СБ. Глава 8. Фестиваль радуги. Или просто чупа

Глава 8. Фестиваль радуги. Или просто «чупа»



***

- Да хватит пи*деть, я серьезно! – и снова громкое, назойливое, гневное Мазурова. - Сюда иди! Пацан вон тему хорошую задвигает! Зацени!

Взор на оратора, на меня. Ухмыльнулся Мирон:

- Ну пошли… глянем, а то ж… за*бет, п*скуда. Хуже меня, когда за воротник зальет.



Встает Мирашев – поддаюсь и я. Шаги к столу...



- А ну быстро подвинулись! – гаркнул на парней, мужчин, что теснились рядом с Валиком (Ритку трогать не рискнул).

- Широкий стал? – загоготали те, но подчинились.

Кивнул Мира на меня:

- Присаживайся.

Заливаясь смущением, поддаюсь, следую указу. Залез, расселся подле меня и Мирон. Язвительный, насмешливый, хотя не без интереса, взгляд обрушил на Валентина:

- Ну че там? Удиви.

- Вот, -  в момент протянул тот ему салфетку, на которой синей пастой была начерчена какая-то схема, по десять раз перерисованная, исправленная; наведенные в сотый раз по-новому стрелочки: что кто куда… так сходу и не поймешь. Да и нет желания разбираться, вникать. Отворачиваюсь.

- Короче, тут такой замут… - слышу сквозь гул доносящийся голос Мазура...

Взором кружу по столу:

- Та-ак… А где там моя тарелка, можете передать?

- А чаво б и не? – съязвил один из гостей. – Лови! – дерзкий замах, отчего невольно взвизгнула я, но тотчас захохотала, давясь смущением из-за своей невольной наивности и нелепого страха.

- Та че я… дурак, что ли? – гогочет тот.

- Да я… так, - махнула рукой, уже окончательно краснея. – Спасибо…

Еще один прицел – и выбрала себе интересный вариант, салат, который еще не успела попробовать.

- Слушай, - внезапно кто-то вскрикнул рядом. Смелое движение, напором – и едва ли не сверху навалился на меня, опершись на плечо. Метнул на него недовольный взгляд Мирашев, но тут же отвернулся – не желая терять мысли относительно того, что ему все еще втесывал Валентин. Продолжил мой собеседник: - А попробуй вот этот бутер! Я сам готовил! Лично!

Скривилась я от удивления… и недоверия. Округлила очи:

- А он че, один? А где остальные? – забегала я взглядом (уж больно странная серо-зеленая жижа сверху намазана). – Сил не хватило долепить?

Ухмыльнулся:

- Да вон те хорошо приложились, и я не побрезговал. Ну так че? – молитвой мне в очи. Морально так и нависает, давит на меня.

- А почему именно я? – все еще не могу втолковать. Может, и предвзято отношусь, но чует моя «опа»: неспроста это всё, что-то неладное в этом есть. Хотя… а вдруг, реально человека накрыло? Похвастаться хочет. А откажусь – обижу сильно...

- Да эти… – выпалил, махнув рукой в сторону, поспешно отвечая, – обожрались уже – не лезет, а те, – кивнул головой в дальний угол стола, - кроме водяры… ниче другого не признают. Ну? – и снова тычет мне в рот.

- А че там? – все еще торможу, сражаюсь отчаянно, цепляюсь из последних сил, выискивая возможность отказаться. – Майонез?

- Да его там бадыль! Приправа в основном, разная; рыба… но она о**енная, без косточек! Филе! Ешь! Понравится, не пожалеешь!

Скривилась горестно:

- Чет запах какой-то странный…

- То кориандр!

Поморщилась невольно. Черт… знать бы еще на вкус этот его «кориандр», если такой же мерзкий, как эта вонь – то ну его сразу!

- Да ладно, - отчаянно отодвигаю его руку, но тот непреклонен – вот-вот свалиться мне уже все это на кофту. Морщусь от раздражения, злости. – Я так… уже тоже многое не съем, а тут батон.

- Черт! – гневно.  - Ну хочешь… слижи! Не ешь батон! Главное – начинка, верхний слой! Уваж! Я же старался! - щенячий взор, нытика причитание.

Шумный вздох - сдаюсь.

Но только хочу взять, как тотчас отдергивается этот упрямый, назойливый типок - не дает:

- Не, из моих рук! – игривое; счастливое.

