мятеж в андреевске

           Мятеж в Андреевске: краткая хронология событий
                (историческая повесть)
         Одно время этот эпизод нашей истории называли революцией, что не совсем верно. Скорее уж это была контрреволюция, все же восставшие стремились восстановить монархию и свергнуть власть КПСС – сначала в родном городе, а потом и по всей стране. «Антисоветский контрреволюционный мятеж» - так его планировали назвать в районной газете, но не решились. Все же мятеж событие областного масштаба, а было четкое указание свыше – раз уж совсем замолчать нельзя, свести инцидент к границам города Андреевска. Шабаш, эксцесс, выходка звучало как-то несерьезно, а выступление – все же нечто положительное. В итоге сошлись на вылазке.
          Итак, 20 декабря 1973 года в г. Андреевске Вологодской области произошла «Анти-советская контрреволюционная вылазка деклассированных и уголовно – хулиганских элементов под монархическими и правоэкстремистскими лозунгами. Эта дикая выходка жалкой кучки отщепенцев встретила решительное осуждение жителей города, а нелепые, средневековые лозунги вызвали единодушное возмущение трудящихся Андреевского района. Силами местной милиции при поддержке народных дружинников, коммунистов и комсомольцев бандиты были быстро рассеяны и задержаны. Порядок и спокойствие в городе восстановлены». На самом деле все было не так и не совсем тогда.
         Андреевск, основанный где-то в конце XIV века на высоком берегу, в излучине большой реки, долго был маленьким лесным погостом. Жители рубили лес, гнали смолу, промышляли соболей и куниц. Мяса и рыбы было вдоволь, а хлеб частично ввозили. Место было удобное, сухое, высокими холмами прикрытое от холодных ветров. На реке соорудили прекрасную пристань, с которой плоты и барки регулярно отправлялись в Великий Устюг и Вологду, а иногда и в Архангельск. Погост считался «пригородом» Вологды, но долгое время их связь была номинальной – не всякий посланец мог преодолеть 300 с лишком верст глухой тайги. Так что несколько веков местная публика жила как бы самостоятельно и вольно, что способствовало независимому и гордому характеру аборигенов.
         Народ в Андреевске был зажиточный и домовитый, но население росло медленно –  после Смутного времени в поселке считалось менее ста дворов. Тогда казаки и поляки не смогли разграбить погост, ибо местные охотники перекрыли все подступы к нему; заодно в Андреевске нашли приют десятки жителей окрестных деревень и хуторов. Городок постепенно рос, особенно в XVII веке, когда Архангельск был главным портом страны. При Алексее Михайловиче соорудили вододействующую лесопильню, лет через двадцать построили каменную церковь, первую в округе. При Петре Великом погост несколько захирел из-за смещения главных торговых путей на Балтику, но ненадолго. Петербургу  нужны были пенька и корабельный лес, смола и деготь, и предприимчивые андреевцы быстро освоили новые рынки. К концу XVIII столетия начало развиваться скотоводство, была устроена первая маслобойка, а в восьмидесятые годы Андреевск стал уездным городом.
         Еще в эпоху первого ополчения, когда в Москве царил Владислав – королевич, жители погоста стали убежденными сторонниками дома Романовых. Земский собор 1613 года, избравший Михаила на царство, только укрепил их симпатии, и вплоть до Первой мировой войны противников режима в Андреевске не наблюдалось. Российские монархи, осведомленные об этом, весьма ценили патриотизм местных жителей, и не раз посещали город с богатыми дарами. Именно благодаря щедрым пожертвованиям царей при Павле Петровиче в Андреевске был воздвигнут храм Святого Петра, превзошедший размерами Исаакиевский собор и громаду Христа Спасителя в Первопрестольной (правда, сей факт никогда не афишировался). Нечего и говорить, что крестьянское сословие уезда никогда не ведало крепостного права, находясь в попечении удельного ведомства.
         Александр III в 1890 году даровал городу налоговые льготы и подтвердил данное его отцом освобождение жителей от воинской повинности. Желающие же служить доброво-льно попадали исключительно в гвардию, обычно в Семеновский или в Преображенский полки. Незадолго до юбилейных торжеств в 1913-ом с кратким визитом посетил город и Николай II, даровавший собору св. Петра новые оклады к древним иконам. Жители проси-ли монарха о прокладке в город железной дороги, хотя бы узкой колеи. Царь отнесся к прошению благосклонно, торжественно пообещав закончить постройку полноценной линии в 1919 году, к юбилею победы русского флота у острова Эзель. Однако Первая мировая война помешала этой (и не только этой) стройке.
         То ли из-за боязни пагубного нравственного влияния, то ли из-за труднодоступности города, сюда никогда не отправляли поселенцев и ссыльных, даже по уголовным делам. Местных правонарушителей было мало, и домой они возвращались редко, находя более выгодным оседать в больших городах. Среди молодежи, обучавшейся в умственных центрах империи, попадались нигилисты и народники, но и они не стремились в родные пенаты, не видя там для себя никаких перспектив. Население городка и его благосо-стояние постепенно росли, и первая всероссийская перепись (1897 г.) зафиксировала в Андреевске 2998 жителей. Большая их часть принадлежала к городской касте, потомкам коренных обитателей погоста; почти треть приходилось на военное сословие и духовенство, дворян имелось 160 человек. По сравнению с другими городами России тех лет в Андреевске почти не было крестьян – менее 10 %. В отличии от большинства северных поселений старообрядцы тут практически не селились – их было меньше, чем евреев или католиков. Такая необычная демография сильно способствовала сплочению жителей города и их некоторому отчуждению от остальной России.
        Революция 1905 года прошла здесь почти незаметно. Часть интеллигенции и чинов-ников примкнула к октябристам, за них же голосовало на выборах в Думу и подавляющее большинство жителей. Впрочем, никакой реальной партийной работы в городе не велось. Левые партии имели лишь единичных и не очень активных сторонников, впрочем, как и крайние правые. Заехавшие однажды в уезд активисты «Союза Михаила Архангела» были неприятно поражены полным безразличием горожан к засилью краснофлажников и жидомасонов в империи – «местные обыватели не желают не токмо действовать, но и слушать, и тем более думать об услышанном» - жаловался в частном письме один из визитеров. Та же участь постигла и одного из кадетских лидеров, приехавшего на лето к дальним родственникам – его охотно возили на пляжи, на охоту и на рыбалку, но слушали крайне невнимательно. Вплоть до начала двадцатых годов в городе не было ни стачек, ни митингов, ни демонстраций.
         Первая мировая война несколько нарушила спокойную, размеренную и зажиточную жизнь Андреевска. Появились потери, начались неурядицы, перебои со снабжением, не очень однако заметные из-за обособленности города. Хотя на фронт еще в первые месяцы отправилось более 100 человек, а к концу 16 года в армии пребывало более 20 % взрослых мужчин, убитых и раненных было немного. Закаленные охотники и хорошие следопыты, андреевцы редко попадали впросак. Правда, многие угодили в немецкий плен, но кое-кому удалось бежать. Да и вообще «Одер не Стикс, через пару лет вернутся», как метко заметил местный исправник, узнав о пленении своего сына и племянника. Так что на фоне остальной России город казался островком благополучия.
        Февральскую революцию в Андреевске восприняли спокойно. Были недовольные отречением государя, но в целом жители понимали, что обожаемый монарх не способен в столь трудное время успешно управлять страной и армией. Но в вопросе о престоло-наследии мнения разделились. Некоторые стояли за наследника при регенстве кого – нибудь из князей до его совершеннолетия, другие считали законным монархом вел. князя Михаила, несмотря на его отречение. Большинство же высказывалось за Николая Никола-евича (младшего), хоть он и не имел формальных прав на престол. Они считали, что в  виду чрезвычайных обстоятельств личные способности будущего царя важнее геральди-ческих тонкостей. Летом в городе возник Совет уполномоченных, представлявший интересы приказчиков, лесорубов, речников и крестьян окрестных сел. Его члены частью считали себя трудовиками и эсерами, частью же остались вне партий. С комиссаром Временного правительства (из местных) и иными властями Совет жил в мире и дружбе.
         Но уже провозглашение России республикой вызвало в городе сильное недовольст-во. Октябрьский же переворот в столицах большинство горожан встретило с возмуще-нием. Горячие головы требовали похода на Петроград и отделения от безбожного государства. Назревал взрыв. Власти, с трудом контролировавшие ситуацию, срочно собрали в здании управы Поместный собор из земцев, членов Совета, городских чиновников, представителей интеллигенции и купечества. Мнения разделились, многие готовы были уступить экстремистам, не видя иного выхода. Но тут на импровизи-рованную трибуну поднялся купец первой гильдии Ираклий Зурабович Прокукишвили, владелец крупнейшей в городе лесопилки, известный меценат, историк – любитель, очень умный и образованный человек.
       - Гаспада! – громыхнул в притихшем зале его мужественный голос с приятным кавказским акцентом, - сейчас, когда вся Россия взбэсилась, встав на дыбы, никакое выступление нэвозможно. Нас жэ сомнут, сотрут в порошок, и все ви прэкрасно это знаете. Но можэм ли мы смирится с позором, с изгнаниэм царской семьи, признать за власть этих бандитов из Пэтрограда? Конэчно же нет, нет и нет! Так что же дэлать?! Выход один – спокойно, твердо, цэлеустремленно, в глубокой тайне ковать оружие, гатовить наши силы к борьбе. С годами психоз пройдет, будут множится трудности, а мишура мнимых побед патеряет свой блеск. Вождей сменят жалкие эпигоны, в народе подспудно назреет протэст, поднимется глухой ропот. В критический момэнт, когда весы истории дрогнут, ми бросим на них стальные когорты нашего войска и пабедим!
        Секунд десять царила мертвая тишина, потом зал взорвался. Большинство собрания поддержало идею сразу и целиком, в основном споры касались частностей. Вспомнили про обширное подземелье под собором святого Петра, могущее стать основой тайного оружейного завода, прикинули, где брать цветные металлы. Постепенно разжились чертежами ручных гранат, винтовок, пулеметов и полевых орудий различных систем. Собрали деньги на подпольный рудник у Серой горы, в шести верстах от города – там было месторождение очень чистой и богатой железной руды. Наметили укромные места для водяных мельниц, долженствующих снабжать тайный комбинат энергией. Обилие лесов и болот, холмистый рельеф и малая населенность уезда весьма способствовали успехам заговорщиков.
