывал куда-то налегке.

Не сознавая важности минуты
Я не прощался, шапкой не махал.
Но так мне было грустно почему-то,
Как будто впрямь кого-то провожал.
А в синеве, где выйдя в путь далёкий
Смешалась с небом стылая вода,
Качался детства парус одинокий
И льдинкой белой таял навсегда.

Плохо подпеваешь! Что, слов не знаешь? Я тебе в следующий раз их напишу.

Эх, почему так томительно на сердце? Что за тиски его сжимают? Что за танки топчут мою душу? И где мой второй эшелон? Помидоры, на выход! Капитан! – Я здесь, сэр! – Наливай! – Слушаюсь, сэр! Буль-буль… Буль-буль…

Всё, с песнями завязываем. А то сейчас скоро зашумит камыш и деревья начнут гнуться. О чём будем говорить, дорогой? О любви? О боли? О счастье? Эк тебя развезло с одной рюмки. А говоришь, что это я философ. Ну, о счастье, так о счастье. Вот читаю я воспоминания фронтовиков. Не тех, кто мемуары писал, а тех, кто под смертью ходил. Вот где настоящая философия! Вот у кого учиться надо жизнь любить! Их сунули в настоящий ад. Жизнь – хуже некуда. Холод, голод, грязь, вши и смерть. А еще подлость, равнодушие, презрение и безразличие со стороны начальства. Что должны были чувствовать эти люди? Как они не сошли с ума от беспросветности и безысходности своего существования? От перспективы близкой и неотвратимой смерти как избавления от невыносимой, изнуряющей, унижающей их достоинство жизни, от вида мук своих раненых товарищей и многочисленных трупов, которых никто не хоронил, зная при этом, что назавтра их очередь? Но даже в этом страшном нечеловеческом мире они умудрялись находить точки опоры, путеводную нить, противоядие, которые им позволяли выжить и даже иногда быть по-своему счастливыми. Поел сегодня сытно – счастье. Заночевал в тёплой избе, а не на дне промёрзшего окопа – еще большее счастье. Не убили в бою – хорошо, один день да мой. Легко ранили, отправили в медсанбат – это почти эйфория. Месяц спокойной жизни в тепле и сытости. Комиссовали – счастливчик, которого оставили на расплод. Даже в этих нечеловеческих условиях, привыкнув к ним, они находили время и место для шуток, подбадривали друг друга, помогали в трудную минуту, выручали в беде.

Что мы знаем о счастье? Мы, выросшие в тепле городских квартир, спящие на чистых простынях и чей обед состоит из трёх блюд? Привыкшие к удобствам, изнеженные с детства, избалованные родительским вниманием. Чуть что не так – впадаем в уныние. Плачемся в жилетку. Некоторые до суицида доходят. А счастье – вот оно. Сидим мы с тобой, Капитан, в тепле, в уютном темном купе, глядим на звёзды за окном, болтаем о том – о сём, а за стеной вагона метель снежную порошу крутит, провода телеграфные раскачивает. Вот, представляешь, если бы нас какая-то злая волшебная сила сейчас туда в сугробы выкинула! Стоим мы по колено в снегу, отворачиваемся от ветра из-под грохочущих вагонов, пригибаемся, и вот поезд уже пронёсся мимо, хвостом с красными фонарями махнул – и нет его. Кругом лес, дубак и колючий ветер. Ни одной души на километры, ни одного спасительного окна. Что будем делать, дружище? Правильно, пить. Давай! Еще по 30! Пока не началось! Что не началось? А ничего не  началось! Давай за это! Буль-буль… Буль-буль…

Какой-то полустанок мелькнул в темноте. Пара покосившихся изб. На крыше антенны, значит там живут люди. Что они делают в таком богом забытом месте? Чем живут? Закрываю глаза и мысленно переношусь туда. Низкий потолок. Маленькие окна с занавесками. Печка еще горячая, с вечера не остыла, на плите чайник. Какое-то бельё висит на веревке поперёк комнаты. В углу кровать. Хозяин и хозяйка спят. Кошка в ногах калачиком свернулась. А ничего так, уютненько! Здесь, на отшибе, можно писать романы, сидя у окна, наблюдая за движением дней, провожая взглядом проносящиеся в снежной пыли поезда. Вот один в темноте несется. Посмотрим, что там? Ага, вот, я снова тут.

