Пазл 3. Монетка

Отрывок из романа "Девочка из Грозного, или Игра в пазлы"


Апрель 1989 г.


Под большим деревом кураги со стороны Старопромысловского шоссе стояла девочка с голубыми лентами в косах и плакала...

Иногда я люблю думать о себе в третьем лице. Словно рассказываю историю невидимому собеседнику и хоть на несколько минут становлюсь не «Соплей», а личностью – интересной кому-то, кроме родителей и сестер. Дурацкий самообман. Кому я нужна?..

Мимо проносились редкие легковушки, громыхали грузовики, ползли троллейбусы. За дорогой начинался Сунженский хребет с прилепившимися по склону домиками и нефтяными вышками. Черешни и вишни во дворах пока только зеленели. А курага цвела. Она стояла в своем нежно-розовом великолепии, и ей не было дела до человеческих слез. Она упивалась красотой этого дня и своей собственной, впитывала солнце каждой из растопыренных желтых тычинок, и крохотные бутоны тянулись к нему в истоме, как уже распустившиеся лепестки.

«И все равно тебе никогда не стать абрикосом», – подумала я.

От слез в глазах все расплывалось. Розовая пелена – цветы кураги, желтое пятно – автобус «четверка», яркие блики – отсвет пряжек на сандалиях. До чего же несправедливо, что я стою тут одна и плачу, когда сегодня мой день рождения. А я так ждала его, так радовалась, что мне уже десять лет!..

К одиночеству я привыкла. Это чувство сопровождает меня с тех пор, когда я и слова такого не знала. В детском саду я всегда была вне шумной стайки. Лелька Сагинян, с которой мы ходили в одну группу, то «дружила» со мной, то «не дружила». Это было такое развлечение: прийти утром, задрать нос и заявить: «А я с тобой сегодня не дружу!». Я отворачивалась, садилась на палас, играла сама с собой. Меня толкали, пробегая мимо, дразнили – я сжималась в комочек и, не поднимая глаз, продолжала свое занятие. Иногда Лелька меняла гнев на милость: «Ну ладно, дружу. Что это у тебя?». И бесцеремонно выхватив из моих рук почти готового человечка, мяла его в своих уверенных пальцах: «Фу, какой страшный!». Я плакала, ненавидела Лельку, но всякий раз, заслышав ее «ну-ладно-дружу», вспыхивала от радости...

– Что, прогнали тебя? – насмешливо спросил кто-то.

Муслим Джабраилов из первого подъезда даже на бегу успеет сказать какую-нибудь гадость.

– Я сама ушла! – крикнула я ему в спину.

Это была правда. Но заплакала я еще горше.

Дура, твердила я себе. Дура. Почему ты решила, что в день рождения все должно быть иначе? С чего ты взяла, что в красивом платье перестанешь быть изгоем?!



... А платье действительно было красивое. К обновкам я равнодушна (гораздо больше радуют книги), но при виде этого платьица заплясала на месте.

Воздушное, голубое, с белым корабликом на груди – оно казалось мне воплощением весны.

Любка Рамочкина обожает всех оценивать: «Это модно. Это немодно. А это отстой! Бабушка носила...». Я, разумеется, всегда «отстой – бабушка носила», а сама Любка модная-премодная. И Лелька модная, и Алка (при ее-то росте!), и Валя Ильина... Но сегодня я красивей их. Я надела это платье, пахнущее весной, и мама вплела в мои косы голубые ленты. И в таком «деньрожденном» настроении вышла я во двор с надеждой, что наконец-то оценят, похвалят, примут как равную... А там – пыль столбом! Все метут. 

Субботник.

На окраине двора, где раньше были огороды и «собачатник», выросла новая пятиэтажка. Она сияла своим краснокирпичным великолепием, и поговаривали, что в подъездах – чудо из чудес – лифты. (Врали, конечно). Крупный строительный мусор уже вывезли, но осталась куча хлама. И вот свита Рамочкиной, подчиняясь не столько октябрятско-пионерскому воспитанию, сколько инстинкту стаи (который время от времени повелевал нам жечь костры или играть в «казаки-разбойники»), вооружилась вениками и граблями...

