День 7. Арина

Утро началось раньше обычного на десять минут — странный сон просто оборвался в один момент. Образы ночного видения казались странными и отвлечёнными: какая-то неясная смена событий, вертолёт, голос со стороны (то ли диспетчер, то ли товарищ, а может, и вовсе Всевышний) и множество откуда-то знакомых эмоций. Скомканные грёзы оставляли некое ощущение недосказанности и желание разобраться со всем этим. Глядя в потолок, точнее, сквозь темноту туда, где он должен быть, я пытался волевым усилием остановить скачущие мысли и проанализировать сновидение. И вот раздался утренний звон. Шаги удалились от двери на пару метров, снова удар в поющую чашу, вновь шаги и следующий за ними удар, дальше и дальше. Где-то напротив послышался скрип матраса, другой, третий, по полу кто-то прошлёпал босыми ногами, в комнате напротив стали раздаваться шаркающие звуки от тапок, этажом выше студент-спортсмен слоновьей поступью направился к умывальнику. То там, то тут вклинивались щёлканья выключателей, из-под двери в комнату вполз яркий пучок света. Мои соседи, громко зевая и потягиваясь, тоже уже поднялись и готовились поддержать весь этот утренний оркестр. Громкий щелчок, и нашу комнату залил яркий электрический жёлтый свет. Всё, подъём.
Неделя жизни в жёстком режиме накладывает свой отпечаток. Уже вырабатываются новые рефлексы, появляются периоды тишины и шума, чётко регламентированные, каждое действие имеет свой порядок, своё место и время. Дисциплина. Порядок, за которым следят. Воспитание без кнута и пряника со стороны. Это превращение в зомби.
Удар «гонга». Подъём, шумные сборы и период сомнений, идти или не идти в общий зал. Затем медитация и борьба с болью, с мыслями, со сном. Грязная дорога до столовой, понурые фигуры, укутанные в пледы и кофты, с трудом закрываемая дверь, очередь, небольшой завтрак и ритуальное споласкивание посуды. Снова холод на улице и почти час сна. «Гонг». Общая медитация в аддхитхана, невыносимые муки затекающих конечностей, болей в спине и ногах, бунтующий ум, тяга посмотреть на часы, спасительная запись полюбившегося доброго голоса Гоенки, славные песнопения и, наконец, окончание медитации. Тройное саду. Площадка, хождения по кругу, турники. Снова менеджер с поющей чашей звоном собирает всех на медитацию. Краткие наставления, медитация, боль, мысли, кашель соседей, чья-то бесконечная икота, чихания, шорохи и пересаживания с места на место. Почти два часа мучений, разбавляемых в некоторые дни возможностью уйти в комнату к себе. А затем снова звон, дорога в толпе по грязи, суп и гарнир в одной тарелке, хлеб, масло и горчица целыми ложками, под часами всё тот же тазик для споласкивания посуды, тугая дверь, дорога и почти полтора часа сна. Звон, медитация, звон, хождения по кругу на улице, звон, наставления, медитация в аддхитхана, спасительный голос Гоенки, «Саааду-у», свежий воздух на улице, звон, медитация, звон. И снова дорога через грязь и лужи, дверь с надписью «закрой меня, если сможешь», стакан чая и яблоко, дверь, дорога, получасовой сон. Звон, медитация с твёрдым намерением и ужасной болью, чудесные песнопения, скрип суставов, прогулка по мокрому песку на площадке, турники, снова звон. Топот по деревянному помосту, мягкая подушка и спасительная стена под спиной во время очередной лекции, снова песнопения, пятиминутная прогулка, звон, медитация, песнопения, улица. Умывальник, душ, матрас и тёплое одеяло… Бесконечные мысли. Десять часов медитации в день. После девяти вечера мозг буквально сходил с ума, поскольку всё, что было за день, все ощущения прошедших часов, все идеи из лекций, осколки всех сновидений и воспоминаний складывались в невероятную мозаику. После девяти вечера начиналась, если можно так выразиться, другая практика, глобальная работа изнутри. День за днём. Один и тот же режим. Одни и те же звуки. Одни и те же лица. Один тот же маршрут. Добровольная тюрьма. Самоистязание. Сдирание мёртвых слоёв кожи с себя снаружи и болезненные самокопания изнутри. И это уже продолжалось целую неделю. Неделю!