Живительный эликсир философии и конформизма способствует ускорению времени, в отличие от эйнштейновских околосветовых скоростей. Вот только что сел, а уже первая остановка. А ведь это целый час пути! Если бы насухую, то ждать бы пришлось целую вечность. Пустынный перрон, несколько пассажиров ищут свой вагон. Маленькое здание вокзала ярко освещено изнутри. Зал ожидания пуст. Кассир спит, уронив голову на сложенные на столе руки. На стене большой плакат – расписание поездов. Ничего интересного. Возвращаемся обратно. Ну, давай, машинист, потихонечку трогай, и песню, сам знаешь… Буль-буль… Буль-буль…

Капитан! Где твой корабль? Где твой экипаж? Свистать всех наверх! По каким морям ты ходил? Где тебя нелёгкая носит целыми днями напролёт? Почему ты приходишь ко мне только в такие вот минуты? Расскажи мне о себе, о своих странствиях, о дальних странах! Поведай как солнце встаёт утром из воды в океане, как дельфины ныряют под килем, как солёный резкий ветер рвёт парусиновую ткань! Я никогда там не был, а для тебя море – родной дом. Сейшелы на горизонте кажутся миражом. Кудрявые пальмы тянутся к прибою, как внезапно застывшие в песке туристы. Кто их обездвижил и почему не дал плюхнуться в тёплую пену прибрежной волны? Так и стоят десятки лет в нескольких метрах от воды не в силах их преодолеть в последнем прыжке. Весь берег в кокосах. Содержимым разбитого ореха лакомятся крабы и раки-отшельники. Сегодня банкет. Халява! Всё оплачено! Налетай, ребята! Изумрудная вода на мелководье манит своей прозрачностью. Коралловые рифы кишат стайками мелкой рыбёшки. В норах под камнями мурены ждут своих жертв. Жизнь там спокойна и размеренна. Каждый день похож на предыдущий, сплошное дежа вю. День сурка. Можно часами сидеть в тени пальм на берегу и смотреть на океан, слушать шум прибоя и подставлять лицо под ласковый морской ветер. В таком мире не может быть старости и болезней, горя и разочарований, насилия и унижения. Миллионы лет этот рай на земле открыт для любого, кто туда доберётся. Возьми меня с собой! Что молчишь, Капитан? Ты здесь? – Да, сэр! – Что ты заладил, «да, сэр», «есть, сэр». Ты возьмёшь меня с собой в своё путешествие в жаркие страны? – Нет, сэр! – Почему? – Мне нельзя. – Почему нельзя? – Не могу сказать. Это секрет. – Хорошенькое дело! Я его водкой пою, а у него от меня секреты! Давай тогда еще по 30! Буль-буль… Буль-буль… Угрмммм…. Давно заметил, в первой рюмке водка, в последней – вода… Феномен! Ну, не можешь меня взять на море, давай вместе сходим куда-нибудь, развлечёмся, что тут без толку сидеть! Скучно!
   
Большой нарядный зал, огромные шторы волнами свисают до пола, сотни свечей кругами по ободам бронзовых люстр и в канделябрах на стенах. Музыканты на балконе старательно пиликают на скрипках. Десятки танцующих пар в старинных костюмах и париках раскручивают воздушные потоки, свечи мигают в такт. Пахнет духами и горячим воском. Где я? Кто все эти люди? В чью честь этот бал? Как попал я сюда? Я только на мгновение закрыл глаза и услышал музыку, а когда открыл их, то уже оказался здесь. Среди чопорных господ в чулках и камзолах один в морской фуражке и с трубкой во рту. Да это же мой Капитан! Танцует мазурку как ни в чём ни бывало, будто всю жизнь только по балам и разъезжал. Э, приятель, я недооценивал тебя! Дамы кучкуются по углам, прячут за веерами лукавые глазки. Мужчины оживлённо беседуют о чём-то, слышен смех. Это сон или всё наяву? Лакей в коричневых туфлях с белым бантом на груди разносит шампанское по залу. Ряды фужеров быстро редеют. Музыка как будто знакомая, как будто раньше я её слышал. Где? Когда? Может, я здесь не в первый раз?