Я наблюдала издали. Вовка Ильин подкрался к сестре и с радостным воплем: «А Макс в говно вляпался!» – оседлал метлу с длинной ручкой, которой орудовала Валя. «Делом займись», – прикрикнула та. Алка усмехнулась: «Леший на метле».

– «А ты и без метлы ведьма! (Получил подзатыльник). У-у, дылда...». «Дорогу!» – хором закричали Максим и Ахмед, толкая перед собой доверху нагруженную тачку. Оттуда с лязгом свалилась железяка, прямо Максу на ногу, и он выпалил нехорошее слово. Ахмед посмотрел с осуждением, а Лелька захихикала.

Потом они заметили меня.

«Сопля», – сказал Вовка, и в голосе его прозвучала радость мучителя, почуявшего истинную жертву. «Эй, чо так вырядилась?». Это уже Лелька, подружка детсадовская... Если бы Рамочкина вышла в таком платье – Лелька закатила бы черные глазищи: «Отпад! Улет!». Если бы любая из них появилась в обновке – все бы ее окружили, восторгались, завидовали... А надо мной опять насмехались: «Иди домой за веником!». И никому дела нет, что сегодня мой день рождения. Никто не попытался меня понять. Они были работяги, я – лентяйка...

Прижимаясь мокрой щекой к стволу кураги, я в сотый раз думала: «Да разве лень мне было помахать веником? В другое время с удовольствием. Но когда чистенькая, праздничная, наевшаяся, выходишь в новом платье...». Опять защипало в носу от жалости к себе.

Кто дал им право считать меня лентяйкой?! Разве мало трудилась я со всеми на пришкольном участке, дежурила по классу? Разве только неделю назад не впряглась я в тележку с металлоломом, не хваталась за любую ржавчину, какая попадалась на пути?.. Оцарапала ногу и локоть, а устала так, что перед сном подташнивало. Кто знает об этом?..

Я размазывала слезы. Прыгалка в левой руке уныло обвисла. На груди, прямо на белом кораблике, остался отпечаток грязной Вовкиной ладони, и сознание этого доводило до судорожных всхлипов. Я терла листьями, слюнявила, но стало только хуже. Как я его ненавижу!..

Джабраилов открыто увильнул от субботника, но никто не посмеет бросить ему вызов, потому что его бешеный нрав и кулаки хорошо известны всей округе.
Разумовская – активистка, «кругляшка», гордость класса – тоже отсиделась дома, но никому и в голову не придет ее обвинять. И только я, вечный изгой, – «лентяйка»... Но самый обидный упрек исходил от Рамочкиной. «А еще пионерка!» – сказала она вслед, и фраза эта вонзилась точнехонько между лопаток, словно ядовитый дротик.

Все дело в ней, в Любке. Вовка противный, но он не заводила. Он вроде того подленького зверька из «Маугли»: «А мы пойдем на се-евер!..». Любка – вот кто всем заправляет. Любка – с ее кукольным личиком, модными заколками в волосах и рассказами о том, что ей купит папа. Любка, которая в глаза дразнится мало, может совсем молчать, но все сделают так, как ей вздумается.

И Валя отвернулась: «Не хочешь, что ж...». С Валей всегда так. В школе с ней можно общаться и дружить, но во дворе ее словно подменяют. И все равно она неплохая девчонка, гораздо лучше своего братца. Максим тоже ничего (при этой мысли я покраснела). Ахмед даже помог мне однажды: достал воланчик из колючих зарослей в тупике. По отдельности с каждым из них можно играть. Но появляется Любовь Рамочкина, и они вьются вокруг нее, словно свита принцессы, а я чувствую себя замарашкой, просящей подаяние – хоть капельку дружбы.

Только на прошлой неделе мне показалось, что я смогу стать «своей». Здесь, за домом, мы по очереди катались на велике Ахмеда. На этом самом месте, под курагой, я нашла кошелек с монетами...

Но начать, пожалуй, следует не с кошелька, а с велосипеда.



Велосипедная тема вошла в мою жизнь в пять лет, когда мне подарили мечту советских малышей – «Мишку». Это было нашествие. Я забросила свои первые книги и растворилась в новой забаве. Катила по двору, громыхая боковыми колесиками, и впервые в жизни меня переполняло ощущение превосходства. Но вскоре такой же велик купили Любке, потом Вале с Вовкой... потом спустила шина... а на следующий год я уже выросла.

