Незабываемое

            

              Буяла весна.  Сирень качала, ароматными ветками, пламенели тюльпаны. Я вынесла под яблоню у сетки забора небольшой столик и мягкое кресло. Поставила на стол тарелку с нарезкой колбасы и сыра, апельсины, конфеты, ананасный сок, бутылку водки с двумя обычными гранеными стаканами и два больших ломтика черного хлеба, посыпанных крупной солью. Потом вернулась в дом и привела под руку отца - в костюме, с орденами. Как ни странно, но, больше всего он дорожил юбилейной медалью «За Победу».


              Был две тысячи второй год, девятое мая, последний месяц его жизни. Он умер  восьмого июня в возрасте восьмидесяти девяти лет. По улице шли нарядные соседи, приветливо здоровались с ним, поздравляли с праздником и отец улыбался им в ответ той смущенной улыбкой, как бы говоря, что он – не герой, он, выполнял свою военную работу, свой солдатский долг, защищал свою землю, наше будущее.


               Каждый год, с тех пор, как я забрала отца к себе после смерти мамы, я всегда после военного парада в Москве – это, было дело святое так как в июне тысяча девятьсот сорок пятого года отец присутствовал в Москве, на Красной площади, на Параде Победы, я устраивала для папы небольшой праздник-воспоминание. Он не был сапером, пехотинцем, моряком или разведчиком.  Еще перед войной его, кадрового офицера-летчика по зрению, списали из авиации. Но, он не ушел из армии. Закончив курсы политработников, как младший-лейтенант-политрук, служил в разных родах войск  - и в Сибири, и в Казахстане и в Латвии. Его война началась в Финляндии и закончилась в Берлине.


             Отец открыл бутылку водки, налил в стаканы, по сто граммов, на один из них положил кусок черного хлеба, второй  взял себе, выпил свои сто граммов стоя, хотя мне, стоило усилий поддержать его - ноги, плохо ходили.  Выпил молча, закусил кусочком черного хлеба. Папа не пил спиртное никогда даже в войну. Только в этот день он изменял своим правилам – за них, за тех, кто остался там, на полях сражений, на дне моря, кто сгорел в танках и самолетах, кто погиб в лагерях военнопленных и концлагерях - за тех, кто навсегда остался молодым, за тех, кто не дожил до Победы и тех, что уходили из жизни в мирное время  из-за,  полученных ран.


            Я знала, что будет дальше. Эта боль, это воспоминание, не угасало в сердце моего отца. Шел тысяча девятьсот сорок пятый год, апрель. Война шагала уже по территории Германии. Старший политрук сопровождал колонну из трех грузовиков с продовольствием и снарядами, в назначенный пункт. Девять молодых  лейтенантов-выпускников ускоренного выпуска  совсем мальчишки, направлялись в свою часть, по месту назначения.  Капитан из комендатуры,приказал сопровождающему, подвезти лейтенантов, так как колонна двигалась в ту же часть. Политрук пытался объяснить, что груз – стратегический, но приказы - не обсуждаются.


            Машины были,тяжело груженные, двигались медленно. Из кабины политрук слышал как шутили лейтенанты, на тему Гитлера, по-мальчишески, задорно смеялись,  бранились, варьировали звук, пытаясь придать голосам более  низкий тембр -  для солидности.


            Дорога изрытая траками танков, воронками от снарядов и авиабомб, был, похожа на пчелиные соты, заполненные жидкой грязью вместо меда. Шоферу нужно было крутить баранку как виртуозу, чтобы, машина не опрокинулась в кювет. Вот еще один вираж и они выедут на шоссе. Но вдруг , сзади, под кузовом машины, прозвучал взрыв. Кузов разорвало пополам. Мешки с зерном, крупами и мукой, частично, погасили силу взрывной волны, но осколки…


           Политрук очнулся метрах в пяти от кабины. Его выбросило взрывом.Из всех - выжил он один. Шоферу повезло меньше -  взрывом, придавило к баранке, проломив насквозь грудную клетку.


           Голова гудела, из ушей, сочилась кровь, по телу пробегали волны озноба. К автомобилю, бежали водители и сопровождающие остальных двух машин. Кузов их машины разметало по кругу. Внутри была воронка вокруг которой среди обломков и остатков мешковины – как лепестки ромашки лежали мертвые лейтенанты. Мука, поднятая взрывом в воздух, осела на их тела, превратив их, в подобие памятников. Противотанковая  мина чудом, не сработавшая на этой дороге раньше, наконец нашла свои жертвы…


           Политрук, который три года  работал в интендантской службе, снабжал боеприпасами войска  под Москвой, Сталинградом, Киевом, на Курской дуге, в Польше,  не раз, смотрел в глаза смерти, когда на них пикировали Юнкерсы, когда детонировали боеприпасы и от  машин оставались щепки - плакал как ребенок, обнимая тела этих мальчишек.


            Потом был госпиталь,потом этот день - восьмого   мая, когда был подписан  документ о капитуляции Германии. Все это было живо в памяти  отца. Но, именно, эти молодые лейтенанты, так и не успевшие сделать свой первый выстрел в истории военных действий, никогда не могли уйти  из памяти моего  отца. Я, знала эту историю наизусть, но всегда слушала как в первый раз, сопереживая  его боли. Казалось бы – рядовой эпизод в ходе войны, но именно на таких эпизодах держится наша память, наша благодарность тем, кто отдал свои  жизни, чтобы мы – жили! А мы - обязаны их помнить!!!