         Помогло им и отсутствие точного учета числа жителей города и его окрестностей. Большинство церковных книг удалось утаить, а отдел ЗАГС появился в Андреевске лишь в 26 году. К тому времени на подпольном заводе работало уже более 600 человек, многие с чадами и домочадцами. Прирост у «подпольного» населения был выше, чем у легально-го, и в конце 60-х официальное население города составляло чуть более четверти реально-го. К тому времени на подземном гиганте, его филиалах и связанных с ним предприятиях работало более 20 тысяч человек. Конечно, бывали провалы, часть продукции терялась, что-то приходилось отдавать в легальную сферу, но в общем запасы оружия и снаряжения росли с каждым годом. Параллельно жители города, не числившиеся в «живых», проходили основательную военную подготовку. К пятидесятилетию Великого октября андреевцы могли выставить небольшую, но прекрасно вооруженную и обученную армию.
         Модели и типы вооружения горожане отрабатывали сами, комбинируя все лучшее из современных им образцов. Система стрелкового оружия сложилась уже в середине двадцатых, кое-что прибавилось после второй мировой. Артиллерия, особенно зенитная и противотанковая, развивалась медленнее, в пятидесятые годы частично дополненная ракетами. Впрочем, ракетные комплексы всегда играли подчиненную роль, ведь мудрые подпольщики не собирались вести затяжных боев с современной армией. Их главным оружием всегда были скрытность, быстрота и внезапность, а также умение просачиваться в самые недоступные места. Многие вообще предлагали ограничиться пехотой и легкой артиллерией, используя броневики и аэропланы лишь для разведки и охранения. Все же постепенно возобладала иная точка зрения.
        Горячие головы уже в 19 году собирались лепить фанерные «этажерки» по чертежам «Фармана», приобретенного одним андреевцем в Гатчине за четыре бочки спирта. Особо выделялся своим нетерпением Урхо Кусти Элиас Корпускуляйнен, уроженец финского поселка Рованиеми. Он возглавил небольшую, но деятельную группу «активистов», готовых в любой момент броситься в бой. К счастью, их все время удавалось сдерживать. А создание Андреевского воздушного флота связано с именем горного инженера М.И. Крушинина, много лет работавшего на Ленских приисках (где он построил, в частности, несколько гидроэлектростанций и узкоколейку, связавшую рудники с пристанью на Витиме), а в годы войны возглавившего конструкторское бюро на Русско – Балтийском заводе, эвакуированном в Рыбинск. Там он досконально познакомился с авиацией, а в 20 году, воспользовавшись общей неразберихой, перешел на нелегальное положение и вер-нулся в родные пенаты. Вплоть до своей кончины в 64 году Крушинин все силы посвятил созданию авиации и бронетанковых сил в любимом городе. Он убедил сограждан, что сразу клепать броневики и еропланы неразумно. Их конструкции прогрессируют с каждым днем, боевые возможности растут, появляются новые приборы и средства управления огнем. Посему надобно не спешить, создать необходимые производственные мощности, особенно моторостроительные, накопить запасы легких металлов, брони и легированных сталей, отработать средства навигации, жизнеобеспечения и связи. И лишь потом приступить к серийному производству.
        Переход на «социалистические рельсы» в Андреевске прошел очень гладко, ибо противники нового строя старательно скрывали свои мысли и чувства. Продразверстку в уезде выполняли исправно, заговоров и мятежей не наблюдалось. Приезжие комиссары снабжались всем необходимым, горожане – добровольцы побывали на всех четырнадцати фронтах гражданской войны. Большинство из них вернулось домой с боевыми наградами и похвальными грамотами. Адепты левых партий постепенно рассеялись по стране, не найдя на родине ни признания, ни работы. Постепенно подпольщики выжили из города своих противников и просто ненадежных людей, а самых опасных из них, пользуясь обстоятельствами военного времени, отправили к праотцам.
          НЭП никакого развития в городе не получил, все потенциальные предприниматели и так были при работе. Напротив, с целью маскировки андреевцы всячески демон-стрировали свой большевизм. В таких делах, как борьба с религией, новые обряды, всеобщая грамотность горожане рьяно поддерживали Советскую власть. То же случилось и с экономикой. Частной промышленности в городе не было, а кустари охотно коопери-ровались еще в 25-м, дабы не привлекать внимания к своей деятельности. Окрестные крестьяне, кормившие прорву подпольщиков, жили бедно и коллективизации не противи-лись. А план по раскулачиванию выполнили с помощью местных люмпенов, сотрудников военкома и иных сомнительных лиц, напоив их до бесчувствия и снабдив спиртом в дорогу. Большинство «кулаков», обморозившись и пребывая в белой горячке, отошли в мир иной еще на этапе, с остальными разобрались спецпереселенцы. Будучи людьми практичными и работящими, они не имели никакого желания кормить пьяных дармоедов сомнительного происхождения, да еще и чуждых по духу.
        Годы большого террора прошли в Андреевске на удивление легко. В места не столь отдаленные угодила вся партийная верхушка города и района, но она сплошь состояла из людей пришлых. Компанию им составили немногочисленные лодыри, пьяницы, болтуны и просто ненадежные типы, «выданные» самими жителями. Человек восемь заговорщиков все же попали под арест, но, опасаясь разоблачения, быстро покончили с собой. В лагерях, конечно, бродили смутные слухи о подпольных монархистах, но на фоне общего безумия никто на них внимания не обратил. Андреевские выдвиженцы в области и в Центре из-за крайней малочисленности под топор почти не попали, да они при всем желании ничего интересного про родной город рассказать не могли, ибо и сами не знали главного.
        В то же время ушлые контрики, воспользовавшись общим смятением и бардаком в стране, провели в 38 году очень выгодное дельце. Они подделали данные детальной геодезической съемки района, убрав с карты холмы, удобные для подземных работ, ручьи и реки, снабжавшие подпольные заводы электричеством, и другие нужные объекты. Поля, питавшие нелегалов продовольствием, превратились в болота и вырубки. Имевшиеся проселки и тропы стали заметно длиннее, а места, удобные для прокладки дорог, обрели на бумаге холмы, трясины и прочие неудобья. Собор св. Петра, в котором теперь разме-щался районный музей, также заметно усох, дабы не привлекать излишнего внимания. На местности была устроена соответствующая маскировка, столь действенная, что даже про-веденная в шестидесятые годы аэрофотосъемка ничего не обнаружила. Уже после войны, даже в начале семидесятых, искаженные карты служили на пользу заговорщиков, отбивая у областных строителей всякую охоту лезть в Андреевскую глушь. Тем более, что местные жители совершенно не жаловались на бездорожье и отсутствие культурно – бытовых удобств.
         Это не означало, конечно, что идейная жизнь в городе замерла, она просто ушла под землю. «Наверху» последнюю действующую церковь закрыли еще в 29-м, дабы не прив-лекать внимание властей, но к тому времени уже работали две подземных – под холмом на северной окраине городка и на руднике у Серой горы. Была своя типография и очень богатая библиотека, регулярно пополнявшаяся запрещенными изданиями. Первый офици-альный кинематограф открылся в конце 40-х годов, но подпольщики смотрели фильмы и раньше. Были, правда, сложности с репертуаром, ибо советские произведения особым спросом не пользовались, а своих снимать не умели. Пополнение библиотеки загранич-ными, особенно эмигрантскими, изданиями, тоже было делом сложным. Но вскоре андреевцам помог счастливый случай.
        В 1927 году местный уроженец, выпускник училища им. Баумана Н.И. Лобанов, был направлен работать в комитет Северного морского пути (будущий Главсевморпуть). Там ему параллельно с основной работой пришлось ведать архивом и библиотекой комитета, следить за их пополнением. С делами он справлялся отлично, денег на новинки не жалели, начальство усердного работника особо не опекало. Вскоре Лобанов изобрел очень чувст-вительный и быстродействующий светокопировальный аппарат с отличным разрешени-ем, прообраз современных ксероксов. На нем он размножал для соотечественников все необходимое, а недоступное копированию отправлялось в подлиннике. Условия работы на Севере – в тайге и в тундре, на кораблях Карских экспедиций и в геологических партиях – не способствовали сохранности документов и материалов, и их приходилось беспрестанно обновлять. В таких условиях НИ десятилетиями обильно снабжал подпольщиков разно-образнейшими предметами, не вызывая ни малейшего подозрения. Постепенно он устано-вил связь с эмигрантами, а через них и с противниками Советской власти в Западной Европе и Америке. Эти связи очень помогли заговорщикам при создании нового оружия невиданной силы уже в 50-ые годы. Многие «бывшие», убедившись в серьезности загово-ра, нелегально или с поддельными документами возвращались в мятежный город из эмиг-рации и собирались со всей страны, пополняя кадры повстанческой армии.
          В Андреевск добытое Лобановым переправлялось очень хитрым путем. В системе Главсевморпути работали курьерами два подпольщика, по долгу службы часто бывавшие в поселке Вохма на Северо – востоке современной Костромской области. Там работали метеолаборатория, водомерный пост на одноименной реке и мощная радиостанция с кучей работников. Все эти конторы надобно было снабжать разнообразными припасами, оборудованием и запчастями, а «обратно» вывозить полученные данные и результаты анализов. Заодно в Вохму доставлялись и подпольные грузы, которые искусно прятались в огромные древесные кряжи, приготовленные к сплаву. Ну, а выловить нужные лесины в Андреевске и распотрошить их, было нетрудно.
          Занимались этим опасным, но необходимым, делом городские активисты во главе с самим У. Корпускуляйненом. Тем самым он нашел, наконец, применение своей бурной энергии и неистовому темпераменту, проводя порой на лесоскладе или на берегу реки по двадцать часов в сутки. Дело было поставлено образцово, за все время не было ни одного провала. За сорок лет в город были переправлены не только горы книг, кассет и фильмов, сотни магнитофонов, кино- и фотоаппаратов, но и великое множество «стратегических материалов», включая новейшие приборы, детали ракет и образцы современного оружия. Какие-то грузы поступали в город даже после провала мятежа, вплоть до кончины Урхо Кусти Элиаса в 79 году.
         С годами подпольщики так привыкли к поставкам с Запада, что даже вполне легаль-ные книги из-за бугра, вроде русской классики, предпочитали советским. Тем более, что с годами у нас все стоящие издания постепенно попали в разряд дефицита, а буржуи многое печатали с ятями и ерами, столь желанными ревнителям старины. Впрочем, заговорщики охотно читали и современников, особенно постмодернистов, поэтов петербуржской шко-лы, шестидесятников и «тихих» лириков. Особенно им нравились Иосиф Бродский и Венедикт Ерофеев, возможно, своим неприятием советской идеологии. Слушали бардов и западные рок – группы, часто обсуждали Слуцкого и Пастернака. Но все же самыми популярными в городе были писатели и поэты эмиграции. Елагин и Берберова, Набоков и Замятин, Мережковский и Гиппиус были подлинными властителями дум наших героев. И, конечно, А. Солженицын, очень рано, еще до выхода в свет своего «Архипелага», ставший кумиром андреевской молодежи.
