Душанбе Главпочтамт До востребования ч. 3

Часть  3
 
      Так  как  расширить  новые  брюки  было  невозможно,  Ира  решила  пойти  другим  путём  (вот  ведь — женский  ум!)  и  записала  меня  в  «группу  здоровья»  в  своем  диспансере.  Это  означало,  что  я  1-2-  раза в  неделю  должен  был  бегать  кругами,  размахивать  руками-ногами  и  пытаться  отжаться  под  наблюдением  и  по  команде  инструкторов.
    Целый  час!
    Единственным  радостным  для  меня  событием  было,  если  давали  играть  в  баскетбол.  Вот  тогда  уже  я  мог  и  бегать,  и  размахивать  руками,  и  даже  отжиматься  от земли,  когда  меня  сбивали  с  ног.  А  среди  нас  были  и  «игроки»   таких  габаритов,  что  с  ними  лучше  было  не  сталкиваться!
     Ну  как  бы  там  ни  было,  а  через  какое-то  время  в  серые  брюки  я  уже  влезал  спокойно!
     С  этим  периодом  у  меня  связано  еще  одно  воспоминание,  которому  никто,  зная  меня,  не  верит. Но  всё  же  я  его  зафиксирую  для  истории.  Естественно,  что  в  спортивном диспансере  была  сауна  и  открытый  бассейн.  И  вот  однажды  зимой,  когда  бассейн  покрылся  льдом,  нам  после  сауны  «предложили»  поморжевать! 
    Глядя   с  содроганием  до  этого  на  людей,  прыгающих  в  ледяную  воду,  я  и  не  представлял  себе,  что  когда-нибудь  смогу такое! 
    Но  сейчас  отступать  было  некуда — все  с  воплями  разной  интенсивности  попрыгали  в  прорубь,  пришлось  и  мне  рухнуть  туда.  Сгоряча  я  ничего  не  почувствовал  и  слава  Богу!  Но  второй  попытки  делать  уже  не стал.  Для  себя  я  «зачёт»  получил!
    В  этой  же  группе  я  познакомился  с  женщиной,  у  которой  нервы  были  покрепче, или  просто  она  знала  подход  к  калькулятору.  Несмотря  на  свою  занятость,  она,  когда  у  меня  была  запарка  (нужно  было  срочно  написать   статью),  нашла   время  и  в  выходные  дни выручила  меня  с  расчётами
     Как-то  раз  я  застал  Иру  «в  расстроенных  чувствах». Оказывается,   ей  надо  было  завтра  дежурить  в  ДНД,  а  Алку  некому  было  забрать  из  садика.  Ну  забрать-то  мог  и  я,  мне  пару  раз  это  уже  доверяли.  Однажды  я  даже  сопровождал  ее  в  «художественную  школу»,  где  она  училась  рисовать  и  пр.    Но в  этот  раз  я  вызвался  отдежурить  вместо  Иры,  тем  более,  что  чего-чего,  а  опыта  мне  было  не  занимать.

    (В  Тбилиси  нам  на  работе  за  каждое  дежурство  в  «Добровольной  Народной  Дружине»,  этом  помощнике  советской  милиции,  давали  3  дня  отпуска  без  содержания. 
    Стояли  мы, обычно, на  перекрёстках,  или  переходах,  наблюдая  за  тем,  чтобы  никто  не  переходил  улицу  не  в  положенном  месте. 
    Я  помню,  как  на  одно  из  дежурств  пришел  проверять  явку  наш  зам.директора  института  по  науке (!)  Ему  тоже  вручили  красную  повязку,  милицейскую  палочку  и  мы  с  ним  стояли  на  осевой  линии  проспекта,  не  давая  никому  перебежать  ее  в  самом  удобном  месте — около    остановок  транспорта,  потому  что   имевшимся   подземным  переходом,  располагавшимся  в  50  метрах,  естественно,  мало  кто    пользовался. А  еще  3  дня  можно  было  заработать  будучи  «агитатором»  во  время  очередных  выборов,  проверяя  списки  жителей  определенных  домов  и  их  явку   на  избирательный  пункт.
    Так  набиралось  иногда  до  2  недель   дополнительного  отпуска!)

    В  Душанбе  же  меня  посадили  в  «УАЗ»-ик  с  зарешечёнными  окнами  и  наряд   заступил  на  дежурство.  Цель  его  была,  как  я  понял, выполнить  план  по  задержанию  нарушителей  общественного  порядка.  А  для  выполнения  этой  задачи  за  малейшее  нарушение  «брали  за  белы  ручки»  и  приводили  в  отделение.  Помню,  как  одного   мужчину  (не  так  уж  сильно  подвыпившего),  который,  никого  не  задевая,  брел  себе,  слегка  пошатываясь,  задержали  чуть  ли  не  около  подъезда  его  дома   и,  несмотря  на  протесты  и  заступничество  соседей,  закинули  ко  мне  в  кузов. 
