Лазурного цвета стол

Стол был тяжелым. Массивная дубовая столешница так и располагала к общению – проходи, мол, садись, излагай суть вопроса, да не задерживайся. Таким столам место в кабинетах важных директоров, чиновников, на крайний случай – юристов. В небольшой, заваленной всевозможным хламом комнатушке, ему места не было.
Но он там был.

В этой комнатушке вообще было много странных вещей, никак не подходящих ни к антуражу помещения, ни к внешнему, а тем более внутреннему виду его хозяйки. Впрочем, внимательный посетитель, мог разглядеть в этой женщине какое-то непонятное, необъяснимое, но тем не менее нелепое несовершенство, одновременно бросающееся в глаза и скрывающееся за ворохом цветных тканей. Это несовершенство делало хозяйку комнаты лишней в строго выверенном пространстве с ровными стенами и кучей разнообразного хлама, настолько лишней, что казалось, будто она зашла сюда случайно, по ошибке, буквально на пару минут, и уже, конечно же, уходит.
Впрочем, она никогда не уходила.

Она насмотрелась на уходящих – сначала придут, расставят всё по своему вкусу, большую часть предметов, безусловно, выкинут на ближайшую помойку, а у самих предметов на этот счет даже мнения не спросят. А потом удивляются, почему оставшиеся вещи по комнате летают, спать не дают, мешают всячески...
Да потому что нельзя тут спать. Не предусмотрено это место для простых человеческих радостей.

Есть такие места – не предусмотрены, и всё тут. Сколько ни окуривай помещение различными благовониями, сколько ни приглашай батюшек для освящения – всё без толку. На самом-то деле, это всегда видно, причем с первого взгляда и самым невооружённым глазом, вот только по-настоящему смотреть, видимо, никто не хочет. А может и хочет, но времени не хватает. Или думает, что не стоит и пытаться – не умеет ведь. Или ещё какая-нибудь ерунда, не имеющая абсолютно никакого значения.
Только вот поди докажи, что это всё – ерунда.

Человек ведь, если что в голову возьмет, не выкинет никогда, забыть не сможет, всегда будет оглядываться на это самое нечто, словно вопрошая: «Я правильно потакаю тебе, мой личный демон?», – а потом, опять же, удивляется: «Почему же я ничего не могу сделать со своей жизнью?»
Потому что головой надо думать. Головой, а не стереотипами.

Только вот в комнату эту обычно такие и приходят, стереотипнодумающие. Скорее даже «стереотипообумывающие», это будет вернее: возьмут себе что-то в голову, и давай это что-то обдумывать. Несколько раз. Со всех сторон. Со всеми, ясное дело, вытекающими последствиями.
Впрочем, каждый человек – отдельный мир. Пусть и непонятный, но мир. А миры никто не имеет права судить. Никакого малейшего права.
А с такими, «стеротипообдумывающими», даже легче.

Стол этот, массивный, сделанный из дуба, почему-то покрашенный в яркий, не сочетающийся ни с чем лазурный цвет, стоял в комнате, казалось, с момента её постройки. Бывают такие вещи, которые никогда не хватит сил переставить или перетащить куда-то – и не потому, что они такие уж тяжелые, а скорее потому, что смысла в этом нет: стоит, как родное. Хозяйка комнаты одно время специально носила платье такого же цвета, чтобы нелепая ошибка мебельного завода показалась посетителям оригинальным, заранее продуманным ходом. Платье, впрочем, быстро надоело, а вот мысль этот самый стол перекрасить даже никогда и не возникала. Через какое-то время про него вообще перестали спрашивать – ну стол, и стол, ну стоит, и стоит, ну голубой, ну пусть стоит, никому же не мешает.
Но он мешал.

Он очень мешал самой хозяйке – всё внутри переворачивалось, когда она смотрела на него, ей постоянно казалось, что он здесь лишний, что его не должно быть здесь.
Ей и в голову не приходило, что лишний здесь вовсе не стол.
Доходило даже до того, что жильцов, снимающих соседнюю, смежную с этой, комнату, она регулярно просила забрать стол себе. За всю свою жизнь в этом месте бедная женщина успела придумать добрую сотню причин, так как жильцы сменялись с поражающей воображение скоростью. Некоторым она даже не успевала предлагать этот чудный предмет мебели – они выселялись чуть ли не сразу после того, как раскладывали свои вещи.