«Мишка» поселился у тети Дуси и перешел в разряд дошкольных воспоминаний – но страсть осталась. Непременно, непременно должна я освоить настоящий двухколесный велосипед! Неважно, что взять его неоткуда: подростковые – «дефицит». Хочу. А-а!.. Свой велик – это мечта, но учиться можно и на чужих. И опять-таки неважно, что они большие, непослушные, с тяжелым рулем и поперечной рамой, и то ли ты на нем, то ли он – на тебе: путешествие начинается с бордюра, а заканчивается забором, стеной, стволом дерева... Что за беда, какие у тебя колени, локти и даже лоб!

Когда страсть – плевать, сколько шишек набьешь. Мне рано довелось узнать это.   

Я сама себе удивлялась. Плаксивая тихоня смело подходила и выпрашивала покататься у самых хулиганистых мальчишек двора, начиная с Тольки Степнова, соседа по лестничной площадке, и заканчивая толстяком Арсеном Асхабовым с его дружками, которых в других ситуациях смертельно боялась. Арсен, в отличие от Тольки и своего же брата Ахмеда, ничего не делал «за так», и не счесть, сколько драгоценностей – вплоть до ручки с плавающим корабликом – перекочевало от меня в карманы его широких штанин... При этом он всегда ухмылялся, говорил «за цирк дешево беру» – это о моем стиле вождения; и его дружок Муслим, и другие прихвостни – все беспощадно ржали.

А мне было все равно. Я видела только велосипед; у меня руки тряслись от нетерпения схватиться за руль; но уж когда хваталась – держала крепко. И неизбежно настал тот день, когда я почувствовала, что железный конь укрощен. «Заработало!» – одобрительно заметил Толька (это был Толькин велик), и Валя помахала мне с балкона, и Вовка рядом с ней от изумления промолчал... А я не ехала – парила, хотя подо мной по-прежнему была не по-возрасту громоздкая железяка и педали норовили ускользнуть и больно стукнуть по ногам. Но все это были мелочи по сравнению с ощущением полета. Дорога осталась где-то внизу, и вишневые деревья, и крыша родной пятиэтажки... Домой я вернулась измученная, с синяками на лодыжках, с опухшими запястьями – счастливая!.. 

Этот сезон начался удачно. Арсен, который и прежде по весовой категории не слишком подходил к велогонщикам, так растолстел, что вынужден был отдать свой велик младшему брату. Ахмед был добрый мальчишка. Он давал покататься, ничего не требуя взамен, но, помимо меня, было еще много претендентов. И все-таки теперь я каталась чаще.

В тот день мы рулили за домом, строго по кругу каждый. Нас было семеро: кроме Ахмеда и меня, еще Валя с Вовкой, Алка, Лелька и Максим. Любка гулять не вышла, и уже потому мне дышалось легче. Кроме того, когда в моих руках велосипед, я чувствую себя уверенней. И вот моя очередь. Мчусь, рассекая воздух, ветер отбрасывает косы... притормозить, повернуть... ой, а что это?..

Я прислонила велик к дереву и присела на корточки. Среди пыли и снующих муравьев лежал толстый красный кошелек с металлической защелкой. Видимо, при падении он раскрылся, и несколько монет в 10, 15 и 20 копеек весело блестели на солнце. Недра кошелька были набиты мелочью (в то время совсем не мелкой). Откуда он взялся? Я задрала голову – на балконах пусто. Если бы кто-то его обронил, наверное, уже был бы здесь: сумма не маленькая – ни одного желтого медяка. Очень странно!

Солнце припекло затылок. Спохватившись, я вскочила на ноги. Ахмед еще посчитает, что я сжульничала! А Вовка с Лелькой обязательно скажут какую-нибудь гадость, ведь за то время, что я разглядывала кошелек, можно было объехать весь школьный двор... Я торопливо крутила педали. Вот уже ступени почты, на которых расположилась компания, вот уже Лелька заорала: «Нечестно!..».

Я стала оправдываться:

– Там кошелек с монетами...

