Ошибка

В сегодняшние вечера доктору Н. ничто не мешало предаваться легкой грусти и непритязательным размышлениям о насущном (не сущем). Он медленно пил неразбавленный виски и лениво наблюдал за тем, как по ту сторону стекла спускались с голубых вершин прозрачные слезинки и тихо-тихо, как бы немного робко, стучались в окно.

Доктор Н. особенно комфортно чувствовал себя в этой фальшивой тишине; прикрыв глаза, с улыбкой постукивал звонкими пальцами по ледяному бокалу. Его рукам – большим, коричневым, слегка шершавым – следовало бы поставить памятник. Они спасли жизни тысячей людей, покорно сомкнувших уста под скальпелем последних надежд.

Доктор Н. самодовольно улыбнулся: все называли его хирургом от Бога, и за двадцать девять лет врачебной практики он ни разу не совершил ни одной ошибки.
Его превозносили как Воскресителя из мертвых, Иисуса, а он скромно принимал заслуженные комплименты и продолжал творить.

В такие одинокие вечера хирург напивался до потери сознания; в такие тяжелые ночи ему не снились сны. Виски и дождь за окном в ту пору, когда ты сам в безопасном кресле под теплым пледом, – единственное, что он любил, кроме работы и сына.

Каждая операция была борьбой жизни и смерти, а поле битвы – сердца людей с отключенным сознанием. Это подобно пяти стихиям, в воссоединении порождающим шестую; когда ветер срывает беспомощные листья деревьев в отместку за то, что не может добраться до созвездий, холодное лезвие уверенно касается чужой плоти.
Поговаривали, что Доктор Н. становился страшен, когда принимался сражаться с Вселенной за еще одну жизнь. Его суженные зрачки и белые бескровные губы приводили случайного наблюдателя в ужас, поэтому с ним не очень-то любили работать. Очередной ассистент, дрожа за шагреневый кусок своей несчастной жизни, отчаянно молил Бога (даже если не верил), чтобы адские танцы этого сатаны с окровавленным скальпелем  наконец-то закончились, и требовал титры.

Доктор прислушался к ровному дыханию спящей жены. Выражением лица она была похожа сейчас на улыбчивого младенца. Женщина так вцепилась в подушку, точно боялась, что ее могут отобрать. Хирург осторожно провел по мягким каштановым волосам, боясь потревожить спокойный сон. Доктор нанизал на пальцы непослушные кудряшки и задумался: а была ли это любовь?
– Если операция будет удачной, она выйдет за вас… – простодушно предложила (констатировала) мать, такая же кудрявая и по-детски наивная. Шансов почти не было, но хирург не верил в возможность промаха. Какие духи ему помогают?

Он медленно наполнял бокал – себе виски, пациентке – красное вино, но та состроила недовольную гримасу и потребовала то же.
– Не слишком ли крепко? – насмешливо спрашивал хирург.
– Отнюдь, – уверяла Анна.
Они подставляли прозрачные ладони под свет круглой луны, веря, что получают дополнительные силы, энергию и мудрость.
– И если ты в это не веришь, тогда я подам на развод, – угрожала хорошенькая Аня, рожденная быть канатоходцем, коллекционирующим чужие тени.
– А что если и я всего лишь тень? – она расстегивала пуговицы на рукавах его теплой рубашки, – А что если и ты? И все мы не люди, а только тени?
– Тогда кто же настоящий? – подыгрывал молодой жене доктор Н.
– Да-да, кто же настоящий? Налей мне немного виски.

Так, постепенно, жена начала спиваться, обворовывая его маленький кухонный бар. В свои двадцать восемь она выглядела почти на сорок, а фиолетовые пятна под печальными глазами выдавали частые бессонные ночи. Анна была свободной писательницей (потому что ни для какой другой работы не приспособлена), но в последнее время все чаще повторялась и путалась. Ее перестали издавать, и она молча упрекала своего гениального мужа, вернувшего жизнь, но забравшего нечто большее.
– Дорогая, может быть, алкоголь не выход? – прошептал доктор Н., гладя ее мягкую спину.
– Разве не ты сам первым ответил на этот вопрос? – она устало перевернулась на другой бок и еще сильнее прижала к себе подушку; муж больше не мог с ней воевать.

«И я то и дело слышу: какая же ты счастливая, Анька! У тебя гениальный муж, знаешь, сколько женщин грызет локти от зависти, мечтая о такой же жизни? Не знаю, и знать не хочу. Видно, я не из этих сумасшедших, которые заботятся лишь о своей репутации. Мое замужество было ошибкой; лучше бы я умерла тогда», – читал он в ее дневнике. В такие минуты хотелось уйти в бордель, чтобы на несколько часов забыть об этом бесполезном пьяном теле на своей простыне. Но Аня родила ему сына, и этого было достаточно, чтобы просто терпеть выходки женщины, не сумевшей оседлать луну.