        Выбор кино- и телефильмов у подпольщиков был более беден, и тут поневоле прео-бладали западные образцы. Наряду с французскими комедиями и итальянским неореализ-мом, популярностью пользовались и многие голливудские ленты. Очень понравился заго-ворщикам двухсерийный монстр «Николай и Александра» и, особенно, «Император Нико-лай II» Александра Тарсаидзе. Единственное, что огорчало горожан в западных фильмах на исторические темы, так это отрицательное отношение к Г. Распутину. Сами-то они к старцу относились вполне положительно. В самом деле, коль слабовольный царь и его нервная супруга не способны грамотно управлять страной, пусть это делает кто угодно, лишь бы дела шли гладко. А искренняя преданность Григория Ефимовича монархии, его природный ум и расторопность не вызывали сомнений. Осуждали подпольщики и обличи-тельный тон некоторых постановщиков, их любование Временным правительством, каде-тами и иными буржуазными тузами. И совсем неуместным казалось строгим ревнителям монархии оправдание меньшевиков и эсеров, а то и анархистов с максималистами, иногда мелькавшее в западных фильмах.
        Были в городе и свои, часто очень способные, писатели, поэты и драматурги. Многое из созданного ими вошло в золотой фонд русской литературы. Впрочем, об этом речь впереди, а сейчас хочется отметить лишь одну странность. Хотя горожане охотно читали (а иные и сочиняли) пьесы, оратории, водевили и оперетки, театральное дело в городе было развито очень слабо. Имелся официальный районный драматический театр весьма скромного пошиба, с бедным репертуаром, да подпольщиками регулярно ставились домашние спектакли. Большинство их участников выступало весьма профессионально, но это было все же совсем не то. И тем не менее, за пятьдесят лет, никто ни разу не попытался создать в Андреевске подпольный театр.
        Многие горожане увлекались рисунком и живописью, лучшие их произведения мно-гократно копировались и распространялись не только среди подпольщиков, но и вне горо-да, правда, чаще всего под вымышленными именами. Особенно поославилась Элеонора Аракелян, чьи портреты, пейзажи и бытовые миниатюры высоко ценились не только в Союзе, но и на Западе. Веселая и остроумная барышня, она скоро стала любимицей подпольщиков, особенно молодежи, охотно посещавшей ее гостеприимный и хлебо-сольный дом. Были здесь и свои коллекционеры, причем иногда, с помощью западных меценатов, они ухитрялись приобретать истинные шедевры. Так, в Андреевске осели две картины Я. Йонгкинда («Эйселмерская дамба зимой» и «Коронация Анны Павловны»), полотна Н. Диаса де ла Пенья («Ланды Медока»), У. Хогарта («Карьера римского легата») и Г. Метсю («Охотник с раненным вепрем»), акварели С. Гилла («Праздник в Тасмании» и «Кролики, поедающие ячмень»), множество произведений эмигрантских и советских художников.
         Особенно нравились горожанам М. Врубель и Н. Рерих. По некоторым данным, у местных собирателей имелись даже две гравюры М. Шонгауэра и ранний набросок «Кор-зины с фруктами» М. Караваджо. Бесспорным лидером Андреевских коллекционеров бы-ла супруга директора пороховой фабрики С.В. Ванновская. Ее собрание сделало бы честь любому музею, и весьма крупному. Владелица шедевров, дама открытая и дружелюбная, охотно показывала их всем желающим, особенно по выходным и праздникам. В такие дни подземелья пороховой фабрики часто посещали целые экскурсии знатоков и любителей живописи. Дочь известного купца Прокукишвили Нунэ Ираклиевна, способная арфистка, писавшая музыку к популярным романсам, песням и ораториям, имела отличную коллекцию гравюр, неизменно вызывавшую восхищение зрителей. Интересно, что некото-рые знаменитые вещи Андреевские коллекционеры получали практически бесплатно, настолько среди европейской интеллигенции были сильны симпатии к заговорщикам.
       И, конечно, в мятежном погосте необычайно развилось фотографическое искусство во всех мыслимых жанрах. Прельщенные обилием западной техники, будущие повстанцы снимали много и бестолково, в основном дома и на работе, на отдыхе в пригородных лесах, на пляже летом и на коньках и лыжах зимой. Тем не менее, кое-что получалось неп-лохо, и фотоотдел местного музея постоянно ходил в лидерах жанра всего Союза. Это часто вызывало беспокойство у подпольных лидеров, экспозицию меняли и сокращали, отправляя большую ее часть в запасники, что-то регулярно продавали за рубеж, тем самым заодно пополняя валютные запасы. То же самое происходило и в картинной галерее музея, только в меньших масштабах, благо она была более скромной. В общем, изобразительное искусство, как и искусство и культура в целом, приносили подполь-щикам массу хлопот, и требовали кучу энергии и недюжинной изобретательности для сокрытия частых эксцессов. Впрочем, мы увлеклись.
         С 39 года, в связи с оскудением кадров, районная элита формировалась почти исключительно из местных, что было им на руку. Конечно, часть народа пострадала во время Ленинградского и подобных ему дел, кого-то увольняли по разным причинам и позже. Во время оттепели несколько лиц, переусердствовавших в маскировке под истин-ных сталинцев, сами ушли на пенсию, дабы избежать огласки. Но эти мелочи уже не влияли на работу отлаженной подпольной машины. Зимняя война 39-40 гг совершенно не коснулась Андреевска, наверное, власти просто забыли в суматохе о его существовании. Впрочем, ушлые горожане к тому времени сами неплохо научились маскировке.
         Отечественная война, оживив давнюю неприязнь к немцам, породила кое у кого в городе примиренческие настроения. Среди подпольщиков некоторые стали задумываться о лояльном сотрудничестве с Советами. Они считали, что в столь тяжелый момент надо мириться с властями и защитить Родину. Однако бестолковость Кремля, огромные потери и нежелание большевиков хоть что-то менять в стране быстро охладили пыл «согла-шателей». Когда же в 43 году в Советском обществе начались некие подвижки, исход войны был уже предрешен и мизерное, по сравнению с Красной армией, тайное воинство вряд ли на что-то могло повлиять. В итоге после оживленных дискуссий подпольщики решили сохранить статус – кво.
        Конечно, мобилизованные в армию исправно сражались, получив множество наград, рабочие и колхозники постоянно перевыполняли планы, снабжая фронт продуктами и снаряжением. Андреевские патриоты собрали массу средств, на которые построили две танковые колонны и бомбардировочную эскадрилью. Тут они малость перестарались, но к счастью, начальство так ничего и не заподозрило. Вообще уже в ходе войны, а особенно в последующие годы, Андреевск постепенно стал образцово – показательным советским городом. Его жители прекрасно работали, отлично служили в армии, беспрекословно выполняли все, даже самые мелкие, указания свыше, исправно боролись с врагами, лодырями, тлетворным влиянием Запада и чуждыми идеями. В городе не было верующих, нарушителей трудовой дисциплины, стиляг и модников, а любые призывы и инициативы тут же подхватывались, быстро выполнялись и перевыполнялись. Жители отличались трезвостью и примерным поведением, но городской бюджет от продажи спиртных напит-ков получал примерно те же деньги, что и в среднем по стране. Ведь подпольные обита-тели тоже праздновали Рождество, Крещение, Пасху, дни рождения и тезоименитства царей и императоров, и иные праздники. Вот только выпивку часто приходилось покупать загодя, ибо дни ее завоза не совпадали с местными праздниками. Андреевцы славились честностью и беспристрастием,  не гонялись за наградами и поощрениями. И за все годы, с семнадцатого по семьдесят третий, никто, включая местные власти, ни разу ничего не попросил, ни для города, ни себе лично. Было от чего пролить слезу умиления!
         Посетив Вологодчину накануне столетнего юбилея Ильича, Л.И. Брежнев похвалил Андреевск как «образцовое селение русского Севера, свято хранящее лучшие традиции мужественных первопроходцев и смелых поморов, чьи жители ударными темпами строят новую жизнь. Родина всегда может положиться на вас, и в мирном труде, и в годину тяжких испытаний. Верю, что андреевцы не посрамят и в будущем свое славное имя, и еще не раз покажут образцы славы и героизма во всех областях жизни». Леонид Ильич и не подозревал, как верны его слова, и как скоро они сбудутся.
        Однако вернемся в начало пятидесятых годов. По смерти Сталина кое у кого в городе опять возник соблазн немедленного восстания, или хотя бы его ускоренной подготовки. Они уповали на известную растерянность в верхах, на разброд и шатания в обществе. К тому же армия заговорщиков в эти годы сформировала, наконец, свои бронетанковые и военно-воздушные силы. Основу последних составляли скоростные и очень маневренные истребители, призванные прикрывать с воздуха свои войска. Имелись также отличные штурмовики для поддержки танков и пехоты, и множество воздушных разведчиков, коим отводилась весьма важная роль. Танки были исключительно средние, прекрасной прохо-димости и маневренности, но с довольно легким вооружением. Зато боевые машины пехоты отличались солидной защитой, мощным вооружением и огромной дальностью хода. И, конечно, подпольная армия в изобилии снабжалась дозорно – разведывательными машинами, малошумными, подвижными, с отличными приборами наблюдения и связи.
         Бомбардировщики всех сортов, дальние истребители, тяжелые танки и самоходные орудия не выпускались вовсе, ибо они противоречили местной военной доктрине. Зато имелось множество прекрасных тягачей и грузовиков для перевозки артиллерии, резервов и всех видов снабжения. Оснащение войск радиостанциями, приборами ночного видения, стереотрубами и прочими прелестями было выше всяких похвал. Словом, Андреевская армия была на высоте, и у многих желавших узреть ее в деле чесались руки. Но мнения, как всегда, разделились, Советская власть оказалась крепче, чем ожидалось, да и вести из-за границы были неблагоприятны. А тут еще вскрылись обстоятельства чрезвычайной важности, вызвавшие в среде заговорщиков настоящий переполох и в корне изменившие их подход к готовившимся сражениям.