     Ясно,  что он  не  мог  себе  представить,  что  мало-мальски  нормальный  человек  будет  добровольно  кататься  в  этой  раскалившейся  на  солнце  душегубке,   поэтому,  скользнув  по  мне  взглядом,  мужчина  спросил: «Тебя-то  за  что?» — «Да  не  там  дорогу  перешел», — не  стал  я  его  разочаровывать. «Ну  правильно… Смотреть  надо...  когда  переходишь...»,— филосфски  пробормотал  попутчик,   устраиваясь  на  железной  лавочке  у  противоположной  стенки  и  дыша  мне  в  лицо  жуткой  смесью  алкогольного  перегара  и,  вероятно,  махорки.
     А  надо  сказать,  что  в  «УАЗ»-е   и  так  дышать  было  нечем,   а  теперь   воздух  приобрёл   такое  амбре,  что  я  еле  доехал  до  отделения,  после  чего  категорически  отказался  снова  лезть   в  машину.  А  так  как  я  к  тому  же  попробовал  еще  и заступиться  за  задержанного  (который  всё  это  время,  смирившись  с  неизбежным,  вел  себя  очень  прилично),  в  милиции,  решив,  очевидно,   избавиться  от  меня,  оформили  мне,  т.е.  Ирине,  дежурство  и  отпустили  восвояси. 
     По  поводу  «выполнения  плана»  был  и  другой  случай.
     Как-то  во  время  работы   в  лаборатории,  а  окна  летом  были,  конечно,  открыты,  мы  услышали  со  двора  какие-то  непривычно  громкие  звуки  и  даже  нелитературные  выражения.  Выглянув  в  окно,  я  увидел  нескольких  парней,  бегущих  в  сторону   хирургического  отделения. Одежда  на  некоторых  была  порвана,  кто-то  придерживал  руку,  кто-то  голову.  Пока   ребят  «обработали»,  подоспела  еще  одна  группа   побитых   мужиков  в  строительной  одежде! 
     Потом  выяснилось,  что  первыми  были  геологи,  приехавшие  в  город  по  каким-то  своим  делам,  которые,  проходя  мимо  стройки  9-этажного   дома  поблизости  от  института,  обратили  внимание  на  то,  что  рабочие  отбивали  кувалдами  и  обрезали  выступы  на  торцах  панелей,  из  которых  собирался  корпус.  На  вопрос  почему  они  это делают,  рабочие ответили,  что,  так  как  не  завезли  панели  с  пазами,  куда эти  выступы  должны  заходить,  бригадир  распорядился  сбить  их  и  при  сборке   приваривать  плиты  друг  к  другу  арматурой. 
     А  надо  сказать,  что  сейсмичность  Душанбе  высокая — по   нормам  строительства  оценивалась  в  7-8 баллов!  Поэтому  уж  геологи-то  понимали,  к  чему  может  привести  эта   «рационализация»!  Вызвали  бригадира.  Тот,  с  применением  «строительного  языка»,  популярно  объяснил  геологам,  что  сроки  истекают,  план  летит  к  чёрту,  наряды  не  закрывают,  зарплату  не  выписывают  и т.д. 
     Ясно,  что  геологи  хоть  и  кончали  институты,  но  явно  не  для  благородных  девиц.  Короче,  слово  за  слово,  потом — хватание   за  грудки,  ну  и  пошло-поехало!..
    И  смех  и  грех!  Потом  геологи  пригласили  медиков  к  себе  в  лагерь  в  горах  и  через  какое-то  время  человек  десять,  в  т.ч.  и  я — интересно  же! — поехали  к  ним  с  ночевкой  на  выходные.  Забрались  выше  облаков.  Кругом — голые   скалы. Не  знаю,  что  они  там  раскапывали,  но  я  привез  оттуда  подарок — два  черных  катышка  настоящего  мумиё,  которые  ребята  соскоблили  с  каких-то  камней.
     В  то  лето  стояла  необыкновенно  сильная  жара. По  крайней  мере,  для  меня.   Дождей  не  было  абсолютно  в  течение  почти  трех  месяцев!
     Помню, однажды  Марина  (та,  которая  Валентиновна!)  пришла  на  работу  в  своем  легком  платьице  с  декольте  и  тут  же,  вся  полыхая  от  возмущения,   ринулась  в  служебный  душ  переодеваться.
