Она была очень привлекательной

   Она была очень привлекательной, хотя и немного жантильной, но это её нисколько не портило. Разговаривала она с некоторым кокетством вне зависимости от того, кто был её собеседником – мужчина ли, женщина, ребенок, или старик.
 
   Её не покидало желание любви, любви страстной, как в последний раз. И, конечно же, очень хотелось стать матерью. Благо,  находясь в фертильном возрасте, мечтать об этом было еще не очень поздно.
 
   Пришлось переехать в другой город, чтобы окончательно порвать со старыми связями, прежней жизнью, даже воспоминаниями, которые помимо воли, посещали её часто в тех местах, где происходили те, или иные события.

   Всегда вызывала зависть у сокурсниц, потом у коллег, с которыми не была дружна. Казалась коммуникабельной, но никого не впускала в свой мир.

   Ей очень повезло с родителями: отец был известным в городе директором большого предприятия, мать  (они были похожи, как сёстры) – берегиней богатого «очага». Отличало их выражение лица – у матери лицо было капризным и надменным, у дочери – море обаяния.
 
   В студенческие годы ходили слухи, что при приезде  в город знаменитости, как правило, это были певцы,  пробиралась в гостиничный номер и проводила ночь в прекрасной компании.

   Сплетничали: «коллекционирует!» Кто-то верил, кто-то нет.
Но однажды слух подтвердился, так как сорвалось свидание со знаменитым певцом, будущим  пожизненным  классиком эстрады.  Об этом стало известно в местной газете, а в комитет комсомола института поступило сообщение от администрации гостиницы.
 
   … Она была хороша! Нельзя сказать, что была красавицей. Но было в ней что-то, что привлекало внимание. Она прекрасно «выгуливала» свою одежду. Никто никогда не мог вспомнить, во что она была одета. Её одежда не украшала, одежду украшала она. Как она её носила! Юбки, по выражению "постоялиц" лавочек у подъезда, на ней «играли». Её знакомые, молодые женщины пытались подражать, но уж очень это напоминало не рекомендуемый  «пропеллер» в "школе Соломона Кляра".

   …Мечты были иллюзорными. Она видела себя мадонной, родившей ребёнка после страстной, последней, иступленной, головокружительной  любви.
    Раньше она выходила на свидание, произнося то ли свою «молитву», то ли подслушанную где-то шутку: «О, пресвятая дева Мария, родившая без греха, помоги согрешить без зачатия!»  А теперь расплачивалась за удалую молодость.

    А мечталось о белой-белой квартире: с белой мебелью, с бело-золотистыми стенами, с альковом над детской кроваткой. И в этой квартире только она и малыш. Штампик в паспорте, так же, как и муж, ей были не нужны.

   Любила носить шарфы и капюшоны (даже на лёгких платьях), считала, что становится похожей на Мадонну.
 
   Мечты сбылись. Квартира была именно такой, какой виделась в мечтах, встретился милый друг, который был искусным в любовных утехах, в ухаживании. Был нежным, как любящий супруг и ненасытен как неистовый любовник. Потом ей стало казаться, что сбылась и основная страстная мечта.

     Милый друг ушел в свою семью, а она гладила свой живот и с будущим человечком вела долгие беседы.

    Однажды, совершенно неожиданно нащупала небольшую округлость над лобком и жизнь совершенно перевернулась. Ушла в свои ощущения, прислушиваясь к тому, что происходит. Но... прошло два месяца, что-то было не так в её состоянии, что-то не по правилам. Округлость увеличивалась очень вяло и стала болезненной. Появились усталость, недомогание, слабость.

    На приёме у врача узнала, что необходима операция, прозвучало (было ею воспринято) как приговор. Согласилась.
 
   Лежала в белой-белой палате, с золотистыми стенами. Одна, в тишине, отрешенная от окружающего мира. . . 

   . . . Она очень любила танцевать. Всегда её сопровождала мелодия какого-нибудь вальса. И сейчас: раз, два, три..., раз..., два..., три...,  раз..., два..., три... Силы покидали. Мелодия уходила, шум в висках усиливался: раааз, двааа, трииии, раз, два, раз, дваааа..., какая-то неукротимая сила уносила её, всё вокруг кружилось в сумасшедшем вихре, хотела встать, чтобы остановить пляшущую вакханалию. . .

   Она лежала в белой-белой палате, одна, её лицо было прекрасным, ничто не омрачало чела,

Одинокая, несостоявшаяся мадонна, но и не кающаяся грешница!

Жизнь прожита и завершена!