        Жители Андреевска знали, конечно, о создании атомной бомбы, о трагедии Нагасаки и Хиросимы. Уже в 49 году они имели подробные чертежи нового оружия, полученные от  доброхотов из Лос – Аламоса. Однако применение столь страшного оружия на родной земле казалось безумием. Даже идея Л.Н. Полновесного, директора подпольного цеха по выплавке алюминия, расположенного на другом берегу реки, была отвергнута. А он предложил, создав миниатюрный ядерный заряд малой мощности, сбросить его точно на Кремль в момент какого-нибудь советского праздника, когда там соберется вся верхушка страны. Но и Кремлем жертвовать ради сотни охламонов казалось невозможным. Да и как это технически осуществить? Ракеты и дальнобойные орудия должной точности не обеспечат, пол – Москвы разнесут, а у огромного бомбардировщика, даже с хорошим прикрытием, мало шансов долететь до столицы. Ведь даже самые слабые заряды тех лет весили сотни килограмм, да и мощность их была явно чрезмерна.
        Но жизнь шла вперед, и уже к 52-му году физики и химики получили и исследовали не менее четырех новых, трансплутониевых элементов. У нас все эти работы были совер-шенно секретными, но с Запада информация шла регулярно. Сначала неизвестные добро-желатели действовали на свой страх и риск, но скоро им удалось убедить «компетентные органы», а затем и правительство США, в серьезности намерений подпольщиков и в их больших возможностях. В этом немалую роль сыграли рекомендации эмигрантов и их покровителей, знавших об Андреевском подполье еще до войны. С годами поток сведений становился все шире, затем цэрэушники подключились и к снабжению заговорщиков. Его объемы росли теперь с каждым месяцем.
         И вот, где-то в конце 53 года, Полновесный, по совместительству занимавшийся и атомными проблемами (правда, пока теоретически), обратил внимание на изотоп  калифо-рния с массой 252. Его критическая масса, в отличии от урана и плутония, была очень мала, что позволяло создать миниатюрную бомбу, килограмм на двадцать. И мощность ее была бы подходящей, примерно 20 – 30 тонн тротилового эквивалента. Как раз на Крем-левский дворец хватит, а вокруг все останется целым и невредимым. А период полураспада для столь активного изотопа весьма высок – 26,5 лет, что позволяет создать изрядные запасы. Заговорщики, усомнившись, даже перепроверили эту цифру, но их заве-рили, что все верно. Рядом с городом были небольшие урановые залежи, по расчетам их запасов для производства 5 – 6 бомб вполне хватало. Сначала большинству все это каза-лось бредом, но с каждым днем сторонников атомного проекта становилось все больше.
         И обстановка в стране тому благоприятствовала. Широкая амнистия, борьба с куль-том личности, оттепель – все эти хрущовские нововведения вызывали горячее сочувствие подпольщиков. Многие (в который раз) надеялись на мирную эволюцию режима, возмож-ную в будущем свободу партий или хотя бы фракций. Правда, представить в рядах КПСС монархическую фракцию даже заядлым оптимистам было трудно. Но в общем, число сто-ронников немедленного выступления падало ежечасно, а идеи выжидания и долготерпе-ния крепли с каждым днем. В таких условиях атомный проект, кропотливый и долгий, казался оптимальным решением. К тому же овладение столь мощным оружием давало заговорщикам лишние козыри и укрепляло их боевой дух.
         Программу назвали Кумбисерской, по имени речки, в долине которой залегали урановые руды. Последняя программа партии, как шутили местные остряки. Руководите-лем проекта стал Модест Корнеевич Богушевич, дальний родственник известного поэта. Его предки переселились в Андреевск перед Русско – Японской войной. Был он молод (27 лет), энергичен, имел прекрасное образование, особенно в естественных науках, и обладал отличными организаторскими способностями. И закипела работа. Объем ее был огромен, постоянно возникали непредвиденные трудности, а суровые требования к биологической защите работников сильно тормозили дело. Впрочем, на быстрые успехи никто в городе и не рассчитывал. К тому же сокращение производства большинства тайных цехов (ибо оружия основных видов уже было накоплено достаточно) позволило сконцентрировать основные силы на Кумбисерской программе.
        За пять лет интенсивного облучения нейтронами в тонне плутония образуется всего около килограмма калифорния, да и наработать исходный объем плутония было непросто. Первые бомбы ожидались к середине шестидесятых годов, если не позже. А пока подпо-льщики корректировали и меняли планы, готовясь воевать в новых условиях, совершенст-вовали подготовку войск. Солдаты и офицеры получили защитные средства и надежные приборы радиационной разведки, всю бронетехнику и автотранспорт оснастили фильт-рами и очистителями воздуха. Несколько штурмовиков, переделанных в вариант легкого бомбардировщика, предназначались для доставки смертоносного груза на головы совет-ской элиты. Годы летели незаметно, а жизнь тем временем шла вперед.
         Как ни старались Андреевские подпольщики отгородиться от погрязшей в грехах страны, внешнее влияние все же сказывалось в городе. Оно было минимальным в самые тяжелые времена, будь то коллективизация, большой террор или конец сороковых годов. Но когда «за бугром» жизнь понемногу налаживалась, внешние связи запретного города сразу оживали. Молодежь охотно ехала осваивать целину, строить Братскую ГЭС и железную дорогу от Тайшета до Абакана. Правда, это были люди, наименее связанные с подпольными делами. В самом городе в порядке борьбы с культом вернули прежние названия всем улицам, переулкам и площадям, носившим имена развенчанных вождей. Да и не только – пострадали и вполне правоверные граждане, типа Дзержинского, Фрунзе и Свердлова. Делалось это с удовольствием и не без злорадства. К счастью, наверху ничего не заметили и не заподозрили, тем более, что на центральную площадь Ленина все же покуситься не решились. Уже при Брежневе в Андреевске появились Малоземельская и Целинная улицы, Новороссийский бульвар и площадь 55-ти летия Октября.
         Не ограничиваясь переименованиями, шумными разоблачениями режима и активной поддержкой бывших зеков, молодые активисты затеяли сбор средств на постройку памят-ника царю – освободителю, невинно убиенного нигилистами. Посыпались прошения о реабилитации царской семьи, Николая Николаевича (младшего), Столыпина и князя Льво-ва. Самые горячие поговаривали уже о роспуске колхозов. Вождям заговорщиков стоило больших трудов удержать движение в безопасных рамках, но им помогли бесцеремонные окрики из Центра. В частности, запретили и думать о памятниках всяким гадам, не раз критиковали местную газету, выгнали из партии одного селянина, пожелавшего покинуть сельхозартель. В общем, к концу правления Никиты Сергеича энтузиазм заметно иссяк, а работа на подземных фабриках сильно оживилась. Очень способствовало этому и извес-тие о начале строительства в Москве Дворца съездов, в котором планировалось прово-дить все будущие съезды партии и другие парадные мероприятия. Вот уж на эту пост-ройку никаких бомб было не жалко, и последние сомнения в правомочности применения ядерного оружия на московской земле быстро рассеялись.
        Тем не менее, известие о смещении Хрущева в городе было воспринято с гневом и возмущением, хотя реабилитировать здесь было некого, да и пятиэтажек построить еще не успели. Исправно высевавшаяся же кукуруза не давала даже полноценных кормов для скота. И все же популярность Никиты Сергеевича среди горожан была велика. Он напо-минал им добряка – губернатора старого времени, шумно и хлопотливо устраивавшего свои дела, или говорливого председателя земской управы. И в любом случае человек, открыто критиковавший безбожный режим, был милее андреевцам всех прочих вождей. А с воцарением Леонида Ильича единственной надеждой подпольщиков стало восстание.
          Заметно ускорилась его подготовка после арабо – израильской войны 67 года. Анд-реевцы всегда с подозрением относились ко всякой помощи странам третьего мира – вос-питанные в имперских традициях, они считали естественным положение, когда отсталые страны работают на Европу. А тут за шесть дней совершенно бездарно угробили прорву современного оружия! Люди рачительные, работящие и бережливые, подпольщики прос-то взбеленились, когда выяснили, что потерянные запасы раза в полтора превышали все созданное ими за пятьдесят лет упорного труда. С того момента советский режим потерял всякое сочувствие даже среди наиболее осторожных жителей города. Теперь все их помыслы были направлены на беспощадную борьбу с узурпаторами.
         Не успели стихнуть «арабские страсти», как наши войска вторглись в Чехослова-кию. Заговорщики и раньше сочувствовали всем антисоветским вылазкам в Восточной Европе, особенно июньскому путчу в Берлине в 53 году. Ведь немцам, как говорится, сам бог велел восстановить на престоле славную и древнюю династию Гогенцоллернов. У венгров, а тем более у чехов и поляков, положение было сложнее, но в любом случае бур-жуазный парламентаризм был предпочтительнее коммунистов. «Рано ли поздно, какая-нибудь из партий придет к монархизму, а претендент всегда найдется», как любил повто-рять Айно Элиасович Корпускуляйнен, сын знаменитого активиста. Сам он, в отличии от отца, принадлежал к самой умеренной группе подпольщиков. Но теперь, когда громили не буйных венгров, грозивших смести народную власть, а мирных и законопослушных чехов, и не помышлявших о реставрации капитализма, жажда мести охватила почти всех горожан, и не их вина, что выступление опять отложили.
        Основных причин тому было две. Во-первых, не была завершена атомная программа, выполнение которой оказалось куда более сложным делом, чем ожидалось. К тому же почти военное положение, сложившееся в Союзе после Пражских событий, очень ослож-няло борьбу. Но теперь ни у кого из подпольщиков никаких иллюзий уже не было. Вопрос решительной атаки на Кремль стал только вопросом времени. «Вставай, российский люд святой, вставай на смертный бой! За императора горой мы встанем пред Москвой!» - эти  строки талантливого поэта и музыканта – песенника Т.Г. Бурдамаго на рубеже 60 – 70 годов пел весь подпольный город. И казалось, не было на свете сил, способных помешать отважным заговорщикам изменить судьбу России.
        Так, в волнениях и трудах, настал 1970-й, год столетия со дня рождения В.И. Ленина. Прошлые славные даты, включая и пятидесятилетие Октября, прошли в Андреевске как-то незаметно. Но теперь городу грозил визит самого Леонида Ильича, впрочем, совсем кратенький. Для безопасности решили максимально сократить все нелегальные работы, что было нетрудно – доделка последней, шестой, бомбы требовала не более месяца. На самом деле ядерных зарядов было сделано семь, но самый первый из них для проверки был взорван в одной из дальних шахт еще в 65 году. Тогда все прошло успешно. Многие производства на время визита остановили полностью, а часть лишних людей отправили на лесозаготовки, в карьеры, на окрестные хутора и на экскурсии по городам Родины.
