Прыжок длиною в жизнь

  "Зелёный Базар" гудел, как пчелиный улей.  Бесчисленное множество продавцов, покупателей, "бичей" разного калибра и просто снующих без дела людей сильно напоминали громадный людской муравейник. Прилавки просто ломились от всевозможных продуктов, фруктов и овощей, в основном заморских.
  Вот бойкие узбеки, придуряясь, что не знают русского, ломят в три дорога за помидоры, орехи, урюк, апельсины и Бог знает чего ещё. Рядом лучистым янтарём вспыхивает на солнце мёд - он тоже не по карману.
  Николай Степанович, тяжело опираясь на неразлучную палочку, старается не смотреть на это изобилие.
  - Всю жизнь прогорбатился, а пенсию заработал - кот наплакал! А ведь пол Алма - Аты построил своими руками...
  Её только и хватало, что на услуги. Те - же жалкие крохи, что оставались - на хлеб и ряженку. Вот и весь повседневный рацион.
  Собачку и кота  Мурзика старался не обижать. Им ведь не объяснишь, что нет денег.
  Раз в неделю, он чинно приходил на базар к концу дня, когда цены, как и качество куриных крылышек значительно падали.
  Его уже хорошо знали в "мясном" ряду. Многие жалели этого восьмидесятилетнего деда, с вечно трясущимеся руками и головой.  Пышнотелые курдянки - пока мужья не видят - старались незаметно положить ему в сумку, пакетик - другой с сердечками или печёнкой. Им казалось, что он приносит  удачу. За что старик слезливо благодарил и долго, благодарно кивая, уходил.
  - Да-а-а, старость не радость, совсем ведь одинокий старичок...
  Приглядываясь и прицениваясь, он шаркая ногами, медленно продвигался вдоль, казалось бесконечного прилавка.
  Вот и добросердечная курдянка. С ней увлечённо и весело улыбаясь, торгуется паренёк. Казалось, это доставляет ему удовольствие.
  Стараясь не мешать, Николай Степанович встал в сторонке. Вытерев слезящиеся глаза, присмотрелся. Парень показался ему очень знакомым.
  - Где я его мог видеть?... Ведь кроме собачек и кошек, чай лет двадцать, как не общаюсь с молодёжью...
  Рядом, подпихивая в бок юношу, стояла пожилая женщина - его лет. Пожалуй, помоложе, но выглядела она превосходно.
  Николай Степанович подошёл поближе.
  - Так где - же я его видел?... Эти волосы, прямой нос, под стать ему, прямые брови. Тугая шея и широкие бугристые плечи.
  -  Где? Где-е-е-е?...
  С ужасом,  в этом пареньке стал узнавать себя - в молодости. Даже голос  так - же густо басил.
  Смутная догадка, тревожно и лихорадочно стала разрастаться.
  - Нет, не мо-о-ожет быть!...
  Он теперь пристально и почти бесцеремонно стал вглядываться в женщину. Она, почуяв взгляд, оглядела с ног до головы Николая Степановича, кивнув  - здороваясь, снова с любовью стала смотреть на внука. В этом он теперь не сомневался. Так могла смотреть только Люба.
  Теперь, он хоть и с трудом, узнавал в ней ту жизнерадостную девушку, с которой  так беспечно проводил время.
  Как давно это было, пожалуй поболее полувека назад...
  - Господи!... Как она меня любила!...
  От воспоминаний сердце приятно зашлось, затем, что - то вспомнив, он опять поник.
  - А ведь я её тогда бросил. Бросил подло, узнав, что доигрались. Просил. Умолял сделать аборт!
  Резанув глазами, так же, как и сейчас.
  - Нет! Ты как хочешь?!... А я нет! Он теперь мой! А ты-ы-ы-ы..., - она чему - то грустно улыбнулась.
  Он не сразу  бросил её. Так, для приличия, сделал несколько попыток, уговаривая пойти в больницу. Что - то обещал. Затем тихо, словно тень растворился в городском вихре жизни.
