Кошкин день

      Проспект Бен Гурион летом ведёт только к морю. Он ведёт в один конец. К берегу, где жара охлаждает натруженные ноги свои, натёртые сандалиями, в солёной воде никогда не спокойного Средиземного моря. Но перед тем, как это происходит жара обнимает идущих с ней, сидящих с ней, бегущих с ней. Объятий хватает на всех. Она классная – тель-авивская жара. Она опасная. Она коварная. Мимолётный взгляд сводит с ума. И горячий дымящийся эспрессо двух-глотковой кружки - единственный соперник её. На пересечении Бен Йегуда и Бен Гурион стоит маленькая будка и в ней варят отличный кофе. И по пути к морю люди делают свои два глотка. Они, наконец оглянувшись, замечают тех, кто разделил этот день с ними. Незнакомых знакомцев своих. Они понимают, что этот день один из единственных дней, что это то общее, в поту, в запахе ярких цветов и оливковой зелени листьев, которое не отнять простым смертным, лишь потому, что это заложено в имени их, одном на всех: простые смертные.
       За столиком сидели шесть рассерженных мужчин. Они не заказывали кофе. Забыли о близости моря. Они были сердиты. Они спорили. До хрипоты. Знакомые не один год и построившие вместе не один проект, сейчас они, почти позабыв про приличия, нарушали течение это дня криками и вот-вот готовясь перейти к оскорблениям. Время, всегда упругое и неумолимо быстрое, не пожалело их лиц, изрезав морщинами, как пустыня режет вены своих неприметных речек острыми камнедапами, ревнуя к воде. И, краснея от бесстыдных касаний жары, сидевшие распалялись всё больше. И слова: деньги, сроки, утерянная прибыль, убытки, большие убытки, страшные убытки, «кто виноват?», «ты виноват, нет, ты виноват», «все виноваты» и были собственно предметом их спора. Не последний, сказать Вам, грош делили они, но дело принципа и святое еврейское «не быть фраером», не давало ни малейшего шанса добиться совместного решения. В ход шли страницы контрактов, печати, и уже таки имена известных адвокатов, тени которых сменяли собственные тени споривших и становившиеся все более осязаемыми. Сгущалась грозовая темнота, хотя Солнце было в зените. И, казалось, этот проект будет их последним совместным делом. Люди, перестающие слышать кого-либо, переносят маленькую смерть себя прежних и входят в новые миры уже иными. Не теми с кем ты, когда-то, начал путь. Они пришельцы. Они – гнев. Так бывает. Так есть. Шекель, упав, зазвенел на брусчатке. Дин-дон.
       В разгар перепалки появилась кошка. Она была известна всему бульвару. Худая, дерзкая, египетская, но с окрасом шерсти под стать европейским кото-красавицам. Несмотря на дворовое происхождение, шерсть её блестела и она обладала невероятными глазами: все цвета моря во все времена одновременно. Приблизившись, она легко и быстро запрыгнула на стол и, не давая опомниться, улеглась на листы. И, вытянувшись так, что заняла все пространство, выпустила когти, несоразмерно большие для такого щуплого создания. Попытка взять бумаги была встречена яростным шипением и выпадами, пока по воздуху, ловких и быстрых лап. Спор без жестов – это не еврейский спор. А жестикулировать было нечем. Бумаги то охраняла свирепая пантера местного разлива. Хотя откуда такое пренебрежение? Несколькими днями раньше она показала свой характер, сразившись с двумя пришедшими котами, значительно превосходившими по размерам. Тогда она бросилась в бой сразу, без предварительного предупреждения. Каждый удар приходился в цель. Она вертелась, отбивалась, нападала и, не издавая ни единого звука, лавировала между бесконечными ногами, бесконечных туристов и билась за право жить около миски с водой, регулярно наполняемой владельцем кофейни, мальчиком с внешностью Эйнштейна, почему- то перекрасившего волосы в кардинальный черный. Поймешь их, гениев. Она конечно победила. И вот лежала на столе. А спор сошёл на нет. И впервые за последние пару часов мужчины подняли глаза. И  внезапно осознали, что непреодолимо хотят пить. И кто-то уже пошел к будке. Кто-то вытер пот. Кто-то даже попытался пошутить. А кошка дала себя погладить.
    - Ицик, тебя и в твои семьдесят один, слышали, призвали в резерв. Или ты таким образом сбежал от жены на неделю?
    - Сбежишь от неё. Я вот полковник, а она уже полвека, как генерал. Нет, все проще. Им нужен мой опыт танкиста. Вдруг снова на Дамаск. Четыре  часа нам в прошлый раз бы хватило. Наверное, сегодня и за три дойдем.
      Посмеялись. "Снова на Дамаск". Они все были разного возраста, но у всех было одно, объединяющее их навсегда – принадлежность к ветеранам. Пусть разных по времени войн. Но всегда именно за этот клочок суши. Вот минут десять назад они готовы были уничтожать, сметать, как сметает танковая армада всех вставших на пути, а сейчас, похлопывая друг друга по плечу, становились моложе, именно настолько, насколько были молоды тогда. Ну тогда. Когда становятся мужчинами за день. Или за час.
       А кошка лежала и, щурясь, кажется понимала каждое слово меняющихся на глазах людей. И, кстати, люди снова обретали свои тени. А тени магистров Фемиды возвращались в свои дорогие и прохладные офисы. Они же тоже были из этой когорты. Просто каждому достался свой участок боя. Кошке принесли сендвич с рыбой и, развернув, предложили, со всем уважением. Но кошка, элегантно, даже манерно, спрыгнув вниз, проигнорировала бесплатный дар сей. Она никогда, слышите, смешные Вы все, никогда не изменила ни своей тени, ни своему праву найти пропитание охотой. Ведь она уже не нужна? Всё образуется впредь? Тогда пока. И, вильнув хвостом, исчезла. Тысячи самых наисрочнейших дел были отложены же.
       За столом сидели шесть уставших мужчин. Они нашли путь решения. Они курили и смотрели, как день, бесконечный день, уходил по Бен Гурион к морю, вслед за жарой, чтобы там, дожив до темноты, исчезнуть, как исчезла эта кошка.

Тель Авив. 31.05.17