Никому не нравилась эта квартира. Нет, с виду она была вполне замечательной, располагалась в не менее замечательном районе, но что-то здесь было не так. Никто так и не понял, что именно, хотя ответ всегда лежал на поверхности. В буквальном смысле.

В эту комнату часто приходили люди. Совершенно разные, абсолютно непохожие друг на друга. Впрочем, еще чаще они путали эту комнату с соседней, смежной. Возможно, это нервировало жильцов, и так спешно выселялись они именно поэтому, но это было бы слишком простой причиной, чтобы действительно в неё верить. Возможно, нервировали жильцов те самые летающие по ночам предметы, но хозяйка перед заселением честно предупреждала, что у предметов нужно спрашивать разрешение для любого действия. Все, конечно, отмахивались: «За такие смешные деньги комнату будет сдавать только сумасшедшая – оно, кстати говоря, и видно». А хозяйка не лгала и не придумывала – она говорила то, во что верила всю сознательную жизнь. Убедительнее нужно быть, убедительнее.

Посетителей, к счастью, летающие предметы ничуть не нервировали – они, в общем-то, и пришли сюда за чудесами, так что то, что эти самые чудеса встречали их прямо на пороге в виде, к примеру, летающей швабры, сразу же добавляло нужное количество восхищения, уважения и суеверного трепета. Всегда, конечно, присутствовал риск перестараться, но люди стоически выносили эти потрясения – к гадалкам никогда не приходят просто так, а если какой-то скептицизм когда-то и присутствовал, то «чудеса» успешно прогоняли его прочь.
Люди никогда не смотрели на потолок.

Если бы посмотрели – увидели бы наспех замаскированную электрическую конструкцию из непонятных проводов, переключателей и датчиков. Посмотрели бы еще внимательнее – увидели бы на той же, к примеру, швабре, такие же датчики. Последний сконцентрированный взгляд – и видно, как в ворохе цветных тканей юбки хозяйки комнаты исчезает небольшой пульт.
Пульт лежал в столе.

Хозяйка всегда улыбалась, звенела металлическими браслетами на тонких запястьях, шуршала ворохом цветастого подола, угощала чаем, внимательно слушала, раскладывала карты, долго говорила – но никогда не приглашала присесть за стол. Она могла усадить человека на собственную кровать, на пол, на подоконник, отвести в смежную комнату и расположить там, но к столу никто никогда не прикасался, включая её саму. Даже пресловутый пульт она доставала и клала на место двумя пальцами, осторожно, словно подцепляя. Мысль о том, чтобы переложить его в более удобное место, никогда не возникала.

Женщина всегда знала, когда к ней придут. Она успевала навести внушающий трепет и доверие одновременно вид, осторожно подцепить пульт и «направить» случайно выбранный объект к входной двери как раз к тому моменту, как запутавшийся в собственной жизни человек, настороженно оглядываясь, переступал порог её квартиры. Потом она так же осторожно клала пульт на место, придавала себе загадочное выражение лица, и, звеня браслетами и шурша подолом, выплывала в коридор, встречая гостя всепонимающей улыбкой и робким, вкрадчивым приветствием:
– Я знала, что вы придете.

– Я знала, что вы придете, – тихий и вкрадчивый, как ей рассказывали, голос, показался посетительнице скрежетом мела по стеклу, давящим на виски и заставляющим хотеть собственной скорой смерти. Она неуверенно улыбнулась – скорее от замешательства, чем от радости. Девушка не понимала, зачем было кидать в открывающуюся дверь непонятно чем набитую коробку, поэтому заранее решила считать хозяйку квартиры сумасшедшей. Нет, ей, конечно, рассказывали, что здесь всё будто летает чудесным образом, и посетительница даже верила, но сейчас это выглядело, как нелепо подстроенный розыгрыш.

– Ольга, – поспешно представившись, девушка начала снимать пальто, но тонкая, по-птичьему цепкая рука гадалки уже тащила её вперед по коридору. За неимением другого выхода, пришлось подчиниться.

Дойдя до места, Ольга скептически огляделась. Она не так уж часто бывала у гадалок, этот раз – первый, но комната, в которую её привели, показалась будто набитой бутафорией для съемок дешевого фильма ужасов. Единственное, что привлекало внимание в хорошем смысле – массивный стол цвета безоблачного весеннего неба. Стол этот Ольге был смутно знаком, и, с трудом подавив желание за него сесть, девушка вопрошающе посмотрела на гадалку.
Гадалка, в свою очередь, вопрошающе смотрела на неё.

