Интернациональный ребенок

- Острый аппендицит. Немедленная госпитализация, иначе – полный сепсис.
Тон у врача был непререкаемый.
- Как госпитализация,  у нас ребенку только 17 дней! – Заволновался отец.
- Да вы что, мужчина, что вы мне тут панику разводите! - Возмутился врач. – А еще военный. Немедленно несите женщину в машину! – Крикнул он санитарам.
Раздался вой сирены, и «Скорая» унеслась в ночь»
- Ну вот.. Остались мы тут «ты да я , да мы с тобой». – В растерянности пропел отец знакомый мотивчик.
Я не слушала – я орала.
Во всю силу своих семнадцатидневных легких. И день орала. И ночь орала, не обращая на стуки в стену раздраженных соседей. И никакая утряска, гули-гули – не помогали. Я была мокрая и голодная.
Отцу дали отпуск в  воинской части – по уходу за ребенком. Мать удалось спасти, но пока не выписывали, опасаясь осложнений. Между тем я продолжала орать, как резаная.
От козлинного молока, добытого неизвестно как и где недосыпавшими соседями, я категорически отказалась. Добро, конечно, не пропало – с ног валившийся от усталости отец его выпил. А вот сгущенка из пайка очень даже мне пришлась по вкусу. Сла-аденькая, отец её с водой слегка разбавлял. Только и она быстро кончилась. А щеки мои покраснели от диатеза. 
И тогда отец решился: Замотав меня как следует в пеленки , так что я была похожа на куль, он побежал на автобусную остановку.
Женщины там на него с интересом поглядывали и о чем-то шептались. Наконец, одна не выдержала. Подойдя к отцу, она нерешительно дернула его за рукав шинели:
- Мужчина, у вашего ребенка ноги наружу торчат, как бы не простудился. Морозец-то сегодня градусов под тридцать.
И она помогла ему подоткнуть одеяльце, так чтобы ноги оказались внутри. Только я их все равно выпростала – голод ведь не тетка!
Так, сопровождаемый моим надсадным ревом, и явился он в роддом. Сочувственно посмотревшие на него санитарочки впустили внутрь. И там он взмолился:
- Бабоньки, если у кого молоко после кормежки останется, покормите мою ревунью! Третью ночь на ногах, а она никак не унимается.
Неприступные бабоньки-роженицы сперва поджали губы. Никто не отозвался – свои дети дороже. Времена тогда были суровые. Тяжелые.
Наконец одна не выдержала, сжалилась:
- Давай её сюда, все лучше чем сцеживать. Не проподать же добру.
Я благодарно припала к могучей татарской груди, и замолкла в блаженстве.
Потом эстафету подхватила казашка, украинка, якутка.
Несколько дней подряд ездил отец в роддом, пока мать мою из больницы не выписали. Меня там успевали не только накормить, но и перепеленать и обласкать.
Так  с молоком  и впитала я любовь к человечеству, независимо от национальной принадлежности и расы.
 И по сей день не изменилась.
 И сгущенку, тоже, до сих пор люблю!


Рецензии
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.