День ото дня мало чем отличался. Ночь воспринималась лишь чуть более долгим перерывом, чем все остальные. Разнились же у меня только ощущения от практик: очаги боли, чувствительность наблюдаемых зон тела и умственно-душевное состояние, основанное на воспоминаниях и работе с ними. И чем дальше мы двигались по пути дхаммы, тем больший акцент делался у меня на последнем. В общем-то, и сама медитация на седьмой и восьмой день стала казаться одинаковой: слепые зоны в спине и попытки быстрее проскочить ноги, чтобы поменьше чувствовать боль, не говоря уже о её наблюдении, — вот в чём заключалась моя работа в эти три дня. Это было плато тупости, когда после хорошего роста останавливаешься на каком-то уровне и не можешь сдвинуться ни на пядь, топчешься на месте и набираешься практики, чтобы в один момент, когда, вроде бы хочется уже бросить всё, опустить руки и сдаться, весь аккумулированный опыт даёт такой мощный толчок, что ты успешно вырываешься далеко вперёд. Во время нахождения на этом плато тупости я вкладывался в работу над слепыми участками и учился чувствовать то, что не умел вовсе, словно слепой учится видеть, работая только своей силой воли. Именно это состояние вкупе с невыносимой болью подталкивали меня бросить всё к чёртовой матери, собрать вещи и уехать. Я был сломлен. Или почти сломлен.
А вот с наблюдением душевных переживаний дела обстояли несколько иначе. Регулярные перерывы, которые естественным образом по большей части тратились на сон, приносили много возможностей для самоанализа. Практика предыдущих дней уже подсказала некоторый набор ключей для разгадки беспрерывно всплывающих образов, и самой очевидной стала привязка ко всем моим предыдущим отношениям. Было странно и вместе с тем забавно ощущать себя каким-то подопытным кроликом в этой жизни. Каламбур с моим нынешним одиночеством после того, как я расстался и с Алёной, ставшей для меня синонимом любви, и с Надюшкой и Верочкой, рождал в голове огромные сомнения в реальности происходящего и происходившего. Оглянувшись назад, увидев всё это со стороны, я стал воспринимать события прошлого совершенно по-другому, нежели раньше. Что ж, если с этой троицей разбор полётов окончен, то с чем же связать полёт на вертолёте в минувшем сновидении? А ведь уверенность в значимости этого образа не покидала меня весь седьмой день. За время осколочных перерывов скучающий ум сумел всё же вспомнить множество деталей сна и сложить их воедино. Получилось весьма забавно.
Солнечный день, я с кем-то, кого не вижу (возможно, он позади), иду по открытой площадке, напоминающей участок аэродрома. Впереди справа — островок деревьев, за которыми не видно, что находится дальше. Мы идём, общаемся и вдруг приближаемся к вертолёту. Я подхожу ближе и внимательно рассматриваю его во всех деталях, словно военную технику на параде в честь Дня Победы. Добравшись до кабины пилота, провожу рукой по стеклу и замечаю вслух, что очень хочу однажды полетать, что нужно будет в следующем году взять уроки управления техникой, ведь есть же что-то подобное с небольшими самолётами, где дают пару минут посидеть за штурвалом, пролетая над Кронштадтом. И в этот момент мне отвечают, что нужно действовать сейчас и нет смысла ждать следующего года. После небольших прений я всё-таки оказываюсь в кресле пилота. Приборная доска, штурвал, вид из кабины — всё это навевало приятные воспоминания из детства, возможно, связанные с сериалом «Воздушный волк», а может, и с непостроенными моделями из журнала «Моделист-конструктор». Так или иначе, но голос со стороны заставил взяться за управление этой машиной. Естественно, я отказывался, объясняя, что никогда этого не делал и понятия не имею, как вообще пользоваться этой штукой, но моральное давление было настолько сильным, что я каким-то странным образом оторвал вертушку от земли. Восторгу не было предела. Словно ребёнок, я вертел головой по сторонам и чуть ли не хохотал от радости. Но голос твердил одно: «Выше! Выше! Ещё выше! Чёрт подери, выше поднимайся!». Первым препятствием оказались белые столбы с протянутыми проводами, но их удалось преодолеть, дёргая судорожно штурвал в разные стороны. Вертолёт с трудом реагировал на мои желания, а навыков управления им у меня попросту не было. И вот высота полёта приблизилась к птичьей. Вдруг меня очень сильно тряхнуло — откуда-то снизу слева началась стрельба. После третьего выстрела все сомнения пропали, и стало ясно, что метят именно по мне. Инстинктивно я начал лавировать в воздухе, стараясь увернуться от каждого нового залпа. Островок деревьев оказался гораздо больше, и теперь он скрывал не просто что-то, а мою непосредственную угрозу. Внезапно знакомый голос потребовал отвечать, стрелять в ответ, продолжая при этом уворачиваться. Прошло ещё несколько мгновений, и теперь противников стало больше, в меня стреляли с разных сторон, а я всё так же неумело пытался справиться с ситуацией. Наконец голос, вздохнув, сказал, что меня б уже сто раз убили бы, что надо ещё работать и работать, и приказал опускаться на землю, что я с радостью и сделал. На том сон и окончился.