  Переборов внезапно навалившуюся робость, он взял её за локоть.
  - Извините великодушно... Мы с Вами случайно не встречались?... Вас, случайно, не Любой зовут?...
  - Да - Любовь Яковлевна, - женщина, явно не узнавая, вновь всмотрелась, более пристально и внимательно в чистого, но неухоженного старичка.
  Отступив от прилавка, она продолжала пытливо вглядываться в Николая Степановича. Теперь она была не столь категорична.
  - Не может быть!...
  Хоть и с трудом, она признавала в этом трясущемся, со слезящимися глазами, красавца Колю.
  - Коль?! Неужели это ты?!...
  Николай Степанович  вместо ответа лишь молча задёргал головой ещё сильнее.
 Глаза Любви Яковлевны молодо вспыхнули, затем, будто что - то наткнувшись, огорчённо потускнели.
 


  Сгоряча она не поняла значимость этого события,  которое произошло  с ней сейчас. Теперь, несколько мгновений спустя, увидела некогда любимые  глаза того, кто давно ушел в забвение  ее памяти. Долгие годы она  сопротивлялась этим воспоминаниям. Но они не покидали. В минуту одиночества она вспоминала  до деталей  свою жизнь с этим человеком. Голос его в телефонной трубке из прошлого.
  - Приезжай, ненаглядная, как я жду тебя, минуты  считаю...
  Он считал минуты до встречи, до того момента, когда откроется дверь и он увидит ее со сбившимися волосами из – под шапочки волосами, и ее прерывистое дыхание, пока взбегала к нему  на этаж, теряя терпение. Он считал минуты... Она потом эти минуты вспоминала - десятилетия. Глядя на подрастающего сына  ловила знакомое выражение  его глаз, его улыбку и вздрагивала, от этого сходства, как будто он перевоплотился в  их сына и продолжает быть с ней рядом. Продолжает быть... Сын... - вот  живой образ любимого... Его детство, его юность, студенчество и армия мелькали калейдоскопом дней, лет...
  - Мама, сегодня я совершил первый прыжок  с парашютом, высота... - она замирала от ужаса, что там в, небе может произойти все. Но Ангел хранил сына.  Восемь прыжков, у отца было их сто восемь. Сравнивала она долю сына и  молодость его отца. Почему все так  похоже, все повторяется? И у него штурмовой батальон, и у него небо и эти клятые прыжки, как и у отца... Страх за сына, гордость за него, радость встреч и боль расставаний  не делило ни с кем ее материнское сердце. А отец - пребывал в забвении, отказавшись от счастья... его иметь.  А потом внук – Данька родился ей на радость и принес ей  новый статус – бабушка.
  - Ну что - ж, бабушка, так бабушка, - улыбалась она молодо и счастливо, - Молодая бабушка и замечательный внук - продолжение  рода, его рода.
  И снова  бессонные ночи  у колыбели внука и первые слова, первый класс, первый оторванные пуговицы, первые  выигранные им олимпиады... Все повторилось во внуке. И снова она ловила знакомую улыбку.  От большой любви рождаются красивые  дети... Правда это... Внуки тоже  красивые – отзвуки любви, повторенные через поколение.
  Она пробовала  искать Николая, но  - тщетно. Он как будто растворился в воздухе. Никто не знал - следов. Что было делать?...  Оставалось просто жить, радоваться, глядя на сына, на внука...
  Любовь Яковлевна  еще раз посмотрела, теперь чужого человека… Да, чужого... вот только глаза... Черты лица его застыли в окаменелой безысходности - потерянности ... Не было стержня в жизни, и человек потерял себя, растеряв по ветру теплоту свой души. А душа,  была  ли она?... Куда она ушла от него в те дни, когда он   сам определил для себя свою долю и обрек себя на вечное одиночество...
  - У каждого свой выбор  пути, - горестно вздохнула женщина.  Еще раз посмотрев в те  карие, теперь до боли знакомые глаза, которые ей вернула память в мгновения  случайной встречи.  Перевела взгляд на внука.