Иду по залу вдоль стены. Странно. Я одет совсем не по моде, но никто не обращает на меня внимания. Никого это не удивляет. Может, они меня просто не видят? Подхожу к большому зеркалу. Вот это номер! Из глубины зазеркалья на меня смотрит расфуфыренный попугай под стать всем здесь присутствующим. Как же я раньше не догадался себя осмотреть? Беру один фужер с подноса. Пузырьки прилипли к стенкам изнутри. Прохладное. В душном зале это плюс. И на вкус отменное. Прямо как Абрау Дюрсо!

Напудренные лица, подведённые брови, бархатные панталоны над белыми чулками, кавалеры кажутся нереально женоподобными, смешными, нелепыми и похожими друг на друга как братья. Дамы в колоколообразных платьях явно из 18-го века в тугих корсетах похожи на фарфоровых кукол.  Но что это? Сквозь грим проступают знакомые черты. Я начинаю их узнавать. Да это же… Люди, с которыми меня сталкивала жизнь, с которыми я учился, работал, отдыхал, творил, дружил, враждовал, которых любил и ненавидел, к которым тянулся и от которых бежал – все они собрались в этом огромном зале, все в одном возрасте и образе, в кружевах и бархате ходят на цыпочках вокруг друг друга, держась за руки. Кто собрал их вместе? С какой целью? Они ведь даже не все знакомы друг с другом, а вот танцуют, улыбаются, подмигивают. Некоторых я помню детьми, как я узнал их, взрослых да в гриме? Вот с этим мы во дворе мяч пинали, с этим в пионерском лагере через забор в лес за грибами бегали. Этот весь класс терроризировал, псих и неврастеник, а тут гляди как вытанцовывает. А этот умер 20 лет назад. А вот и первая школьная любовь. А кавалером у неё мой бывший лютый враг в 6-м классе. Все улыбаются, все счастливы. Мелькают калейдоскопом лица, я не успеваю их узнавать. И какое-то странное чувство. Как будто кого-то среди них не хватает. Кого-то я ищу глазами и не могу найти.

Одинокая дама у стены. Нежный взгляд любимых глаз. Ну конечно! Как я мог подумать, что ты среди танцующих! Ты ждёшь меня? Давно? Станцуем? Теплая ладошка в моих холодных от волнения пальцах. Столько лет прошло. Где ты была все эти годы? Как жила? Куда вернёшься из этого волшебного зала, когда окончится музыка и гости начнут разъезжаться? Может, возьмём карету на двоих?

Вагон подпрыгнул на стыке сильнее обычного. Темнота из углов купе пристально меня разглядывала. В ушах еще звучали скрипки, но их перебивали колёса: та-та… та-та…та-та… Эй, капитан! Ты здесь? Вот чёрт, он остался танцевать. Теперь я один. И даже поговорить не с кем. И водка кончилась. Мой славный Капитан сейчас веселится в компании теней моих бывших друзей, врагов и просто знакомых, он свой среди них, ему хорошо с ними, они выбрали его вместо меня.

Из-за поворота, из-за стоящего товарного состава наконец-то показался мой поезд. Я успел замёрзнуть несмотря на непрерывные хождения взад-вперёд. Как медленно он подходит! Где мой вагон, где моё купе, где теплая темнота с приставным столиком и окном за белыми занавесками? Всего-то 20 минут, а какая только ерунда в голову не придёт!