Едва делаю укус – как едва ли не силой по самую глотку запихивает. Откусываю невольно, жую, периодически прокашливаясь.

Кривлюсь, не могу понять – чет… совсем не того…

Еще немного – и глотнуть. И снова морщусь.

- Во! Спасибо! Умница! Ну как?! – радушно, и аж глаза заблестели.

Лживо, криво улыбаюсь:

- Ну… так себе, - не охота и обидеть, но жуть жуткая… Не дай бог еще раз доведется.

И вновь злобный взор Мирашева на моего незваного «ухажера»:

- Ты че тут трешься?! – угрозой.

- Ниче, - неожиданно, даже как-то странно, резво переменилось лицо «шеф-повара», загадочная ухмылка. Попятился, отступил, а там – и вовсе затесался где-то в толпе, в темени...

Недовольный посыл, полный порицания взгляд получила и я от Миры. Отвернулся к Мазуру:

- Не, ну, б***ь! – резко, раздраженным криком вызверился на Валентина и ткнул пальцем на схему, что они до сих пор мусолили. – А если эта п**да развалиться, че я тогда делать буду? Ладно я, а ты?

- Ну… - задумчиво протянул Валик и скривился. Застыл в размышлениях.

Непонятная, пронзительная боль, резь раздалась в моем животе.

А затем – и вовсе… жуткая волна тошноты тотчас подступила к горлу.

Живо дернулась я, чуть со скамьи не скинув Миру и другого своего соседа, кое-как умудрилась перелезть на другую сторону и немедля кинулась вперед. Неподалеку от яблони и рухнула: вдвое согнулась, и… позорно захлебываясь слезами, в паре с очередной стремительной, безжалостной, неумолимой тягой, выплюнула всё, что когда-либо в жизни ела, пила, нюхала… Упала на колени и горько взвыла.

Шум. Музыка – в момент всё стало фоном. Слышала лишь собственное сердцебиение. Пульсация в висках. Казалось, я вот-вот сдохну – мозг лопнет от перенапряжения (если не удавлюсь иным, более креативным, способом).

Вдруг напор, движение – и силой обернул меня к себе. Подвожу отчаянный взгляд.

Взволнованно, удивленно вперился Мирон мне в очи. И даже язва-улыбка куда-то делась:

- Ты чего? – присел на корточки, вплотную.

Но не реагирую, не отвечаю. Вмиг оттолкнула его от себя, разворот  - и, воя уже от боли, снова фонтаном вытолкнула из себя жидкость (казалось, и желудок заодно).

- ЧЕ ЗА Х**НЯ, я спрашиваю?! – дико завопил Мирашев, поведя взором около. Стихла толпа. Перепуганные взгляды на меня и остальных: обернулись все подчистую… уставились, как на несуразного клоуна.

Пытаюсь вырваться вновь из хватки своего защитника – и отползти в сторону, скрыться от позора долой.

Но не дает – лишь пошатнулся (едва не упав). Удержался –  выпустил на миг, а затем снова за шкирку поймал, остановил. Взор на публику:

- С*ка! Уроды, я спрашиваю… последний раз! Что с ней?! – Резво уставился на меня, согнувшуюся в рыданиях и очередных, уже тщетных, попытках блевать пустотой. – У тебя аллергия на что-то? – орет мне на ухо.

Шумный выдох. Сгорая окончательно в стыде, отваживаюсь ответить. Взгляд в лицо, потерянным фокусом:

- Нет.

- Да «чупу» ей дали! – выкрикнул кто-то из толпы.

Окоченел Мирашев. Но мгновение  – и дернулся. Выровнялся на ногах:

- ВЫ ЧЕ… О**ЕЛИ? КТО? – бешеное, искря взглядом. Молчок, попрятали все глаза пристыжено, в ужасе. А я дышу, наконец-то дышу - заливаюсь моментом паузы. Расселась отчаянно на земле. Сдохнуть – если будет хоть еще один позыв – то лучше сразу сдохнуть.

- Воды ей дайте, пусть желудок промоет! – неожиданно, чье-то девичье. А затем и вовсе подоспела одна из барышень, протянула мне стакан.