        Вообще-то подпольные наставники понимали, что никакие, даже самые совершенн-ые, пособия не заменят людям, которые и так большую часть жизни проводят в подзем-ных цехах, реального знакомства с основными достопримечательностями страны. Конеч-но, начальство всех рангов, инженеры и конструкторы, да и просто заметные люди, старались не покидать подземелья без крайней нужды. Но большинство рядовых нелега-лов, с паспортами своих «верхних» сограждан, побывали в двух – трех знаменитых горо-дах России, прошлись туристскими походами по окрестным районам, плавали по озерам и рекам Севера. Для туристов в городе смастерили несколько автобусов, внешне очень похожих на ЛИАЗ-ы и ЛАЗ-ы, но куда более надежных и экономичных, да и более удобных. Производились и собственные палатки, лодки и лодочные моторы, и другая туристская мелочь. Многие считали это роскошью, но их оппоненты резонно возражали, что все эти «штучки» пригодятся и на войне. А туристские навыки полезны и солдатам, и офицерам, и не только в пехоте.
         Конечно, выезды эти устраивались как можно реже, и все равно приносили массу хлопот. Несмотря на интенсивную подготовку, подпольщикам за пределами родного горо-да было нелегко. Особенно их возмущала советская бесхозяйственность и бестолковый стиль управления на всех уровнях. То там, то здесь кто-то проговаривался, ругался с мест-ными жителями, позволял себе оскорбительные замечания в адрес советской власти и ее представителей. Очень трудно было готовить экскурсоводов, и еще труднее объяснять удивленным горожанам странное поведение аборигенов, возлагавших венки к подножию нелепых истуканов, забывших родную историю и не снимавших шапок перед храмами. Но хуже всего приходилось водителям, а их явное презрение к гаишникам не раз создавало опасные ситуации. Приходилось откупаться, и не только от стражей порядка, но и от оби-женных ветеранов, не в меру любопытных старух и детишек, и просто от оскорбленных граждан. К счастью, денег и их главного эквивалента у заговорщиков хватало и до явных провалов дело не дошло.
         Больше всего работники подземного царства стремились в Питер, столицу империи и вотчину любимой династии. Очень популярна была Кострома, особенно Ипатьевский монастырь, и Псков – в связи с драматическими событиями февраля семнадцатого года. Пользовались успехом Ярославль, Нижний Новгород, Архангельск, Тула, Смоленск и Петрозаводск, отделные группы добирались до Тобольска и Екатеринбурга. Москва посе-щалась реже, ибо последнее время столицей империи не была, а древности прошлых династий наших друзей интересовали меньше. К тому же Белокаменная ассоциировалась с советским режимом более других мест. Изредка ездили во Владимир и Суздаль, в Воло-гду, Вятку или Пермь. Охотно посещали Изборск, Печоры и Нарву, Павловск, Гатчину и прочие питерские пригороды, очень хотели повидать Кронштадт и Ижевск, но попасть туда было трудно. Совсем не интересовались андреевцы Тверью, Новгородом и Рязанью, считая их оплотом сепаратизма, пусть даже и в прошлом.
        Одновременно в разъездах пребывало не более 5 – 6 групп, по 15 – 20 туристов в каж-дой, но по случаю визита генсека вожди города решили рискнуть и отправили парохлаж-даться по городам и весям более тысячи человек. Все прошло гладко, начальство было довольно, а заговорщики тем паче. В мае семидесятого был доделан последний адский заряд, и началась непосредственная подготовка к «акции». Тут опять возникли непред-виденные трудности. Занимаясь вооружением и тактической подготовкой войск, вожди подпольщиков упустили из виду оперативные вопросы. Меж тем от Андреевска до Москвы по прямой более 600 верст, их и по воздуху преодолеть не просто. У сухопутной же армии проблемы возникали на каждом шагу. В частности, долго обсуждался вопрос, придерживаться ли войскам магистральных дорог, выигрывая в скорости, или же предпо-честь более глухие места, поставив во главу угла скрытность? А может быть, разделить армию на несколько групп, повысив ее устойчивость и мобильность? Правда, такое решение очень усложняло управление войсками, их обеспечение и связь.
         Но эти проблемы оказались преодолимы. В итоге подпольную армию разделили на четыре оперативных группы и несколько отдельных отрядов, призванных в основном охранять фланги, коммуникации и тыловые базы, вести разведку и наблюдение. Наметили маршруты движения войск и авиации, рубежи атаки и места стоянок. Отработали вопросы связи и управления, взаимной информации. Наконец, в конце 71-го года, план войны был готов, но всплыли очередные недоделки.
         Оказалось, что постоянные тренировки привели к сильному износу техники, часть которой уже не поддавалась ремонту. Восстановить потерянное было нетрудно, но дело задержала невиданная засуха 72 года. Мало того, что гидростанции,снабжавшие подполь-ные цеха энергией, работали вполсилы, повсюду занялись лесные и торфяные пожары. Часть из них своими силами потушить не удалось, и район наводнили незваные спасатели. В итоге два месяца пропали даром. К счастью, пришельцы ничего не обнаружили, да и дел у них было немного. Все же подавляющую долю работы горожане взяли на себя, заслужив очередные награды и поощрения от областных властей. К июлю 73-го последние танки и тягачи были испытаны и обкатаны. Теперь, по гамбургскому счету, все было готово, оставались мелочи, на которые вполне хватило бы месяца – полтора.
         Последней каплей, переполнившей чашу терпения заговорщиков, стала война арабов с Израилем в октябре 73-го. Опять воины ислама дрались из рук вон плохо, теряя массу техники и тысячи пленных. Правда, до полного разгрома на этот раз дело не дошло, но сие только усложнило ситуацию. «Ежели бы евреи взяли Каир и Дамаск, все стало ясно, наши олухи и успокоились бы. А теперь еще раз пять воевать будут, пока арабы своими телами и нашей техникой весь Израиль не завалят, до высоты Монблана» - так прокомментировал ситуацию знакомый нам Айно Элиасович. И терпеть подобное разгильдяйство уже не было сил, тем более что в стране подспудно зрело недовольство. Появились диссиденты и невозвращенцы, ширился самиздат и тысячи людей слушали враждебные голоса. Дефицит промтоваров постоянно рос, во многих местах начались перебои с продуктами, появились, хотя и негласно, карточки. С другой стороны, рост цен на нефть позволял властям в бли-жайшие годы несколько стабилизировать положение, а где-то что-то и улучшить, причем надолго. Так что медлить было нельзя.
         К тому же у заговорщиков появились веские причины для спешки уже местного характера. На юге Вологодчины началось строительство новой железнодорожной линии. Она шла от одной из крупных станций на участке Галич – Вологда прямо на восток, по направлению к Андреевску. Пока, правда, конечным пунктом новой ветки был поселок Демин Бор в 50-ти километрах от города, но всем было ясно, что затем дорогу продолжат и далее. В то же время началась реконструкция шоссе Красавино – Судиславль, прохо-дившего рядом с городом. А тут еще пошли слухи, что в ближайшие годы появится какая-то программа подъема сельского хозяйства Нечерноземной зоны РСФСР, которая дейст-вительно была принята Советом министров и ЦК КПСС в 1974 году. Теперь уже не на целину и в Сибирь, а в соседние деревни и села грозил хлынуть поток молодых лоботря-сов и карьеристов всех мастей. Все это грозило скорым и неминуемым провалом, так что приходилось спешить.
        Сперва выступление планировали назначить на 7 ноября, но скоро выяснилось, что это нереально. Пришлось перенести срок на 19 декабря, день рождения генсека. Это име-ло еще и тот плюс, что праздник был как бы неофициальным, дата некруглая, и особых мер предосторожности не предвиделось. Тем не менее, готовились очень тщательно, рассчитали и перепроверили все не раз. Ранние зимние сумерки гарантировали внезап-ность воздушной атаки, но они же затрудняли действия наземных войск. Авиации требо-валось меньше часа, чтобы долететь до цели, посему взлет планировался уже после начала заседания, дабы не ошибиться. Но пехота по необходимости выступала еще днем. Две основные группы, ударная и резервная, двигались прямо на юг, с расчетом выйти к пяти часам вечера на правобережье Унжы. Далее по берегу реки они двигались до Макарьева, а затем сворачивали на запад, в направлении Костромы. Весь этот путь заговорщики наде-ялись пройти скрытно, и лишь переправившись на южный берег Волги, развернуться в бо-евые порядки. Идеальным местом развертывания считалась Нерехта. Этот уютный, стари-нный город с добротными резными избами, солидными лавками и купеческими домами, знаменитый храмовыми росписями, считался важнейшим стратегическим пунктом всей кампании. Для его удержания выделялся сильный тыловой отряд с мощными средствами связи, призванный координировать и поддерживать действия главных сил.
         Фланговые группы начинали движение позже основных. Западная двигалась через Кологрив, Галич и Середу на Ярославль в отрыве от остальных сил, поддерживая связь с резервной группой отдельными отрядами. Восточная же до Макарьева шла следом за основными, но потом, двигаясь на юго-запад, пересекала Волгу между Юрьевцем и Кинешмой. Далее ее путь через Иваново, Владимир и Ногинск лежал к столице. Ранним утром подпольщики рассчитывали быть в Кремле, но на всякий случай наметили и места ночевок и укромные, скрытые от посторонних глаз стоянки. В случае неожиданно сильного сопротивления предполагалось, разбив армию на мелкие отряды и группки, врассыпную, широким фронтом двигаться к Москве. В оптимальном варианте они снова соединялись в пригородах столицы или на ее окраинах, но в крайнем случае могли действовать и порознь, вплоть до одиночных бойцов.
         Из отдельных отрядов наиболее важную задачу выполнял Уржумский, названный в честь поселка, расположенного рядом с райцентром Нея. Тут на одноименной реке имелась небольшая электростанция, и ее обширный замерзший пруд был идеальным запасным аэродромом для поврежденных и заблудившихся машин. Кстати, Нейскую ГЭС в семьдесят первом году хотели закрыть, и только энергичное вмешательство Андреев-ских подпольщиков спасло положение. Последние годы электростанция работала и ремон-тировалась на их деньги, да и работали там в описываемое время одни заговорщики. После захвата гидроузла большая часть отряда двигалась далее, на следующий объект. Им был Костромской залив Горьковского водохранилища, еще одна, резервная посадочная площадка. Кроме того, прикрытая дамбами низина у озера Каменик могла стать убежи-щем и для наземных войск, а при необходимости там можно было спрятать или затопить всю несметную технику мятежного воинства.
        Итак, утром 19-го все было готово, народ томился в ожидании атаки. Предшество-вавшие дни прошли в суете и волнениях, но пока что конспирация нарушена не была. Некоторые (на всякий случай) желали и после выступления сохранить в городе «совет-скую внешность», но сие было нереально. Когда по пространству пяти губерний движутся полчища вооруженных людей, установить их происхождение совсем не трудно. Да и большинство инсургентов, истосковавшихся по доброй старине, уже не хотело и слышать о Совдепии. С трудом удалось уговорить их подождать до вылета авиации, а уж потом свергать ненавистный строй. Собственно, это была формальность, в проскрипционном списке значилось менее двадцати человек пришлых чиновников и ненадежных местных.