Два абсолютно равнозначных взгляда, встречаясь, всегда заставляют смотрящих испытывать неловкость, причем за что именно – не очень-то понятно. Что-то вроде: «Извините, что думаю о вас так же, как и вы обо мне». Если бы это чувство посетило Ольгу, история сложилась бы вполне обычно и предсказуемо, но в этот раз неловкость испытала почему-то гадалка. Женщина, разряженная в разноцветные и разномастные тряпки, безуспешно пытающаяся казаться чем-то большим, чем «просто человек», почему-то не выдержала прямого взгляда обычной девушки и поспешно отвела глаза.

– Тая. Приятно видеть молодую девушку, не подверженную этим дурацким стереотипам, – произнесла гадалка через некоторое время, обходя Ольгу против часовой стрелки и разглядывая, словно экспонат в краеведческом музее.

– Каким, например? – Ольгу происходящее изрядно веселило, особенно смешил её взгляд «гадалки». Предполагалось, наверное, что он будет внушать суеверный ужас и трепет, но девушке он внушал только недоверие и желание поскорее отсюда уйти. Впрочем, уходить посреди разговора было уже невежливо, да и лазурный стол неумолимо привлекал внимание.

– Сейчас мало кто верит в магию, – доверительно шепнула Тая, а затем села на пол и достала откуда-то из складок нескончаемой юбки колоду карт. – Присаживайся. Вижу, ты пришла ко мне, чтобы разобраться с одним высоким блондином... что я могу сказать...

– Вообще-то у меня мама болеет, – Ольга аккуратно провела пальцем по лазурной столешнице. Пыль, покрывшая поверхность, поднялась вверх, обнажив под собой еще более яркий и почему-то очень знакомый цвет. – А высоких блондинов у меня отродясь в окружении не было. Опасаюсь я, понимаете ли, блондинов.

– Ах да, как я могла так невнимательно... прости. Вижу, вижу маму, сложные у вас с ней отношения, ссоритесь часто, потому и подумала сначала на сердечные переживания. Блондинка же она у тебя, высокая очень, верно говорю? – Тая подняла глаза, и голос её дрогнул, – Присядь ко мне, пожалуйста, девочка.

– Душа в душу живем. И цвет волос у нас одинаковый, мы вообще похожи очень, – Ольга убрала темно-коричневую прядь за ухо и повернулась к гадалке лицом: – Присесть? А, конечно.

Без всякой задней мысли Ольга опустилась на стул, стоящий рядом со столом, и оперлась о столешницу локтями.
У гадалки, казалось, перехватило дыхание, а затем она подскочила с места, рассыпав карты, и так и застыла, не зная, что предпринять. Еще никто из посетителей никогда не позволял себе подобной наглости!

– Да что вы подскочили, лучше бы за тряпкой сходили, не видите что ли – всё в пыли, - насмешливо протянула Ольга, проведя по столешнице пальцем и продемонстрировав результат Тае. Гадалка, неожиданно для всех, действительно удалилась из комнаты – причем спешно, и не издав ни единого звука.

– За тряпкой, наверное, – пожала плечами Ольга. Сидя за столом, она почему-то испытывала неизвестное ей ранее чувство удовлетворения. Почему-то ей показалось, что и с мамой всё будет хорошо, и в её собственной жизни всё в скором времени наладится – нужно только подождать. А все эти гадалки, эзотерики, шаманы и прочая – обманщики и шарлатаны в большинстве своём. Неизвестно, каким образом, но эти мысли вмиг прогнали из Ольги всю тоску – даже глаза её посветлели и цветом начали напоминать безоблачное весеннее небо – жаль, конечно, что она сама этого не видела.
Впрочем, она заметила кое-что другое.

На ярко-голубой столешнице черным пятном выделялся какой-то предмет, и, судя по его блестящей, ничуть не запылённой поверхности, предмет этот часто брали в руки.
Ольга посмотрела в сторону коридора. Неудавшейся гадалки и след простыл, а любопытство всё нарастало и нарастало. Ольга, не слишком-то с ним боровшаяся, не выдержала, и взяла металлическую штуковину.