- Нет, - испуганно отдернулась я, взмолившись. Но тотчас волна – и снова рычу… давясь ужасом, болью и слезами. Завалилась я на траву, упершись руками. Пустить очередную радугу…

- Надо, малыш, - неожиданно тихо, заботливо прошептал мне на ухо Мирон, обнимая, едва я стихла. Отобрал у девушки тару и протянул мне. Назойливое давление – и поддаюсь. – Все равно, - продолжил. – Пока все не выйдет – не остановишься.

- Конфету ей дайте, или вон… рафаэлка с чесноком где-то – пусть перебьет.

- Шутите? – злобный взор Миры на товарищей-зрителей. – И вообще, - внезапно, - че уставились? Музыку погромче – и х**рьте водяру дальше!

- Точно, водку! Спиртное ей дай – и продезинфицирует.

Смолчал. Взгляд на меня:

- Ты как? Всю выпила? – кивнул на стакан, что стоял за моей спиной, куда я его отставила.

Киваю одобрительно.

- Много съела? – добрый, полный переживания взор мне в глаза.

- Не очень, - закачала несмело головой. – Чуть меньше половины… - и снова позыв… и снова мой визг, моля добить… но не дать так и дальше мучиться.

Обнял крепче - придерживает. Волосы, свалившиеся вниз, тотчас собрал, заправил за ворот толстовки.



…Мгновения – и опять победный вдох-выдох. Сдалась. Прижалась к нему - обвисла на груди, уткнувшись носом в шею. И пусть мерзко, позорно – но уже нет сил ни на какое приличие.

- Кто это сделал? – тихо.

Молчу. Догадываюсь, что тому придурку будет. А потому… молчу.

- Ну? – ноты раздражения.

- Неважно, - шумный, глубокий вздох. - Я думаю, он уже… за сто километров отсюда, - невольно рассмеялась, но тотчас очередной приступ рези в животе осек меня.

И снова разворот, отталкивая защитника…



***

Немало еще пришлось воды выпить, и даже где-то отыскали активированный уголь, так что… шанс спасти «жертву доверия» – непременно был.



Опуститься на скамью. Прижаться спиной к столу. Сделать очередной глубокий, полный облегчения, вдох-выдох. Повела я глазами около – так и хочется взглянуть в рожу тому уроду, который со всем этим мне подсобил.

Присел рядом и Мирон. Достал из кармана сигареты, зажигалку. Прикурил. Длинная, задумчивая, тяжелая пауза, затяжка, глядя мне в лицо.

- Будешь? – неожиданно протянул пачку.

Тотчас закачала я отрицательно головой:

- Нет, спасибо. Не курю.

Ухмыльнулся довольно. Не прокомментировал. Взглядом бесцельно уткнулся вдаль, забродив по кронам деревьев:

- А я вот… - набрался «храбрости», - всё бросить никак не могу: то возможности нет (одна нервотрепка), то потом… желания заморачиваться всем этим. Так что… как-то так, уже второй десяток лет. Да и поздно уже… наверно.

- Никогда не поздно, - тихо смеюсь. Смолчал. Лишь только взор метнул на меня, да на губах растянулась добрая улыбка. – А я вот, - решаюсь продолжить, - потому и не начинала… чтоб потом не мечтать, не ломать голову, как закончить…

- Да ладно? – загоготал.

- Ага, - киваю головой. – Сама в шоке. Во многом подражала Федьке – а тут… сдержалась. А там и он, слава богу, в спорт подался – а потому одумался. Так только… иногда, когда выпьет – может, ну и после… - учтиво не договорила.

- Жвачку? – сообразил, неожиданно вспомнил. Тотчас нырнул в карман – и протянул мне упаковку.

Благодарно улыбнулась:

- А вот от этого не откажусь.

- На, бери все.

- Куда мне? – тихо хохочу.

- Ну, выброси, - съязвил.

Забросил внезапно мне руку на плечо и притянул к себе. Поддаюсь - плюхнулась на грудь. Странное, необычное, трепещущее ощущение укололо меня. И не сказать, что противное, жуткое – никак нет. Наоборот… - тем и пугает. Всё как-то сразу стало ни по чем. Что было доселе – словно рукой сняло: совсем другие мысли, чувства разразились внутри.