  - Он стоял с родным своим дедом на расстоянии вытянутой руки, не подозревая ни о чем. Вдруг  повернулся к нему резко. Любовь Яковлевна  замерла.
  - Неужели зов крови так  силен, что Данька  узнает  деда  интуитивно?... – она ждала,  - Что сейчас будет?..
  Внук, скользнув равнодушным взглядом, отвел глаза, взял из рук  ее сумку.
  - Бабуля, идем, дома нас  уже потеряли... Ничего себе,  пошли на час, и пропали... Хотя с тобой, бабуль, я хоть на край света! Ты у меня классная!  Идем....
  Обняв за плечи растерявшуюся бабушку, юноша  увлек ее по ряду  к выходу. Она оглянулась... Мужчина ее мечты оставался стоять - пораженный. Ничего она ему не сказала. Что теперь уж говорить, Между ними лежала  целая жизнь!... Теперь она уходила от него, Поменялись они ролями... Дома её ждала семья. Его?... Впрочем это теперь не ее дело, кто ждет его...


   - Де-е-еда? Деду-у-уля-а-а-а?!...
  Николай Степанович, ничего не слыша, с горечью и безысходностью, как никогда в жизни охватившей, смотрел вслед удаляющиеся, счастливой паре. Бабушке с внуком.
  Люба, теперь Любовь Яковлевна, надёжно опиралась на руку внука, который лишь однажды повернувшись, недоуменно, теперь совсем в последний раз, посмотрел на совсем  поникшего дедка.
  - А ведь и я, так мог бы опираться!.. Не на эту треклятую палочку! Мог идти рядышком с ними, ощущая заботу и любовь, которая прям сквозила в этой паре.
  Почему то, не к месту, вспомнились прыжки с парашютом, которых он совершил великое множество. Пожалуй, по более сотни...
  Теперь он знал, что свой последний он совершил не тогда, с самолёта. Прыгнул затяжным - прямо в жизнь, когда трусливо убежал от любящей и носящей его дитя, женщины!  Не думал, что этот прыжок будет самым неудачным и, падение столь жёстким, ибо нет над ним тугого купола - любящих и так нужных сейчас близких людей!...
  - Ни единого!... Если только не считать преданного пса и ласковой кошки. Оди-и-и-ин!... Совсем оди-и-ин!... Боже, как смеялся над друзьями, гуляющими и возящимися с малыми детьми! Ну что, влипли в грязные подгузники и мокрые пелёнки, и вечное... "А-а-а-аа"! Вон я... - сам по себе. Что хочу, то и ворочу! Вот и провертел на затылке плешь на чужих подушках!      
  - Герой! Догеройствовал, что все отвернулись! Друзья, видя его ненадёжные похотливые взгляды... Любящие женщины - были и такие - боявшиеся очередной измены с его стороны...
  Он вздохнул, посмотрел вслед. Никого уже не было, только разноцветная толпа людей.
  - Никакого следа в жизни! Только и остались вот эти, построенные им бездушные коробки высотных зданий. В одном из них есть и моя, не знавшая никогда детского лепета, берлога... Господи, как не хочется возвращаться туда - сидел бы на скамеечке и смотрел на чужое счастье, заполнившую всю округу.
  Люба с внуком исчезли. Теперь уже окончательно...
  Щемящая тоска по беспутно прожитой жизни, тесно - до боли, обручем прихватила чахлую грудь. Глаза, и без того всегда мокрые, безысходно смотрели внутрь пустой, как и его квартира, души.
  - Вот и допрыгался!...
  - Дедушка?... Вам пло-о-охо?!...  - почти кричала, суетясь сердобольная курдянка.
  Вытерев платочком глаза, Николай Степанович отрицательно закивал головой.
  - Тогда, вам чего положить?... - затараторила словоохотливая женщина.
  - Как всегда-а-а...

        3 июня 2012 г.
        с. Чапаево