        Вечером разыгралась метель, сильно осложнившая задачу летчикам. Но все прошло гладко, а сухопутные части к тому времени уже ушли далеко вперед. В самом городе зах-ват власти прошел почти бескровно, да и оружия у коммуняков было мало. Только второй секретарь райкома, горячий и беспокойный Ион Ревенялэ, еще и выпивший по поводу праздника, решил сопротивляться. Завалив окна и двери кабинета всякой рухлядью, он стрелял в повстанцев из карабина. Ранил четырех, одного из них тяжело, но и сам был убит в ходе боя. То была единственная жертва во всем городе. Ликующая толпа, за неиме-нием гербов и флагов, срывала таблички с советскими названиями улиц и иные безбож-ные вывески. Единственный в городе ресторан стал трактиром, школы превратились в училища и гимназии, появились дома призрения, присутственные места, на улицы вышли городовые и жандармы, уже при мундирах и шашках.
         Некоторые активисты, особо невзлюбившие советское общество, изощрялись в нас-тенном остроумии. Первыми у собора св. Петра вывесили плакаты «Три пятилетки за год!», на котором огромный, мускулистый рабочий в буденовке и спецовке черпал из домны громадные, с вагон величиной, лохани искрящегося чугуна, и «Блок коммунистов и бездыханных», изображавший Ежова и Берию с присными на вершине огромной горы скелетов и мертвых тел. Затем появился лозунг «Да здравствует Брежнев, Леонид Ильич – он к коммунизму победный бросил клич!» на фоне мужественного генсека, толстенным томом «Капитала» придавившего классовых врагов. И пошло – поехало. Упомянем лишь самые удачные работы – «Ты засиделся в добровольцах», где престарелый Клим Воро-шилов при параде и в орденах опорожнял бутылки с перцовкой, «Наши свалки неисчис-лимы» - лозунг на фоне советского свалочного раздолья, «Чтоб из лапы выпал нож, гада белого зарежь!», где карикатурный красноармеец замахивается розгой на могучего белого гада. «Строительство соцреализма», абрис Ленина под крылом самолета на фоне бесчис-ленных томов классиков марксизма – ленинизма, «Чини, товарищ, красный путь, тебе заплатят как - нибудь» - хмурые путейцы в тулупах кувалдами колотят по рельсам и «За высокий урожай не стесняйся, наливай!» - оборванные, босые пейзане празднуют трудо-вые победы на скудном поле, объеденном воронами и мышами.
        «Лампочка стукача» освещает горы доносов и их изможденного автора, «Я шахтер, кто еще?» - полуголый тип с кайлом приветливо машет входящим в шахту зекам, «Милли-оны лежат за мной» изображает незадачливого полководца – генералиссимуса, а «Вели-кий Октябрь и прогресс иждивенчества» трактует извечную тему про семерых с ложкой. «Родина, мать зовет» оправдывался дезертир, убегая в родную хату, ну а «Рано пташечки запели пролетарские, ох пристукнут вас еще жандармы царские!» понятно без слов. Были и совсем хулиганские произведения, где большую часть слов составляли точки. Паралле-льно с карикатурами и пародиями появились и картины позитивного содержания, в основном на исторические темы. Много полотен было посвящено Первой мировой, судьбам царской семьи, знаменательным эпизодам жизни русских монархов. Портреты и автопортреты заговорщиков, картины жизни и борьбы подпольного города составляли заметную часть тогдашней живописи. К сожалению, обретшим легальность художникам – инсургентам времени на работу было отпущено очень мало.
         Пока народ наслаждался долгожданной свободой, его вожди, собравшиеся в здании бывшего райсовета, решали насущные проблемы. Войска без сопротивления продвига-лись к цели, можно было заниматься гражданским благоустройством. Россию тут же про-возгласили конституционной сословной монархией, написали обращение к Западу и приг-лашение всем здравствующим членам дома Романовых вернуться на Родину. При этом императора они должны были выбрать сами, из своих рядов или ближайших родствен-ников. Утвердили Манифест «Ко всем гражданам России», в котором от имени Времен-ного Государственного совета империи призвали советских людей сохранять спокойствие,  всемерно поддерживать новую власть, готовиться к выборам в городские и уездные управы, не терять бдительности и изолировать активных сторонников старого режима. Приняли меры к рассылке оного Манифеста всеми доступными средствами по городам и весям, а с шести утра условились транслировать его по телевидению и радио.
         Андреевские активисты уже создали местную власть в лице городской и уездной думы, сформировали волостные и поселковые правления. Отменили районо – областное деление, а воссозданные губернии, уезды и волости решили сильно укрупнить для сокра-щения управленческих расходов. Первые разногласия возникли по поводу национальных образований и их статуса. Многие предлагали ограничиться культурной автономией, а на-циональные территории упразднить. Особенно горячился Мефодий Артамонович Клоа-кер, известный спортсмен и активный турист, не знавший себе равных в лыжных пробегах, плавании и таежных походах. Он по основной специальности был артилле-рийским наблюдателем, знатоком звуко- и светометрической разведки. Но за неделю до выступления на тренировке повредил ногу и вывихнул плечо, из-за чего и был вынужден остаться в тылу. Теперь его энергия шла исключительно на мирные цели, в основном на сочинение новых законов. Клоакер решительно возражал против любых национальных территорий, считая, что всех представителей своей нации они никогда не охватят, и в то же время, включая массу иноплеменного населения, создадут массу проблем. Гораздо полезнее для каждой нации создать свой отдел (или бюро), который будет опекать «своих» по всей стране, независимо от территории.
       Присутствующие попросили его расшифровать эту мысль. Мефодий Артамонович охотно согласился, и в ходе двухчасовой речи детально изложил свои идеи. Для каждой нации и народа, с населением более ста человек, создается Национальное бюро соответ-ствующего размера. Естественно, чем больше народ, тем бюро многолюднее. Впрочем, население могло увеличивать число своих представителей сверх нормы, но уже за свой счет. В ведение бюро поступали школы, библиотеки и прочие заведения, прямо или косвенно связанные с родным языком и иными национальными отличиями. Также члены бюро следили за соблюдением прав своих людей на предприятиях и в учреждениях, в частности, на употребление родного языка при разборе судебных и арбитражных дел, в полиции и органах местного самоуправления. В местах компактного проживания лиц данной национальности или их временных скоплений представители следили за нали-чием вывесок, указателей, ценников и т.п. вещей на своем языке. Эти бюро разбирали и все жалобы на дискриминацию и притеснения на национальной почве, принимали адми-нистративные меры или же передавали дела в суд, выступая за потерпевшего. И еще было предложено много разных мелочей, которых слушатели не запомнили.
       Идеи Клоакера вызвали оживленную дискуссию. Уже упоминавшаяся Н. Прокуки-швили, не оспаривая достоинства проекта, выразила опасение, что ликвидация республик и автономных областей вызовет вспышку национализма. По ее мнению, неудачное реше-ние национального вопроса все же менее опасно, чем его резкое обострение. Некоторые предлагали провести реформы в смягченном и завуалированном виде, или же совместить новый проект со старой системой, хотя бы частично. Но большинство собравшихся поддержали идеи артиллериста. Среди них были оба Корпускуляйнена и Э. Аракелян, исполнявшая обязанности министра искусств и культурных связей в мятежном прави-тельстве. Особенно рьяно предложенный проект поддержала Мария Адыгир, министр по делам национальностей. Ее предки жили в Маньчжурии, дед трудился на железной доро-ге, удостоившись в брошюрах 20-х годов почетного звания первого эвенка – рабочего. По-сле продажи КВЖД родители Марии и сестра ее отца переселились в Иркутск, и, окончив пединститут, всю жизнь работали в Якутии и на Европейском севере. И сама она пошла по стопам предков, уже в тридцать лет став директором лучшей школы в Андреевске и заслуженным учителем СССР.
        Пожалуй, то был единственный случай в городе, когда убежденный монархист рабо-тал легально и получал советские награды. Возможно, ее неприятие территориально – национальной системы строилось и на личном, и семейном опыте. И родственники жили, кто где – в Амурской области и Хабаровском крае, под Магаданом и в поселке Багдарин на севере Бурятии, но только не в родном округе. Авторитет М. Адыгир окончательно склонил мнение собравшихся в пользу создания вышеописанных отделов или бюро, после чего собрание перешло к обсуждению чисто политических вопросов.
        Особо горячие споры вызвала проблема партийности. Большинство стояло за свободу ассоциаций, но с известными ограничениями. Национал – социалистов, фашистов и правый экстремизм в целом решили запретить, как и анархистов, троцкистов, маоистов и прочих бомбометателей. Правые и центристские партии, при условии признвния консти-туции и соблюдения законов, решили допустить без ограничений. Гораздо сложнее было разобраться с «умеренными» левыми. Для наглядности обратимся к стенограмме засе-дания, сохраненной одним из участников действа:
- А как мы поступим с коммунистами?
- Очевидно, придется запретить, они же ведь все за республику. А это противоречит на-шим законам, конституции наконец. А ее никому нарушать нельзя.
- А если они согласяться со всеми законами, принесут присягу императору?
- Тогда хрен с ними, пущай живут. Но все же социал – демократы как-то приличнее. Мо-жет быть, законодательно запретить слово «коммунизм» и все его производные, пусть именуются как-то иначе? Спокойнее будет.
- Да один черт, их как ни назови, лучше не будет. И сколь бы они в верности новому строю не клялись, в любой момент могут нагадить. Я бы запретил безоговорочно, и хана. Ну, а социал – демократы… пусть живут, при известных условиях. Только чтоб приняли программу Социнтерна, а лучше аглицких лейбористов, спокойнее будет. Вообще, чем меньше левых, тем лучше.
- Ну, это понятно, только как сие достичь? Может, возродить социалистов – революции-онеров? Хотя, ежели к ним соберутся все радикалы, опять террор устроят, или начнут мужицкий сицилизм проповедовать. Общины устроят, домашние прялки на толстовский манер. А от прялок до пропаганды один шаг.
- Ничего страшного, начнут агитировать – разгоним, на то полиция есть.
- А по-моему, разрешить можно кого угодно, хоть республиканцев. В наших законах все детально расписано, что нельзя, а что допускается. Ежели в легальных рамках работать будут, то и никакого вреда. Чем монархические республиканцы плохи? Так, мол, мы вер-ноподданные императора, но по ночам порой о президентстве мечтаем, ха-ха! А для надежности все партии поставить под полицейский надзор, как негласный, так и явный. Чуть что не так – в тюрьму или на виселицу.