Его запах, тепло… лишь поначалу ужалили, и то… шипами моего детского страха, неизвестности, неловкости, неожиданности. А далее – словно море, чувства захлестнули, отчего невольно, уступая какой-то непонятной слабости, зависимости, упоению… от невероятного, безудержного, порабощающего удовольствия, зажмурилась я бесстыдно. Сжалось мое сердце, вторя и остальным мышцам во всем теле. Хотелось провалиться в этот омут, уйти на самое дно – и никогда уже из него не выныривать обратно.

- Так че это было? – несмело. Отчаянная моя попытка прогнать дурные мысли из головы. Уставилась ему в лицо, взор из-подо лба.

- А? – дернулся. Глаза в глаза. До неприличия близко. И еще хуже стало – волнение дрожью пошло по всему телу, заживо испепеляя меня под его давлением, обаянием. Но выдерживаю напряжение, нещадный взглядов бой.

- Говорю… - хрипло, отчего поморщилась невольно, – вы как-то его, ее назвали. Что это… за гадость? – прокашлялась.

- А, - ухмыльнулся. Отвел очи в сторону, взор бесцельно поплыл около. – «Чупа», «чупакабра», - тихий, смущенный смех. - Та еще ядерная штука: всякой х*рни намешают. И пока весь желудок не выплюнешь – не остановишься.

- Так, а че именно… «чупакабра»? – не унываю, хватаясь за этот интерес, удивление, как за спасательный круг.

Рассмеялся еще громче (пристыжено):

- Ну, - махнул рукой в сторону (где недавно были). Затяжка – и снова ядовитая улыбка. – Сама же ощутила: все соки вытягивает, что кажется уже, и сдохнешь сейчас.

Тотчас залилась звонким смехом, наитием давясь:

- Что, и тебе как-то досталось?

- Ну так, - гыгыкнул. – Раза три. Первый – пьяный был и не понял даже… че случилось. Думал, палёнка. Потом объяснили. Ушел на тот раз от меня камикадзе. Но, да ладно, как говорится, плохой опыт – тоже опыт. Второй раз – втихую было, заранее, причем многие тогда пострадали… В общем, сложно было виноватого найти. Но, а на третий раз – тут уж… я оторвался. Досыта накормил ублюдка, что тот в больничку попал. Капельницы ставили, от обезвоживания спасая. Вот те и «чупа»…

- Дак а че там… в ней? – заерзалась я невольно, прозревая еще больше.

Гыгыкнул сдержано:

- А х** его знает, - потушил бычок о соседнюю балку, разворот – и бросил окурок в пепельницу. Обнял уже обеими руками меня, сжал крепче, притиснул к себе.  Глаза в глаза (невольно чувствую, как жар от смущения бесстыдно залил мои щеки; еще бешеней заколотилось сердце; сжались мышцы внизу живота, разжигая откровенное полымя – неприкрыто дрожу от волнения под Мирашева напором). Улыбнулся: - Я как-то таким не заморачивался. У меня… другие приемы.

- Я заметила, - рассмеялась нервически; спрятала взор, давясь позором… из-за своей слабохарактерности.

- Ну прости… - неожиданно искренне (без натяжки, без пелены неловкости, притворства); на ухо. Вплотную, обжигая своим, будоражащим до мурашек, дыханием кожу – казалось, я сейчас и взвою от этого беспринципного наваждения, палящего зноя, странного дурмана. – Дурак, - огорошивая меня, продолжил. - Придурок. Идиот… нашло на меня. Нельзя со мной спорить, пререкаться. Это как… красной тряпкой помаячить.

- Но ты ж не бык, - язвлю, давясь нездоровым смехом, словно глотком воздуха.

- Я хуже, - тихое, едва уже не целуя.

- Та-ак, - послышался где-то сбоку знакомый голос. – Мисс Радугу сегодня выбрали. Остался Мистер, - и снова гогот одиночный.

Вздрогнул, отдернулся от меня тотчас Мирон. Взор пристальный около. Окаменел, словно перед броском. Больное, шальным ревом:

- ОН?! – полный бешенства взгляд мне в лицо. Отвечаю участием. Позорно, трусливо молчу: ни подтвердить, ни соврать не решаюсь.

И не надо…

Мигом отстранил меня от себя – поддалась, выровнялась на месте.

Тик –  и сиганул хищником к врагу…



Только и успел несчастный, бывший мой истязатель, сделать пару шагов в сторону – как тотчас поймал его уже деспот. Не церемонясь и не сдерживая себя ни в чем, заломил, скрутил ублюдка, на ходу, ловко заодно отобрав порцию для «Мистера».