Хозяйка комнаты сидела на кухонном полу, укутавшись в подол собственной юбки, как в плед. Кто-то посмел притронуться к этом чертовому столу, и кто? – девчонка, возомнившая себя достаточно взрослой, чтобы противоречить ей, Тае. Да она сама не знает о своих проблемах! А мать её явно удочерила, не может же быть такого, чтобы Тая ошиблась. Нет, ошибиться она могла, от ошибок не застрахован никто, но не два же раза подряд! Так что наглая девчонка либо лжёт ей, либо сама не знает всей правды. Да еще и этот стол...

Стол выводил Таю из себя. Стол не давал ей есть, спать, работать, он не давал ей жить, постоянно напоминая о себе. И сейчас, вновь увидев его настоящий цвет благодаря Ольге, гадалка безуспешно пыталась его забыть – она не знала, почему, но цвет этот вызывал у нее необъяснимый страх и ужас: никогда она не видела более страшного цвета. Даже плотные шторы на её окнах всегда были задернуты – подлый стол умудрялся напоминать ей о себе даже через небо. Когда же до этого момента мирно висевшие на стене полки с оглушающим грохотом начали сыпаться на пол, а, следовательно, и на Таю, гадалка уже абсолютно ничего не понимала в этой жизни. Предметы сыпались, постепенно цветастый подол скрывался под кучей неясного и неподдающегося идентификации хлама, а перед глазами женщины стоял нелепый, лазурного цвета стол.
И еще почему-то небо.

Услышав грохот, Ольга с явной неохотой встала из-за стола. Что делает эта непонятная штуковина, оказавшаяся чем-то вроде пульта дистанционного управления, она так и не поняла: нажимала чуть ли не все кнопки, внимательно следила и за светом, и за окнами, и даже за дверьми – а ничего не происходило. Только какой-то грохот раздавался где-то в коридоре.

– Тряпку ищет, наверное, – пожала плечами Ольга, но все-таки решила помочь. Тая показалась ей довольно неприятной женщиной, но и уйти просто так девушка не могла. В конце концов, ей и правда помог этот визит – пусть и не совсем так, как планировалось.
До кухни она дошла одновременно с незнакомой молодой женщиной, вышедшей из соседней, смежной с этой, комнаты.

– Совсем старушка с катушек съехала, кажется. Вон, смотри, глазами моргает, а встать не пытается даже, – покачала головой высокая женщина в халате и с какой-то зеленой пленкой на лице. – Ты на сеанс пришла?

Ольга скупо кивнула, даже не зная, как реагировать на происходящее.

– Ну, думаю, она тебе уже ничем не поможет. Сумасшедшая, как пить дать сумасшедшая, - поцокала языком собеседница, грузно вздохнула и переступила порог кухни, принявшись поднимать полки.

Когда она помогла Тае подняться и вывела её в коридор, Ольга уже стояла в дверях, собираясь уйти. Она уже давно собиралась уйти, но сначала этого ей не позволяло воспитание, а потом совесть.

Тая посмотрела на девушку, но будто не узнала её. Ольга, подождав, скажет ли она ей хоть что-нибудь, так ничего и не дождалась, а потому развернулась и всё-таки ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вместе с ней, казалось, комнату покинуло и то, что так долго не давало Тае покоя – вскоре она сумела продать хлам, скопившийся не только в её комнатке, но и во всей квартире. Ещё через некоторое время она выбросила и свои карты, а вскоре к ней и вовсе перестали приходить посетители. Чудеса перестали происходить – пульт куда-то затерялся, проводка пришла в негодность, да и смысла в них уже, пожалуй, не было. Предметы в комнате жильцов тоже перестали летать – и отнюдь не потому, что те стали просить у них разрешения на что-либо.
Тая была рада.

И только изредка ей снилось то ли безоблачное весеннее небо, то ли полные радости девичьи светло-голубые глаза, то ли неожиданно лазурного цвета деревянная столешница. После этих снов женщина всегда просыпалась в холодном поту, её колотила дрожь и непонятный, неясный, ничем необъяснимый страх. Тогда она включала свет, подходила к стоящему посреди комнаты ярко-голубому столу, проводила ладонью по его гладкой, незапылённой поверхности, и улыбалась.
Он больше не казался ей лишним.
Она больше не была лишней.