Что это за метафоричный вертолёт, что за управление чем-то незнакомым, было совершенно не ясно, но желание разгадать загадку заставляло в течение дня раз за разом возвращаться к этому сновидению. И, как уже стало привычным, решение пришло к концу дня, в перерыве перед шестичасовой медитацией.
Итак, если ключом к разгадке считать некие отношения, события прошлого, при этом не связанные с уже разобранными случаями, оставался только один человек. Я постарался прокрутить в памяти всё, что было связано с нею. Арина появилась совершенно внезапно, её привёл наш гитарист на репетицию. Но, как водится, самые неожиданные встречи имеют свойство повторяться раз за разом. Так произошло и тогда: сначала репетиция, затем наше выступление, день рождения этого самого гитариста, где мы оказались в числе приглашённых гостей, потом я проводил её, мы обменялись телефонами, и всё закрутилось, как это обычно и бывает. Через несколько месяцев мы уже жили вместе, а ещё через полгода жили в своей квартире. У нас было всё: просторное жильё, домашние животные, всякая бытовая техника, выход в свет, концерты, совместные отпуска, мы ходили в гости и принимали на ужин у себя, у нас была страсть, была нежность, случались ссоры и скандалы — словом, шла полноценная семейная жизнь. До сих пор приятно вспоминать начало той жизни, это походило на полёт. А её восхитительное тело так ярко отзывалось на каждое моё движение, что день без секса казался невообразимым кошмаром, фантастическим ужастиком. И прожили мы почти три года. Это именно как у Бегбедера: «У комара век — один день, у розы — три. У кошки век тринадцать лет, у любви — три года. И ничего не попишешь. Сначала год страсти, потом год нежности и, наконец, год скуки». Три года, тысяча и одна ночь… Впрочем, я уже и не помню, сколько именно мы прожили вместе, но последний год казался невыносимым.
С самого детства во мне крепко сидело надиктованное книгами, притчами и фильмами желание найти одну единственную девушку и сразу же построить с ней семью, стать лучшим в мире мужем и отцом, а затем дедушкой, чтобы впоследствии учить своих детей и внуков какой-то морали. И вот, когда мне не было и двадцати, высшие силы дали такой шанс, посадили за штурвал семейной жизни и отправили в полёт. Конечно, тогда удалось испытать ни с чем несравнимые ощущения, кружащие голову юнцу, едва оторвавшемуся от своих родителей. Но была и обратная сторона медали, проявлявшаяся медленно и незаметно. Вначале мне стало обидно, что у девушки я не первый, что у неё уже есть опыт с другими, а я-то даже и не представляю, как это — с другой женщиной, а вдруг другая будет лучше? И вот появились первые сомнения в правильности подобных отношений, усиливавшиеся каждый раз, когда она меня с кем-то сравнивала. Прошлое ещё немного времени, и прежде забавлявшие девичьи причуды стали раздражать. Так проявились первые выстрелы по нашему совместному полёту. Спустя несколько месяцев, на это наслоилось то, что в народе называется бытовухой — споры по поводу уборки и готовки, взаимные упрёки по поводу того, кто, как и в чём ходит: интуитивно подражая отцу, я ходил по дому в одних трусах, она же надевала заношенные потёртые рваные джинсы и футболки. Через два года совместной жизни мы стали ревновать друг друга: она меня к сотрудницам на работе и продавщицам в продуктовом магазине за углом, а я — к регулярно появлявшемуся в гостях в моё отсутствие её бывшему. Мы всё сильнее и сильнее удалялись друг от друга, на кухне уверенно поселились бутылка виски и пачка успокоительных, из зеркал на нас смотрели угрюмые бледные лица с морщинкой посреди лба. В конце концов, мы перестали следить за собой и к завершению отношений набрали лишних килограммов. Слабые неуверенные попытки спасти былое приводили лишь к недолгому перемирию, а затем снова начиналась перестрелка из всех огней. Вертолёт семейной жизни пришлось посадить, за неумением справляться с управлением и, что самое главное, из-за страха. Ещё до того, как я ушёл, на бумаге появились пророческие строки:
Немытое небо
Утонет в Неве.