- Радугу, с*ка, еще одну хочешь?! Мистера?! Вот и жри, тварь убогая! – зарычал исступленно Мирашев, силой вталкивая ему в рот «чупу». Еще пару ударов для усвоения эффекта – и отступил, выпустил гада из своей хватки, пнув, отшвырнув от себя на землю – пошел едва не кубарем тот идиот.

Выровнялся Мира во весь рост. Бесцельный взор около, утопая в мыслях, в наслаждении. Облизался в шальном, самодовольном оскале, отчего я невольно поежилась, будто кто морозной плетью страха и неприемлемости меня стеганул. Мгновение – и наконец-то схлестнулись наши взгляды. Больная ухмылка Мирона… странным эхом разразилась, отозвалась во мне: безумное, жуткое чувство – волной захлестывая, заставляя задрожать от непривычной, шизофренической услады одновременно с отрицанием… И вновь поежилась я, не зная, как правильно на все это реагировать.

Когда Рогожин за меня вступался – было бесспорно приятно, гордость и радость одолевали… Но не так. Не то. Не знаю… А это – это нечто иное. Его, Миры безумие… оно развратно, пошло, порочно… заразительно. И вместе с его наслаждением, упованием превосходством, вседозволенностью и… жестокостью – странные ощущения (защищенности, беспечности) луной раздаются и во мне. Впервые… и только рядом с этим демоном – не надо пытаться… быть на порядок, на голову выше… чтоб хоть как-то сойти за ровню, дабы быть достойной… всего этого. Нет. Ничего. Априори  - я уже всего этого достойна. И если что – то врага точно будет ждать… хоть в каком-то виде, но «смерть».

- Ты мне, с*ка, зуб выбил! – обиженное, гневным рыком, где-то в темноте...

- Сча еще добавлю, урод е**чий! – тотчас обернулся к нему Мирашев и метнул иступленный взгляд.

Но движение «жертвы»  – и где сидел… там и открыл очередной всплеск «фестиваля»…

- Фу, б***ь, - гаркнул кто-то.

Поморщились и остальные.

- Свали отсюда! – бешеное чье-то, девичье.

Подчиняется.

Обернулся ко мне Мирон. Шаги ближе, поддаюсь на участие, на автомате встав, потянувшись в ответ благодарностью. Но миг – и позорно замираю – заметив между нами Федьку. Взор того то на товарищей, то на меня (видимо, наконец-то отыскав – а потому резво движение ко мне ближе, вплотную):

- А че у вас тут? Че не поделили? – кивнул в сторону «Мистера».

Стою, нервно, идиотически моргаю – и страшно даже признать всё то, что только разразилось вокруг, да и в этот миг внутри меня.

- Чупу, б***ь, - гневное Миры, перебивая ход моих истеричных мыслей. Шумный вздох, скривился. Прощальный, расстроенный взор на меня – отвечаю тем же, обижено поджимая губы.  Разворот - и пошагал прочь мой защитник, затесался в толпе. Упал за стол. Кивнул товарищу – живо организовались стопки, плеснули прозрачную.

- Ты как? Чет ты… не очень выглядишь, - заботливо прошептал мне Рожа. Обнял – поддаюсь, прижалась к брату.

- Да устала, - не вру. Носом уткнулась в шею, обняла в ответ.

- Че-то ты быстро, - неожиданно кто-то сзади. Обернулись – Валентин. Стукнул тот по плечу Федьку дружески, отчего мы оба даже невольно пошатнулись. Взор на наглеца – отвечает тем же: то на меня, то снова на Рогожина. Весело продолжил Мазуров: - Мы тебя до утра уже не ждали. Вон, - махнул рукой, - каких элитных тружениц тебе отфильтровали.

- Да ну их, - заржал смущенный Федор. – Хуже вашей «чупы» - думал сдохну.

Загоготал вокруг народ. Улыбнулась и я – но без особой радости, задора: в голове вовсе иные мысли. Украдкой взгляд на Мирашева – сидит опечаленный, грызет свой резиновый, местами подгорелый, шашлык и неохотно отвечает на какие-то вопросы собеседника…

Шумный вздох. Да уж… Федька. Вовремя ты. Не то слово… вовремя.