- Да как-то неудобно это, может просто запретить?
- Зачем запрещать, у нас демократия! А надзор дело святое, во всех странах есть. Ну, будет у нас он самым жестким, невелика беда. Зато все довольны.
- Да, пожалуй такой вариант оптимален. Так сказать, поднадзорная демократия, хе-хе-хе. Что, господа, все согласны? Тогда оформим сие законом.
        Тем временем, пока в мятежном городе кипели дискуссии о проблемах мира и монархизма, повстанцы продвигались к Москве. Танкисты и мотострелки, искусно манев-рируя и прижимаясь к складкам местности, двигались пока без больших осложнений. Невольные свидетели задерживались тыловым охранением, а застигнутые врасплох пред-ставители власти и милицейские чины большей частью сдавались в плен, а некоторые, охваченные паническим страхом, бежали куда попало. Преследовать их инсургенты и не пытались, считая безвредными. Пока добредут до жилья, свяжутся с начальством, пока им поверят… А самолеты со смертоносным грузом уже подлетали к столице. Им удалось незамеченными миновать Киржач и Александров, и лишь при подходе к Щелково дежур-ный истребитель ПВО обнаружил непонятные объекты. Однако он был сбит раньше, чем успел что-либо передать. Еще один советский самолет подбили над Лосиным островом; он лишился связи и ничего передать не мог, хотя и дотянул до своего аэродрома. А легкие машины мятежников, миновав окраины и пройдя над Яузой на минимальной высоте, уже пикировали на кремлевский дворец.
       Хотя представителей общественности, ударников производства и корреспондентов на торжество не приглашали, зал был полон. Н.В. Подгорный уже подписал указ о повтор-ном присвоении Леониду Ильичу звания Героя Советского Союза в связи с тридцати-летием освобождения Новороссийска и Таманского п-ва от гитлеровских захватчиков. Он как раз готовился к выступлению, слушая приветственную речь вождя немецких комму-нистов, когда в здании началась какая-то беготня. Некоторым почудился легкий толчок, другие якобы слышали шум где-то вверху. Но постепенно все успокоилось и мероприятие продолжалось как обычно. Многие из гостей так никогда и не узнали, что творилось в небе над городом во время исторического заседания. Правда, вышеозначенный указ так и не озвучили, а потом в суете о нем просто забыли. Пришлось Леониду Ильичу ждать еще три года, прежде чем стать Дважды Героем.
        Первый самолет, сверив и уточнив данные, сбросил груз точно над дворцом. Бомба пробила крышу, застряла внизу, но не взорвалась. Вторая машина вышла из виража, эки-паж тщательно проверил все параметры и системы оружия. Все было в порядке, однако и второй заряд, попав точно в цель, не сработал. В чем дело, понять никто не мог. Сделали еще пару кругов, досконально облазив заряды и системы бомбометания, но никаких отклонений не обнаружили.
         Командир эскадрильи ротмистр Ермолов понял, что дело плохо. Очевидно, бомбы имели какой-то дефект, и продолжать атаку не было смысла. Внизу уже поднялась тревога, грозившая всколыхнуть весь город, а потом и всю страну. Оставалось предуп-редить сухопутные войска и уходить на север, спасая самолеты и их экипажи. Из штаба войск ПВО страны во все стороны летели тревожные сигналы, многие думали, что нача-лась война. Паника вскоре улеглась, но на перехват незваных гостей уже взлетали целые эскадрильи. К счастью, власти не решились ввести затемнение в Москве и других городах, и вообще принимать какие-то официальные меры. Сильно сбивала перехватчиков и нео-бычная конструкция мятежных самолетов. К тому же, убедившись что наземные силы получили необходимые сведения, Ермолов приказал отключить все источники излучения, включая локаторы. Летели, прижимаясь к земле, ориентируясь по местности и огням горо-дов и сел, по сигналам железных дорог. Когда в снеговых тучах мелькали редкие прос-веты, уточняли свой курс по звездам.
         В итоге только одна машина получила тяжелые повреждения и была затоплена эки-пажем в Угличском водохранилище, недалеко от Калязина. Из-за колебаний уровня воды лед в том месте был еще не сплошной, и никаких следов падения не осталось. Более половины самолетов имела пробоины и повреждения, но большинство из них дотянули до дома. Два бомбардировщика сели под Костромой, их осмотр показал, что ремонт вряд ли целесообразен. Изъяв все ценное, экипажи сожгли машины, а их остатки утопили в надеж-ном месте. Несколько машин приземлились под Неей, большинство их после осмотра и дозаправки продолжило полет. Только два сильно потрепанных штурмовика решено было сжечь и утопить. Под руководством командира отряда Д.И. Скоурко, большого знатока авиации и аэродромного дела, все вершилось быстро и четко. Засим, убедившись что их помощь никому более не нужна, аэродромные отряды тщательно ликвидировали следы своего пребывания и вместе со спешенными летчиками двинулись на соединение с глав-ными силами. К тому времени план отхода уже был намечен штабом Восточной группы.
         Эта часть остановилась при первом же сообщении от авиаторов. Когда же провал налета стал очевиден, начальник группы М.И. Барслебен проявил похвальную осторож-ность. Он решил заночевать на месте, а утром, в соответствии с обстановкой, или продол-жить операцию, или же отступить в Андреевск, дабы сохранить кадры и боевую технику. О своем решении он в первую очередь уведомил командование резервной группы, полагая, что те успеют при необходимости отступить к месту его ночевки, не подвергая войска чрезмерному риску. Сперва штаб «резервников» колебался, не желая отказываться от наступления до последней возможности, но полный неуспех воздушной атаки оконча-тельно всех убедил. Где-то около восьми вечера начальник группы А.В. Дашкевич-Ворохов отдал приказ об отходе. Отступление протекало быстро и успешно, и уже в 2.30 ночи резервная группа соединилась с восточной. Тем самым, благодаря быстрым и четким действиям мятежных полководцев, их армия в основном избежала неизбежного разгрома. Особенно отличился при этом генерал Барслебен, и ранее считавшейся одним из лучших военачальников у повстанцев. Теперь же на долгие годы, вплоть до наших дней, он стал любимым героем андреевцев.
       Место ночевки было выбрано в стороне от шоссе, на берегу Унжи, между селениями Большие Угоры и Давыдово. Здесь, у проселочной дороги, на месте бывшей усадьбы, сох-ранился четырехугольник липовых и еловых аллей, остатки построек и сада, защищавшие инсургентов от ветра и посторонних глаз. Недалеко от бивака, под обрывом, у самой реки, было нечто вроде склада, куда речники свозили бревна и кряжи, застрявшие по берегам и на пойме после весеннего сплава. Тут повстанцы нашли изобилие дров, жердей и подпо-рок под свои постройки. Хорошо сохранившиеся следы их лагеря местные жители пока-зывали автору этих строк уже осенью 80-го года. Само собой, передавались из уст в уста и многочисленные подробности тех событий, порой весьма цветистые. Особо поразила се-лян прекрасная выучка мятежников, их богатырский вид и строгая дисциплина. С местны-ми жителями воины обращались почтительно и радушно, оставили на память много поле-зной мелочи, от котелков и ножей до лопат и палаток.
        Незадолго до семи утра ситуация окончательно прояснилась, и Барслебен отдал при-каз на отступление в родные края. Шли в боевом порядке, ожидая возможного нападения, готовые в любой момент рассыпаться на мелкие группы и пробираться по лесным чащо-бам. Но поздний рассвет, низкие облака и разыгравшаяся вскоре метель очень помогли заговорщикам. Несколько раз их обнаруживала милиция, лесная стража, пожарные и просто местные жители. Но их сообщения или опаздывали, или вообще не доходили до Центра. Уже смеркалось, когда повстанцы достигли Доброумовской просеки, границы Вологодской области. Тут все вздохнули свободно – пройти осталось немного, да и северная ночь уже вступала в свои права. На просеке к тыловому корпусу (так решили назвать резервную и восточную группы после их слияния) примкнули большинство отде-льных отрядов, соединившихся в пути под общим руководством Д.И. Скоурко. С ними вышла и часть бойцов ударной группы, догнавшая своих. Кое-кто влился в тыловой корпус еще в Унженских лесах, многие подходили позже, вплоть до полудня 21 декабря. В общем, потери отдельных отрядов и той части ударной группы, которой удалось оторваться от врага, были невелики.
        Решение о разбивке Ударной группы на ряд отрядов ее начальник, генерал М.Б. Минасси, принял сразу же, как только убедился в провале бомбардировки. Пройдя Нерехту, где остались тыловые части под бдительным надзором главного интенданта повстанческой армии А.А. Стропилина, группа как раз разворачивалась в боевые порядки к югу от города. Зашли уже слишком далеко, и незаметно вернуться домой было трудно. Посему Минасси, выделив примерно четверть сил для отвлекающих действий, приказал остальным, разбившись на мелкие группы, отступать по лесам и болотам на Северо – восток. Основную часть тяжелого оружия, ненужного при атаке и обременительного для отступавших, после «обработки» затопили в карьерах на старых торфоразработках между поселками Писцово и Мытищи. К утру пурга замела все следы, а окрестные хляби и топи надежно прячут свои трофеи до наших дней.
        Объектом диверсии избрали город Гаврилов-Ям. Одновременно разведчики в Бурма-кино, Великом, Семибратово и в поселке Красные Ткачи начали активные радиоперего-воры. Тогда же лазутчики на окраинах Ярославля – между селом Телегино и забором Новоярославского НПЗ и на углу улицы Калинина и Московского проспекта устроили пальбу из автоматов, в основном в воздух. Хитрость блестяще удалась. Советские вожди сразу поняли, что потерпев неудачу под Москвой, мятежники перенацелились на Ярос-лавль, крупнейший промышленный, транспортный и культурный центр Средней России. А то, что атаковали они с юга, а не с севера и востока, лишний раз говорило о серьезности положения. В бассейн Которосли устремились войска со всех окрестных гарнизонов, несколько полков двинулись на Ярославские окраины для круговой обороны города. Предлагали поднять по тревоге Таманскую и Кантемировскую дивизии, но до этого все же дело не дошло.
        А инсургенты, всласть постреляв под Гаврилов-Ямом, через Митино (где они также устроили иллюминацию) двинулись в Бурмакино, и там учинили дикую пальбу. Говорят, грохот артиллерии был слышен на берегах Солоницы и в самом Ярославле. Затем, взорвав и уничтожив всю технику, кроме личного оружия, мятежники перешли Волгу по льду у села Прусово и, обходя Ярославль с севера, двинулись на Арефино и Пошехонье. Им удалось оторваться от противника, и дальнейший поход прошел без больших осло-жнений. Пришлось, правда, по всему маршруту, от Гаврилов-Яма до Волги оставить груп-пы прикрытия, потери которых были очень велики. Погиб и Минасси, отказавшийся оставить своих бойцов, и большинство его штаба. Но это позволило основной части Удар-ной группы и тыловикам соединиться с остальным войском почти без приключений.