Ты там, где я не был,
Споешь обо мне.
Над крыльями чаек,
Под брюхом мостов
Тебя замечаю
В туманности слов.
Но, может быть, завтра выльется дождь
В обрывки дворцов, там, где ты ждешь.
И серая дымка растает в ночи.
Но только, родная, прошу, не молчи…
Я буду бродить
В осколках зимы
Не в силах забыть
Былые мечты.
Ты выплеснешь волны
К обочине дня.
Никто уж не вспомнит
Ни тебя, ни меня.
Но, может быть, завтра выльется дождь
В обрывки дворцов, там, где ты ждешь.
И серая дымка растает в ночи.
Но только, родная, прошу, не молчи…

Вот ведь как интересно получается: год за годом происходят удивительные вещи, желания исполняются, хоть и с какими-то оговорками, время учит, преподаёт всевозможные уроки, вытачивает, словно из деревянной болванки, нас такими, какими нам должно быть. И хорошо бы понимать, для чего это происходит, что именно является конечной целью, к чему весь этот бесконечный опыт готовит. Да, конечно, мне хотелось сразу семьи — Арина подарила мне это. Но я не справился. Захотелось разобраться, что такое любовь? Пожалуйста, ковыряйтесь в этом на здоровье! Нужна была надежда? И снова здравствуйте! Что, говоришь, не представляешь, как люди теряют веру? Попробуй тогда и это блюдо на вкус!
Но что же дальше-то? Куда потом идти? Для чего весь этот опыт? Понятно, что всё это нужно, что всё оно ценно, но ведь без цели, без понимания конечной точки подобное невыносимо раздражает и выбивает из колеи.
Седьмой день випассаны не только физически тяжело давался, но и давил морально. Осознавание и очередное переживание моментов прошлого казались сродни глубокой операции. Это было похоже на надрезание хирургом плоти, чтобы вымыть изнутри гнойные массы. Скальпель полосует кожу и мясо, а жестокий доктор пальцами в голубых перчатках пролезает в надрезы и выталкивает мерзкую белёсую слизь наружу, сливая смердящие потоки в металлический таз под операционным столом. И больно не во время надреза — там уже давно всё отмерло, больно становится, когда после промывания эти жестокие пальцы задевают за живые участки, и тогда хочется вопить от боли, стонать и биться в конвульсиях. А потом, успокаиваться, вслушиваясь в неясные беседы докторов, в эти успокаивающие беседы учителя.
«Прошло семь дней, осталось работать еще три дня. Постарайтесь наилучшим образом использовать эти дни, работайте усердно и непрерывно, постигая суть практики», — начиналась лекция.
Развивая умение осознавать любые ощущения в теле, необходимо тренировать невозмутимость по отношению к ним. Каким ни было ощущение, оно непостоянно. Грубые продолжительнее, тонкие более короткие, но не бывает ощущений, которые бы длились вечно. А значит, не нужно отдавать предпочтение или, наоборот, относиться предвзято к тем или иным ощущениям.
Чтобы в жизни произошли реальные изменения, следует практиковать невозмутимость на уровне телесных ощущений. Обычно наш ум не улавливает возникающие ежеминутно какие-либо ощущения, подсознательное чувствует их, реагируя на них с влечением или отвращением. Тренированный ум может полностью осознавать всё, что проявляется на физическом уровне, и оставаться невозмутимым. Когда мы научимся сохранять невозмутимость в любых ситуациях, мы сможем жить спокойной, размеренной и счастливой жизнью.
Для успешной практики предлагается в оставшееся время, даже в перерывы, сохранять осознанность и невозмутимость по отношению к ощущениям. Выполняя любые привычные действия — будь то ходьба, душ, обед — нужно осознавать физические движения и в то же время, если это возможно, осознавать ощущения в движущихся частях тела или в каких-то других частях. Если засыпать с таким осознаванием, то проснувшись утром, можно снова улавливать ощущения. Неважно, глубоким ли будет сон. Главное, что тело получит отдых, а ум сохранит осознанность.