– Кошелек? С монетами?! Где он, где?

– Под курагой, – растерянно ответила я.

Побивая все рекорды и ввергая в трепет учительницу по физкультуре Снежану (если бы та вдруг явилась свидетельницей), компания уже неслась к месту находки, а длинноногая Алка – впереди всех.

Я смотрела вслед и удивлялась. Даже Максим рванул, а ведь сейчас его очередь кататься; даже Ахмед, который и трусцой-то ленится пробежать; даже Валя – такая серьезная!.. Они неслись за монетами, словно пираты к Острову сокровищ. Но для пиратов это нормально, а им-то зачем?!

Я успела покататься возле почты (смутно беспокоясь, честно ли это), прежде чем компания вернулась. Все возбужденные, раскрасневшиеся, с добычей в кулачках. Кошелек взяла себе Алка: «Сойдет за косметичку». На меня они смотрели как-то странно. Из чувства справедливости, которое детям присуще больше, чем взрослым, все предложили со мной поделиться – даже Вовка протянул какую-то монетку.

Но я помотала головой. Родители бы этого не одобрили. Все, что мне надо, они купят сами. 



...Под ногами что-то блеснуло. Я наклонилась и подняла маленький алюминиевый кружок. Монетка. Снова монетка?.. При взгляде на нее даже слезы высохли. Размером она была с десятикопеечную, и цифра 10 красовалась на ней, вот только буквы были непонятные: GROSZY. Иностранная!.. На обратной стороне был изображен орел с расправленными крыльями, год выпуска – 1977 (за два года до моего рождения), а по кругу шла длинная надпись: POLSKA RZECZPOSPOLITA LUDOWA.

Мелкая польская монетка, привезенная каким-то счастливчиком из командировки в соцстраны... Но тогда я этого не знала, латиницу прочесть не могла. Зато я знала слово «валюта», и находка показалась мне весьма ценной и окутанной романтической тайной. На мгновенье я заколебалась. Можно загадать желание и бросить ее через левое плечо (стопроцентно сбудется), можно продырявить и носить на шее... Тут я поняла, что сделаю, и даже подскочила от радости. Про злополучный субботник было забыто. Прыгалка – заброшена в траву. Присев на корточки, я начала разгребать землю под курагой.

Все необходимое для «секретика» уже было припасено: осколок бутылочного стекла, фольга из-под конфеты, а теперь еще и монетка. Это будет «секретик» с секретом. Настоящий клад.

Я расправила на дне ямки золотистую фольгу, секунд пять еще подержала монету в кулаке – жаль было с ней расставаться, затем бережно уложила в центр и накрыла желтым выпуклым стеклом. Лучший из моих «секретиков». И в отличие от прежних, о которых я выбалтывала Вале или Лельке, этот – слышишь, курага? клянусь тебе! – будет моей тайной.

Я крепко зажмурилась, потому что в носу опять защипало. Клянусь тебе, курага, клянусь каждому твоему цветочку, что я разделю эту тайну – как и положено – только с Лучшей Подругой. А это не Валя. И не Алка. И не Лелька. И, уж конечно, не Любка... Ее вообще пока нет. То есть нет рядом со мной, но где-то же она есть, может, совсем близко и тоже ищет меня!

Монетка, монетка, помоги мне. Я хочу ее найти – свою Лучшую Подругу. Ведь так положено, чтобы она была. И я верю, ты мне поможешь. Поможешь, правда? Я ТАК ХОЧУ ЭТОГО!   

Последние слова я мысленно прокричала. Потом засыпала «секретик» землей, накидала щепок – никто не найдет. Поднялась, обхватила толстый ствол дерева, прижалась к нему щекой и, успокоенная, долго смотрела на горы...



Читать далее:
http://www.proza.ru/2017/05/22/854

Полностью роман опубликован в журнале "Русское эхо", №5 (124) и №6 (125) за 2017 г.

"ИГРА В ПАЗЛЫ" издана отдельной книгой в издательстве "АКВИЛЕГИЯ-М", 2020 г.
В настоящий момент весь тираж продан и страница в Лабиринте носит ознакомительный характер - оценки и отзывы.

!!! Приобрести электронную книгу можно на ЛИТРЕС.