Надежда. 2 глава
- Это не твоя мамка, а наша, - буркнул младший из детей, которого звали Василёк, как любовно, ласково называла его мама, а так он звался Василием.
- Молчи, дурак. Не твоё дело, - толкнув братишку локтем в бок, в тон ему ответил Ивашка, как звала старшего сына Мария, но понятное дело, звали его Иваном.
Гремела алюминиевая и деревянная посуда, которую бросали на пол немцы, в поисках чего-нибудь съестного. Но Мария была предусмотрительная женщина, она ещё с вечера снесла и хлеб и молоко, да и картошку в погреб. Немцу было невдомёк, что в русских избах строили погреба, в которых хранили всё съестное и зимой, и тем более летом, где от прохлады земли, продукты быстро не пропадали. В крынке оставалось немного молока, схватив, немец поднес её ко рту. Молоко растекалось по его подбородку, стекая на немецкую гимнастерку. Допив молоко, немец вытер рот тыльной стороной ладони и пустую крынку отбросил в сторону, ударившись о стол, она с грохотом разбилась. Немцы что-то говорили на своём языке и громко смеялись, пиная табуретки и перевернув даже скамью, которую ещё задолго до войны своими руками сделал муж Марии, когда они сами подняли эту хату. Дети испуганно прижались к матери, а одиннадцатилетний Иван, с силой сжав кулаки, едва сдерживался, чтобы не крикнуть:
- Убирайтесь с нашей земли, гады!
Он лишь тихо, про себя шептал эти слова и глаза его были полны гнева. Наконец, ничего не найдя, немцы вышли на улицу и сели в свой мотоцикл. Вслед за ними уехали и два других немца, которые так и не сошли со своих мотоциклов, просто сидели и ждали, когда им вынесут поесть. Они были разочарованы.
- Эти русские очень хитрые, ведь они чем-то кормят своих выродков? Надо было поприжать эту бабу, она бы испугалась за своих детей и наверняка вынесла бы припрятанное, - говорили между собой отставшие от тех первых, что уехали вперёд, к другому дому, чтобы там разжиться съестным.
Немецкие силы были брошены к поезду, который ночью сами же немцы и разбомбили. Ближе к обеду, по деревне шли пленные, среди которых были и женщины, и дети, и военные, сопровождавшие эшелон из Ленинграда в Ташкент. Местные жители вышли из своих домов и с сожалением смотрели на пленных, которым ничем не могли помочь. Их привели к сельсовету, который заняли немцы, повесив свой флаг на крыше небольшого одноэтажного здания с крыльцом. Вышел офицер, к которому немцы обращались гер оберштандартенфюрер, а тот, с маленькими зыркающими глазками, отдавал распоряжения.
Из колонны пленных отделили женщин и детей, мужчин, тех кто был в форме, публично расстреляли на окраине деревни. Оставшихся пленных загнали в сарай и заперли до особого распоряжения. Ночью, местные жители с лопатами вышли на окраину деревни и до утра хоронили расстрелянных бойцов, в надежде, что кто-то может быть остался в живых. Но таковых не оказалось, а ранним утром, на рассвете, деревню пришли освобождать партизаны, которые располагались в близлежащем лесу. Из сарая освободили всех пленных, в основном это были женщины, старики и дети. Деревню удалось освободить, правда и среди своих было много потерь и от того, что партизаны напали неожиданно, в то предрассветное утро, немногим немцам удалось уйти. Командир отряда приказал в плен никого не брать и после боя, немцев просто вывели и публично расстреляли. Среди них был и гер оберштандартенфюрер, который трусливо просил помиловать и переправить в центр, говоря, что у него есть ценные сведения. Но по-немецки никто не понимал, а в сельсовете были найдены документы, имеющие важное значение и решено было эти документы переправить в Москву.
Дуся стояла вместе с Марией и её двумя сыновьями среди остальных зевак, наблюдавших за происходящим, как вдруг её кто-то окликнул, из толпы выходящих из сарая женщин.
- Дуся! Девочка моя. А я думала, что ты погибла. Иди ко мне, маленькая, - протягивая к девчушке руки и подбегая к ней, воскликнула молодая женщина, которая оказалась воспитательницей детского дома, который был эвакуирован в Ташкент.
Дуся отпустила руку Марии и побежала навстречу своей воспитательнице. Та, обняв девочку, подняла её на руки. Из центра пришёл приказ, чтобы всех оставшихся в живых посадить на станции в поезд и отправить в Ташкент.
Через неделю, Дусю с остальными детьми привезли на станцию в город Ташкент. Девочка попала в узбекскую семью, которая дала кров, а точнее, приютила ещё семерых детей. Здесь Дуся должна была пережить ужасы войны, которые и Узбекистан не обошли стороной. На авиационном заводе, который переоборудовали под завод по изготовлению боеприпасов, боевых самолётов, пулемётов и пушек, даже подростки работали в три смены. Девиз "Всё для фронта. Всё для Победы", висел на каждом столбе, на каждом перекрёстке. В госпиталя с фронта привозили раненых, за которыми ухаживали узбекские девушки, а местные жители, сдавали кровь для солдат. Может это не было подвигом, таким, как на фронте, но и из Узбекистана уходили на фронт и стар, и млад. Были и такие, которые прибавляли года, чтобы идти воевать.
А Дуся росла в семье, где к ней относились, как к родной, правда есть досыта не получалось, но кому в то тяжелое время было легко? А на фронте, под Сталинградом, погиб папа Дуси, в решающей для Победы битве, он сгорел в танке. Мама девочки прошла войну медсестрой, вынося на себе с поля боя раненых солдат, многим из которых молодая женщина спасла жизнь.
- Наша Анюта... - называли её бойцы.
О гибели мужа, Анна узнала только после войны, когда вернулась домой в Ленинград. Похоронка ждала женщину в ящике для писем. Дом, к счастью, не был разрушен. Петровна, соседка Анны, отдала ей ключи от квартиры и рассказала, что мама её умерла, а дочь Дуся была эвакуирована в Ташкент. Несчастная женщина жила лишь мыслью, чтобы найти свою дочь.
Свидетельство о публикации №217053001892