Старая турка для кофе

Вообще я не завистлив, ну так, если уж совсем. Бывает, что нравится что-нибудь, но так чтоб смерть как завладеть этим хотелось - никогда. Обычно это подобие сожаления, что, мол, вот как классно, а у меня такого нет, и всё на этом.
Так и в этот раз. Она достала с верхней полки, для чего ей понадобилось встать на приступочку и подняться ещё на цыпочки, старую помятую, почерневшую от въевшейся копоти и патины небольшую турку.
- Сейчас  мы с тобой по-ритуалим. Сказала, поставив передо мной банку с кофе и кофемолку.
- Крутая штука, разглядывая турку, покивал я головой, боевая…
- Да, и ты напрасно смеёшься. Если бы ты знал её историю, вообще бы поразился. Это семейная реликвия. Память о родине. Можешь очень мелко помолоть?
- Конечно. О родине?..
- Ну да, прабабушка моя крымская гречанка, турку сделал её муж, то есть мой прадед. Он был мастер медных дел. Мастерская, лавка, работники, солидный, усатый. Хочешь фотку покажу?
Пока она рассказывала, я натрещал мельницей нам кофе. Посмотрев, согласно кивнула, зажгла огонь на плите, сделала его настолько маленьким, что лучше в его сторону и не дышать, налила в турку воду, добавила кофе и поставила на конфорку. - Посмотришь за кофе?
- Доверяем? Неуклюже попытался пошутить я.
- Глупости не говори, просто не дай ему сбежать, улыбнулась она и ушла в комнату.
Пока она отсутствовала, шоколадного цвета пенная шапочка поднялась, я, как положено, снял турку, выгулял, то есть, дал чуть остыть и пена опустилась, затем снова на огонь, ещё раз поднять…
- Кофе готов!
- Сейчас иду, возьми чашки в буфете.
Достаю из старого буфета со стеклянными окошечками и литыми узорными ручками на дверках и ящичках две чашки с блюдцами, ложечки, сахарницу, тоже всё явно не сегодняшнее. Подумал  – у неё все вещи с историей… Жду.
Идет, прижимая к груди фотоальбом. Бархатная глубокого синего цвета толстая обложка, уголки белого металла. Шикарный.  Села, смахнула невидимые крошки со стола, положила альбом. Уже только по этому было видно, как это для неё дорого. Перелистав до нужной страницы, она ткнула пальцем: - Вот, смотри.
Фото было дореволюционное. Настоящее, атмосферное, с печатью Феодосийского фотосалона. Солидный, в возрасте, дядька с пышными чёрными усами, в шапочке наподобие фески, в жилетке одетой на рубаху, похожую на косоворотку, только с прямым наглухо застёгнутым воротом, украшенную по рукавам и вороту орнаментами, чинно, подбоченясь сидел на стуле. Рядом, положив ему на плечо руку, стояла худощавая, среднего роста, красивая немолодая женщина в тёмном глухом платье до пола.
- Хозяин… Улыбаясь констатировал я.
- Да, так и есть. Большая семья, мастерская с лавкой, работники… Бизнес хорошо шёл, его уважали. В местной диаспоре он в совете старейшин был. Когда совсем старенький стал, то дело сыновьям передал, а потом революции, войны, репрессии… Только от этого и осталась турка и несколько фоток. Сам знаешь как татар, греков и евреев крымских мотало.
- Странно, не золото-брильяны фамильные, а простая турка…
- Ничего странного, ценности отнимали в первую очередь или продавали при нужде, а турочку женщины берегли. Не простая она. Заговоренная. На счастье семье и для удачи в доме. Прабабушка слово знала, людей лечила, будущее видела, только не говорили про это. Вот прадед сделал турку и ей отдал, что она с ней делала, никто не знает, только турочка реально работает, за все войны и гонения минимум потерь в семье был, мужчины с фронтов, хоть раненные, но живые возвращались, женщины в оккупации и ссылках тоже живы оставались, поэтому и бережём её. В ней сила рода. И ритуал нужно проводить, чтобы так и дальше было. Простой. Приготовить кофе на двоих и выпить с хорошим близким человеком. Такие вот  пироги. С этими словами она закрыла альбом и разлила по чашкам кофе. - Ты с сахаром?
Я кивнул.


Обоз остановился. Осенняя, расхлябанная  дорога. Кордон. Уставшие от дороги люди. Ожидание. Мужчины проверяют упряжь, подпруги, колёса. Женщины с детьми сидят на забитых скарбом телегах и испуганно смотрят на солдат с винтовками. Те перебирают баулы, мешки, сундуки. Толи таможня, толи грабёж…  У кого власть, тот и правит…
- В сторону,  мать вашу!!! Матерно ругаясь командует парень в кожанке размахивая маузером. Ценности экспроприируются именем закона! За неподчинение расстрел!!
И взвыла колонна ором разноголосым. Женщины и дети от страха, солдаты от злобы… Распихивая прикладами, скидывая с телег барахло они прочёсывали весь обоз.
- А это зачем? Ткнул штыком в ворох кухонного скарба один из досматривающих.
- Молоко детям кипятить… Тихо ответила женщина с ребёнком.
- Молоко!… Пролетариату жрать нечего, а она - молоко… Крохоборы!! И зло пхнув сапогом баул звякнувший железом он отошёл: - Трогай!!
Обоз тронулся, а женщина заботливо прибрала подальше от чужих глаз старую турку для кофе.