Будда говорил: «Обладая таким совершенным пониманием, практик медитации способен достичь состояния за пределами ума и материи — нирваны». Но пережить её невозможно до тех пор, пока не исчезнут самые грубые санкхары, те, что ведут к низшим формам жизни, где нас ждут одни лишь страдания. К счастью, когда мы начинаем практиковать випассану, именно эти санкхары и появляются первыми. Мы сохраняем невозмутимость — и они уходят. Тот, кто пережил это состояние нирваны, полностью меняется и больше не способен совершать такие действия, которые в будущем могут привести к низшим формам существования. Постепенно он движется ко всё более и более высоким стадиям, пока не искореняются все санкхары, которые в будущем могут привести к рождению в обусловленном мире.
Есть не только пять врагов, мешающих продвигаться по пути, но есть ещё и пять друзей. Это пять благих качеств ума, которые помогают и поддерживают. И если их развить, никакой враг не страшен.
Первый друг — это вера, преданность, доверие. Без неё невозможно работать, нельзя всё ставить под сомнение и относиться ко всему скептически. Однако, слепая вера — это сильный враг. Вера может быть как в Будду, бога, так и просто в технику.
Следующий друг — это усилие, и оно тоже не должно быть напрасным, бесплодным. Усилия должны сочетаться с правильным пониманием того, как надо работать, тогда они будут полезными для нашего развития.
Еще один друг — это осознавание. Осознавать можно только реальность настоящего момента. Нельзя осознавать прошлое, ведь его можно только вспоминать. Нельзя осознавать и будущее, поскольку о нём можно только мечтать. Нужно развивать осознание реальности, которая проявляется в пределах нашего тела в настоящий момент.
Следующий друг — это сосредоточение, поддержание состояния осознавания реальности от момента к моменту беспрерывно. Сосредоточение должно быть совершенно свободно от воображения, влечения и отвращения, только тогда это будет правильным сосредоточением.
И пятый друг — это мудрость, но не полученная из лекций, книг или путем интеллектуальных размышлений. Необходима мудрость на уровне переживаний, потому что только она ведёт к освобождению.
Цель практики випассаны состоит в том, чтобы помочь нам жить правильно, выполнять мирские обязанности, сохраняя равновесие ума, не только самим обретать мир и счастье, но и помогать другим. И если эти пять друзей достаточно сильны, можно достичь совершенства в искусстве жизни и жить счастливо, здорово и правильно.
Перед сном я снова вернулся к воспоминаниям об Арине и размышлениям над всем этим. Примечательно, что именно тогда, расставаясь с ней, я впервые наткнулся на те самые лекции Ильи Кнабенгофа, тогда же и услышал про випассану. Но в той записи было и кое-что другое, затронувшее меня до глубины. Илья говорил, что у мужчины должен быть свой дом, пускай даже маленький, но свой. Когда эти квадратные метры принадлежат только ему, когда он хозяин, когда дом отражает характер владельца, тогда уже можно привести туда женщину, которая сможет дополнить основу уютом. Но ни в коем случае не должно быть иначе, когда мужчина входит в женский дом и начинает жить по её правилам. Горе такому дому, несчастна будет та семья! Не зря ведь говорится, что мужчина должен построить дом. И неспроста женщину называют хранительницей очага. И только в таком случае, когда каждый занимает своё место, и оба дополняют друг друга, появляется семейный союз. У меня же в тот раз сложилось всё неверно: я пришёл в дом к женщине и стал его обустраивать, дополнять. Мы исполняли не свои роли. И пусть я сторонник мнения, что лучшие повара — мужчины, но в тот раз всё пошло совершенно наперекосяк. Возможно, своего рода тепличные отношения, где есть всё и сразу, где не нужно биться за каждую копейку, не нужно тяжело трудиться, чтобы в доме появился хотя бы пылесос, — такие, повторюсь, тепличные отношения дают представление о том, как вообще бывает, это, если можно так выразиться, анонс, демо-версия будущей жизни. Попробовал, поуправлял штурвалом, нюхнул пороху, а теперь делай всё самостоятельно и с самого начала. Думаю, именно такой посыл и дала мне жизнь. Арина подарила демо-версию, но на полноценную жизнь нужно самому хорошенько потратиться.