    Из  «народных  выражений»  можно  было  понять,  что  не  исключена  возможность  того,  что  во  время  давки  в  автобусе  она  могла  забеременеть! Как  мне  помнится, никто  из  присутствовавших  (а  это  были  только  женщины)  этому  не  удивился  и  не  поднял  Марину  на  смех.  Вероятно,  потому,  что  тоже  ездили  автобусами.

(Из  того  же  письма  Марины  К.: 
     «А  про  платье… таких  случаев  было много.
И  нож  приставляли  под  ребра,  чтобы  не  дергалась.
Ты  прав. Не  я  одна  подвергалась  опасности»
Кстати,  там  же  она  в  присущем  ей  стиле  режет  правду-матку по  поводу  моей  «деятельности» в лаборатории:
     «Обстановка  была  вполне  дружественная  пока  ты  не  совал  нос  в  "тайну методик".  Тогда  все  хотели  быть  умными и  написать  кандидатскую, даже  наши  старушки.
И  тщательно  скрывали  нюансы  проведения  анализов  и особенно  скрывали  результаты  оных. Ты  усердно  учил  англицкий язык  и  сдавал  экзамены  по  абсолютно  не  нужным  дисциплинам.
     А  еще — ты  мучил  своими  «некорректными»  вопросами  теток-пациенток  по  поводу  месячных, пытаясь  соединить  этот  процесс  и  изменение  состояния  желчи  в  период  "лёгкого  недомогания".  Хоть  ты  и  был  доктором,  но  тетки  жутко  смущались, а  ты  краснел, как  рак, и  лёгкая  испарина  покрывала твой  умный  лоб…
     По  поводу  «хорошего ученика»  я  бы  не  сказала. Так, старался  в  меру  своих  способностей, преодолевая  матушку-Лень.
Но  был  очень  исполнительным  и  заботливым.
Ты обладал  способностью  сострадать — это  редкое качество. 
Когда  я  по  состоянию  здоровья  (что  было  очень  редко), не приходила  на  работу, ты  ходил  в  клиническую  лабораторию и приносил  порции  желчи, ставил  их  в  холодильник  и  ждал, когда   я  их  обработаю. Это  ты  делал  просто  замечательно!»
    Не  знаю,  я  никакого  такого  «закулисья»  не  чувствовал. 
Ответы  анализов  выписывал  из  единого  журнала.
В  проведение  непосредственно  биохимических  анализов  нос  особо  глубоко  не  совал — хватало  собственных  исследований  по  горло.  Всего  лишь  раз,  когда  у  Марины  были  экзамены,  я поставил  «ее»  анализы  сам — этого  мне  хватило  навсегда.
    Больше  я  таких  «подвигов»  не  совершал).
    А  вот  сегодня  работа  после  обеденного  перерыва  не  задалась. Измученный  сильнейшей  изжогой  после  обеда  в  студенческой  столовой,  я,  в  полусне  от  двух   таблеток  церукала,  шел,  раздумывая,  куда  мне  пойти, — то  ли  к  Цыганковым,  то  ли  в  кинотеатр  по  соседству  с  работой,  где,  судя  по  афише,  показывали    «Я — Пеле». 
Пересилил  футбол. 
    Да  и  мысль  о  том,  что,  может  быть,  фильм  меня  встряхнет,  а  после  него  я  вернусь  в   лабораторию  и  всё  же  проведу  запланированный  на  сегодня  анализ.
Народу  было  мало. Представляю,  что  творилось  бы  на  этом  фильме  в  Тбилиси! 
    Устроившись  поудобнее  в  совершенно  пустом  ряду,  я  приготовился  к  зрелищу.  Правда,  до  Пеле  надо  было  просмотреть  еще  парочку  журналов  с  союзными  и  республиканскими  новостями,  а  это  довольно  скучное  занятие...

    ...Всё  еще  полусонный,  я  шел  по  улице  и  не  мог  понять  в  чем  дело — что-то  изменилось  по  сравнению  с  тем,  что  было  до  фильма. И  только  когда  большая  капля  упала  мне  на  нос,  я  сообразил,  что  пошел  дождь!  Здесь  это  настолько  редкое  явление  в  такое  время  года,  что  я  не  поверил  своим  глазам  и  продолжал  идти  под  понемногу  усиливающимся  дождем,  непроизвольно  прикрывая  телом  сумку  с   зубной  щеткой,  журналами  и  записями,  с  которой  практически  не  расставался.
