Стук колес в пять утра

Часов в комнате не было. Ворчание старых механизмов, меланхоличное качание маятника-головы не слышны были и из-за картонки соседской стены. Стук, отдающий эхом дедовских довоенных сапог на тяжелой самопальной подошве, был мерным, настойчивым, выбивающим из привычной колеи сна. Сапоги носил отец, не дождавшийся своего бати с войны.

Часов не было и у соседей за картонкой-стеной. Вернее, были, пока не пришло время и их укутать в куль для утренней "блошки", откуда они и ушли в руки новому хозяину. Стук только изначально походил на часики. Алеша открыл глаза, медленно обвел взглядом тусклые стены своей комнаты. Кроме "Правды" и "Ведомостей" ничего нового или забытого старого не нашлось. Время его часиков, увы, ушло раньше соседских. Из оконной щели зябко потянуло холодом. Стук не прекращался.

Вытянув бледные ноги из-под грузного сбившегося одеяла, сунув наугад в какой-то из тапочков костлявую ступню, Алеша присел на край кровати. Та жалостно скрипнула и ткнула жесткой пружиной. Стук, становившийся все более настойчивым, отчетливым, не прекращался. Прислушавшись, Алеша понял, что доносился он откуда-то с улицы.

За окном ранний ноябрь, промозглый, сырой и мясисто-туманный, загонял людей по домам как можно раньше и выпускать их на улицу, тем более в пять утра, не решался. В утреннем тумане плыли тусклые головки церквей, всполыхи вороньих стай, лезвия проводов изредка разрезали белесое полотно. Заволокло так, что дальше собственной руки видно не было. Стук не прекращался. Гул его был тяжелым, утробным, поразительно знакомым.

Накинув старый халат, Алеша скрипнул дверью комнаты и исчез. Вынырнул он уже где-то на углу за своей хрущевкой, прислонился к холодной кирпичной стене, стараясь понять, откуда же идет таинственный стук. Во влажной духоте тумана нельзя было различить ничего. Стук шел откуда-то издалека, теперь его оттеняли звонкие голоса, мужские и женские. Алеша протер заспанные глаза, взъерошил уже совсем седые волосы, отлепился от стены и пошаркал в тапочках куда-то вдаль.

За непроглядным белым полотном где-то протяжно выл одинокий пес, слышались шаги, гулкие, бряцавшие тяжелыми подошвами, тянуло отсыревшей махоркой. Стук учащался. Неожиданно впереди вырос смутный силуэт. Приблизившись, Алеша разглядел в незнакомце человека в старой потрепанной военной форме. За солдатом бежал, изредка догоняя его, увиваясь около ног, паршивый серый пес. Поскуливал протяжно, но не отставал.
Поравнявшись, солдат улыбнулся, помусолив папироску:

- Как же ты вымахал, парень! Слышишь?

- Что? - Алеша вглядывался куда-то за спину солдата, откуда доносился мучавший его стук.

- Стук слышишь?

- Слышу.

- Это все наши едут. Поспеши, мамку твою только что видел. А батя твой уже давно уехал.

И самопальные подошвы снова забряцали по мокрому асфальту.

Поезд! Где-то в самом сердце туманного утра мерно, зловеще стучали колеса приближавшегося состава. "Мамка..." - промелькнуло в голове у Алеши, давно уже обогнавшего смутно знакомого вояку, гулявшего со своим псом. И словно в унисон его мыслям запели по дорожке колесики роликовых коньков. Мама, в давно выцветшем летнем платье, вылетела ему навстречу, едва не сбив с ног.

- Алеша, давай быстрее! - звонко окликнула его мама, обогнул по кругу пустую клумбу. - Алеша, поезд уйдет!

- Мама, - Алеше и впрям послышался протяжные гудок в утренней тишине, - Разве  тебе можно кататься? С твоим-то сердцем?

- Теперь можно, Алеша, - засмеялась мама, мимоходом потрепав его за седой вихор, - Теперь все можно.

И укатилась вслед за солдатом.

Поезд гудел, разрезал суровой желтой фарой месиво перед собой, словно выискивая своего опаздывавшего пассажира. "Но у меня же нет билета... Я не собрал вещи..." - мысли хлынули бессвязным потоком. Стук колес - поезда и роликовых коньков - перемешивался с тяжелым гулом железных набоек подошв. Чем ближе, тем громче и быстрее. Стук не прекращался. Белесое месиво не таяло. Алеша на несгибавшихся ногах шаркал тапочками как можно скорее, боясь опоздать. Туман поглощал его, словно болотистая безысходность прежнему жизни конец-то уступила чему-то иному. "Поезд уходит" - промелькнуло у него в голове одновременно с пронзительным гудком.

И вдруг стук прекратился. И утро - как выбитая хулиганом лампочка - мгновенно обратилось в непроглядную черноту ночи.

Алеша еще не понял, как исчез...