        Дольше всего пробирались в родные места солдаты Западной группы. Ее начальник П.И. Драгомян сразу понял, что прямой путь отступления самый опасный. Посему он решил двигаться кружным путем через Пошехонье, Чебсару, устье р. Порозовицы, Семи-городнюю, Фоминское и Леденьгу. Шли с максимальной скоростью, в основном по про-селкам, иногда дробясь на мелкие группы. Не раз советские разведчики засекали повстан-цев, на их перехват бросили значительные силы. Но все же основная часть группы дошла до родных мест, где рассеялась по подземным цехам и тайным укрытиям. Правда потери, особенно в технике, у западников были выше, чем у тылового корпуса. Вечером 21-го все участники действа перешли на нелегальное положение, либо с поддельными бумагами в кармане изображали из себя честных советских граждан.
        Пока в Кремле штамповали указы и постановления, призванные искоренить крамолу и сурово покарать мятежников, идеологи режима судорожно пытались создать прием-лемую для власти картину событий. В конце концов, внутри страны решили ограничиться вышеупомянутой заметкой в районной газете, которую при необходимости цитировать и иностранцам, ежели те будут уж слишком настойчивы. Все происшествие уместили в один день, и дату сдвинули, дабы не создавать ненужных ассоциаций. В общем и целом, конечно, решили все отрицать по максимуму, обличая буржуазную прессу в клевете, инсинуации и передергивании фактов. Параллельно компетентные органы развернули бурную деятельность, пытаясь выяснить заграничные связи повстанцев. Особых успехов они не достигли, а собранные улики были немногочисленны и в основном не очень убедительны. Какие-то негласные протесты заявлялись властям Соединенных Штатов, ФРГ, Великобритании, Италии и Швеции, но в основном безуспешно. Довольно скоро вся эта переписка заглохла и больше не возобновлялась.
        В то время, когда Москва изощрялась в карательных акциях, подпольщики и их западные друзья настойчиво искали причину провала. Через пару месяцев они ее нашли. Оказалось, что американский физик, составивший для заговорщиков детальную справку о свойствах калифорния-252 и методах его получения, в десять раз завысил его период полураспада. Наверное, это просто была опечатка, но поскольку проверить его тогда было некому, она так и осталась незамеченной. Естественно, что пролежавшие 3 – 5 лет заряды на половину, если не более, состояли уже из продуктов распада, не способных к взрыву. Это открытие произвело тяжелое впечатление на всех посвященных, и особенно на амери-канские власти. Досталось разведчикам, не сумевшим обеспечить проверку и точную передачу данных. Иные из них вылетели с работы без права поступления на госслужбу, другие отделались отставкой, снижением про службе, штрафами и выговорами. Впрочем, как выяснилось уже в ближайшее время, полностью от разгильдяйства они так и не вылечились.
        Теперь очередная неточность заокеанских информаторов подвела президента Соеди-ненных Штатов. Встревоженный событиями, он потребовал подробную справку о поло-жении мятежников, в частности об их потерях, возможных репрессиях, сохранившихся кадрах и материальных запасах. В первую очередь его интересовало число ядерных заря-дов, оставшихся в городе. По мере передачи по инстанциям сообщение о трех – пяти бомбах, имевшихся у уцелевших повстанцев, превратилось в пятнадцать. Увидев эту циф-ру, Р. Никсон схватился за голову – ведь более десяти зарядов заговорщики изготовить никак не могли. Значит, остальные доставили извне, и доказать сие не составит труда, ежели хоть одна такая штука попадет куда надо. Следовательно, надобно максимально ублажать русских, отвлекая их от Андреевских дел. Отсюда все успехи разрядки и уступчивость Штатов во Вьетнаме и в Африке, столь удивившая современников. Да и непротивление администрации во время Уотергейтского дела имело те же корни. Здесь, правда, основным моментом была уже не дезинформация, а завуалированное поощрение демократов. Президент надеялся, что они, получив такой подарок к выборам, в случае победы не будут особо копаться в делах прежней администрации. Впоследствии так оно и вышло.
        Андреевские события, даже в отрывочном и неполном изложении, произвели боль-шое впечатление на польскую оппозицию. Будущие лидеры «Солидарности» поняли, что без массовой поддержки бороться с властью очень трудно, постепенно к тем же выводам пришли и мятежные интеллигенты из Кос-Кор и других групп. В этом направлении они и работали последующие годы. Успех, как известно, был полным, хоть и пришел не скоро. Впрочем, польские власти были все же либеральнее советских, и работать недругам режи-ма там было проще.
        Несколько по иному отреагировали на Андреевские эксцессы португальские заговор-щики. Они для себя решили, что тщательная подготовка и кропотливое планирование будущего выступления куда менее важно, чем удачный выбор самого момента восстания. Соответственно, они при подготовке переворота больше уделяли внимания состоянию общества, активности деловых кругов и церкви, настроениям правящего класса и офицерского корпуса. Конечно, успеху «движения капитанов» помогли и затяжной кризис в экономике, и огромные потери в длительной и беспереспективной войне, и  тяжелое положение страны в целом. И тем не менее… В общем, мятеж в Андреевске оказал сугубо положительное влияние на все партии, движения и группы, боровшиеся в те годы с тоталитарными режимами по всему миру. Колоссальные усилия наших заговорщиков не пропали даром!
        И в Эфиопии левые офицеры из Координационного комитета тщательно изучали опыт Андреевских повстанцев. Урок не пропал даром, и постепенное отсечение старой власти прошло там на удивление гладко. Потом, правда, начались всякие сложности, но кто может предсказать будущее на четверть века вперед? Очень подробно изучали наш опыт и в Испании, но немного с другой стороны. Жители полуострова больше всего боялись повторения гражданской войны, и неудача Андреевского восстания лишний раз убедила их в преимуществах мирного пути развития. Это во многом определило тихую и спокойную эволюцию испанского общества после смерти Каудильо.
        Совсем по иному воспринял уроки восстания президент Египта А. Садат. Легкость, с которой заговорщики прошли пол – России и едва не захватили Москву, по его мнению, свидетельствовала о шаткости и непрочности советского режима. В таких условиях надо было срочно мириться с Израилем, ибо советская помощь могла иссякнуть в любой момент. Да и разнообразить заодно внешние связи, дабы в случае смены власти в Москве не остаться в изоляции. Так, после сомнений и тягостных раздумий, начались переговоры, завершившиеся Кемп – Дэвидским соглашением в 1979 году.
        Для Мао Цзэдуна и его приближенных успехи вологодских подпольщиков также оказались неприятным сюрпризом. Они страшно испугались, справедливо полагая, что в Китае недовольных куда больше, чем в Советской России, а дурные примеры очень заразительны. Многие стали задумываться о реформах, другие, наоборот, считали, что лишь ужесточение режима способно продлить его дни. Так родилась знаменитая Банда Четырех, к счастью не сумевшая претворить в жизнь свои теоретические воззрения. В общем, для Поднебесной последствия Андреевского мятежа были, по Гамбургскому счету, самыми благоприятными.
        Конечно, нельзя абсолютизировать значение вышеописанного восстания, выводя из него все события последующей эпохи, как иногда делают некоторые авторы. В частности, свержение правительства Народного единства в Чили и последующий переворот в Арген-тине не имели ничего общего с Андреевскими событиями, также как и программа Звезд-ных войн Р. Рейгана и Горбачевские реформы в СССР. Совершенно не были связаны с выступлением монархистов и приход к власти во Франции Ф. Миттерана, убийство А. Моро и У. Пальме, и победа красных кхмеров в Камбодже. Исламская революция в Иране, обострение ситуации в Ольстере и падение монархии в Афганистане также не имеют ни-какого отношения к вышеописанному восстанию. Этот список можно продолжить и далее.
         Осталось лишь кратко рассказать о дальнейшей судьбе восставшего города. Перед приходом карателей жители успели удалить с домов и заборов всю антисоветчину, вернули улицам идейные названия и даже музей переместили обратно в собор. Так что поводов к репрессиям у властей было немного. Мятежники, попавшие в их руки, частью пошли под суд, частью были рассеяны по лагерям и тюрьмам административным поряд-ком. Многих за отсутствием улик отправили в ссылку, дабы не привлекать внимания общественности. Открытому гласному суду ни один из пойманных «гадов» подвергнут не был, ибо большинство улик заговорщики успели уничтожить. Да и число пострадавших было невелико, так как подпольщики рассеялись по лесам и болотам, по конспиративным квартирам и тайным подземельям. Массированные поиски и облавы почти ничего не дали, да на них особо и не надеялись, ибо заговорщики уходили с хорошо сработанными пас-портами и добротно сделанными бумагами, а многие прихватили с собой и нажитое непо-сильным трудом за годы подполья. В частности, все вышеперечисленные картины великих мастеров канули в вечность вместе с их владельцами. Вряд ли они пропали втуне, так что любителей живописи и искусствоведов еще ждут приятные открытия в бли-жайшем будущем.
        Погибшие повстанцы были тайно захоронены в общих могилах, все погребения тща-тельно замаскированы. Больше всего власти боялись утечки информации, ну и заодно вымещали свою злобу на мертвых, коль не удалось покарать живых. До сих пор большин-ство захоронений не найдено, хотя активные поиски (тогда еще тайные) начались уже в середине 80-х годов. Пока не обнаружили и генерала Минасси, и его офицеров. Но каждое лето потомки Андреевских активистов прочесывают просторы Центральной России, наде-ясь когда – нибудь собрать и идентифицировать останки своих героев.
        Собор Святого Петра сровняли с землей, разрушили до основания и все подземелья под ним. Впрочем, наиболее ценное оборудование заговорщики успели вывезти, спрятали на других тайных объектах, которые почти не пострадали. Сохранилась и большая часть запасов, некоторые из них пополнялись и в дальнейшем. Уцелели и подготовленные, хорошо обученные воины, хотя и в меньшем числе. По некоторым данным, однако, кое-какие молодежные кадры готовились и позднее, включая и наше время. Так что левым партиям, стремящимся к власти, надо быть осторожным. Ведь если подпольщики терпят нынешнюю власть, то сие вовсе не гарантирует их лояльности к любому правительству, засевшему в Кремле. И на второй-то раз досадных ошибок не будет.