   Только  когда  струйка  воды  потекла  мне  за  шиворот,  я  окончательно  проснулся  и  понял,  что  ощущения  не  обманывают  меня.  Достав  платок,  я  вытер  волосы,  стряхнул  с  сорочки  капли,  показавшиеся  мне  мутноватыми,  и  положил  платок  в  карман.    На  остановке  автобуса  у  рынка  толпа  пряталась  под  деревьями.  Я  тоже  втиснулся  в  нее,  но  ветви  и  листья  не  очень-то  спасали  от  уже  припустившего  ливня.  Даже  хуже — на  нас  капал  уже  не  чистый  дождь,  а  муть  смываемой  с  листьев   многонедельной  пыли  и  автомобильной  копоти,  осевшей  на  них.
     Подъехали  сразу  два  автобуса,  все  ринулись  в  них,  чтобы  занять  сидячие  места,  и  втащили  меня  тоже.  Я  устроился  на  заднем  сидении   прямо  у  двери — здесь  было  всё  же  больше  воздуха,  чем  в  середине  «салона».  (Какое  совершенно  неподходящее  слово  для  небольшого  автобуса,  битком  набитого  разнообразно-неприятно  пахнущими   и   задыхающимися  от  духоты  людьми, — ведь   окна, естественно, не  открывались.)
    Как  видно,  духота  всё  же  сморила  меня  и  когда  я,  не  соображая  сколько  остановок  проехал,  посмотрел  в  окно,  то  район  показался  мне  незнакомым.  Вскоре  автобус  окончательно  остановился  и  из  него  стали  выходить  последние  пассажиры.  Я,  поняв,  что  сел  не  в  тот  маршрут   и  заехал  куда-то  не  туда,  решил  уже  не  выходить  под  дождь,  а  вернуться  на  этом  же  автобусе  обратно  и  пересесть  на  нужный  маршрут. 
     Краем  глаза  я  увидел,  как  молодая  женщина,  выходившая  из  передней  двери,  вдруг  неловко  запрыгала  на  одной  ноге,  не  решаясь  ни  опереться  на  вторую  ногу,  ни  поставить  битком  набитые  сумки  в  образовавшуюся  на  остановке  грязь.  Никто  не  обращал  на  нее  внимания — кто,  выйдя  из  автобуса,  бежал  под  укрытие, а  кто,  наоборот,  рвался  в  автобус.  Подходя  к  ней,  я  увидел,  что  каблук  ее  туфли   сломался.  Вероятно,  женщина,  как  минимум,  подвернула  ногу. 
     Я  забрал  у  нее  сумки,  помог  допрыгать  ей  до  навеса  и, представившись  врачом,  предложил  осмотреть  стопу,  начавшую  уже  припухать.  Чего-чего,  а  таких  вещей,  работая  несколько  лет  в  пионерлагере,  я  насмотрелся!  Как  видно,  у  нее  было  растяжение  связок,  но,  вроде,  обошлось  без  переломов.     Я  предложил  вызвать  «скорую   помощь»,  но  она  сказала,  что  ей  надо  домой,  к сыну, — это  здесь  в  двух  шагах,  а  там  видно  будет.  Я,  конечно,  предложил  свою  помощь  и  вскоре  мы  уже  входили  в  ее  квартиру.  Её  10-летний  сын,  оказывается,  уже  пришел  со  школы  и   даже  согрел  обед.
     Еще  раз,  уже  более  тщательно  осмотрев  стопу,  я  убедился,  что  можно  обойтись  фиксацией  сустава.  В  аптечке  нашелся   и  пенталгин. Накладывая  ей  повязку  и  прикладывая  лёд  из  морозильника,  я  обратил  внимание  на  ее  тонкие  щиколотки  и  почему-то  вспомнилась  фраза,  что  это — признак  благородной  породы.
     «Давайте  я  постираю  Вашу  рубашку,  а  то  эта  грязь  так  въестся, что  не  отстирается. А  потом  проглажу,  чтобы  быстрее  высохла… А  Вы  пока  хоть  голову  помойте,  а  то  она,  небось,  тоже  вся  в  саже...»
     Я,  посмотрев  на  покрывшуюся  грязными  разводами  рубашку  и  уже  серый  носовой  платок,  которым  вытирал  мокрые  волосы,  понял,  что,  наверное,  стоит  прислушаться  к  предложению, тем  более,  что  это,  вероятно,  займет  не  так  уж  много  времени.  Газовая  колонка  быстро  разогрела  воду  и  после  душа  я  был  приглашен  к  столу.