– Папа, если я стану хирургом, то смогу затмить тебя?
Шапка кудрей от мамы, немного узкие синие глаза от папы и непоколебимая самоуверенность. Он умел ходить по горячим следам уходящего на покой солнца и заплетать косички из свежих капель на макушках звезд. На четырехколесном велосипеде курносый мальчишка объездил добрую половину планеты, чтобы лучше видеть опрометчивых людей. В рюкзаке у него было большое будущее, в карманах джинсовой куртки – необузданная жажда жизни. Мало кто мог не позавидовать этому амбициозному пареньку с медицинского факультета.
– Мама, если всю жизнь спасать других людей, тебя возьмут в рай?
– Не верь тем олухам, которые все это придумали, – раздраженно бросала Анна, – Есть только луна, и когда ты умрешь, то, может быть, окажешься внутри. Впрочем, ты обязательно окажешься, ведь луна любит сильных.
Доктор Н. громко смеялся, слушая объяснения этой отчаянной язычницы, и думал: для какой цели Бог позволил мне сохранить ей жизнь?
– Для меня, папа, – улыбался любимый сын.
Отец с недоумением качал головой: он подслушивает мои мысли?
– Для меня, папа… Весь мир для меня, мне иногда кажется…
– Что за ерунду ты говоришь? Эгоистично так рассуждать, сынок!
– У меня обязательно получится затмить тебя, папа. Я сделаю научное открытие, чтобы люди смогли стать счастливыми. И когда я умру, луна обязательно впустит меня к себе погреть озябшие ноги.

Доктор Н. лег рядом с женой и накрылся одеялом с головой, сбегая от бессмертных детских страхов. Почти полчетвертого, и уже наступил новый день, но все еще не вступил в свои полные права. Что ожидать от очередного нового «сегодня?» Если бы каждый из нас мог это знать!.. Но разве знание могло бы спасти от этого полчища крыс-ошибок, жадно надкусывающих твердую плоть? Нет, никогда и ничто не может спасти и защитить человека, всегда есть сопротивление, которое последний оказывает в самый неблагоприятный для того момент. И где бродит эта комическая аферистка – интуиция?

Доктор Н. медленно погружался в долгий томительный сон без снов, а где-то там, за окном, продолжал стучать бездарный барабанщик-дождь, слышались глупые песни засидевшихся подростков, светила обманщица-луна, манившая к себе, в себя, якобы погреть ноги…

Тусклый свет.
Ядовитое одиночество.
Слабое дыхание умирающего.
Острый скальпель беспомощно сверкает в слабой руке.
Пожалуйста, не умирай. Я сделаю все, что в моих силах.
 
Аня в слезах под действием крепкого алкоголя. Дурак, бездарь, тварь! Сейчас же позови другого врача, я требую! Это наш сын!
Нервная самонадеянность и дрожащие руки. Вот потому-то я и должен сделать это сам. В больнице нет хирурга опытнее меня.

Аня обрывает телефонные провода. Ты не сможешь, ты не сможешь! Как же ты не понимаешь? Ты не можешь резать собственного сына!

Испуганные ассистенты с бескровными лицами. Доктор, вам нужно отдохнуть. Хирург Руновский сделает операцию вашему сыну. А вы…

Доктор Н. вне себя топчет разгневанными ногами. Уходите! Оставьте меня одного! Я справлюсь! Это мой сын, и я не имею права на ошибку. Ваш Руновский – жалкий дилетант!

Окровавленное тело. Слабое сердце. Авария. Никто не застрахован.

Доктор Н. чувствует приступ головокружительной тошноты. Силится разобрать знакомые черты, но видит только застывшую равнодушную гримасу. И он сейчас тоже должен стать таким же равнодушным, отстраниться, представить, будто это не сын вовсе…

Но это сын, сын, сын, и он истекает кровью, и его жизнь медленно, по капелькам, покидает изувеченное тело; доктор поднимает скальпель; нужно верить в чудо, ведь он никогда прежде не делал ошибок, верно? Но ведь никогда прежде перед ним на больничной койке не лежал родной сын! И как можно спасти, если не смеешь даже поднять глаз?
 
Все-таки позвать Руновского? Признать свою слабость, отступить, запереться в кабинете и отчаянно молиться луне, чтобы пока еще не забирала? Нет, определенно, нет, Руновский никуда не годится, ни в коем случае нельзя доверить жизнь собственного сына этому горе-хирургу. Надо действовать. Нужно просто не думать о возможном промахе. И почему именно сейчас (сегодня!) должна произойти эта треклятая ошибка?
 
Аня сняла голубой халат и, обнаженная, забралась на подоконник, чтобы прощупать дорогу на луну. Хитрая и самодовольная, она гордо скользила по небу, как по  льду, и держалась так, как будто нет никого могущественнее. Дверцы маленького желтого гробика распахнулись, и бледная Анна пронзительно закричала, потому что луна досказала все; и не было смысла звонить в больницу и спрашивать, больше вообще не было смысла. Как хищная рыба, луна поплыла вслед за очередным прохожим, коварно подмигивая, отмеряя срок…

Доктор Н. тесно прижался к холодной стене. Он чувствовал резкий приторный запах крови и уже почти задыхался, но сдвинуться с места не мог. «Врач от Бога, – одними губами бормотал он, – Никогда не совершает ошибок…»