     Мне  дали   рубашку,  очевидно,   мужа,   которой  пришлось  подвернуть  рукава.  За  обедом  у  меня  почему-то  создалось  впечатление,  что  мальчик — аутист. Был  он  очень  молчаливый,  как  будто  отрешенный,  думал  о  чем-то  своем  и  неохотно  вступал  в  беседу,  которую  я  пытался  с  ним  завязать.  Хозяйка  достала  гладильную  доску,  включила  утюг  в  розетку,  тут  что-то  щелкнуло  и  холодильник  перестал  урчать.  «Опять  пробка  вылетела»,— произнес  мальчик.
    Я  посмотрел  на  розетку — она   болталась  на  проводах,  не  закрепленная  в  стене.  Вообще-то,  у  нас  дома  всё,  что  портилось  по  электрической  части,  чинилось  кем  угодно,  только  не  мной,  потому  что  я  с  электричеством  не  дружу.  Но,  смотря,  как  это  делают  другие,  я  тоже  чему-то  научился,  поэтому   попросил  показать  мне  какие  имеются  в  хозяйстве  инструменты  и  взялся  за  дело.  Нашлась  и  отвертка, и  винты  подлиннее  тех,  что,  вырванные  из  креплений,  уже  не  держали  коробку  розетки.
    Жаль,  что  у  них  не  было  ни  горсточки  гипса, или  цемента, а  то  я  бы  пошел  даже  на  «капитальный  ремонт»!
Надо  бы  попросить  немного  гипса  у  хирургов,  или  в  травмпункте.
Раз  пробки были  выключены,  то  я  заодно  проверил  и  все  остальные  точки,  подтянув  и  укрепив  крепления,  заменил  перегоревшие  лампочки  в  «люстре».   
Чувствовалось  отсутствие  мужчины  в  доме.
     Попутно  я  немного  разговорил  ребенка, поинтересовался,  что  он  читает,  чем  увлекается. Оказывается,  он  увлекался  греческой  мифологией  и  у  него  была  такая  же  книга  Н. Куна,  которую  я,  в  свое  время,  знал  чуть  ли  не  наизусть,  и  которую   потом  достал  для  своих  детей.  Мальчик   даже  перечислил  двенадцать  подвигов Геракла, последовательность  которых  я  постоянно   «путал».
     Увидев  в  его  комнате  шахматы,  я  спросил — умеет ли  он  играть? Мальчик  неохотно  сказал, что  отец  показал  ему  как-то  ходы,  но   дальше  дело  не  пошло.  Мне  не  хотелось,  чтобы  он  опять  замкнулся  в  себе  и  предложил  вспомнить  их,  а  заодно  и  показать  ему  несколько  интересных  вещей.  Ребенок  оказался   очень  способным,  схватывал  всё  на  лету  и  вскоре  уже  мог  поставить  мат  одинокому  королю  двумя  ладьями — вроде  бы  наипростейший,  но  всё  же  имеющий  определенные  тонкости.
     Рубашка  и  платок  были  давно  просушены  и  проглажены, а  мы  учили  уже  мат  одной  ладьей,  когда,  случайно  взглянув  на  часы,  я  понял,  что  уже  поздновато  и  мальчику   давно  пора  спать.  Несмотря  на  перевязку,  хозяйка  пошла  меня  провожать,  объяснив,  что  в  это  время  в  квартале  у  них  полно  бродячих  собак,  да  и  неспокойно. На  остановке  выяснилось,  что  последний  автобус  сломался  и  ушел  в  гараж.
  Такси  сюда  заглядывали  редко,  частников  тоже  не  было  видно,  топать  по  незнакомым  микрорайонам  до  дома,  или  до  Цыганковых — было   далеко,  да  и  неприятно,  так  что  спал  я  на  раздвинутом  диване  у  новых  знакомых. И  мне  даже  в  голову  не  пришла   мысль  почитать  журнал,  или  записать   что-то  перед  сном...
 
     Вдруг  солнце,  очевидно,  найдя  щель  в  неплотно  задернутой  занавеске,  ударило  мне  в  глаза.  Просыпаться  не  хотелось,  поэтому  я  повернулся  на  другой  бок,  но  не  тут-то  было!  Оно  снова  светило… и  говорило  неприятным  и  не  женским  голосом: «Эй,  проснись!..»   
     Мне  даже  показалось,  что  кто-то  тряхнул  меня  за  плечо.  «Кино  кончился!.. Ты  так  хорошо  спал!.. Просыпайся,  уходить  надо...»— говорил   мне,  жуя  «нас»  и  сплёвывая  зеленую  слюну  прямо  на  пол,  какой-то  местный  парень.
Я  вышел  на  улицу…  Накрапывал  дождь… В  это  время  года!..

О.С.  И   всё   же  —  как   их   звали?..